Слово о молитве умной, сердечной и душевной 7 страница

По душеспасительнейшему действию на нас молитвы вообще и памяти Божией, или молитвы Иисусовой, в особенности, как средства к пребыванию в непрестанном соединении с Богом и к постоянному отражению нападений врага, занятие молитвою Иисусовою особенно ненавистно диаволу. Упражняющиеся молением именем Господа Иисуса подвергаются особенным гонениям диавола. «Весь подвиг и все тщание нашего супостата, — говорит преподобный Макарий Великий, — заключается в том, чтоб мысль нашу отвратить от памятования Бога и от любви к Нему; для этого он употребляет прелести мира и отвлекает от истинного блага к мнимым, несущественным благам» [813]. По этой причине посвятивший себя в истинное служение Богу, непрестанною молитвою Иисусовою, должен особенно хранить себя от рассеянности мыслей, никак не дозволять себе празднословия мысленного, но, оставляя без внимания являющиеся мысли и мечтания, постоянно возвращаться к молению именем Иисуса, как бы в пристанище, веруя, что Иисус неусыпно печется о том рабе Своем, который находится непрестанно при Нем неусыпным памятованием о Нем. «Лукавые бесы, — говорит преподобный Нил Синайский, — ночью стараются возмущать духовного делателя через самих себя, а днем — через человеков, окружая его клеветами, напастями и злоключениями» [814]. Этот порядок в бесовской брани скоро усмотрится на опыте всяким делателем молитвы. Бесы искушают помыслами, мысленными мечтаниями, воспоминанием о нужнейших предметах, размышлениями по-видимому духовными, возбуждением заботливости, различных опасений и другими проявлениями неверия [815]. При всех многообразных бесовских бранях, ощущение смущения служит всегда верным признаком приближения падших духов, хотя бы производимое ими действие имело вид праведности [816]. Подвижникам, уединенно и усиленно молящимся, бесы являются в виде страшилищ, в виде соблазнительных предметов, иногда в виде светлых Ангелов, мучеников, преподобных и Самого Христа; угроз бесовских бояться не должно, а ко всем вообще явлениям нужно быть весьма недоверчивым. В таких случаях, которые однако же бывают нечасты, первейшая обязанность наша — прибегнуть к Богу, предаваясь всецело Его воле и прося Его помощи; на явления не обращать внимания и не входить в сношение и собеседование с ними, признавая себя немощными для сношения с духами враждебными, не достойными сношения с духами святыми.

Особенным скорбям и гонениям подвергается истинный, богоугодный подвижник молитвы от братии своей, человеков. И в этом, как мы сказали уже, главные деятели — демоны: они употребляют в свое орудие как тех человеков, которые деятельность свою слили воедино с деятельностию бесовскою, так и тех, которые не понимают браней бесовских и потому удобно делаются орудиями бесов, — даже и тех, которые, понимая лукавство врага, недостаточно внимательны к себе и осторожны, и потому допускают себя быть обманутыми. Разительнейший и ужаснейший пример того, какою страшною ненавистию к Богу, к Слову Божию, к Духу Божию, могут заразиться человеки, слившие настроение своего духа с настроением демонов, видим в иудейских первосвященниках, старцах, книжниках и фарисеях, совершивших величайшее преступление между преступлениями человеческими — богоубийство. Святой Симеон Новый Богослов говорит, что по внушению бесов иноки, проводящие лицемерную жизнь, завидуют истинным подвижникам благочестия, употребляют все меры расстроить их или изгнать из обители [817]. Даже благонамеренные иноки, но проводящие жительство наружное и не имеющие понятия о жительстве духовном, соблазняются на духовных делателей, находят их поведение странным, осуждают и злословят их, делают им различные оскорбления и притеснения. Великий делатель молитвы Иисусовой, блаженный старец Серафим Саровский, много претерпел неприятностей от невежества и плотского воззрения на монашество своих собратий, потому что те, которые читают Закон Божий телесно, полагают исполнять его одними внешними делами, без мысленного подвига, не разумеюще ни яже глаголют, ни о нихже утверждают [818]. «Проходя путь внутренней, умозрительной жизни, — наставляет и утешает Серафим, черпая наставление и утешение из своей духовной опытности, — не должно ослабевать, не должно оставлять его потому, что люди, прилепившиеся к внешности и чувственности, поражают нас противностию своих мнений в самое сердечное чувство и всячески