Бинтуют, накладывают жгуты, зажимают артерии, борясь за каждого вопреки всему, что происходит вокруг. И нередко при этом погибают сами 3 страница

После поражения Франции, юг страны не был оккупирован германскими войсками и сохранял хотя бы видимость самостоятельного государства. Новое французское правительство во главе с маршалом Петэном располагалось в городке Виши. Ему формально подчинялись остатки вооруженных сил.

Но если сухопутные силы Франции были разгромлены, то ее флот по-прежнему представлял собой довольно грозную силу. Он занимал четвертое место в мире по своей мощи и был полностью укомплектован.

Черчилль считал, что Гитлер может отказаться от Эльзас-Лотарингии, чтобы взамен получить французский флот и с его помощью нанести удар по Англии. Чтобы этого не произошло Британский кабинет принял решение прибрать его к рукам или уничтожить. Для этих целей была создана специальная «Группа Эйч» (Force Н) под командованием вице-адмирала Соммервилла.

Черчилль не поверил главнокомандующему французским военно-морским флотом Дарлану, который лично дал ему слово, что ни при каких условиях не допустит перехода французских военных кораблей в руки немцев. (Справедливости ради следует отметить, что в занятых немцами портах не было ни одного французского корабля, за исключением нескольких тральщиков.)

Однако англичане решили, если потребуется, действовать силой оружия.

Рано утром 3 июля 1940 г. французские корабли (3 линкора, 3 тяжелых, 5 легких крейсеров и лидеров, 11 эсминцев, несколько подводных лодок и около 200 мелких кораблей), находившиеся в английских портах, были внезапно захвачены, причем не обошлось без жертв.

Сложнее обстояло дело с теми кораблями, которые находились во французских колониях в Северной Африке. В этот же день, 3 июля 1940 г., «Force Н» в составе линейного крейсера «Худ», линкоров «Резолюшен» и «Вэлиант», авианосца «Арк Ройал», 2 крейсеров и 9 эсминцев появилась перед французской военно-морской базой Мерсаль-Кебир.

«Соммервилл предъявил командующему французской эскадрой адмиралу Жансулю ультиматум, во исполнение которого последний должен был либо присоединиться к англичанам, либо под британским наблюдением привести свои корабли в британский порт и там сдать, либо, наконец, разоружить их в одном из французских портов в Вест-Индии. В то же время он пригрозил открыть огонь, если французы снимутся со стоянки.

Эти требования противоречили условиям перемирия; никакой опасности нападения с немецкой или итальянской стороны не существовало. Поэтому Жансуль отклонил ультиматум, и около 18 часов 3 июля 1940 г. британцы открыли из тяжелых орудий огонь по скученным за внешним молом хорошо просматривающейся гавани кораблям своего бывшего союзника и одновременно атаковали их с воздуха. Несмотря на то что они находились в тактически безвыходном положении, французы отвечали на огонь столь энергично, что четверть часа спустя нападающая сторона прекратила бой, не достигнув полностью своей цели. Правда, линкор «Бретань» взорвался, причем французы понесли тяжелые потери, а поврежденные линкор «Прованс» и линейный крейсер «Дюнкерк» пришлось поставить на грунт. Однако линейному крейсеру «Страсбург» и эсминцам удалось, несмотря на мины, выйти в море и достигнуть Тулона, куда за ними последовали стоявшие в Алжире крейсера, а впоследствии — после такого ремонта, какой было возможно произвести на месте, — туда же пришли «Прованс» и «Дюнкерк». Набег бывших союзников стоил жизни 1300 французам».

Кажется невероятным, что англичане и французы могли сражаться друг с другом с таким ожесточением, когда всего месяц назад их объединенные силы отбивались под Дюнкерком от немцев, когда английские и французские солдаты подсаживали друг друга на переполненные корабли, вместе отбивались от стервятников люфтваффе, спасали тонущих. Тогда, к 4 июня 1940 г., из Дюнкера удалось эвакуировать 224 000 британских и 114 000 французских солдат. Они действительно были товарищами по оружию, союзниками, разделившими горечь поражения.

