Функциональная схема носит общий характер и в неё одновременно может быть спроецировано глобальное межгосударственное объединение труда, т.е. объединение труда в совокупности транснациональных корпораций, внутригосударственное объединение труда и т.п., так как глобальное общественное объединение труда является взаимным вложением суперсистем. Мы будем разсматривать эту схему применительно ко внутригосударственному общественному объединению труда, поскольку место в ней внешней торговли может быть учтено косвенно через блоки 20 ГА (при монополии государства) либо через 14 НКР с выделением среди потребителей на рынках блоков 18 РСП и 19 РПП зарубежных импортеров (при отсутствии монополии внешней торговли).
Малый масштаб рисунка не позволяет показывать все потоки продуктообмена. По этой причине отрасли, продукцией которых непосредственно пользуются все остальные, показаны в качестве лучащихся звёздочек.
Внутри блока 18 РСП стрелками показано направление перемещения продукции отраслей. Деньги, естественно, циркулируют во встречном направлении. Изключением является блок 14 НКР — негосударственный кредит и гешефтмахерство разного рода — отрасль, входной и выходной продукцией которой являются все средства платежа: деньги, ценные бумаги, сокровища и т.п., расчёты за которую она также производит деньгами, ценными бумагами, сокровищами и т.п. по принципу: «А вот кому на грош пятаков!», в результате чего гроши складываются в рубли в карманах гешефтмахеров.
Вне блока 18 РСП стрелки соответствуют направлению циркуляции денежной массы.
В целом же картинка на рис. 2 напоминает задачку из школьного учебника: из одного бассейна в 22 других бассейна по трубам течет водичка. Дети, сколько водички останется в некотором бассейне, если Еся Либерман[134] перекрыл краник тут, а там открыл? Расчёты водопроводных, электрических и прочих сетей основаны на правилах Густава Роберта Кирхгофа (1824 — 1887 гг.) — современника, соотечественника, но не соплеменника К.Маркса. Одно из правил Кирхгофа гласит: сколько куда чего (воды, электрического тока, денег и т.п.) втекает, столько оттуда того же самого и вытекает.
Поэтому встаёт вопрос, почему “Капитал” и любой учебник политэкономии гораздо толще и непонятнее любого задачника по арифметике или электротехнике, если в основе обменных процессов лежат одни и те же законы сохранения, формально описываемые одними и теми же языковыми средствами?
Народное хозяйство — общественное объединение труда. Схема продуктообмена включает в себя достаточно общие названия отраслей. Если одна из отраслей рухнет, то рухнет всё народное хозяйство. Применительно к «рыночной» экономике это означает, что в процессе функционирования народного хозяйства все его отрасли должны обладать устойчивой платёжеспособностью, т.е. быть рентабельными.
Если наши экономисты осознали ошибочность планового хозяйства (хотя это осознание — шизофренический бред) и им приспичило иметь «рыночную» экономику, то они ОБЯЗАНЫ БЫЛИ позаботиться, чтобы в момент перехода к рынку и начальный период реформ была обеспечена устойчивая платёжеспособность отраслей на схеме рис. 2 или ещё более детальной.
Подавляющее большинство выпускников электротехнических и электронных техникумов, не говоря уже об инженерах, в состоянии разсчитать электрическую сеть. А ведущие экономисты страны сформировали пакет реформ так, что сельское хозяйство, угольная, нефтяная промышленность и ряд других отраслей оказались на грани неплатёжеспособности, а самыми платёжеспособными оказались кооператоры, производящие главным образом гешефт[135]. Почему? Потому, что академики Аганбегян, Шаталин, Заславская и доктор Фильшин[136] никогда не учились в советской школе и потому не решали задачек про бассейны, а в курсе физики в 9 классе не слышали имени Кирхгофа? Или Госкомстат не в состоянии обеспечить “светил” необходимой для расчётов информацией? И именно поэтому они не способны решить задачку про “22 бассейна” так, чтобы в каждом из них уровень “водички” колебался в определённых пределах: т.е. и не плескало через край, и они не пересыхали? Систему из 22 линейных алгебраических уравнений на ЭВМ не решить и не изследовать на устойчивость соответствующую динамическую систему “бассейнов”? Техник может решить, а академик никак? Ну, а если какая-то отрасль оказывается неплатёжеспособной и встанет? — Тогда “стихия рынка” виновата? Или всё же виноваты экономические темнилы, не способные справиться ни с плановой экономикой ни с ВЫЗВАННОЙ ИМИ ЖЕ к “жизни” “стихией рынка”? И чем это всё грозит, если начальная устойчивость платёжеспособности не обеспечена, и никакой РЫНОЧНОЙ САМОРЕГУЛЯЦИИ НЕТ (точнее, её надо уметь поддерживать, а для этого регулярно решать задачку хотя бы про “22 бассейна” и соответственно полученному результату заблаговременно изменять налоговую и дотационную политику)?
