Понимание и есть мудрость

В фильме «Солярис» Андрея Тарковского (и в одноименной книге С. Лемма) загадочный разумный океан планеты Солярис выполняет... потаенную мечту «кислотных наркоманов». Он оживляет значимые образы человеческой памяти. Галлюцинации воображения постепенно превращаются в реальных живых людей из плоти и крови.

Наша замечательная актриса – А.С. Демидова вспоминает о своем споре с Тарковским: «Мы тогда много спорили: где грань, перейдя которую героиня «Соляриса» из фантома превращается в человека, научается чувствовать. Андрей говорил, что эта грань в страдании, а я считала, что в юморе, самоиронии».

Правы в этом споре были оба. Зигмунд Фрейд написал целую книгу, доказывающую, что юмор возникает как творческий акт, направленный на преодоление страдания.

«При этом для человека с христиански живою и художественно индивидуализирующей совестью, – продолжает Ильин, – само собою разумеется, что каждый грех каждого человека являет собою единственное в своем роде, неповторяемое сочетание душевных трудностей, неудач или падений. Именно поэтому людские грехи совершенно не сводимы к отвлеченному каталогу «позволеннос-тей», «полупозволенностей», «не-совсем-позволе.нностей», «простимостей», «полу-простимостей» и «непростимос-тей», который, вопреки всякой христианской совести, предлагается в «моральных теологиях» иезуитов... Несчастие греха столь же индивидуально и многоразлично, сколь индивидуальны и многоразличны сами люди и отдельные миги их жизни. И грех, по самому существу своему, преодолевается, исправляется и исцеляется только духовно: духовным очищением и возвращением в Божий луч».

Такое толкование слова «совесть» позволяет по-другому объяснить противоречия Адлера. В детском и юношеском возрасте, когда рассудок не готов еще к рациональному пониманию душевной боли, сознание воспринимает зов «целостной духовности человека» как чувство неполноты.

Пользуясь христианскими терминами, мы можем определить «комплекс неполноты» как первичное ощущение греха, а «метафизическую потребность»¹ – как потребность в его преодолении и достижении ощущения целостности личности – онтологической уверенности.

12 А. Данилин «LSD»

Если в ответ на сшибку или чувство бессмысленности существования мы не испытываем депрессии – у нас нет никакого повода измениться, нет причины для затраты духовных сил. Не ощущая душевной боли, душа не способна расти.

Христианство и психология говорят, в сущности, об одном и том же. Не пора ли нам научиться понимать друг друга?

Вдумайтесь в то, как удивительно точно и сжато сформулированы многие мысли нашей книги у Ивана Андреевича Ильина:

«Всякое страдание проистекает из несовершенства или неполноты бытия, составляющих самую сущность тварно-сти. Ибо тварь есть бытие конечное, ограниченное во времени и в пространстве, но внутренне посягающее – то бессознательно, то сознательно – на бесконечность и неограниченность...»

Таким бессознательным «посягательством твари» и была «психоделическая революция».

«...Ибо высший смысл его (страдания. – А.Д.) продолжает Ильин, – предполагает, что земная тварь имеет некое священное задание на земле; что дело не сводится к ея случайному возникновению в недрах Беспредельного, к внутренней противоречивости ея бытия, к бессмысленному страданию от этой противоречивости и к роковому угасанию за свою земную неправду. Высший смысл тварности состоит в том, что тварь имеет священное призвание на земле. Грех ведет к страданию, страдание же должно научить тварь при жизни – духовности, мудрому самопознанию, очищению, отречению, религиозной искренности и возвращению в Божий луч. Страдание дается человеку для того, чтобы или умудрить его или погасить его, неумуд-реннаго...»

Конечно, бывают разные страдания и разные депрессии. Человеческая душа не может существовать, будучи заполнена одним только страданием. Депрессия, как и любовь, способна стать юнговской «идентичностью» – превратиться в болезнь. Для того чтобы отличить депрессию нормальную от страдания болезненного, и существуют врачи-профессионалы.

Одндко профессионал вместе со всей культурой тоже постепенно превращается в «виртуального индивида». Он

воспринимает личность пациента лишь как вещь, которой можно управлять с помощью таблеток или «зомбирования». Такой врач будет пытаться избавить пациента от малейшего душевного дискомфорта, который тот считает страданием. Он начнет лечить человека «таблетками от души» или «от личности».– читайте как хотите.

