Примечание от переводчика: Тирион Ланнистер - герой Игр престолов. Как сами понимаетее, крайне невысокий. Мини-мы - карлик-клон Доктора Зло в Остине Пауэре. 8 страница

Герман издал горловое рычание и уже открыл рот для ответа.

< - Я бу...>

Он осёкся на середине слова, отвлечённый дребезжанием посуды. Растерянно взглянув вниз, Герман заметил свою ложку, тихо звенящую о кофейную чашку. Улей тихо стонал, и он сосредоточился, глядя опустевшими глазами мимо осунувшегося лица отца куда-то вдаль. Попытаться разобраться в шуме Улья было всё равно что включить станцию, передающую хэви-металл после привычного белого шума. Он медленно помотал головой, пока всё, что он блокировал, вопило, требуя внимания. Тарелка, спрыгнувшая с соседнего подноса, разбилась на части о плиточный пол. Вскоре к ней присоединились ложки с подноса и несколько безделушек со стены.

Официантка с встревоженным лицом выскочила из кухни, когда огромный декоративный спасательный круг слетел со стены над камином и покатился к ней. Она попятилась, и Герман ощутил, как земля сдвинулась у него под ногами, содрогаясь в шатком, неправдоподобном ритме. Ларс стоял, осуждающе глядя на Германа сверху вниз.

- Что ты...

Герман вслепую схватил свой костыль, поскольку шаткие толчки усилились. Облепленная ракушками бутылка свалилась с полки близь головы Ларса, и ударившись об пол, разлетелась на куски. Растерянные голоса в главном обеденом зале стали громче, и Герман услышал повторяющееся слово "землетрясение". Он застонал и покачал головой, когда первая чешуйчатая нога опустилась с глухим стуком перед запотевшими фасадными окнами ресторана.

- Мадпаппи... Нет!

Мадпаппи остановился, склонившись так, что три его глаза заглянули в ресторан, просматривая интерьер блинной Кастро в поисках брата Улья. Отыскав Германа, он издал низкое горловое хныканье. Шум с такой силой встряхнул кружку для чаевых возле парадной двери, что она свалилась, взорвавшись брызгами стекла и никеля.

- Маленький голос ОК? Где плохо? Где опасность? Я защищаю!

Герман в отчаянии взглянул на отца и вновь посмотрел на кайдзю.

- Мадпаппи, уходи. ВОЗВРАЩАйСЯ НЕМЕДЛЕННО!

Возле фасадного окна стояла официантка. Её ноги дрожали, но рот растягивала широчайшая улыбка: - О Господи! Это он! Вот дерьмо!

Она смогла добраться до стойки и возилась там, пока не вытащила старый смартфон, перекрикиваясь через плечо с кухонным персоналом.

В изумлении Герман прошёл мимо неё, открыв дверь в карающий ветер и кружащийся снег. Мадпаппи приветственно склонил голову вниз. Его широкие зрачки сузились в щели, тело била сильная дрожь, он вздёргивал губы, скалясь - верный признак волнения. Герман ощущал боль кайдзю. Опустив тонкие оборки по бокам головы, Мадпаппи лёг на землю. Его голова была величиной с ресторан - кайдзю мог бы проглотить его в три больших укуса, если бы захотел...

- Маленький голос в беде. Вред. Не должен приходить, но почувствовал тебя. Почувствовал плохо. Должен был придти... Улей ГРОМКО. Должен был придти. Прости-прости-прости..."