Прежде всего следует сделать вывод, что любая отраслевая забастовка, подобная забастовкам шахтеров 1990 — 91 гг., может завершиться тем, что многие (если не большинство) будут жрать лебеду, вне зависимости от своих намерений[137]. Возможно, что кому-то придётся жрать лебеду под забором концлагеря[138], причём принадлежащего не “русскоязычным”, а настоящим оккупантам. Шахтёры имеют реальные шансы сделать с народным хозяйством то, что не смог сделать в 1941 г. А.Гитлер[139]. Даже если им кажется, что во главе государства стоят предатели, то именно предателям ничего другого и не надо, кроме развала общества, и они, забастовщики, в этом случае являются просто слепым орудием антинародных сил. Закон о забастовках и призывы к ним — антинародная глупость одних и предательство других. Когда имеет место развал продуктообмена в общественном производстве, лебеду приходится жрать всем…, кроме мафиозной “элиты” и правящей интеллигенции в законе, ещё более порочной, чем «воры в законе». Если рабочий класс в стране способен к отраслевой забастовке, то остаётся сделать вывод о том, что тезис о его руководящей роли — вздор, а сам он — толпа, как только выходит из области своей узкопрофессиональной деятельности.
Точно так же закономерно встаёт такой вопрос: если одна отрасль может забастовкой вырвать себе изменение оптовых цен, фонд зарплаты, то почему завтра не может встать другая, потребляющая продукцию первой, поскольку цены на её продукцию останутся прежними, а разходы этой отрасли возрастут по причине удовлетворения требований бастовавших её поставщиков? Абсурдность всего этого ясна стороннику плановой экономики. Но всё это стало возможным в СССР в результате так называемых “рыночных” реформ. Поэтому “рыночникам” предлагается ответить на вопрос, где в общественном объединении труда возникает прибыль и куда она девается? Обращаться к большинству советских экономистов и политэкономов с этим и другими “рыночными” вопросами безсмысленно, поскольку умы их помрачила тень марксизма-ленинизма[140], а на Западе общая теория управления народным хозяйством — это, скорее, клановое «ноу-хау», а не всеобщее, публикуемое открыто знание — достояние всех, кому оно интересно. У Маркса же ответ на такого рода вопросы не найти.
Дело в том, что реальная функциональная схема продуктообмена в общественном объединении труда, показанная на рис. 2, не может быть за счёт слияния на ней отраслевых блоков приведена к марксистско-ленинской форме (“Капитал”, т. 2, гл. XX):
· I подразделение — производство средств производства;
· II подразделение — производство предметов личного потребления;
· обмен капиталом между ними и переразпределение “прибавочной стоимости”, — поскольку дело “портят” ряд отраслей, обслуживающих оба “подразделения”.
Марксова схема — фикция, вымысел, извращающий возприятие реальности, и вся марксистско-ленинская политэкономия — “изучение” и объяснение процессов в этом вымысле.
