Я смотрю на дитя: как же наша душа обнищала!

Остров брошенной любви

(поэма)

 

«Сейчас моя душа,

Как город разорённый

Где в улицах пустых грохочет ветра гул…»

Из неизвестной песни

 

Вступление.

 

Есть в географии моей,

Давно забытый у людей,

Из праха, памяти, крови

Тот Остров Брошенной Любви,

Что протяжённостью в одну

Самодовольную страну.

Хоть в картах и архивах он

Не обозначен, не внесён,

Однако вдоль и поперёк

Его любой узреть бы смог,

Пройти и каяться весь век,

Коль это – честный человек.

Увы! Беспечный пешеход

К нему стопы не повернёт.

И столько лет уже туда

Закон не замечал следа.

А между тем в чужой дали

Нет равной Острову земли,

Где столько залежей богатств –

Хватило бы на сотни царств,

Таких сокровищ под рукой –

Озолотился б род людской!

И что ж? Рассудку вопреки,

Всего за сто шагов тоски

По старым добрым временам,

Лежит… Души разбитый храм!

В развалах, где скопился груз,

Мерцают Честь и Родство уз.

Валяются, как мелкий сор,

Терпимость, Совесть и Укор,

Как жизни тягостный багаж,

Там – Милосердье, Подвиг наш.

И рядом костенеет Страх,

Мелькавший некогда в очах,

А Жалость, как и горький Стыд,

Лелеют наш убогий вид.

Из страшных ям, что бриллиант,

Сверкают Мудрость и Талант.

Поодаль брошен в свалке той

Долг человечности святой!..

И дальше – всё, чем каждый век

Был славен русский человек.

Но в довершенье, наконец,

Как всех отверженных венец,

Без рассужденья, без вины –

Изгои с отчей стороны! –

И мать с отцом привезены!

Их, стариков, мать иль отца,

С родного выгнали крыльца,

Спихнули, вывели, свезли

На самый краешек земли:

На улицу,

В дом-интернат,

В подъезд, больницу или ад –

Какая разница: куда?

Лишь с глаз долой и – навсегда,

Без зова сердца и крови,

На Остров Брошенной Любви!

И вот в придуманной глуши,

Где вечны сумерки души,

Не различая ночь и день,

Прибилась старческая тень.

Одна… другая… миллион

На это место обречён

Без утешенья трудных слов –

Седые толпы стариков!

Они, блуждая, здесь и там

Священный расчищают Храм.

И спотыкаясь, всякий раз

О то, что украшало нас,

(Порой, о Совесть или Честь,

Чего на Острове не счесть!)

Они задумчиво стоят,

Подняв надеющийся взгляд

И ждут. И ждут из года в год

Того, кто больше не придёт.

Но разве безнадёжна даль,

Где отражается печаль,

Где покаяния пути

Взывают: «Господи, прости!»

 

 

***

… Ночь ненастная. Будка и треск в телефонном эфире.

Я звоню с автомата, промокший в слезах и дожде.

Я кричу, надрываясь на всех языках в этом мире:

«Мать из дома ушла! Её нет со мной больше нигде!..»

«Подождите, дежурный… алло? Да, ЧП это!.. Да, катастрофа!

Потому и молю все посты и все службы поднять…

Да поймите же вы: государство взойдёт на Голгофу,

Раз из жизни, из дома ушла нынче старая Мать!

Без её колыбельной не выпестать дочь или сына,

Без любви её вымерзнут наши сердца и умы,

Без терпенья её – ни поэта нет, ни гражданина,

А без мудрости матери оскудеет и мудрость страны!..»

Только ветер в ответ хлопнул дверь телефонной кабины,

Только трубка в руке замерла ни жива, ни мертва.

Я остался один теперь, точно немой на чужбине,

И никто не поверит в поступки мои и слова.

Что же делать сейчас, о, спасительный миг озаренья?

Где искать тебя, Мать? Где, в какой стороне, назови?

И послышалось вдруг, как скорбящей земли откровенье:

«Отправляйся на Остров заБрошенной нашей Любви!»

