Эсхатология св. ап. Павла во 2 Фес., а также в Евангелии и книге Откровения св. Иоанна Богослова

Несмотря на предельную близость эсхатологии ап. Павла к Евангельским апокалиптическим отрывкам в беседе Господа с учениками у всех трех евангелистов, мы можем доказывать и влияние ветхозаветных представлений на последнюю. Так, у ап. Павла имеются некие указания на события последних времен, которых в Евангелии мы не находим. Так, в Евангелии нет точного указания на пришествие в мир одного антихриста, а о его вхождении в храм Божий не говорится прямо, но лишь образно: когда увилите мерзость запустения, стоящую на святом месте» (Мф. 42,15).

Страхов принимается за сравнение эсхатологическим мест, имеющихся у ап. Павла с отрывками из Ветхого Завета, при этом приходит к выводу о наличии некоторого смыслового сходства. Действительно, оно присутствует. Так, поведения нечестивых царей: Дария, Антиоха Епифана, императора Калигулы сходи во многом с описанием образа и поведения будущего антихриста и многие принципы действования и в том и в другом случае синонимичны: это самообожествление, осквернение христианских святынь, гонения на христиан, и проч. По этому поводу проф. прот. В.Н. Страхов приводит свою систему доказательства определенного влияния иудейских традиций на взгляды св. ап. Павла.

Для этого он использует два подхода: филологический, в котором замечает, какие слова ветхозаветных пророков повторяются в послании ап. Павла и смысловой, пытающийся обнаружить сходство по смыслу в ветхозаветных и новозаветных эсхатологических отрывках. Так, проф. В.Н. Страхов замечает, что и в Ветхозаветных и в новозаветных книгах используются слова «’αποστασία» (2Фес. 2, 3 и 1Макк. 11,14), «ὁ άνθρωπος τῆς ἀνομίας» (2Фес. 2,3 и Пс. 88,23) и некоторые другие эсхатологические понятия[126], что указывает тем самым на зависимость эсхатологии ап. Павла от дохристианских пророчеств, а наличие определенного артикля перед разбираемыми нами эсхатологическими понятиями второго послания к фессалоникийцам («ὁ άνθρωπος τῆς ἀνομίας», «ἡ ἀποστασία», «τὸ κατέχον» и «ὁ κατέχων») указывает на уже имевшуюся осведомленность солунян этими понятиями из более ранних источников. Также он обращает внимание, что ап. Павел прямо употребляет выражение «вы знаете» (2Фес. 2,6) говоря о знамениях конца мира, о которых, следует полагать, уже знали солуняне.

Высказываясь по филологическому анализу происхождения эсхатологии ап. Павла, Глубоковский замечает, что автор, «применив только филологический масштаб, утрировал «ветхозаветную окраску»[127]. В противном случае, он замечает наличие других важных факторы, которые непо­средственнее и сильнее способствовали языковой оригиналь­ности 2 Фес.[128].

В контексте смыслового анализа, по Страхову, эсхатологические пророчества из 2 Фес. и вправду находят отражение в аналогичных местах из книг Ветхого Завета. Так, образ самопосаждения антихриста, являющийся отзвуком распоряжения Калигулы о поставлении в Иерусалимском храме своей статуи, также сроден некоторым ветхозаветным отрывкам. Это и отрывок из книги пророка Исаии (Ис. 14, 13-15), где царь Вавилонский дерзает сравнивать себя с Всевышним и намеревается поставить свой трон на Его горе, и отрывок из книги пророка Даниила, где говорится о возвышении некоего беззаконного царя над всяким богом (Дан. 2:36-37). В другом месте той же книги говорится также, что придет надменный царь, который «прекратит жертвоприношение в храме, так что на крыле святилища будет мерзость запустения», но после этого и этого «опустошителя постигнет гибель» (Дан.9:27). Страхов предлагает для рассмотрения и 3-ю книгу Маккавейскую, где рассказывается о том, как надменный языческий царь Птолемей намеревался войти во Святой Святых. Однако, несмотря на схожесть описанного в них и в послании ап. Павла к фессалоникийцам, эти древние пророчества нельзя посчитать годными для пророчества о грядущем антихристе, поскольку они относились к уже умершим людям – или к царю Навуходоносору или же к Антиоху Епифану, о чем и говорит сам Страхов.[129]

Проанализировав отрывки из Евангелия, повествующие о последнем времени, можно заметить как Господь не раз Сам ссылается на ветхозаветные источники во время беседы с учениками о последнем времени, но при этом использует их лишь как прообраз предапокалиптических событий. Так, у евангелиста Матфея упоминается, как Господь цитирует пророчество Даниила: явится «мерзость запустения, реченная через пророка Даниила, стоящая на святом месте» (выделение мое – Н.С.) (Мф. 42,15). Аналогичный отрывок имеется у Марка – Мк. 13,14. В другом месте Христос сравнивает времена второго пришествия с эпохой Ноя при потопе и Лота при истреблении городов Содома и Гоморры: «И как было во дни Ноя, так будет и во дни Сына Человеческого: ели, пили, женились, выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп и погубил всех. … так будет и в тот день, когда Сын Человеческий явиться» (Лк.17:26-30).

Таким образом, для составления своего эсхатологического места ап. Павел мог использовать как ветхозаветные, так и новозаветные свидетельства, но это никак не означало полную зависимость от них.

