Глава 24. Благословенны миротворцы

 

Мы видели, как разжигаются конфликты: социальными ловушками, конкуренцией, ощущением несправедливости и искаженным восприятием. Картина довольно-таки мрачная, но все же не безнадежная. Иногда сжатые кулаки сменяются открытой для рукопожатия ладонью, а враждебность превращается в дружбу. Социальные психологи сосредоточились на четырех миротворческих стратегиях превращения врагов в друзей: контактах, сотрудничестве, общении и примирении.

 

 

Контакт

 

Не может ли тесный контакт конфликтующих индивидов или групп помочь им поближе узнать и полюбить друг друга? Мы уже знаем, что может, и знаем почему. Мы видели, что обитание поблизости, сочетающееся со взаимодействием или предвкушением взаимодействия, или просто нахождение в поле зрения порождают симпатию. Мы отмечали, что недавняя перемена межрасовых отношений в США последовала сразу же за десегрегацией, подтвердив тем самым принцип «установки следуют за поведением».

За последние 30 лет в Соединенных Штатах сегрегация и предрассудки исчезали практически одновременно. Но были ли межрасовые контакты причиной такого изменения установок? Влияла ли десегрегация на тех, кто действительно сталкивался с ней?

 

 

Улучшает ли десегрегация межрасовые отношения?

 

Школьная десегрегация имела благоприятные последствия: к примеру, большее количество чернокожих юношей и девушек смогли поступить в колледж и успешно окончить его (Stephan, 1988). Но привела ли десегрегация школ, мест жительства и рабочих мест к позитивным социальным результатам? Свидетельства весьма противоречивы.

С одной стороны, многие исследования, проведенные во время послевоенной десегрегации и вскоре вслед за ней, выявили, что отношение белых американцев к чернокожим заметно улучшилось. Кем бы ни были люди — продавцами универсальных магазинов, моряками торгового флота, правительственными служащими, сотрудниками полиции, соседями или студентами,— в любом случае межрасовые контакты вели к избавлению от предрассудков (Amir, 1969; Pettigrew, 1969). Например, в конце Второй мировой войны в армии были частично десегрегированы несколько стрелковых рот (Stouffer & others, 1949). Когда поинтересовались мнением военнослужащих о такой десегрегации, оказалось, что в сегрегированных ротах ее одобряли 11 % белых солдат; в десегрегированных — 60 %.

Опрос почти четырех тысяч европейцев выявил, что дружба является ключом к успешным контактам. Если у вас есть друг, принадлежащий к какому-либо меньшинству, вы скорее выразите симпатию этому меньшинству и окажете поддержку его представителям, вы даже начнете лучше относиться к процессу иммиграции этого меньшинства. Это верно для отношения западных немцев к туркам, французов — к азиатам и североафриканцам, голландцев — к суринамцам и туркам, британцев — к выходцам из Вест-Индии и Азии (Hamberger & Hewstone, 1997; Pettigrew, 1997). Точно так же неприязнь к геям значительно слабее среди тех, кто знает кого-то из них лично (Herek, 1993). Исследования, в которых изучалось отношение к людям пожилым, психически больным, зараженным СПИДом и инвалидам, подтвердили, что контакты часто располагают к позитивным установкам (Pettigrew, 1998).

Данные такого рода повлияли на принятое в 1954 году решение Верховного суда США провести десегрегацию школ и способствовали движению за гражданские права в 60-е годы (Pettigrrew, 1986). Однако исследования последствий десегрегации школ оказались менее обнадеживающими. Социальный психолог Уолтер Стефен (Walter Stephen, 1986), проанализировав результаты всех исследований на данную тему, пришел к весьма неутешительному выводу: десегрегация повлияла на межрасовые отношения очень незначительно. Для чернокожих американцев наиболее заметным последствием десегрегации стали возросшие шансы поступить в смешанный (или преимущественно «белый») колледж, жить в смешанных кварталах и работать вместе с белыми.

Итак, иногда десегрегация благотворно влияет на межрасовые отношения, а иногда — нет. Такое расхождение пробуждает в ученых дух детективов. Чем объясняется несходство результатов? До сих пор мы смешивали различные виды десегрегации в одну кучу. Реальная десегрегация проходит по-разному и при крайне отличающихся обстоятельствах.

 

 

Когда десегрегация благотворно влияет на межрасовые отношения?

 

Не может ли оказаться значимым фактором количество межрасовых контактов?Похоже, что так оно и есть. Исследователи отправились в десятки десегрегированных школ и наблюдали, с кем дети едят, играют и разговаривают. Оказалось, что количество контактов среди детей зависит от того, к одной расе или разным они принадлежат. Белые непропорционально много общаются с белыми, чернокожие — с чернокожими (Schofield, 1982, 1986). Академические программы, рассчитанные на разный уровень способностей учеников, часто приводят к повторной сегрегации, так как при этом способные ученики переводятся в классы, где учатся преимущественно белые.

Однако ранее проведенные исследования взаимоотношений продавцов, солдат и соседей по дому более обнадеживают: эти люди вовлечены в межрасовые контакты в достаточной мере для того, чтобы это способствовало снижению напряженности. В некоторых исследованиях рассматривались продолжительные личные контакты: между чернокожими и белыми сокамерниками в тюрьмах, между чернокожими и белыми девочками в летних смешанных лагерях, и всюду отмечались положительные сдвиги (Clore & others, 1978; Foley, 1976). Среди американских студентов, получающих образование в Германии или Великобритании, те, кто общался с местными жителями, лучше к ним и относились (Stangor & others, 1996).

Социальные психологи, ратующие за десегрегацию, никогда не утверждали, что любые контакты идут на пользу межрасовым отношениям. Они предсказывают неудачу, когда при взаимоотношениях людей различных рас имеет место конкуренция, нет поддержки со стороны власти, нет равенства (Pettigrew, 1988; Stephan, 1987). До 1954 года многим белым, с предубеждением относящимся к чернокожим, также приходилось часто общаться с ними, например, с чистильщиками обуви и домашней прислугой. Но контакты на такой неравноправной основе порождают установки, которые лишь оправдывают закрепление неравенства. Поэтому важно, чтобы это были контакты людей с равным статусом, как в случае с продавцами, солдатами, соседями по дому, заключенными или детьми в летних лагерях.

 

 

Сотрудничество

 

Хотя контакты людей с равным статусом могут быть полезны, иногда только их одних недостаточно. Они не помогли, когда Музафер Шериф прекратил проведение соревнований между «Орлами» и «Гремучими змеями» и объединил обе группы в неконкурентных занятиях: подростки вместе смотрели кино, вместе запускали фейерверк, вместе ели. Но к этому времени вражда детей была настолько сильна, что контакты служили лишь поводом для насмешек и атак. Когда одного из «Орлов» толкнул подросток из «Гремучих змей», товарищи по команде потребовали от пострадавшего немедленно «смыть с себя позор». Очевидно, что десегрегация этих двух групп не обеспечила их социальной интеграции.

Что при такой закоренелой враждебности может сделать миротворец? Думается, ему стоит рассмотреть, какие воздействия десегрегации приводят к успеху, а какие — нет. Смешение рас в стрелковых ротах привело не только к контактам между белыми и чернокожими, имеющими равный статус, но также и к их взаимозависимости. Они вместе воевали с врагом, вместе боролись, стремясь к общей цели.

