Феминистская кинокритика

Киноведение (Film Studies) становится важным компонентом феминистской теории с конца 1960-х гг., и дебаты того времени фокусируются в основном вокруг трех центральных тем: стереотипы (см. Гендерные стереотипы), порнография и идеология; а также касаются различных моментов технологии конструирования гендера. приписывания смыслов женскому и мужскому посредством кино и массмедиа. Основные направления современной феминистской кинокритики делают акцент на тендерной специфике таких ипостасей кино, как: 1) социальный институт; 2) способ производства; 3) текст; 4) чтение текста аудиторией.

Кино как социальный институт включает целый комплекс разнообразных социальных ролей, в том числе зрителя и режиссера фильма, критика и продюсера, актера и сценариста, администрацию телеканала, кинотеатра или студии видеозаписи. В качестве устоявшейся и регулярной социальной практики, санкционируемой и поддерживаемой социальными нормами, кино играет важнейшую роль в социальной структуре современного общества, удовлетворяет потребности различных социальных групп, и поэтому подчиняется вкусам зрителей. Социокультурный контекст практик

кинопотребления при этом, очевидно, обладает тендерной спецификой. Гендерная структура производства фильма выражается в конкретных позициях, задачах, опыте, ценностях, наградах и оценке женщин-создателей картины и может быть рассмотрена на микро-, мезо- и макроуровне, например, в таких аспектах: 1) служащие в кинопроизводстве - на какую работу и как нанимают женщин, а также как с ними обращаются; 2) профессионалы в кино - как женщины работают, как воспринимают свою профессиональную роль, и как эта роль воспринимается их коллегами-мужчинами; 3) тендер и организация - институт или факультет кинематографии, киноведения; 4) ориентация кинопродукции на женщин; 5) тендер и экономический, социальный и правовой контексты кинопроизводства.

Текстуальный анализ гендера в кино развивается в двух направлениях: количественный контент-анализ и семиотика. В случае количественного контент-анализа исследуются роли, психологические и физические качества женщин и мужчин, появляющиеся в разных жанрах; насилие на экране, при этом исследователи формулируют ряд категорий, которые передают проблемы исследования, а затем в соответствии с этими категориями классифицируют содержание текста. Типичный вывод феминистского контент-анализа кино: кинопродукция не отражает действительное количество женщин в мире и их вклад в социальное развитие. Например, в работе Г. Тачмен на основе контент-анализа утверждается, что недостаток позитивных женских образов на телевидении ухудшает положение женщин на рынке труда. Семиология или семиотика, привлекая качественные методы социальных наук, методы философии и лингвистики, позволяют обнаружить структуры смыслов, а не ограничиваться констатацией присутствия или отсутствия женщин в культурных репрезентациях. Феминистский семиотический анализ развивается в более широкую культурную критику, и аналитические проблемы, которые решаются в исследовании

кинорепрезентаций социального неравенства - это определение, кто допускается, а кто вытесняется на периферию социальной приемлемости, а также вопрос о том, каким образом в репрезентациях оформляются тендерные, расовые и иные социальные различия, как сравниваются между собой и характеризуются группы в отношении друг к другу.

Психоаналитический подход в феминистской кинокритике, или screen theory, относится к текстуальному анализу кино и представлен, прежде всего, статьей Лоры Малви "Визуальное удовольствие и нарративное кино". Влияние подхода, предложенного Малви, распространялось на исследования кино, телевидения, рекламы и других форм визуальной культуры. Статья Малви стала частью политического проекта, нацеленного на разрушение тендерных удовольствий классического голливудского кино. Вопросы мужского и женского удовольствия, проблемы зрелища и зрительской аудитории обсуждаются не только в рамках психоаналитического подхода. Есть целый ряд исследований, посвященных тому, каким способом нарративные и визуальные средства допускают разные "прочтения" текстов. Различия и сам факт этих "прочтений" зависят от конкретных характеристик и рассматриваемых контекстов, а не только от психоаналитической драмы, вписанной в текст.

Такое развитие аналитических подходов привело к переориентации исследований, к анализу реальных аудиторий, которые оказываются в центре современных феминистских проектов исследования кино и массмедиа. Некоторые феминистские исследования обвиняют кинематограф в поддержании стеореотипов половых ролей, предполагая, что аудитории попадают под влияние его сексистского (см. Сексизм) содержания. Другие доказывают, что фильмы, телепрограммы и порнографические медиа, в частности, побуждают мужчин на агрессивные и насильственные акты против женщин. Третьи используют логику психоанализа и теории идеологии, утверждая, что кино и средства массовой информации способствуют

распространению в обществе доминантной идеологии. Это направление разрабатывается в таких исследовательских проектах, как интерпретативные исследования медиа, этнографии аудиторий. Аудитории при этом следует понимать не как пассивно принимающих информацию потребителей, но как производителей смыслов. Некоторые ученые проводят включенные наблюдения, другие применяют метод опроса, как, например, в работах Дж. Стейси о женском зрительстве, Иен Энг и Дороти Хобсон об аудиториях мыльных опер и телесериалов.

Предметная область феминистской кинокритики простирается за пределы текста, до отношений фильма и зрителя в контексте культуры. А. Кун называет такой контекстуальный подход, основанный на семиотике и феминистском психоанализе, "делать видимым невидимое". Это феминистское прочтение фильма, которое выявляет способы конструирования "женщин" в кинообразах или нарративной структуре, помещая сюжет в конкретные социальные практики властных отношений, учитывая условия производства фильма и более широкий социальный контекст.

[См. также Феминистский анализ текстов]

Feminist film criticism (англ.)

Литература:

Де Лауретис Тереза. В Зазеркалье: женщина, кино и язык // Введение в тендерные исследования. Ч. II: Хрестоматия / Под ред. С. В. Жеребкина. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. С. 738-758. Малви Л. Визуальное удовольствие и нарративный кинематограф // Антология тендерных исследований. Сб. пер. / Сост. и комментарии Е. И. Гаповой и А. Р. Усмановой. Минск: Пропилеи, 2000. С. 280-296.

Тикнер Л. Феминизм, история искусства и сексуальное различие // Введение в тендерные исследования. Ч. II: Хрестоматия / Под ред. С. В. Жеребкина. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. С. 695-717.

Усманова А. Женщины и искусство: политики репрезентации // Введение в тендерные исследования. Ч. I: Учебное пособие / Под ред. И. А. Жереб-киной. Харьков: ХЦГИ, 2001; СПб.: Алетейя, 2001. С. 465-492.

Ярская-Смирнова Е. Р. Мужчины и женщины в стране глухих. Анализ кинорепрезентации // Тендерные исследования, N 2. (1/1999): Харьковский цент тендерных исследований. М: Человек & Карьера, 1999. С. 260-265.

Ярская-Смирнова Е. Р. Тендер, власть и кинематограф: основные направления феминистской кинокритики // Журнал социологии и социальной антропологии. N 2, 2001. С. 100-119. Kuhn A. Women's Pictures. Feminism and Cinema. London, New York: Verso, 1994. Tuchman G. Hearth and Home: Images of Women and the Media. New York: Oxford University Press, 1978. Zoonen, van. Feminist Media Studies. London: Sage, 1996. P. 108.

