Сущность и основные особенности неопатримониализма

В ходе коренных социально-политических преобразо­ваний на территории бывшего СССР в целом, и в Украи­не в частности, эталоном демократии для широкой об­щественности служат, как правило, промышленно развитые страны Запада.

Однако по ряду существенных признаков («догоняющее» развитие по отношению к передовым странам, авторитарно-патриархальные черты политической культуры, неструктурированность граж­данского общества и неоформленность партийных сис­тем, национальные противоречия, углубляющееся со­циальное расслоение, обнищание и люмпенизация масс) республики СНГ во многом скорее близки государствам «третьего мира». Это придает особую актуальность ана­лизу политического развития афро-азиатских обществ.

Недостаточность традиционных определений. Полити­ческие режимы афро-азиатских стран характеризуются, с одной стороны, исключительным многообразием форм, с другой, — относительной общностью, обусловленной экономическими, социальными и внешнеполитическими особенностями. Показательна эволюция, которую проде­лала западная политическая наука в подходе к изучению политических режимов в развивающихся странах. Прежде всего, оказалось, что на афро-азиатском материале практически не работает дихотомная парадигма «демократии/тоталитаризма», до этого успешно исполь­зуемая в анализе всех других известных типов обществ. Применительно к гетерогенной реальности стран «тре­тьего мира» это различие, однако, оказалось лишенным смысла, и данная модель оказалась не в состоянии ее адекватно описать и концептуализировать. Рассматривая это дихотомическое разделение, М. Доган и Д. Пеласси отмечают, что «оно не помогает нам понять все разнообразие существующих стран; напротив, оно объединя­ет все многообразие различий в две большие категории, которые фактически находятся на двух противополож­ных полюсах» [Доган М., Пеласси Д., Указ. соч.— С.225].

Афро-азиатские государства не могли быть одно­значно интерпретированы ни в качестве тоталитарных режимов (ибо у них отсутствовала техническая инфра­структура, помогающая осуществлять всеобщий кон­троль над поведением индивидов), ни тем более, в ка­честве демократических (ибо создание конституционно-правового демократического фасада отнюдь не означало и установления соответствующих демократических правил «политической игры»). Не смогла заполнить концепту­альный вакуум и разработка концепции авторитаризма как некой промежуточной формы между демократией и тоталитаризмом: она блестяще показала свою эффек­тивность на южноевропейском и латиноамериканском материале, но оказалась мало что объясняющей при на­ложении ее на политическую действительность Африки или Азии. По меткому замечанию Ж. Бодуэна, понятие «авторитарный режим» стало в какой-то мере «остаточ­ной категорией», неким «чемоданом», куда сваливаются с негативной оценкой все режимы, которые не могут быть отнесены ни к реестру либерально-демократиче­ских, ни к категории тоталитарных государств [Бодуен Ж. Вступ до політології.— К., 1995.— С. 168]. Иначе говоря, явно назрела необходимость существенного уточнения понятия авторитаризма применительно к афро-азиат­ской социополитической реальности, существенно от­личной не только от южноевропейской (испанской, португальской, греческой), но и от латиноамерикан­ской действительности.

Важной исходной точкой более адекватного анализа политических отношений в афро-азиатских странах стало признание многосоставной плюральной природы пост­колониального общества. Плюральным (в отличие от плюралистического) признается такое общество, кото­рое в силу господства институтов, структур и ценностей доиндустриального или докапиталистического общества расколото на преимущественно противоборствующие группы родоплеменного, регионального или расового характера; это некая агломерация различных, весьма слабо связанных или совсем не связанных между собой социальных единиц, в роли которых выступают обычно племена, общины, касты, кланы и т.д. В таком общест­ве нет легально-рационального механизма интеграции (примирения и согласования соперничающих интере­сов), отсутствует и конвенциальное признание общих для всех правил политической игры, которые сущест­вуют в плюралистическом обществе.

Неопатримониализм. Развитие новой парадигмы в концептуализации афро-азиатской политической дейст­вительности связано с разработкой понятий «патримониализм» и «неопатримониализм» (С.Н. Эйзенштадт, Ж.Ф. Медар и др.), что позволило более точно предста­вить закономерности политического процесса в этой группе стран.

Понятие «патримониализм» происходит от слова patrimonium, которое встречается в римском праве и означает «наследственное, родовое имущество». Гол­ландский юрист XVII века Гуго Гроций употреблял по­нятие «патримониум» в более широком смысле, отождест­вляя его с безоговорочным владением, с управлением государством как своей частной собственностью по примеру того, как крестьянин распоряжается своим двором, в противоположность власти, которая ограничена договором, традиционными вольностями, приви­легиями и т. д. В современной науке понятие патримониализма для анализа докапиталистических структур разрабатывал М. Вебер, который противопоставил его, с одной стороны, феодальной, с другой, — бюрокра­тической (рационально-легальной) форме управления.

Развивая веберовскую концепцию, С.Н. Эйзенштадт выделил наряду с собственно традиционным патримониализмом еще и принципиально новые неопатримо­ниальные структуры современного типа. Традиционный патримониализм, по его мнению, был присущ различ­ным древним и средневековым восточным обществам.

Главная его особенность заключалась в дистанцированности между центром политической власти и его пери­ферией (обществом в целом): центр отграничен от пе­риферии и как бы возвышается над ней. Социально-политическая интеграция подобной системы осуществ­ляется с помощью ряда символов, важнейшим из кото­рых является символ семьи и семейной солидарности, представляющих собой как бы модель всего государства, идеал отношений между подданными и правителем.

Не менее значим и принцип отождествления социального по­рядка с космологическими моделями, освящение и за­крепление политической власти категориями трансцен­дентной космологической символики. Властвующая элита выдает себя за прямого посредника между косми­ческим и социальным порядком, полностью контроли­руя внешние связи, концентрируя в своих руках поли­тические, экономические и символические ресурсы власти.

Для неопатримониализма характерен такой своеоб­разный симбиоз традиционализма и современного госу­дарства, который определяет фундаментальное внут­реннее несоответствие между современным «внешним фасадом» государства (наличием конституции, писаного права, парламентско-партийных институтов, системы выборов и т.д.) и внутренней логикой его функциони­рования — вполне патримониальной:

1) политический центр отделен и независим от пе­риферии, он концентрирует политические, экономиче­ские и символические ресурсы власти, одновременно закрывая доступ всем остальным группам и слоям к этим ресурсам и позициям контроля за ними;

2) государство управляется как частное владение (патрономиум) правящих групп — носителей государст­венной власти, которые «приватизируют» различные общественные функции и институты, делая их источ­ником собственных частных доходов;

3) этнические, клановые, региональные и семейно-родственные связи не исчезают, а воспроизводятся в современных политических и экономических отноше­ниях, определяя способы и принципы их функциони­рования.

Неопатримониализм, согласно, например, француз­скому исследователю Ж.Ф. Медару, присущ всем раз­вивающимся странам, вне зависимости от типа политического режима, формы правления и государственной идеологии. По сути, неопатримониализм образует третий (после демократии и тоталитаризма) самостоятельный тип политической системы, встречающийся в современном мире и характеризующий политическую реаль­ность нынешних афро-азиатских стран, а также многие черты посткоммунистического развития. Рассмотрим важнейшие особенности политической культуры и по­литического процесса неопатримониальных обществ.

Основные особенности политической культуры. Поли­тическая культура неопатримониальных обществ харак­теризуется двумя универсальными чертами: во-первых, крайней персонализацией власти, во-вторых, домини­рованием клиентельных отношений.

1. Персонализация власти связана со слабой рациона­лизацией политического процесса, которая обусловли­вает господство традиционных представлений о власти и их проекцию на современную действительность. Со­гласно этим традиционным представлениям, власть яв­ляется не порождением общественных отношений или их институализацией, а есть прежде всего свойство, присущее определенной личности в силу ее происхож­дения, особых персональных качеств и мистического дара. Власть рождается с определенной личностью (например, царя или вождя) и уходит вместе с ней, она всегда личностно окрашена, всеобща и неделима. Поэтому глава государства в таком обществе неизбежно стано­вится воплощением политической системы, ее симво­лическим центром и основным нервом, стягивающим формальные и неформальные нити правления в единое целое; все другие политические институты, в соответст­вии с таким воззрением, изначально второстепенны и являются лишь средством, инструментом реализации его политической стратегии. Традиционный культ пред­ков трансформируется в культ нового политического вождя — руководителя государства, который становится объектом поклонения, религиозного почитания и са­крализации.

Персонализация власти органично предполагает са­моидентификацию масс не с политическими програм­мами (сегодня одними, а завтра — другими), а с лич­ностью лидера, лояльность к которому означает и лояльность к политическому режиму, который он оли­цетворяет. Такого рода ценностные установки отражают доминирование в неопатримониальном обществе соци­альных связей типа «патрон-клиент».