Сравним эту взаимозависимость с ситуацией соперничества в типичном школьном классе. Неважно, десегрегирован он или нет. Не покажется ли вам знакомой следующая картина (Aronson, 1980)? Ученики соперничают друг с другом, стараясь получить хорошие оценки, одобрение учителя, различные поощрения и привилегии. Учитель задает вопрос. Несколько учеников поднимают руки; остальные сидят, потупив взор, стараясь стать как можно незаметней. Когда учитель вызывает одного из жаждущих отличиться, другие надеются на ошибку в его ответе, ведь это даст им шанс блеснуть своими знаниями. Аутсайдеры в этом академическом спорте часто с негодованием отзываются о преуспевающих учениках как о «тупицах» и «дегенератах». Ситуация обременена как соперничеством, так и болезненно очевидным неравенством в статусе. Вряд ли мы сможем придумать лучший способ воздвигнуть барьеры между детьми.

Предполагается ли тем самым, что имеется еще какой-то фактор, который и определяет, возымеет десегрегация желанный эффект или нет? Действительно ли контакты при конкуренции разделяют, а контакты при кооперации объединяют? Рассмотрим, что происходит с людьми, сталкивающимися с общими трудностями.

 

 

Общая внешняя угроза

 

Случалось ли вам когда-нибудь вместе с другими переживать какие-нибудь природные катаклизмы, подвергаться насмешкам, оказавшись в положении новичка, преследованиям и оскорблениям из-за вашей социальной, расовой или религиозной принадлежности, быть наказанным учителем? Если да, то наверняка вы вспомните, что в подобные моменты чувствовали близость к тем, кто переживал трудности вместе с вами. Вероятно, когда вы помогали друг другу выбраться из снежного заноса или боролись с общим врагом, рушились все социальные барьеры.

Такое дружелюбие обычно устанавливается между теми, кто подвергается общей угрозе. Джон Ланзетта (John Lanzetta, 1955) предложил морским кадетам, разбитым на группы по четыре человека, решить несколько непростых задач на сообразительность, а затем по громкоговорителю сообщил им, что их ответы неверны, производительность у них непростительно низкая и мыслят они из рук вон плохо. Остальные группы такой критики не слышали. Ланзетта обнаружил, что члены группы, подвергавшейся нападкам, становятся большими друзьями, чаще сотрудничают, реже спорят и меньше конкурируют. Они плыли в одной лодке. В результате у них появился дух сплоченности.

Общий «враг» объединил группы соперничающих подростков в летних экспериментах Шерифа и во многих последующих экспериментах (Dion, 1979). Чувство патриотизма и сплоченности возросло у американцев во времена Второй мировой войны с Германией и Японией, холодной войны с Советским Союзом, конфликтов с Ираном в 1980 году и Ираком в 1991 году. Солдаты, воевавшие плечом к плечу, нередко на всю жизнь сохраняют связи со своими однополчанами (Elder & Clipp, 1988). Не многое так сближает, как общий враг.

В периоды межрасовой напряженности обычно возрастает чувство гордости за свою группу. У китайских студентов университета Торонто, столкнувшихся с дискриминацией, усилилось ощущение родства друг с другом (Pak & others, 1991). Простое напоминание о чужой группе (скажем, о соперничающей школе) повышает ответственность людей за свою группу (Wilder & Shapiro, 1984). Остро ощутив, кто такие «они», мы начинаем понимать, кто такие «мы».

 

 

Экстраординатные цели

 

Объединяющая сила внешней угрозы тесно связана с объединяющей силой экстраординатной цели — цели, захватывающей всех членов группы и требующей для своего достижения совместных усилий. Шериф использовал такие цели для создания гармонии между враждовавшими подростками. Он искусственно создал проблему с запасом воды в лагере, решение которой потребовало совместных усилий подростков. Для того чтобы выкупить дорогую видеокассету, необходимо было объединить финансовые возможности двух групп, и это также привело к кооперации. Когда в поездке «сломался» грузовик, неподалеку «случайно» оказалась валяющаяся веревка, и одному мальчику пришла в голову идея, использовав ее, завести грузовик с разгона. Когда грузовик завелся, дружеское похлопывание по спине отметило общую победу подростков в «перетягивании грузовика».

Совместно поработав над такими экстраординатными целями, мальчики начали питаться вместе и с удовольствием общаться друг с другом у костра. Ростки дружбы протянулись через линию раздела групп. Враждебность угасала. В последний день мальчики решили ехать домой на одном автобусе. Во время поездки они уже больше не сидели порознь, двумя разными группами. Когда автобус подъезжал к родному Оклахома-Сити, все как один запели «Оклахому», а затем дружески распрощались. С помощью изоляции и соперничества Шериф превратил незнакомцев в заклятых врагов. С помощью экстраординатных целей он превратил врагов в друзей.

Являются ли эксперименты Шерифа просто детской игрой? Или экстраординатная работа в одной упряжке может оказаться полезной и для конфликтующих взрослых? Этим заинтересовались Роберт Блейк и Джейн Моутон (Robert Blake & Jane Mouton, 1979). В серии двухнедельных экспериментов, охвативших свыше 1000 сотрудников руководящего звена в 150 группах, они воссоздали основные моменты ситуации, в которую попали «Орлы» и «Гремучие змеи». Каждая группа сначала занималась сама по себе, затем конкурировала с другой и наконец сотрудничала с той же группой ради достижения совместно выбранной экстраординатной цели. В итоге были получены «однозначные доказательства того, что реакции взрослых аналогичны реакциям юных испытуемых Шерифа». Расширив эти исследования, Сэмюэль Гартнер, Джон Довидио и их коллеги (Samuel Gaertner, John Dovidio & others, 1993) пришли к выводу, что совместные усилия дают особенно благоприятный эффект, когда обстоятельства вынуждают людей создать новую объединенную группу, в которой растворяются их прежние подгруппы. Предубеждения по отношению к другой группе ослабевают, когда люди из двух групп вперемежку рассаживаются за столом (а не по разные стороны от него), дают вновь образованной группе единое название, а затем вместе работают в условиях, вызывающих позитивные чувства. Из «нас» и «них» получаются «мы».

 

 

Кооперация в обучении

 

Итак, мы отметили весьма незначительные социальные достижения типичной десегрегационной политики в школах и довольно впечатляющие социальные последствия контактов при успешном сотрудничестве между членами ранее соперничавших групп. Может ли из синтеза этих двух методик возникнуть конструктивная альтернатива традиционной практике десегрегации? Несколько независимых исследовательских групп полагают, что да. Они заинтересовались тем, сможем ли мы, не вредя академической успеваемости, укрепить межрасовую дружбу, заменив ситуации конкуренции в обучении на ситуации сотрудничества. При всем различии подходов (одни исследователи заставляли группы студентов конкурировать, другие сотрудничать) все они получили весьма впечатляющие и ободряющие результаты.

Исследовательская группа под руководством Эллиота Аронсона (1978, 1979; Aronson & Gonzalez, 1988) для обеспечения сотрудничества в группе использовала «метод мозаики». В своих экспериментах, проводившихся в начальных школах Техаса и Калифорнии, они составляли группы по шесть человек, смешивая в них детей различных рас и с различным уровнем успеваемости. Группе задавалась определенная тема, которая разбивалась на шесть частей. Каждый ученик становился специалистом по своей части: например, один изучал историю Чили, второй — ее географию, третий — культуру. Сначала все «историки», «географы» и прочие специалисты собирались вместе для освоения материала. Затем они расходились по своим группам и обучали там партнеров тому, что узнали сами. У каждого члена группы, образно говоря, было по куску мозаичной картины. Поэтому и уверенные в себе школьники должны были выслушивать более стеснительных и учиться у них, а те, в свою очередь, вскоре осознавали, что и они в состоянии сообщить своим сверстникам нечто важное.