Любая наркомания есть попытка человека избавить свою душу от любого страдания, но в первую очередь от депрессии, вызванной чувством неполноты – неосмысленности собственного существования. Такая попытка не может закончиться ничем, кроме идентичности, инфляции... смерти души.

Певец пессимизма Артур Шопенгауэр говорил, что «у жизни есть только два полюса – страдание и скука». Наркотик устраняет оба... от жизни остается только раз-влечение... смерть.

Если неоязыческие цивилизации пытаются уничтожить любые признаки Божественной искры в человеке (не случайно цивилизации Гитлера и Сталина, каждая по-своему, объявляли о создании «новой породы людей»), то «торговой цивилизации» нужно лишь выделить из личности «индивида».

Товары нужно продавать кому-то. Для этой цели идеально подходит «Я» в состоянии эгосистолы – готовое к зависимости не только от наркотика, но и от любого товара, способного дать иллюзию идентификации.

Любой наркотик способен вызвать эгосистолу – она является закономерным результатом его хронического воздействия на личность. Поэтому наркотики в рамках торговой культуры неистребимы.

Они являются абсолютным (виртуальным) товаром виртуальной же цивилизации. Они неотделимы от нее по самой сути, так как являются лекарствами от совести.

Существует ли выход из психологического тупика цивилизации виртуальности (пошлости)?

Этот выход никуда и не исчезал последние две тысячи лет.

Иисус Христос изложил его в двух своих главных заповедях – заповедях любви:

пая ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя»

(Мф. 22:31-33).

Обратите внимание: любовь к другому человеку здесь предопределена, существует в едином контексте с любовью к Богу. Одна любовь невозможна без другой.

Личность невозможна без признания Божественной искры в человеке, находящемся рядом.

И снова русское слово – «совесть». Это «со-весть» – совместное ощущение священной Вести, мысль, общая с другим (с другом).

Как нам известно со времен братьев Стругацких – «трудно быть Богом». Действительно, трудно, ибо требует абсолютного уважения к другому человеку, который является равновеликой и, одновременно, ратострадающей личностью – образом и подобием Божьим.

В 1922 году легендарный еврейский философ Мартин Бубер, вовсе не опираясь на христианство, описал превращение уважительного отношения людей друг к другу в системе общения, названной им «Я – Ты», в систему агрессивно-разрушительных отношений «Я – оно» или «Я – вещь».

«Психоделическая революция» и не помещающаяся в сознании жестокость убийц оказываются внешним (поведенческим) отражением процесса деградации христианской личности в «виртуального индивида» (первая отражает потребности, а вторая – систему коммуникации такого индивида).

Языческой «новую породу» человека назвать уже не удастся – нельзя дважды вступить в одну и ту же реку. Язычество – слово уважительное, оно подразумевает определенный этап развития духовности.

«Суровая истина о нашей природе, – писал нейрофизиолог Алексей Алексеевич Ухтомский, – что в ней ничто не проходит бесследно и что природа наша делаема, как выразился один древний мудрый человек. Из следов протекшего вырастают доминанты и побуждения настоящего, для того чтобы предопределить будущее. Если не овладеть вовремя зачатками своих доминант, они завладеют нами» (курсив мой. – Л.Д.).

Доминанта, по Ухтомскому, – это стойкий очаг возбуждения, организующий деятельность коры головного мозга человека. Бессознательные доминанты организуют наше

сознание. Какую же доминанту Ухтомский выделяет как важнейшую в человеческой психике?

Он называет ее «доминанта на лицо другого». Ее сущность в том, чтобы «уметь конкретно подойти к каждому отдельному человеку, уметь войти в его скорлупу, зажить его жизнью, рассмотреть в другом не просто нечто равноценное себе, но и ценить другого выше собственных интересов, отвлекаясь от предвзятостей и теории»...

Главную доминанту Ухтомского невозможно понять иначе как христианское мировоззрение, найденное внутри нейрофизиологической науки. Нельзя не учитывать и того, что ученый окончательно сформулировал принципы своего учения в страшные для нашей страны «одномерные» 30-е годы.

Скептики скажут нам, что если мы призываем принять христианское миросозерцание, то мы зовем к другой форме бегства от мира – к другому наркотику...

Христианское мировоззрение не является уделом какой-либо церковной конфессии. В церкви периодами побеждали ереси, побеждал и стремящийся к бегству от мира аскетизм. Но само христианство никогда не отвергало мир. Христос звал к его спасению через воплощение каждого отдельного человека.

