Плохая мама и хорошая бабушка

Гора посуды на кухонном столе — у мамы. Гора игрушек на маленьком складном столике — у Алеши. Оба заняты делом: мама, напевая, моет посуду, а Алеша погружен в обычный утренний "осмотр своих владений". Каждую игрушку он осматривает, пробует ее "на стук", "на зуб", "на вкус", затем, не глядя уже на нее, бросает на пол, а иногда следит, наклонившись через перильца, как она ударится и стукнет об пол. Этого занятия ему иногда хватает на полчаса. Когда игрушки иссякают на столе, мама на ходу подсовывает Алеше то кружку, то крышку от кастрюли, то большую ложку.

Когда все испробованное и надоевшее валяется вокруг, Алеше становится "скучно". Он тянет ручки к маме и сначала тихонько, а потом все громче начинает похныкивать. А маме некогда.

— Подожди, Алешенька, еще немного осталось. Давай-ка с тобой поговорим лучше... — успокаивает она его.

А Алеша, вместо того чтобы успокоиться, может заплакать, но не надолго — на полминутки, на минуту. Мама это знает и, не беря его на руки, продолжает "разговор" с ним. Алеша, успокоившись, начинает ей "отвечать":

— Тя-тя-тя... дя-дя.

— Дядя, Ка-тя, Алешенька, — в тон ему говорит мама.

— Ки-ки-ки, — тоненько пищит Алеша.

— Ки-са, — тоже тоненько тянет мама, а сама радостно смеется. Улыбается и Алеша, глядя на маму, и вдруг начинает уморительно хохотать. Оба довольны.

Переделав все дела на кухне, мама переносит Алешу в комнату и кладет в кроватку. Он тут же поднимается и, ухватившись за перильца, пускается в "путешествие" по кроватке. Надолго останавливается у полотенца: берет его и сваливает к ногам; кряхтя, наклоняется, при этом стукается лбом о перильца кроватки, всхлипывает, но полотенце все-таки поднимает и... снова роняет. Наклоняясь в третий, четвертый раз, он уже жмурится и с опаской поглядывает на близкие перильца, но лбом не задевает их.

А мама тем временем убирает в комнате, протирает полы, ладит бельишко и даже иногда записывает в дневнике про Алешкины успехи.

И только немного освободившись, она берет Алешу на руки. Тут начинается "борьба" на диване и "цирковые номера". Алешка, голенький, радостно хохочет, охотно и долго прыгает на диване, держась за мамины пальцы. А мама еще напевает в такт прыжкам:

Вот как мы попрыгаем,
Ножками подрыгаем,
Ручками помашем,
Попоем и спляшем,

— или:

У Алешки все в порядке
От макушки и до пятки.
Надо с этакой фигурой
Заниматься физкультурой,

— вообще какой-то набор слов на разные мотивы. Это у мамы отдых на 15-20 минут, а у Алеши "спортивные занятия".

Потом Алеша получает бутылочку с кефиром или кашей и, опорожнив ее до дна, засыпает. А проснется — снова возится с игрушками в кроватке.

Со всем этим бабушки еще мирятся, хотя и ворчат, что "мы мало уделяем ребенку внимания". Но если они слышат Алешкин плач, то тут уж, мама, берегись!

— Ты разве не видишь, что ребенок надрывается? Уже час целый, наверно, кричит! — обрушиваются обе бабушки на маму, хотя в действительности может и двух минут не пройти.

— Зачем же доводить ребенка до крика? Ребенок должен меньше плакать. От плача у него нервная система расшатывается, — научно обосновывает бабушка Дина свои советы.

А бабушка Саша просто хватает Алешу на руки и уносит к себе. Первым делом она "успокаивает" его, причитая:

— Бедный ты мой! Дорогой ты мой! И никто тебя на ручки не берет. Все забыли Алешеньку, — и она бережно носит его по комнате, покачивая и приговаривая. Алеша тут же умолкает, и она начинает угощать его. У нее всегда припасено что-нибудь вкусненькое для Алеши, и ей кажется, что он вечно голоден. Только покормив его и напоив, она чувствует себя спокойнее.

Вот бабушка начинает играть с ним: посадит Алешу на одну ладонь и, придерживая грудку второй, "пляшет" с ним, высоко поднимает его в такт припеву. Алеша блаженно обмякает в ее полных руках, головенка у него раскачивается — он доволен. Но стоит только Алеше дать первый знак неудовольствия или пресыщения этой игрой, бабушка мгновенно прекращает ее. Тогда она укладывает его на большую мягкую кровать и играет с ним в "козу". Сделав пальцами два "рога", она "бодает" его в животик, в грудку, под мышки, и Алеша хохочет, приводя этим бабушку в восторг.

Пока Алеша у бабушки Саши, он в сытом безмятежном бездействии. Если лежит, то на самом мягком, что может найти бабушка. Если сидит, то так, чтобы его "слабая" спинка не напрягалась. А чтобы ему не было скучно, бабушка Саша его непрерывно развлекает. А надоест ей все это, она укачивает Алешу и сонного, сытого приносит маме. Это означает: "Вот как надо с ребенком обращаться!"