При таком стиле обучения студенты усваивают не только учебный материал, но и другие уроки. Межрасовые дружеские отношения начинают процветать. Оценки учащихся из числа национальных меньшинств улучшаются (возможно, потому, что успехи в учебе теперь одобряются сверстниками). После окончания эксперимента многие учителя продолжали использовать сотрудничество при обучении (D. W. Johnson & others, 1981; Slavin, 1990). «Очевидно,— пишет специалист по межрасовым отношениям Джон Мак-Конэхи (John McConahay, 1981), — что обучение, построенное на сотрудничестве, является наиболее эффективным способом улучшения межрасовых отношений в десегрегированных школах, по крайней мере из тех, что известны нам на сегодняшний день».

Итак, контакты сотрудничающих друг с другом людей с равным статусом оказывают положительное воздействие как на бойскаутов, так и на руководителей промышленности, студентов колледжа и школьников. Распространяется ли этот принцип на все виды человеческих взаимоотношений? Сплачиваются ли члены семьи, совместно работая на пригородном участке, ремонтируя старый дом или плавая на мини-яхте? Объединяют ли общины совместное возведение конюшен, хоровое пение или многоголосое подбадривание своей футбольной команды? Порождает ли взаимопонимание между нациями их сотрудничество в науке и освоении космоса, совместные усилия по борьбе с голодом и за сохранение природных ресурсов, дружеские личные контакты? Есть свидетельства, что ответ на все эти вопросы должен быть утвердительным (Brewer & Miller, 1988; Desforges & others, 1991, 1997; Deutsch, 1985, 1994). Таким образом, важнейшая задача, с которой сталкивается наш разделенный на части мир,— это определить и согласовать наши экстраординатные цели и организовать совместные усилия по их достижению.

 

 

Коммуникация

 

Конфликтующие стороны могут воспользоваться и другими путями преодоления возникающих трудностей. Когда у мужа и жены, у работника и его начальника, у нации X и нации Y возникают разногласия, они могут: а) непосредственно договориться друг с другом; б) попросить третью сторону выступить в качестве посредника, который будет выдвигать свои предложения и облегчать тем самым переговоры; в) прибегнуть к арбитражу, то есть вынести свои разногласия на суд человека, который изучит вопрос и примет решение.

 

 

Переговоры

 

Если кто-то захочет продать другому автомобиль, что лучше: занять жесткую позицию, то есть запросить максимально высокую цену, чтобы в итоге сойтись на чем-то среднем, или же начать с предложения, более устраивающего обе стороны?

Эксперименты не дают однозначного ответа. С одной стороны, тот, кто больше запрашивает, зачастую больше и получает. Жесткая позиция на переговорах может понизить ожидания противоположной стороны, вызвать у нее готовность согласиться на меньшее (Yuki, 1974).

Но иногда такая жесткость может ударить рикошетом. Во многих конфликтах делят не пирог фиксированного размера, а пирог, усыхающий за время конфликта. Если забастовка затягивается, от этого страдают и рабочие и администрация. Жесткость позиции также уменьшает реальные шансы достигнуть соглашения. Если противоположная сторона отреагирует такой же крайностью, обе стороны могут оказаться в тупиковой ситуации, из которой нельзя выйти, не потеряв своего лица. За неделю до начала войны в Персидском заливе президент Буш угрожал «пнуть Саддама под зад». Саддам Хусейн не остался в долгу, обещая «утопить неверных в их собственной крови». После таких воинственных заявлений обеим сторонам было очень трудно избежать войны и сохранить свое лицо.

 

 

Посредничество

 

Нейтральный посредник может выдвинуть свои предложения, которые позволят участникам конфликта пойти на уступки и при этом сохранить свое лицо (Pruitt, 1998). Если я уступаю требованиям посредника, вынуждающего и моего противника пойти на не меньшую уступку, то ни про одного из нас нельзя будет сказать, что он спасовал перед противником.

 

Изменение правил игры

 

Посредник, кроме того, помогает разрешить конфликт, налаживая конструктивное общение. Его первая задача — помочь участникам пересмотреть ситуацию, учитывая при этом интересы противоположной стороны (Thompson, 1998). Обычно обе стороны ориентируются на игру с правилами «один выигрывает — другой проигрывает». Поэтому после переговоров они обычно довольны, когда противник недоволен результатами, и недовольны, когда он доволен (Thompson & others, 1995). Посредник стремится к тому, чтобы участники переговоров изменили свою ориентацию, перейдя от соперничества к взаимовыгодному сотрудничеству. Он побуждает их забыть о своих требованиях и вместо этого подумать о насущных потребностях, интересах и целях противоположной стороны. В своих экспериментах Ли Томпсон (Leigh Thompson, 1990) обнаружил, что при таких условиях участники переговоров становятся более способными выдвигать взаимовыгодные предложения, приходя к решению, от которого выигрывают оба.

В классическом примере на данную тему рассказывается о том, как две сестры никак не могли поделить меж собой апельсин (Follett, 1940). В конце концов они пошли на компромисс и разделили апельсин пополам, после чего одна сестра выжала из своей половины сок, а другая, выбросив мякоть, использовала кожуру для печенья. В экспериментах, которые Дин Пруитт и его помощники (Dean Pruitt & others) проводили в Государственном университете штата Нью-Йорк в Буффало, они побуждали участников переговоров приходить к интегральному соглашению. Если бы сестры согласились разделить апельсин, отдав одной весь сок, а другой — всю кожуру, они бы как раз пришли к такому соглашению, которое учитывает интересы обеих сторон (Kimmel & others, 1980; Pruitt & Lewis, 1975, 1977). По сравнению с компромиссом, в котором обе стороны жертвуют чем-то важным, интегральные соглашения более устойчивы. К тому же, поскольку такие соглашения взаимовыгодны, они улучшают и дальнейшие взаимоотношения (Pruitt, 1986).

 

Исправление искаженного восприятия

 

Коммуникация нередко позволяет избавиться от самореализующихся искажений восприятия. Возможно, и вы сможете припомнить из своей жизни нечто похожее на рассказ одного студента:

«Часто, когда мы с Мартой подолгу не говорим друг другу ни слова, я воспринимаю ее молчание как признак недовольства мною. Она же, в свою очередь, объясняет мою холодность тем, что я злюсь на нее. Мое молчание порождает ее молчание, что делает меня еще более молчаливым... и это продолжается до тех пор, пока этот эффект снежного кома не прервут внешние обстоятельства, вынуждающие нас общаться друг с другом. И тогда общение исправляет все возникшие у нас взаимные искажения восприятия.»

Результат таких конфликтов часто зависит от того, как люди сообщают друг другу о своих чувствах. Роджер Кнудсон и его коллеги (Roger Knudson & others, 1980) приглашали супружеские пары в психологическую лабораторию университета Иллинойса и просили их инсценировать один из своих прошлых конфликтов. До, во время и после их обсуждения этого конфликта (которое часто вызывало не меньше эмоций, чем сам конфликт) за ними внимательно наблюдали и подробно опрашивали. Пары, уклонявшиеся от спорной темы,— те, кто так и не сумел внятно изложить собственные позиции и выяснить позиции супруга, остались пребывать в заблуждении, что у них в семье больше гармонии и взаимопонимания, чем это было на самом деле. Нередко они приходили к убеждению, что разговор в лаборатории укрепил их взаимное согласие, хотя на самом деле его стало меньше. В отличие от них те, кто придерживался спорной темы, ясно излагая собственную позицию и считаясь с мнением другого, действительно пришли к соглашению и получили более точную информацию о взаимных представлениях друг о друге. Это помогает понять, почему пары, в которых супруги делятся своими заботами прямо и открыто, как правило, счастливы в браке (Grush & Glidden, 1987).

Психологи, занимающиеся изучением конфликтов, сообщают, что ключевым фактором здесь является доверие (Ross & Word, 1995). Если вы верите, что другой человек имеет добрые намерения и не собирается эксплуатировать вас, вы более склонны рассказывать ему о своих нуждах и заботах. Без такого доверия вы, вероятнее всего, будете осторожны, опасаясь раскрыть информацию, которая может быть использована против вас.

