Процессы «осовременивания» культуры по-разному отражаются в культурологических, социальных концепциях.
Известный американский теоретик Дж. Александер выделил [12.4.] четыре этапа развития послевоенной социальной теории, смена которых определялась изменениями в социальной реальности.
Первый этап связан с господством модернизационных теорий и охватывал 50–60-е гг. Для этого периода характерно признание того, чт.е. общий путь для всего человечества, на который не все общества вступают одновременно, но все вступают с необходимостью, рано или поздно.
Второй этап осмысления культуры модернизации связан с неудачными попытками ряда стран третьего мира построить основы современного общества. Их традиционные культуры были разрушены больше, чем смогли приобрести от современных культур. В этот период повсеместно растет убеждение в возможности социалистической альтернативы модернизации в особом пути социалистических стран. Модернизационные теории решительно отбрасываются в пользу социалистических. В середине 70-х годов на заседании Американской социологической ассоциации сторонник теории модернизации А. Айнкелес докладывал о результатах исследования модернизации в шести развивающихся странах. От имени молодых социологов выступил И. Валлерштайн, который заявил: «Мы живём не в модернизирующемся, а в капиталистическом мире <...> и в переходе мировой системы от капитализма к социализму». Таким образом, в 60–70-е годы идея модернизации была потеснена идеей второго, социалистического пути.
Третий этап охватывает 80-е годы. Он связан с разочарованием стран третьего мира как в социалистическом пути развития, так и в итогах модернизации. Поскольку социализм есть тоже модернизация – движение к современному обществу, но осуществляемое особым образом – поднимается волна антимодернизационных настроений. Появляются постмодернизационные теории развития. Для них характерно признание не единственности западного пути развития, не единственности социалистической альтернативы, возможности развития на основе традиции, признание возможности преодоления противоположности между средневековым и локковским человеком, даже возможности не развиваться.
Для этого периода характерна амбивалентность: с одной стороны, критикуется право Запада диктовать миру свою волю, признаётся значение локальных культур и цивилизаций, их право на собственную судьбу, отрицается концепция всемирной истории, идущей в направлении, открытом Западом. С другой стороны, утверждается удовлетворённость статус-кво, удовлетворённость Запада своим положением, его безразличие к судьбе «маргиналов». В постмодернистских теориях отчётливо представлено преобладание локального над универсальным, возможность множества путей, которые соседствуют с идеями глобализма. Многие стратеги были увлечены модной риторикой постмодернизма, правом на «собственное» развитие. Элита многих посткоммунистических государств, особенно тех, которым присущ этноцентризм, обратилась к «строительству» собственных постмодернистских теорий. Другие отвергли достающийся им статус-кво, место в системе мирового общественного производства и стали ставить задачу неомодернизма – нового витка модернизации.
Четвёртый этап в развитии концепций «осовременивания» связан с поиском неомодернистского варианта развития. Путь развития в этих теориях снова становится единственным. Исчезает разочарование в Западной культуре. Сторонники идей неомодернизации игнорируют тот факт, что для модернизации в любом её виде – классическом, пост- или нео-, характерен догоняющий тип развития – «гонка за лидером», каковым объявляется Запад, т.е. развитие капиталистической страны. Но догоняющий всегда остаётся опаздывающим, отстающим.
В этом случае необходим рывок, «прорыв постепенности», опережающий путь развития, позволяющий обогнать так называемую «современную» культуру. Именно по такому пути шла Советская Россия в 30–40-е гг., в период «индустриализации», создавший основу промышленной культуры. К 80–90-м годам в России снова стали созревать предпосылки для нового рынка вперёд, обгоняющего своё время. И они связаны с концепциями посткоммунистического развития культуры.
Для современной цивилизации, расколотой на классы, характерно и разделение культуры: на культуру господствующую и подчинённую, «элиты» и «масс», авангарда и китча.
Если авангард имитирует приёмы искусства, то китч подражает его эффектам.
Пропасть, разрыв между авангардом и китчем может уменьшиться или увеличиться, но она всегда сохраняется.
Всегда в цивилизации было меньшинство – власть имущих (а следовательно, культурных) слоёв, с одной стороны, и большинство эксплуатируемых, малокультурных, народных масс, с другой. Господствующая культура неизменно принадлежала господствующему меньшинству. Другим доставалась рудиментарная, примитивная, суррогатная иллюзорная культура – культура китча.
Итак, на смену фольклору приходит китч. Но он охватывает и авангард. Поскольку китч – коммерческая культура, то он втягивает в сферу своего влияния и элитарные формы культуры. Китч питается и авангардом, коль скоро он пользуется спросом. А раз так, то авангард начинает производиться по законам китча, т.е. фрагментарно, частично и массово.
