С Днем рождения, Дара. Я каждый день по тебе скучаю

Время разверзлось, замедлилось, успокоилось. Только сирены нарушали тишину.

Записки, деформированные от воды и теперь нечитаемые, выцветшие шелковые цветы и брелоки, и в центре всего этого...фотография. Моя фотография. Фото из ежегодника на втором курсе старшей школы. Та, которую я всегда ненавидела. Та, на которой мои волосы слишком короткие.Под фото размещена блестящая металлическая табличка, прикрученная к камню.

Покойся с миром, Дара Жаклин Уоррен. Ты будешь жить в наших сердцах вечно.

Теперь сирены кричат, настолько громко, что я чувствую их шум даже зубами, настолько громко, что даже думать не могу. А затем, одновременно, звуки возвращаются в мир в порывах ветра, в шуме дождя, идущего со стороны океана, откидывая меня назад. Мир вспыхивает вспышками из красного и белого. Красного и белого. Сирены замолкают. Все будто в замедленном движении, даже крупные капли дождя замирают в воздухе, струйки воды, застывают в диагональном направлении. Три машины останавливаются у обочины. Люди бегут в мою сторону, превратившись в безликие тени в ярком свете фар.

- Ники! - Кричат они. - Ники! Ники!

Беги. Слово приходит ко мне с дождем, мягким потоком ветра на моем лице.Так я и делаю.

Ники

РАНЕЕ

Лето, когда мне было девять, выдалось дождливым. Неделями дождь шел, казалось, без остановки. Дара даже заболела пневмонией, её легкие чавкали и хрипели, словно жидкость в них попала жидкость. В первый солнечный день, который казался бесконечным, Паркер и я пересекали парк в направлении Старой Каменной Бухты, обычно мелкой, с плоским дном, примерно в два фута глубиной, а теперь превратившуюся в рокочущую бушующую речку, выкатившуюся из берегов и превратив округу в болото.

Несколько подростков постарше собрались побросать пустые банки, чтобы посмотреть, как течение будет их вертеть и подбрасывать. Один из них, Айдан Дженнигс, стоял на мостках, подпрыгивая вверх-вниз, пока вода не поднялась выше деревянной опоры и не залила ему ноги. А потом в одно мгновение и Айдан, и мостки исчезли. Это случилось так быстро и без звука; гнилая древесина провалилась, Айдана затащило в водоворот с расколотым деревом и бурлящей водой, и все, крича, бросились за ним.

Память такая же. Мы тщательно строим мосты. Но они слабее, чем нам кажется. И когда они рушатся, воспоминания возвращаются, затапливая нас.

В ночь аварии тоже шел дождь. Но всё произошло не из-за него.

Он ждал меня возле дома после вечеринки у Арианы, поднимаясь и спускаясь с крыльца, его дыхание кристаллизовалось на воздухе, капюшон был натянут на голову и бросал тень на лицо.

- Ники. - Его голос охрип, словно он давно не разговаривал. - Нам нужно поговорить.

- Эй. Я скучала по тебе на вечеринке.

Я старалась не подходить близко к нему, направляясь к двери и на ходу роясь онемевшими от холода пальцами в сумке в поисках ключей. Дара настаивала, чтобы я осталась посмотреть на костер. Но дождь усилился, и огонь не разгорался: только почерневшее топливное масло, журналы, раздавленные бумажные стаканчики и окурки.

- Подожди. - Он схватил моё запястье прежде, чем я открыла дверь; его пальцы были холодные, а выражение лица я не могла понять. - Не здесь. У меня дома.

Я не замечала припаркованной машины рядом на улице, пока он не махнул на неё рукой. Она была скрыта несколькими редкими соснами, как будто преднамеренно. Он шел на несколько шагов впереди меня, засунув руки глубоко в карманы, сгорбившись под моросившим дождем, как будто был зол. Может быть, мне надо было ответить «нет». Может быть, мне надо было сказать, что я устала для разговоров. Но это был Паркер, мой лучший друг, мой на-все-времена лучший друг. С другой стороны, я же не знала, что будет дальше.

Дорога до его дома заняла пятнадцать секунд. Тем не менее, они тянулись вечность. Он вел машину в тишине, его руки сжимали руль. Лобовое стекло запотело; дворники двигались по стеклу, сметая потоки воды вниз к капоту. Только после парковки он повернулся ко мне.

- Мы так и не поговорили о том, что случилось в День Основателей, - произнес он.

Печка в машине была включена, поток теплого воздуха взъерошивал ему волосы под бейсболкой, надпись на которой гласила: «Будьте ботанами. У нас есть число Пи».

- То есть? - Осторожно спросила я; помню, как сильно сжалось мое сердце тогда.

- Значит... - Паркер барабанил пальцами по ноге, верный признак того, что он нервничал. - Для тебя это ничего не значит?

Я промолчала. Мои руки мертвым грузом лежали на коленях; они были похожи на огромных раздувшихся существ, вынесенных на берег прибоем. На балу в честь Дня Основателей Паркер и я прокрались в бассейн и взобрались на стропила в поисках пути на крышу. И нам, в конце концов, это удалось, - мы обнаружили дверь, она вела через старый театр. Мы пропустили танцы и находились в обществе друг друга около часа, заливаясь смехом без всякой причины и распивая бутылку виски «Crown Royal», которую Паркер стащил из тайника своего отца. А потом он взял мою руку в свою. В том, как он смотрел на меня в тот момент, уже не было ничего смешного. В ту ночь мы чуть не поцеловались. А когда позднее начали расползаться слухи о том, что я пропустила танцы ради того, чтобы перепихнуться с Аароном в котельной, я позволила всем думать, что это и вправду было так.

Свет на крыльце его дома из-за дождя представлялся безумными узорами. Некоторое время Паркер хранил молчание.

- Хорошо, послушай. Последние месяцы наши отношения стали весьма странными. Не спорь, - сказал он, когда я открыла свой рот, чтобы возразить. - Это правда. И это я виноват. Боже, я знаю. Во всем виноват я. Я никогда не должен был... ну, как бы там ни было. Я просто хотел объясниться. По поводу Дары.

- Ты не обязан.

- Но мне это нужно, - произнес он с внезапной настойчивостью. - Послушай, Ники. Я облажался. А теперь... я не знаю, как все исправить.

Все мое тело покрылось мурашками, как если бы мы все еще стояли снаружи возле потухшего костра и наблюдали, как дождь гасит пламя, превращая его в дым.

- Уверена, она простит тебя, - сказала я.

Мне было плевать на то, что это прозвучало грубо. Я и вправду была сердита. На протяжении всей моей жизни Дара брала и портила все.

- Ты не понимаешь, - он снял свою бейсболку, проведя рукой по волосам так, что они поднялись, будто наэлектризованные, вопряки притяжению. - Я никогда не должен был... Господи! Дара мне как младшая сестра.

- Это отвратительно, Паркер.

- Но это так. Я никогда... просто так вышло. Все это неправильно. Всегда было неправильным. Просто я не знал, как это прекратить.

Он не мог спокойно сидеть. Вновь натянул бейсболку на голову. Повернулся ко мне лицом, а потом будто не мог выдержать взгляда, и тут же отвернулся.

- Я не люблю ее. То есть, люблю. Но не в этом смысле.

На мгновение воцарилась тишина. Я не видела лица Паркера, лишь его профиль, свет скользил по его щеке. Дождь барабанил по лобовому стеклу, будто это были сотни крошечных ног, в панике убегавших отсюда к чему-то лучшему.

- Почему ты рассказываешь мне все это? - Произнесла я.

Паркер вновь повернулся ко мне. Его лицо исказилось от боли, будто невидимая сила ударила ему в грудь, сбив дыхание.

- Мне жаль, Ники. Пожалуйста, прости меня, - его голос дрожал. - На ее месте должна была быть ты.

Время словно замерло. Я была уверена, что ослышалась.

- Что?

- Я имею в виду, это именно ты. Вот что я пытаюсь сказать.

Его рука нашла мою, а быть может это моя рука нашла его. Его прикосновение было мягким, крепким и знакомым.

- Теперь... теперь ты понимаешь?