Прошел месяц. —

«8 июля британские военно-морские силы атаковали Дакар и с помощью глубинных бомб, сброшенных моторным катером поблизости от линкора «Ришилье», и авиационной торпеды временно вывели из строя новый линкор «Ришилье». С согласия Германии Виши тогда усилило тамошний гарнизон войсками, которые были доставлены на трех легких крейсерах и трех эсминцах. С 23 по 25 сентября 1940 г. Дакар несколько раз отбивал атаки британской боевой группы, пытавшейся высадить войска де Голля. Сами подвергаясь ожесточенному обстрелу, «Решилье» и береговые батареи отметили ряд попаданий в корабли нападающей стороны; одна подводная лодка торпедировала линкор «Резолюшн», так что последнему пришлось повернуть вспять. (…)

Нападения на французские корабли и владения усилили отрицательное отношение к Англии, особенно во французском флоте».

Французы стали называть Великобританию не иначе как «коварным Альбионом»: «Англичане предали французов в Дюнкерке, а теперь были готовы нападать и убивать французов!»

Добавлю, что даже захваченные в английских портах французские корабли, на которых была оставлена команда, присоединились к союзникам и стали принимать участие в боевых действиях против Германии лишь в 1943 году.

Но нападения на французский флот были не последними боями, когда союзникам по антигитлеровской коалиции пришлось сражаться друг с другом. Осенью 1942 г. в США было принято решение послать против Германии сухопутные войска. Первоначально местом высадки был выбран полуостров Котантеи, однако там ожидалось мощное сопротивление со стороны немцев, а у англо-американцев в то время было еще недостаточно десантных судов.

И поэтому было решено произвести высадку в нейтральной Французской Северо-Западной Африке, в портах Касабланка, Оран и Алжир.

Прежде чем воевать с фашистами, предстояло победить французов.

«Западная группа, предназначенная для Западного Марокко, сосредоточились в портах США и Бермудских островов и вышла в море 24 октября 1942 г. Она состояла из 102 кораблей (в том числе 3 линкоров, 1 большого и 4 конвойных авианосцев, 6 крейсеров, 43 эсминцев, 23 транспортов), находилась под командованием адмирала Хьюитте и имела на борту 35 000 человек и 250 танков, которыми командовал генерал Паттон. Касабланка была слишком сильно укреплена, чтобы ее можно было захватить фронтальной атакой. Поэтому местом высадки десанта 8 ноября американцы избрали Федаллу и Мехедию (Порт-Лиотэ) к северу от города и Сафи — далеко к югу от него. Они впервые предпринимали крупную операцию этого рода, и далеко не все произошло так, как им хотелось…»

В Касабланке американцам противостоял французский линкор «Жан Бар». И хотя он был недостроен, его четыре 375-мм орудия наносили серьезный урон англо-американскому флоту. Дуэль между «Жан Баром» и американским «Массачусетсом» была решена в пользу последнего лишь благодаря вмешательству союзных бомбардировщиков.

«Касабланку энергично обороняли береговая артиллерия и корабли. Крейсер «Примоге» и 5 эсминцев искусно и мужественно сражались против значительно превосходивших сил американского флота, но эти корабли были все до одного выведены из строя. (…)

Обе другие группы вышли из Англии 22 октября в составе тихоходного конвоя и 27 октября в составе быстроходного, причем формирование их было завершено в Гибралтаре. Средняя группа под командованием адмирала Троубриджа (с ядром в составе 1 линкора, 1 большого авианосца и 2 вспомогательных авианосцев) высадила по обе стороны от Орана 39 000 американцев. Попытка проникнуть с помощью легких сил в гавань не удалась. 5 французских эсминцев совершили несколько вылазок; при этом все они были потоплены».

Но и французам удалось потопить два десантных судна. При этом погибло 300 американских солдат. Против высадившихся французы предприняли контратаку, на что союзникам в спешном порядке пришлось доставлять на берег и вводить в бой танки. Прежде чем Оран прекратил сопротивление, американцы потеряли еще 600 человек (из них 275 убитыми).

«Восточная группа под командованием адмирала Боро (с ядром в составе 3 крейсеров, 1 авианосца, 1 вспомогательного авианосца) высадила в трех пунктах близ города Алжира 23 000 британцев и 10 000 американцев. И здесь попытка проникнуть в гавань потерпела неудачу, при этом был потоплен 1 эсминец («Брок»)».

Еще один эсминец, «Малком», был сильно поврежден огнем береговых батарей и вышел из боя. Десантно-штурмовая группа из 650 американцев, высаженная на берег, была вынуждена сдаться французским колониальным частям.