стараются отвлечь нас от прохождения внутреннего пути, поставляя нам на нем различные препятствия. Никакими противностями в прохождении этого пути колебаться не должно, утверждаясь в этом случае на слове Божием: Страха же их не убойтеся, ниже возмятитеся, яко с нами Бог. Господа Бога нашего освятим в сердечной памяти Его Божественного имени, и Той будет нам в страх» [819]. Когда преподобный Григорий Синаит — его в XIV веке Промысл Божий употребил в орудие восстановления между иноками забытого ими умного делания — прибыл в Афонскую Гору и начал сообщать Богодарованное ему знание благочестивым, ревностным и разумным подвижникам, но понимавшим Богослужение лишь телесно, то они сначала очень воспротивились ему, — такой странностию представляется учение о духовном подвиге для не имеющих понятия ни о нем, ни о существовании его, для давших телесному подвигу значение, ему не принадлежащее. Еще большею странностию представляется умное делание для плотского и душевного разума, особенно, когда он заражен самомнением и ядом ереси. Тогда ненависть духа человеческого, вступившего в общение с сатаною, к Духу Божию выражается с чудовищным неистовством. Чтоб объяснить это и, вообще, чтоб представить с очевидностию, как превратно плотской и душевный разум понимает все духовное, искажает его соответственно мраку падения, в котором находится, несмотря на свою земную ученость, изложим здесь вкратце клеветы и злоречие на умное делание латинского монаха Варлаама и некоторых западных писателей. Преосвященный Иннокентий в своей Церковной истории повествует, что Варлаам, Калабрийский монах, в XV веке прибыл в Солунь, город восточной греческой империи. Здесь, чтоб действовать в пользу Западной Церкви под покровом Православия, он отвергся латинства. Написав несколько сочинений в доказательство правоты Восточной Церкви, заслужил этим похвалу и доверие Императора Кантакузена; зная же, что греческое монашество служит главным подкреплением Церкви, он хотел ослабить его, даже сокрушить, чтоб поколебать всю Церковь. С этою целию он выказал желание проводить самую строгую иноческую жизнь и лукаво склонил одного Афонского пустынника открыть ему художественное упражнение Иисусовою молитвою. Получив желаемое, поверхностно, бессмысленно поняв открытое, Варлаам принял за единственную сущность дела вещественное пособие, которое Отцы, как мы видели, называют лишь некоторым пособием, а духовные видения — за видения вещественные, зримые одними телесными очами. Он донес об этом императору, как о важном заблуждении. Созван был Собор в Константинополе. Святой Григорий Палама, Афонский инок и великий делатель умной молитвы, вступил в прение с Варлаамом, силою благодати Божией победил его. Варлаам и хулы его преданы анафеме. Он возвратился в Калабрию и в латинство, оставил во многих греках, поверхностных христианах, доверие к своему учению, принес его на Запад, где хулы и нелепые клеветы его приняты, как исповедание истины [820]. Историк Флери, описывая действия Варлаама, подобно ему сосредоточивает все делание умной молитвы в вещественном пособии, искажая его. Флери делает выписку о механизме из Слова святого Симеона Нового Богослова о трех образах молитвы, находящегося в Добротолюбии, утверждает, будто бы Симеон научает, сев в углу келлии, обратить глаза и всю мысль к средине чрева, то есть к пупу, удерживать дыхание, даже носом, и так далее. Трудно б было поверить, что умный и ученый Флери написал такую нелепость, если бы она не читалась на страницах его истории [821]. Бержье, другой весьма умный и ученый писатель, говорит, что греческие иноки-созерцатели, от усилия к созерцанию, помешались в рассудке и впали в фанатизм (прелесть). Чтоб придти в состояние восторга, они упирали глаза в пуп, удерживая дыхание; тогда им представлялось, что они видят блестящий свет, и так далее [822]. Искажая образ моления умных делателей Восточной Церкви и кощунствуя над ним, латиняне не останавливаются кощунством и над благодатными состояниями, производимыми молитвою, не останавливаются хулить действие Святого Духа. Предоставим суду Божию клеветы и хулу еретиков; с чувством плача, а не осуждения отвратим внимание от произносимых ими нелепостей, послушаем, что говорит о видении света Христова наш блаженный делатель молитвы Иисусовой, Серафим Саровский; «Чтоб приять и узреть в сердце свет Христов, надобно сколько возможно отвлечь себя от видимых