Лекции.Орг


Поиск:




История всемирной литературы 72 страница




476

ИСЛАНДСКИЕ САГИ

Наряду с эддической поэзией народно-эпическая литература древней Скандинавии представлена также исландскими прозаическими сагами, которые в принципе знаменуют собой более позднее явление в истории эпоса, причем явление по-своему уникальное, так как другие германские народы не знают эпоса в прозе. Исландские саги восходят как к устным, так и к литературным источникам. XIII век является веком записи саг, но имеются данные о том, что ранее они

477

бытовали в устной форме. Сохранилось свидетельство о том, что во время свадебного пира в 1119 г. гостям рассказывались саги. Впрочем, вопрос о характере соотношения фольклорного и литературного начал в сагах до сих пор не решен окончательно.

Прозаические саги делятся на три группы: «Саги давних времен», «Королевские саги» и «Родовые саги» (последняя группа — основная).

В «Сагах давних времен» значительное место занимают отголоски эддической поэзии. Такова, например, «Сага о Вёльсунгах» (середина XIII в.), представляющая в значительной мере пересказ «Старшей Эдды», причем не в последовательности песен, как они даны в «Королевском кодексе», но в форме связной биографии Сигурда и его предков (генеалогическая циклизация). Обстоятельно передаются лишь глухо упоминаемые в прозаических вставках к песням «Королевского кодекса» сказания о Вельсунге и Сигмунде (дяде и отце Сигурда), содержащие весьма архаические мотивы. Таковы тотемическое «ряжение» в волчью шкуру, рождение богатыря Синфьотли от кровосмесительной связи Сигмунда и его сестры — сюжеты, типичные для сказаний о родоначальниках (ср., например, ирландские саги, нартский эпос Осетии и др.).

Эти сюжеты пересказываются и в норвежской «Саге о Тидреке» (тоже середины XIII в.), главной темой которой являются сказания о Дитрихе Бернском, переданные, как признается автор, на основании «рассказов и песен мужей немецких». Пересказ сказаний о Нибелунгах вложен в «Саге об Алафе Трюггвасоне» в уста некоего Норнагеста, якобы лично знавшего ее героев.

В другом фрагменте той же саги подробно рассказывается история о дружбе, а затем бесконечной вражде Хедина и Хёгни (известная также по «Младшей Эдде», Саксону Грамматику, упоминаниям у скальдов, а также из немецкого эпоса о Кудруне). Один заставляет Фрейю разжечь вражду двух конунгов. По ее внушению Хёдин убивает жену Хёгни и похищает его дочь Хильд, а затем оба конунга сражаются день и ночь, много лет подряд, причем Хильд все время наблюдает за битвой (в «Эдде» Снорри Хильд оживляла убитых отца и мужа, так что они продолжали бой — мифологический мотив «битвы мертвецов»).

Отголоски песен Эдды (в особенности о Хельги) имеются в «Саге о Хромунде Грейпссоне» (одна из саг, которая рассказывалась на свадьбе в 1119 г.).

Очень богата разнообразными эпическими и лирическими реминисценциями «Сага о Хервёр», в которую включены две поэмы: одна о получении Хервёр, дочерью Ангантюра, на могиле отца «чудесного меча Тюрфинга», и другая — о битве готов и гуннов (последняя, как указывалось, близка к древнейшему слою эддической поэзии). В сагах этого типа немало общих мотивов с фольклором и литературой других народов, в частности с русской. В «Саге об Орвар-Одде» герой умирает так же, как Вещий Олег; имеются параллели между «Сагой о Рагнаре Лодброкке» и «Повестью о Петре и Февронии», между «Сагой о Боси» и былиной о Ваське Буслаеве и т. д.

«Королевские саги» — это, собственно, своды норвежской истории в форме жизнеописания норвежских королей. Вершиной в этой жанровой разновидности является «Хеймскрингла» («Круг земной») Снорри Стурлусона, автора прозаической (младшей) «Эдды». Еще в XII в. Ари Торгильссон написал «Книгу об исландцах» — краткую историю Исландии на исландском языке. В начале XIII в. появилась «Книга о занятии земли», содержащая генеалогические сведения о первых поселенцах и их потомках.