Не помню, я ли поцеловала его или он меня. Какое это имело значение? Важно было лишь то, что это случилось. Важно было лишь то, что я хотела этого. За всю жизнь я никогда ничего так сильно не хотела. Паркер снова был моим. Паркер, парень, которого я всегда любила. Дождь все еще шел, но теперь он звучал приятно и ритмично, будто биение невидимого сердца. Бегущие капли разукрасили лобовое стекло, превратив внешний мир в одно расплывшееся пятно. Я могла провести так вечность. Но потом Паркер резко отстранился, когда за моей спиной прозвучал глухой удар.

Дара. Ее раскрытая ладонь на пассажирской стороне окна, пустые глаза в тени, волосы, прилипшие к щекам, а на лица эта странная улыбка. Злорадствующая. Ликующая. Будто знала, что она здесь обнаружит.

Какое-то мгновение Дара не отрывала свою ладонь от окна, словно ждала, что я поднесу туда свою ладонь, почти как в игре.

«Будь моим отражением, Ники. Повторяй за мной».

Возможно, я немного сдвинулась, возможно, я окликнула ее. Она опустила свою руку, оставив отпечатки своих пальцев на стекле. Но затем они исчезли, как и она.Дара запрыгнула в автобус прежде, чем я смогла догнать ее. Двери наглухо закрылись, когда я была еще в половине квартала от нее, крича в след. Может быть, она слышала меня, а может - нет. Ее лицо было белым, а футболка темной от дождя. Стоя под флуоресцентными лампами, она выглядела как на фото в негативе с красками не в тех местах. Затем автобус укатился прочь, скрывшись за деревьями, словно ночь раскрыла свои объятия и поглотила его.

Мне понадобилось двадцать минут на то, чтобы догнать автобус на 101-ой трассе на своей машине. Прошло еще двадцать минут прежде, чем сестра вышла из автобуса и шла мимо мигающих рекламных щитов, изображавших пиво «Bud Light» и видео для взрослых, вжав голову в плечи и скрестив руки на груди.Куда она направлялась? В бар «У Бимера» повидаться с Анрде? Вниз к Сиротскому Пляжу и маяку? Или она просто хотела уйти дальше, заблудиться в скалистых пляжах Восточного Норуолка, где берег граничил с бурным морем?Я следовала за ней еще половину мили, моргая ей фарами и сигналя, прежде чем она согласилась сесть в машину.

- Поехали, - сказала она.

- Дара, послушай. То, что ты видела...

- Я сказала, поехали.

Но когда я начала выкручивать руль, поворачивая к дому, она наклонилась и дернула руль в другом направлении. Я ударила по тормозам. Сестра не дрогнула. Она даже не моргнула. Она не казалась злой или расстроенной. Дара просто сидела, капли стекали на обивку, но она смотрела прямо перед собой.

- Туда, - указала она на юг, где-то у черта на куличках.

Но я сделала так, как она сказала. Я просто хотела объясниться. Дорога была плохая; покрышки скользили, когда я ускорялась и снова притормаживала. Мой рот пересох. Я не могла придумать ни одного извинения.

- Мне жаль, - произнесла я, наконец. - Это не было... Я имею в виду, это не было тем, на что было похоже.

Она ничего не ответила. Дворники работали постоянно, но я все равно с трудом различала дорогу, почти не видя света фар, разбивающего дождь в брызги.

- Мы не собирались. Мы просто говорили. На самом деле, мы говорили о тебе. Он мне даже не нравится.

Ложь - одна из самых больших, которую я когда-либо ей говорила.

- Дело не в Паркере, - ответила она, практически первые произнесенные ею слова, после того, как она села в машину.

- Что ты имеешь в виду?

Я хотела на неё посмотреть, но боялась оторвать глаза от дороги. Я даже не знала, куда мы едем - смутно узнала «7-11», где мы останавливались прошлым летом, чтобы купить пива по дороге на Сиротский пляж.

- Дело в тебе и во мне. - Голос Дары низкий и холодный. - Ты не можешь позволить мне иметь ничего собственного, не так ли? Тебе всегда надо быть лучше. Ты всегда хочешь побеждать.

- Что? - Я была так поражена, что не могла даже спорить.

- Не изображай из себя святошу. Ты все поняла. Это еще одна часть твоего большого спектакля. Идеальная Ники и ее никчемная сестра!

Она говорила так быстро, что я едва понимала ее. Мне показалось, что она уже приняла какое-то решение.