предметов; предочистив душу покаянием, добрыми делами и верою в Распявшегося за нас, закрыть телесные очи, погрузить ум внутрь сердца, где вопиять призыванием имени Господа нашего, Иисуса Христа; тогда по мере усердия и горячности духа к Возлюбленному находит человек в призываемом им имени услаждение, которое возбуждает желание искать высшего просвещения. Когда чрез такое упражнение укоснит ум в сердце, тогда воссияет свет Христов, освящая храмину души своим Божественным сиянием, как говорит пророк Малахия: и возсияет вам боящимся имене Моего солнце правды [823]. Этот свет есть вместе и жизнь по евангельскому слову: в Том живот бе, и живот бе свет человеком» [824]. Из этого видно, в противность пониманию Калабрийского Варлаама и латинян, что свет этот не вещественный, а духовный, что он отверзает душевные очи, созерцается ими, хотя вместе и действует на телесные глаза, как то случилось со святым апостолом Павлом [825]. Преподобный Макарий Великий, подробно и с особенною ясностию излагая учение об этом свете в 7-м Слове, говорит, что «он есть существенное осияние в душе силы Святого Духа, через него открывается всякое знание и истинно познавается Бог душою достойною и любимою» [826]. Согласно с Великим свидетельствуют и все святые Отцы Восточной Церкви, опытно познавшие христианское совершенство и изобразившие его в своих писаниях, свойственных этому неизобразимому таинству изображением в стране вещества. Очень полезно знать, что плодом чистой непарительной молитвы бывает обновление естества, что обновленное естество снабжается и украшается дарами Божественной благодати, но стремление к преждевременному стяжанию этих даров, стремление, которым, по побуждению самомнения, предупреждается благоволение о нас Бога, крайне вредно и ведет лишь к прелести. По этой причине все Отцы очень кратко говорят о дарах благодати, говорят очень подробно о стяжании чистой молитвы, последствие которой благодатные дары. Подвиг молитвы нуждается в тщательном обучении, а благодатные дары являются сами собою, как свойства естества обновленного, когда это естество, по очищении покаянием, будет освящено осенением Духа.

Старец Паисий Величковский, живший в конце XVIII столетия, написал свиток о умной молитве в опровержение хулений, произнесенных против нее некоторым суетноумным философом монахом, пребывавшим в Мошенских горах, современником Паисия [827]. «Во дни наши, — говорит Паисий в письме к старцу Феодосию, — некоторый инок, философ суеумный, увидев, что некоторым ревнителям этой молитвы, хотя и не по разуму, воспоследствовала некоторая прелесть по причине их самочиния и невежественного руководства наставниками, неискусными в этой молитве, не возложил вины на самочиние и неискусное наставление, но вооружился хулою на эту святую молитву, вооружился, возбуждаемый диаволом, настолько, что далеко превзошел и древних, трижды проклятых еретиков, Варлаама и Акиндина, хуливших эту молитву. Не боясь Бога, не стыдясь человеков, он воздвиг страшные и срамные хуления на эту святую молитву, на ее ревнителей и делателей, хуления, невыносимые для целомудренного слуха человеческого. Сверх того, он воздвиг такое величайшее гонение на ревнителей этой молитвы, что некоторые из них, оставив все, перебежали в нашу страну и проводят в ней богоугодно пустынное житие. Другие же, будучи слабоумны, дошли до такого безумия от растленных слов философа, что и имевшиеся у них Отеческие книги потопили, как мы слышали, в реке, привязав их к кирпичу. Так возмогли его хуления, что некоторые старцы воспретили чтение Отеческих книг при угрозе лишить благословения за чтение. Философ, не довольствуясь устным хулением, вознамерился изложить эти хуления письменно; тогда, пораженный наказанием Божиим, он ослеп, чем и было пресечено его богоборное предприятие». Вообще, плотской и душевный разум, как бы ни был богат премудростию мира, смотрит очень дико и недоброжелательно на умную молитву. Она — средство единения духа человеческого с Духом Божиим и потому особенно странна и ненавистна для тех, которые благоволят пребыванию своего духа в сонме духов падших, отверженных, враждебных Богу, не сознающих своего падения, провозглашающих и превозносящих состояние падения как состояние высшего преуспеяния. Слово крестное, возвещаемое устами Апостолов всем человекам, погибающим юродство есть; оно пребывает юродством, когда возвещается умом сердцу и всему существу