К понятию «современных» диаспор

Относительно недавние волны трудовых миграций в промышленно развитые страны породили новое явление, заставляя исследователей говорить о феномене миграционных сообществ. Какое-то время дискуссия начала разворачиваться в рамках социологии миграций, обходя вниманием процессы диаспоризации данных сообществ мигрантов, пока не возник вопрос о том, насколько новые миграционные сообщества соответствуют диаспорной практике. Причем, на первый взгляд, казалось совершенно ясным, что термин «диаспора» может быть применим только к общепризнанным народам рассеяния, например, таким, как евреи, армяне или цыгане. Тогда все становилось на свои места, позволяя судить о диаспоре, согласовываясь с фактами еврейской истории. С этой точки зрения другие этнические образования, находящиеся вне страны своего происхождения, являлись «всего лишь» этническими группами или меньшинствами. Но данная позиция неоправданно упрощала проблему, предопределяя направление дальнейшего анализа таких групп в основном в рамках миграционных теорий, не учитывая наличия различных видов транснациональных сообществ мигрантов.

Принимая это во внимание, участились попытки исследовать любые перемещения людей, связанные с пересечением государственных границ с точки зрения процессов диаспоризации, что фактически привело к тому, что диаспорой стали называть любое этническое рассеяние, даже если оно не отвечало критериям классической диаспоры. В частности, диаспорами стали считаться все этнические группы, по каким-либо причинам (включая такие, как ведение бизнеса, трудовые контракты, туризм и т. д.) проживающие за пределами страны происхождения. В этой связи, чтобы избежать неопределенности, многие исследователи стали более подробно рассматривать явление сообществ трудовых мигрантов, соотнося его при этом с «классическим» пониманием диаспоры.

Этот процесс еще далек от завершения и ведет, с одной стороны, к отграничению понятия «диаспоры» от такого феномена как «просто» группы переселенцев, порожденные трудовой миграцией. С другой стороны, это приводит к частичному отказу от «классической» интерпретации понятия диаспоры и, как следствие, к более широкому толкованию термина, который в специальной литературе стали называть «новой» или «современной» диаспорой. В центре внимания современных диаспор находятся проблемы идентичности и формирования транснациональных пространств, в особенности, когда их члены создают разветвленную систему социальных связей с принимающей страной.

Однако новый термин, призванный первоначально расширить классическое определение диаспоры, стал скорее его противовесом и неминуемо осложнил теоретическое осмысление данного феномена. По-прежнему остаются открытыми вопросы, например, о том, с какого момента можно считать, что этническая группа уже «превратилась» в диаспору? Возможна ли обратная трансформация? При каких условиях и как происходит данный процесс? Все эти и другие вопросы, в сущности, сводятся к поиску критериев, определяющих диаспору и дающих четкие теоретические и методологические ориентиры. Исследователями выдвигаются различные подходы, в которых делаются попытки объяснить феномен современных этнических рассеяний, опираясь в большинстве случаев на исходные постулаты классических диаспор, но значительно расширяя понятие.

Разброс позиций получился достаточно большим: от признания всех этнических групп, живущих за пределами страны происхождения диаспорами, до попытки рассмотреть диаспору как одну из общественных моделей. Такая постановка проблемы сделала возможным говорить, например, о французской, немецкой, американской, шведской и других диаспорах, несмотря на довольно необычное словосочетание и оставляя широкое поле для интерпретаций. Поэтому вопрос о правомочности применения термина «диаспора» для такого рода рассеяний до сих пор остается предметом оживленных дискуссий.

Как к этому относиться? Ведь определение таких недавно возникших и на первый взгляд относительно неустойчивых этнических анклавов старым, казалось бы, устоявшимся термином, вызвало волну критики. Ведь, в самом деле, ни одну из этих «новоиспеченных» диаспор нельзя поставить в один ряд с армянской, греческой, или еврейской, хотя, в их практике и присутствуют некоторые признаки классической диаспоры. Однако понятие современных диаспор уже существует, предпринимаются попытки его теоретического осмысления, и отвергать его было бы бессмысленно. Кроме того, растущее некритическое внимание стран исхода к эмигрантам позволяет ожидать, что современные диаспоры не исчезнут, а наоборот, прибавят в числе и в силе организации.

Проблема, по-видимому, состоит в том, где следует искать поле для размещения современной диаспоры» как определить ее место в обществе и соотнести с «классическим» пониманием термина. Думается, что феномен современных диаспор содержит в себе до сих пор слабо исследуемое явление наложения друг на друга социальных, этнических и политических пространств, вследствие чего стало возможным возникновение и существование глобальных этнических анклавов, пересекающих границы культур и государств. В этой связи, в свете современных тенденций представляется явно недостаточным ограничиться лишь классическим вариантом понимания термина.

Следует подчеркнуть, что теоретических дискуссий на эту тему проводилось не так много, хотя попытка рассмотреть реалии современных и классических диаспор не нова. Одним из первых данный вопрос поднял Дж. Армстронг. По тому, как диаспоры взаимодействуют с мультиэтничным государством, он предложил разделять их на мобилизированные (укоренившиеся) и пролетарские (возникшие относительно недавно). Первый тип диаспор имеет более длинную и сложную историю, складывался веками в отдельное общество в рамках большого государства. У таких диаспор нет привилегий, но, тем не менее, они имеют ряд материальных и культурных преимуществ по сравнению с другими этническими группами.

Пролетарские диаспоры Дж. Армстронг называет «непривилегированными проектами современной политики». Учитывая, что в настоящее время пролетарские или современные диаспоры стремительно развиваются, имеет смысл привести некоторые концепции, отражающие различные особенности происходящих процессов.

Представляется, что основная задача заключается в анализе тех «добавочных» компонентов, которые определяют современные диаспоры, а также в определении того, что делает такие диаспоры похожими (отличными) на другие диаспоры или схожие с ними явления. Таким образом, особый интерес представляют те элементы концепций диаспоры, благодаря которым тот или иной подход не вписывается в рамки классической парадигмы. Приведем некоторые элементы данных концепций, обращая особое внимание на многообразие видения проблемы.

Одним из привлекательных подходов является концепция А. Бра, которая представляет собой «рамки для интерпретации экономического, политического и культурного измерения современных форм миграции». В центре понятия диаспоры А. Бра лежит образ перемещения, переселения, хотя не всякое переселение может быть представлено как диаспора. Также считается, что диаспора не есть то же самое, что разовое перемещение или временное пребывание в другой стране. По мнению автора, данные перемещения представляют собой попытку этнической группы устроиться на одном месте, «пустить корни» где-нибудь. Таким образом, диаспора не рассматривается как синоним обычного перемещения. Диаспора вытекает скорее всего, из миграции коллективов, независимо от того, переезжают ли члены коллективов индивидуально, семьями или в какой-то другой комбинации. Диаспоры - это места долгосрочных, если не постоянных формирований общности, которые сохраняются в том случае, если некоторые ее члены или их семьи переезжают куда-нибудь в другое место. Таким, образом, диаспора создается между различными компонентами рассеянной группы, определяя матрицу экономических, политических и культурных взаимосвязей, которые составляют ее основу.

Важным представляется положение о том, что диаспорные формирования в смысле определенных исторических опытов могут образовывать формации, составленные из множества перемещений в различные части земли, каждое из которых имеет свою историю и свою специфику. Поэтому любая диаспора - это переплетение множества перемещений. Каждая диаспора содержит в себе экономические, политические и культурные особенности, связывающие между собой все компоненты перемещений. Более того, все множество перемещений может преобразовываться в одно перемещение, посредством слияния описаний всех возможных перемещений в коллективной и индивидуальной памяти членов диаспоры.