В некотором смысле «рынки» сферы (а не средств) производства и сферы потребления существуют, но разделение на I и II подразделения верно лишь с точки зрения ПОТРЕБИТЕЛЯ БЛАГ, далёкого от организации многоотраслевого производства, по мнению которого булки в готовом виде растут на елках. К.Маркс — внук двух раввинов, инвалид правого полушария или участник «жидо-масонского заговора» (или и то, и другое), всю жизнь занимался “изучением” “объективного” процесса, как «булки растут на елке»; описал его в толстых книгах и оставил этот “Капитал” в наследство марксистам, большинство которых тоже принадлежало к тому слою общества, для которого “булки растут на елках”. Ленин и часть его последователей изучали уже “Капитал”, а не реальное производство в конкретном обществе, живя по преданию о «гениальном критически-аналитическом уме»[141] К.Маркса, и разсуждали по его авторитету, а остальные им просто бездумно верили. По этой причине экономика СССР наиболее успешно и развивалась во времена И.В.Сталина, когда МАРКСИЗМ БЫЛ В ТЕОРИИ, А В ПРАКТИКЕ БЫЛА ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТЬ, проводимая в жизнь директивно-адресно по ПРОИЗВОЛУ. Когда же в жизнь стали вторгаться «элементы хозрасчёта», подкреплённые авторитетом инвалидов правого полушария от К.Маркса до Евсея Либермана и нынешних “500-дневников”, то народное хозяйство пошло в разнос. Таким образом, политэкономии в СССР как науки не существует и мы вынуждены разсматривать процессы в общественном объединении труда с точки зрения общей теории управления[142].
Внутри первобытной общины объединение труда было, но рыночных отношений, т.е. торговли, не было. Управление производством и разпределением продукции носило директивно-адресный характер. Не было “законности”, но систему произвольных «табу» знали и соблюдали все.
Торговля возникла в результате межобщинной специализации производства и объединения труда множества специализировавшихся в производстве общин и вела к изменению качества жизни внутри каждой общины, поскольку излишки своей продукции (или то, чем можно поступиться во имя высших интересов общины) обменивались на продукт производства иных общин, выставляемый на продажу, изходя из тех же соображений.
Основанием для торговли во все времена является невозможность ПРИ ДАННОМ УРОВНЕ РАЗВИТИЯ ОБЩЕСТВА осуществить продуктообмен в общественном объединении труда директивно-адресным способом. Это необходимое условие сохраняется во всех формациях с момента возникновения общественного объединения труда, порождая в обществе торговлю, как один из многих способов осуществления продуктообмена.
Стоимость, цена, торговля и тому подобные категории относятся к информационно локализованному уровню в организации вида Человек Разумный, т.е. изключительно к социальной организации и касаются только некоторых видов продуктообмена в общественном объединении труда и потому не могут относиться к объектам объемлющей жизнь общества природы (природным ресурсам, природным явлениям), а могут относиться только к материальным и информационным произведениям человеческой деятельности. Когда речь идёт о продаже земли, воды, недр, то речь идёт о продаже права организации деятельности людей по изпользованию природных объектов, т.е. продаже информационного произведения человеческой деятельности. Юридическое право в жизни общества возникает из произвола власти (нравственно определённого или безнравственного), осуществляющей управление обществом. В силу этой причины смена концепции управления означает ликвидацию всех прошлых юридически установленных прав, в неё не вписывающихся, но действовавших во изполнение прежней концепции: это в полной мере касается и права собственности, купли-продажи и т.п. Незыблемо не право, не закон, а принцип самовластия концептуальной власти; по этой причине апеллировать надо не к “священному” праву и закону, а указывать на ошибки концепции, если они есть, и разширять социальную базу альтернативной концептуальной власти.
Это всё хорошо видно в процессе перестройки. Все советские конституции разсматривали государственную собственность как общенародную. Приватизация, в ходе которой осуществляется разпродажа частным лицам (ворью) государственной собственности, юридически невозможна, если собственность общенародная. Однако она идёт с молотка, и это означает, что она всегда была частной корпоративной, и некая корпорация, начавшая с 50-х годов этого столетия слабыми манёврами проводить в жизнь чуждую нашему народу концепцию, решила разширить социальную базу за счёт ворья, даже не спрашивая народ о его согласии. Общенародность собственности, созданной многими поколениями людей, предполагает равное положение граждан по отношению к ней, включая и реально равное право покупки её у государства. Но рабочий с конвейера ЗИЛа, получающий 217 руб. в месяц, не может купить магазин за 1,5 миллиона[143], а вор в законе, избежавший наказания за хищения социалистической собственности и махинации в особо крупных размерах, может. Это говорит о том, кто и в чьих интересах делает перестройку недостроенного социализма в мафиизм. Нарушение юридической законности — норма поведения строителей “правового государства”, однако воровской закон соблюдается от «малины» до Верховных Советов и съездов депутатов[144]. Именно по этой причине социалистическая государственность должна опираться на НРАВСТВЕННО ОПРЕДЕЛЁННЫЙ ПРОИЗВОЛ прежде юридической законности и быть надзаконной.