Во многих источниках подчеркивается, что французы оказывали бешеное сопротивление. Даже спустя три дня боев Касабланка еще не была взята.

Трудно сказать, как могли бы развиваться события дальше, если бы случайно находившийся в Алжире адмирал Дарлан приказал прекратить сопротивление, которое было на руку лишь Гитлеру.

Видимо, здравый смысл возобладал. Французы поняли, что ради общей победы должны уступить первыми и прекратить бессмысленную бойню.

Это был политически-дальновидный шаг, требующий в тех условиях ничуть не меньшего мужества, чем для продолжения сопротивления.

Вот только тысячи погибших солдат уже невозможно вернуть…

Совсем другое дело, если союзник своими действиями начинает мешать большой политической игре. Мало того, служит усилению роли другого союзника, чего никак нельзя допускать. С таким союзником не церемонятся и обращаются с ним, как с врагом. (Жаль только, что за всем этим стоят живые люди, обычные солдаты, которые с оружием в руках честно выполняют свой воинский долг!)

Подобные события зачастую происходили в годы Второй мировой. Например, в освобожденной союзниками Бельгии, когда новое правительство страны, поддержанное англичанами, вступило в конфронтацию с патриотическими силами Сопротивления, сражавшимися с немецкими оккупантами.

Советский военный корреспондент Д. Краминов, прошедший с англо-американскими войсками путь от Северной Африки до Германии, был тому очевидцем.

«Английские части подтягивались к Брюсселю. Танковая бригада расположилась в южном предместье столицы. Войска гарнизона постепенно переходили в состояние боевой готовности. Штаб разработал план оккупации бельгийской столицы. Войска гарнизона постепенно переходили в состояние боевой готовности. Штаб разработал план оккупации бельгийской столицы на случай возникновения беспорядков. Англичане готовились к войне против своих недавних союзников вполне серьезно и деловито. Штабисты забыли только или не решились подготовить к этой операции солдат. Солдатам и многим офицерам не нравилась роль полицейских. Они откровенно выражали свое недовольство. Мне рассказывали даже о брожении в отдельных частях, подтянутых к Брюсселю. В танковой бригаде солдаты поговаривали об отказе выполнять приказание, если их поведут на улицы города. Офицерам пришлось давать честное слово, что до стрельбы по бельгийским патриотам дело не дойдет. Возникло своего рода согласие: офицеры не отдадут такого приказа, чтобы не вынуждать солдат отказываться от его выполнения.

В тот пасмурный день, когда бельгийские патриоты вышли на улицы столицы. Брюссель был странно тих и спокоен. Демонстранты двигались длинными тихими колоннами, словно они направлялись на похороны. Лишь изредка раздавались восклицания — публика очень вяло подхватывала их. Над пестрыми колоннами поднимались широкие плакаты на французском, фламандском и английском языках: «Мы не против союзников. Мы — за активную помощь союзникам. Мы — против немецких агентов и их покровителей». Среди демонстрантов особенно выделялись своими белыми и красными повязками на рукавах бойцы внутренних сил сопротивления. Они с беспокойством посматривали на английских солдат, которые в полном боевом снаряжении патрулировали по городу.

Персонал трамвая бастовал. Густая и пестрая толпа двигалась по улицам. Все были мрачны. Бельгийцы явно сторонились союзников. Даже хорошо знакомые делали вид, что они не узнают своих недавних гостей в английской форме. Они посматривали на них исподлобья, некоторые вызывающе свистели, проходя мимо. Они как бы бросали союзникам вызов: кто, мол, хозяева тут — вы или мы? Первой пошла в атаку молодая бельгийская армия. Она закрыла демонстрантам путь к центру. Демонстранты повернули в соседние улицы. Солдаты бросились им наперерез. Совершая перебежки из улицы в улицу, они быстро занимали важные здания, устанавливали пулеметы, словно ожидали штурма Брюсселя немцами. Они кидались на демонстрантов, теснили их, подталкивая прикладами, иногда пускали, видимо для острастки, очереди из пулеметов и автоматов. «Черчилли» (тяжелые английские танки) угрожающе следовали за солдатскими цепями; в их молчаливом наступлении было что-то символическое: черчилли (не танки, а люди) поворачивались к народам своим настоящим лицом.

