II. Текущее состояние Советского общества 8 страница

· как должна быть организована взаимная вложенность государственных и общественных структур, чтобы она наиболее полно отображала полную функцию управления и обеспечивала эффективность правления;

· как должно быть организовано кадровое обеспечение структур, несущих правление, чтобы было САМО-U-правление, а не правление извне в интересах некой “элиты”, противопоставившей себя человечеству, а людей друг другу и разсуждающей об “общечеловеческих” ценностях для себя.

Поэтому обратимся ко временам возникновения первых государств. В период классового разслоения первобытнообщинных обществ и формирования первых цивилизаций древности действовали два важных фактора:

· во-первых, частота обновления прикладной фактологии, изпользуемой в общественном объединении труда была на порядки (2 — 3) ниже, чем эталонная частота биологического времени, основанная на обновлении поколений в их преемственности.

· во-вторых, очаги зарождения цивилизаций были разделены природно-географическими факторами и племенами, стоявшими на существенно более низких ступенях развития.

Благодаря этим двум факторам, первые цивилизации обрели достижения[69], которые впоследствии были утрачены и извращены в ходе их взаимной экспансии по причине их же толпо-“элитаризма”.

Влияние этих двух факторов на сферу управления общества выразилось в том, что добиблейские абсолютные монархии (преобладающий тип государственности древности) наиболее полно и качественно отражали в своих структурах полную функцию управления в отношении толпо-“элитарного” общества, проводящего самостоятельную политику.

Сторонники неограниченной монархической власти совершенно правильно указывают на достоинства этого типа государственности;

· монарх не подотчётен никому из своих подданных, что даёт ему возможность собирать в своей администрации наиболее квалифицированных специалистов;

· сроки полномочий его не связывают, что позволяет ему вести политику, изходя из длительных интересов, а не в угоду сиюминутному ублажению толпы, чтобы обрести полномочия на новый срок на очередных выборах;

· нация более сплочена в силу возпитания верноподданности, чем при республиканском правлении, протекающем в непрерывной борьбе за власть различных “элитарных” групп, заигрывающих с толпой в процессе интригования и взаимного обличения;

· монарх с детства готовится к изполнению своих профессиональных обязанностей и долга перед обществом в целом и к моменту вступления на престол лучше других членов общества подготовлен к несению высшей государственной власти. При этом монархисты умалчивают, что речь идёт об идеальном монархе, лишённом человеческих слабостей и душа которого не покалечена “элитарным” развратом дворцового возпитания.

Основное условие, обеспечивающее устойчивость толпо-“элитаризма”, — большая разница частоты обновления прикладной фактологии в общественном объединении труда и эталонной частоты биологического времени, основанной на естественно природных циклах (смены поколений прежде всего). Пока это условие существует в обществе, абсолютные монархии, как показывает история, справляются с управлением обществом, концентрируя под своей державой огромные территории более успешно, чем иные типы государственностей. Устойчивость процесса управления в неограниченной монархии зависит от уровня вероучительной и светской верноподданности и степени соответствия осуществляемой концепции правления жизненным потребностям (осознаваемым и безсознательным) общества.

К этому необходимо добавить, что поддержание культа легитимной династии, передающей из века в век престол от отца к сыну, и культа царствующего монарха для толпо-“элитарного” общества обходится дешевле, чем шоу с регулярными выборами во всех республиках.

При соблюдении этих двух условий программно-адаптивный модуль государственности типа “неограниченная монархия” в наибольшей степени соответствует полной функции управления в толпо-“элитарном” обществе при разсмотрении на достаточно длительном интервале времени.

Это находит подтверждение и в истории: монархические цивилизации древности обладали большей продолжительностью жизни, чем республиканские; республиканский Рим трансформировался в империю; абсолютизм Испании и Португалии создал первые колониальные империи; Россия разкинулась на 1/6 части суши. Кризис абсолютизма наступил позднее, когда частота обновления прикладной фактологии стала расти и приближаться к частоте обновления поколений в их преемственности: только тогда на мировую арену вышла Голландия и парламентская Англия.