Если стороны не доверяют друг другу и их общение непродуктивно, иногда может помочь нейтральный посредник — консультант по браку, посредник по трудовым спорам, дипломат.

Уговорив участников пересмотреть их восприятие конфликта как непримиримого, посредник нередко помогает каждой из сторон определить и ранжировать свои цели. Если цели совместимы, процедура такой оценки облегчает участникам отказ от менее важных целей в пользу достижения главной (Erickson & others, 1974; Schuiz & Pruitt, 1978).

Как только и работники, и администрация поверят, что цель администрации (повышение производительности и прибыльности) совместима с целью рабочих (повышением оплаты и улучшением условий труда), они могут приступить к выработке интегрального решения, способного привести к обоюдному выигрышу.

Когда стороны собираются для прямого общения, они часто надеются, что с глазу на глаз конфликт разрешится сам собой. Но в разгар напряженного, жесткого конфликта всколыхнувшиеся эмоции часто лишают возможности встать на точку зрения другой стороны. Общение затрудняется как раз тогда, когда оно больше всего необходимо (Tetlock, 1985). Поэтому посреднику часто приходится брать организацию общения на себя, чтобы помочь каждой из сторон понять другую и, в свою очередь, почувствовать себя понятой. Посредник может попросить участников ограничить свои доводы ссылками на фактические обстоятельства, включая рассказ о своих чувствах и о том, как они будут реагировать на конкретные действия противоположной стороны: «Мне нравится, когда играет музыка. Но если ты сделаешь ее громче, мне будет трудно сосредоточиться. Это будет меня раздражать». Посредник может попросить стороны поменяться ролями и обосновать чужую точку зрения, а также повторять высказывания другого, прежде чем ответить самому, например: «Когда я включаю свою стереосистему слишком громко, это тебя бесит».

У нейтральной третьей стороны есть также возможность выдвигать взаимоприемлемые предложения, которые были бы отвергнуты — «реактивно недооценены» — в том случае, если бы их выдвинул один из противников. Констанс Стиллингер и ее коллеги (Constance Stillinger & others, 1991) обнаружили, что предложения по ядерному разоружению, которые американцы отвергают, когда считают их исходящими от Советского Союза, выглядят более приемлемыми, если они приписываются нейтральной третьей стороне. Сходным образом люди часто недооценивают уступку, на которую согласен пойти их противник («они и сами не ценят этого»), но та же самая уступка может показаться отнюдь не пустячной, если она предлагается нейтральным посредником.

Эти принципы миротворчества, частично выведенные из лабораторных экспериментов, частично подсказанные самой жизнью, помогали при посредничестве как в международных, так и в трудовых конфликтах (Blake & Mouton, 1962, 1979; Fisher, 1994; Wehr, 1979). Одна небольшая группа американцев арабского и еврейского происхождения под руководством социального психолога Герберта Келмана (Kelman, 1997) проводила семинары, сводя вместе влиятельных арабов с израильтянами и пакистанцев с индийцами. Используя упомянутые выше методы, Келман и его коллеги исправляли искажения восприятия и давали участникам семинаров возможность отыскать творческое взаимовыгодное решение. Уединившись, участники могли откровенно разговаривать со своими противниками, не боясь, что их слова станут предметом пересудов. Каков же был результат? Как правило, противники начинали понимать, какова точка зрения оппонента и чем обоснованы его ответные реакции.

В 1976 году Келман подвозил в бостонский аэропорт египетского социолога Бутроса-Гали (в 1991 году Бутрос-Гали стал генеральным секретарем ООН). По дороге они сформулировали программу конференции в Египте, на которой предстояло обсудить возникшие искажения восприятия в арабо-израильских отношениях. Позднее, уже после конференции, Келман ознакомил с ее многообещающими результатами израильтян, обладающих реальной властью. Годом позже Бутрос-Гали приступил в Египте к исполнению обязанностей министра иностранных дел, после чего египетский президент Анвар Садат совершил свою историческую поездку в Израиль, тем самым проложив путь к примирению. При встрече Бутрос-Гали, улыбнувшись, сказал Келману: «Вы видите процесс, который мы начали с вами в бостонском аэропорту в прошлом году» (Armstrong, 1981).

Годом позже посредник Джимми Картер заперся в Кэмп-Дэвиде с Садатом и израильским премьер-министром Менахемом Бегином. Картер начал не с того, что предложил каждой стороне выдвинуть свои требования, он попросил их определить свои основные интересы и цели — безопасность для Израиля, контроль над своими историческими территориями для Египта. Через тринадцать дней это трио появилось перед публикой с «Программой ближневосточного урегулирования», предоставлявшей каждому то, чего он желал,— безопасность в обмен на территории (Rubin, 1989). Через шесть месяцев, после дальнейших посреднических шагов президента Картера, предпринятых им во время его визитов в ту и другую страну, Садат и Бегин подписали договор, положивший конец войне, длившейся с 1948 года.

 

 

Арбитраж

 

Некоторые конфликты настолько запутаны, а основные интересы сторон так сильно расходятся, что найти решение, которое удовлетворило бы и ту и другую сторону, просто невозможно. Боснийские сербы и мусульмане не могут одновременно иметь под своей юрисдикцией один и тот же кусок земли. В бракоразводном споре об опеке над ребенком забрать его себе может только один из родителей. В этих и во многих других случаях (споры из-за оплаты жильцами общего ремонта, заработков спортсменов, территориальные притязания) нейтральный посредник может помочь разрешению конфликта, а может и не помочь.

Если это не поможет, конфликтующие стороны могут прибегнуть к арбитражу, предоставив посреднику или какой-то иной нейтральной стороне право самому вынести решение. Правда, обычно спорщики предпочитают улаживать свои дела сами, без третейского судьи, чтобы сохранить контроль над результатами. Нил Мак-Гилликадди и его коллеги (Neil McGillicuddy & others, 1987) обнаружили подобную склонность, наблюдая за разбирательствами, проводящимися в Центре разрешения споров в Буффало, штат Нью-Йорк. Когда люди знали, что в случае неудачного посредничества им придется подчиниться решению арбитража, они чаще старались решить проблему мирным путем, выказывали меньшую враждебность и таким образом оказывались более способными прийти к соглашению.

В тех случаях, когда расхождения глубоки, а интересы непримиримы, перспектива арбитража может оказать и обратное воздействие (Pruitt, 1986). Участники конфликта могут «заморозить» свои позиции, надеясь обрести преимущество, когда третейский судья будет искать компромисс. Для преодоления этой тенденции при решении некоторых споров, например из-за заработков бейсбольных звезд, применяется «арбитраж окончательных предложений», в котором третейский судья выбирает одно из последних предложений той или иной стороны. Такой арбитраж заставляет каждую из сторон вносить только разумные предложения.

И все-таки нередко последнее предложение оказывается не столь разумным, каким оно могло бы быть, если бы каждая из сторон взглянула на него чужими глазами и освободилась от эгоистических предубеждений. Специалисты по переговорам сообщают, что «чрезмерный оптимизм и самонадеянность» делает участников спора чересчур упрямыми (Kahneman & Tversky, 1995). Успешное посредничество затруднительно, когда (это происходит довольно часто) обе стороны оценивают свои шансы на успех по меньшей мере как два к трем (Bazerman, 1986, 1990).

 

 

Примирение

 

Иногда напряженность и подозрительность возрастают настолько, что общение, а тем более разрешение конфликта, становится просто невозможным. Каждая из сторон может угрожать, принуждать и мстить. К несчастью, подобные действия провоцируют ответные ходы, что приводит к эскалации конфликта. Поможет ли в таких случаях безоговорочная уступчивость одной из сторон? Скорее всего, нет. В лабораторных играх те, кто всегда стремится с кем-нибудь скооперироваться, нередко подвергаются эксплуатации. И в политике на повестке дня ни в коем случае не стоит односторонний пацифизм.