ветхого человека молитвою; но для спасаемых оно сила Божия есть [828]. Еллины, не познавшие христианства, и еллины, возвратившиеся от христианства к еллинству, ищут, сообразной настроению своему, премудрости в умной молитве, и находят безумие; но истинные христиане, немощным и малозначащим по наружности подвигом умной молитвы, обретают Христа, Божию силу и Божию премудрость. Зане буее Божие премудрее человек есть, и немощное Божие крепчав человек есть [829]. Немудрено, что и наши ученые, не имея понятия об умной молитве по Преданию Православной Церкви, а прочитав о ней только в сочинениях западных писателей, повторили хуления и нелепости этих писателей [830]. — Духовный друг старца Паисия Величковского упоминает и о других, современных ему, иноках, которые отвергали упражнение Иисусовою молитвою по трем причинам: во-первых, признавая это упражнение свойственным для одних святых и бесстрастных мужей; во-вторых, по причине совершенного оскудения наставников этому деланию; в-третьих, по причине последующей иногда умному подвигу прелести. Неосновательность этих доводов рассмотрена нами в своем месте [831]. Здесь достаточно сказать, что отвергающие, по этим причинам, упражнение умною молитвою занимаются исключительно молитвою устною, не достигая и в ней должного преуспеяния. Они, отвергая опытное познание умной молитвы, не могут стяжать и в устной молитве должного внимания, доставляемого преимущественно умною молитвою. Псалмопение, совершаемое гласно и устно, без внимания, при значительном развлечении, неотступном от телесных делателей, небрегущих о уме, действует на душу очень слабо, поверхностно, доставляет плоды, сообразные действию. Весьма часто, когда оно совершается неупустительно и в большем количестве, порождает самомнение с его последствиями. «Многие, — говорит схимонах Василий, — не зная опытно умного делания, погрешительно судят, что умное делание приличествует одним бесстрастным и святым мужам. По этой причине, держась, по внешнему обычаю, одного псалмопения, тропарей и канонов, препочивают в этом одном своем внешнем молении. Они не понимают того, что такое песненное моление предано нам Отцами на время, по немощи и младенчеству ума нашего, чтоб мы, обучаясь мало-помалу, восходили на степень умного делания, а не до кончины нашей пребывали в псалмопении. Что младенчественнее этого, когда мы, прочитав устами наше внешнее моление, увлекаемся радостным мнением, думая о себе, что делаем нечто великое, потешая себя одним количеством и этим питая внутреннего фарисея!» [832]

Да отступит от неправды всяк, именуяй имя Господне [833], завещает Апостол. Это завещание, относясь ко всем христианам, в особенности относится к вознамерившимся упражняться непрестанным молением именем Господа Иисуса. Пречистое имя Иисуса не терпит пребывать посреди нечистоты, оно требует, чтоб из сосуда душевного было извергнуто и извергаемо все нечистое; входя в сосуд по степени чистоты его, оно само начинает действовать в нем и совершать дальнейшее очищение, для которого собственные усилия человека недостаточны и которое требуется для того, чтоб сосуд соделался достойным вместилищем духовного сокровища, всесвятой святыни. Устранимся от пресыщения и даже насыщения, положим себе в правило умеренное, постоянное воздержание в пище и питии, откажем себе в наслаждении вкусными яствами и питиями, будем упокаивать себя сном удовлетворительно, но не чрезмерно; откажемся от празднословия, смеха, шуток, кощунства, прекратим ненужные выходы из келлии к братиям и прием братий в келлию, под предлогом любви, именем которой прикрываются пустые беседы и занятия, опустошающие душу. Откажемся от мечтательности и суетных помышлений, возникающих в нас по причине нашего неверия, по причине безрассудной попечительности, по причине тщеславия, памятозлобия, раздражительности и других страстей наших. С полнотою веры возложим все на Господа, и многомыслие наше, наши пустые мечты заменим непрерывающеюся молитвою ко Господу Иисусу. Если мы окружены еще врагами, то будем вопиять с сильным плачем и воплем к Царю царей, как вопиют обиженные и угнетенные из толпы народной; если же мы допущены во внутренний чертог Царя, то будем приносить Ему жалобу и просить Его милости с величайшею тихостию и смирением, из самой глубины душевной. Такая молитва — особенно сильна: она — вполне духовна, произносится непосредственно к самому слуху Царя, к Его сердцу.