Герман дрожал (у него не было времени, чтобы схватить своё пальто прежде чем ковылять на стоянку) и ветер продувал его насквозь.Он натянул рукав свитера на ладонь и прижал её к носу Мадпаппи... его разум был в совершенном раздрае. Улей кричал о внимании и поддержке - здесь и была его ошибка, его эмоции были слишком интенсивны, он вовремя их не осадил - и кайдзю ответил на его ненамеренный призыв. Герман заметил, что Мадпаппи старается не задевать ногами нескольких припаркованных на стоянке автомобилей. Технически, Кастро находился не в самом городе, и Герман надеялся, что кайдзю шёл не через Абердин, а выбирал просёлочные дороги. Пока не было слышно никаких полицейских сирен вдалеке. Похоже, удача была на их стороне. Вероятно, Мадпаппи шёл самым коротким путём. Кайдзю были довольно предсказуемы.
- Я в порядке... Я обещаю, здесь нет никакой опасности. Я просто расстроен. Мне жаль, что я напугал тебя и Улей. Здесь всё в порядке...
Он остановился на середине мысли, отвлекшись на безошибочно узнаваемый щелчок взведённого курка. Герман обернулся, чтобы увидеть своего отца выходящего из ресторана с большим пистолетом, зажатым в кулаке. Герман изумлённо смотрел не на пистолет, а на лицо отца. Он никогда раньше не видел Ларса напуганным. Не просто напуганным... тот был в шоке - впалые щёки покраснели, тёмные глаза расширены...
- Отец, пользы от пистолета не будет. С тем же успехом можете стрелять в него из лука.
С любопытством наблюдая за мужчиной с пистолетом, Мадпаппи облизал зубы гигантским флюоресцирующим языком. Низко взрыкнув, он толкнул руку Германа, его хвост метался, подталкивая автомобили достаточно, чтобы включилась сигнализация. Ствол пистолета опустился, теперь он был направлен не на Мадпаппи, а на Германа - прямо в сердце.
- Да. Но я сомневаюсь, что его обрадует, если я выстрелю в тебя...
Герман внезапно страшно обрадовался тому, что с ним не пошёл Ньютон. А то он бы он сейчас уже бросился, пытаясь свалить старика. Сам Герман не чувствовал никакого страха... он сомневался, что отец на самом деле будет в него стрелять. Но с другой стороны, паника подталкивает людей к ужасным вещам. Мышцы Мадпаппи натянулись, напряжение сотрясало его огромное тело, когда он нацелился на Ларса Готлиба. Герман не думал, что Мадпаппи хорошо понимает, что такое оружие - может быть, смутные представления, взятые из уроков и фрагментов общих воспоминаний... но кайдзю отлично чувствовал намерения и было очевидно, что этот человек не друг.
- Плохой человек... опасность... ненависть... Он хочет ранить Маленький голос... Я раню его.
- Нет... Мадпаппи, не вреди ему... Я в порядке.

Герман глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться сам и успокоить Улей. Мадпаппи ощетинился, вцепившись в землю когтями. Единственным сдерживающим фактором был Герман. Одно его слово, одна мысль - и Ларс стал бы куском мяса, болтающимся меж зубов кайдзю. Герман заговорил медленно, ни на секунду не выпуская отца из виду - рука Ларса, удерживающая пистолет, начала дрожать, слабые от бездействия мышцы с трудом удерживали цель.
- Я не вызывал кайдзю для вашего убийства, отец. Идите, передайте PPDC чтобы объявили место для нашей встречи...

Ларс тяжело дышал, но не сдвинулся с места и не ответил.. Герман посмотрел мимо него и в первый раз заметил, что здешняя официантка записывает всё на телефон. Небольшая группа людей, собравшихся вокруг неё, шокированно пялились на пистолет, Мадпаппи и Ларса. Герман остановился, разглядывая кустарный значок с джекелопами на форме официантки. По крайней мере, его отец не соврал про "пришёл один" - не было никаких солдат или прячущихся за соснами Егерей.
- Мы не желаем новых смертей. Ни мёртвых кайдзю, ни мёртвых рейнджеров. Я озвучил свои условия в видео, и мне нечего больше вам сказать... кроме...
Герман поколебался - всё записывалось и через несколько часов будет, вероятно, выложено в открытый доступ. Он перешёл на немецкий, хотя и очень хорошо понимал, что от этого мало толку.