Но всё это касается только программно-адаптивного модуля замкнутой системы общественного управления. Современные же монархисты забывают о двух вещах:

· во-первых, системы общественного управления уже к моменту появления Библии были взаимно вложенными, поскольку торговый и информационный обмен между странами принял к тому времени регулярный характер;

· во-вторых, в обществе над любым программно-адаптивным управляющим модулем стоит всегда предиктор-корректор, так или иначе дающий программно-адаптивному модулю концепцию управления; вопрос только в том, стоит ли он открыто или скрыт, чтобы не нервировать толпу либералов своим от внутриобщественно неограниченным самовластьем. [70]

Именно по этим двум параметрам добиблейские абсолютные монархии древнего мира отличаются от христианских и мусульманских монархий последующих веков.

В период становления древних цивилизаций и формирования их систем общественного управления взаимной вложенности систем управления не было. В этих условиях в каждой из них сформировался предиктор-корректор — жречество, — практически открыто стоявший над государственностью и осенявший её авторитетом богов изповедуемого вероучения. Высшее жречество Египта звалось «иерофанты». Смысл этого названия — читающие судьбу, знающие будущее. В процессе развития древнеегипетского общества фараон обрёл сан “сын Солнца” в то время, как высший из иерофантов считался земным воплощением бога Солнца — Ра. Со времён Древнего царства — третье тысячелетие до н.э. по традиционной хронологии[71] — в Египте существовал «Дом жизни» — высшее его научное учреждение, по первому требованию которого из любого района Египта доставалось всё необходимое.

Попытки отдельных фараонов обрести независимость от жречества и своё собственное самовластье пресекались; в то же время обеспечивалось длительное правление фараонов (в том числе женщин), «слабых» по понятиям современных историков при условии благосклонного отношения к ним высшего жречества. Это говорит о том, кому принадлежала высшая внутриобщественная власть в действительности.

В круг интересов жречества входила и астрология, изучающая объективные закономерности в природе и обществе, подчинённые энергетическим и (и информационным) ритмам космоса, что необходимо для проведения политической линии и хозяйственной деятельности в согласии с ритмами природы.

Строительство пирамид и иных крупных сооружений древности было подчинено не сумасбродству “элиты”, а сокрытой от толпы целеустремленности жречества, дающей приемлемые для толпы объяснения необходимости такого «разточительного» (с точки зрения нынешнего толпаря) изпользования ограниченных производительных сил общества. В большинстве своём пирамиды — это многофункциональные сооружения, подчинённые главным образом профессиональным интересам жречества. Не следует забывать, что жречество, по крайней мере высшее, всегда было свободно от идеологической зашоренности, от догматов, было наиболее информировано в области фактологии и обладало наивысшей в обществе методологической культурой. Высшее жречество в своей концептуальной деятельности не было ограничено никакими общественными условностями и “светскими приличиями”: единственное внутриобщественное ограничение — собственная его нравственность, нравственность реальная, а не декларируемая[72].

В добиблейских монархиях профессионализм, на максимально высоком по тем временам уровне, обеспечивался на всех этапах полной функции управления. Профессиональный жреческий предиктор-корректор сочетался с профессионализмом в программно-адаптивном модуле системы общественного самоуправления. Профессионализм сохранялся при смене поколений в обоих этих звеньях, что и обеспечивало длительную устойчивость цивилизаций без катастроф культуры (Древний Египет почти 3500 лет). И хотя срывы управления и даже завоевание территории с утратой государственной самостоятельности были, но завоеватели древности, как правило, с почтением относились к чужому жречеству, видимо, памятуя о своей зависимости от жречества своего государства.

Совсем иными были абсолютные монархии христианского и мусульманского миров. Духовенство — не жречество; в своём мировоззрении оно ограничено не уровнем доступной ему фактологии и своей методологической культуры, а священным писанием, догматами вероучения, их каноническими толкованиями. И даже, когда оно посягало на высшую — по умолчанию концептуальную — власть в государстве, то по причинам собственной ограниченности духовенство оказывалось неспособно нести её. С ликвидацией жречества абсолютные монархии перестали быть самодержавными на уровне профессионализма и по существу перестали быть неограниченными.

