Проблема функциональных систем

Мы закончили утомительный путь рассмотрения основных моментов в эволюции практического интеллекта ребенка и в разви­тии его символической деятельности. Нам остается собрать воедино и обобщить те выводы, к которым мы пришли, подытожить наше

рассмотрение проблемы развития практического интеллекта и ука­зать на те немаловажные теоретические и методологические заклю­чения, которые могут быть сделаны из ряда подобных исследова­ний, когда каждое посвящено той или иной частной проблеме.

Если попытаться охватить единым взглядом все сказанное об эволюции практического интеллекта ребенка, можно увидеть следу­ющее: основное содержание этой эволюции сводится к тому, что на место единой и притом простой функции практического интеллекта, наблюдающейся у ребенка до овладения речью, в процессе развития появляется сложная по составу, множественная, сплетенная из раз­личных функций форма поведения. В процессе психического разви­тия ребенка, как показывает исследование,, происходит не только внутреннее переустройство и совершенствование отдельных функ­ций, но и коренным образом изменяются межфункциональные связи и отношения. В результате возникают новые психологические системы, объединяющие в сложном сотрудничестве ряд отдельных элементарных функций. Эти психологические системы, эти един­ства высшего порядка, заступающие место гомогенных, единичных, элементарных функций, мы условно называем высшими психичес­кими функциями. Все, сказанное до сих пор заставляет нас признать: то реальное психологическое образование, которое в процессе раз­вития ребенка заступает место его элементарных практических и интеллектуальных операций, не может быть обозначено иначе, как психологическая система. В это понятие входят и то сложное соче­тание символической и практической деятельности, на котором мы настаивали все время, и то новое соотношение ряда единичных функций, которое характерно для практического интеллекта чело­века, и то новое единство, в которое в ходе развития приведено это разнородное по своему составу целое.

Мы приходим, таким образом, к выводу, прямо противополож­ному тому, который в исследовании интеллекта устанавливает Э. Торндайк (1925). Как известно, Торндайк исходит из допущения, что высшие психические функции являются не чем иным, как даль­нейшим развитием, количественным ростом ассоциативных связей того же самого порядка, что и связи, лежащие в основе элементар­ных процессов. По его мнению, как филогенез, так и онтогенез обнаруживает принципиальное тождество психологической при­роды связей, лежащих в основе низших и высших процессов.

Наше исследование говорит против этого допущения. Наше исследование заставляет нас признать, что связи иного порядка характерцы для тех специфических новообразований, которые мы называем психологическими системами или высшими психичес­кими функциями. Так как положение Торндайка, по его собствен­ному признанию, направлено против традиционного дуализма в уче­нии о низших и высших формах поведения и так как вопрос о пре­одолении традиционного дуализма — одна из основных методологи­ческих и теоретических задач всей современной научной психоло­гии, мы непременно проанализируем, какой ответ на эту проблему

(дуализм или единство высших и низших функций) мы должны дать в свете проведенных нами экспериментальных исследований.

Но сначала нужно разъяснить одно возможное недоразумение. Возражения против теории Торндайка прежде всего могут быть направлены не по той линии, которая интересует нас в данном слу­чае, но по линии выяснения общей несостоятельности ассоциацио-низма и всей той механистической концепции интеллектуального развития, которая утверждается на основе этой точки зрения. Мы оставляем сейчас в стороне вопрос о несостоятельности ассоциатив­ного принципа. Нас интересует другое. Все равно, признаем ли мы ассоциативный или структурный характер психических функций, основной вопрос остается в полной силе: могут ли быть высшие пси­хические функции сведены в существенных, определяющих законо­мерностях к низшим; являются ли они только более сложным и запутанным выражением тех же самых закономерностей, которые господствуют в низших формах, или по своему существу, строению, способу деятельности они обязаны своим возникновением действию новых законов, неизвестных в плане элементарных форм поведе^ ния?

Нам думается, что разрешение этого вопроса связано с тем изме­нением основной точки зрения, на котором настаивает в современ­ной психологии К. Левин и которое он обозначает как переход от «фенотипической к конпиционально-генетической» точке зрения. Нам думается, далее, что психологический анализ, проникающий за внешнюю видимость явлений и вскрывающий внутреннее строение психических процессов, и в частности анализ развития высших форм, заставляет нас признать единство, но не тождество высших и низших психических функций.

Вопрос о дуализме низших и высших функций не снимается при переходе от ассоциативной к структурной точке зрения. Мы это видим из того, что и внутри структурной психологии все время идет спор между представителями двух указанных воззрений на природу высших процессов. Одни настаивают на признании различия двух типов психических процессов и приходят к строгому разграничению двух основных форм деятельности, из которых одна обозначается обычно как реактивный тип деятельности, другая, решающим моментом которой является то, что она как бы первично возникает из личности, как спонтанный тип деятельности. Представители этого направления защищают то положение, что мы вынуждены в психологии исходить из принципиально дуалистического понимания тех и других процессов. Живое существо, говорят они, является не только системой, встречающей раздражения, но и системой, пресле­дующей цели.

Противоположную точку зрения отстаивают противники рез­кого разграничения высших процессов как спонтанной деятельности и низших как реактивной деятельности. Они стремятся показать, что того резкого дуализма, той метафизической противоположно­сти между двумя типами деятельности, которые выдвигаются обыч-

но, в действительности не существует. Они пытаются раскрыть реактивный характер многих моментов, внутриспонтанных форм поведения и активный характер моментов, зависящих от внутренней структуры самой системы, в реактивных процессах. Они показыва­ют, что и в так называемых спонтанных процессах поведение орга­низма зависит также от природы раздражителя, и обратно: в реак­тивных процессах поведение также зависит от внутренней струк­туры и состояния самой системы. Иные, как Левин, в понятии потребности видят разрешение этого вопроса, которое заключается для них в том, что предметы внешнего мира могут иметь определен­ное отношение к потребностям. Они могут иметь позитивный или негативный «характер повелевания».

Мы видим, таким образом, что отказ от ассоциативной теории и структурная точка зрения сами по себе без специального исследова­ния проблемы не разрешают, но снимают или обходят интересу­ющий нас вопрос. Правда, новая точка зрения помогает преодолеть метафизический характер традиционного психологического дуа­лизма и признает принципиальное единство высших и низших функ­ций в отношении внутренних и внешних моментов, действующих в одних и других процессах. Но здесь неизбежно возникают сами собой два новых вопроса, на которые мы не находим принципиаль­ного ответа в обычно предлагаемом решении.

Первый состоит в том, что внешние и внутренние моменты, необходимо наличествующие в процессах одного и другого типа, могут иметь различный удельный вес и, следовательно, качественно различным образом определять весь процесс поведения в обоих слу­чаях. Не метафизически, но эмпирически мы все же должны выде­лить высшие процессы по сравнению с низшими или нет? И второй заключается в том, что разделение между спонтанными и реактив­ными формами поведения может не совпадать с разграничением действий, направляемых преимущественно внутренними потребно­стями; и действий, направляемых внешними раздражениями.