И если после этого Алеша не хочет оставаться один в кроватке или на стуле, часто начинает проситься на руки и хнычет, то в этом бабушки обвиняют нас. Сначала мы еще пытались "оправдываться" и что-то доказывать.

— Ведь Алеша привыкает к рукам. На ваших руках он бездействует, а когда играет сам, ему приходится работать собственной головенкой и руками. А это ему и полезней и интересней.

Мы решили настойчиво отстаивать свою "линию" в воспитания, приучать малыша, не докучая взрослым, самому находить для себя интересные занятия.

И стало легко. Алеша уже мог часами ползать по полу террасы (благо — лето!). Остановится около коляски и примется "исследовать" колесо. И одной ручонкой, и другой пытается стащить его, а колесо не поддается. Малыш начинает сердиться, хныкать, хватать и дергать колесо резче, но все бесполезно. Сколько движений, сколько трудностей, какая энергичная деятельность! Мы невольно сравниваем ее с блаженным лежанием у бабушки на руках или с бесконечными забавами, когда бабушки заняты внуком, а внук — бабушками. Все дела при этом останавливаются — бабушки заняты "воспитанием". Когда же время на "воспитание" иссякнет — надо же и другие дела делать! — бабушка Дина говорит маме:

— Да забери же ты Алешку, у меня ни секундочки свободной, а он лезет, спасу нет!

И мама "забирает" Алешку к себе. Ей-то ребенок никогда не мешает. Она успевает делать с ним все домашние дела, и даже общественные, не отводя никакого специального времени на воспитание и постоянно ощущая светлую и ясную радость оттого, что ее сынишка с нею рядом.

Бабушка Дина говорит иногда:

— Хоть я и люблю детей, все равно самый тяжелый труд для меня — нянчить маленьких. Своих еще ничего, а вот чужих и вовсе не могу: вечное беспокойство, вечная ответственность, да и физически трудно — поди-ка целый день с одним побудь, умаешься хуже любой работы.

А мама слушает и удивляется:

— Зачем же все твои разумные, проверенные, испытанные, разнообразные способы воспитания, если они делают жизнь с детьми такой тяжкой обузой! Нет, пусть для меня она будет радостью!

И папа с ней согласен.

БЕЗ ХОДУНКОВ

Алеше восемь месяцев. Недели три тому назад он первый раз самостоятельно встал, держась за перильца, а сейчас уже "путешествует" довольно свободно по всей кроватке.

Папа дает ему два больших пальца, ставит повисшего на них Алешу на пол и пробует идти с ним по комнате. Первые шаги получаются неудачными. Одна нога часто наступает на вторую, и тогда следующего шага сделать нельзя. Алеша повисает на папиных пальцах, поджимает ножки и ставит их снова на пол, но уже рядом, а не одну на другую. Такие "прогулки" ему нравятся, и как только папа подходит к Алеше, тот поднимает вверх обе ручонки: возьми, мол, меня!

В комнате стоит низенькая раскладушка. Папа превратил ее в настоящий "тренировочный снаряд" для ходьбы. Приведет Алешу папа к середине кровати, даст за нее схватиться, а сам уйдет к краю и растопырит все десять пальцев: хватайся, Алеша, за любой!

Малышу очень хочется ходить, и он тянет ручонку к папиным пальцам, но они далеко, и он хватает только воздух. Тогда он берется снова двумя руками за раскладушку и делает шажок к папе. Но и отсюда он не может достать папины пальцы, как ни тянет к ним ручонки. Алеше становится грустно, он жалобно похныкивает и вот-вот расплачется.

Мама видит Алешины "страдания" и очень сочувствует ему.

— А может, тебе немножко ближе стать? — говорит она. Но папа чувствует, что у Алеши "есть еще порох", и не уступает. И Алеша снова делает шаг, пробует схватить пальцы — снова неудача, снова хватается за кровать и снова крошечный шажок к этим, таким желанным папиным пальцам.

Зато какая радость у Алеши на личике, как смеются папа и мама, когда наконец Алеша крепко хватается сначала одной, а потом другой ручонкой за папины пальцы и отправляется в награду в длительное путешествие по всей комнате.

Очень трудны первые шаги и первые уроки. Трудно Алеше, папе, маме, но каждый раз Алеша все быстрее добирается до пальцев и через два дня уже не собирается хныкать, а бодро, разговаривая сам с собой — "тя-тя-тя", пробирается вдоль раскладушки и так увлекается, что отпускает одну ручонку и тогда начинает терять равновесие. Чтобы не упасть, он отставляет ногу назад, как штангист, и, зажмурившись (ведь возможно, что придется шлепнуться на пол), отчаянно хватается второй рукой за кровать. Но... равновесие восстановлено, сердца папы и мамы поднимаются на свои места, а Алеша продолжает победно и невозмутимо двигаться дальше.

А еще дня через три Алеша уже обходит — и довольно быстро! — раскладушку кругом. Она становится в буквальном смысле слова "пройденным этапом".