Я видел разгон демонстрации у вокзала Гардэмиди. Солдаты пинками гнали отстающих, избивали палками и прикладами сопротивляющихся. Демонстранты, настроенные сначала добродушно, свирепели, ругались, готовые ввязаться в драку. Иногда они отвечали солдатам оплеухами, за что получали прикладами по голове. (…)

Возвращаясь домой, я думал о том, как быстро меняются времена: сейчас союзники устраивали засады своим вчерашним собратьям по оружию, охотились за ними по узким и извилистым улицам старого города, у ратуши».

Еще более трагические события произошли в Греции.

Перед войной, в апреле 1939 г. Англия гарантировала независимость Греции, и когда страна подверглась нападению сначала итальянских, а затем германских войск, из Африки была переброшена в Грецию группировка под условным названием «Ластрфорс» под командованием генерал-лейтенанта М. Уилсона. В группировку входила одна пехотная новозеландская дивизия, 6-я и 7-я австралийские дивизии из I австралийского корпуса и 1-я британская танковая бригада.

Греческая армия и британские войска дрались вместе, но и после поражения и оккупации Греции (при этом англичане успели эвакуировать 50 000 солдат «Ластрфорс», но 12 000 оказались в германском плену), Англия продолжала снабжать греческих партизан оружием, боеприпасами, посылала к ним своих инструкторов и советников.

Так продолжалось вплоть до 1944 года.

«Под влиянием наступления советских войск на Балканах усилилось освободительное движение и в Греции. Все больше наращивала свои удары по оккупантам Народно-освободительная армия (ЭЛАС) под командованием генерала С. Сарафиса.

Серьезно обеспокоенное всем этим, немецко-фашистское командование в период с 5 по 25 августа предприняло крупную карательную операцию против основной группировки ЭЛАС в горах Пинд. Однако греческие патриоты, оказав упорное сопротивление, своими героическими действиями сорвали ее и выиграли самое крупное в истории ЭЛАС сражение при Карпенисионе.

Стремительное наступление Советской Армии на Балканах заставило немецко-фашистское командование 3 октября отдать приказ об отступлении из Греции, Албании и южных районов Югославии. 12 октября части ЭЛАС и партизаны освободили Афины и Пирей, а 30 октября — Салоники. 3 ноября вся территория Греции была полностью очищена от оккупантов. В экстренном сообщение командование ЭЛАС говорилось: «Противник… под давлением наших войск и неотступно преследуемый ими, покинул греческую территорию… Многолетняя и кровопролитная борьба ЭЛАС увенчалась полным освобождением нашей родины».

Героическая борьба греческого народа, которую возглавляли коммунисты, явилась значительным вкладом в общую победу Объединенных Наций над фашизмом.

Казалось, многострадальная Греция обрела наконец свободу и независимость. Однако английские войска, прикрываясь соответствующим приглашением премьер-министра правительства «национального единства» Г. Папандреу и соглашением в Казерте от 26 сентября 1944 г., осуществили вооруженную интервенцию, хотя никаких причин военного характера для этого не было.

Непосредственную подготовку к вторжению в Грецию английские войска вели слета 1944 г. 6 августа Черчилль отдал распоряжение начальнику имперского генерального штаба об осуществлении высадки 10–12 тыс. человек с танками и артиллерией под общим командованием английского генерала Р. Скоби в начале сентября. Намерения английского правительства разделяло и политическое руководство США. 26 августа в своем ответе на письмо Черчилля Рузвельт заявил: «Я не возражаю против того, чтобы вы начали подготовку с целью иметь наготове достаточные английские силы для сохранения порядка в Грецию, когда германские войска оставят эту страну. Я также не возражаю против использования генералом Г. Уилсоном американских транспортных самолетов, которыми он будет располагать в то время и которые могут быть освобождены (!) от других проводимых им операций».

Удивительный документ! Союзники открыли второй фронт, их авиация сравнивает с землей любую кочку, за которую цепляются обороняющиеся немцы, бомбят мосты и крепостные форты в портах Франции, Бельгии и Голландии, охотятся за одиночными автомашинами на дорогах, охраняют конвои, снабжают многочисленные десанты, крушат с воздуха Германию. Несмотря на превосходство в авиации каждый самолет на счету.

Но ради удара по союзникам, их «освободили» от этих операций.

Мало того. Из Италии для переброски в Грецию был снят ряд соединений (английский корпус в составе двух пехотных дивизий и парашютной бригады). Благодаря этому ослабленная 8-я британская армия хоть и прорвала Готскую линию, но выйти в долину реки По не смогла.

Но и это еще не все. Воспользовавшись сложившейся ситуацией, немцы перебросили с побережья Адриатического моря лучшие свои дивизии против американских войск, наступавших с юга на Болонью. «В результате продвижение американцев было приостановлено в 8–15 км от города. Призыв командующего 15-й группой армий [генерала Г.Р. Александера] к болонским бойцам Сопротивления не был подкреплен активными действиями войск. Американо-английское командование не оказало помощи восставшим, и фашисты жестоко расправились с ними».

В Греции тем временем события развивались следующим образом.

«Решение англо-американского командования о вторжении английских войск в Грецию зафиксировано в документах второй Квебекской конференции (11–16 сентября 1944 г.). Планом операции предусматривалось силами воздушного десанта занять столицу Греции, а затем подготовить гавань Пирей для приема морского десанта и обеспечить прибытие в Афины греческого правительства из эмиграции.

Основную цель вступления англичан в Грецию составляла не борьба против немецких оккупантов, а противодействие революционным силам страны, восстановление в ней довоенного режима и укрепление господства английских империалистов на Балканах и Ближнем Востоке. 4 октября 1944 г. английское командование выбросило первый воздушный десант на севере полуострова Пелопонес, который в тот же день вслед за частями ЭЛАС вошел в Патры — главный горд Пелопонеса. 13 октября англичане без единого выстрела высадились в районе Афин, а 1 ноября — в Салоники, который после ухода гитлеровцев контролировался частями ЭЛАС. Преследование отступавших гитлеровцев вели одни войска ЭЛАС. Английские же части, находясь от противника в 50 км, не предпринимали против него боевых действий. Они продвигались за ЭЛАС и занимали территорию, освобожденную греческими патриотами».

Не правда ли, англичане в данной ситуации напоминали шакалов, идущих по пятам за благородными хищниками? Шакалов, берегущих свои шкуры, но охотно использующих плоды чужих побед.

«После высадки английских войск в Греции штаб балканских воздушных сил союзников 5 октября 1944 г. опубликовал в Лондоне коммюнике, в котором признавалось, что эта операция «скорее носила характер простой оккупации, чем вторжения». Эту непреложную истину не мог скрыть и сам Черчилль. Выступая в парламенте 8 декабря 1944 г., он заявил: «Английские войска осуществили вторжение в Грецию, которое не было обусловлено военной необходимостью, так как положение немцев в Греции давно уже стало безнадежным. (…)

Требование о роспуске ЭЛАС высказал генерал Скоби во время встречи с генералом Сарафисом. Однако командование ЭЛАС решительно отвергло его. Тогда Скоби 1 декабря отдал приказ о роспуске ЭЛАС. ЦК ЭАМ (Национально-освободительного фронта) обратился за поддержкой к народу. 3–4 декабря в Афинах и Пирее проходили народные манифестации в поддержку политики ЭАМ. Они носили мирный характер. Однако полиция и войска интервентов открыли огонь по демонстрантам.

Кровавая расправа переполнила чашу терпения греческого народа, и он вновь поднялся на борьбу. ЭЛАС приступила к активным действиям.

Усилия ЭАМ по созданию нового правительства с участием революционных сил встретили сопротивление англичан. Исподьзуя Папандреу для прикрытия интервенции, Черчилль решил подавить борьбу греческого народа силой оружия. В его телеграмме от 5 декабря 1944 г. на имя Скоби указывалось, что англичане любой ценой должны удержать Афины и обеспечить в Греции свое господство.

Против частей ЭЛАС в Афинах и других городах английские интервенты бросили пехоту, танки и авиацию. ЭЛАС при поддержке народа не только отбила их первые атаки, но и перешла в контрнаступление. Через несколько дней английские войска вместе с их командующим Р. Скоби оказались окруженными в центре Афин.

К середине декабря вооруженное сопротивление интервентам приняло всенародный характер. ЭЛАС имела реальную возможность изгнать их из страны. Однако американское командование облегчила безнадежное положение английских войск, выделив 100 транспортных самолетов для переброски им подкреплений. Это позволило интервентам начать новое наступление против ЭЛАС. Ожесточенные декабрьские бои в Афинах показали английским империалистам, что сломить греческий народ силой оружия не удастся, и они решили вновь прибегнуть к политическим переговорам. (…)

Чтобы оказать давление на ЭАМ, интервенты, сосредоточив численно превосходящие силы, перешли в наступление против войск ЭЛАС и вынудили их оставить столицу. ЭАМ, хотя и после этого продолжал контролировать большую часть территории Греции, 9 января 1945 г. запросил перемирия».

Когда мы видим кадры, запечатлевшие разрушения в Афинах, то мы знаем, что это следы фашистской оккупации.

Но не только.

ЗДЕСЬ ДРАЛИСЬ МЕЖДУ СОБОЙ АНТИГИТЛЕРОВСКИЕ АРМИИ! Англичане сражались с греками, вооруженными английским оружием, обученными английскими инструкторами.

Интересно, что испытывали потом участвовавшие в этих боях английские солдаты, ветераны войны?

Наверное, среди них были раненые. Вероятно, некоторые получили награды. Что можно ответить на вопрос, за что эти награды, где получено ранение?

В боях с отрядами антифашистов. Во Второй мировой…

 

«Английские интервенты, используя силы внутренней реакции, со всей жестокостью обрушились на греческий народ. Вся мировая общественность, в том числе и английская, осудила их злодеяния».

 

А для греков вчерашние английские союзники, превратившиеся в новых оккупантов, были сродни фашистам. По крайней мере их называли именно так.

В прессе тех лет я нашел опубликованное письмо женщины-бойца греческой народно-освободительной армии Васло Вакола:

«Я родилась в Мавро Мата, в Центральной Греции. В 1943 году (…) я вступила в организацию молодежи (ЭПОН). Разгром гитлеровских фашистов и изгнание их не принесло Греции свободы. Всего восемь дней спустя после последних схваток с немцами Афины подверглись обстрелу с английских самолетов.

Вместо немецких мундиров появились английские, но режим террора не прекратился. Массовые убийства и аресты продолжаются по-прежнему. Моему отцу было семьдесят лет, он был одновременно священником и учителем. Он возмущался попранием всех демократических свобод, и монархо-фашисты в 1947 году арестовали его.

Чтобы избежать судьбы моего отца, я ушла в горы к партизанам. Отец знал об этом и гордился мною. Несколько месяцев спустя после ареста он был осужден военным трибуналом и казнен. Перед смертью он сказал своим палачам: «У меня есть дочь в горах, и я знаю, что она отомстит за меня».

Я выполняю завет моего отца. Я буду сражаться, товарищи, до своего последнего часа.

Я сражаюсь также за своего маленького брата, который ушел со мной в горы, хотя ему было всего тринадцать лет. Он захвачен в плен фашистами и осужден военным трибуналом на пожизненное заключение.

Я сражаюсь за своего второго брата, инвалида войны, который осужден на шестнадцать лет тюремного заключения…»

После того, как отгремели грандиозные битвы, подписаны капитуляции, армии начинают заниматься демобилизацией — Война прячется под маской наступившего мира. Такой мы ее и привыкли видеть.

Но приходится признать, что, когда большая часть человечества праздновала окончание войны, для тысяч и тысяч солдат она продолжалась с тем же ожесточением.

Отношения между союзниками можно объяснить сложными перипетиями войны, которые приводят к созданию самых невероятных альянсов и к столкновению внутри коалиций.

Другое дело, когда союз заключают с заведомым врагом, который после победы подлежит уничтожению. Только он об этом не знает, а считает себя равноправным союзником.

Это чем-то напоминает найм киллера, выплату ему аванса и его ликвидацию после того, как он выполняет свою грязную работу.

В военных союзах случается то же самое. Только здесь в жертву приносится не одиночный человек или небольшая группа, а многотысячные армии.

Одной из самых показательных и, пожалуй, самых циничных в этом отношении является малоизвестная история союза Красной Армии с Повстанческой армией Нестора Ивановича Махно.

«Главарь движения — Нестор Махно — происходил из крестьян села Гуляйполе, с четырнадцати лет работал маляром, а затем литейщиком на Гуляйпольском заводе сельскохозяйственных машин. Войдя в местную анархистскую группу, распространял революционную литературу, участвовал в экспроприациях и террористических актах против царской администрации. В течение 7 лет отбывал наказание (каторжные работы) и был освобожден лишь после Февральской революции 1917 г. В родном селе крестьяне избрали его председателем крестьянского Совета. Защищая их интересы, он выступал против помещиков и Временного правительства, что создало ему авторитет среди населения».