2. Доминирование клиентельных, или патронажных от­ношений, является другой важнейшей характеристикой неопатримониальных обществ. В наиболее общей форме клиентелизм можно определить как отношения личной зависимости, вырастающие из асимметричного взаимо­обмена услугами и расположением между сторонами, каждая из которых обладает неравными ресурсами. Патрон защищает своих клиентов, взамен последние оказывают ему всевозможные услуги. Экономические и властные ресурсы первого обмениваются на (политическую и электоральную) лояльность вторых.

В политических системах неопатримониального типа клиентелизм — это распространение этнических, ре­гиональных, конфессиональных, семейно-родственных и тому подобных связей на политическую сферу. Фор­мально признанные принципы иерархии, закрепленные в нормативных актах, на практике уступают место клиентельным отношениям внутри государственной адми­нистрации и в ее отношениях с управляемыми, когда распределение различных постов, выгод и преимуществ осуществляется по клановым (региональным, этниче­ским, родственным) критериям. Одно из наиболее распространенных проявлений социально-политического патронажа — это распределение правительственных должностей среди клиентов, способствующих избранию патрона на какой-либо ответственный пост. Как правило, исследователи обычно выделяют два уровня патронажа: на первом, низовом уровне, соответствующие отноше­ния устанавливаются между сельскими и городскими малоимущими слоями, с одной стороны, и каким-либо влиятельным местным патроном (районным начальни­ком, депутатом, деревенским старостой, помещиком, ростовщиком), — с другой. На втором, высшем уровне, соответствующие отношения устанавливаются между патронами первого порядка и национальной элитой.

Принципиально важно отметить, что патронажно-клиентельные отношения в неопатримониальных обще­ствах играют ключевую и структурообразующую роль как в определении правил «политической игры», так и в функ­ционировании политической системы в целом.

Другие характеристики политической культуры нео­патримониального общества (правительственный фаворитизм, пренебрежение к установленным правилам и процедурам, произвол чиновничества, трайбализм, не­потизм и коррупция) во многом являются продолжени­ем и развертыванием первых двух отмеченных нами ха­рактеристик. Среди них следует, пожалуй, лишь особо выделить коррупцию, которая не только становится об­щепринятой моделью поведения, но и важным каналом достижения политических и иных целей, без которого формально санкционированные обществом механизмы и институты не смогли бы функционировать.

Особенности политического процесса. Несмотря на все многообразие социально-экономических и государ­ственно-правовых форм, политических и идеологиче­ских ориентации, политический процесс в неопатри­мониальной политической системе обладает рядом общих и при этом коренных определяющих черт:

 

1. Основным агентом политического процесса выступа­ет государство. Основанием для этого является функ­циональная независимость государства (политического центра системы) от общества (периферии системы), что, впрочем, является продолжением прошлой; патри­мониальной политической традиции, когда деспотиче­ская власть местных и иноземных властителей на про­тяжении веков возвышалась над независимым миром различных общинных, кастовых, этнических и конфессиональных укладов. Решающая роль государства в осу­ществлении экономических и социальных программ, концентрация в его руках материальных и финансовых ресурсов, превращение государства в главного работо­дателя подтвердили центральный статус государства и в неопатримониальном обществе. Как и прежде, эконо­мическая функция координации всеобщих интересов в разобщенном обществе сливается с функцией управле­ния им, и, в свою очередь, переплетается с функцией символической и идеологической интеграции социума в целом. Монопольное положение государства в полити­ческой системе {этатизм) определяет его значительную самостоятельность и верховенство относительно: а) раз­личного рода политических элит; б) основных экономиче­ских структур; в) общества в целом. Не характер госу­дарства зависит от степени развития общества, а, напротив, характер общества зависит от государства. Последнее существует не рядом с обществом, как это имеет место в политических системах западного типа, а над ним, по­глощая и растворяя его в себе.

2. Ведущее место в системе власти занимают предста­вители государственно-бюрократического комплекса — ГБК (носители государственной власти, персонификаторы госсобственности и распорядители важнейших общест­венных функций), совместившие функциональные роли бюрократической и политической элит. ГБК («партия власти») структурируется на основе клановых (регио­нальных, племенных, семейно-родственных) связей и функционирует благодаря механизму патронажно-клиентельных отношений, фактически не подчиняясь пуб­личным нормам легально-рациональной регламентации.

Внутри ГБК центральные, стержневые позиции принадлежат «президентскому клану», который образу­ется вокруг фигуры главы государства (впрочем, это может быть и не президент, а премьер-министр, пред­седатель революционного совета и т. д.); он состоит из лично преданных ему людей, которые занимают ключе­вые позиции в государственном и партийном аппаратах, курируют силовые министерства и основные отрасли экономики. Основной структурообразующий элемент клана — система личных связей, замкнутая на главу го­сударства и базирующаяся, в первую очередь, на этни­ческой, региональной или семейно-родственной общ­ности, а также на общности текущих политических и деловых интересов. Именно этому неформальному институту и принадлежит направляющая, организующая и мобилизующая роль и в ГБК — «партии власти» (то есть лидирующая роль среди других, ниже стоящих кланов), и в политическом развитии общества в целом.

 

3. Все другие компоненты политического поля (парла­мент, партии, группы интересов, профсоюзы и другие об­щественные организации) структурно неразвиты или на­ходятся в зачаточном состоянии, они не превращаются в полноправный элемент «политической игры». Напро­тив, в ней, как правило, преобладают партии, обеспе­чивающие не соревновательность политического про­цесса, а поддержку правительства. Итак, механизма реальной партийной власти, как она понимается в парадигме «демократии / тоталитаризма», в неопатримони­альной политической системе фактически не существует: соотношение партийных и государственных институтов здесь оказывается «перевернутым». Не партии контро­лируют формирование и функционирование правительства и других государственных органов, а, напротив, правительство направляет и контролирует деятельность партий и других общественных организаций, превращая их в придаток государственного аппарата, политические агентства при правительственной бюрократии. При этом партийные органы превращаются в некую разновидность государственной администрации, а партийная бюрократия как бы растворяется в бюрократии государственной.

Партийные институты обычно рассматриваются в качестве:

а) «приводного ремня» от государства к мас­сам и б) средства создания сети клиентельных отноше­ний, которые формируют базу господства ГБК. Можно выделить следующие основные функции правящих пар­тий в неопатримониальной политической системе (вне зависимости от наличия или отсутствия других партий).

Во-первых, это контроль за выдвижением и отбором руководящих кадров в государственном аппарате, а также контроль за формированием представительных органов всех уровней;

во-вторых, это организация мас­совой поддержки целей, которые выдвигаются властью, обеспечение одобрения снизу тех или иных ее решений (через гражданские собрания, митинги, демонстрации и референдумы);

в-третьих, это политическое воспита­ние и идеологическая обработка масс в соответствии с той или иной официальной доктриной (это могут быть такие экзотические конструкции, как «планируемый либерализм» в Камеруне, «демократический и согласо­ванный прогрессизм» в Габоне, «замбийский гуманизм» в Замбии, а то и просто учение «вождя нации» и «ясновидящего руководителя» — «мобутизм» в Заире);

в-четвертых, это контроль и руководство массовыми организациями. Реальное же назначение партийного меха­низма (и это можно отметить в качестве пятой функции) заключается чаще всего в приватном распределении меж­ду членами правящей группировки общественно-публичной властной сферы, то есть ее патримониальной привати­зации. Партийный механизм по принципам клиентально-патронажных отношений рекрутирует новых членов «партии власти», «тасует» уже попавших в колоду, одно­временно распределяя и перераспределяя доходные государственные должности и сферы «кормления».

 

4. Представительные органы, как правило, отстраня­ются от решения вопросов по существу. Во многих стра­нах, особенно с военными режимами, парламентские органы вообще отсутствуют, в других они выступают чаще всего как «регистрационная палата», не играющая самостоятельной роли в процессе принятия решений. Парламент, сформированный преимущественно из членов правящих (или доминантных полугосударствен­ных) партий, не обладает, в большинстве случаев, прак­тически никакими правами и не осуществляет никакого контроля за деятельностью правительства.

Следует специально отметить, что институт парла­ментаризма в неопатримониальных политических сис­темах имеет несколько иную природу, чем в современ­ных западных обществах: в целом он является представительством не только современных (граждан­ских), но и в значительной мере традиционных (сословно-клановых, этнических, конфессиональных и проч.) социальных интересов. В Западной Европе и Север­ной Америке формирование системы представительской демократии, как известно, основывалось на растворе­нии в едином национально-гражданском сообществе партикуляризмов сословно-общинного типа. В результа­те возникло не только национально-независимое, но и национально-консолидированное государство, которое унифицировало население по принципу всеобщей граж­данской связи в юридическом, экономическом, куль­турном и коммуникационном отношении. В неопатри­мониальном же обществе современные формы гражданской связи сосуществуют с многочисленными традиционными и полутрадиционными делениями по племенам, регионам, религиям и языкам; при этом неполнота и несформированность гражданских отноше­ний замещается тем, что традиционные формы здесь начинают осуществлять новые, несвойственные им ра­нее, современные общественные функции политиче­ского типа. Соответственно, современные политические институты не только не отменяют традиционные обще­ственные деления, но, напротив, конституируют их в качестве формальных или неформальных самостоятель­ных политических сил. Это сближает парламентско-партийный механизм неопатримониального общества с первичной формой западного парламентаризма — сословно-общинным представительством, то есть сослов­ными парламентами, «генеральными штатами», сейма­ми, кортесами, которые возникли в Западной Европе в течение XIII—XV веков. Важнейшей генетической особенностью последних как раз и было, как известно, представительство различных территориальных, об­щинных, сословных и классовых интересов в качестве интересов политических. Аналогичным образом, парла­ментские институты в «плюральной» действительности постколониального (или постсоветского) общества также выступают прежде всего в виде своего рода «генеральных штатов», обеспечивающих синтез политического пред­ставительства современных (бессословных) и традици­онных (этнических, региональных, конфессиональных и проч.) интересов в очень сложных и комбинирован­ных сочетаниях.

Фактически парламентские органы осуществляют институциализацию патронажно-клиентельных отноше­ний между «держателями власти» (ныне это не королев­ская администрация, а ГБК во главе с президентом) и прочими силами общества. Составленный из многочис­ленных патронатов, соединенных в иерархическую сис­тему, парламент становится элементом системы единой власти, а не одной из властей в европейском понимании.Для правящих групп ГБК этот механизм становится важным средством обеспечения лояльности и интегра­ции потенциальных контрэлит в систему своей власти. Парламентарии, попав, по выражению Д. Ф. Люке, в жернова «представительного клиентелизма», принимают определенные правила игры, поскольку получение и сохранение депутатского места, а значит, и всех связан­ных с ним материальных выгод и преимуществ, зависит в гораздо большей степени от расположения патронов из правящего клана, чем от избирателей. Высокие должно­стные оклады, жилищные, транспортные и прочие при­вилегии становятся важным элементом нейтрализации практически любых потенциальных антисистемных сил.

 

5. Как правило, отсутствует или действует в урезан­ное виде, правило альтерната (принцип смены прави­тельства в зависимости от победы той или иной партии на выборах). Соответственно, циркуляция правящих групп осуществляется не через публичные формы партийно-парламентской борьбы, а в результате верхушечных «дворцовых заговоров», военных и иных государственных переворотов («революций», путчей и т.д.), что, в свою очередь, превращает «силовые ресурсы» (вооруженные силы, национальную гвардию, службы безопасности) в активный субъект политического процесса.

Такой процесс разворачивается в особом «прето­рианском пространстве», которое предполагает:

а) вме­шательство военных в политику; б) невозможность полно­го гражданского контроля над армией (и политической нейтральности последней); в то время как, в парадигме «демократии / тоталитаризма» армия и в первом, и во втором случае «по определению» подчиняется верховной политической власти и не имеет самостоятельного значения (активная роль армии предполагается лишь для особого переходного состояния между демократией и тоталитаризмом — авторитарной фазы, то есть, она явля­ется своеобразным отклонением, но отнюдь не нормой). Иначе говоря, политическая система неопатримониаль­ного типа характеризуется, как правило, институциализацией вмешательства армии в политику, когда военные перевороты и контрперевороты, попеременное правление военных и гражданских бюрократических клик становятся «нормальным» средством перераспределения власти, влия­ния, доходов между различными фракциями, кланами и груп­пами внутри и вне ГБК.

Таким образом, перенесенные на традиционную почву основные элементы современной политической системы (политические партии, выборы, парламент) в неопатримониальном обществе подвергаются сущест­венной трансформации и переосмыслению, становятся оболочкой, прикрывающей традиционные и полутради­ционные общественные связи. Скрепленные между со­бой в значительной мере не современными, легально-рациональными связями гражданского типа, а отноше­ниями патронажа и клиентеллы, современные полити­ческие институты становятся удобным каркасом, в рамках и под ширмой которых происходит процесс воспроизводства традиционных форм патримониального господства.