Зато по комнатам Алеша по-прежнему очень любит путешествовать, крепко держась за папины пальцы. И вдруг однажды — что такое? — один из пальцев перестает служить Алеше опорой! Куда его Алеша не потянет, туда палец и движется. Как же быть? И Алеша через несколько минут бросает его, целиком держась за прочный и надежный, как раскладушка, второй палец. Так мы переходим к хождению по комнате с одной "опорой", а потом, недельки через две-три, когда папа почувствует, что силенок у Алеши уже достаточно, то и эта единственная "прочная опора" начинает становиться все менее прочной. Алеше приходится все больше и больше полагаться на свои силенки, и они быстро растут у него. К девяти месяцам папин или мамин палец — уже почти условная опора — так, на всякий случай, и на десятом месяце Алеша уже идет сам.

На первых порах получается еще плохо: неуверенно, тяжеловато. Падает Алеша довольно часто; после этого иногда рев. Бабушки советуют:

— Купите "вожжи" или, еще лучше, — "ходунки", ведь какая прелесть! Вы видели? Рама такая с колесами, ребенка поддерживают лямки, он на них даже повиснуть может — и ничего, никакого риска. Пустил в "ходунках", он себе и бродит — не наткнется ни на что, не упадет. Какой-то умный человек придумал...

— Умный? Я бы этого "умного" самого в "ходунки" на день посадил. Ни нагнуться, ни присесть, ни взять в руки ничего нельзя. Равновесие держать не нужно, осторожности соблюдать не надо. Не "ходунки", а лучший способ затормозить развитие ребенка, — возмущается папа. — Ребенок не будет уметь падать и, главное, не научится быть осторожным! И тогда любое падение будет для него страшный! Как вы не можете понять этого? Нет уж! Избавьте Алешу от этой "прелести"! Пусть учится падать, и это надо уметь делать в жизни.

И Алеша действительно в несколько дней научился ловко "приземляться". Если он теряет равновесие и начинает падать назад, то сразу складывается вдвое и плюхается мягким местом, если вперед — сгибает коленки и выставляет вперед ручонки. В первые дни, конечно, получалось не всегда удачно, доставалось иногда и голове. Но скоро он стал это так легко делать, что на падения и внимание перестал обращать.

А через 8-10 дней, когда Алеша сам начал вставать на ножки уже без всякой опоры и без чьей-либо помощи, совсем стало хорошо. Только слышно по комнатам, как босые ножонки: топ, топ, топ! А потом шлеп, стук! Это значит Алеша "приземлился", но неудачно, и стукнулся головой. Чаще всего после этого тишина — Алеша поднимается, а через несколько секунд опять частые и бодрые звуки: топ, топ, топ!

Гораздо реже рев — это значит, что удар оказался чувствительным. Но через несколько секунд рев прекращается, и снова слышится деловито-поспешное: топ, топ, топ, топ.

Только один раз Алеша при падении ударился очень сильно, но виноваты в этом были бабушка и папа. Папа как-то привел его домой от бабушек, где он пробыл полдня, и пустил шагать, как обычно, одного по комнате. Не успел Алеша пройти несколько шагов, как покачнулся назад и стал падать, но так странно и необычно, что у папы сердце похолодело. Вместо того, чтобы сесть, он падал на спинку плашмя и даже изогнулся назад! Папа бросился к нему, но не успел: Алеша ударился затылком о пол так сильно, что несколько секунд беззвучно открывал ротик, а потом залился отчаянным плачем. Папа держал его уже на руках и ничего не мог понять. В чем дело? Почему он так странно падал? Куда девалось Алешино умение "приземляться"?

Разгадка пришла вечером, когда бабушка Саша пришла к нам в комнату. Алеша сидел у нее на коленях, а когда сполз на пол и хотел сам идти, она пошла за ним, заботливо поддерживая одной рукой его затылочек. Если бы он вдруг качнулся назад, то затылок встретил бы бабушкину руку.

Все сразу стало ясно: полдня бабушка ходила следом за Алешей, поддерживала его затылочек, и он "забыл", как надо падать назад.

"А КИРПИЧ ВКУСНЫЙ?"

Первая весна в жизни человека — немалое событие, особенно если этот человек впервые пробует босыми ножками землю. Дома — гладкий пол, бегать по нему — сплошное удовольствие, а тут что-то колет пяточки — не очень-то разбежишься! И на каждом шагу — новое, и все надо рассмотреть, пощупать и, конечно, попробовать на вкус: а вдруг вкусно? Новой травки еще нет — ведь только середина апреля, нет еще и листочков на деревьях. Зато все камешки на дорожке, промытые весенним дождиком, хорошо видны. И Алеша сосредоточенно разглядывает черные блестящие угольки, серые голышки, красные осколки кирпичей. Один ярко-оранжевый кусочек ему особенно понравился, он его взял, подержал, рассмотрел, постучал им по земле и... отправил в рот. Папа стоит рядом и смотрит на это спокойно. Ведь надо же малышу узнавать свойства вещей! Даже про взрослых говорят "Глазам своим не верит, пощупать должен", — а Алеше обязательно еще нужно и на зуб, на вкус попробовать — других-то способов исследования у него нет.