Необходимое, существенное условие преуспеяния в молитве Иисусовой есть пребывание в заповедях Господа Иисуса. Будите в любви Моей [834], сказал Он ученикам Своим. Что значит пребывать в любви ко Господу? — Значит: непрестанно памятовать о Нем, непрестанно пребывать в единении с Ним по духу. Первое без последнего мертво, и даже не может осуществиться. Аще заповеди Моя соблюдете, пребудете в любви Моей [835]; если будем постоянно соблюдать заповеди Господа, то духом нашим соединимся с Ним. Если соединимся с Ним духом, то устремимся к Нему всем существом нашим, будем непрестанно памятовать о Нем. Направь поступки твои, все поведение твое по заповедям Господа Иисуса, направь по ним слова твои, направь по ним мысли и чувствования твои — и познаешь свойства Иисуса. Ощутив в себе эти свойства действием Божественной благодати и из этого ощущения стяжав опытное познание их, ты усладишься сладостию нетленною, не принадлежащею миру и веку сему, сладостию тихою, но сильною, уничтожающею расположение сердца ко всем земным наслаждениям. Усладившись свойствами Иисуса, возлюбишь Его и возжелаешь, чтоб Он вполне обитал в тебе; без Него сочтешь себя погибающим и погибшим. Тогда будешь непрестанно вопиять, вопиять из полноты убеждения, от всей души: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного. Молитва Иисусова заменит для тебя все прочие молитвословия. И все они какую могут вместить и изложить мысль, более обширную мысли о помиловании грешных Иисусом? Положи себе единственною целию жизни исполнение воли Иисусовой во всяком обстоятельстве, как бы оно по-видимому ни было важно или мелочно; старайся делать дела, единственно благоугодные Иисусу, и все дела твои будут одинаково достойны неба. Возлюби волю Иисуса паче пожеланий плоти твоей, паче спокойствия и удобств твоих, паче жизни, паче души твоей. Как можно чаще читай Евангелие, изучай в нем волю Господа и Спаса твоего. Не оставь без внимания ни малейшей черты из Евангелия, никакой маловажной, по наружности, заповеди. Обуздывай и умерщвляй все движения собственные свои, не только греховные, но по-видимому и добрые, принадлежащие падшему человеческому естеству, часто весьма развитые у язычников и еретиков, отстоящие от добродетелей евангельских, яко Запады от Востоков. Да молчит в тебе все ветхое твое! да действует в тебе один Иисус святейшими заповедями Своими, помышлениями и ощущениями, истекающими из этих заповедей. Если будешь жительствовать таким образом, то непременно процветет в тебе молитва Иисусова, независимо от того, пребываешь ли ты в глубокой пустыне, или посреди молв общежития, потому что место вселения и покой этой молитвы — ум и сердце, обновленные познанием, вкушением, исполнением воли Божией, благой, угодной и совершенной [836]. Жительство по евангельским заповедям есть единый и истинный источник духовного преуспеяния, доступный для каждого, искренно желающего преуспеть, в какое бы наружное положение он ни был поставлен недоведомым Промыслом Божиим.

Упражнение молитвою Иисусовою по самому свойству этого упражнения требует непрерывного бодрствования над собою. «Благоговейная осторожность, — говорит старец Серафим, — здесь нужна по той причине, что сие море, то есть сердце со своими помыслами и пожеланиями, которое следует очистить посредством внимания, велико и пространно: тамо гади, ихже несть числа [837], то есть многие помыслы суетные, неправые и нечистые, порождения злых духов [838]. Непрестанно должно наблюдать за собою, чтоб не подкрался каким-либо образом грех и не опустошил души. Этого мало, непрестанно должно наблюдать, чтоб ум и сердце пребывали в воле Иисусовой и следовали Его святым велениям, чтоб плотское мудрование не вытеснило какою злохитростию мудрования духовного, чтоб не увлечься каким-либо разгорячением крови, чтоб пребывать по возможности в непрестанной мертвости, в некотором тонком хладе [839]. Когда явится ощущение этого тонкого хлада, тогда из него усматривается яснее воля Божия и исполняется свободнее. Когда усмотрится яснее воля Божия, тогда с особенною силою возбуждается алчба и жажда правды Божественной, и подвижник, в глубоком сознании нищеты своей и в плаче, с новым усилием старается раскрыть в себе эту правду внимательнейшею, благоговейнейшею молитвою. «Как эта Божественная молитва, — говорит старец Паисий, — есть высший из всех монашеских подвигов, верх исправлений, по определению Отцов, источник добродетелей, тончайшее и невидимое делание ума во глубине сердца, так, сообразно этому, поставляются невидимым врагом против нее невидимые, тонкие, едва постижимые для ума человеческого сети многообразных прелестей и мечтаний» [840].

Положить другое основание для моления именем Иисуса, кроме положенного, невозможно: оно есть Сам Господь наш, Иисус Христос, Богочеловек, непостижимо прикрывший неограниченное естество Божие ограниченным естеством человека и из ограниченного человеческого естества проявляющий действия неограниченного Бога. По младенчеству же нашему, святые Отцы преподают некоторые способы, как выше сказано, для удобнейшего приобучения себя молитве Иисусовой. Эти способы суть не что иное, как только способы, не заключающие в себе ничего особенного. На них не должно останавливаться с излишним вниманием, им не должно придавать излишней важности. Вся сила и все действие молитвы Иисусовой истекает из покланяемого и всемогущего имени Иисус, имени, единаго под небесем, о немже подобает спастися нам. Чтоб сделаться способными к открытию этого действия в нас, мы должны быть возделаны евангельскими заповедями, как и Господь сказал: Не всяк глаголяй Ми: Господи, Господи, внидет в Царствие Небесное, и в то, которое ожидает нас по блаженной кончине, и в то, которое раскрывается в нас во время земной жизни нашей, но творяй волю Отца Моего, Иже есть на небесех [841]. Для преуспевших не нужны никакие внешние способы: среди шумящего многолюдства они пребывают в безмолвии. Все препятствия к преуспеянию духовному — в нас, в одних нас! Если же что извне действует, как препятствие, то это только служит обличением нашего немощного произволения, нашего двоедушия, нашего повреждения грехом. Не были бы нужными никакие внешние способы, если бы мы жительствовали, как должно жительствовать. Жительство наше расслаблено, произволение шатко, ничтожно, и потому мы нуждаемся во внешних способах, как больные ногами в костылях и посохе. Милосердые Отцы, видя, что я желаю заняться Иисусовою молитвою, притом видя, что я вполне жив для мира, что он сильно действует на меня через мои чувства, советуют мне для моления войти в уединенную, темную келлию, чтоб таким образом чувства мои пришли в бездействие, прервано было мое сообщение с миром, облегчено было мне углубление в себя. Они советуют сидеть во время упражнения молитвою Иисусовою на низком стуле, чтоб я, по телу, имел положение нищего, просящего милостыни, и удобнее ощутил нищету души моей. Когда я присутствую при Богослужении и во время его занимаюсь молитвою Иисусовою, Отцы советуют мне закрывать глаза для сохранения себя от рассеянности, потому что мое зрение живо для вещества, и едва открою глаза, как начнут тотчас напечатлеваться на уме моем видимые мною предметы, отвлекут меня от молитвы. Много и других внешних пособий, найденных делателями молитвы для вещественного вспомоществования духовному подвигу. Эти пособия могут быть употреблены с пользою; но при употреблении их должно соображаться с душевными и телесными свойствами каждого: какой-либо механический способ, весьма хорошо идущий для одного подвижника, для другого может быть бесполезным и даже вредным. Преуспевшие отвергают вещественные пособия, как исцелевший от хромоты кидает костыль, как младенец, достигший некоторого возраста, отлагает пелены, как от выстроенного дома снимаются леса, при помощи которых он строился.

Для всех и каждого существенно полезно начинать обучение молению именем Господа Иисуса с совершения молитвы Иисусовой устно при заключении ума в слова молитвы. Заключением ума в слова молитвы изображается строжайшее внимание к этим словам, без которого молитва подобна телу без души. Предоставим Самому Господу преобразовать внимательную устную молитву нашу в умную, сердечную и душевную. Он непременно совершит это, когда узрит нас сколько-нибудь очищенными, воспитанными, возращенными, приуготовленными деланием евангельских заповедей. Благоразумный родитель не даст острого меча младенцу, сыну своему. Младенец не в состоянии употребить меча против врага, он будет играть мечом грозным, скоро и легко пронзит себя им. Младенец по духовному возрасту не способен к дарованиям духовным, он употребит их не во славу Божию, не в пользу свою и ближних, не для поражения невидимых супостатов; употребит их для поражения себя самого, возмечтав о себе, исполнясь пагубного превозношения, пагубного презорства [высокомерия, пренебрежения. — Ред. ] к ближним. И чуждые дарований духовных, исполненные смрадных страстей, мы гордимся и величаемся, мы не перестаем осуждать и уничижать ближних, которые по всем отношениям лучше нас! Что было бы, если б нам доверилось какое-либо духовное богатство, какое-либо духовное дарование, отделяющее обладателя своего от братий его, свидетельствующее о нем, что он — избранник Божий? Не соделалось ли бы оно для нас причиною страшного душевного бедствия? Потщимся усовершиться в смирении, которое состоит в особенном блаженном настроении сердца, и является в сердце от исполнения евангельских заповедей. Смирение есть тот единственный жертвенник, на котором дозволяется нам законом духовным приносить жертву молитвы, на котором принесенная жертва молитвы восходит к Богу, является лицу Его. Смирение есть тот единственный сосуд, в который влагаются перстом Божиим благодатные дарования. Займемся молитвою Иисусовою бескорыстно, с простотою и прямотою намерения, с целию покаяния, с верою в Бога, с совершенною преданностию воле Божией, с упованием на премудрость, благость, всемогущество этой святой воли. При избрании механических способов постараемся поступить со всевозможною осмотрительностию и благоразумием, не увлекаясь пустою пытливостию, безотчетливою ревностию, которая неопытным представляется добродетелию, а святыми Отцами названа гордостной дерзостию, разгорячением безумным. Будем преимущественно обращаться к способам простейшим и смиреннейшим, как к безопаснейшим. Повторяем: все механические пособия должно считать не иным чем, как только пособиями, сделавшимися для нас полезными по причине немощи нашей. Не возложим упования нашего ни на них, ни на количество делания нашего, чтоб не похищено было у нас таким образом упование на Господа, чтоб по сущности дела мы не оказались уповающими на себя или на что-либо вещественное и суетное. Не будем искать наслаждения, видений: мы — грешники, не достойные духовных наслаждений и видений, не способные к ним по ветхости нашей. Внимательною молитвою взыщем обратить взоры ума на самих себя, чтоб открыть в себе нашу греховность. Когда откроем ее, встанем мысленно пред Господом нашим Иисусом Христом в лике прокаженных, слепых, глухих, хромых, расслабленных, беснующихся; начнем пред Ним из нищеты духа нашего, из сердца, сокрушенного болезнию о греховности нашей, плачевный молитвенный вопль. Этот вопль да будет неограниченно обилен! да окажется всякое многословие и всякое разнообразие слов неспособным к выражению его. По обилию и невыразимости его, да облекается он непрестанно, да облекается он в малословную, но обширного значения молитву: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного. Аминь.

Странник [842]