Период от интенсивного заселения Исландии до ее окончательной христианизации (930—1030) в исландской традиции обычно называют «веком саг», так как он выступает как своего рода «героический век» (эпическое время) в родовых сагах. Герои родовых саг — выдающиеся люди из числа первых поселенцев и их ближайших потомков. Вокруг этих выдающихся лиц концентрируется действие, но в качестве второстепенных фигур в сагах фигурируют сотни людей, в особенности в пяти «больших» сагах («Сага об Эгиле», «Сага о жителях песчаного берега», «Сага о людях из Лаксдаля», «Сага о Греттире», «Сага о Ньяле»). Персонажи группируются по семейно-родовому и, что практически в значительной мере совпадает, территориальному признакам. Саги содержат богатую, часто весьма точную генеалогическую информацию, которая имела для исландцев практическую ценность при разрешении различных имущественных и земельных конфликтов. Историческая «память» родовых саг может быть сравнима только с полинезийскими генеалогиями. По-видимому, значительное количество устных родовых и местных (топонимических) преданий вошло в состав родовых саг. Связь с устной традицией подтверждается и исключительно простым разговорным языком саг, наличием вариантов и повторяющихся стилистических моделей. При этом фольклорные источники, восходящие к X—XI вв., безусловно, переработаны и переосмыслены в сагах с точки зрения быта и политических отношений XIII в. (в обрисовке норвежского королевского абсолютизма или вечевой жизни исландцев).

478

Исландские родовые саги следует рассматривать как своеобразную постклассическую форму героического эпоса. Излюбленные темы саг — родовые распри, сопровождаемые, с одной стороны, традиционной кровной местью, с другой — тяжбами на тинге, а также успешные походы викингов. Со своеобразным эпическим объективизмом описывает сага происходящее, главным образом поступки, а не чувства людей, не давая при этом дополнительных оценок. Основные персонажи саг — героические характеры, в этом смысле сага продолжает на свой лад эддическую поэзию. Так, например, в саге о знаменитом скальде и викинге Эгиде Скалагримссоне и сам Эгиль и его родичи (особенно дядя Торольв) наделены неистовством, гордостью, смелостью, строптивостью, что приводит к острым конфликтам с норвежскими конунгами. В этой коллизии (в принципе характерной для героического эпоса) специфически национальным является независимое поведение свободолюбивого исландца при заморских «дворах» (соответственно — поведение его предков, из свободолюбия покинувших Норвегию), где его одновременно ценят как смелого, искусного воина и одаренного скальда.

Эгиль — типичный пример эпического героического характера в преломлении саги. Но сага знает другой, в сущности, высший, можно сказать, постклассический и национальный тип — смелый, но спокойный, готовый всегда сражаться во имя справедливости и сохранения мира, стоящий выше узкородовых интересов. К этому типу относятся мудрый судья Ньяль и его друг Гуннар.

«Сага о Ньяле» с эпической обстоятельностью показывает, как в условиях еще во многом «варварского» общества, где сильны родовые пережитки, Ньяль и Гуннар не могут преодолеть стихию, втягиваются, помимо своей воли, в родовые распри и погибают. При этом они до конца сохраняют величие души. Гуннар из любви к родной земле отказывается ехать в изгнание и, объявленный вне закона, сидит в собственном доме. Ньяль отказывается выйти из дома, подожженного кровниками, мстящими его сыновьям, и спокойно ложится спать, зная, что сгорит заживо.

В разжигании родовой вражды большую роль в сагах, в частности в «Саге о Ньяле», играют женщины, жена Ньяля и особенно жена Гуннара, принесшая многим горе и гибель. Когда перед смертью Гуннар попросил у нее сплести из своих волос новую тетиву для лука, чтоб обороняться от врагов, она ему отказала, припомнив его пощечину. Образ демонической женщины-мстительницы, подобный эпической Брюнхильд, ярко обрисован в образе Гудрун, дочери Освивра из «Саги о людях из Лаксдаля». Сюжет этой саги в целом повторяет основные «эддические» коллизии: Гудрун любит Кьяртана (как Брюнхильд Сигурда), но вынуждена выйти за его побратима Болли и добивается смерти Кьяртана. Болли предает побратима, как Гуннар Сигурда. Впоследствии Гудрун всеми силами добивается мести за Болли (как эпическая Гудрун подстрекает к мести за Сванхильд) и т. д.