С точки зрения теории управления, перестройка — сильный завершающий манёвр при осуществлении долговременной (порядка 100 лет) концепции перехода от капитализма под контролем национальной буржуазии к капитализму под контролем транснациональной буржуазии. Отсюда у многих обладателей короткой памяти и узкого кругозора — непонимание, истерика: что же с нами произходит? что такое 70 лет советского периода нашей истории? «Всё общество пришло в движение», — повторяет главный заклинатель перестройки. Каждый пассажир может убедиться, как “общество” приходит в движение при резком повороте транспорта.
Первоначально торговля была меновая: продукт обменивался на продукт непосредственно. В зависимости от уровня развития общества в разных областях разные товары обладали наиболее широкой способностью к обмену на другие. Так статистические закономерности обмена выделили наиболее удобообмениваемые товары в качестве денег, которые приняли на себя роль промежуточного в обмене товара на товар средства. Где-то деньгами были ракушки, где-то — скот, где-то — зерно; потом их заменили металлы; с толпо-“элитарным” разделением общества “элита” стала больше интересоваться «драгметаллами», а не конструкционными — так возникло золотое и серебряное обращение. С развитием кредитной системы в платежный оборот влились долговые расписки и платежные обязательства, которые со временем в ходе развития товарного производства трансформировались в банкноты и ассигнации (кредитные деньги, т.е. деньги на доверии, а не настоящие золотые деньги в меновой торговле[145]) и стали основным видом денег. По своей сущности деньги являются наиболее общим носителем экономической информации (рекомендуется перечитать: А.С.Пушкин “Скупой рыцарь”) и в своём историческом развитии освобождаются постепенно от всех иных потребительских качеств, став в конце концов тем, что они и есть реально: кодовой группой в банковском компьютере, магнитной записью на кредитной карточке, т.е. информацией «в чистом виде».
С точки зрения теории управления, “закон стоимости”, в соответствии с которым «величина стоимости товара определяется количеством труда, общественно необходимого для его изготовления», и потому разные продукты обмениваются в соответствии с количеством вложенного в них труда, — не существует.
Купчая на землю пишется за 5 минут. При этом продаётся право, на создание которого пошли определённые трудозатраты, оценить которые, однако, невозможно, но корпорация, продающая право, получила в обмен деньги, на которые можно купить продукт, трудоёмкость НЕПОСРЕДСТВЕННОГО производства которого вполне может быть оценена.
Иностранному рабочему можно платить меньше, чем своему, и за счёт этого при необходимости понизить стоимость продукции без каких-либо изменений в технологии и выиграть борьбу с конкурентом. После этого можно зажать и своего рабочего, объяснив ему, что иностранцы дешевле.
Антиквариат год от года становится дороже, и темпы его вздорожания обгоняют темпы инфляции, хотя он уже был раз продан якобы по стоимости, соответствующей трудозатратам на его производство.
Это особенно касается книг: факсимильное, репринтное издание в ИНФОРМАЦИОННОМ отношении не содержит никаких отличий от оригинала, однако оригинал стоит сотни, тысячи и более, а репринтное возпроизведение — единицы. Что касается “печати веков”, лежащей на оригинале, то “ценители” антикварных изданий в своём большинстве не экстрасенсы и эту информацию с оригинала снять не могут.