Самодержавие — концептуальная самостоятельность общества. Неограниченность же была утрачена вместе с обретением идеологической зашоренности священным писанием, догматами вероучения и их каноническими толкованиями, что положило пределы самостоятельной концептуальной деятельности всех монархий. В результате национальные концепции были взяты в кандалы глобальной библейской концепции, по причине того, что национальные жречества своевременно не приняли на себя глобальной заботы и ответственности за благополучие всех народов без изключения.

Если Христос в каноне писания прямо и недвусмысленно говорит: «Не заботьтесь о завтрашнем дне…», то это не способствует созданию и поддержанию внутреннего предиктора государства, накапливающего профессионализм концептуальной деятельности в преемственности поколений. Другое дело, если бы в каноне Нового Завета было сказано: «Не заботьтесь о дне сегодняшнем: о нём позаботились деды и отцы ваши. Заботьтесь о дне завтрашнем, чтобы дети и внуки не прокляли вас»; а в случае ПРИЗНАНИЯ вероучением многократного воплощения на Земле[73]: «Заботьтесь о дне завтрашнем — в него ваше возвращение!».

Несколько лучше дела обстоят в мусульманском мире. В Коране сказано: «пусть среди вас будет община, которая призывает к добру, приказывает одобренное, запрещает неодобряемое». Это можно изтолковать как прямое указание мусульманскому миру вести профессиональную концептуальную деятельность, поскольку всё это можно сделать, только отслеживая и прогнозируя дальнейшее течение глобального исторического процесса в эволюционном процессе биосферы; причём не на основе деятельности в преемственности поколений малого числа знахарских кланов, а на основе признания концептуальной власти за выходцами изо всех семей общества, что несовместимо с толпо-“элитаризмом”. Но не вняли мусульмане…

Зато когда после взятия арабами-мусульманами Александрии в последний раз горела Александрийская библиотека, как гласит предание, были произнесены слова следующего смысла: «Пусть горит: те книги, в которых сказано противное Корану, — вредны, а те, в которых сказано согласное с Кораном, — не нужны, хватит одного Корана». Хотя в этих словах есть изрядная доля истины, поскольку Коран — изначальная основа культуры одной из региональных цивилизаций и одна из мировоззренческих основ глобальной цивилизации будущей человечности, но без исторической памяти, овеществлённой в архивах и библиотеках, концептуальная деятельность во многом затруднительна.

В итоге в послебиблейских монархиях профессионализм в сфере концептуальной деятельности заменился дилетантизмом, но профессионализм в программно-адаптивном модуле сохранился. Таким образом структура послебиблейской государственности во всех её разновидностях перестала отображать в себя полную функцию управления, ограничившись в архитектуре своих структур изключительно программно-адаптивным модулем.

В Восточно-Азиатских неограниченных монархиях философская культура более высокого уровня, чем открытая библейская, была доступна всей “элите”, и по этой причине реальное самодержавие в этих странах было более развито, чем в Западно-Азиатских и европейских монархиях, что и обеспечивало большую историческую глубину преемственности их культур. Жречество в них не выродилось в концептуально ограниченное над-“элитарное” знахарство, было более единым с обществом, а не противопоставило себя обществу, как это произошло в библейской цивилизации.

Концептуальная деятельность в обществах с исчезновением национальных жречеств, став дилетантской, обрела и ограниченность идеологией, что и обеспечило изначальное замыкание государственности на межрегиональный надиудейский предиктор-корректор конгломерата. С внедрением и развёртыванием масонских структур замыкание обретало устойчивый характер в преемственности поколений.

Тем не менее и дилетантская концептуальная деятельность мешала надиудейскому предиктору, поскольку оказывалась достаточно часто эффективной, а в случае России поставила даже саму экспансию конгломерата на грань опрокидывания. Мешал сам принцип неограниченной монархии, поскольку, если монарху концепция пришлась по душе, то остановить изполнение концепции в целом в верноподданном обществе может только смерть монарха; но и то лишь на какое-то время, поскольку о хорошей концепции рано или поздно напомнят наследнику, а непрерывный[74] дворцовый переворот (как в России XVIII — XIX вв.), не позволяет изпользовать ресурсы страны в интересах конгломерата должным (с точки зрения его заправил) образом. Кроме того, в абсолютной монархии существует ГОСУДАРЕВА ТАЙНА, известная монарху и ближайшим его сподвижникам, доступ к которой затруднён для межрегиональной мафии и которая представляет для неё опасность.

Обе эти проблемы решаются введением парламентаризма: во-первых, парламент только штемпелюет представленную ему концепцию; в толпе этой говорильни победит та концепция, какую представляет демагог с более широкой глоткой и мафиозной поддержкой; во-вторых, как было показано ранее, государственные тайны — тайны от народа, но не от межрегиональной мафии, а ГОСУДАРЕВА тайна в условиях парламентаризма уже не государственная тайна; она вытеснена в сферу семейной жизни монарха. Президентская же тайна случайна и живёт не дольше его полномочий: 10 лет — максимум, а потому угрозы для наиболее важных низкочастотных процессов большой продолжительности не представляет.

По этим причинам и произошел переход к парламентаризму. Он произходил всегда и всюду в интересах межрегиональных сил в периоды проявления в жизни общества концептуальных ошибок самодержавных дилетантов. При этом монарху в лучшем случае отводилась либо роль символа нации или государственности, как это устроилось во всех конституционных монархиях Европы; либо, в худшем случае, роль изкупительной жертвы за “преступления” национального самодержавия против “богоизбранного” племени биороботов и его каменноголовых братьев-масонов, как это произошло во Франции, Австро-Венгрии, России.

Парламент же к концептуальной деятельности не способен. Это всего лишь машина голосования и изучения мнения толпы, допущенной надиудейским предиктором к парламентской “власти” продажными средствами массовой информации. Подлинная концептуальная деятельность не терпит ни толпы, ни пятиминутного регламента выступлений в прениях. Давать же каждому толпарю по полтора часа на словоблудие, с точки зрения предиктора, нецелесообразно: дурь отдельных “парламентариев” и “парламентаризма” в целом видна будет сразу. Опыт показывает, что при смене партийного состава правительства в парламентских странах меняются только высшие чиновники государственного аппарата, а основной штат министерств и департаментов, который, собственно, и занят управленческой (изполнительной по отношению к концепции) деятельностью, остаётся на своих постах, что обеспечивает преемственность процесса управления в структурах государства после перевыборов. Вне структур государства преемственность политики на больших интервалах времени обеспечивается мозговыми трестами партий; а с образованием единого народнохозяйственного комплекса — взаимной зависимостью различных отраслей народного хозяйства друг от друга. Это ведёт к тому, что, приведя к власти “свою” партию, выигравшая группировка капиталистов просто вынуждена учитывать и интересы проигравшей группировки капиталистов. А поскольку весь национальный капитал в Евро-Американском конгломерате уже давно в зависимости от еврейского транснационального капитала, то в реальной политике правительства любого государства конгломерата отражаются прежде всего интересы высшего надиудейского масонства. С формированием транснациональных корпораций государственные структуры в конгломерате вообще низводятся до уровня их слуг, призванных обеспечить несколько более, чем возпроизводство и обучение кадров для транснациональных производств. Отсюда и разкрытие границ для удешевления местной рабочей силы за счёт пришлой и коктейлизация национальных культур, поскольку однородным рабочим стадом проще управлять. Это называется общеЕВРопЕЙСКИЙ дом (тоже пример взаимной вложенности понятий).

Таким образом, за две тысячи лет надиудейское знахарство в НАЦИОНАЛЬНЫХ обществах избавилось от профессиональной концептуальной деятельности и профессиональной программно-адаптивной деятельности на высших постах государственных структур, вынеся всё это за кулисы парламентов в масонские ложи, осуществляющие директивно-адресное диктаторское управление внешне демократическими институтами, открытыми для всеобщего обозрения толпы.

Если разсматривать эти процессы на примере истории России, то история её — история абсолютной монархии, обеспечивавшей не более чем концептуальное двоевластие с сионо-интернацизмом, поскольку концептуальной деятельностью на дилетантском уровне занимались ограниченные Библией ближние бояре, высшее духовенство и цари в допетровские времена; а после странной ранней смерти Федора Алексеевича (старшего брата Петра I) — немцы; сначала заезжие, потом “обрусевшие”; а с екатерининских времён (если не со времён Бориса Годунова[75]) к ним присоединились каменноголовые братья-масоны — французы, австрийский еврей Нессельроде и прочие, принявшие мертвящее участие в концептуальной деятельности и государственном правлении. К мнению знахарских кланов России, осевших большей частью в простонародье (следует вспомнить комментарии к рис. 1) и которые противостояли концептуальному диктату хозяев Библии, правящая “элита” России прислушивалась далеко не всегда, да и знахари исторически достаточно часто приносили интересы народа в жертву своей узко клановой корысти. В итоге САМО-U-правление, подорванное крещением Руси, в его исторически несостоятельных организационных формах рухнуло в 1917 г. вполне закономерно.

Если оставить в стороне глобальный исторический процесс, то внутрироссийские причины этого явления — общий кризис толпо-“элитаризма”, статистически предопределённые “случайности” рождения монарха, возпитания его личных качеств, вступления в брак, государственно-политической деятельности и смерти.

Советский же период истории России (СССР) начинали благонамеренные дилетанты, они же — проводники чужих, враждебных народам страны концепций. Переплетение благонамеренности и враждебности по отношению к народам страны её высшего руководства — главное качество всей послереволюционной эпохи.

Однако, менее чем за двадцать лет, профессионализм правления был возстановлен. Последующим поколениям руководителей оставалось возстановить два других компонента САМО-U-правления.

Общественные структуры СССР в наибольшей степени соответствовали полной функции управления в период с начала 1930‑х гг. до 1987 г. (пока их не ликвидировали “демократизаторы”) и в некотором смысле повторяли функциональную нагрузку структур древних добиблейских государств.

Партия, ВКП (б)-КПСС, несла методологическую философию и декларировала свою руководящую роль в обществе обоснованно. Если не вся она, то высшие эшелоны её аппарата изполняли социальную функцию жречества: вырабатывали долгосрочную политику государства. Так было по крайней мере во времена руководства И.В.Сталина. Партия, как и жречество, проникала и соприкасалась со всеми слоями советского многонационального общества; проникала и в государственный аппарат, в его структуры, и тот работал под контролем высшего партийного аппарата.

Л.Д.Бронштейн (более известный под псевдонимом «Троцкий») ещё на заре советской власти высказал совершенно правильное предложение: о придании законодательных функций Госплану. Если изходить из полной функции управления, то орган концептуальной власти — Госплан — в иерархии структур государства должен стоять над органами изполнительной власти — Советом Министров и министерствами. То есть соответственно полной функции управления должен быть не Госплан при Совете Министров, а Совет Министров при Госплане, объединённом с Госкомстатом.

В СССР впервые с добиблейских времён среди множества государственных структур появился орган концептуальной власти, хотя он так и не нашел своего места в иерархии структур. Полная функция управления разпределилась своими фрагментами по следующей иерархии:

1. Политбюро.

2. Аппарат ЦК.

3. Совмин; АН СССР; Госплан; Комитеты партии в регионах; Советы.

На Советы на местах легла функция организации общественной жизни вне сферы производства под контролем партийных органов. На комитеты партии — координация производства в регионах. На аппарат министерств — управление отраслями народного хозяйства в масштабах Союза в целом. Госплан хотя и оказался юридически на уровне изполнительной власти, всё же более обслуживал потребности концептуальной деятельности Политбюро и аппарата ЦК КПСС.