- Отлично! Хочешь Паркера? Забирай! Он мне не нужен! И ты тоже мне не нужна! Останови машину.

Мне понадобилось пара секунд, чтобы осознать ее просьбу. Когда я поняла, чего она хочет, Дара уже начала открывать дверь, несмотря на то, что машина еще была в движении.Внезапно, с безнадежной ясностью я поняла, что не могла ее выпустить. Если бы я это сделала, то потеряла бы.

- Закрой дверь, - я нажала ногой на газ, и она плюхнулась назад в кресло; теперь мы ехали слишком быстро, и она не могла выпрыгнуть. - Закрой дверь.

- Останови машину.

Быстрее, быстрее. Несмотря на то, что я едва видела дорогу. Несмотря на то, что шел ливень стеной, звуча так громко, будто это были аплодисменты в конце пьесы.

- Нет. Не остановлю, пока мы не поговорим.

- Больше никаких разговоров. Никогда.

- Дара, прошу. Ты не понимаешь.

- Я сказала - останови машину!

Она дотянулась до руля и дернула его в свою сторону. Задняя часть машины вышла на встречную полосу. Я ударила по тормозам, выворачивая руль налево, пытаясь вернуться в свою полосу.Но было слишком поздно.Нас закрутило поперек полос.

« Мы умрем», - подумала я. Затем мы ударились в ограждение, прорвали его со взрывом стекла и металла. Из двигателя шел дым. На долю секунды мы зависли в воздухе, в безопасности. В тот момент моя рука нашла руку Дары в темноте.

Я помню, было очень холодно.Я помню, она не кричала и ничего не говорила, не издавала ни звука.

А затем уже ничего не помню.

 

Ники: 3:15

ПОСЛЕ

Я не понимала куда направляюсь и как далеко убежала. А потом увидела Пирата Пита со светящимися глазами и с поднятой в приветствии рукой. «ФанЛэнд». Взгляд Пирата, маячившего за деревьями, казалось, следовал за мной, пока я бегала по парковке, превращенной штормом в атолл: куча сухих бетонных островков, окруженных глубокими колеями воды, в которых плавал старый мусор.

Снова сирены, такие громкие, что, кажется, обладают физической силой; они словно просовывают руку глубоко в голову и раздвигают занавес, открывая быстрые вспышки воспоминаний, слов, картинок.

Рука Дары на окне, следы её ладони

«Покойся с миром, Дара»

«Больше никаких разговоров. Никогда»

Нужно отсюда уйти, уйти прочь от этого шума, прочь от этих ярких вспышек.Мне нужно найти Дару, чтобы доказать, что всё это неправда.

Это не правда. Не может ею быть.

Мои пальцы распухли от холода, непослушные. Я тыкаю в клавиатуру, дважды неправильно набираю код, прежде чем замок открывается прямо перед тем, как первая из трех машин врывается на парковку, разрывая тьму всполохами света от фар. На секунду замираю в этом свете, как насекомое на стекле.

- Ники! - Снова эти крики.

Это имя - и знакомое и нет - словно птичья трель из леса.Я проскакиваю в ворота и бегу, чувствуя вкус соли во рту, бросаюсь вправо, хлюпая по лужам, образовавшимся из-за наклонных плоскостей. Минуту спустя ворота снова открываются, голоса преследуют меня, перекрывая барабанящий шум дождя.

- Пожалуйста, Ники. Ники, подожди.

Там вдалеке среди деревьев мелькает свет. Фонарик? В моей груди поднимается чувство, которое я не могу описать, ужас от того, что что-то произойдет, как в тот момент, когда мы с Дарой повисли, сцепившись руками, а фары авто освещали скалу.

«Покойся с миром, Дара»

Невозможно.

- Дара! - Мой голос срывается от дождя. - Дара! Это ты?

- Ники!

Вперед! Мне нужно добраться, нужно доказать им, нужно найти Дару. Я пробираюсь среди деревьев, выбирая кратчайший путь, следую за призрачным светом, который останавливается, а потом пропадает у подножья «Врат Ада», словно вдруг погасшее пламя свечи. Листва прилипает ко мне, будто толстые языки облизывают мои голые руки и лицо. Грязь проникла в мои сандалии и теперь отлетает назад на икры. Ужасный шторм, единственный за это лето.

- Ники. Ники. Ники.

Теперь слова кажутся бессмысленным напевом, как стук дождя по листьям.

- Дара! - Кричу я.

Снова мой голос поглощает воздух. Выскакиваю из-за деревьев на аллею, ведущую к «Вратам Ада», где пассажирские вагончики все еще стоят на своём месте, накрытые тяжелым синим брезентом. Люди кричат, окликая друг друга.Оборачиваюсь. Позади меня мелькают быстрые вспышки фонариков, и я представляю, что это луч маяка стремиться через темное море, передавая азбукой Морзе сигнал бедствия. Но я не могу понять сообщение.Поворачиваюсь обратно к «Вратам Ада». Именно тут я видела свет, я уверена в этом; именно туда отправилась Дара.

- Дара! - Кричу так громко, как могу, моё горло раздирает от усилий. - Дара!

Грудь словно заполнена камнями: легкими и тяжелыми одновременно. Там стучится истина, угрожая затопить меня, угрожая снести меня.

«Покойся с миром, Дара»

- Ники!

Потом замечаю это, - рывок, движение под брезентом, и облегчение разрывает мне грудь. Всё это было испытанием, чтобы посмотреть, как далеко я зайду, как долго буду играть. Уже всё, она здесь, она ждет меня.

Снова бегу, задыхаясь от облегчения, плачу, но теперь не потому, что я в печали, а потому что она здесь и я нашла её, и теперь игра окончена, мы сможем идти домой вместе, как раньше.

В одном из углов завязки брезента ослаблены. Умница Дара! Нашла место, чтобы спрятаться от дождя. Поднимаюсь над ржавым металлическим покрытием и ныряю под брезент в темноту старых потрескавшихся сидений. И я сражена запахом жвачки, старых гамбургеров, грязных волос и неприятным запахом изо рта.А потом вижу ее. Она отскакивает назад, словно боится, что я ударю ее. Ее фонарик стучит об землю, и металл вибрирует в ответ. Застываю, боясь пошевелиться, боясь спугнуть ее.

Не Дара. Слишком маленькая, чтобы быть Дарой. Слишком юная, чтобы ею быть.

И даже прежде, чем я подобрала и включила фонарик, осветив обертки от «Твинки» и смятые банки из-под содовой, пустые фантики от «МилкиВей» и коробки из-под гамбургеров, - всё то, что еноты натащили сюда за прошедшие несколько дней; даже до того, как свет фонарика высветил пальчики в розово-фиолетовых шлепанцах, скользнул выше к пижамным штанишкам с Диснеевскими принцессами и, наконец, приземлился на личико в форме сердечка с широко распахнутыми светло-голубыми глазами, на бледную копну спутанных светлых волос; даже до того, как голоса настигли нас, и кто-то отбросил брезент, позволив ночному небу нависнуть над нами, - даже до этого я знала.

- Мэделин, - шепчу я, и она хныкает или вздыхает, я не могу точно сказать. - Мэделин Сноу.

Он-лайн журнал «Настоящий тинейджер»
Статья номера: Это случилось со мной!
Кто-то продавал мои обнаженные фото в интернете.
Интервью: Сара Сноу
Журналист: Мэган Донахью

Все, что я помню…. Я очнулась, не имея представления о том, как добралась до дома и ни малейшего представления о том, что случилось с моей сестрой.

Мы с лучшей подругой Кеннеди как-то тусовались в торговом центре в субботу, когда этот парень подошел к нам, сказав, что мы обе настоящие красавицы. Он спросил, не были ли мы моделями. Поначалу я подумала, что он просто к нам подкатывает. Ему было около 24 лет, он был довольно красив. И сказал, что его зовут Андре.

Потом оказалось, что Андре владеет баром «У Бимера» в Восточном Норфолке и спросил, не хотим ли мы заработать, показываясь на вечеринках.

(Примечание издателя: Эндрю Маркенсон был мэнеджером бара «У Бимера» вплоть до своего недавнего ареста; законные владельцы, «Фреш интеретеймент», поспешили снять с себя любую ответственность и осудили деятельность мистера Маркенсона)

По началу, это не заслуживало доверия, но он сказал, что будут и другие девушки, а нам придется только разносить спиртное, быть дружелюбными и собирать чаевые. Парень казался таким милым и просто, знаете, нормальным. Было легко ему доверять.

Первые вечеринки были такими, как он описывал. Все, что нам приходилось делать, это красиво одеваться и прогуливаться, разнося напитки, быть милыми с парнями, которые приходили, и через пару часов мы уходили, унося порядка двух сотен баксов. Мы не могли в это поверить.

Там всегда работали другие девушки, обычно четыре или пять за смену. Я почти ничего о них не знаю, кроме того, думаю, что они тоже были старшеклассницами. Но Андре был осторожен, говоря, что нам должно быть восемнадцать, хотя он никогда не просил доказательств, так что я всегда полагала, что он вроде как знал, что мы были несовершеннолетними, но просто притворялся, и мы тоже делали вид.

Я помню ту девушку, Дару Уоррен. Она запомнилась мне, потому что погибла в автокатастрофе спустя несколько дней после одной из вечеринок. Странно, что именно её сестра, Николь, стала той, кто нашла Мэдди.

(Примечание редактора: Мэделин Сноу, после исчезновения которой 19 июля было начато крупнейшее в округе расследование).

С ума сойти, верно? Во всяком случае, Андре всегда казался приятным и рассказывал нам о своей жизни, что он продюсер клипов и ищет таланты для TV-шоу и так далее, хотя я догадывалась, что это всё ложь. Он иногда брал с собой одну из девушек, чтобы привезти еду? возвращался с бургерами и картофелем фри на всех. У него была действительно крутая машина. И он всегда делал нам комплименты, говоря, что мы достаточно красивы, как модели и актрисы. Теперь я понимаю, что он просто пытался заработать наше доверие.

В апреле, мае и июне не было вечеринок. Не знаю почему. Может из-за полиции или чего-то такого? В это время он рассказывал нам, что занят на других проектах и намекнул, что скоро будет помогать с отбором на TV-шоу. Это тоже было ложью. Но в то время у меня не было поводов ему не доверять.

Позже, в июне «Затмения» начались снова.

(Примечание редактора: «Затмение» - название частных вечеринок, проходящих два раза в месяц, за которые гости платили значительный членский взнос).

Ночью, когда всё случилось, моя бабушка заболела, и родители поехали в Теннесси навестить её в госпитале, так что я должна была нянчиться с Мэдди, хотя уже сказала, что буду на работе. Мне нужны были деньги, потому что я рассчитывала купить новую машину и, хотя знаю, что прозвучит глупо, я действительно хотела этого. На вечеринках было весело и легко, и мы чувствовали себя особенными, понимаете? Потому что мы были избранными.

Мэдди должна была быть в постели к девяти, так что, в конце концов, мы с Кеннеди решили оставить её одну. Вечеринки обычно заканчивались после полуночи, мы подумали, что она просто поспит на заднем сидение машины. Обычно она спала везде, даже под ураган.

Но только не в ту ночь. Андре был особенно мил со мной в ту ночь. Он угостил меня рюмочкой особенного сладкого ликера, по вкусу похожего на шоколад. Кеннеди была в бешенстве, потому что я была за рулем, да и я понимала, что это глупо, но решила, что одна рюмка не навредит. Но потом начали происходить странные вещи.

Не могу объяснить, но у меня начала кружиться голова. Что происходило потом, не могу вспомнить. Это было так, будто я смотрю фильм, но половины кадров не хватает. Кеннеди уехала раньше, потому что у неё испортилось настроение из-за того, что какой-то парень нахамил ей. Но я этого тогда не знала. Мне просто хотелось прилечь.

Андре сказал, чтобы я шла в его офис и легла там на диван, что я могу там спать столько, сколько хочу.

Это было последнее, что я помню до следующего утра. Я проснулась от тошноты. Моя машина была припаркована наполовину на газоне соседей. Моя соседка, миссис Хардвелл, была очень рассержена. Я не могла поверить, что доехала до дома. Это было так, словно кто-то вырезал часть моих воспоминаний.

Когда я поняла, что Мэдди пропала, мне захотелось умереть. Я была дико напугана и понимала, что это моя вина. Поэтому я соврала о том, что мы делали. Оглядываясь назад, понимаю, что должна была сразу всё рассказать родителям и полиции, но я была настолько смущена, мне было стыдно, думала, что смогу сама найти способ всё исправить.

Теперь я знаю, что произошло, что Мэдди проснулась и пошла за мной на маяк, где у Андре был «офис». Только это не офис, а просто место, где он фотографировал девушек, чтобы потом выкладывать в сеть их фотографии. Полиция думает, что меня накачали наркотиками, поэтому я ничего не помню.

Думаю, Мэдди испугалась и решила, что я умерла! Она всего лишь ребенок. Она подумала, когда увидела меня лежащей без движения, что Андре убил меня. Вероятно, она закричала, потому что он заметил её. Она была в ужасе, что он убьет и её тоже, поэтому побежала. Она была так напугана, что он придет за ней, что пряталась несколько дней, воруя еду и воду, выбираясь на несколько минут только ночью. Спасибо, Господи, что нам вернули её домой в целости и сохранности.

Сначала я не думала, что смогу когда-либо простить себя, но после длительных разговоров с другими девушками, кто прошел через подобные ситуации...

< < Страница 1 из 3 > >

Е-майл от доктора Майкла Хуенг доктору Леонарду Личми, 7 августа

Дорогой Доктор Личми,
Насколько я понимаю, Вы в этом году ранее непродолжительное время наблюдали Николь Уоррен. Недавно она стала моей пациенткой в Восточной мемориальной береговой клинике, и я бы хотел обсудить с Вами свое первое впечатление касательно её душевного состояния, потому что ей, без сомнения, необходимо постоянное наблюдение, которое она сейчас и получает.

Физически Николь здорова. Кажется спокойной и идет на контакт, хотя очень стеснительно. Кажется, она страдает некоторыми крупными диссоциативными расстройствами, которые я все еще пытаюсь диагностировать точнее. Предварительно, хотя думаю, что данный вывод еще подлежит обсуждению, я бы сказал, что присутствуют элементы обоих МПД/ДИД [17] и деперсонализационное расстройство, без сомнения являющееся следствием травм после аварии и смерти сестры. Кроме того есть признаки наследственной психологической предрасположенности, хотя не все стандартные характеристики были выявлены.

В какой-то момент после аварии, думаю, когда она вернулась в Сомервилль после нескольких месяцев и столкнулась с доказательствами отсутствия сестры, она начала периодически жить сознанием своей погибшей сестры, разбавляя происходящее различными совместными воспоминаниями, основанными на глубоком понимании привычек сестры, её личности и предпочтениях. Со временем это начало прогрессировать, бред усиливался, превращаясь в зрительные и слуховые галлюцинации.

В настоящее время, хотя она и признает, что её сестра мертва, у неё остается немного не восстановленных воспоминаний о событиях, которые произошли, когда она использовала психику сестры, и я надеюсь, что со временем это пройдет благодаря консультациям и правильной комбинации лекарств.

Пожалуйста, позвоните мне в любое время для обсуждения.

Спасибо,
Майкл Хуенг
O: 555-6734
Восточная мемориальная береговая клиника
66-87 бульвар Вашингтона
Main Heights

Это сообщение может содержать конфиденциальную и/или секретную информацию. Если Вы не предполагаемый получатель (или получили это сообщение по ошибке), пожалуйста, немедленно сообщите отправителю или сотрите это сообщение. Любое несанкционированное копирование, раскрытие или распространение материалов данного сообщения строго запрещено.

Е-майл от Джона Паркера Ники Уоррен, 18 августа

Привет, Ники.
Как дела? Может, это глупый вопрос. Может, писать письмо тоже было глупо. Я даже не уверен, что ты его получишь. Я пытался позвонить тебе, но не смог.
Я уезжаю на сборы меньше чем через неделю. Сумасшествие! Надеюсь, меня не съедят заживо в метро какие-нибудь гигантские крысы. Или не нападут радиоактивные тараканы. Или не изобьют волосатые спортивные хипстеры.
В любом случае, твоя мама сказала моей маме, что тебя не будет несколько недель или больше. Ужасно, что не смогу увидеть тебя. Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше. Дерьмо. Тоже звучит глупо.
Боже, Ники. Я даже не могу представить, через что ты прошла.
Думаю, я должен сказать «пока», и я думаю о тебе. Много.

-П.