 

 

***

Не ищите меня. Я ушёл по дорогам России,

Чтоб навек раствориться в её воздухе, песне, судьбе,

Перелив из себя весь родник неисчерпанной силы

В души всех исстрадавшихся в этой кромешной борьбе.

Обласкаю леса… Уврачую долины и реки…

Как ты дышишь ещё, ненаглядная наша земля?!

Возвращу все святыни – да будут они в человеке! –

От божественных звёзд до упавшего наземь стебля.

По России иду. От зари до зари на дороге

Всем навстречу ветрам и распахнутым болью сердцам,

Улыбаюсь и плачу не ждущим меня на пороге

Позаброшенным детям и вам, матерям и отцам!

Я найду тебя, Мать – нашу первую в жизни святыню,

И к стопам припаду, умолю на меня посмотреть.

Если луч той любви в твоём сердце ещё не остынет,

То уже не страшны ни усталость, ни время, ни смерть…

 

 

***

Дорога, дорога

Дана мне от Бога.

Волочиться по ней

Нет ярма тяжелей:

Каждый миг – Вскрик,

Каждый вскрик – Страх,

Каждый страх – Враг

Путает шаг – Ах!..

 

О, Господи, яви, яви

Мне Остров Брошенной Любви.

Что ни шаг – стон

С четырёх сторон

Иль похоронный звон?

Что отпевает он? –

… Волго-донн! СЛОН-донн! БАМ-донн!..

Это в прошлые времена

Умирала страна.

А теперь от чего – она?

От вины? От вина?

Как война… Да, война

Нравам и очагам

Тут и там

Только нам.

По домам, по умам –

Срам!..

 

Вокруг кого ни позови,

Все – Остров Брошенной Любви!

 

 

Только вижу не Остров,

А бедный старческий остов

На уличной лавке весь день

Горбится сирая тень.

Сумка одна за спиной –

Весь её дом родной.

Впору бы закричать:

«Люди! Это же мать –

Совесть наша и Честь

Побирается здесь!..»

– Мать, есть дом-интернат…

– Веди уже прямо в ад.

–... Там сытно, уют и тепло…

– Нет, милок, всё равно

Туда не пойду сама.

Там для души – тюрьма!

А тут Господь подаёт,

Вас к милосердью зовёт.

Хоть у моей сумы

Может спасётесь вы!..

 

***

Что же делать теперь? Может встать на виду у прохожих

Перед ней на колени да так и остаться стоять,

Чтоб увидели вдруг на кого же мы стали похожи,

Если милости просит бездомная, старая мать?!

Я смотрю на неё – опускаются руки в бессилье.

Отхожу виновато: «Не мать она мне… не моя!»

А из самых глубин то ль души моей, то ли могилы

Кто-то шепчет вослед укоряюще: «Разве не я?»

 

В пьяном угаре валяется женщина…

Эта ли доля была ей завещана

В нашей великой стране?

… Лик перепачкан помадой и грязью,

Задрано платье какою-то мразью… –

Ты ль очутилась на дне?

Ты ль не держала всю Русь чистотою

Ты ль не дивила весь мир красотою? –

Встань, дорогая, очнись!

Что ослепило тебя, безоглядная?

Что надорвало тебя, многострадная

Да исковеркало жизнь? –

– Знаешь, касатик, как врали нам смолоду?

Всё отобрали!.. Опухшие с голоду

Мы подались в города.

Там поманили, а здесь набрехали…

Мы, как глумные, старались пахали

И – не осталось следа!

Вон и сейчас – не похоже ль, как прежде?

Разница лишь – в заграничной надежде

Хлещем, воруем и врём!..

Сон мне привиделся как-то намедни:

Будто бы мы пропиваем последний

Дом престарелых живьём!.. –

 

Я смотрю на неё: Как лицо это было пригоже!..

Жено? Женщина? Мать? – Совершенство земной красоты!

Кто заставил нас так надругаться над Образом Божьим,

Чтобы он потерял и свои человечьи черты?

Что же делать? Как быть? Повисают беспомощно руки.

Отхожу виновато, безмерную скорбь затая.

Где ты, мать? Отзовись из немыслимой нашей разлуки!

И опять шепчет вслед: «Это разве, сыночек, не я?»