 

 

GRIT

 

Существует ли еще какая-нибудь стратегия — миролюбивая, а не мстительная и в то же время достаточно жесткая, чтобы предотвратить эксплуатацию? Да, существует. Социальный психолог Чарльз Осгуд (Charles Osgood, 1962, 1980) называет такую стратегию «постепенные и обоюдные инициативы по разрядке напряженности», или сокращенно GRIT. [GRIT — аббревиатура, образованная из начальных букв английского варианта написания данного выражения — «Graduated and Reciprocated Initiatives in Tension reduction». Здесь автор прибегает к игре слов, так как один из вариантов перевода с английского GRIT — это энергетическая система. (Прим. переводчика.) ]

Стратегия GRIT призвана разорвать спираль конфликта после его обоюдной деэскалации. GRIT требует от одной из сторон начать с мелких шагов по направлению к разрядке после ее декларации о стремлении к миру. Инициатор заявляет о своем желании снизить напряженность, объявляя о каждой примирительной акции до ее осуществления, и приглашает противника последовать его примеру. Такие заявления формируют основу, позволяющую противнику правильно интерпретировать то, что иначе могло бы расцениваться как признак слабости или нечестной игры. К тому же они вызывают давление общественности, вынуждающее противника соблюдать нормы взаимности.

Далее инициатор демонстрирует свою надежность и искренность, осуществляя в полном соответствии с заявлениями несколько поддающихся проверке акций примирения. Это усиливает давление, требующее взаимности.

Сделав миролюбивые акции разнообразными — можно, например, предложить медицинскую помощь, прикрыть одну из военных баз или снять ограничения по товарообмену, — инициатор не жертвует слишком многим в отдельно взятой области и предоставляет противнику свободу выбора ответных шагов. Когда противник отвечает добровольно, его собственное примирительное поведение может смягчить его установки.

Стратегия GRIT — примирительная. Но это отнюдь не «капитуляция в рассрочку». Остающиеся запланированные действия защищают личные интересы сторон, сохраняя возможность применить карательные меры. Начальные примирительные шаги, конечно же, подразумевают небольшой риск, но они не подрывают ничьей безопасности. Скорее, они рассчитаны на то, чтобы обратить вспять эскалацию напряженности. Если одна из сторон осуществит акцию агрессии, другая, скорее всего, ответит тем же, давая понять, что не потерпит эксплуатации. И все же такие ответные действия — это не какая-то сверхреакция, которая может повлечь за собой новый виток конфликта. Если же противник предпринимает шаги к примирению, то за ними следуют такие же или даже чуть большие ответные шаги. Специалист по конфликтам Мортон Дойч (Morton Deutsch, 1993) в духе стратегии GRIT советует участникам переговоров быть «твердыми, честными и дружелюбными. Твердыми — значит сопротивляться шантажу, эксплуатации и грязным играм; честными — значит соблюдать моральные принципы, не отвечая на аморальное поведение противника, несмотря на его провокации; дружелюбными — значит всегда быть готовым начать и поддерживать сотрудничество».

Эффективна ли GRIT? В лабораторных дилеммных играх наиболее успешной стратегией оказалась простейшая «услуга за услугу», которая начинается с приглашения к сотрудничеству, а затем повторяет шаги противника (Axelrod & Dion, 1988; Komorita & others, 1992; Smith, 1987). «Услуга за услугу» — это попытка сотрудничать и забыть обиды, при этом не позволяя себя эксплуатировать. В продолжительной серии экспериментов в университете Огайо Свенн Линдскольд и помощники (Svenn Lindskold & others, 1976—1988) анализировали многочисленные варианты применения стратегии GRIT и пришли к следующему заключению: в лабораторных играх заявление о стремлении к сотрудничеству действительно способствует сотрудничеству; повторяющиеся примирительные акции действительно порождают большее доверие (хотя пристрастие к игре в свою пользу нередко заставляет воспринимать собственные действия как более миролюбивые и менее враждебные, нежели действия других); соблюдение правила равноправного участия действительно защищает от эксплуатации.

GRIT-стратегии периодически испытывались вне стен лабораторий, результаты получены многообещающие. По мнению многих специалистов, наиболее успешной попыткой применения GRIT стал так называемый эксперимент Кеннеди (Etzioni, 1967). 10 июня 1963 года Кеннеди произнес большую речь «Стратегия мира». В ней он отмечал: «Наши проблемы — дело рук человека... и могут быть решены человеком». Затем было объявлено о своей первой миролюбивой акции: Соединенные Штаты прекращают все ядерные испытания в атмосфере и не возобновят их, если этого не сделают другие. В Советском Союзе речь Кеннеди была опубликована полностью. Спустя пять дней премьер Хрущев объявил в ответ, что он останавливает производство стратегических бомбардировщиков.

Затем последовали дальнейшие взаимные уступки: США согласились продавать России пшеницу, Советы согласились протянуть между двумя странами «горячую линию», и вскоре обе страны пришли к соглашению о запрещении испытаний. На какое-то время эти миролюбивые инициативы улучшили отношения между двумя великими державами.

Всем нам памятно новое улучшение отношений между Соединенными Штатами и Россией, когда в 1991 году президент Буш отдал приказ уничтожить все американские тактические ядерные боеголовки наземного базирования и вывести стратегические бомбардировщики из состояния боевой готовности, сохранив при этом в неприкосновенности наименее уязвимый и самый обширный ядерный арсенал — ракеты на подводных лодках. Тем самым американский президент пригласил Михаила Горбачева присоединиться к своим инициативам, что Горбачев и сделал через восемь дней, также выведя российские бомбардировщики из состояния боевой готовности и вдобавок объявив о демонтаже ядерных средств малой дальности, включая ракеты, корабли и подводные лодки.

Могут ли тесные контакты способствовать снижению напряженности между людьми? Есть серьезные основания ожидать, что могут. При напряженности отношений и отсутствии взаимного общения любой миролюбивый жест, мягкий ответ, приветливая улыбка, нежное прикосновение — все это может послужить первым шагом к ослаблению напряженности отношений, приблизить к той ступени, где контакты, кооперация и коммуникация вновь станут возможными.

 

 

Понятия для запоминания

 

Арбитраж (Arbitration) — разрешение конфликта нейтральной третьей стороной, которая, изучив обе точки зрения, принимает решение.

Интегральное соглашение (Integrative agreements) — взаимовыгодное соглашение, в котором совмещаются интересы обеих сторон.

Контакты людей с равным статусом (Equal-status contact) — контакты на основе равенства. Отношения между людьми с неравным статусом порождают установки, закрепляющие их отношения; то же самое верно и для отношений людей с равным статусом. Таким образом, для того чтобы ослабить предубежденность, межрасовые контакты должны осуществляться людьми с равным статусом.

Переговоры (Bargaining) — поиск согласия путем непосредственного обсуждения конфликта его участниками.

Посредничество (Mediation) — попытка нейтральной третьей стороны разрешить конфликт путем совершенствования процесса общения и выдвижения предложений.

Экстраординатная цель (Superordinate goal) — общая цель, требующая совместных усилий; цель, в свете которой различия между людьми не принимаются во внимание.

GRIT — аббревиатура: «Graduated and Reciprocated Initiatives in Tension reduction» («Постепенные и обоюдные инициативы по разрядке напряженности») — стратегия, нацеленная на снижение международной напряженности.