«Количество труда измеряется его продолжительностью», и, якобы, существует общественно необходимое рабочее время, которое «есть то рабочее время, которое требуется для изготовления какой-либо потребительной стоимости при наличии общественно нормальных условий производства и при среднем в данном обществе уровне умелости и интенсивности труда», — это из “Капитала”. Но ОБЩЕСТВЕННО необходимое время на производство “Шатла” и “Бурана” (как и всего прочего) измеряется от момента появления на планете вида Человек Разумный, несмотря на всё различие условий жизни и производства в СССР и США: все остальные изходные точки отсчёта просто субъективны[146], что говорит и о субъективности ценообразования, подсознаваемой в марксизме совершенно правильно.
Можно говорить об общественно необходимом времени на непосредственное производство чего-либо, но и здесь царит полный субъективизм в отношении начала отсчёта. Для “Бурана” его следует считать от выдачи заказа на строительство или от работ Константина Эдуардовича Циолковского (1858 — 1935), Сергея Павловича Королева (1907 — 1966), Владимира Михайловича Мясищева (1902 — 1978), без которых сам заказ был бы невозможен? Куда при этом относить доставшиеся даром, украденные и т.п. результаты чужих изследований, которые тоже общественно необходимы для производства, но никогда не оплачиваются?
И цена при продуктообмене определяется не равенством трудозатрат, а балансом взаимных притязаний обобрать друг друга у участвующих в сделке купли-продажи сторон. Лучше всего это видно при купле-продаже ювелирных изделий: если вы твердо стоите на ногах, то вы купите драгоценность по достаточно высокой цене; но если вы обанкротились, то вы СКОРЕЕ ВСЕГО сможете продать её по цене золотого лома, но не как высокохудожественное ювелирное изделие, каковым она в действительности является. Купивший золотой “лом” у вас продаст его другому по гораздо более высокой цене, как уникальную драгоценность, и получит ГЕШЕФТ, не созидая ничего вообще, а паразитируя на посреднических операциях. Именно по этой причине гораздо чаще разоряются предприниматели-производители, а не предприниматели-посредники, а из предпринимателей-посредников чаще разоряются торговцы и совсем редко — ростовщики и гешефтмахеры.
В “Преступлении и наказании” Ф.М.Достоевский НЕ РЕШИЛ вопроса о нравственно правом воздаянии за ГЕШЕФТМАХЕРСТВО. Это не значит, что топор Раскольникова нравственен и прав, но общество может быть защищено от ГЕШЕФТМАХЕРСТВА только нравственно правым произволом, поскольку гешефтмахерство — произвол, злонравный, антиобщественный и антиприродный. И не следует сводить роман Ф.М.Достоевского к судьбе старухи и Раскольникова, поскольку преступление прежде совершает гешефтмахер, а только потом за него наказывается, но уже не гешефтмахер, а всё общество, в котором безбедно проживают гешефтмахеры. В фильме “Берегись автомобиля” более нравственно прав Ю.Деточкин, а не государство, не способное нейтрализовать гешефтмахерство законно, или организовав нравственный произвол общества.
Взаимные же притязания сторон, участвующих в сделке, основаны прежде всего на стремлении хотя бы не уронить достигнутый уже свой уровень жизни[147] и не потерять темпы его роста, а также не дать второй стороне резко улучшить свои дела за счёт вашего “неоплаченного” труда. А если при этом ещё удастся измерить трудозатраты обеих сторон и выяснится, что они совпали в соответствии с «законом стоимости» в его марксистском виде, то это чудо. «Закон стоимости» в его марксистском виде, безусловно, отражает определённые статистические закономерности, но при одном условии: установившемся балансе взаимных притязаний, опирающихся на уже достигнутые уровень жизни и темпы его роста и измерении рабочего времени от момента выдачи директивы о начале производства партии продукции или единичного изделия.