< - Вы скверно относились ко мне всю--- всю мою жизнь. Почти в каждом принятом мной решении участвовал ваш голос в моей голове. Больше всего я жалею о том, что страх перед вами не позволил мне быть с человеком, которого я люблю, гораздо раньше... >
Ларс уставился на него, пытаясь твёрже держать пистолет, палец опасно дрогнул на курке. Мадпаппи пошевелился, издав грудное предупреждающее ворчание. Сердце Германа ёкнуло, но он бесстрашно продолжал: < - Вы были плохим отцом, но... я вас прощаю. Я прощаю вас, чтобы от вас освободиться. Спасибо, что пришли поговорить, но... отец, сейчас вам нужно уйти.>
Пистолет чуть опустился и теперь был направлен в живот Германа. Он длинно выдохнул в взглянул в растерянное лицо Ларса Готлиба: < - Вам нужно идти.>

Ворчание Мадпаппи перешло в скулёж. Он пытался лучше зацепиться за ледяной асфальт, оборки по бокам головы медленно поднимались. В дверях ресторана кто-то, пытающийся всё получше рассмотреть, толкнул официантку, она взвизгнула, теряя равновесие... Скользнув вперёд по обледеневшему участку, она тяжело врезалась в Ларса. Рука старика подскочила вверх, нажав на курок. Раздался оглушительный выстрел.

Если бы он попал Мадпаппи куда-то ещё, то тот, вероятно, этого и не почувствовал бы, но крошечная пуля вошла точно в глазное яблоко кайдзю. Он запрокинул голову, визжа от боли и недоумения. Герман ощутил, как его собственный глаз наполняется влагой - словно в роговицу вонзилась стеклянная крошка. Он упал на землю, потеряв опору, когда кайдзю выдернул свой нос из-под руки. Скорчившись, Мадпаппи сел на задние лапы и хвост, и жалобно постанывая трогал пострадавший глаз.

- Больнобольнобольно!

Официантка отступила, сжимая в руке телефон. Ларс бросил на сына последний взгляд и, всё ещё направляя пистолет в его сторону, побежал. Разбрасывая снег, он довольно позорно ретировался в направлении отеля. Герман провожал отца взглядом, пока тот не исчез за строем вечнозелёных деревьев. С грохотом, от которого всё содрогнулось, Мадпаппи опустился на все шесть лап, его правый нижний глаз был полуприкрыт, из угла стекала тонкая струйка голубой крови. Герман ворочался, пытаясь вслепую нашарить костыль.

- Всё в порядке, Мадпаппи. Он ушёл. Обещай, что не погонишься за ним.

Кайдзю напряг мышцы, словно собираясь преследовать Ларса, затем взглянул вниз на Германа, всё ещё беспомощно лежащего на спине, и передумав, медленно опустился на живот, обняв ледяной тротуар.

- Нет погони. Обещаю... Маленькому голосу плохо?

- Нет... всё хорошо, Мадпаппи. Спасибо, я...

Герман замер. Сильные руки приподняли его, и он удивлённо обернулся. Двое мужчин, наблюдавших противостояние от дверей ресторана, подошли, чтобы помочь ему встать. Оба они выглядели, как лесорубы - тот, что повыше, осторожно поднял его на ноги, а его друг передал Герману костыль, предварительно даже сбив с него снег. Улыбаясь, они что-то говорили ему, но Герман сквозь шок не был способен понять их слова. Незнакомцы... незнакомцы помогают ему. Мадпаппи следил за ними, рассеянно слизывая кровь, капающую из раненого глаза.

- Я... Благодарю вас.

Лесоруб в клетчатой рубашке улыбнулся ему, и Герман сделал болезненный шаг назад. Разом придавленный весом всего произошедшего, он опустился на коготь Мадпаппи, обхватив голову руками. Ему просто было нужно немного времени, чтобы разобраться в своих чувствах, всего несколько минут на реорганизацию, а потом он позвонит Говарду, чтобы тот его забрал... и проследит, чтобы Мадпаппи нормально вернулся к церкви. Они должны понять, как можно осмотреть глаз кайдзю. Пуля такая маленькая, но... может ли у кайдзю быть заражение? Он потеряет глаз, если это случится? Ньютон смог бы предположить, он был К-биолог... и вероятно прямо сейчас сгрызает себе ногти до костей. Он мог чувствовать отголоски его беспокойства в дрифте, но отвернулся, сосредоточившись на собственных мыслях.
...................................................................................................................................................