© E. P. Ярская-Смирнова

ФЕМИНИСТСКАЯ КРИТИКА ИСТОРИИ исходит из убежденности, что традиционный вариант истории почти полностью основывается на опыте мужчин, поэтому исторические работы содержат ряд патри-архатных последствий (см. Патриархат). Женщины оказались практически невидимыми по самому объекту изучения, потому что основной поток такой истории был помещен в сферу публичного, откуда они были исключены (Gordon. P. 20).

Чрезвычайно важно и то, что в историческом познании весьма значительной оказалась роль самого исследователя. Предполагается, что Историк - "человек высокой пробы", т. е. бесстрашный, свободный мыслитель (который готов ставить под сомнение даже то, что твердо установлено), облеченный полномочиями детектива и судьи в том, что называется "судом истории", обязанный проверять не только те гипотезы, которые "за", но и те, которые "против". Но все перечисленное - это маскулинные (см. Маскулинность) качества (не случайно в русском языке нет слова для обозначения женщины-историка). Неудивительно, что в истории "видели" - хотя и непреднамеренно -только то, что могли и хотели видеть. Можно было, не идя против истины, по-другому озаглавить многие исторические труды: например, не "История рабочего класса", а "История мужского рабочего класса" (Allen. Р. 179). Для изменения такого положения

необходимо понимание того, что в истории имеют место события не только глобального значения (фиксирующие смену политических стратегий или изменения общественных формаций), но и события, относящиеся к таким нетрадиционным темам, как домашнее хозяйство, различные модели организации населения, брак, фертильность, контроль над рождаемостью, диета, общественное здоровье, урбанизация, магия, поп-культура и т. д. (Allen. P. 180). С появлением интереса к этим темам история "обнаружит" и женщин, откроет то, что феминистские теоретики называют "другой половиной" истории (Kelly-Gadal. P. 24). Вместе с тем, станет очевидно, что женщины всегда являлись агентами истории.

Однако "включение" женщин в историческое поле - процесс не механический: патриархатные культурные условия предполагают нечувствительность к проблемам, имеющим отношение к женщинам, т. е. не действует сам "механизм" образования очевидности, на котором основывается историческое знание. Примеров тому огромное множество. Один из наиболее рельефных -присутствующие на протяжении всей истории избиения и другие виды насилия над женщинами в семьях. Современная статистика убийств женщин, совершаемых в семьях, свидетельствует о катастрофе, но и в наше время общество, в общем проявляющее достаточную чувствительность к проблеме убийств, в том числе к гибели военнослужащих в мирное время - не замечает этой проблемы. Поэтому для исследования таких "немых" тем необходимы новые методы, которые пересматривают сами условия образования исторических очевидностей. Когда феминистские теоретики приняли это во внимание, новая стратегия позволила прежде всего установить, что сами патриархатные отношения не относятся к "естественным" и неминуемым, они случайны и изменчивы (Davin. P. 224). Далее было осознано, что одними попытками "местного" вторжения в историю (в ее традиционном варианте) не обойтись, принцип "добавь женщин и потом размешай" (то есть просто

добавь данные о женщинах в исследование) был неоднократно оспорен феминистскими авторами, поскольку пропущенные структуры исторического опыта женщин не укладывались в существующий канон исторического познания. Возникло даже новое название: "Herstory" вместо "History" (Gordon. P. 20). В результате появился целый ряд работ (Daly; Smith; Fox-Genovese. P. 5-24), создающих первичные контуры того, что условно может быть названо женской историей (см. Историческая феминология). Авторы этих работ шли в разных направлениях, но их объединяло представление о том, что необходимо искать ответы на вопросы, которые в традиционной системе координат казались "неадекватными". Говоря иными словами, полагание женщин как особого субъекта истории привело к осознанию необходимости не только ревизии существующих терминов и методов исторического описания, но и смене исследовательской парадигмы. История, центром которой стали бы женщины, должна опираться на опыт женских жизней так же серьезно, как обычная история опирается на опыт мужских жизней. Это требует перепрочтения и переоценки существующих источников и открытия новых. Поэтому женская история не может стать лишь одним из подчиненных элементов "большой истории", Ее метод предполагает взгляд на историческое познание с более широких позиций. Feminist criticism of history (англ.)

Литература:

Allen J. Evidence and Silence: Feminism and the limits of history // Feminist challenges. Social and Political Theory. Sydney, London, Boston, 1986. Daly M. Gin/Ecology. The Metaethics of Radical Feminism. Boston, 1978.

Davin A. Women in history // The Body Politic: Women's Liberation in Britain 1969-1972. London, 1972.

Fox-Genovese E. Placing women's history in History //New Left Review. 133. May-June. 1982. Gordon L. What's new in Women's History // Feminist Studies/Critical Studies. London, 1986. Kelly-Gadal J. The Social Relation of the Sexes: Methodological Implication of Women's History // Feminism and Methodology. Bloomington, 1987.

Smith H. Feminism and the Methodologies of Woman's History // Liberating Women's History. Urbana, 1976.

ФЕМИНИСТСКАЯ КРИТИКА СОЦИАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ. Ориентиры феминистской критике социальной политики задают следующие базовые предпосылки: 1) существует разделение труда по признаку пола: мужчины зарабатывают доход посредством занятости, а женщины берут на себя заботу о домохозяйстве, детях и пожилых членах семьи; 2) единственный вид работы, признаваемый и одобряемый обществом - это оплачиваемый труд; 3) среди паттернов участия женщин в рабочей силе преобладают неполный рабочий день, низкооплачиваемая работа, прерванная форма занятости; 4) модели социальной политики, связанные с рынком и занятостью, являются ключевыми механизмами распределения социальных ресурсов (Djoric). Анализ тендерных аспектов социальной политики основывается как на общих теориях социальных прав, гражданства (Т. Marshall), режимов социальной политики (Esping-Andersen), так и на гендерно-чувствительных концепциях феминистских ученых. Первые феминистские исследования социальной политики не занимались сравнением тендерных аспектов в различных странах, концентрируясь на изучении опыта англосаксонских стран как универсального случая для анализа отношений между тендером и социальным государством (Wilson; Fraser; Skocpol and Ritter; Gordon).