Система доказала свою эффективность в годы Великой Отечественной войны и послевоенного возстановления народного хозяйства. Её главным недостатком явилась опора ИЗКЛЮЧИТЕЛЬНО на структурный способ управления производством и разпределением, хотя в общем-то ничто не мешало при её развитии дополнить структурный способ управления безструктурным.

Но работают не формы и иерархии структур, а люди в структурах. Пока в кадровом составе сферы управления были люди, помнившие и толпо-“элитаризм” царской России, и белый террор, и безпризорщину, и активность деклассированного сброда, и мародерство (об этих и прочих пороках царской России и белого воинства сейчас вспоминать “неприлично”), — система работала в целом успешно и вывела к 1953 г. страну на первое место в мире по уровню образованности населения [76] и на второе место в мире по военно-экономическому потенциалу, обеспечив научно-техническую самостоятельность СССР.

Достаточно высокая изполнительная дисциплина обеспечивалась убеждённостью в правоте политики ВКП(б)-КПСС в целом и только подкреплялась репрессивным аппаратом. Многое из того, что после 1953 г. сходило и сходит с рук как “ошибки” рвачей, карьеристов и предателей, до 1953 г. было бы наказуемо как вредительство. Нарушение законности и репрессии по отношению к честным, верящим в светлое будущее трудящимся во времена “сталинских” репрессий — это проявления двоевластия большевизма с библейским интернацизмом, который готовил загодя смазку для тихого и мягкого хода машины будущего — ПЕРЕСТРОЙКИ. Без этого “масла” она не только бы буксовала, но даже не сдвинулась бы с места. Смазку готовили отцы тех, кто сейчас усиленно толкает перестройку.

После 1953 г. “избиение кадров” (отстрел карьеристов, рвачей, пустоцветов) прекратили и “элитаризм” аппарата управления сделал своё дело. Если в сталинском руководстве преобладали наркомы, начинавшие свой путь крестьянами и рабочими у станка, только потом окончившие вузы, прошедшие работу мастером, директором, наркомом, то с 1950-х годов формировался новый тип “руководителя”. Со школьной или вузовской скамьи он только и умел, что произносить “правильные” речи по согласованной бумажке; работа по профессии была для него эпизодом в аппаратной карьере. В итоге аппарат управления наполнился демагогами и верноподданными узкими профессионалами; последние могли только в кулуарах тихо жаловаться друг другу, что их не слушает вышестоящее руководство и принимает неправильные решения. Философская культура была утрачена партийным руководством, а с этим руководящая роль перешла от Политбюро ЦК КПСС к Совету Национальной Безопасности США и ЦРУ.

По мемуарным източникам известно, что со Сталиным можно было даже систематически ругаться, отстаивая интересы дела, и оставаться на своём посту. Репрессии не пугали… Во времена Хрущёва и Брежнева репрессий не было (?), но ни один мемуарный източник не приводит эпизода, чтобы кто-то с ними поругался по делу и усидел в своём кабинете: вылетали задолго до того, как несогласие с “высочайшим” мнением обретало форму даже спора, а не то что ругани[77].

Кроме того, отдавая себе отчёт в том, что аппарат имеет тенденцию к изкажению информации при её передаче на верхние уровни иерархии с целью сокрытия своих ошибок, Сталин САМ регулярно интересовался мнением о состоянии дел не по официальным каналам аппарата, а через головы аппарата, непосредственно обращаясь к тем специалистам, кто был занят непосредственно практической деятельностью в интересовавшем его вопросе; этому же стилю работы следовали лучшие руководители той эпохи: работая в Москве, каждый из них поимённо и лично знал сотни специалистов, работавших по всему Союзу.

В после-Сталинские времена высшее руководство стало спускать по аппаратной иерархии вниз даже те вопросы, которые доходили до него непосредственно от граждан через головы низшего и среднего эшелона руководителей, полностью перестав обращаться к специалистам через головы аппарата по собственной инициативе.

Это говорит о том, что глубина обратных связей (т.е. реальный демократизм) во времена “сталинизма” была больше, чем в последующие. Таким образом, во времена “сталинизма” общественные и государственные структуры сферы управления больше соответствовали полной функции управления. Был предиктор-корректор и был программно-адаптивный модуль, и они сочетались друг с другом.