Реальный закон стоимости основан на балансе взаимных притязаний, однако не переходящих в открытый грабеж и разбой, и является проявлением осознаваемого и неосознаваемого произвола отдельных лиц, социальных групп, народов, международных и внутренних мафий, государств и подчинён произволу концептуальной власти, стоящей над системой общественного управления в целом вместе с её “рыночным механизмом”: есть силы, которые целенаправленно управляют «законом стоимости», изходя из своих узко корпоративных интересов. И лучше всего это видно на АУКЦИОНАХ, которые всегда проводятся для определённого круга лиц. Если вы к нему не принадлежите, то вам там делать нечего; а если вы всё же пытаетесь купить уже заранее предназначенное кому-то другому, то его друзья тут же объяснят вам, что эту покупку делать не следует, поскольку в противном случае ваша семья или вы имеете реальные шансы перейти на содержание “благотворительных организаций”. Всё, как положено; воровской ЗАКОН «стоимости»; КУЛЬТ ценностей; и “БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ”. В этом случае вы сможете приобрести понравившуюся вам безделицу, если убедите друзей вашего конкурента в том, что обладаете ещё большей способностью к “благотворительности”, чем он, и потому он ошибается, претендуя на вашу вещь. Аукционный же “молоточек” с его тремя ударами указывает, что хозяева “закона” стоимости и этого социального института, родившегося в Евро-Американском конгломерате, — каменноголовые братья-масоны.
Аукцион — самое яркое подтверждение того, что трудовая “теория” стоимости носит весьма частный характер; и произходит она из смешения понятий «потребительная стоимость» и «стоимость». «Потребительная стоимость» — продукция производства — создаётся действительно трудом, а стоимость в её номинальном финансовом выражении не создаётся трудом, а возникает из баланса произволов взаимных притязаний при продуктообмене.
После сказанного можно переходить к “стихии рынка” и повелеванию “стихией”. Прежде всего избавимся от термина «потребительная стоимость», которая определяется как полезность вещи, способность её удовлетворять человеческую потребность. По вопросу об этом термине на протяжении более ста лет ведутся споры на темы: соизмеримы ли КОЛИЧЕСТВЕННО разноКАЧЕСТВЕННЫЕ «потребительные стоимости»[148], является ли «потребительная стоимость» стоимостью, а если является, то когда; и если является стоимостью, то как её измерять, что в ней измерять — стоимость или “потребительность” и т.п. По этим и другим вопросам существует полный плюрализм взаимоизключающих друг друга мнений, что говорит о смешении в одном термине качественно разнородных явлений, и о сопутствующем ему смещении и размывании понятийных границ. Поскольку это один из основных терминов политэкономии, то встаёт вопрос, как объективная наука может столько лет терпеть несоответствие понятийной нагрузки отдельно взятых слов, составляющих термин, понятийной нагрузке термина в целом, что является източником споров ни о чём и не по существу? Только в одном случае, если нет культуры научных изследований, т.е. нет науки.
Поэтому будем изходить из того, что в экономике, как во всех остальных науках, объективно разнокачественные явления количественно ОБЪЕКТИВНО НЕСОИЗМЕРИМЫ. Попытки их соизмерить во многопараметрических задачах также необъективны и всегда субъективны, как и процесс управления: в решении многопараметрической задачи всегда присутствует этап обоснования целевой функции управления, в которой иерархия параметров и правила их соизмерения выстраиваются по субъективному произволу.
Полезность в смысле удовлетворения целевой функции управления (по-русски — потребности; потребительности — по-марксистски) всегда также субъективна. Поэтому за термином «потребительная стоимость» никакого однокачественного объективного явления в общественном объединении труда не стоит. Существование самого термина вредно, поскольку связывает подсознательно целевые функции управления ОБЩЕСТВЕННЫМ производством в целом с подчинёнными им стоимостями — частными, локальными характеристиками продуктообмена в общественном объединении труда между структурно неподчинёнными производствами. Связь эта носит ИНВЕРТИРОВАННЫЙ[149] ХАРАКТЕР, поскольку в обыденном сознании стоимостным характеристикам всегда подчиняют целевые функции управления. Что такое инверсии и как они влияют на функционирование регионов суперсистемы и объемлющих суперсистем, было сказано в достаточно общей теории управления.