Собственно любовные мотивы играют в сагах незначительную роль. Исключение составляет «Сага о Гуннлауге Змеином Языке» и в особенности «романическая» «Сага о Фритьофе», сюжет которой был впоследствии обработан шведским романтиком Тегнером. В сагах известное место занимают вещие сны, колдовство, различные поверья и т. п., но они выступают здесь не в своей мифологической функции, а как суеверие, т. е. явления быта.

Идеализирующего гиперболизма, поэтической приподнятости в прозаических сагах несравненно меньше, чем в эддической поэзии. Зато в них воссозданы с большим мастерством картины быта и общественной жизни Исландии эпохи независимости. Совершая значительный шаг в сторону бытового правдоподобия, саги одновременно знаменуют начало движения от эпоса к роману (многие сюжеты «континентального» романа были затем пересказаны в виде саг).

 

478

АНГЛОСАКСОНСКАЯ ЭПИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ

Англосаксонская (древнеанглийская) народно-эпическая литература начала складываться в период завоевания Британии германскими племенами англов, саксов, ютов и фризов. Завоевание, оттеснившее кельтское население на запад и север страны, длилось с 40-х годов V в. до начала VII в. Созданные пришельцами небольшие королевства (англами — Мерсия и Нортумбрия, саксами — Уэссекс, ютами — Кент) боролись между собой за политическую гегемонию. Эту гегемонию вскоре после завоевания Нортумбрия уступила Мерсии, а в IX в. — Уэссексу. Западносаксонский диалект Уэссекса стал классическим диалектом древнеанглийского языка. Верхнюю хронологическую границу литературы на древнеанглийском (англосаксонском) языке определяет нормандское завоевание (1066), которое сопровождалось проникновением французского языка и французской культуры. Нормандскому завоеванию предшествовало два века борьбы с датчанами, захватившими значительную территорию. Датчане, естественно, несли с собой скандинавскую культурную традицию.

Англосаксонское общество V—X вв. было типичным раннефеодальным обществом с сильными пережитками родо-племенного строя. Власть

479

племенного короля в мирное время ограничивалась советом эрлов («благородных»). Она постепенно усиливалась и выходила за племенные пределы. Основную массу населения еще составляли свободные земледельцы-воины, объединенные в сельские общины, но уже возникло несколько социальных категорий, несущих, согласно англосаксонским «правдам», различную юридическую ответственность.

В процессе политического объединения и феодализации англосаксов большую роль сыграла их христианизация (VII в.), осуществленная римскими миссионерами, вступившими в конфликт с местными кельтскими христианскими центрами в Нортумбрии.

Христианизация англосаксов была гораздо более ранней и глубокой, чем христианизация скандинавов, что имело существенное значение для литературного процесса. Народно-эпическая «языческая» традиция, бытовавшая в устной форме, обрабатывалась в виде письменных произведений клириками или мирянами, получившими церковное образование. Кроме того, англосаксонская литература включает выдающиеся образцы христианского эпоса на библейские темы, созданного на древнеанглийском языке, в традиционной народной стилистической манере, аллитерационным стихом. Переданный в «Церковной истории англов» Беды Достопочтенного рассказ о пастухе Кэдмоне, начавшем складывать песни на библейские сюжеты после того, как ему это повелел во сне ангел, поразительно напоминает аналогичные рассказы о «призвании» эпических певцов у других народов.

В рамках настоящего раздела речь пойдет, однако, только об эпосе, разрабатывающем собственно народно-героическую тематику. Наряду с народными певцами-музыкантами (gleokud) и придворными советниками, хранителями мудрости — тулами, англосаксонские эпические памятники часто упоминают дружинного певца — скопа (scôp). По-видимому, в языческий период скопы были творцами и исполнителями аллитеративных песен героического содержания.

Основным памятником англосаксонского героического эпоса является монументальная эпопея о Беовульфе, дошедшая в рукописи X в. Язык рукописи — западносаксонский диалект с отчетливыми следами диалектов Мерсии и Кента. Возможно, что первоначально она была написана на одном из диалектов англов.

Поэма составлена между 675 и 850 гг. Некоторые лингвистические данные указывают на конец VI — начало VII в. Археологические параллели и возможность влияния первых образцов христианского эпоса указывают на VIII в. Составитель (автор дошедшей до нас книжной редакции поэмы), безусловно, имел клерикальное образование и, видимо, был знаком с христианским эпическим поэтом Ювенком (IV в.) или даже с «Энеидой» Вергилия. Христианские мотивы вряд ли являются просто позднейшей интерполяцией. Наряду с упоминанием Каина, Авеля, Ноя, потопа (все из библейской книги Бытия) нельзя не признать, что в самой героике Беовульфа есть черты христианского воина наподобие св. Георгия.