 

***

Жмётся в подъезде девчушка…

Маленькая побирушка

Или? Страшно сказать… -

Господи, где её мать?

Но беспризорный вид

Многое говорит.

Этот недетский взгляд,

Точно в лоб автомат.

Чтобы не зарыдать,

Спрашиваю про мать

И про другие дела…

Бабка, как год, умерла.

Близкие все спились…

Смотри теперь и казнись:

От роду десять лет

И уже столько бед!

– … Школа есть интернат…

– Может ещё детсад?

Знаю, была сама.

Чуть не сошла с ума

Там воспитутки бьют,

Толком поесть не дают.

Как провинишься раз –

Будешь мыть унитаз,

А если не раз, не один –

В психушку и – аминазин!..

 

Что же делать? О, что? Достояние целой державы

Если в девочке той растоптали преступные мы!

Никогда ни в каких лихолетиях русские нравы

Не унизились так, до удела сумы и тюрьмы.

Я смотрю на дитя: как же наша душа обнищала!

Отхожу виновато, о матери мысли тая.

И услышать боюсь из подъезда, асфальта, квартала

Этот шёпот вдогонку: «Родной, разве это не я?»

 

***

О, Господи, ещё яви

Мне Остров Брошенной Любви.

Не чаю мать свою найти

На этом горестном пути.

Как Божий взгляд, как вещий перст

Воздвижен предо мною Крест,

Где вся распятая страна

Для покаяния дана,

Как этот Остров за углом –

Обычный инвалидный дом,

Где прозябает старичьё

Беспомощное и ничьё.

 

 

***

Без резкого слова и грубого жеста

Дом престарелых – отхожее место.

Из жизни отходят сюда

От-вер-жен-ные навсегда.

Отходят от них города,

Отходят деревни и сёла,

Собесы, суды, комсомолы

И пресса, и жэки, и школы,

И чтобы на крест не попасть

Отходит верховная власть.

Чтоб дому тому не пропасть?

Но судеб сгорающих шлак

Куда-то девать так и так,

Тем более в наших потьмах

Не светит ни ум, ни очаг.

Поэтому дом и живёт,

Как страшно оскаленный рот…

 

 

***

В этом доме – тоска, здесь унижены и оскорблёны,

Проживают последнее в званье своём «человек».

И неведомы им никакие земные препоны,

Когда к жизни людской обрывается памяти бег.

В этом доме – тюрьма. Здесь дерутся, воруют и плачут.

Из-под каждой щели неотступная смотрит нужда.

Безысходность во всём. И никто своей боли не прячет,

Как сиротский паёк, невозможно укрыть никуда.

Тут полно сумасшедших, преступных и просто дебилов.

Сквернословие их – узаконенный сбродом язык.

Безоглядно царит только право с позиции силы.

И со старостью нашей считаться никто не привык.

И ютится она, эта старость, под крышей казённой,

Позабывши про возраст, утративши мудрость давно.

В обворованном образе нет ни души, ни иконы,

Лишь пустые глазницы, в которых виднеется дно.

Но когда нависает дремучая темень ночная,

Расползаясь по лицам и старческим тихим углам,

Девятнадцать столетий, главами седыми кивая,

Подступают неслышно и смотрят на этот бедлам.

А потом, как один, опускаются все на колени,

Повторяя молитву, которую ведает Бог –

В ней и ветер шумит, зарываяся в лиственной сени,

В ней мерещится рядом мучительный, старческий вздох…

 

 

***

… Я стою у могилы, родной материнской могилы.

Но за всех стариков, за униженных всех матерей

Прострадал, промолил, прошагал по дорогам унылым,

Словно в истинных поисках матери старой своей.

Я стою пред тобою, тяжёлая насыпь печали.

И внимает раздумью древнейший курган тишины.

Сколько б слёз и веков над тобою бы ни прорыдали -

Никогда не открыть тайну этой безмолвной страны.

Но сквозь холодность звёзд и молчанье заоблачной шири,

Подымаясь из памяти, праха и нашей несчастной крови,

Я зову тебя, Мать, в этом болью издёрганном мире,

Помолись за меня и за Брошенный Остров Любви!

 

24 ноября 1996г.