 

 

Глава 25. Кто кого любит

 

Вначале было влечение — влечение конкретного мужчины к конкретной женщине, которому каждый из нас обязан своим существованием. Наша пожизненная зависимость друг от друга помещает проблему человеческих взаимоотношений в самую сердцевину нашего существования. Отвечая на вопрос: «Что вам необходимо для счастья?» или «Что наполняет смыслом вашу жизнь?», большинство людей в первую очередь упоминают о приносящих удовлетворение тесных отношениях с домочадцами, с друзьями или возлюбленными (Berscheid & Peplau, 1983).

Что заставляет одного человека испытывать симпатию к другому или даже любить его? Так много написано о любви, что любое мыслимое объяснение — и его опровержение — будет повторением пройденного. Крепнет ли в разлуке любовь? Или с глаз долой — из сердца вон? По хорошу мил или все-таки по милу хорош?

Рассмотрим простую, но очень важную теорию тяготения к вознаграждению. Нас привлекают те, кто чем-то нас вознаграждает, или те, кто ассоциируется у нас с каким-то вознаграждением. Друзья вознаграждают друг друга. Безо всякого расчета они просто помогают друг другу. Таким образом, мы выказываем симпатию по отношению к тем, кто ассоциируется с чем-то приятным. Так, Элайн Хатфилд и Уильям Уолстер (Elaine Hatfield and William Walster, 1978) предполагают, что «романтические ужины, походы в театр, вечера дома и отпуска, проведенные вдвоем, никогда не перестанут быть важными... Если вы дорожите вашими отношениями, важно, чтобы у вас обоих эти отношения продолжали ассоциироваться с чем-то хорошим».

Однако при более широком рассмотрении теория тяготения к вознаграждению оставляет много вопросов открытыми. Что такое вознаграждение? Или от кого мы получаем большее вознаграждение — от того, кто похож на нас, или от того, кто непохож? От щедрого на похвалы или от постоянно критикующего? Какие факторы способствуют возникновению близкой связи?

 

 

Обитание поблизости

 

Со всей определенностью можно сказать, что люди с большей вероятностью станут друзьями, если они или проживают или работают поблизости. Такое тесное общение может порождать и враждебность; большинство насилий и убийств происходит в кругу людей, живущих под одной крышей. И все-таки гораздо чаще обитание поблизости способствует возникновению приязни. Пусть это покажется тривиальным тем, кто размышляет о мистических истоках романтической любви, но социологи установили, что большинство людей вступает в браки с теми, кто живет по соседству, кто работает в той же фирме или хотя бы в той же профессиональной сфере, или же с теми, с кем в школьные годы учился в том же классе (Bossard, 1932; Burr, 1973; Clarke, 1952; Katz & Hill, 1958). Посмотрите вокруг. И если вы сами еще не вступили в брак, то наверняка вашим избранником (или избранницей) станет тот (или та), кто живет или работает неподалеку.

 

 

Взаимодействие

 

По сути, не географическое расстояние является критическим моментом, а «функциональная дистанция» — то есть то, насколько часто люди сталкиваются в повседневной жизни. Мы нередко находим друзей среди тех, кто пользуется теми же проходными, участками для парковки и местами отдыха. Коллеги, которые случайно оказались соседями по рабочей комнате и тем самым обречены на постоянное взаимодействие, гораздо чаще становятся приятелями, а не врагами (Newcomb, 1961). Подобное взаимодействие дает людям возможность обнаруживать в другом свои черты, чувствовать взаимную симпатию и воспринимать друг друга как членов одной социальной группы (Arkin & Burger, 1980).

В колледже, где я преподаю, юноши и девушки когда-то жили в разных концах студенческого городка. Естественно, они были серьезно озабочены дефицитом дружеских отношений с представителями противоположного пола. Сейчас они занимают разные концы одних и тех же общежитии, ходят по тем же коридорам, делят комнаты для отдыха и помещения для стирки, и дружеские отношения между ними перестали быть редкостью. Итак, если вы обживаетесь в новом городе и хотите завести друзей, постарайтесь снять квартиру таким образом, чтобы ее дверь соседствовала с ящиками для писем и газет, в офисе займите ближайшее к кофейнику рабочее место, а машину припарковывайте у главного здания. Таковы пути построения дружбы.

Почему же обитание поблизости порождает симпатии? Один из факторов — взаимная досягаемость. Ведь очевидно, что у нас гораздо меньше шансов познакомиться с тем, кто ходит в другую школу или живет в другом городе. Но и не только это. Большинство людей любит своих соседей по комнате или соседей за первой ближайшей дверью больше, чем соседей за второй дверью. Но дистанция между нами и живущими через несколько дверей от нас или на другом этаже вряд ли уж настолько непреодолима. Более того, те, кто живет ближе к нам, потенциально имеют равные шансы стать как нашими друзьями, так и врагами. Так почему же тогда соседство порождает любовь чаще, чем ненависть?

 

 

Предвкушение взаимодействия

 

Итак, один ответ у нас уже есть: обитание поблизости позволяет людям открывать друг в друге черты сходства и совершать взаимовыгодные обмены. Кроме того, возникновению симпатий способствует просто предвкушение взаимодействия. Джон Дарли и Эллен Бершайд (John Darley & Ellen Berscheid, 1967) предоставили студенткам университета Миннесоты неоднозначную информацию о двух девушках, сообщив при этом, что одна из этих девушек собирается зайти к ним для конфиденциального разговора. На вопрос, кто из этих двух девушек нравится им больше, студентки предпочли ту, с которой они рассчитывали встретиться. Ожидание встречи способствует возникновению симпатии (Berscheid & others, 1976). Позитивное ожидание — предчувствие того, что он или она непременно будет приятным человеком и вы прекрасно подойдете друг к другу — повышает шансы на то, что между вами сложатся благоприятные отношения (Knight & Vallacher, 1981; Klein & Kunda, 1992; Miller & Marks, 1982).

Этот феномен является адаптивным. Наши жизни переплетены с жизнями самых разных людей. Со многими из них, нравятся они нам или нет, мы вынуждены постоянно взаимодействовать: с соседями, родителями, одноклассниками, сослуживцами. И, безусловно, возникновение взаимной симпатии способствует улучшению взаимоотношений, что, в свою очередь, делает нашу жизнь более счастливой и продуктивной.

 

 

Простое нахождение в поле зрения

 

Обитание поблизости ведет к приязни еще по одной причине: более 200 экспериментов показали, что, вопреки старой поговорке «Чем лучше знаешь, тем меньше почитаешь», близкое знакомство способствует возникновению глубокой симпатии (Борнштейн, 1989). Когда ранее незнакомые раздражители — бессмысленные символы, «китайские» иероглифы, лица — просто постоянно находятся в поле зрения, уже это само по себе заставляет людей оказывать предпочтение именно им. Значат ли предположительно турецкие слова «nansoma», «saricik» и «afworbu» что-то более хорошее, чем слова «iktitaf», «biwojni» и «kadirga»? Студенты Мичиганского университета, протестированные Робертом Зайонцем (Robert Zajonc, 1968, 1970), оценивали как «хорошие» те слова, которые чаще попадались им на глаза. Чем большее количество раз им приходилось видеть бессмысленное слово или «китайский» иероглиф, тем более они были склонны говорить, что это означает нечто хорошее (рис. 25-1). Или скажите: какие из букв алфавита — ваши любимые? Самые разные люди, вне зависимости от их возраста, языка и национальности, предпочитают буквы, содержащиеся в их собственном имени или наиболее часто употребляемые в их родном языке (Hoorens & others, 1990, 1993; Nuttin, 1987). Так, французские студенты называют своей самой нелюбимой буквой заглавную W — букву, наименее употребительную в письменном французском.

 

Рис. 25-1. Эффект «простого нахождения в поле зрения». Студенты давали более позитивную оценку тем раздражителям, которые им показывали неоднократно. (Данные из Zajonc, 1968.)

 

Эффект «простого нахождения в поле зрения» отвергает, казалось бы, разумное предположение, что при повторном прослушивании музыки или повторном употреблении продукта мы теряем к нему интерес (Kahneman & Snell, 1992). И пока повторения не становятся утомительными («Даже самая лучшая песня может наскучить, если слушать ее слишком часто», гласит корейская пословица), симпатия обычно возрастает.

Построенная к 1889 году Эйфелева башня была осмеяна как гротеск (Harrison, 1977), сегодня она излюбленный символ Парижа. После подобной перемены мнений мы с удивлением вспоминаем свою первоначальную реакцию. На самом ли деле все посетители парижского Лувра такие уж страстные обожатели Моны Лизы? Или они просто рады увидеть знакомое лицо? Возможно, верно и то и другое: она — наша знакомая и уже потому привлекательна.

Зайонц (Zajonc, 1998) отмечал, что простое нахождение в поле зрения «имеет огромное значение». Этот феномен заранее предопределяет наши симпатии и привязанности. Именно это помогало нашим предкам подразделять окружающие их вещи на знакомые и безопасные, незнакомые и, вполне возможно, опасные. Обратной, «темной» стороной этого феномена является наша осторожность по отношению ко всему незнакомому. Этот страх можно объяснить примитивным, машинально возникающим предубеждением, которое часто появляется у людей, когда они сталкиваются с тем, что отличается от привычного.

Эффект «простого нахождения в поле зрения» влияет на то, как мы оцениваем других: знакомых людей мы любим больше (Swap, 1977). Даже себя мы любим больше, когда мы такие, какими мы привыкли себя видеть. Теодор Мита, Маршалл Дермер и Джефри Найт (Theodore Mita, Marshall Dermer & Jeffrey Knight, 1977) фотографировали студенток университета Висконсин, Милуоки, а затем каждой из них показывали настоящий снимок и его зеркальное воспроизведение. На вопрос, которая из фотографий им нравится больше, большинство студенток выбирали «снимок-отражение» — тот образ, который они привыкли видеть в зеркале (неудивительно, что наши лица на фотографиях иногда кажутся нам не вполне правильными). Когда те же два снимка показывали близким друзьям девушек, они предпочитали настоящий — изображение, привычное им.

Этот феномен широко используется в рекламе и в политике. Когда у людей нет определенности в отношении к какому-либо продукту или кандидату, просто постоянное упоминание о них может повысить количество продаж или число голосов (McCalough & Ostrom, 1974; Winter, 1973). После многократных повторений названия товара покупатели, не задумываясь, чисто автоматически одобрительно отзываются о рекламируемом продукте. Если кандидаты на выборах сравнительно малоизвестны, обычно побеждают те, кого чаще упоминают в средствах массовой информации (Patterson, 1980; Schaffner & others, 1981). Политические стратеги, понимающие важность «простого нахождения в поле зрения», заменили обоснованные аргументы короткой видео- и аудиорекламой, словно молотом вбивающей имя кандидата в голову избирателей.

Кейт Кэллоу, уважаемая личность, глава Верховного суда штата Вашингтон, получил урок, в 1990 году проиграв своему оппоненту Чарльзу Джонсону. Джонсон, малоизвестный адвокат, занимавшийся незначительными нарушениями правопорядка и разводами, появился на горизонте, объявив, что судью «давно пора подвинуть». Не было никакой предвыборной кампании, средства информации игнорировали предвыборную гонку. В день выборов имена появились безо всяких пояснений, одно рядом с другим. Результат: победа Джонсона 53 % к 47 %. «Джонсонов больше, чем Кэллоу»,— оправдывался перед ошеломленными юристами смещенный судья. И в самом деле, одна из газет, выходящих в Сиэтле, насчитала у себя в городе 27 человек, носящих имя Чарльз Джонсон. У них в Сиэтле был судья Чарльз Джонсон. В Такоме был телевизионный ведущий Чарльз Джонсон, чьи программы можно было видеть по кабельному телевидению штата. Вынужденные выбирать из двух незнакомых имен, многие избиратели очевидно предпочли чаще им встречающееся, а потому более знакомое имя: Чарльз Джонсон.

 

 

Внешняя привлекательность

 

Что вы находите (или находили) в своих возлюбленных? Искренность? Красивую внешность? Умение поддерживать разговор? Умные, искушенные люди равнодушны к таким поверхностным качествам, как красивая внешность. Они знают, что «красота лишь на поверхности» и что «нельзя ценить книгу по ее обложке». По крайней мере, они знают, что должны так думать. Цицерон советует:

«Высшая доблесть и главная обязанность мудреца — не пленяться внешностью».

И все же, если мы придем к убеждению, что внешность для нас ничего не значит, мы будем отрицать реальное влияние, испытываемое нами, потому что на данный момент получено множество результатов исследований, доказывающих, что внешность на самом деле имеет большое значение. Постоянство и распространенность воздействия внешности приводит в замешательство. Красивая внешность — очень ценное качество.

 

 

Успех у противоположного пола

 

Нравится вам это или нет, но внешняя привлекательность молодой девушки говорит о том, что ей, скорее всего, очень часто назначают свидания. Привлекательность молодого человека является несколько менее надежным основанием для прогнозирования его успеха у противоположного пола (Berscheid & others, 1971; Krebs & Adinolfi, 1975; Reis & others, 1980, 1982; Walster & others, 1966). Означает ли это, как полагают многие, что женщины более склонны брать себе в качестве девиза слова Цицерона? Или это просто отражает тот факт, что мужчины более инициативны и любвеобильны? Философ Бертран Рассел (Bertrand Rassel, 1930, p. 139) так не считает: «В целом женщины любят мужчин за характер, тогда как мужчины склонны любить женщин за внешность».

Чтобы понять, на самом ли деле мужчины более женщин подвержены влиянию внешности, исследователи давали студентам различные материалы с информацией о представительницах противоположного пола, в том числе и их фотографии, а затем спрашивали, с кем из них студенты хотели бы познакомиться. Или, «случайно» познакомив мужчину и женщину, спустя некоторое время интересовались, не хотелось бы им продолжить знакомство. В этих экспериментах мужчины в большей степени, чем женщины, ценили внешнюю привлекательность (Feingold, 1990, 1991; Sprecher & others, 1994). Возможно, чувствуя это, женщины более, чем мужчины, беспокоятся о своей внешности; они составляют 90 % пациентов косметической хирургии (Crowley, 1996; Dion & others, 1990). Но и женщины не так уж безразличны к внешности мужчин.

Проводя исследование, Элайн Хатфилд (Elaine Hatfield, 1966) и ее сотрудники пригласили на вечер компьютерной танцевальной музыки 752 студента-первокурсника университета Миннесоты.

Исследователи заранее протестировали студентов, выявив их личные качества и способности, а затем наугад сформировали пары. На вечере пары танцевали и разговаривали два с половиной часа, а затем был сделан перерыв, чтобы каждый смог дать оценку своему партнеру. Насколько надежно тесты на способности и личные качества могут предсказывать возникновение влечения? Кто же нравится больше: тот, кто имеет высокую самооценку либо низкий показатель тревожности, или тот, кто отличается от партнера своей исключительной одаренностью? Исследователи проверили длинный список возможных вариантов возникновения предпочтений. Но, насколько они могли определить, только одна вещь действительно имела значение: внешняя привлекательность. Чем привлекательнее была женщина, тем больше она нравилась мужчине и тем больше он хотел встречаться с ней впредь. И чем привлекательнее был мужчина, тем больше он нравился женщине и тем больше она хотела продолжить знакомство. Приятная внешность производит впечатление.