Нужно сказать, что после Октябрьской революции Махно искал сближения с большевиками. В 1918 году он приезжал в Москву, встречался с Кропоткиным, с Бухариным и Свердловым. Бухарин и познакомил Нестора Ивановича с Лениным.

«Махно вспоминал, что Ильич по-отечески взял его за руку и усадил в кресло. Выспрашивал, чего не хватает, чтобы крестьянские бунты вылились в повсеместные восстания и слились с красногвардейскими отрядами. Назвав анархистов самоотверженными, но близорукими фанатиками, Ленин попросил Махно не принимать это на свой счет, говоря, что считает его самого «человеком реальности и кипучей злобы дня»».

Однако, тогда большевикам и анархистам договориться не удалось (с большевиками вообще редко кто мог договориться, и горе было тем, кому это удавалось), и Махно решил действовать самостоятельно.

Советская историография обычно писала об этом неординарном революционере-анархисте исключительно в черных тонах, совершенно обходя его заслуги в помощи большевикам и всячески принижая роль махновских отрядов в деле разгрома белогвардейцев.

Я воспользуюсь цитатами из книги Д. Голинкова «Крушение антисоветского подполья в СССР», вышедшей в свет в 1978 г.

«Когда Украина оказалась под игом немецких оккупантов и гетманщины, Махно бежал из села [Гуляйполе], но в августе 1918 г. вернулся и организовал небольшую подпольную группу из анархистов, которая вскоре объединилась с группой Федора Щуся, скрывавшегося в лесах. Отряд вырос до 15 человек и все увеличивался за счет примыкавших к нему крестьян. Партизаны нападали на гетманцев, немцев, австрийцев, а нередко громили и воинские части».

Кстати, именно Махно догадался поставить пулемет на крестьянскую повозку, в результате чего получилась легендарная тачанка Гражданской войны. А потом уже это изобретение переняли красные и даже приписали его себе.

Можно только удивляться тому, как в официальной истории коммунисты, нехотя признавая вклад махновцев в победу, старались создать ему образ бандита и сваливали на него все неудачи.

«Повстанцы объявили Нестора Махно своим батькой — атаманом — и беспрекословно подчинялись ему.

26 декабря 1918 г. по договоренности с большевистским подпольем махновцы под видом рабочих вступили в Екатеринослав, занятый войсками Директории.

Одновременно в городе подняли восстание екатеринославские рабочие, руководимые подпольным большевистским ревкомом. В результате 7-тысячный петлюровский гарнизон был разгромлен. Большевистский ревком назначил Махно «главнокомандующим советской революционной рабоче-крестьянской армией Екатеринославского района». Но Махно не стал укреплять фронт, и через 2–3 дня петлюровцы крупными силами перешли в контрнаступление, подавили рабочее восстание и выбила махновцев из города.

Между тем отряды Махно продолжали расти за счет крестьянских повстанцев. Как утверждал Виктор Белаш, которого Махно назначил своим начальником штаба, к концу января 1919 г. у Махно было 29 тысяч бойцов и, кроме того, невооруженный резерв, насчитывающий 20 тысяч человек.

В январе — феврале 1919 г. деникинцы подступили к самому центру махновского движения. Это обстоятельство, а также недостаток оружия и боеприпасов вынудили Махно искать соглашения с Красной Армией. 26 января по поручению Махно его помощник Алексей Чубенко встретился в Синельникове с начальником Заднепровской советской дивизий П.Е. Дыбенко и после переговоров заключил с ним военное соглашение о совместной борьбе против белогвардейцев и петлюровцев. Все отряды Махно входили в состав Красной Армии и образовывали 3-ю бригаду Заднепровской дивизии. Они получили военное снаряжение, продовольствие согласно штатному расписанию Красной Армии и подчинялись начальнику дивизии и командующему фронтом. Махно назначался командиром бригады; советское командование посылало политических комиссаров с обязанностью политического воспитания частей и контроля над проведением распоряжений центра. Вместе с тем махновские части сохраняли свою прежнюю внутреннюю организацию и выборность командиров. Это соглашение было утверждено командующим советскими войсками Украины В.А. Антоновым-Овсеенко.