— Алешенька, невкусно, — предупреждает все же папа сынишку и ждет. Алеше действительно скоро становится "невкусно", и он, кривясь, выплевывает кирпич на землю. Во рту остался противный песок. Алеша недовольно морщится и наконец со слезами бросается к папе.

Всю эту сцену видит из окна бабушка Саша и, возмущенная, выскакивает на крыльцо.

— Кирпичом накормил! Стоит и смотрит, как ребенок в рот кирпич засовывает! Нет бы отобрать, а он еще подзуживает!

Пока бабушка высказывает свое возмущение, папа успевает очистить Алеше рот от песка и вытереть ему нос. А затем пытается объяснить бабушке свое поведение.

— Ну а если бы нас тут не было, он бы все равно попробовал. Если я сейчас не позволю, он без меня кирпич в рот засунет.

— На то и глаза, чтоб за ребенком смотреть!

— Нет уж, — решительно возражает папа, — пусть сам знает, что можно и чего нельзя. Это надежнее и папиного и бабушкиного глаза. Вы думаете, он теперь будет брать в рот кирпич? Насильно не заставите. Попробуйте!

Папа протягивает Алеше кусочек кирпича, но тот, морщась, отворачивается: кирпич-то, оказывается, невкусный!

"Попробовав" так на зуб мыло, свечку, песок и другие "невкусные" вещи, Алеша стал настолько осторожным, что даже съедобные вещи, новые для него, он отказывался сразу брать в рот.

Что ж! Осторожность, добытая собственноручно и собственнозубно, ему не повредит! А папе с мамой можно не волноваться за Алешу. ГОРЯЧИЙ ЧАЙНИК В РОЛИ УЧИТЕЛЯ

Пока сидишь в очереди к врачу детской консультации, чего только не наслушаешься!

— У вас уж малыш-то ходит, — завистливо вздыхает молоденькая мамаша, завертывая в пеленки двухмесячную дочку, — а моя-то когда еще пойдет — и не дождусь, наверно. Нянчись вот с ней, а то бы сама бегала — все забот меньше.

— Не завидуй, милая, — замечает старушка в платочке, — ребенок не ходит, еще благодать, а как пойдет — смотри в оба: все будет хватать и к себе в рот тащить. Только и жди какой-нибудь беды. Там и иголки, и булавки — да мало ли чего! Разве за ним усмотришь?

— Верно, верно, — соглашается мать двухлетнего карапуза, которой позавидовала было молодая женщина, — и не говорите: прямо сладу никакого нет. Уж я все прячу от него: и нитки, и иголки, и ножницы — ну все, все, а вчера смотрю — откуда только он взял! — тащит в рот английскую булавку.

— Батюшки! Ну-ну! И что же?

— Ну, отняла, конечно, а он в рев, тянется к ней, да и только! Спрятала подальше. Что же еще сделаешь?

Папа с Алешей тоже ожидают очереди к врачу и слышат этот разговор.

— А как же он узнает, что булавка острая, что она делает больно? — не выдерживает папа.

— Что ж, ему булавку в рот пихать, что ли? — недоумевает женщина.

— Да нет, конечно, но он же должен знать, что булавка колется?

— Ну и что?

— Надо, чтоб он хоть раз укололся, надо так сделать.

На это женщины отвечают все разом:

— Да кто ж это сможет?!

— Господи, да что ты говоришь-то!

— Как же собственному ребенку больно сделать? Что вы!

— Разве можно это? Да рука не поднимется.

— Будет чепуху-то молоть, милай, — выражает общее мнение старушка в платочке. — Не зря вон написано на стенах, что беречь от всего надо ребенка.

И правда, со стен требовательно кричат плакаты:

"Прячьте спички от ребенка!"

"Берегите глаза детей!"

"Не оставляйте детей с огнем!"

Где уж тут спорить? Да еще в детской консультации! А дома мы делаем иначе.

Вот Алеша уже сам пошел по комнатам. Сколько новых вещей для него и сколько опасностей! Даже безобидный стул становится опасным, когда Алеша опрокидывает его на себя. А он уже может потянуть его так, особенно со стороны спинки, что стул свалится. Спички и иголки можно спрятать подальше, а как быть с печкой, электроплитой, горячим чайником? Да и надолго ли спрячешь спички, иголки, ножницы? Ими так часто пользуются взрослые, что рано или поздно они все равно попадут малышу в руки. И если тут не окажется рядом взрослых? Может случиться несчастье, и, может быть, непоправимое!

А если "знакомить" со всеми этими опасностями малыша? И знакомить тогда же, когда жизнь сталкивает с ними? Зная опасность, он станет осторожнее. Да и "знакомство" это будет происходить на наших глазах, и тяжелых последствий можно будет избежать. Ведь даже шестимесячный Антоша, стукнув себя по лбу погремушкой, начинает ее остерегаться. Берет погремушку ручонкой, а сам заранее жмурит глазки — вдруг стукнет его погремушка опять!

Так и решили: опасностей не скрывать.

Вот сели все завтракать. Алеше пошел уже второй год, он сидит на своем высоком стуле. Мама поставила на стол горячий чайник.

— Чайник горячий! Видишь, пар идет? — показывает папа Алеше. Что такое "чайник", Алеша знает. Спросит мама: "Где чайник?" — Алеша показывает на него пальчиком. А вот что такое "горячий" — неизвестно. Он снимал крышку с холодного чайника и решил сейчас сделать то же...

— А-а-а! — и горячая крышка катится по столу, а Алеша тянет обе ручонки к маме. Во всех бедах своей маленькой жизни он находит у нее утешение.

— Не надо брать чайник! Он горячий! — беря Алешу в руки, успокаивает мама. Но теперь слово "горячий" заставляет сынишку пуще прежнего залиться плачем. "Горячий" — это больно. И Алеша отворачивается от чайника, пряча от него свой носик у мамы на плече.

"Какие жестокие родители!" — подумают некоторые читатели. А наша бабушка Саша так и сказала:

— Ну разве это родители? Обожгли-таки ребенку руку!

Бабушка, конечно, сильно преувеличивала. Ожога никакого не было. Но теперь попробуйте (а прошел уже год) заставить Алешу взяться за горячее! Если от каши или от чая идет пар, мальчуган и за ложку не возьмется, а отодвинет блюдце или тарелку подальше от себя.

— Галяцая, дуть, мисять надя! — говорит Алеша. И только тогда, когда папа или мама сами попробуют и скажут: "Нет, не горячая, уже подули и помешали. Тепленькая", — тогда только он примется за еду.

Были у Алеши и "холодные" уроки. Вот стоит на скамейке рядом с ведрами большая кружка. Обычно эта кружка бывает пустая, ею наливают воду из ведра в умывальник и в чайник. А сейчас она почти полна. Но Алеше этого не видно, и он, как обычно, резко сдергивает ее со скамейки: горестный плач, большая лужа на полу и холодная ванна Алешкиному голому животу и ногам. Приходится тащить в кухню большущую половую тряпку, размазывать всю эту лужу по полу и относить тряпку на место в коридор. Когда вам идет второй год, знаете, какая это крупная неприятность!

Бабушка Саша опять на нас ворчит:

— Додумались оставить полную кружку, — вот ребенок и разлил!

Сама она до сих пор старалась оставлять на скамейке только пустую кружку. А папа с мамой организуют "тайный заговор":

— Обязательно надо оставлять в кружке воду! Даже поставить еще две маленькие кружки — на кухонном столе и на скамейке. Будет внимательней.

И Алеша оправдывает наши надежды. Среди такого количества "водяных ловушек" он ходит сухим. Всего две кружки он опрокинул на себя (и не подряд, а с перерывом в несколько дней), и теперь не только кружки, но и стаканы, чашки, кастрюльки он снимает осторожно, двумя руками, предполагая, что из каждой может на него что-нибудь политься.

Постепенно мы все больше убеждались, что лучше сделать "предохранительную прививку", лучше доставить маленькую неприятность малышу, но научить его быть осторожным, чем держать его в неведении об опасностях, которые могут свалиться на него совсем неожиданно. Ведь он даже не будет знать, откуда их ожидать.

Особенно убедила нас в этом поучительная история с костром. Многому научила она и папу, и маму, и Алешу. А дело было так.

Все вышли в сад на первую уборку. Сгребли сухие листья, веточки, бумагу, мусор. Большой костер запылал посреди двора, и столб дыма поднялся высоко-высоко к небу. Алешу бабушка Дина тоже вывела в сад. А в саду что-то странное появилось. Такой высокий белый столб, и весь он движется, колышется. Алеша сразу заметил его и теперь не может отвести от него глаз. Даже шаги замедлил, и бабушке приходится тянуть его за ручонку.

Но вот костер совсем близко, языки пламени тянутся ввысь, блестят искорки над ними, и что-то иногда трещит. А когда папа бросит охапку сухих листьев, из костра вдруг повалит густой белый дым. Ну как можно оторваться от такого зрелища? Алеша, словно зачарованный, сначала смотрит на дым, искры, веточки с огоньками, потом ему хочется подойти поближе.

— Нельзя, Алешенька, подходить близко! Уфф, обожжешься! — оттаскивает его подальше от костра бабушка.

Но как можно уйти от костра, от этого приятного тепла? Алеша пробует сопротивляться, упирается и начинает даже хныкать, но бабушка неумолима. Она крепко держит Алешу за руку и все дальше уводит его вверх по дорожке сада.

Как ему не хочется уходить! Он еле передвигает ножками, почти висит у бабушки на руке и крутит головенкой то вправо, то влево, чтобы хоть одним глазком увидеть еще раз это удивительное чудо.

Папа все это видит н понимает, как Алеше грустно. Папе самому так приятно стоять в тепле костра и смотреть на огонь. Есть что-то манящее в его пламени. Мелькает мысль: сказать бабушке, пусть мальчонка посмотрит. Нет! Лучше не надо — опять может подумать, что ее учат, еще и обидится. Папа только иногда поглядывает на удаляющуюся белую рубашонку Алеши и продолжает орудовать граблями.

А бабушка что-то рассказывает Алеше, дает ему палочку и решив, что он уже забыл о костре, отпускает его руку. Алеша минуту или две возится около, садится на корточки, ковыряет палочкой землю, потом незаметно для бабушки отправляется к таинственному костру.

Первая половина пути проходит благополучно, но потом бабушка замечает исчезновение внука и пускается в погоню:

— Алеша, не ходи туда! Нельзя туда ходить! — громко кричит она ему вслед. Но ее крик только ускоряет Алешины шаги. Надо добежать до костра, пока бабушка снова не взяла за руку. И он уже не идет, а бежит что есть мочи, чуть переваливаясь и косолапя. Скорее, скорее! До костра всего несколько шагов, а под горку бежать так легко.

Когда папа увидел его, до костра оставалось всего два-три шага, но Алеша и не думал остановиться или замедлить бег. Еще одна, две секунды — и он будет в костре!.. Папа бросился к нему и схватил у самого огня.

Прижимая крошечное тельце сынишки к груди, папа тут только почувствовал, как громко ухает его сердце. Ведь не будь он так близко — произошло бы нечто страшное. На его глазах малыш вбежал бы в костер. Воображение уже рисует папе все ужасы — страшные ожоги личика и ручонок, мучения малыша, а может быть, и... смерть!

"Что делать? — лихорадочно быстро работает мысль. — Унести его отсюда и оставить в комнате? Это значит, что он бросится в другой раз или в другой костер. Не отпускать его от себя? Но ведь надо работать, да и костер не будет от этого менее страшен".

А Алеша не подозревает, что делается с папой. Он только удивлен: почему это папа так крепко прижимает его к себе? Его глазенки опять ищут костер, и он протягивает навстречу его по-прежнему таинственному теплу свою ручонку.

И папа решается. Опускает осторожно Алешу на землю дает ему свой мизинец, за который он по привычке крепко берется, и тихонько подходит к костру. Костер сейчас уже не полыхает, начинает угасать. От него идет приятное тепло, папа с Алешей присаживаются перед ним на корточки. Бабушка Дина тоже подошла поближе: что это отец опять выдумал?

Алеша немножко посидел, посмотрел, а потом тихонько тянет ручку к горящему с одного конца прутику. Папа чувствует за своей спиной возмущенный взгляд бабушки, но молчит. А Алеша уже вертит прутиком, на конце которого ярко светится уголек, и пытается схватить его свободной ручонкой. Ручки его еще плохо слушаются, и проходит несколько секунд, пока уголек касается второй руки.

— А-а-а-а! — захлебываясь от обиды и боли, заливается Алеша и бросается к папе на шею.

— Да что же это делается? — не может удержаться бабушка от возмущения. Но папа делает вид, что не слышит ее, и смотрит с плачущим Алешенькой, где "огонек сделал ему больно". Ожог совсем маленький, с полноготка, да и то на одном пальчике. Алеша через минуту-две успокаивается, а папа решает "проверить" его:

— Пойдем опять к огоньку? — спрашивает он. Алеша отворачивается от костра и едва сдерживаясь, чтобы не заплакать снова, торопливо произносит:

— Неть!

Бабушка слышит все это, но думает иначе, чем папа. Ее возмущает "бессердечность" отца, который "нарочно обжег ребенку руку". Но папе не до бабушкиных переживаний, его страшит, что Алеша не будет впредь осторожен. И он предпринимает еще одну "проверку". Уносит Алешу в конец двора, ставит на дорожку и предлагает ему:

— Пойдем к маме! А чтобы пройти к ней, нельзя миновать костер. Дорожка в одном месте подходит совсем близко к костру, и Алеша, не сводя с костра немного испуганных глаз, идет в этом месте медленно и бочком, держась от "огонька" как можно дальше. И только миновав "опасное место", пускается бегом, как будто опасаясь, что огонь может догнать его.

Нервное напряжение этих минут наконец спадает. Папа теперь уверен, что Алеша знает, какая это опасность — костер, и уж не бросится в него со всего разбега. Его можно пустить бродить по саду и одного.

Что говорить — успех достался нелегко: и слезы Алеши, и обожженный пальчик, и бабушкино негодование. Ведь оно не кончилось репликами в саду. Об этом говорилось вечером и на другой день. Только главного бабушка по-прежнему не видела: ее возмущала "жестокость" отца, а то, что теперь Алеша знает об опасности, которую таит в себе костер, и будет осторожным, ее почему-то почти не интересовало.

За два года Алешиной жизни в роли его "учителей" побывали многие опасные предметы. Зато Алеша теперь хорошо знает все домашние опасности. Знает, что иголка колется до крови, что топящуюся печку трогать нельзя, что Алеше можно брать только свою маленькую пилу, а к большой поперечной пиле, с острыми зубьями, лучше не подходить. Даже электроплитка, на вид такая нестрашная, может быть очень горячей, и Алеша, прежде чем прикоснуться к ней, осторожно подносит свою ладошку — не чувствуется ли тепло?