Однако вскоре стали развиваться компаративные феминистские исследования социальной политики, которые продемонстрировали, что государства отличаются друг от друга по степени "дружественности женщине" в аспектах равного социального участия и распределения социальных ресурсов между полами. Эти исследования были стимулированы, во-первых, книгой Эспинг-Андерсена о сравнении режимов социальной политики в разных капиталистических странах (Esping-Andersen), а также

«4»

феминистской критикой влияния скандинавского "социализма" на жизнь женщин (Hernes). Эспинг-Андерсен предлагает трактовать социальную политику в широком смысле как особую организацию экономики, которая устанавливает правила распределения экономических ресурсов между разными группами людей, а также распределение ответственности за благополучие населения между семьей (домохозяйством), рынком и государством. Он сравнивает режимы социальной политики в зависимости от конкретной конфигурации семья-государство-рынок в разделении ответственности за обеспечение благополучия людей. Кроме того, он показывает, как социальная политика смягчает классовое деление в капиталистическом обществе, нейтрализуя товарный статус работника в отношении к работодателю. Эти и другие позиции были пересмотрены по причине игнорирования тендерных особенностей рынка труда и гендерно-специфического распределения обязанностей в семье. Джейн Льюис (Lewis) подвергла критике установки исследователей и политиков относительно традиционной формы семьи с характерной композицией типичных гендерных ролей. Модель семьи с мужчиной-кормильцем в ее идеально-типической форме применима лишь к женщинам среднего класса в конце XIX века, но в ряде индустриальных стран стала общим идеалом, базовым для моделей современного социального обеспечения. В связи с этим замужние женщины оказываются исключенными с рынка труда, они подчинены мужьям посредством особого устройства социальной защиты и налоговой системы, получают социальные гарантии на основании своего зависимого статуса в семье как жен и матерей, причем ожидается, что они возьмут на себя заботу о детях и других иждивенцах в доме без всякой публичной поддержки. Тем самым государству удается существенным образом сэкономить ресурсы на социальное обеспечение и социальную защиту, поскольку эту ответственность несет на себе женщина в качестве неоплачиваемой домашней работы. Льюис показывает, как

изменялась в разных странах модель соци
альной политики, основанная на представ
лении о "типичной" форме семьи (Франция,
Швеция, Британия и Ирландия). Феми
нистская критика, по мнению Льюис, должна
рассматривать характер отношений между
трудом (как оплачиваемым, так и
неоплачиваемым) и системой социальной
политики. Дайян Сэйнсбэри (Sainsbury 1994,
1996) применяет сравнительный подход к
анализу гендерных аспектов социальной
политики, обратив внимание на следующие
параметры: права женщин на социальное
обеспечение, единицы обеспечения, источ
ник и получатель обеспечения, особенности
налоговой политики и политики занятости.
Ее интересует, кто именно оказывает услуги
по воспитанию детей, заботе о престарелых и
больных и как оценивается такой труд.
Барбара Хобсон (Hobson 1990, 1994) исполь
зует категорию "соло-матери" или "одинокие
матери" как аналитическую категорию для
понимания тендерного измерения системы
социальной политики. Положение соло-
матерей в государстве синтезирует в себе все
гендерно-релевантные черты данной соци
альной политики. Существует труд по
воспитанию детей, заботе о заболевшем
ребенке, который следует оценивать по
заслугам независимо от брачного статуса.
Поэтому, если мать зарабатывает на рынке
труда, то ее зарплата должна включать
стоимость услуг по воспитанию ребенка в
учреждении или частным образом; если же
она остается дома, чтобы заботиться о детях
самостоятельно, то ей следует предоставить '
достаточно средств для достойной жизни.
Кроме того, государственная поддержка,
которую получают матери, должна способ- i
ствовать установлению эгалитарных
отношений с партнером, поскольку стано- I
вится возможным выйти из угнетающего и j
насильственного брака. '

Анн Шола Орлофф предложила аналитическую схему для оценки режимов! социальной политики (Orloff). Данная | объяснительная модель включает три j компонента. Во-первых, в ней принимаются в расчет отношения государство-рынок-семья

в контексте социальной политики, которые показывают вклад женской неоплачиваемой работы в социальное обеспечение и артикулируют разделение труда между государством и семьей (домохозяйством). Социальная политика, позволяющая сместить нагрузку за оказание заботы с семьи на государственные сервисы, а внутри семьи

- с женщин на мужчин, действует в интересах
женщин и организует соответствующие
паттерны женской занятости. Во-вторых, в
фокусе анализа - стратификация по признаку
пола под действием режима социальной
политики. Речь идет о том, что женщины
получают диспропорционально меньше
привилегий, чем мужчины, поскольку
система социального страхования связана с
оплачиваемой занятостью на рынке труда, где
преобладает мужское население. Кроме того,
такое социальное устройство усиливает
тендерную иерархию, создавая привилегии
работникам, занятым на полную ставку, в
большей степени по сравнению с неопла
чиваемыми работниками (домашний труд) и
работниками на полставки (кто сочетает
частично оплачиваемую работу с домашним
трудом). Согласно Орлофф, такое положение
вещей было достигнуто посредством
направления женских и мужских требований
в два разных сектора системы социального
обеспечения - программы социального стра
хования (в основном мужчины) и социальной
помощи (нацеленные преимущественно на
женщин). Эти программы содержат разные
политические оценки в терминах "заработан
ного" - "незаработанного", "заслуживаемого"

- "незаслуживаемого", а следовательно, ведут
к разным уровням бенефиций. Социальное
страхование покрывает домохозяйства с муж
чинами-кормильцами, включая зависимых
членов семьи - жен и детей. Социальная
помощь доступна домохозяйствам, поддер
живаемым безработными или не полностью
занятыми женщинами, которые должны
базировать свои требования пособий на
своем статусе матерей - одиноких матерей.
Тем самым, двойная система социального
обеспечения делит женщин на жен
(застрахованных мужьями) и одиноких

матерей, усиливая различия между семьями с двумя родителями и монородительскими семьями. Эту связь необходимо эксплицировать, так как равное отношение к разным семьям помогает женщинам избежать потенциально угнетающих, насильственных отношений. В-третьих, Орлофф вводит такой параметр, как способность женщины поддерживать автономное экономически независимое домохозяйство. Это качество входит в более широкое понятие самоопределение женщин, позволяя охарактеризовать, в том числе, отношения власти в брачных отношениях: "способность формировать и поддерживать автономное домохозяйство освобождает женщин от обязательства вступать и оставаться в браке по причине экономической уязвимости" (Orloff. P. 321). Стратегии "дружественной женщинам" политики могут быть следующими: 1) доступ к оплачиваемой занятости (и сдвиг в разделении домашнего труда) и 2) стабильные доходы для тех, кто работает дома полное время, обеспечивая заботу слабым, больным и иждивенцам. Последняя стратегия возможна при условии, если заработок на рынке труда сравним с обеспечением тех, кто занят дома, а также если уровень жизни одиноких матерей сравним с их замужними подругами. Иными словами, степень самоопределения женщин зависит а) от доступа женщин к оплачиваемой работе (женщины-работницы и женщины-субъекты заботы), б) от различий в уровне жизни в зависимости от формы семьи (одинокие матери в сравнении с замужними матерями).

Феминистский анализ социальной политики стран с переходной экономикой (Баскакова, Воронина, Мезенцева, Рима-шевская, Ходкина, Ashwin, Bowers, Djoric, Dominelli и др.) показывает, что положение женщин во многих постсоциалистических странах ухудшилось в аспектах занятости и трудовых отношений, уменьшения государственных расходов на заботу о материнстве и детстве. В качестве стратегии совладания женщины стремятся найти работу в незащищенной сфере теневой экономики; изменяются паттерны репродуктивного

поведения и усиливаются проблемы здоровья (Григорьева).

Feminist criticism of social policy (англ.)

Литература:

Григорьева Н. С. Тендер и государство благосостояния: к постановке вопроса // Теория и методология тендерных исследований. Курс лекций. М.: МЦГИ, 2001.

Она же. Тендерные измерения здравоохранения // Там же.

Ashwin S., Bowers E. Do Russian Women Want to Work? // Buckley M. (ed.). Post-Soviet Women: from the Baltic to Central Asia. Cambridge University Press, 1997.

Djoric G. Gender Contract of Social Policy Changes in East Central Europe since 1989. A thesis submitted in partial fulfilment of the requirements of the Open University for the degree of Master of Philosophy. Program on Gender and Culture, CEU. Budapest, 2000.

Dominelli L. Women Across Continents. Feminist Comparative Social Policy. New York, London: Harster Publishing, 1991.

Esping-Andersen G. The Three Worlds of Welfare Capitalism. Cambridge: Polity Press, 1990. Fraser N. Women, Welfare and the Policies of need interpretation // Unruly Practices. Cambridge: Policy Press, 1989. P. 144-60.

Gordon L. (ed). Women, the State and Welfare. Madison, WI: University of Wisconsin Press, 1990. Hernes H. Welfare State and Woman Power. Oslo: Universitetsforlaget, 1987. P. 26-45. Hobson B. No exit, no voice: Women's economic dependency and the welfare state// Acta Sociologica. N33, 1990. P. 235-250.

Hobson B. Solo mothers, social policy regimes and the logics of gender // Sainsbury D. (ed.). Gendering Welfare States. Sage, 1994. P. 170-188. Lewis J. Gender and the Development of Welfare Regimes // Journal of European Social Policy. N 3, 1992. P. 159-173.

Orloff A. S. Comment on Jane Lewis's "Gender and welfare regimes: further thoughts" // Social Politics. Summer, 1997. P. 189-200.

Sainsbury D. (ed.). Gendering Welfare States. Sage, 1994.

Sainsbury D. Gender, Equality and Welfare States. Cambridge University Press, 1996. Skocpol T. and Ritter G. Gender and the Origins of Modern Social Policies in Britain and the United States. Studies in American Political Development 5, 1991. P. 36-93.

ФЕМИНИСТСКАЯ КРИТИКА ЯЗЫКА (феминистская лингвистика) - своеобразное направление в языкознании, его главная цель состоит в разоблачении и преодолении отраженного в языке мужского доминирования в общественной и культурной жизни. Оно появилось в конце 1960-х - начале 1970-х годов в связи с возникновением Нового женского движения в США и Германии.

Первым трудом феминистской критики языка стала работа Р. Лакофф "Язык и место женщины" (Lakoff), обосновавшая андроцен-тризм языка (см. Тендерная асимметрия в языке) и ущербность образа женщины в картине мира, воспроизводимой в языке. К специфике феминистской критики языка можно отнести ее ярко выраженный полемический характер, разработку собственной лингвистической методологии, а также ряд попыток повлиять на языковую политику и реформировать язык в сторону устранения содержащегося в нем сексизма.

Зародившись в США, наибольшее распространение в Европе феминистская критика языка получила в Германии с появлением работ С. Тремель-Плетц (Tromel-Pl6tz) и Л. Пуш (Pusch). Существенную роль сыграли также в распространении феминистской критики языка труды Ю. Кристевой.

В феминистской критике языка просматриваются два течения: первое относится к исследованию языка с целью выявления асимметрий в системе языка, направленных против женщин. Эти асимметрии получили название языкового сексизма. Речь идет о патриархатных стереотипах (см. Патриархат), зафиксированных в языке и навязывающих его носителям определенную картину мира, в которой женщинам отводится второстепенная роль и приписываются в основном негативные качества. Исследуется, какие образы женщин фиксируются в языке, в каких семантических полях представлены женщины и какие коннотации сопутствуют этому представлению. Анализируется также языковой механизм "включенности" в грамматический мужской род: язык предпочитает мужские формы, если имеются в виду лица обоего пола. На взгляд представителей этого

направления, механизм "включенности способствует игнорированию женщин в картине мира. Исследования языка и гендерных асимметрий (см. Гендерная асимметрия в языке) в нем основываются на гипотезе Сепира-Уорф а: язык не только продукт общества, но и средство формирования его мышления и ментальности. Это позволяет представителям феминистской критики языка утверждать, что все языки, функционирующие в патриархатных культурах, суть мужские языки и строятся на основе мужской картины мира. Исходя из этого, феминистская критика языка настаивает на переосмыслении и изменении языковых норм, считая сознательное нормирование языка и языковую политику целью своих исследований. К настоящему времени разработаны - особенно на материале английского и немецкого языков - многочисленные рекомендации по политически корректному употреблению языка и устранению тендерной асимметрии в нем. Предлагаются так называемые феминистские неологизмы, параллельное употребление форм мужского и женского рода для обозначения лица или нейтральные словоформы, не вызывающие ассоциаций с полом лица, о котором идет речь (например, не ученики, а учащиеся). Некоторые из этих рекомендаций учтены в современных лексикографических трудах. Вместе с тем, нейтрализация тендерного фактора в языке может идти разными путями. Так, рекомендации на материале английского языка имеют тенденцию к устранению обозначения пола лица, а рекомендации на материале немецкого во многих случаях требуют обязательного обозначения женского пола.

Второе направление феминистской критики языка - исследование особенностей коммуникации в однополых и смешанных группах, в основе которого лежит предположение о том, что на базе патриархатных стереотипов, отраженных в языке, развиваются разные стратегии речевого поведения мужчин и женщин. Особое внимание уделяется выражению в речевых актах отношений власти и подчинения и связанным с ними

коммуникативным неудачам (прерывание говорящего, невозможность завершить высказывание, утрату контроля над тематикой дискурса, молчание и др.).

В лингвистике не прекращается полемика вокруг теоретических положений феминистской критики языка и их практической реализации (Gliick, Gutte, Pusch, Homberger). Особенно серьезной критике подверглись ранние установки феминистского подхода к изучению коммуникативной интеракции мужчин и женщин (Gal, Hirschauer, Kotthoff, Земская, Китайгородская, Розанова).

Первоначально феминистская лингвистика исходила из того, что женское речевое поведение способствует поддержанию зависимого статуса и является наглядным примером воспроизводства патриархатных отношений. При этом был допущен ряд методологических ошибок, обнаружить которые удалось посредством эмпирических исследований гендерных аспектов коммуникации (Kotthoflf). К числу таких заблуждений относятся: интенционализм, приписывание фактору пола чрезмерной значимости, игнорирование роли контекста, недооценку качественных методов исследования и преувеличение роли гендерно специфичных стратегий и тактик общения в детском и подростковом возрасте (см. также Мужская и женская речь).

Feminist criticism of language (англ.)

Литература:

Земская Е. А., Китайгородская М. А., Розанова Н. Н. Особенности мужской и женской речи // Русский язык в его функционировании. Под ред. Е. А. Земской и Д. Н. Шмелева. М.: Наука, 1993. С. 90-136.

Кирилина А. В. Феминистское движение в лингвистике Германии // Теория и практика изучения языков. Межвузовский сборник. Сургутский гос. ун-т. Сургут, 1997. С. 57-62. Кирилина А. В. Тендер: лингвистические аспекты. М.: Институт социологии РАН, 1999. 189 с. Смит С. Постмодернизм и социальная история на Западе: проблемы и перспективы // Вопросы истории. 1997. N8. С. 154-161. Gal S. Between speech and silence: The problematics of research on language and gender // Papers in Pragmatics. 1989. N 3. Vol. 1. P. 1-38 Gliick Helmut. Der Mythos von den Frauensprachen //

OBST (Osnabrucker Beitrage zur Sprachtheotie).

1979, Beiheft 3, S. 60-95.

Gutte Rolf. Mannomann - 1st das Deitsche eine

Mannersprache? // Diskussion Deutsch. 1985, 86. S.

671-681.

Hirschauer St. Dekonstruktion und rekonstruktion.

Pladoyer fur die Erforschung des Bekannten //

Feministische Studien. 1993. N 2. S. 55-68.

Homberger Dietrich. Mannersprache - Frauen-

sprache: Ein Problem der Sprachkultur? // Mutter-

sprache. 1993. 193. S. 89-112.

Kotthoff H. Die geschlechter in der Gesprachs-

forschung. Hierarchien, Teorien, Ideologien // Der

Deutschunterricht. 1996. N 1. S. 9-15

Lakoff Robin. Language and women's Place //

Language in Society, 1973, N 2. P. 45-79.

Pusch Luise. Alle Menschen werden Schwestern.

Frankfurt am Main, 1990.

Pusch Luise. Das Deutsche als Mannersprache //

Linguistische Berichte 69. 1981. S. 59-74.

Tromel-Plotz Senta. Linguistik und Frauensprache //

Linguistische Berichte. 57. 1978. S. 49-68.

О А. В. Кирилина

ФЕМИНИСТСКАЯ ЛИНГВИСТИКА,

см. Феминистская критика языка.

ФЕМИНИСТСКАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА исходит из признания особого женского бытия в мире и соответствующих ему женских репрезентативных стратегий. Основная цель феминистской литературной критики - переоценка классического канона "больших" литературных текстов - с точки зрения женского авторства, женского чтения, так называемых женских стилей письма. Вслед за Элизабет Гросс, следуя логике эссенииализма. феминистскую литературную критику можно разделить на следующие основные составляющие: 1) женская литература - акцентируется пол автора; 2) женское чтение - акцент ставится на восприятие читателя; 3) женское письмо - акцентируется стиль текста; 4) женская автобиография -акцент на содержание текста. В соответствии с этим Гросс различает также три основных вида текстов: женские тексты - написанные авторами-женщинами; фемининные тексты -написанные в стиле, культурно означенном как "женский"; феминистские тексты -сознательно бросающие вызов методам,

целям и задачам доминантного фаллогоцен-тристского/патриархатного литературного канона.

Другой методологический подход феминистской литературной критики строится на основе постмодернистских концепций децентрированного субъекта (в частности, перформативной гендерной идентификации в литературе).

Feminist literary criticism (англ.)

Литература:

Grosz Elizabeth. Space, Time, and Perversion: Essays

on the Politics of Bodies. New York and London:

Routledge, 1995.

Showalter Elaine (ed.). The New Feminist Criticism.

Essays on Women, Literature and Theory. New York:

Pantheon Books, 1985.

Toril Moi. Sexual/Textual Politics: Feminist Literature

Theory. London & New York: Routledge, 1985.

О И. А. Жеребкина

ФЕМИНИСТСКАЯ ПЕДАГОГИКА,

см. Женские и гендерные исследования за рубежом.

ФЕМИНИСТСКАЯ СОЦИАЛЬНАЯ РАБОТА ставит целью активизацию ресурсов клиента, чтобы человек самостоятельно мог отвечать за собственную жизнь; вносит ценности эгалитаризма в отношения между работниками социальных служб и их клиентами, выступая альтернативой патерналистским отношениям между клиентом и специалистом, а также психоаналитической социальной работе, нацелена на активное изменение отношений, процессов и институтов социального, в том числе гендерного неравенства. Большинство современных моделей социальной работы испытало влияние теории и практики феминизма. Эмансипация сегодня становится неотъемлемым признаком социальной работы во всем мире, когда речь идет о сопротивлении бедности, насилию против женщин и детей, жестокому обращению с детьми; о семейных конфликтах, изоляции пожилых людей, преступности, ВИЧ, СПИДе и проституции.

Практика феминистской социальной работы основана на принципах переосмысления

власти, равноценности процесса и конечного результата, экосистемного подхода, переопределения, убежденности в том, что личное есть политическое (ван Ден, Купер). Переосмысление власти - принцип,

который бросает вызов традиционным иерархиям и подвергает критике властные отношения между профессионалом-экспертом и зависимым от него клиентом, между менеджером агентства и его подчиненными, между политиками, администрацией и населением. Власть подразумевает контроль и господство над подчиненными для превращения их в пассивных и зависимых, поэтому те, кто обладает властью, сами определяют и диктуют цели, утаивают или искажают информацию и создают правила для контроля над поведением. С феминистской точки зрения, такая патриархатная концепция власти, узурпируемой небольшой группой, должна быть изменена и наделена смыслами партнерства, созависимости, делегирования полномочий, широкого распределения влияния, силы, эффективности и ответственности. Власть в социальной работе должна рассматриваться, скорее, как фактор, необходимый для создания определенных условий деятельности других, нежели как господство. Получение права на власть или притязание на нее является политическим актом, так как власть позволяет людям осуществлять контроль над собственной жизнью и дает возможность самим принимать решения.

Равноценность процесса и конечного результата означает, что нельзя достигать цели с помощью принудительных, несправедливых, жестоких или патерналистских методов. Поэтому именно то, как достигается цель, само по себе становится целью. Например, чтобы помочь матери-одиночке в поиске работы, вряд ли достаточно лишь обеспечить ей социальное пособие, необходимо предоставить возможности профессиональной подготовки и доступ к приемлемым услугам дошкольных учреждений. Между тем, существующие программы поиска работы или переподготовки не учитывают особые условия, необходимые для самой

большой социальной группы бедных в современной России - женщин, воспитывающих своих детей без поддержки со стороны мужчин или других родственников.

Экосистемный, или холистский подход требует учитывать целостность и устойчивость изменений для индивидов, семей и сообществ, отрицая разобщенность и изолированность людей и общества. Изменение вряд ли можно осуществить лишь на микроуровне, так как в феминистской социальной работе для решения проблемы одного человека, семьи или группы приходится задействовать формальные и неформальные социальные сети, различные организации и разных специалистов, часто необходимо инициирование коллективного действия и привлечение внимания средств массовой информации к проблеме. Например, случай домашнего насилия в отношении женщин (см. Насилие в отношении женщин): порой кризисные центры, которые в принципе воплощают идеи феминистской социальной работы, занимаются лишь психологической и юридической помощью конкретным пострадавшим женщинам, хотя во многих других случаях подобные организации воплощают стратегию действий по предотвращению насилия, представляя себе данную проблему не индивидуальной, а политической. Такая стратегия подразумевает создание групп самопомощи, инициирование движений против насилия, образовательные программы для детей и молодежи, просветительскую работу с журналистами и другими профессионалами.

Принцип переопределения означает, что представители общественного движения за гражданские права, члены женских организаций имеют право голоса и самостоятельного определения своих проблем (см. также Гендерная идентичность инвалидов). В этом случае используются новые термины, чтобы называть людей и их проблемы, изменяются значения привычных терминов путем изменения конфигурации языка, лексических инноваций (например herstory вместо totory), производятся переименования мест и предметов, пересмотр старых

понятий и создание новых. Тем самым осуществляется вызов власти, господствующим стереотипам и доминирующей культурной группе, присвоившей право на контроль над уникальным опытом угнетенных людей и его дискредитацию. Обладание правом на переименование собственного опыта становится акцией свободного волеизъявления. Феминистская социальная работа применяет этот принцип в процессе активизации коллективного потенциала социальных групп для решения политически важных задач. "Личное есть политическое" в связи с феминистской социальной работой соотносит индивидуальное поведение, ценности и убеждения личности с социальной политикой. Социальные движения, которые рождаются из совместных действий людей, влияют на поведение личности. Указанные принципы используются как в практике социальной работы, так и в образовательных программах, а также в исследовании качества социальных услуг.

Феминистская социальная работа основана на представлении, что идеология, социальная структура и поведение взаимосвязаны, например, проблемы клиента могут быть следствием твердых убеждений о традиционных гендерных ролях. Тем самым феминистская интервенция (социальная работа) в подобную ситуацию ставит следующие цели: а) достижение у клиента понимания воздействия, которое оказывают на поведение ценности мужского шовинизма (см. Сексизм) и патриархатные структуры, б) развитие самоуправляемой, самореализующейся личности, в) создание или усиление структур, сообществ, практик, основанных на принципах эгалитаризма. В некоторых случаях требуется, чтобы индивидуальную или групповую работу терапевтического характера проводили социальные работники женского пола, хотя среди феминистски настроенных социальных работников встречаются и мужчины (ван Ден, Купер). Наиболее распространенные компоненты феминистской социальной работы включают интеграцию теории и практики, фасилитацию выражения точки

зрения женщин их собственным голосом, внимательное слушание женщин (см. также Феминистское интервьюирование), работу в партнерстве с женщинами, рассмотрение частных вопросов как социальных, поиск коллективных решений социальных проблем, признание взаимозависимости, существующей между представителями местных, национальных и международных сообществ, понимание характера отношений между неоплачиваемой домашней работой женщин (см. Неоплачиваемый труд женщин) и рынком труда, учет связи между ответственностью женщин за других и необходимостью удовлетворять собственные потребности, способность оценивать и ценить опыт, навыки и знания женщин, уважение достоинства каждой женщины, соблюдение принципов и методов, которые гарантируют благополучие детей, мужчин и женщин (Dominelli).

Feminist social work (англ.)

Литература;

Берг ван Ден, Купер Л. Б. Феминизм и социальная

работа // Энциклопедия социальной работы в 3-х тт.

Т. 3. М¹.: Центр общечеловеческих ценностей, 1994.

С. 369-375.

Dominelli L. and McLeod E, Feminist Social Work.

London: Macmillan, 1989.

Dominelli L. International Social Development and

Social Work. A Feminist Perspective // M. С

Hokenstad, J. Midgley (eds.). Issues in International

Social Work. Washington: NASW Press, 1997. P. 74-

91.

ФЕМИНИСТСКАЯ ЭТНОГРАФИЯ -

практика эмпирического исследования в социальной антропологии и социологии, подразумевающая, в отличие от традиционной этнографии, не только длительное включенное наблюдение, вживание в сообщество, описательную манеру изложения результатов полевой работы, но и антидискриминационную направленность работы ученого. Такое исследование пересматривает традиционные дистанции и отношения между исследователем и информантами или местным сообществом. Тем самым феминистская этнография направлена

на преодоление социального, в том числе, тендерного и расового неравенства, которое зачастую воспроизводится в научном дискурсе, основанном на позитивистских схемах сбора и анализа социальных данных.

Впервые интерес к тендеру как к аналитической категории этнографических текстов проявился в начале XIX века. К этому периоду относится работа Ф. Райт "Взгляд на общество и манеры в Америке в письмах из этой страны друзьям в Англию (1818, 1819, 1820-е годы)", изданная в 1821 г., и феминистский анализ американского общества, основанный на этнографических данных, осуществленный X. Мартине "Общество Америки" (1837). В 80-х годах XIX века широкую известность получили работы антрополога А. Флетчер, которая не только посещала индейские племена Сиу, но и жила среди них, по их обычаям, довольно продолжительное время (Mark). Никогда ранее антропологи не прибегали к длительному проживанию в "другой" культурной среде, и такие исследования стали вехой для развития социальных наук в XX веке. В известном этнографическом исследовании американского малого города "Миддлтаун", опубликованном в 1924 г. (Lynd R. S. & Lynd Н. М.), было положено начало первому широкомасштабному этнографическому проекту, в котором тендерный аспект был представлен довольно широко. Феминистская этнография в Британии получила развитие в ходе Манчестерского проекта в 50-е годы XX века. Одним из ключевых в исследовании стал подход, который рассматривает цех как отражение социальной структуры окружающего сообщества. Ш. Куннисон выступила против того, чтобы рассматривать предприятие как закрытую систему, и предложила включить в анализ "внешние" факторы. Роли, которые исполняются рабочими во всех этих структурах, необходимо учитывать в интерпретации поведения людей на рабочем месте. Одно из наиболее важных следствий такого анализа заключалось в выделении проблемы тендерных различий на рабочем месте.

Говоря о феминистской этнографии, Ш. Рейнхарц выделяет три направления,

различающиеся по целям исследования: а) документирование жизни и деятельности женщин, б) понимание опыта женщин с их точек зрения - это направление восходит к работам Г. Зиммеля, и в) концептуализация женского поведения, выражающего социальный контекст.

Документирование жизни и деятельности женщин возникло как оппозиция традиционным и, по мнению феминистских социологов, по преимуществу андроцен-тричным социальным исследованиям. Преодолевая ограничения предшествующей методологии, которая не рассматривала женщин в качестве значимо влияющих на социальные установки, феминистская методология сконцентрировалась на полном и равноправном женском участии в социальном, экономическом и политическом пространствах. Такие исследования, например, были выполнены в отношении бедных чернокожих женщин (Стек К.), пожилых ирландских представительниц рабочего класса (Коннорс Д.). Чтобы сделать жизнь изучаемых групп более "реальной" для себя, исследовательницы соединили практику глубоких интервью с интенсивным участием в их повседневной жизни.

Понимание женщин с их собственной точки зрения корректирует главный недостаток не-феминистского включенного наблюдения о тривиальности женской деятельности и образа мысли или, иначе, об интерпретации женщин с позиций мужчин. В этой традиции, например, выполнена работа Р. Голдберг, в которой она рассматривает разочарование своим трудовым опытом у рабочих женщин. Здесь доказывается, что необходимо переформулировать концепцию "классового сознания" в отношении женщин: неправильно причислять женщину к тому классу/социальной группе, к которой принадлежит ее муж, поскольку женское классовое сознание может в действительности быть иным. Д. Стэйси в течение трех лет изучала две группы белых жителей Силиконовой Долины, связанных системой родственных связей и переживающих опыт постиндустриализации.

В направлении, известном как понимание женщин в контексте, феминистские этнографы стремятся рассматривать женское поведение в социальном контексте, избегая брать этот контекст обособленно от анатомии, культуры и класса. Изучая женщин, принадлежащих к рабочему классу, А. Дабровски выделяет важность социального контекста, когда обнаруживает различные типы женщин-рабочих в зависимости от характера их семейных отношений. Ф. Гинзбург изучала деятельность двух полярных по идеологии групп - "Pro-Life" (противники абортов) и "Pro-Choice" (отстаивающие свободу абортов) (Reinharz).

Хотя феминистская этнография фокусируется, в основном, на изучении женщин, здесь есть исследования, где рассматриваются оба пола для того, чтобы понять, как тендер влияет на поведение. Например, Н. Чарлз и М. Керр установили различия в потребительских установках в семьях с двумя родителями. Кроме того, в современной этнографии представлено направление, которое занимается рассмотрением различных аспектов маскулинности. Примером такого анализа может стать исследование С. Мюррей, в котором она, применяя включенное наблюдение и фокусированные интервью с детскими воспитателями (мужчинами и женщинами), анализирует способы, какими обозначают себя мужчины в этой сфере труда (Murray). Включенное наблюдение является основным методом этнографии, иногда между ними даже ставят знак равенства, что не совсем верно, поскольку этнография предполагает мультиметодичес-кий дизайн исследования. В любом случае, посылки, определяющие стратегию включенного наблюдения, во многом определяют и ход этнографического исследования. А. Хохшилд полагает, что этнография, осуществляемая женщинами (независимо от того, феминистки ли они), отличается по природе от этнографии, которую делают мужчины (Reinharz).

Средств анализа этнографических данных существует множество, они подразумевают различные формы полевых материалов и

стратегии работы с ними. Это может быть анализ женского языка, работа с текстами - в том числе такими специфическими, как автобиографии и художественные тексты. М. Пеже обосновывает исполнение феминистского исследования подобно театральному действию. Многие феминистские этнографы надеются сделать вклад в феминистскую теорию, другие стремятся проверить или применить определенные теоретические подходы. Такие работы, по мысли авторов, должны быть направлены на изучение конкретных ситуаций через призму феминистских теорий с тем, чтобы избежать рассуждений на абстрактном уровне, способных привести к нарочитому упрощению реальных социальных процессов (Reinharz). Feminist ethnography (англ.)

Литература:

Зиммель Г. Женская культура // Георг Зиммель.

Избранное. Т. 2. "Созерцание жизни". М: Юристь,

1996.

Lynd R. S., & Lynd H. M. Middletown: A Study of

American Culture. New York: Harcourt and Brace,

1929.

Mark J. A Stranger in Her Native Land: Alice Fletcher

and the American Indians. Lincoln, NE: University of

Nebraska Press, 1988.

Murray S. "We All Love Charles": Men in Child Care

and the Social Construction of Gender. Gender and

Society, 10 (4), 1996. P. 368-370.

Reinharz S. Feminist methods in social research. New

York, Oxford: Oxford University Press, 1999.

ФЕМИНИСТСКИЕ АРХИВНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ, см. Феминистский анализ текстов.

ФЕМИНИСТСКИЕ НЕОЛОГИЗМЫ,

см. Феминистская критика языка.

ФЕМИНИСТСКИЙ АНАЛИЗ ТЕКСТОВ - это систематическое изучение объектов (артефактов) или событий посредством их пересчета или интерпретации содержащихся в них тем с позиций феминистской теории. То, что нас окружает и доступно наблюдению, уже является текстом или может быть в качестве такового

представлено. Все эти тексты, или документальные источники, можно разделить на два типа - созданные специально для исследования (например, расшифровки интервью), или же созданные первоначально для иных целей и лишь затем проанализированные учеными (Ядов). Например, детские книги, народные сказки, доски объявлений, произведения детского творчества, мода, всевозможные руководства и инструкции, адресованные девочкам и женщинам (например, как стать хорошей хозяйкой), произведения искусства, газеты, медицинские записи, учебники социологии, сборники афоризмов или цитат, письма, официальные документы и СМИ. К материалам, принципиально важным в гендерных исследованиях (см. Гендер), относятся зафиксированные письменные свидетельства (например, дневники, научные журналы, художественная литература, граффити), нарративные и визуальные тексты (например, фильмы, телешоу, реклама, поздравительные открытки), материальная культура (например, музыка, технология, содержимое детской комнаты, коллекция книг) и поведенческие стили (например, манера одеваться, жесты, взгляды) (см. также Феминистская этнография, Гендерная социализация в образовании).

Преимущество документов, созданных независимо от задач исследователя, перед данными анкетных опросов и даже глубинными интервью состоит в том, что содержащаяся в них информация в большей степени связана с естественным контекстом реальности, чем с искусственной ситуацией опроса. Такие "документы жизни" существенно расширяют наши представления о реальности (Семенова), отражая не только время и место их создания, но и опыт тех, кто эти тексты создает. Современные исследователи культурных текстов учитывают этот опосредованный смысл артефакта и в связи с этим анализируют как сам текст, так и процесс его производства, задавая вопрос о том, что позволяет или что заставляет автора произвести именно такой текст (Reinharz). Близкие значения к понятию анализ текстов - это контент-анализ, архивные исследо-

вания, литературная критика (см. Феминистская литературная критика). Поскольку различаются теоретические перспективы к анализу культурных артефактов, существуют дополнительные обозначения анализа текстов: дискурс-анализ, анализ риторики и деконструкция.

Один из способов феминистского контент-анализа - выделять категории текстов, рассматривая отдельно те артефакты, что произведены женщинами, о женщинах или для женщин, мужчинами, о мужчинах или для мужчин, а также женщинами для мужчин и в других сочетаниях категорий. Иногда артефакт попадает в более чем одну категорию, если текст, скажем, написан женщинами о женщинах и для женщин. В процессе феминистского контент-анализа может выявиться, что тот или иной текст транслирует сугубо патриархатные и даже женоненавистнические взгляды. С другой стороны, образец популярной культуры, выбранный для анализа, может проявить свою оппозиционную сущность по отношению к доминантной культуре.

Романы, написанные как мужчинами, так и женщинами, оказываются политическими текстами в социальном и индивидуальном аспектах, поскольку персонажи художественных произведений представляют собой источник формирования идентичности (см. также Женская литература). Среди принципов феминистского анализа художественных произведений, которые применяются и при анализе текстов интервью - изучение гендерных аспектов лингвистического репертуара и идеологических подтекстов, или тем, стереотипов и дихотомий, которые содержатся в речи героев.

Исследователи, собирающие культурные артефакты для феминистского анализа, могут интерпретировать их с применением количественных или качественных методов. Например, компьютерные программы, подсчитывающие частоту употребления слов, позволяют обнажить скрытые механизмы, заложенные в большом количестве документов. Подобным образом может проводиться количественный контент-анализ авторства

и содержания академических журнальных статей. Канадская психолог Пола Каплан применила этот метод, чтобы продемонстрировать антагонизм психологов в отношении к матерям обследуемых детей: она проанализировала девять основных журналов в области исследований психического здоровья за три года в течение 1972-1982 гг., применив 63 категории для прочтения и классификации 125 статей в аспекте "обвинения матери". Другой пример - работа американских исследовательниц Дайаны Скалли и Полин Барт. Они осуществили количественный контент-анализ учебников гинекологии и пришли к выводу, что портрет женщин в этих текстах рисуется как образ психически больной (Reinharz). Результаты количественного контент-анализа могут затем использоваться для формулировки гипотез, имеющих отношение к тендерным исследованиям, а также для практической деятельности в целях социальных изменений.

Документы, происходящие из публичной сферы (суд, правительство, церковь), являются конвенцпальньши источниками. Они подходят для изучения официальных событий, то есть тех, где преобладают мужчины. Если же мы хотим исследовать жизнь обычных женщин, для нас неоценимыми станут личные письма, дневники, молитвы, вышивка и другие произведения женского творчества, автобиографии, устные истории, медицинские карты, письма к редактору журнала, художественная литература, написанная женщинами, произведения женского фольклора, тетради с песнями и кулинарными рецептами. Феминистская теория используется здесь как основа интерпретации данных. Прочтение Гердой Лернер - историком и социологом - женских дневников поколебало гендерно нейтральное определение подросткового возраста: в то время, когда молодые мужчины переходят через подростковый период к ответственной взрослости, молодые женщины проходят свой путь к зависимости, меняя свободу, которую они имели, будучи детьми, на ограничения и запреты, существующие для взрослых женщин (Reinharz).

Примеры феминистского контент-анализа представлены в работах новосибирских

ученых (Барчунова; Дерябин; Косыгина; Максимова; Таратута) по материалам националистической прессы, женских романов и журналов, произведений русской классики, на которых во многом построена школьная программа по литературе, а также сборников анекдотов и визуальных репрезентаций. Фильмы, реклама, видеоклипы и фотографии представляют собой важные визуальные источники информации для феминистского анализа текстов. Источником информации в феминистском контент-анализе могут служить также предметы обихода, инструменты повседневной деятельности специалиста какой-либо профессии, одежда, история вещей или история дома (Семенова). Контент-анализ вещественных документов, текстов может применяться в сочетании с другими методами, при этом важно, чтобы выбор используемого метода был обоснован, а анализ и интерпретация полученных данных логично связывались с исследовательской концепцией.

Feminist analysis of texts (англ.)

Литература:

Барчунова Т. В. Вариации в ж-миноре на темы газеты "Завтра" (женщины в символическом дискурсе националистической прессы) // Потолок пола. Сб. научных и публицистических статей / Под ред. Т. В. Барчуновой. Новосибирск, 1998. Дерябин А. А. Репрезентация тендерных отношений в русском музыкальном видео // Там же. С. 129-136. Косыгина Л. Мужчина и женщина в таблицах и анекдотах // Там же. С. 149-160. Максимова Т. Женские романы и журналы на фоне постмодернистского пейзажа, или "каждая маленькая девочка мечтает о большой любви" // Там же. С. 91-128.

Таратута Е. Ирония и скепсис в изображении женщин-emancipee (на примере сочинений И. С. Тургенева) // Там же. С. 137-148.

Семенова В. В. Качественные методы: введение в гуманистическую социологию. М.: Добросвет, 1998.

Ядов В. А. Социологическое исследование: Методология, программа, методы. Самара: Самарский университет, 1995.

Reinharz S. Feminist Methods in Social Research. New York, Oxford: Oxford University Press, 1992. P. 145-163.

ФЕМИНИСТСКИЙ АНАЛИЗ ТРУДА -

научное направление, основанное на социальной критике гендерно-нейтральных подходов к понятиям рабочей силы и процесса труда. Классические марксистские определения этих понятий не принимали в расчет различия между мужчинами и женщинами, проявляющиеся в практиках найма, трудовых отношениях, характере занятости и размерах вознаграждения. Например, в 1992 г. исследовательницы К. Дельфи и Д. Леонард показали в своей книге, что трудовой контракт заключается на основе негласно действующего в семье гендерного контракта (см. Гендерная система), согласно которому мужчины вольны продавать свой труд, тогда как женщины, чтобы пойти на оплачиваемую работу, должны получить разрешение от главы семьи. К. Пэйтмэн, Л. Адкинс, Дж. Брюис, Д. Керфут и другие исследовательницы в конце 1980-х - середине 1990-х гг. опубликовали книги, где содержался анализ таких видов занятости, как проституция, индустрия досуга и секретарская работа, показав, что в этих случаях покупается отнюдь не абстрактная рабочая сила, а воплощенная сексуальность женщин. Если сами женщины при этом воспринимают свое тело и сексуальность как неличностный, отчуждаемый товар, то тем самым лишь оправдывается сексуальная эксплуатация. Другие феминистские авторы (Хохшильд) показали, что в современном обществе растет число рабочих мест, на которых требуется использовать не профессиональные знания и навыки, а личностные качества сотрудников. В основном, сюда нанимают женщин, от которых ожидается проявление эмпатии. но бывает и соответствующая работа, где мужчины должны задействовать определенные черты. маскулинности (например, "вышибала"). Сюда же примыкает феминистский анализ так называемой "эмоциональной работы", то есть тех профессий, где делается большой акцент на психологическую нагрузку работников (учителя, медсестры, социальные работники, стюардессы, туристические агенты). Вместе с тем, у этой точки зрения есть и обратная сторона: наряду с критикой

личностно-ориентированной работы здесь происходит закрепление стереотипных представлений о том, что такое "мужские" и "женские" качества, которые принимаются как должное и представляются неизменными. С. Кокбарн в 1991 г., А. Филипс и Б. Тэйлор в 1986 г. показали, как в трудовых процессах переплетаются тендерные и капиталистические отношения, например, указывая на особенности дизайна различных механизмов, с которыми, как предполагается, должны работать мужчины, а также на характер тендерной идентификации статуса работы и ранга сотрудника. Первые исследования отечественных авторов, представляющих феминистский подход к проблемам труда и занятости, появляются в российской печати в конце 1980-х - начале 1990-х гг. (А. И. Посадская, Н. М. Римашевская, 3. А. Хоткина). Речь идет о постсоциалистическом патриархатном ренессансе, воплощаемом в гендерной асимметрии секторов экономики, феминизации безработицы и бедности (см. Бедность). особенностях женского рынка рабочей силы. Большое внимание уделяется гендерной экспертизе трудового законодательства и политики занятости (М. Е. Баскакова, Е. Б. Мезенцева). Feminist analysis of labour (англ.)

Литература:

Баскакова М. Е. Проблемы и права работников с семейными обязанностями // Права женщин в России: исследование реальной практики