Сам же термин «стоимость» без слова «потребительная» отражает несовпадение статистических характеристик объективного реального процесса общественного производства и статистических характеристик субъективизма членов общества в разстановке порядка приоритетов целей общественного производства в субъективном векторе целей общественного производства. Эти субъективные статистические характеристики различны в разных социальных слоях; они не осознаются в полной мере подавляющим большинством членов общества; изменяются с течением времени как в процессе развития общества в ходе исторического процесса, так и в результате целенаправленного воздействия на общественное сознание толпы со стороны мафий гешефтмахеров, что наиболее ярко проявляется в “капризах” моды, ведущих к функционально и здравомысленно неоправданному разточительству природных и трудовых ресурсов толпо-“элитарным” обществом. Эти статистические характеристики видимы обществу как прейскурант текущих цен рынка. Прейскурант отражает два фактора: нехватку производственных мощностей и уровень качества управления уже созданными мощностями. Прейскурант текущих цен с точки зрения теории управления выражает в сфере обмена вектор ошибки управления производством: недостаточная производительность суперсистемы — ошибка либо в формировании вектора целей, либо в управлении процессом освоения потенциала развития суперсистемы. Но это утверждение справедливо только по отношению ко внутреннему рынку хозяйственной системы в целом, в которой сочетаются структурное и безструктурное управление.
Правильность соотнесения прейскуранта с вектором ошибки хорошо показывает обретение стоимости природными объектами: как только где-либо произходит переполнение людьми экологической ниши, пользование природой: морем, озером, лесом становится платным.
Достаточность ведёт к падению цен до нуля.
При достаточной производительности суперсистемы общественного производства в отношении целей, отражённых в прейскуранте, и достаточно высоком быстродействии и качестве управления цены в замкнутом регионе суперсистемы падают до нуля, что говорит об управлении, близком к идеальному, при котором нет реальной конкуренции потребителей[150]. Этот вывод для обыденного сознания, возможно, покажется диким и бредовым, хотя то же самое обыденное сознание вполне согласно с выводом о росте цен, сопровождающем падение качества управления общественным производством даже в условиях государственно плановой экономики, сдерживающей до известной степени рост цен искусственно. Вывод же о падении цен до нуля при росте качества общественного САМО-U-правления и управления экономикой прежде всего — это отслеживание того самого процесса зависимости цен от качества управления, но в иную сторону изменения качества: качество управления растёт — цены падают. Когда они падают достаточно низко, то поддержание всей бухгалтерско-финансовой системы может утратить смысл, поскольку её быстродействие ниже быстродействия директивно-адресной системы управления. Но это уже иной уровень развития инфраструктуры общества и его мировоззрения.
Из этого, в частности, следует, что при государственной монополии внешней торговли, изключающей чуждое вмешательство в общественное производство финансово-экономически безструктурным способом, не только социализм, но и коммунизм может быть построен в стране, находящейся в капиталистическом окружении. Естественно, при условии, что обеспечена её научно-техническая самостоятельность и нет возможности организовать в отношении неё сырьевой голод. При этом все сведётся опять к обеспечению концептуальной самостоятельности управления, устойчивой при смене поколений. То есть в оценках перспектив развития Программа КПСС XXII съезда[151] не сильно ошибалась, но руководство КПСС палец о палец не ударило для её осуществления.
При взгляде с позиций теории управления на категорию «стоимость», «закон стоимости» и т.п. современная экономическая наука мало чём отличается от средневековой схоластики, которая тоже знала ряд достоверных фактов и объективных явлений. Теперь поищем прибыли.
Как известно, чистая прибыль (именно она всех интересует, хотя в политэкономии разсматриваются и другие виды прибыли) — превышение суммы ДЕНЕЖНОГО дохода над суммами ДЕНЕЖНЫХ разходов за одно и то же время в процессе производства. Коли речь зашла о разходах (а доходы одного — это всегда разходы другого; первозданные деньги на дороге валяются редко), то надо вернуться к правилам Кирхгофа и посмотреть на схему рис. 2. При этом стрелки продуктообмена необходимо заменить на встречные им стрелки направленности денежного обмена и перед нами предстанет укрупнённая схема кредитно-финансовой системы общества, обслуживающей в нём общественное объединение труда. Чтобы система была работоспособной, она должна быть заполнена технологической средой: в данном случае средствами платежа, что ещё раз повторяет ранее сделанный вывод о необходимости обеспечения устойчивой платёжеспособности отраслей в народном хозяйстве.