В отношении же вопроса возможного заимствования апокалиптики ап. Павла от ветхозаветных представлений Страхов допускает их, однако они не претендуют у него роль более высокую, чем откровение Спасителя. Так, в одном месте он пишет, что «на развитие эсхатологии ап. Павла … большое влияние, вероятно, оказали древнейшие христианские пророки», под которыми он предполагает Агава, Иуду и Силу, а также некоторых иных, которые «в свою очередь стояли в зависимости … от пророчеств ветхозаветных, особенно книги прор. Даниила» [130]. Таким образом, Страхов допускает, что на ап. Павла повлияло ветхозаветное представление об эсхатологии. Однако слово «вероятно» делает весь вывод несколько недоказанным. Чуть дальше, Страхов более основательно утверждает, что «ап. Павел создавал его ( эсхатологическое учение – С.Н..) на основании богатого предания», но подчеркивает важность того, «что именно берет ап. Павел из этой традиции, а что отбрасываешь как мусор» [131].

Таким образом, ближе к конце своего исследования, Страхов выводит свое окончательное мнение по вопросу заимствования. Страхов приходит к пониманию, что все ветхозаветные сведения о пришествии лжемессии: «ни ветхозаветные пророчества и псалмы, ни события современно-исторические, ни апокрифическая литература — не могли дать апостолу полного материала для изображения антихриста». Он подчеркивает, что «такой самостоятельный религиозный мыслитель-пророк, как ап. Павел, ничего не взял бы из древних представлений, если бы не утвердился и не удостоверился в них событиями и переживаниями своей внутренней жизни, своим личным религиозным опытом» [132] (сравн. 1Кор. 11:23; Гал. 1:11; 2Кор. 12, 1—4).

Еще одним доказательством в пользу Божественной откровенности эсхатологии ап. Павла, идущей от Христа, служит, по мнению Страхова, отрывок из послания к Тимофею, где апостол увещевает своего ученика воздерживаться от иудейских басен (1Тим. 1,4; 2Тим. 4,4) и сохранять воспринятые «священные писания» («ἱερὰ γράμματα»), под которыми и следует понимать откровение Христа. [133] Все это показывает нам, по мнению Страхова, отношение самого ап. к ветхозаветным суждениям, как к басням, не подтвержденным истиною и часто расплывчатым и неясным.

Обратимся теперь к пониманию этого вопроса проф. Н.Н. Глубоковским. Он старается отчетливо показать откровенной характер Павловой эсхатологии, что «она не похожа ни на одну из ветхозаветных, иудейских или иных теорий» [134]. Ссылаясь на следующие отрывки из послания к Коринфянам «Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал» (1 Кор. 11, 23) и Галатам: «Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое, но я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа» (Гал. 1, 11-12). Однако Глубоковский также замечает наличие определенных параллелей и с Ветхим Заветом, влияние которых он последовательно доказывает. Как критик работы своего оппонента – Страхова, следует заметить, что его выводы он прямо называет «неполными и недостаточными», говоря, что он «не анализирует откуда получил свои мысли» [135].

По мнению Глубоковского,в иудейских созерцаниях 1-го века было лишь представление «коллективного антимессии для совокупности врагов Иеговы и народа Божия». [136] Он говорит, что у Страхова нет выяснения «ни соотношения факторов в их специальном разборе и раскрытии способов, характера или степени иудейско-апокалиптических воздействий» [137] Например, он замечает, что прот. В. Страхов говорит, что образ «человека беззакония может быть вполне понят только на основании еврейского оборота» [138], взятого из книги пророка Даниила, в котором было пророчество вовсе не об антихристе, а об Антиохе Епифане и отсюда будет неграмотно делать вывод, что ап. Павел именно его использовал для пророчества об антихристе. Таким образом, «Ветхозаветная окраска» у Страхова излишне пре­увеличивается, как пишет Глубоковский, который, «говоря о схожести некоторых понятий у ап. Павла с ветхозаветными, не объ­ясняет вполне павлинистических языковых особенностей 2 Фесс, … о чем у последнего сказано гораздо меньше и бледнее» [139]. С критикой Глубоковского в этом вопросе мы можем согласиться.

Подтверждая слабость в степени зависимости учения ап. Павла от иудейского представления об эсхатологии, Глубоковский констатирует, что ни в каких исторических памятниках мне встречается каких-либо сведений о втором пришествии Мессии в мир или же появление антихриста прежде Второго пришествия Христа[140]. Двумя исключениями он считает лишь следующие два отрывка из Ветхого Завета – это 8-ая глава из книги пророка Даниила и 5-ая и 6-ая главы из 3-й книги Ездры, в которых приводится описание личности антихриста, весьма схожее с новозаветным откровением. Приведем цитаты из этих тектсов: «восстанет царь наглый и искусный в коварстве» (Дан. 8, 23) и «тогда будет царствовать тот, которого живущие на земле не ожидают…» (3 Ездр. 5.6)[141].

Кроме ссылок на Ветхий Завет, Глубоковский обращает внимание также и на некоторые внебиблейские источники, где находит пророчества о конце времен, причем и в них также присутствует понятие единоличного образа «человека беззакония». Так в пророческих Сивиллиных книгах антихрист называется «велиаром, который сотворит великие знамения, даже воскрешения мертвых, и соблазнит много евреев и беззаконников, но по воле великого Бога в конце концов сгорит вместе с последователями» [142]. Однако, хотя это описание и схоже с описанием антихриста в Новом Завете, и в частности с отрывком из рассматриваемого нами послания ап. Павла: «пришествие [антихриста – С.Н.], действию сатаны, будет со всякою силою и знамениями и чудесами ложными» - 2 Фес.2:9), но возможно оно касалось не самого антихриста (апокалиптического), а других «отступников» (по мысли Глубоковского в Сивиллиных книгах содержалось пророчество о Симоне Маге), как в книге пророка Даниила – об Антиохе Епифане.