Одним из ключевых мест в данной концепции является проблема определения «дома» (места исхода) для диаспоры. Автор задается вопросом, «что такое 'дом' для диаспоры?». С одной стороны, «дом» - это мистически желаемое место в воображении ее членов. В этом смысле «дом» - это место, куда нет возврата, даже в том случае, если возможно посетить территорию, которая кажется местом «происхождения». По мнению А. Бра, далеко не все диаспоры несут в себе идею о «доме» в форме желания вернуться на место «происхождения». Действительно, в противоположность весьма распространенному мнению, не все диаспоры поддерживают идеологию возвращения. В этом случае «множественность дома», вытекающая из реальной географической рассредоточенности членов диаспоры не означает существование диаспоры «без корней». Они всегда присутствуют в воображении членов диаспоры. Поэтому «идея о доме» не является тем же самым, что и идея о «стране-доме».

В целом, можно сказать, что данная концепция диаспоры касается исторически изменяемых форм связанности внутри и между формациями диаспор. Проблема «дома», как и вытекающая из нее проблема идентичности, существует на каждом историческом этапе развития диаспоры. Важным представляется то, что все эти процессы неразрывно связываются с актуальной ситуацией в диаспоре. Хотя вид и форма формулировки этих вопросов зависят от индивидуальной истории отдельной диаспоры.

В этой связи интересную позицию предлагает В. Тишков, подчеркивая, что диаспора является политическим явлением. Особое внимание в этом подходе акцентируется на понятии «родина» или «историческая родина». Как замечает автор, «родина» несет в себе результат рационального выбора и не может являться исторически определенным предписанием. По этой причине определение «исторической родины» не может быть достаточно корректным в силу своей ситуативности и инструментальности. Это представляется важным, поскольку большинство определений диаспоры базируются на понятии «историческая родина», подразумевая историческую детерминированность последней. Принимая во внимание условность дефиниции «историческая родина», автор определяет ее регион или страну, «где сформировался историко-культурный облик диаспорной группы и где продолжает жить основной культурно схожий с ней массив», и понимает диаспору как людей, которые сами или их предки «были рассеяны из особого «изначального центра» в другой или другие периферийные или за.ру6ежные регионы».

Основой, на которой возникает феномен диаспоры, автор считает историю группы и ее культурную отличительность. При этом указанные признаки являются необходимыми, но не достаточными, чтобы считать какое-то объединение людей диаспорой. Однако если данные характеристики отсутствуют, то нельзя вести речь о диаспоре. Принимая это во внимание, автор полагает, что «диаспора - это культурно отличительная общность на основе представления об общей родине и выстраиваемых на этой основе коллективной связи, групповой солидарности и демонстрируемого отношения к родине». Подчеркивая, что диаспора является политическим явлением, автор считает, что диаспору следует понимать как результат личного выбора и сложившейся ситуации. Можно сказать, что «диаспора - это стиль жизненного поведения, а не жесткая демографическая и тем более, этническая реальность...».

Позиция Е. Шаина во многих моментах согласуется с рассуждениями В. Тишков. Е. Шаин также склоняется к тому, что в явлении диаспоры доминирует в основном политическая составляющая, и поэтому предлагает понятие политической диаспоры. Политическая диаспора определяется как группа людей общего этнического происхождения, пропаивающих за пределами захваченной или независимой территории страны своего происхождения.

Важной составляющей этого подхода является идея границы, поскольку диаспорами могут считаться только те этнические рассеяния, которые находятся за пределами государства исхода. Представители политической диаспоры считают себя (и считаются другими) действительно или потенциально принадлежащими государству исхода. Члены политической диаспоры могут периодически мобилизоваться национальными лидерами и движениями как внутри, так и вне страны своего проживания и происхождения, а также примыкать к какой-либо конкретной акции или же группе, выражая этим свою лояльность данному лидеру или движению. Причем, природа и диапазон вовлеченности диаспор в дела страны исхода зависит в большой степени от размера и многообразия диаспорных общин. Но обычно бывает очень трудно узнать размер диаспоры, ее состав, размещение, и особенно, ее предрасположенность вникать в политику страны исхода.

Для получения более или менее полной картины диаспоры следует принимать во внимание все многообразие волн миграции, степень ассимиляции и особенности процессов изменения идентичности в стране проживания, а также политику миграции в стране происхождения. Особенно важны процессы трансформации идентичности, поскольку вовлеченность членов диаспоры в политику страны исхода является в основном результатом ее постоянного изменения. Идентичность постоянно находится в процессе движения, на нее воздействуют различные факторы, определяющие в итоге круг интересов и действия членов диаспоры. По мнению Е. Шаина, потенциальная возможность обвинения диаспор в двойной лояльности является рычагом, который либо страна исхода, либо страна проживания могут использовать для мотивации и принуждения политической активности в диаспоре.

В подходе М. Дабага и К. Платта ключевая роль отводится диаспорной идентичности. Авторы предлагают рассматривать диаспору не как специфическую судьбоносную ситуацию, а как общественную модель, создающую идентичность, которая может предложить некие коллективные ориентиры и создавать общественные институты. По мнению М. Дабага и К. Платта, данная позиция приводит в своей основе к дискуссии о понимании идентичности. Это вытекает из тезиса о том, что стиль жизни диаспоры формируется на основе взаимодействия традиций и современности опыта и воспоминаний; а также взаимодействий историй, культур, языков и ориентаций трех актеров отношений: диаспоры, принимающей страны и страны исхода. Поскольку внутри принимающего общества группа, принадлежащая к диаспоре, всегда узнается как чужеродное тело, дальнейшее рассуждение должно идти об отдельных отличительных факторах, характерных для данной группы, которые отграничивают ее от общества в целом.

Для определенного сообщества людей быть диаспорой означает принуждение покинуть первоначальную родину, куда, вероятно, возвращение уже невозможно. Примером этому могут служить преследования, депортации и другие насильственные переселения людей. Кроме того, диаспора означает не только проживание в чужой стране, но и постоянное состояние отчужденности в этой стране, выражаемое как жизненное предопределение. Жизнь в диаспоре означает необходимость находиться в поле напряженности различного исторического опыта и социальной действительности.

Важно подчеркнуть, что в данном подходе диаспора представляется как общественная модель, которая в отношении своей общественной ориентации не находится в исключительно зависимых отношениях со страной исхода, определяемой как государственно-территориальное образование. Диаспора сохраняет живыми воспоминания о стране исхода, образуя, однако, идентичность, созданную также на основе новых элементов реального общества и являющуюся критерием обозначения собственной отличительности.

Другой подход к пониманию сущности диаспоры, автором которого является Г. Шеффер, сосредотачивает свое внимание на построении стратегии взаимодействии диаспоры и стран поселения. По мнению автора, большинство диаспор выбирают наиболее предпочтительную и универсальную для них стратегию общины, которая является попыткой создать и сохранить тщательно разработанную сеть добровольных организаций, которые могут дополнять государственные организации в принимающей стране. Если в прошлом члены диаспоры стремились сконцентрироваться в политических и экономических центрах, то сейчас они распространены более широко по всей территории принимающей страны.

Термин «община диаспоры» выбран Г. Шеффером неслучайно, поскольку, по его мнению, стратегическое стремление большинства диаспор сфокусировано именно на общине, которая определяет сущность их организации и их деятельности. Общинные организации диаспор функционируют на уровне обеспечения деятельности внутри принимающей страны и на уровне зарубежной деятельности в интересах страны исхода и других общин своей диаспоры.

На первом (внутреннем) уровне общинные организации диаспор рассматривают вопросы, имеющие отношение как к внутренним делам общины, так и к их отношениям с политическими и экономическими властями и ведомствами принимающей страны. На втором уровне рассматриваются те общинные функции, которые главным образом имеют отношение к стране исхода и в меньшей степени к другим актерам, которые интересуются делами данной диаспоры. На каждом из этих двух уровней функции диаспор разделяются на три широкие категории: сохранение, защита и стимулирование развития общины.

Функция сохранения включает усилия членов диаспоры по увеличению капитала, которые совершаются через специальные организации или частных лиц; сюда же относится управление и поддержка общественно-культурной деятельности среди множества общинных организаций, поддержка специальных воскресных школ, религиозных учреждений, исследовательских институтов, общественных центров и т.д. Функция сохранения включает денежные переводы, частные и коллективные взносы, другие типы односторонних переводов денежных ресурсов, а также различные политические и социальные обмены. Сюда же относится деятельность по координации социальных и политических акций.

Функция, защиты осуществляется через локальные организации, созданные с целью обеспечения защиты членов общины диаспоры, когда это считается необходимым. К данной Функции относится лоббирование различных структур с целью защиты экономических и политических интересов диаспоры. Функция защиты включает также поддержку организации и проведения кампаний, направленных на создание благоприятной атмосферы как для страны исхода, так и для диаспоры в целом.

Функция стимулирования развития диаспоры содержит в себе три пересекающиеся категории: культурную, политическую и экономическую. Все три категории имеют дело с такими вопросами как привлечение и вербовка новых членов, оказание моральной, политической и финансовой поддержки членам диаспоры. Большое значение придается стимулированию идентичности членов диаспоры, улучшению имиджа диаспоры в принимающей стране и повышению интереса к страде исхода.

По мнению Г. Шеффера, чем богаче является община, тем более подробной и тщательно разработанной становится ее организация. Сильный экономический аспект означает не только доступность значительных финансовых ресурсов для организации и работы общины, но и доступ во властные образования в принимающем обществе и возрастающий интерес к общине. Тем не менее, значительные финансовые ресурсы диаспоры не являются абсолютным условием для учреждения преуспевающих общинных организаций, либо для их эффективных действий. Несмотря на важность финансовых ресурсов, гораздо более значимым является фактор организованности и работоспособности членов диаспоры. Это означает, что не только уже укоренившиеся, классические и богатые диаспоры, но также более молодые и не столь преуспевшие в финансовом плане диаспоры могут успешно создавать организации, которые выполняют эффективную деятельность в интересах стран исхода и в интересах своих диаспор в целом. Как подчеркивает ученый, вследствие желания диаспор сохранять контакты со странами исхода и другими общинами того же этнического происхождения, явно присутствует стремление диаспор к созданию трансгосударственных сетей. Это касается как классических, так и современных диаспор, Существование таких сетей может создавать конфликт с принимающими странами. Однако попытки сдерживать их развитие не могут привести к успеху. В целом, диаспоры успешно пользуются своими сетями для проведения своих как легальных, так и нелегальных мероприятий. Разрушить или парализовать эти сети или завладеть ресурсами, которые через них проходят, практически не представляется возможным,

Интересный подход к анализу явления диаспоры и новых сообществ мигрантов предпринял Р. Хеттлаге. Автор делает попытку определить диаспору как географическое распыление этнических групп, которые вынуждены жить отдельно от других групп, принадлежащих этому же этносу, как меньшинство в другом обществе и поставленных в тяжелые условия выяснения своих интересов и поисков идентичности, обусловленных двойной принадлежностью. Автор подчеркивает, что диаспора не есть ситуация, касающаяся только одной единственной группы. Диаспора - это сеть отношений, и этим обозначается вся переплетенность контактов взаимодействующих групп. Для ситуации диаспоры решающим является то, что она связана с исходным обществом страны проживания. Речь идет о родной стране, из которой изначально была миграция, и которую называют родиной. Кроме того, диаспора подразумевает культурное отношение, которое перекрывает четкие государственные границы. Тем самым явление диаспоры приобретает транснациональный аспект.

По мнению Р. Хеттлаге, важно не только то, что диаспоры через свои сети коммуникаций поддерживают тесные контакты со страной происхождения. Они заинтересованы в том, чтобы подорвать политику ассимиляции в странах проживания диаспорных общин. Их цель не только политическая, ной лингвистическая, культурная, религиозная, экономическая. Поэтому, как только члены диаспоры становятся гражданами чужой страны, следует ожидать, что они будут предпринимать политическую активность, направленную на благо своих регионов происхождения. Автор также подчеркивает, что так называемая «третья партия», которой часто считается страна происхождения, обычно заинтересована в усилении диаспоры и тем самым поддерживает движение в сторону ее отграничения от общества страны проживания. Такое самоотграничение или самомаргинализация, поддерживаемые извне, могут быть просто выгодны геополитически, и тогда проблема диаспоры будет всегда стоять остро.

Следует отметить, что данный феномен выглядит совсем по-другому, если речь идет о бегстве этнических групп из страны происхождения или об исключении этих групп обществом страны исхода. В этом случае считается, что бывшая родина не заинтересована препятствовать ассимиляции бывших сограждан в другой стране. Совсем наоборот, интерес заключается в том, чтобы затушевать и умалить проблему диаспоры, способствуя тем самым ассимиляции ее членов.

Как и многие другие исследователи, Р. Хеттлаге отмечает, что со стороны страны проживания диаспоры часто обвиняются в двойной лояльности. Причем, чем слабее диаспора, тем меньше она подвержена риску однозначной позиции в пользу страны исхода в конфликте интересов между странами происхождения и проживания. Этот аспект также усиливается, если страна происхождения не является надежным представителем интересов диаспоры, например, в том случае, если проблемы диаспоры не лежат в области ее внешнеполитических интересов.

Важным аспектом, требующим обязательного учета в динамическом процессе взаимодействия диаспоры со странами исхода и проживания, является идентичность. По мнению исследователя, идентичность в чужой стране представляет собой процесс категоризации и оценки, который касается не только членов диаспоры, но и обществ исхода и проживания. Управление идентичностью означает способность усиливать, скрывать или манипулировать собственными этнорелигиозными признаками, чтобы создавать определенные впечатления, настроения и действия, которые должны приносить преимущества группе или минимизировать вред в ходе ее взаимодействия с другими группами. Другими словами, управление идентичностью направлено на то, чтобы защитить свои интересы и свой собственный стиль жизни. В случае диаспоры этот вопрос носит особенно сложный характер, поскольку стиль жизни и видение собственной группы постоянно находится под вопросом. В этой связи, ученый говорит о страхе декультурации, свойственном всем трем актерам взаимодействия.

Современные национальные государства в большинстве своём представляют гетерогенные и сложные общества, которые расслоены статусно, мировоззренчески и этнически. С одной стороны, всегда существует определенная вероятность того, что ситуация диаспоры является неотъемлемой частью; свойственной таким сложным системам. Поэтому даже в том случае, если принимающему обществу тяжело признать такое положение вещей, фактически оно вынуждено жить бок о бок с диаспорой. Возникшая в этой связи фрагментация мировоззрений и мультиэтническая дифференциация приводят к ситуации, для которой характерно критическое рассмотрение (и сомнения) собственной идентичности, что вызывает страх декультурации. С другой стороны, существует страх декультурации и в обществе исхода. Это становится возможным, если, например, как в случае с гастарбайтерами, наблюдается массовая ремиграция. Результатом ремиграции становится культурное расщепление общества страны исхода и создается угроза идентичности населению, постоянно проживающему в стране исхода. В этой связи оно развивает особую стратегию десолидаризации с диаспорой, направленной на поддержание собственной идентичности. Бывшей группе, которая ранее принадлежала к общему целому, навязывается другая идентичность и проводится граница. Таким образом, диаспора становится «внешней группой» в двойном смысле. Это означает, что, с одной стороны, она лишается поддержки изнутри, то есть со стороны страны исхода, а с другой стороны, извне (в стране поселения), где ей уже приписан статус диаспоры, согласно которому члены группы не принадлежат к принимающему обществу.

В обоих случаях диаспора является причиной страха культурных потерь или же, по крайней мере, некоторой «неловкости», время от времени возникающей в обществах поселения и исхода. Положение диаспоры затруднительно еще и потому, что ее члены из страха диффузии идентичности и «культурного онемения» вынуждены развивать свою собственную идентичность (идентичность диаспоры). В этом случае диаспора, по мнению автора, организуется и сохраняется как защитное объединение. Тогда реактивируется коллективная память и собственная история противопоставляется истории принимающего общества.

Этот аспект особенно ярко выражен в «диаспорах катаклизма», анализируемых Р. Брубейкером. «Диаспорами катаклизма» Р. Брубейкер называет особую подгруппу диаспор, сложившихся в связи с дезинтеграцией и распадом крупных государственных образований, и с изменением политических границ. Основной идеей, положенной в основу выделения диаспор катаклизма в особую подгруппу, служит не перемещение людей через границы, а движение самих границ. Диаспоры катаклизма, в отличие от уже знакомых исторических или трудовых диаспор, возникают мгновенно, в результате резкого изменения политического устройства, вопреки желанию людей. Кроме того, автор склонен считать «диаспоры катаклизма» более компактными по сравнению с трудовыми диаспорами» имеющими тенденцию «быть рассеянными в пространстве и слабо укорененными в принимающих странах.

Возникновение диаспор катаклизма автор прослеживает на примере русских и немцев, подчеркивая, что перемещение людей происходило внутри страны. Диаспоры образовывались позднее, вследствие распада многонациональных империй и проведения границ там, где их ранее не существовало. Схожую позицию высказывают П. Колсто и Н. Космарская, расширяя тем самым понятие диаспоры, включив в него те этнические группы, которые «вдруг» оказались за пределами своей «исторической родины».

Интересная попытка рассмотреть диаспору как предмет социологического анализа была предложена Ж. Тощенко и Т. Чаптыковой. В своем подходе авторы выделяют четыре основных признака диаспоры: Первым из них является пребывание этнической общности за пределами своей исторической родины. Этот признак является исходным, без которого невозможно рассматривать сущность феномена диаспоры. Согласно второму признаку, диаспора рассматривается как этническая общность, обладающая основными характеристиками культурной самобытности своего народа. Если этническая группа выбирает стратегию ассимиляции, то она не может быть названа диаспорой. В качестве третьего признака называются организационные формы функционирования диаспоры, например, такие как землячества, общественные или политические движения. Таким образом, если у этнической группы отсутствуют организационные функции, то это предполагает и отсутствие диаспору. Четвертым признаком диаспоры является «осуществление ею социальной защиты конкретных людей».

По мнению авторов, только этносы, «устойчивые к ассимиляции» способны создавать диаспоры; причем устойчивость диаспоры обеспечивается фактором организации плюс наличие некоего «стержня», в качестве которого может фигурировать, например, национальная идея или религия. Принимая во внимание все вышеназванные признаки, авторы определяют диаспору как «устойчивую совокупность людей единого этнического происхождения, живущую в иноэтническом окружении за пределами своей исторической родины (или вне ареала расселения своего народа) и имеющую социальные институты для развития и функционирования данной общности».

Особое внимание в данном подходе уделяется функциям диаспор. Как полагают авторы, одной из наиболее распространенных функций диаспоры является поддержание и укрепление духовной культуры своего народа. Причем, особый акцент ставится на сохранение родного языка, хотя подчеркивается, что сохранение родного языка далеко не всегда является основным признаком диаспоры. Существует достаточно примеров тому, когда диаспоры частично или полностью утрачивали родной язык, но не прекращали свое существование.

В качестве ключевой функции диаспоры Ж. Тощенко и Т. Чаптыкова выделяют сохранение этнического самосознания, или четкое осознание принадлежности «своему» этносу. В основе этой функции лежит противопоставление «мы-они», которое определяет процессы идентичности членов диаспоры. Важной функцией считается защита социальных прав членов диаспоры. Это касается помощи в профессиональном самоопределении, регулировании миграции и занятости. Кроме того, здесь предусматривается деятельность диаспор по преодолению предрассудков и других негативных явлений, связанных с антисемитизмом, шовинизмом и других агрессивных проявлений в отношении ее членов. Это положение созвучно тезису Р. Хеттлаге о том, что усилия диаспоры в конечном итоге направлены на защиту своих собственных интересов безопасности и статусные интересы.

Особо выделяются экономическая и политическая функции. Раскрывая экономическую функцию, авторы обращают снимание на то, что некоторые виды экономической деятельности являются (или постепенно становятся) «специфичными» Для представителей той или иной диаспоры. В случае с политическими функциями речь идет о лоббировании членами диаспоры дополнительных гарантий, прав, возможностей для своего этноса или диаспоры.

В заключение авторы поднимают вопрос о длительности существования диаспоры или о ее «жизненном цикле». Здесь считается, что диаспора может существовать неопределенно долго как автономная часть материнского этноса. В то же время прослеживается идея о том, что те мигранты, которые уже однажды потеряли свою родину, никогда не будут больше полностью приняты в общество страны исхода и в то же время никогда полностью не освободятся от чувства «чужого» в стране поселения. Поэтому они вынуждены создавать свой мир «между» двумя обществами, который базируется на двойной идентичности.

Все вышеприведенные подходы пытаются учитывать различные аспекты, определяющие феномен диаспоры. Следует отметить стремление диаспор к сохранению контактов со странами исхода и с общинами того же этнического происхождения, о чем говорит большинство исследователей. Заслуживают пристального внимания тезисы о наличии социальных институтов и определенной организации диаспоры. Особенно важным представляется идея о том, что попытки создавать организацию могут простираться далеко за пределы принимающей страны. В этом случае речь идет о создании сети социальных институтов той или иной диаспоры в различных странах и о транснациональных пространствах. Например, А. Бра считает, что уместно говорить о пространстве диаспоры, которое, как и пространство «миграции и перемещения», представляет глобальное условие культуры, экономики и политики.

Большинство авторов сходятся во мнении, что существование пространства диаспоры серьезно усложняет проблему, как принимающего общества, так и общества исхода. Основной аргумент в пользу данного утверждения заключается в том, что пространство диаспоры «населено» не только теми, кто мигрировал и их потомками, но равным образом теми, кто остался в стране исхода. Другими словами, «пространство диаспоры» включает в себя не только всю совокупность связанных генеалогий рассеяния, но и тех, кто «остается на месте». Таким образом, мы имеем дело с очевидными попытками диаспор основать трансгосударственные сети, зарубежные общины между собой.

Другой аспект, тесно связанный с процессами возникновения и формирования диаспор, вытекает из феномена миграции во всех его проявлениях, например, таких, как беженство, депортации, гастарбайтеры и т.д. Кроме всего прочего, особо выделяется феномен культурной (или этнической) идентичности, касающийся как представителей диаспоры, так и коренного населения в странах исхода и поселения. С обеих сторон создаются этнические границы, обусловленные религией, мировоззрением, языком, различными институциями и т.д. Наличие этих границ создает определенную структуру отношений как между коренным населением и диаспорой, так и между «центром» диаспоры и ее периферией.

Подробный анализ всех этих проблем предполагает рассмотрение ряда теоретических подходов, которые являются ключом к пониманию некоторых явлений, характерных для феномена диаспоры. В этой связи становится очевидным, что объяснение сущности данного явления требует учета сразу нескольких научных направлений, позволяющих рассмотреть явление диаспоры с нескольких сторон.