Холод пробрался сквозь свитер и вцепился в кожу. Штанины его брюк трепал ветер, но он не обращал на это внимания. Его отпускала адреналиновая волна, и он сам не понимал, когда она его захлеснула. Возможно в тот момент, когда он увидел отца. Мадпаппи пошевелился, и вдруг кто-то плотно обернул вокруг плеч Готлиба его безразмерную парку. Он рефлекторно вскинул руки, защищаясь, едва не ударив в лицо принесшего куртку. Это была официантка. Его взгляд сфокусировался на бейджике, и это освежило его память - "Привет, меня зовут Бет". Бет застенчиво улыбнулась ему.

- Плохая встреча, да? Вы... м-ммм... Вы оставили внутри свою куртку... я подумала... ну, вы выглядите довольно замёрзшим.

Он взглянул на неё, ожидая дальнейших объяснений, но девушка уже отвлеклась на Мадпаппи.Она изумлённо покачала головой, и улыбнулась ещё шире.

- Он такой хорошенький. Можно мне... можно его потрогать?

Опешив, Герман уставился на неё, а затем посмотрел на Мадпаппи, с несчастным видом слизывавшего последние следы крови, всё ещё стекавшей из повреждённого глаза. Готлиб горячо надеялся, что ни одна капля пока не попала на землю. Последнее, что им было нужно - подвергнуть местных жителей опасности Кайдзю Блу, а людей в группе, окружавшей их, похоже прибавилось.

- Можно... симпатичной девушке прикоснуться к тебе, Мадпаппи?

Хвост кайдзю слабо шевельнулся и он издал тихое поскуливание.

- Хорошая девушка прикоснётся... как друг.

Другого ответа Герман и не ожидал. Какой бы ни была боль, Мадпаппи оставался Мадпаппи, и он обожал людей. Герман кивнул Бет, и она осторожно прижала пальцы к челюсти Мадпаппи.

- О-ОО! Я... думала, что он будет скользким, но он совсем не... Он вроде как гладкая резина.

Маленькая группа людей стояла в отдалении, но когда они увидели, что официантка трогает Мадпаппи, некоторые осторожно шагнули вперёд. Кайдзю терпеливо выносил ласки, скрипуче мурлыкая. Если у Кайдзю-Улья и мог быть лучший посол доброй воли, Герману ещё предстояло его найти. Эта сцена заполнила его грудь теплом, и издёрганные нервы начали успокаиваться.

- Мадпаппи, правильно?

Он вскинул голову, с любопытством глядя на официантку. Люди вокруг переговаривались между собой, осторожно гладя кожу кайдзю и удивляясь тому, как она начинает светиться. Девушка повторила, обеспокоенно глядя на него: - Его имя... в вашем видео. Вы звали его Мадпаппи. Вы и рыжие.

Теперь один из лесорубов хохотал. Он прижал к коже всю ладонь и убрав её, оставил медленно гаснущий светящийся отпечаток. Кое-кто последовал его примеру,и Мадпаппи попытался подражать их смеху коротким пыхтением.

- Вы... смотрели видео?

Она вздрогнула и подтянула выше ворот свитера, не переставая улыбаться: - Вы меня разыгрываете, что ли? Я поверить не могу, что вы всё это время были в Абердине. Вы были ПРЯМО ТУТ, в моём родном городе, а я и не знала!

Обида Мадпаппи ушла, заглаженная, и вместе с этим успокоились голоса Улья, мечущиеся в голове Германа. Он тихо выдохнул и ощутил как Ньют сделал тоже самое где-то за мили отсюда. Растирая больное бедро, Готлиб вновь взглянул на официантку.

- Ваш значок...

Она бросила на него гордый взгляд.

- Я сама его сделала! Я могла бы купить через Интернет, но доставка заняла бы вечность. Почта такая хреновая, и я читала, что большинство мест, где их делают, чертовски тянут с отправкой, потому что завалены заказами, так что лучше и не связываться. Я не должна носить его на работе, но я офигеть как рада, что сегодня надела. Я сделала парочку для моих друзей-Лоперов, но мой был самый лучший.

Он заинтриговано уставился на неё, не зная, что спросить в первую очередь.

- Делают их... Их носит много людей? Кто такие "Лоперы"?

Она удивлённо покачала головой: - Чёрт возьми! Вы не знаете?! Даже о Лоперах?! Вы что, интернет совсем не смотрите? Я полагаю, что о нас не слишком много говорят в новостях...

Герман пожал плечами, стряхнул снег с волос и спрятал руки в рукава парки. Куш никогда не упоминал Лоперов или значки. Возможно, рейнджеры тоже не знали.

- Нет... Я использую его как можно реже. На всякий случай, чтобы нас не отследили через Wi-Fi. Осторожность прежде всего.

Бет потёрла руки и прислонилась к ноге Мадпаппи, остерегаясь кончика когтя.

- Лоперы вас поддерживают. Название пошло от значка, я думаю. Так может быть, я не совсем уверена. Просто когда вы на записи - это у вас всегда на воротнике. Это, возможно, началось как шутка, но потом стало чем-то... значимым. Есть много Лоперов. Я имею в виду группы и просто... ну есть куча людей, и я не знаю, кто это начал, но все мы носим значки. Типа солидарность и прочая хорошая фигня.

Её лицо было искренним и открытым, когда она оглянулась через плечо на Мадпаппи.

- Я имею в виду... кайдзю были ужасны, но вы доказали, что эти новые - другие...

Её голос смягчился, она опустила покрасневшие от холода пальцы на блестящий чёрный ноготь Мадпаппи.

- Это значит, что война закончена по-настоящему. Не надо больше строить Егерей... пайки станут получше. Люди опять смогут ездить ну или... М-мм... у вас тут немножко... прямо тут.

Она указала на его нос, и Герман вытер его, испачкав кровью рукав куртки. Выдохнув, он наконец-то улыбнулся ей в ответ.

- Именно это мы пытаемся сделать.

Она притихла, и они вдвоём наблюдали за лесорубом, пытавшимся обхватами измерить один из передних зубов Мадпаппи. Кайдзю добродушно подталкивал его, издавая ту мягкую горловую трель, что была похожа на мурлыканье. Бет вновь заговорила, поднимаясь на ноги и отряхивая от снега форменный фартук: - Как насчёт блинов... м-мм... доктор Готлиб? Я могу вас так называть?
Люди вокруг смеялись и что-то выкрикивали - предложения купить ему завтрак... угостить его кофе... дружеские подначки. Герман почувствовал, как его желудок нервно дёргается от непонимания, что со всем этим делать. В его голове, потрясённый внезапной добротой, пел Улей.
- Можете... Как может человек отказаться от бесплатных блинов?
Просияв, Бет протянула руку, чтобы помочь ему подняться. Герман стоял, похлопывая Мадпаппи через рукав парки.
- Мадпаппи лучше? Глаз ещё болит?
Он все еще чувствовал собственным глазом раздражающее жало крошечной пули, но ощущение притупилось. Это было похоже на попавшую колючую песчинку - болезненно, но терпимо.
- Глаз лучше. Люди - хорошо. Хорошие друзья.
Официантка вручила ему костыль, а один из лесорубов, усмехаясь, добродушно похлопал его по спине. Несколько пар рук поддерживали его, помогая пересечь парковку. Он позволил отвести себя назад в Кастро, назад в тепло старого ободранного ресторана.
"Они... Они Лоперы... и я надеюсь, что их ещё много."

 

Глава 26. "This Boy's too Young to be Singing the Blues" ("Этот мальчик слишком молод, чтобы петь блюз")

 

 

Тяжёлые металлические двери сомкнулись с глухим стуком. Герман ощутил, как его желудок прыгнул в грудь, когда пол лифта Форта двинулся вниз. Он нервно вцепился в трость и попытался нажать кнопку на стене, чтобы выбрать один из сотен этажей. Ни одна из них не засветилась в ответ на его прикосновение, лифт сам знал пункт назначения, и у него не было права голоса. Толстые металлические кабели, опускающие кабину, скрипели и выли от стресса, возраста и ржавчины. Герман вздрагивал от каждого шума - ему казалось, что кабина может развалиться в любую секунду, и он устремится к очень неопрятной смерти тремя милями ниже.

Пытаясь думать о чём-то другом, Готлиб сосредоточился на происходящем за грязными плексигласовыми окнами лифта. Сменялись этажи, полные кабелей, скрывались вдалеке тысячи тросов и проводов разного цвета. Мир был наполнен гудением электричества, и каждые несколько минут между оголёнными проводами проскакивала яркая искра. Мимо медленно скользили металлические балки опор, голый скелет из клёпок и перекладин, ненадолго высвеченный золотисто-жёлтыми огнями спускающегося лифта. Затем кабели и опорные брусья стали исчезать, чтобы постепенно смениться вещами, которые Герман не ожидал увидеть в глубоких недрах Форта.

 

С внезапной ясностью Герман понял, что ему снится дом его детства, неторопливо проплывающий мимо окон лифта. Это выглядело так, словно здание было разрезано и выложено поэтажно - кукольный домик в натуральную величину, полный живых людей, не замечающих, как огромный ржавый лифт совершает мимо них свой бесцельный путь вниз. Вниз, мимо чердака и комнаты Бастина, и его собственной комнаты под ней. Пока Герман спускался, ему хватило времени разглядеть свои плакаты с ракетами и чертежи истребителей в рамках, он увидел свой крошечный письменный стол и безупречно аккуратные книжные полки.

Его мать была этажом ниже его комнаты - на кухне, разговаривая по древнему стационарному телефону. На глазах у неё были слёзы, рука сжимала полупустой бокал вина. Герман ясно это помнил. Тогда ему было шесть, и его бабушка только что умерла. Он видел, как мать разговаривала с родственником и плакала за кухонным столом. Смотреть на неё сейчас - такую одинокую и беззащитную - в этом было что-то от... вуайеризма. Он видел её в минуту крайней слабости и никогда этого не забыл. Опыт научил его, что взрослые уязвимы - они могут сломаться и у них не на всё есть ответы.

 

Дом закончился. Герман путешествовал сквозь множество слоёв архитектурных конструкций и ниже - через странный срез грязи и камня. Сквозь мутное стекло лифта он мог видеть детей на залитом солнцем школьном дворе - они играли в какую-то игру, в которой он не мог принять участия. Готлиб увидел восьмилетнего себя, сидящего на соседнем камне, рассеянно сжимающего в руке игрушечного робота. Небо над ним было пронзительно-синим, а солнце слепило так, что пришлось отвести взгляд. К тому времени, когда он повернулся назад, лифт уже подходил к новому этажу и другому слою памяти. Его обхватила твердая тёплая рука, и Герман вздрогнул, разворачиваясь, чтобы увидеть кто ещё с ним здесь в этом гулком металлическом туннеле. Как он мог не заметить, что не один? Здесь не так много места.

- Маленький голос.

Ему улыбнулась миссис Мелеро, но ярко светящиеся голубые глаза и тихое мерцание ясно сообщали, кто с ним говорит.

- Мать!

Улыбнувшись, она ласковой рукой обвила шею Германа, притягивая его в крепкое объятие. Он обнял её в ответ и позволил ей осторожно укачивать себя взад и вперёд. Герман обнимал её, и его мозг был охвачен пьянящим ароматом духов миссис Мелеро. В мыслях этот пряный запах был плотным и фиолетовым - того же цвета, что Наперстянка Юпитера - Егерь Мелеро. Присутствие Матери вызывало необъяснимую синестезию. Рядом с ней воспоминания Германа передавались в цветах и запахах без связи с изображением и звуком. Краем глаза Готлиб заметил, как тёмно-каштановые волосы миссис Мелеро превратились в блестящую рыже-красную гриву Сони Ватлей. Он неохотно отстранился, позволяя ей прикоснуться к его волосам и лицу - её руки обвели скулы, коснулись носа и подбородка. Герман был просто счастлив видеть её, быть с ней рядом.

 

- Мать, я... я не знаю, с чего начать. Мне так много нужно сказать тебе.

Она сияюще улыбается ему, пытаясь удержать стремительно меняющийся облик.

- Смотрели за Маленьким голосом и Быстро мыслящим. Улей смотрел.

Мать вернулась к телу миссис Мелеро. Казалось, она прилагала все усилия, чтобы придерживаться Ниты, как когда-то выбранной формы. Время от времени призрак какой-нибудь другой женщины ненадолго затенял её лицо, размывая края иллюзии, но по большей части она была верна образу, позаимствованному у пожилой дамы-рейнджера.

- Знаю... много знаю... много видела через Улей. Через Братьев.

Она поцеловала его ладонь и заглянула в окно лифта, наблюдая протекающие мимо воспоминания. Когда Мать говорила, рот миссис Мелеро не двигался. Её голос несколько изменился с их последней встречи в кузове грузовика Форта Бури. Она всё ещё объединяла в себе всех скопированных женщин, но продвинулась от них к чему-то большему и более индивидуальному. Мать использовала всё, чему научилась от каждого человека, чтобы сформировать в себе нечто новое. Её речь усложнилась и стала более связной, казалось, она в целом лучше себя контролирует. Герман ощутил укол тревоги и разгорающееся тепло в животе. Она всё ещё меняется, развиваясь с невероятной скоростью.

 

- Я сожалею, что не сообщил... ты знаешь о встрече? Тебе... Я знаю, мне нужно было сначала спросить разрешения, прежде чем говорить, что я хочу представить людям Улей, но это в самом деле единственный способ. Я думаю, так будет лучше и для Улья и для тебя. Ты сказала, что люди и кайдзю могут жить вместе и...

Мать успокаивающе прижала палец к губам Германа. В этом прикосновении он почувствовал Соню, касающуюся его горячей кожи в фургоне и Мако, ласково треплющую его по плечу у ног восстановленной "Джипси Дангер".

- Ш-шшш, тихо, Маленький голос... Маленький голос так много сделал для Улья. Мой маленький... да. Мать смотрела и чувствовала. Видела, как ранили близнеца. Видела как Малый голос спорил... чувствовала, как сделали больно Брату Улья... здесь, - она указала на свои глаза и на долю секунды стала Мако Мори, Карлой и вновь миссис Мелеро - тремя женщинами, указывающими на глаза совсем разного цвета. Запах сирени превратился в сильный аромат жасминового чая, а потом во что-то, что могло быть горящим ладаном. Мимолётные, наполовину забытые образы, некоторые из которых - Герман был уверен, - ему не принадлежали, мелькали перед его глазами через неравные промежутки времени. Сосредоточиться было всё труднее.

- Должна произойти... встреча людей и Улья.

Она отвернулась от него к окну лифта, и Герман проследил за её взглядом. Лифт завис в небе, плавно опускаясь на большой город. Это был Сан-Франциско, и Треспассер деловито разрушал его. Мир потряс взрыв, и кайдзю взорвался рёвом. Мимо его головы проносились истребители, и монстр пятился, огрызаясь, как бешеная собака. Герман узнавал каждый мучительный миг. Это были кадры давних атак, вероятно, заимствованные из его с Ньютом коллективной памяти. Мать ахнула и сильно сжала его руку, отведя взгляд, когда другой самолёт был охвачен пламенем и превратился в дождь из металлических обломков.

- Мать смотрит снова и снова... Это болит... Как людям простить Улей?

Она печально приложила руку к груди. Герман видел испуг Матери на знакомом заплаканном лице Неты Мелеро. Она понимала, что встреча необходима, но опасалась за своих детей, боялась, что грехи создавших их никогда не будут прощены. В некотором смысле она была права. Бесстрастно просматривать воспоминания о нападении Треспассера было невозможно. Бойня вызывала гнев, ужас... печаль. Человечество никогда это не забудет, никогда не освободится полностью.

- Мать, ты не похожа на них. Улей не похож на них. Вот почему это так важно. Мы должны им показать - как Мадпаппи показал Соне и прочим.

Сцена с Треспассером под ними исчезла, и весь мир за толстой панелью прозрачного пластика милосердно потемнел. Готлиб медленно выдохнул.

- Вы не можете оставаться там, где находитесь. Не можете оставаться в Щели там, во впадине. PPDC возможно не знают, что там ты, но они знают, что Улей перемещается туда и оттуда. Вам нужно найти что-то побезопаснее.

Мать взглянула на него широко раскрытыми испуганными глазами Ванессы. Задрожав, она окинула взглядом лифт, ища ответы, которых здесь не было. Мигнув, Ванесса исчезла, сменившись решительно выглядящей Сашей Кайдановской.

- Мать встретится с людьми... Улей идёт. Мать идёт.

Герман неистово замотал головой, его голос прозвучал хрипло, когда он сказал:

- Мать, нет! В-всё достаточно скверно, и кто-то из братьев может пострадать... но...

Саша стремительно превратилась в Мако Мори, прежде чем вновь вернуться к Ните Мелеро. Она говорила твёрдо, словно решив спорить с Германом.

- Улей идёт... Мать идёт.

- Придти должен не весь Улей, только некоторые, в знак доброй воли.

Слегка улыбнувшись, она прислонилась к его плечу. Сейчас вокруг лифта была чистая вода, они опускались сквозь сияющую, как драгоценный камень синеву океана. Смутные фигуры рыб и кайдзю проплывали мимо, подсвеченные сверху лучами далёкого солнца. Глубоко вздохнув, Мать медленно заговорила - так же как и Герман с полной уверенностью: - Братья идут... Дети идут. Я пойду.

Герман понимал, что спор с ней не закончится ничем хорошим, поэтому смог только посмотреть себе под ноги и засунуть свои протесты поглубже. Голова у него кружилась, и он рефлекторно потрогал нос, ожидая найти струйку крови под одной из ноздрей, но ничего не было.

- Если вы идёте, ты должна мне пообещать, что если что-то пойдёт не так, вы убежите. Ты и Улей. Вы не должны сражаться. Не можете. Если что-то случится, и весь мир увидит, как вы делаете что-то хоть отчасти насильственное, то... всему конец. Они используют это, чтобы оправдать твоё убийство.

Мать выпустила его руку, чтобы погладить его лицо. Она следила за ним взглядом, и Герман ощутил, как в груди растёт пузырь разнообразных эмоций, грозя вот-вот взорваться. Ощущения и воспоминания нахлынули быстрее и ярче, сияющее нечто, бывшее Матерью, заполнило всё его существо.

- Не приходите к нам больше на помощь. Какие бы ужасные вещи не произошли. Пожалуйста, Мать, обещай мне.

Карла взглянула на него с несчастным видом, на её лице было страдание. Она повернула голову, став на мгновение его матерью, миссис Мелеро...

- Вы Улей... вы братья Улья... Маленький голос и Быстро мыслящий - вы мои дети. Мать защищает.

За окном лифта появилась лаборатория в Гонконге, и Герман увидел себя и Ньютона за работой. В данный момент не было никаких ссор, никаких оскорблений и дикого крика. Ньютон в своих наушниках писал какой-то лабораторный отчёт, за его спиной был виден невнятный кусок кайдзю. Герман мельком увидел себя, стоящего у доски с поднятой рукой, вносящего последние штрихи в какую-то часть модели Разлома. Сцена была до странности мирной, но лифт скользнул вверх и в сторону, минуя ещё один этаж их жизней. Мать издала звук, напоминающий мурлыканье. Шагнув вперёд, она прижала к окну руки Эстер Сендак, восхищаясь обычным днём их с Ньютоном жизни. Вид из лаборатории сменился этажами проводов, строительных лесов и стальных балок. Затылком Герман ощущал давление надвигающейся головной боли.

 

-Мать... ты не можешь меня игнорировать. Ты обещаешь? Когда PPDC наконец назначит встречу, убедись, что Улей подчинится. Если что-то пойдёт не так, вы должны бежать.

Мать обернулась, чтобы пристально посмотреть на него и за секунды прошла через все свои роли. Женщины появлялись и исчезали так стремительно, что он не успевал следить: Эстер, Саша, Соня, Нета, Карла, Мако, Ванесса, даже Нэнси Арчер и Ханни Паркер. Он чувствовал запах разрезанного лимона и стирального порошка... услышал пение своей сестры. Миссис Мелеро подняла голову и нежно поцеловала Германа в щёку в тот момент. когда лифт остановился. Металлическая кабина опустилась на дно шахты с тихим стуком.