В после-Сталинские времена предиктор-корректор в КПСС деградировал. Программно-адаптивный модуль также деградировал до схемы программного управления благодаря крайне незначительной глубине обратных связей, переставших пропускать в высшие эшелоны партийной и государственной власти информацию даже О СРЫВАХ ПРОЦЕССА УПРАВЛЕНИЯ, а не то что наиболее значимую для поддержания управления на должном уровне качества информацию о ВЫЯВЛЕННОЙ возможности такого рода срывов в будущем.

Утверждения о том, что во времена “сталинизма” все жертвы репрессий безвинны — глупость; ибо безумие думать, что злые не творят зла. Во времена “сталинизма” карьеризм, не подкреплённый профессионализмом и готовностью обрести недостающий профессионализм, представлял потенциальную опасность для жизни карьериста и его близких. Когда отстрел рвачей и карьеристов прекратился, то они перешли в наступление на вершины иерархии власти и достигли успеха.

Эта публика никогда не понимала, что управленческая деятельность — труд высочайшей ОТВЕТСТВЕННОСТИ ПЕРЕД КАЖДЫМ ЧЕЛОВЕКОМ В ОБЩЕСТВЕ. Низкий профессионализм высших управленцев, неспособных обеспечить правление, в конце концов заставил их вспомнить о том, что общество должно САМО управляться, то есть без их управленческой деятельности, к которой они оказались неспособны. В этом раздувшемся САМО лежат мировоззренческие корни перестроечных преобразований государственности и системы управления народным хозяйством.

Когда же выжившее из ума САМО, не желающее управлять, сталкивается с вызванным им к жизни развалом правления, то начинается “элитарная” истерика: «…подавляющее большинство российского населения (не являющегося “элитой”: — наше замечание при цитировании) не желает знать правды (правды в кавычках, которую навязывает ему “элита”: — наше замечание при цитировании), боится её (ну это приписывание другим собственного страха; ещё Салтыков-Щедрин знал, что «мужик даже не боится внутренней политики потому, что не понимает её».: — наше замечание при цитировании)… пользующиеся авторитетом у многих людей, могут наговорить столько глупостей, сколько дурак не наговорит и за всю жизнь (просто авторитет создали — кто? — особо деятельным, сверхпроизводительным дуракам, а разсуждение по авторитету — основное качество толпаря: — наше замечание при цитировании)».

Это А.Ципко — один из бывших преуспевающих карьеристов-идеологов построения коммунизма, развитого социализма, а ныне непримиримый бичеватель прошлого и “радетель” реформ перестройки. (См. “Комсомольская правда”, 24.05.1990 г.).

Перестройка — это не возсоздание САМО-U-правления, а разрушение правления в этом триединстве, что и выливается в “парад суверенитетов”, “войну законов”, потерю управления народным хозяйством и общественной жизнью и обретает направленность весьма безрадостную как для СССР, так и для всего мира.

Причина этого — некомпетентное вмешательство Советов всех уровней в построение архитектуры структур общественного управления в сочетании с их попытками к РЕАЛЬНОМУ законотворчеству и концептуальной деятельности[78]. В парламентских “демократиях” Евро-Американского конгломерата реальное законотворчество и концептуальная деятельность проходят за стенами парламентов в мозговых трестах партий, масонства на базе университетов, клубов “элитарных” интеллектуалов и т.п., причём концептуальная деятельность, даже если она протекает в формах коллективного безсознательного, всегда предшествует законотворчеству. В парламентах (по-русски — говорильнях: раrlе «парле» — говорить, соответственно парламентарии по-русски — болтуны, говоруны[79]) произходит только представление готовых законопроектов и их чеканка и шлифовка, причём подчинённая не личному мнению парламентариев, а жесточайшей дисциплине еврейского лобби, масонских лож и политических партий. Кроме того все писанные законы — если смотреть на них с точки зрения теории управления — представляют собой три класса информационных модулей: