Придает ли алкоголь смелости?

Нам, конечно, внушают, что придает. Как еще можно объяснить английскую традицию выдавать ром перед боем? Много лет я верил, что алкоголь придает мне смелости и уверенности, – пока не открыл для себя ЛЕГКИЙ СПОСОБ. Он помог мне избавиться от внушений и пересмотреть убеждения, которые я до тех пор принимал как непреложные факты. Это перевернуло мою жизнь вверх ногами. Поправка: она первоначально была вверх ногами, но поскольку я так привык, мне это казалось нормальным. Когда же я непредвзято посмотрел на мир, то увидел все в истинном свете.

Вы, конечно, знаете смысл слова «смелость», а также ассоциирующихся с ним слов «храбрость» и «трусость». Но помните – я предупреждал вас не принимать ничего на веру. Прежде чем разобраться, прибавляет ли спиртное смелости, нам нужно понять, что такое смелость. И еще нам нужно рассмотреть слово, тесно связанное с этой темой: СТРАХ.

Представьте, что на крестинах вашего сына я произношу следующий тост:

«Пусть он вырастет таким же бесстрашным, как и его отец».

Может показаться, что я излишне высокопарен, но все же вам будет приятно, и вы тоже выразите надежду, что ваш сын вырастет бесстрашным. Но если это желание осуществится, вы обречете своего сына на раннюю смерть. Мы считаем страх недостатком. Может быть, это неприятное чувство, но на самом деле страх – ваш союзник и друг.

Это еще один важный фактор, с помощью которого мать‑природа обеспечивает наше выживание. Страх высоты гарантирует, что мы будем достаточно осторожны, поднимаясь по лестнице. Страх огня гарантирует, что мы не будем лить бензин в открытый огонь. Страх утонуть заставляет нас надевать спасательный жилет, а страх ранения или смерти не позволяет нам излишне рисковать в бою. Страх – это не недостаток, во всяком случае не больший недостаток, чем противопожарная сигнализация. Это чудесное изобретение матери‑природы, которое предупреждает нас о грозящей опасности и заставляет немедленно принять меры.

Для диких животных не существует таких понятий, как храбрость и трусость. Но страх существует, и когда они его испытывают, то просто следуют инстинктам, которыми снабдила их мать‑природа. Я приведу в пример свою кошку. Конечно, она животное домашнее, но когда охотится на мышь или птицу, то возвращается к природе.

Как‑то раз я наблюдал, как моя кошка выслеживает в саду мышь. Она явно замечательно проводила время и не питала никаких дурных намерений. На месте мыши могла бы быть и привязанная к нитке бумажка. Для мыши же это была не игра, а вопрос жизни и смерти. Несколько минут бедняга пыталась убегать и прятаться, но безуспешно. В конце концов кошка зажала мышь в угол. К моему огромному удивлению, мышь поднялась на задние лапы, словно собираясь атаковать кошку. Кошка, похоже, удивилась еще больше, чем я. Она отпрыгнула назад и дала мышке убежать.

Как можно оценить эту сцену по человеческим стандартам? Мы не можем сказать, храбро или трусливо вела себя мышь, убегая. Помните, что кошка для мыши – как динозавр для нас. Я думаю, что мышь очень храбро противостояла кошке. Но на самом деле это не храбрость, а инстинкт. Первым естественным инстинктивным желанием мыши было убежать. Когда это стало невозможным, мышь последовала следующему естественному инстинкту и постаралась защититься, изобразив готовность к нападению. И тем спасла свою жизнь.

Мне было стыдно, что моя кошка отступила. Нет лучшего доказательства тому, что все хулиганы – трусы. Но на самом деле с ее стороны это была не большая трусость, чем со стороны мыши – храбрость. Кошка была сыта и не стала бы голодать, если бы не поймала мышь. Тогда зачем рисковать, сколь бы мал ни был риск? Ее действия были не большей трусостью, чем наши, когда мы пытаемся увернуться от укуса осы или пчелы. Здравый смысл подсказывает нам избегать его.

Мы используем выражение типа «храбрый как лев». Львы не храбры. Они инстинктивно охотятся на виды, наименее способные причинить им вред, и выбирают самое слабое животное в стаде. Они не испытывают мук совести, набрасываясь на жертву всей стаей. Только когда добычи мало, лев будет охотиться на более опасных животных, например жирафа или буйвола, – страх голода пересиливает страх получить рану.

В животном мире нет таких понятий, как храбрость или трусость. Есть только инстинкт самосохранения. Вы можете возразить, что животное, с риском для жизни защищающее своих детей, демонстрирует храбрость. Но так может показаться, только если мы будем оценивать ситуацию по собственным стандартам. Мать‑природа позаботилась не только о том, чтобы гарантировать выживание индивидуума; хотим мы того или нет, она снабдила нас также инстинктом выживания вида. Пример тому – инстинкт защиты своей семьи. Еще один пример – сексуальное влечение. Хотя его удовлетворение может быть приятным, его цель – размножение. В некоторых случаях инстинкт размножения преобладает над инстинктом выживания. Примером может служить смерть лосося после нереста. Когда вы в следующий раз будете жаловаться, что жена чуть не оторвала вам голову, лучше порадуйтесь, что вы не самец богомола. У них самка после спаривания буквально откусывает самцу голову.

Вас могут возмутить эти сравнения, потому что вы считаете, что человеческая раса находится на значительно более высокой ступени развития по сравнению с дикими животными. Кроме того, идеалы, к которым мы стремимся, настолько благородны и истинны, что их невозможно оспаривать. Я тоже страдал от этого заблуждения большую часть жизни. Но давайте рассмотрим факты. Позвольте мне в качестве примера привести себя.

Большую часть жизни меня преследовало убеждение, что я трус. Думаю, что моим одноклассникам и коллегам будет сложно в это поверить. Как может быть трусом чемпион по боксу и бесстрашный игрок в регби? Но дело именно в этом – я не был бесстрашен, наоборот, я жутко боялся. В детстве мне внушили, что мальчики должны быть бесстрашны, для них естественно вести себя агрессивно и получать удовольствие от драк. Ни один голливудский вестерн или военный фильм не обходится без драки в баре, и все участники имеют такой вид, как будто это доставляет им удовольствие. Это было бы понятно, если бы они дрались с врагами, но обычно это свои бьют своих. В английских военных фильмах молодой офицер‑летчик мечтал «накостылять фрицам». Известно, что средняя продолжительность участия английского летчика непосредственно в боевых действиях составляла три недели. Я тогда думал, что с радостью упущу возможность «накостылять фрицам», если это будет означать, что они не смогут накостылять мне. К счастью, мне было всего семь лет, поэтому мне не пришлось выполнять свой долг. Если меня задирал другой мальчик, мне не хотелось драться с ним, я, как мышь, поступал инстинктивно: мне хотелось убежать, даже если этот мальчик был меньше меня. Мне было понятно, что я ненормальный и к тому же трус.

Так почему же я стал чемпионом по боксу? Уверяю вас, что естественная агрессия тут ни при чем. Я просто скрывал свой стыд. Я ненавидел бокс, но страх получить травму уступал страху перед тем, что все мои друзья поймут, что я трус. Почему я стал бесстрашным игроком в регби? Я им не был. Я так и не избавился от страха. Каждый раз, когда я головой вперед бросался кому‑то под ноги, я ожидал, что сломаю себе шею. В первый раз я должен был представлять нашу школу в игре с нашими основными соперниками. Я уклонился от перехвата мяча, что стоило нам победы в матче. Мой трусливый поступок был очевиден и игрокам, и зрителям, но никто его не упомянул. Мне вообще никто не сказал ни слова, и вынести это было тяжелее, чем любую физическую травму, которую я когда‑либо получал на ринге или на поле. Говорят, что «герой умирает один раз, а трус переживает тысячу смертей».

Этот случай доказал мне правильность поговорки, и с тех пор я больше так не делал. Это и принесло мне репутацию бесстрашного игрока. Вы можете сказать, что я отнюдь не был трусом и действовал очень храбро, если, несмотря на испытываемый страх, занимался боксом и играл в регби. Когда‑то я соглашался с такой оценкой. В конце концов, разве суть смелости не заключается в том, чтобы преодолевать страх? Если кто‑то совершает храбрый поступок, но при этом не испытывает страха, это вряд ли можно назвать храбростью. «Глупцы бегут туда, куда боятся ступить ангелы»[12]. Но был ли я действительно храбрым? У меня был выбор из двух зол: страха получить физическую травму и страха обнаружить трусость, которую я в себе видел. Было ли храбростью выбрать меньший из двух страхов? Нет, я просто проявил благоразумие. Многие попытаются поспорить и с фразой «Мне никогда не хватало смелости уклониться от очередной подножки противника». Это же противоречие! Разве для того, чтобы тебя не сбили с ног, нужна смелость? Я сейчас объясню. Теперь я понимаю, что не был ни храбрым, ни трусливым. Настоящая проблема заключалась в промывании мозгов фальшивыми принципами «разумного» человечества, которые противоречили моим природным инстинктам и вызывали сомнения и замешательство. И в наши дни детей дразнят «трусишками», словно бояться – это преступление, а не природный инстинкт, необходимый для выживания.

Значит ли это, что, по моим представлениям, для людей не существует понятий храбрости или трусости? Пытаюсь ли я утверждать, что мы не отличаемся от диких животных? Нет, у нас есть высокоразвитый мозг, который позволяет нам запоминать, а следовательно, учиться на наших ошибках. Поэтому мы можем использовать накопленный опыт для решения новых проблем. Но это знание должно использоваться для подкрепления природных инстинктов, а не для того, чтобы противоречить им и запутывать их двойными стандартами. Поясню это на примере.

Допустим, кто‑нибудь предлагает мне пройти по узкой железной балке, перекинутой между двумя высокими зданиями. Я немедленно откажусь, ни в малейшей степени не чувствуя себя трусом. Если меня будут дразнить, я просто сочту этого человека глупым. Однако если я увижу ребенка, который вот‑вот упадет, и единственным способом его спасти будет пройти по этой балке, совесть подскажет мне, что я должен попытаться. Если я смогу преодолеть свой страх и попробую это сделать, то буду считать свои действия смелым поступком. Если не смогу, то буду считать себя трусом.

Я бы определил трусость как неспособность поступать в соответствии с велениями совести из страха физической боли или насмешки. Означает ли это, что я должен бросаться в горящее здание, чтобы кого‑то спасти? Не обязательно. Я оценю ситуацию и решу, стоит или не стоит рисковать. Ради своей семьи я пойду на больший риск, чем ради незнакомых людей.

Мои сомнения и путаница в мыслях исчезли после того, как я открыл для себя ЛЕГКИЙ СПОСОБ. Сейчас я не буду переживать из‑за такого сложного выбора, как в детстве. Если бы мои природные инстинкты не были искажены и запутаны фальшивыми принципами «разумного» человечества, я бы не занимался ни боксом, ни регби – так же, как не стал бы на спор идти по балке. Мне не хотелось ни причинять боль и повреждения другому мальчику, ни получать их от него. Путаница в мыслях стала причиной различных травм на ринге и на поле; многочасовых страхов получить серьезную травму; многолетней веры в то, что я трус. И все это было ненужным! Ребенку потребовалась бы смелость, чтобы пойти против авторитетов и общепринятых стандартов. Точно так же человеку, отказывающемуся от прохождения военной службы по политическим или религиозно‑этическим убеждениям, требуется смелость, чтобы выдержать оскорбления. Но я думаю, что без путаницы мне хватило бы смелости. Поэтому я и говорю – для того, чтобы упустить мяч, мне потребовалась бы смелость. Если бы я это сделал, смелость помогла бы мне выдержать оскорбления учителей и друзей.

Если бы у нас снова случилась война, хватило бы мне смелости, чтобы выполнить свой долг? Кто знает. Однако я верю, что да. Живу ли я в постоянном ожидании того, что однажды мне придется пройти испытание и я его не выдержу? Нет, абсолютно. С тех пор, как я открыл для себя ЛЕГКИЙ СПОСОБ, я уже несколько раз подвергался испытаниям. Возможно, они были не столь прямолинейно очевидными, как стальная балка или пожар, но все же потребовали проявления смелости с моей стороны. Хотя теперь я понимаю, что в школьные годы не был трусом, я помню, каково ощущать себя им, и мне проще посмотреть в лицо страху.

Сейчас мы можем вернуться к непосредственной теме этой главы: придает ли алкоголь смелости? Я не сомневаюсь, что большинство моряков радовались, получив глоток рома, и многие из них верили, что он помогает им чувствовать себя смелыми. Но как может алкоголь на самом деле придать вам смелости? Смелость – это преодоление страха. Если вы.снижаете уровень страха, вам понадобится меньше смелости, чтобы преодолеть его. Всем известно, что алкоголь оказывает опьяняющее воздействие, а опьянение ослабляет все способности, включая способность испытывать страх. Вы наверняка согласитесь, что глоток рома должен был не столько придавать смелости, сколько уменьшать страх.

Я приведу более современный пример, чтобы наглядней пояснить ситуацию. Люди, которые боятся летать, часто напиваются перед полетом. Они не пытаются обмануть себя тем, что алкоголь делает их смелее, потому что они не чувствуют себя смелыми даже после его приема. Нет сомнений в том, что они пьют, чтобы меньше бояться. В случае с ромом нельзя сказать однозначно, потому что моряки действительно вели себя храбро. Но эффект алкоголя в обоих случаях одинаков. Алкоголь уменьшает чувство страха, но