Поэма о Беовульфе, однако, непосредственно восходит к дохристианской героической фольклорно-эпической традиции, о чем свидетельствует ее метрика, стиль, сюжет и образы. Аллитерационный стих «Беовульфа» (так же, как и других памятников англосаксонского эпоса) чрезвычайно близок аллитерационному стиху скандинавской и древненемецкой народно-эпической поэзии. В строке имеется четыре главных ударения (по два в каждом коротком стихе), из которых третье (основное) аллитерирует с первым, иногда также со вторым, редко с четвертым. Так же, как в «Эдде», в «Беовульфе» широко применяются синонимы, кеннинги (типа «молния битвы» вместо «меч», «шлем ночи» вместо «темнота», и т. п.) и близнечные парные формулы (два слова, аллитерирующие и соотнесенные между собой по смыслу). В «Беовульфе» в большей мере, чем в «Эдде», обнаруживаются черты «формульного» стиля — общие места, постоянные эпитеты, косвенно свидетельствующие о фольклорном генезисе. С другой стороны, в «Беовульфе» встречаются «переносы» (не характерные для «Эдды») — плод книжной переработки фольклорного произведения.

С точки зрения жанровой природы «Беовульф», в отличие от эддических песен, представляет образец большой эпической формы. В «Беовульфе» так же, как в гомеровском эпосе, развит описательный элемент, действие развертывается постепенно, повествование изобилует отступлениями и ретардирующими подробностями. Особенно характерны для «Беовульфа» детальные описания одежды и вооружения, церемониала на пиру и т. п. «Беовульф» лишен стремительности и напряженного лиризма «Эдды», но отношение автора к героям и событиям все же более «персональное», чем у Гомера, что выражается в гимническом или элегическом тоне, встречающемся в отдельных местах поэмы. В дошедшем до нас виде «Беовульф» отличается большой композиционной стройностью, подкрепленной тематическим единством. Основной сюжет «Беовульфа» состоит из двух самостоятельных эпизодов, объединенных темой борьбы с «чудовищами», мешающими мирной жизни людей.

Живущее в болоте человекообразное чудовище Грендель (потомок Каина!) приходит каждую

480

ночь в выстроенную датским королем Хротгаром пиршественную «Оленью палату» (хеорот), похищает нескольких спящих воинов и пожирает их в своем логове. На помощь датчанам является из своей страны гаутский богатырь Беовульф. Он смертельно ранит Гренделя, вырвав в борьбе у него руку. За сына мстит мать Гренделя. Беовульф отправляется в водяную бездну под болотом, где убивает мечом («издельем великанов») мать Гренделя и отрубает голову Гренделю. После торжественного пира, получив великую благодарность и богатые дары от Хротгара, Беовульф возвращается в страну гаутов, к королю Хюгелаку.

Во второй части Беовульф — уже старик, правящий гаутами после смерти Хюгелака и его сына. На земли гаутов нападает огнедышащий дракон, хранящий несметные сокровища (подобно Фафниру в «Эдде»). Беовульф в единоборстве убивает дракона, но сам умирает от его ядовитых укусов (как Тор после схватки с мировым змеем, согласно «Прорицанию Вёльвы»).

Поэма, начинавшаяся картиной похорон первого датского короля Скильда Скефинга, заканчивается описанием торжественных похорон Беовульфа. Указанный основной «двойной» сюжет дополнен пересказами песен, якобы исполнявшимися скопом на пиру в Хеороте, — о змееборстве Сигмунда (в скандинавской традиции Сигмунд — не змееборец, а отец змееборца Сигурда) и о битве при Финнсбурге.

В основной рассказ вкраплены многочисленные исторические реминисценции (в форме воспоминаний, предсказаний, намеков) и генеалогические сведения о датских, шведских и гаутских королях. Гауты (геаты) — восточногерманское племя, жившее в южной Скандинавии, по-видимому, ближайшие родичи готов.

Исторические имена и факты, упоминаемые в «Беовульфе», фигурируют также в исторических хрониках, легендарной истории датчан Саксона Грамматика, исландских исторических сагах о шведских королях Инглингах, датских Скьельдунгах (в особенности «Сага о Хрольфе Краки») и др.

К числу таких исторических моментов относится набег гаутского короля Хюгелака (Хойхилака) на земли франков и фризов, окончившийся его гибелью (между 516 и 531 гг.); история борьбы за власть Эадгильса (по скандинавским источникам — Адильса) и Эанмунда, поддержанных гаутами (при сыне Хюгелака) с их дядей — свейским королем Онела; перипетии и распри данов с хадубардами (возможно, лангобардами), попытка примирения враждующих сторон путем брака дочери Хротгара с Ингельдом — сыном убитого датского короля Хальвдана. Некоторые эпизоды племенной борьбы данов и фризов (король фризов Финн убивает своего гостя, датского короля Хнэфа, за него впоследствии мстит Хэнгест, его дружинник) пересказаны в «Беовульфе» и в отрывке из не дошедшей полностью поэмы «Битва при Финнсбурге». «Палата» Хеорот, построенная датским королем Хротгаром, — это, безусловно, древняя столица данов на острове Зеландия — Хлейдр (Лейре). В «Беовульфе» рядом с Хротгаром фигурирует его племянник Хротульф, сын Хельги. В скандинавской традиции Хротульф (Хрольф Краки), сын Хельги, своего рода эпический датский король, идеальный властитель, правящий в Лейре.

Исторические и легендарные мотивы «Беовульфа» в целом отражают межплеменные отношения до переселения англов и саксов в Британию. Возможно, с этим временем «Беовульфа» связывает непрерывная эпическая традиция. Почти все персонажи являются скандинавами и известны одновременно из скандинавских сказаний. Только упоминаемый в «Беовульфе» король Оффа — английский. По-видимому, это фигура историческая (IV в.). Он — великий предок и «тезка» мерсийского короля Оффы II (VII в.), в котором некоторые исследователи предполагают покровителя автора «Беовульфа». Впрочем, Оффа (Уффо) известен и в датской традиции как сын датского короля Вермунда, отстоявший Данию в единоборстве с сыном короля саксов (тип богатыря, «не подающего надежд»: он долго оставался немым и бессильным).

Близкие параллели к основному сюжету борьбы Беовульфа с Гренделем и его матерью содержатся и в исландских сагах (сага о Хрольфе Краки, сага о Греттире, а также о Самсоне, об Орме Сторольвссоне, и др.). Особенно близки в деталях перипетии борьбы Греттира с двумя чудовищами (женским и мужским), живущими под водой. В саге о Хрольфе Краки облик чудовища (крылатый дракон) несколько иной, но зато абсолютно совпадает историческая рама и главный герой. Победитель чудовища — Бьярки, брат властителя гаутов, находящийся при дворе датского короля Хрольва Краки. Само имя Бьярки так же, как и имя Беовульфа (букв. «волк пчел» — т. е. пожиратель пчел), несомненно, означает «медведь». Имеются и другие совпадения, доказывающие тождественность этих героев. Таким образом, остается предположить, что сказание о Беовульфе восходит к скандинавским источникам древнейшей эпохи, когда англы и саксы соседствовали с датчанами на континенте.

Как известно, совершенно аналогичным образом героические песни «Эдды» продолжают традиции готов, бургундов и франков. Такой

481

межплеменной характер эпоса германских народов указывает на его зарождение в период, предшествующий государственной консолидации и развитию национального самосознания. В сущности, к традициям эпической архаики восходит и основной сюжет «Беовульфа» и тип героя. Историческое приурочивание этого сюжета к датско-гаутским отношениям, представление о Беовульфе-Бьярки как гаутском королевиче или даже короле, спасающем датскую «столицу» Скьёльдунгов, скорей всего, является наслоением на первоначальный сюжет о сказочном богатыре (происходящем от медведя) или «культурном герое» (типа Геракла), очищающем землю от чудовищ, мешающих мирной жизни людей. Это косвенно подтверждается целым рядом фактов. Не говоря уже об исландских сагах о Греттире, Орме и других, лишенных исторического колорита, а также о некоторых ирландских параллелях, следует иметь в виду близкую по сюжету обширную группу сказок о силаче, часто медвежьем сыне, в число подвигов которого входит борьба с чудовищем в доме, его преследование и победа над ним в подземном мире (№ 650 по указателю Аарне-Томпсона). В то же время в самом «Беовульфе» черты христианского мессианизма содержат следы языческих представлений о культурном герое, миссия которого — защищать людей от чудовищ.

В отличие от многих эпических героев, выступающих в интересах своего рода-племени (как, например, ирландский Кухулин), Беовульф — защитник человечества, но само человечество представлено дружественными племенами данов и гаутов. По своей миссии Беовульф напоминает скандинавского Тора, но, в отличие от Тора, его деятельность лишена космически-мифологического характера. Образ матери врагов эпического героя чрезвычайно характерен для архаической эпики различных народов (например, тюрко-монгольских, финно-угорских, в реликтовой форме — кельтских).

Беовульф — не историческая фигура; во всяком случае, он не был королем гаутов, о чем свидетельствует его имя, которое не аллитерирует с именами других гаутских королей и не упоминается в других источниках по гаутской генеалогии.

В первых строках поэмы о Беовульфе упоминается другой Беовульф — сын Скильда Скефинга, родоначальника-эпонима датского королевского рода Скильдингов (Скьёльдунгов). Высказывалось предположение, что именно этот датский, а не гаутский Беовульф первоначально был героем сказания о борьбе с чудовищами. Подкрепление искали у Саксона Грамматика, где сын Скьёльда и отец Хальвдана — некий Фрото (Фроди) является драконоборцем.

Однако в западносаксонских генеалогиях находим в качестве сына Скильда не Беовульфа, а Беова (Беав, Бео). Слово это означает «зерно», а в мифологическом плане, как предполагают, духа зерна или «культурного героя», научившего людей земледелию. Подобные специфические мифологические представления, вероятно, являются более поздним напластованием (так же, как и исторические мотивы) на древнейшее сказание о борьбе против «чудовищ», возникшее еще в доклассовом обществе.

Кроме «Беовульфа», сохранились фрагменты уже упоминавшейся «Битвы при Финнсбурге» (по-видимому, образец эпической песни, сложившейся на основе исторического предания) и «Вальдере». Вальдере — это Вальтер Аквитанский, один из популярных героев эпических песен у германских народов, о чем свидетельствует дошедшее до нас латинское переложение «Вальтарий». Это переложение приписывалось ранее Эккеарту (X в.), но, по-видимому, составлено неким Геральдом (IX в.). В латинской поэме говорится о том, как воспитывающийся при дворе Аттилы в качестве заложника сын короля вестготов Вальтер вместе с дочерью бургундского короля Гильдегундой бежит из гуннского плена вслед за франкским юношей Хагеном. Англосаксонские фрагменты рассказывают, что по пути на беглецов нападает король франков Гунтер, позарившийся на унесенные Вальтером гуннские богатства. Сюжет, таким образом, примыкает к широкому кругу континентально-германских сказаний, отразившихся и в «Эдде». Англосаксонский отрывок «Вальдере» упоминает также кузнеца Вёлюнда (Виланда), известного по одной из лучших песен «Эдды».

Особое место в англосаксонской эпической литературе занимает «Видсид», сохранившийся в составе так называемой Эксетерской книги (X в.). Книга эта написана в окончательном виде, вероятно, в VII или VIII в. Одна из ее составных частей — каталог королей, возможно, сложилась еще до переселения в Британию (это образец примитивного генеалогического списка) и представляет собой древнейший памятник англосаксонской литературы. В «Видсиде» упоминаются многочисленные эпические герои, исторические и легендарные битвы, известные из сказаний германских народов.

Много внимания уделено описанию битвы Оффы, короля англов, упоминаемого и в «Беовульфе». Стихотворение построено как воспоминание скопа Видсида о тех странах и дворах, которые он посетил. Фактически «принимавшие» его короли жили в разное время, на протяжении двухсот-трехсот лет.

Известную близость к «Видсиду» обнаруживает группа элегических стихотворений лиро-эпического

482

характера. В одной из этих небольших поэм («Сетование Деора») также фигурирует скоп. Деор жалуется на то, что он впал в немилость при дворе Геоденингов, так как его вытеснил певец Хеорренда. В виде утешения он перечисляет беды, случившиеся с героями знаменитых сказаний. Другие англосаксонские элегии не связаны с эпическим преданием (в этом их коренное отличие и от эддических древне-скандинавских элегических стихотворений) и должны быть рассмотрены в связи с развитием средневековой лирики.

Во многом аналогичные фрагменты эпической поэзии сохранились и на континенте.

 

482

ЭПИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ КОНТИНЕНТАЛЬНЫХ ГЕРМАНЦЕВ

Многочисленные и разнообразные источники (труды римских авторов — Цезаря и Тацита, латинские сочинения средневековых историков германских племен Иордана, Григория Турского, Павла Диакона, Видукинда, Саксона Грамматика, а в особенности отголоски отдельных мотивов в скандинавской и англосаксонской литературах) свидетельствуют о наличии у континентальных германских племен уже в первых веках нашей эры богатейшей эпической поэзии. Как выше отмечалось, так называемая эпоха великого переселения народов, т. е. эпоха крушения Римской империи и образования в Западной Европе «варварских» германских государств, была героическим веком древнегерманского эпоса. В среде германских племен, переживавших период разложения родо-племенного строя («военная демократия») и впервые создававших примитивные государственные объединения в обстановке массовых передвижений, войн и завоеваний, складывались в устной форме те сказания, которые составили основной сюжетный фонд эпической поэзии германских народов. Тацит сообщает, что «они восхваляют в старинных песнях, которые представляют у них единственный вид воспоминаний и хроник, Туиско, земнородного бога, и его сына Манна, происхождение народа и его родоначальников». Под родоначальниками понимаются сыновья Манна — предки трех основных племенных, а может быть, и культовых групп континентальных германцев: ингевонов, истевонов и эрминонов. Тацит упоминает также, что «до сих пор еще поют у варварских племен» об Арминии, герцоге херусков, давшем отпор римлянам в Товтобургском лесу.

Информация Тацита дает основания предполагать, что у германцев в I в. имелись как мифологические, так и исторические песни. Уже аллитерации в именах родоначальников косвенно свидетельствуют о том, что древнегерманская поэзия была аллитеративной. Аллитерационный стих, а вероятно, и отголоски древних мифов сохранили древнейшие памятники древненемецкой поэзии — так называемые мерзебургские заклинания, записанные франкскими клириками на рубеже IX и X вв.

Во втором мерзебургском заклинании упоминаются боги Водан, Фрия и др. Высказывалось даже предположение, что в этом заклинании отражен миф о Бальдре. Эпическая часть заклинаний, предшествующая магическому заклятию, изобилует фольклорно-эпическими повторами.

Единственный известный нам подлинный текст древненемецкой героико-эпической песни (сохранившийся, да и то не полностью, в записи около 800 г. на внутренней стороне переплета богословской книги из Фульдского монастыря) — это «Песнь о Хильдебранде», также написанная аллитерационным стихом со скупым применением эпических параллелизмов. В качество образца краткой эпической песни, в которой большое место занимает диалог, «Песнь о Хильдебранде» напоминает такие классические эддические героические произведения, как «Песнь об Атли», «Речи Хамдира», «Песнь о Вёлюнде». «Песнь о Хильдебранде» почти лишена описательного элемента; она состоит из соответствующего воинскому ритуалу и полного внутреннего драматизма диалога между старым Хильдебрандом, начальником дружины Дитриха Бернского, и сыном Хильдебранда — молодым Хадубрандом, выросшим под властью Отахра (Одоакра) и теперь выступающего на стороне Одоакра в сражении против Дитриха Бернского. Обменявшись традиционными вопросами об имени, роде и племени, Хильдебранд и Хадубранд приступают к бою, так как Хадубранд не верит, что перед ним его отец, подозревает хитрость «старого гунна», а Хильдебранд также не может прослыть трусом, пожертвовать своей воинской честью. На этом текст обрывается, но можно предположить, что песня кончалась рассказом о поражении и смерти заносчивого юноши.

В рамку цикла сказаний о Дитрихе Бернском (Теодорихе Веронском) здесь включен знаменитый сюжет боя отца с сыном. Сюжет этот в значительной мере отражает коллизии, вызванные разрушением родо-племенных связей, которые характерны для эпохи войн и массовых миграций, сопровождающих государственную консолидацию на заре классового общества. Классический пример — эпоха «великого переселения народов». Тот же сюжет разрабатывался в греческом, ирландском, русском, персидском, армянском эпосах. Другой древнегерманский сюжет — о Вальтере Аквитанском — сохранился, как уже указывалось, только в латинском переложении





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-10-01; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 402 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Студент может не знать в двух случаях: не знал, или забыл. © Неизвестно
==> читать все изречения...

1331 - | 938 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.011 с.