Вообще к новым для него вещам Алеша стал относиться с некоторой осторожностью. Мало ли каких неприятностей можно ожидать!

— Вы никогда не видели, как животные относятся к незнакомым предметам? — спросил однажды вечером папа. — Я сегодня видел документальный фильм: два медвежонка впервые встретились с лягушкой. Вот зрелище-то! И комичное и поучительное.

— Что ж там поучительного? — спрашивает бабушка Дина.

— А вот послушайте. Лягушка сидит посреди дорожки, и на почтительном расстоянии от нее две любопытные медвежьи мордочки. Медвежата крутят головами, нюхают воздух, протягивают лапы к лягушке, хотя до нее еще добрых два шага. Обходят, не приближаясь. Вы понимаете? Не приближаясь! Так и кажется, что они решают вопрос: что это такое? А не опасная ли это зверушка? Надо по осторожнее с нею, мало ли что может случиться! Только постепенно они приближаются к ней на шаг. Но глаз не сводят, ушки настороже. Лапы в любой момент готовы к прыжку. И вдруг лягушка прыг! Медвежат в тот же миг как будто что-то подбросило. Они метнулись от лягушки с такой быстротой, какую трудно было от них ожидать.

Мама и бабушка рассмеялись.

— Ну, действительно потешная сценка, — согласилась бабушка, — но что тут поучительного?

— Как что? — удивился папа. — Да сколько несчастных случаев с детьми было бы предотвращено, если бы наши ребятишки имели хотя бы десятую долю осторожности этих медвежат!

— Да что же ты сравниваешь ребят со зверятами? — возмущается бабушка. — У животных инстинкт, а у ребят...

— Голова на плечах! Вы попробуйте узнать в "Скорой помощи", при каких обстоятельствах происходит большинство несчастных случаев с детьми? И увидите две главные причины — незнание, что это опасно, и отсутствие осторожности. А кто виноват? — горячится папа. — Вот такие, как вы, сердобольные мамы, бабушки, тети, няни, не дающие ребенку ни шагу ступить самому! Ну как этого не понять?!

Но бабушку это обижает, а не убеждает, и снова мы расходимся, недовольные друг другом.

А вскоре после "урока с костром" папе встретилось в одной из книг изречение Ганди, индийского философа и гуманиста: "Мудрые родители позволяют детям совершать ошибки. Детям полезно время от времени обжигать пальцы".

Папа едва дождался, пока приехал домой из Москвы, — и прямо к маме:

— Смотри, смотри, что я нашел!

Мама прочла и засмеялась:

— Ты хочешь сказать, что мы относимся к мудрым родителям?

— Конечно, немножко хочется, — признался папа, чем рассмешил маму окончательно.

— Подожди, — вдруг перестала смеяться мама, — а ты знаешь, ведь это очень серьезно. Это просто замечательно сказано! Помнишь наш спор в детской консультации? Вот какой плакат надо было бы там повесить!

СООБРАЗИЛ!

У Алеши трудная задача: хочется ему вытащить из Антошкиной кроватки подушку, а она толстая — между планками не пролезает. Что тут делать? Алеша пробует и так и сяк...

— Ника-а-ак! — огорчается Алеша и с силой тянет подушку за углы к себе. Ручонки срываются — и Алеша плюх на пол!

— А-а-а! — громко плачет он от обиды.

Бабушка Дина спешит ему на помощь, но папа останавливает ее на полпути.

— Пусть сам сообразит!

И Алеша, видя, что "скорая помощь", к которой он часто прибегает, остановлена, перестает хныкать и быстро находит выход. Он подставляет к Антошиной кроватке табуретку, мигом влезает на нее и через верх вытаскивает злополучную подушку.

— Саабазий! — удовлетворенно повторяет он папино любимое слово и мчится с подушкой к бабушке в комнату.

— Ну вот! Видите! — не может удержаться папа от улыбки по адресу бабушки.

Ей на этот раз нечего возразить. Она молча улыбается и идет за Алешей.

А на другой день послала мама Алешу отнести кастрюльку с остатками каши на кухню. Алеша остановился перед закрытой дверью и не знает, как быть.

— Никак! — произносит он с сердцем. Мешает кастрюля в руках. Бабушка Дина слышит Алешино досадливое "никак" и спешит ему на помощь. Но папа уже начеку и опять отрезает ей путь.

— Это задача, каких в жизни бывает много. Пусть попробует решить ее сам.

— Но ведь он еще не знает, как ее решать. Ему в первый раз надо показать, рассказать, научить надо. А ты требуешь от него невозможного, — энергично протестует бабушка Дина.

— А кто первый раз объяснял, как надо спутник запускать? Или космические корабли? — не сдается папа. — Додумываются же люди до всего? И никто им даже первый раз не объясняет!

Алеша не ждет конца этого спора, ставит на пол кастрюльку и, ухватившись за ручку двери, открывает ее. Это, конечно, не открытие Америки, но это одно из решений задачи.

— Вот вам и невозможное! — радуется папа новой Алешиной победе. А бабушке приходится молчать. Она только что доказывала, что в первый раз это невозможно.

На самом деле Алеша, конечно, не думает о том, первый или пятый раз он решает эту "задачу". И знаменитое "я сам!" к нему еще не приходило. Он подходят ко всему гораздо проще. Бабушки делают за него, и когда он их просит, и когда они сами считают нужным помочь ему, и Алеша пользуется этим вовсю.

Папа с мамой так не делают. Ну, что ж! Приходится соображать самому. И он быстро "перестраивается" в зависимости от обстановки. Через час-два он уже входит в курс дела и ведет себя, как надо взрослым.

Вот идет папа за водой к колонке. В одной руке у него два ведра и китайское коромысло (короткое, с веревочками), а в другой Антоша. Алеша в саду с бабушкой. Он бегает по дорожке и поливает из своей маленькой лейки камешки, щепочки и даже иногда грядки. Но бабушками командует бойко:

— Налей исё вадицьки! — и одна бабушка наливает ему из ведра воды.

— Дай паицьку Аёсе! — и другая бабушка подает ему палочку.

Папе такая готовность бабушек угодить Алеше очень не по душе, и он приглашает его с собой:

— Идем водички принесем!

Алеша, не долго думая, мчится с лейкой к закрытой калитке на улицу.

— Папа, акой пазянстя! — просит он, останавливаясь перед калиткой.

— Ты сам, Алеша, открывай, — предлагает ему папа.

— Нии-как! — пробует разжалобить папу Алеша.

Но это не дает результата. Тогда Алеша ставит в сторону лейку и двумя ручонками открывает калитку. Папа проходит с Антошей, Алеша бежит следом, но... без лейки.

— Куда же тебе воду наливать? Где лейка? — спрашивает папа, открывая кран.

— Патияй, — удрученно произносит Алеша и бежит к калитке. Папа наблюдает за ним.

Алеша с ходу, толчком, открывает калитку, пробегает мимо лейки и прямо к "скорой помощи":

— Бабуська, леицьку!

— А ты куда ее девал? — бросает свою грядку бабушка и спешит навстречу.

— Патияй! — огорченно разводит ручонками Алеша.

— Ну, пойдем поищем! — и, взяв Алешу за руку, бабушка ведет его к калитке, около которой стоит "потерянная" лейка.

— А это что? — показывает бабушка на лейку.

— Леицька! — обрадованно хватает ее Алеша и тут же, берясь одной рукой за калитку, просит бабушку:

— Акой, пазянстя! — и та с готовностью открывает ему калитку.

Улыбающийся Алеша мчится к папе.

"Вот как тут быть? — думает папа. — Алеша только что сам открывал калитку, а тут попросил бабушку. Мог бы сам найти лейку, а это сделала бабушка. А если так всегда и всюду? Если никакие обстоятельства не заставят его самого "решать задачи"? Если всегда рядом будет для этого "бабушка"?

ПРО ШТАНИШКИ

К полутора годам мама сшила Алеше несколько трусиков, коротеньких, на резинке, а спереди на каждые трусики пристрочила красный треугольничек.

— Ну-ка, давай найдем, где тут красный треугольничек! — предложила утром мама Алеше, но положила (хитрая какая!) трусики так, что ничего красного не было видно. Алеша стал искать красный треугольничек. Поднял трусики, но под ними на кроватке тоже ничего не оказалось.

— Куда же он девался? — удивленно сочувствовала мама Алеше. И Алеша полез в трусики. Не залез ли треугольничек внутрь? И там ничего не было. У Алеши даже складочка на лбу от сосредоточенности. И вдруг круглая Алешина рожица расплылась в улыбке.

— Насёй! — протянул он маме трусики, крепко ухватив их за красный треугольничек.

— Не спрячется он теперь от нас, — тоже улыбается мама. — Мы его вот так положим, — укладывает трусики отметинкой наверх. Ножки уже Алеша умеет протягивать, чтобы помочь маме надеть штанишки, но теперь мама не подтягивает их наверх, а говорит Алеше:

— Давай-ка штанишки подтянем! Берись за резинку! Раз-два! И готово! — Алеша серьезно тянет на животик резинку.

— Где у нас красный треугольничек? — спрашивает мама.

— Пуицьки (на пуговичке), — это бабушка называет Алешин пупочек "пуговичкой". Но теперь это "обозначение" пригодилось. Алеша запомнил, что красный треугольничек на "пуговичке", и на другой день долго сидел утром на кровати и крутил свои трусики так и сяк. Но надел трусики самостоятельно. Правда, потом он частенько еще предпочитал бегать голеньким, чем надевать трусики, а если ему досаждали: "Надень!" — он просил это сделать кого-нибудь из старших. Все-таки вначале трудновато было справиться со штанишками. То две ноги попадут в одно отверстие, то не найдет Алеша, куда совать вторую ногу. Но через месяц-полтора уже не только снять трусы, но и надеть их стало для Алеши сущим пустяком.