Несмотря на то, что привлекательность действительно имеет важное значение, она далеко не всегда способна заслонить другие человеческие качества. Привлекательность, пожалуй, прежде всего влияет на первое впечатление. Но первые впечатления важны и приобретают все большее значение, по мере того как общество становится более мобильным и урбанизированным и по мере того как общение людей становится все более скоротечным (Berscheid, 1981).

Хотя люди, проводящие собеседование при приеме на работу, могут отрицать это, именно привлекательность и ухоженность внешности претендентов в значительной степени определяют первое впечатление (Cash & Janda, 1984; Mack & Rainey, 1990; Marvelle & Green, 1980). Это помогает объяснить, почему привлекательные люди имеют более престижную работу, больше зарабатывают и чаще признают себя более счастливыми (Umberson & Hughes, 1987). Патриция Розелл (Patricia Roszell, 1990) и ее коллеги изучали влияние внешней привлекательности на материале общенациональной выборки работающих канадцев, внешность которых при приеме на работу оценивалась по шкале от единицы (непритязательная) до пяти (очень привлекательная). Они обнаружили, что на каждую дополнительную единицу привлекательности люди зарабатывали в среднем дополнительные 1988 долларов ежегодно. Ирен Хансон Фриз (Irene Hanson Frieze, 1991) и ее коллеги провели аналогичный анализ на материале 737 выпускников школы административного управления, после того как оценили их по той же пятибалльной шкале, внимательно изучив студенческие фотоальбомы. На каждую дополнительную единицу привлекательности мужчины зарабатывали дополнительные 2600, женщины — 2150 долларов.

 

 

Феномен «ровни»

 

Не всем достается сногшибательно привлекательный партнер. Так как же двое находят друг друга? Судя по исследованию Бернарда Марстейна (Bernard Murstain & others, 1986), человек чаще всего выбирает партнера, равного ему по привлекательности. Несколько исследований позволили обнаружить строгое соответствие между привлекательностью «половинок» супружеских пар, сексуальных партнеров, не состоящих в браке, и даже членов тесных дружеских компаний (Feingold, 1988). Люди склонны выбирать себе друзей и особенно вступать в брак с теми, кто соответствует им не только по интеллектуальному уровню, но и по уровню привлекательности.

Эксперименты подтверждают этот феномен «ровни». Решаясь к кому-нибудь подойти для знакомства и зная, что другой может ответить «да» или «нет», люди обычно подходят к тому, чья привлекательность примерно соответствует их собственной (Berscheid & others, 1971; Huston, 1973; Stroebe & others, 1971), Близкое соответствие по внешним данным может приводить к хорошим взаимоотношениям, обнаружил Грегори Уайт (Gregory White, 1980), изучая «встречающиеся» пары Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Те партнеры, которые в большей степени соответствовали друг другу по внешней привлекательности, чаще влюблялись друг в друга через девять месяцев еще сильнее.

Итак, у кого же мы можем предполагать большее соответствие во внешних данных — у супружеских пар или пар «встречающихся»? Уайт, как и другие исследователи, обнаружил, что супруги в большей степени соответствуют друг другу.

Возможно, познакомившись с подобными результатами, вы невольно вспомните те счастливые пары, в которых партнеры резко различаются по внешней привлекательности. В таких случаях менее привлекательный человек, как правило, имеет качества, которые компенсируют его недостаточную внешнюю привлекательность. Каждый человек приносит на социальный рынок то, что имеется у него в активе, и, соответственно ценности предложенного, ему подбирается равный партнер. Брачные объявления демонстрируют такой обмен активами (Koestner & Wheeler, 1988; Rajecki & others, 1991). Мужчины обычно предлагают статус и ищут привлекательности; у женщин чаще все наоборот: «Привлекательная, стройная женщина с яркой внешностью, 26 лет, ищет обеспеченного мужчину с надежным заработком». Процесс согласования активов помогает объяснить, почему юные красавицы так часто выходят замуж за солидных обеспеченных мужчин много старше их (Elder, 1969).

 

 

Стереотип внешней привлекательности

 

Только ли в ситуациях, имеющих сексуальную окраску, действует эффект привлекательности? Оказывается, нет. Это обнаружили Вики Хаустон и Рэй Булл (Vicki Houston & Ray Bull, 1994), когда с помощью опытного гримера обезобразили лицо своей ассистентки рубцами, синяками и родимыми пятнами. Эксперимент проходил в пригородных поездах, курсирующих в районе Глазго. Пассажиры обоих полов избегали садиться рядом с девушкой с обезображенным лицом. Кроме того, было замечено, что не только взрослые, но и дети стремятся к общению с более привлекательными сверстниками (Dion, 1973; Dion & Berscheid, 1974; Langlois & Stephan, 1981). Если судить по времени, в течение которого продолжается взаимное разглядывание, даже грудные дети предпочитают более привлекательные лица (Langlois & others, 1987).

Взрослые проявляют те же пристрастия, когда судят о детях. Маргарет Клиффорд и Элайн Хатфидд (Elaine Hatfield, Clifford & Walster, 1973) давали учителям из штата Миссури идентичную информацию о мальчике или девочке, но фотографии при этом прилагались разные: привлекательного и непривлекательного ребенка. Учителя воспринимали привлекательного ребенка как более умного и способного. Представьте теперь себя воспитателем, который должен утихомирить неуправляемого ребенка. Может быть, и вы — так же, как женщины, о которых пишет в своей работе Карен Дайон (Karen Dion, 1972), — проявите меньше доброты и участия к непривлекательному ребенку? Печальная истина состоит в том, что большинство из нас соглашаются с так называемым «эффектом Барта Симпсона», что дети с непритязательной внешностью менее способны и социально сведущи, чем их более красивые ровесники.

Более того, мы искренне считаем, что красивые люди обладают привлекательными для нас чертами характера. Мы полагаем, что при прочих равных условиях более красивые люди счастливей, сексуальней, коммуникабельней, умней и удачливей, правда, не честнее и не заботливее по отношению к другим (Eagly & others, 1995; Feingold, 1920; Jackson & others, 1995). В коллективистской Корее, где забота о других и честность ценятся выше, чем уверенность в себе, именно эти черты ассоциируются с привлекательностью (Wheeler & Kim, 1997). Собранные вместе, эти представления дают стереотип физической привлекательности: что красиво — то и хорошо. Дети усваивают этот стереотип весьма рано. Белоснежка и Золушка красивые — и хорошие. Колдунья и сводные сестры безобразные — и плохие. Как сформулировала одна маленькая девочка из детского сада, когда ее спросили, что значит быть красивой: «Это значит быть как принцесса. Все тебя любят» (Dion, 1979). Вспомните принцессу Диану.

Если физическая привлекательность настолько важна, то необратимое изменение внешности человека должно сказываться на отношении к нему окружающих. Но этично ли изменять чью-либо внешность? Подобные манипуляции выполняются миллионы раз в год специалистами по пластической хирургии и ортодонтами. С выпрямленными зубами и носом, с пересаженными или перекрашенными волосами, подтянутым лицом и увеличенной грудью (более одного миллиона американок), сможет ли теперь прежде неудовлетворенный собой человек найти свое счастье?

Чтобы исследовать эффект подобных изменений, Майкл Калик (Michael Kalick, 1977) попросил гарвардских студентов высказать впечатление, которое производят на них женские лица, изображенные на восьми фотографиях, выполненных в профиль, сделанных до и после косметических операций. Испытуемые высказались за то, что после операций женщины стали не только привлекательнее физически, но и добрей, чувствительней, сексуальней, обаятельней и т. д. Однако Эллен Бершайд (Ellen Berscheid, 1981) утверждает, что, хотя подобные операции могут изменить к лучшему наше предста