«...Эти великие и последовательные отвергатели мира, – писал И.А. Ильин об апостолах и святых, – отвергали не внешне протяженный мир предметов, не природу, созданную Богом во всей ея таинственной мудрости, но «мир» искаженных человеком содержаний и «мир» человечески искажающих состояний. Они отвергали «земное и низкое», «суету», «земныя узы и зловредные страсти», «житейския удовольствия, развлечения и заботы» и связанное с ними «кружение земных помыслов», они отвергали вещелюбие, «мир» как «простор греха»...

Все это означает, что они утверждали мир как мир бого-зданных предметов, пронизанных Божьими лучами, таинственно скрывающий в себе видимое присутствие невидимого Бога; и отвергали «мир» как совокупность человеческих пошлых актов и человеком опошленных содержаний. Религиозная мудрость знает о «чистоте» Божьего мира и исповедует ее. «Знаю и уверен в Господе Иисусе, – пишет апостол Павел, – что ничто не скверно само по себе; только почитающему что-либо скверным, тому скверно». И еще: «Для чис-

тых все чисто, а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены ум их и совесть». Мир вещей сам по себе чист и нескверен, мудро устроен и полон духовной значительности; но пошлый человек смотрит пошлым глазом и видит во всем пошлое».

Только мы способны придать вещи пошлое содержание. Только человек способен объявить химическое вещество... мессией.

Что такое очищенный наркотик – алкалоид?

Прибегая к языку И.А. Ильина – это растение, лишенное своей богозданности.

Исходя из христианского взгляда на мир, человек, кроме всего прочего, может и создать скверную вещь – лекарство от совести. Рукотворно и ради собственного удовольствия, то есть посредством того, что Ильин назвал пошлым актом, из растения, несущего в себе часть божественной гармонии, было выделено опошленное содержание. Из целого «таинственно скрывающего в себе Бога» была выделена часть, никакой духовности в себе не скрывающая.

С растением произошло то же самое, что и с личностью. Отринувшая трансцендентное цивилизация «выделила» из личности «индивид», а из растения – алкалоид. «Виртуальный человек» столкнулся с «виртуальным» веществом. Пошлость начала свою месть с помощью пошлости. Оскверненная природа ответила осквернением ума.

Не только психология не хочет учитывать истины религии. Обратное так же верно. Автору приходилось спрашивать священнослужителей: «Почему Церковь так мало говорит и пишет о наркотиках?» И регулярно слышать в ответ: «О них ничего не сказано в святоотеческих писаниях...»

Это так, но те, кто заложил основы христианского миропонимания, жили во времена, когда наркотиков в нашем, сегодняшнем понимании этого слова просто не существовало!

Существовали растения, которые были частью языческих религиозных культов, языческой духовности, и только. Иначе – в качестве отдельного специфического духовного феномена – наркотики никем не воспринимались и не могли быть восприняты, потому что ничем отдельным от язычества они и не являлись!

В святоотеческих писаниях можно найти решительно все, что связано с духовными проблемами язычества...

Наркотик в современном понимании этого слова есть плод алхимической гордыни человеческого духа, пытающейся избавить человека от страдания. «Виртуальный человек» – это человек, полностью свободный от страдания, а значит, свободный от самого себя.

Алхимия же, в свою очередь (впрочем, как и картезианство или спиритизм), является производным ереси гностицизма, о которой со времен святого Епифания Кипрского написаны тысячи книг.

Святые отцы почти с абсолютной точностью предсказывали духовные последствия гностицизма. Трудно ожидать от них точного угадывания тех конкретных «молекулярных» форм, которые приняло язычество в XX веке.

Святоотеческие писания – не догмы марксизма. Христианство '– это не бегство от мира. Это творческая возможность придать миру смысл.

«Самый страшный враг сейчас атеизм, а не фанатизм (религиозный. – А.Д.), – говорил Наполеон Бонапарт в 1806 году. – Я восстановил религию, и это главная моя заслуга, последствия которой неисчислимы, потому что если бы не было религии, то люди убивали бы друг друга из-за самой сладкой груши и самой красивой девушки».

Черепа для продажи он представить себе еще не мог...

Христианский взгляд на мир – едва ли не единственное мировоззрение, напрямую нуждающееся в личности как отдельной, единой и неразрывной с Богом ипостаси.

Такой взгляд на мир может обеспечить личности достоинство и свободу. По блестящей мысли С.А. Левицкого: