История всемирной литературы 35 страница

Абу Таммам оставил значительное количество стихов в разнообразных традиционных жанрах. Вместе с тем широкую известность ему принесли не только стихи, но и его деятельность по созданию антологий арабской поэзии (подобно

230

Ки-но Цураюки и др. в Японии), ибо как собиратель чужих произведений Абу Таммам проявил не меньше вкуса, чем как поэт. Впоследствии арабские средневековые филологи по его примеру составляли сборники и поэтические антологии, причем сборники Абу Таммама неизменно служили для них образцом.

Наиболее ценной с историко-литературной точки зрения из дошедших до нас антологий Абу Таммама считается знаменитая «Книга доблести» («Китаб аль-хамаса»), в 10 главах которой собраны лучшие стихотворения нескольких сот арабских поэтов. Своим названием «Книга доблести» обязана названию первой главы, в которой собраны стихи о храбрости и воинской доблести бедуинских героев.

В своих собственных стихах Абу Таммам также выступает как продолжатель древнеарабских поэтических традиций. Подавляющее большинство его стихотворений составляют панегирики знатным лицам Халифата, в которых в соответствии с жанровой схемой поэт приписывает восхваляемому лицу традиционные достоинства араба-бедуина — благородство происхождения, храбрость, щедрость — и восхваляет его в самых неумеренных выражениях.

Несмотря на приверженность к традициям, Абу Таммам значительно обновил арсенал бедуинских образов, превратившихся в панегириках поэтов-эпигонов в мертвые штампы. Не случайно многие средневековые филологи считают Абу Таммама, несмотря на его «классицизм», одним из основоположников «нового стиля».

Поношения и элегии Абу Таммама также имели традиционный характер. В хиджа он обычно обрушивался на своих конкурентов — более удачливых поэтов или вельмож, не обративших внимания на его панегирики или не вознаградивших его за них достаточно щедро. В элегиях, написанных по заказу, поэт прославлял достоинства умерших, используя привычные образы-штампы; гораздо живее и ярче элегии, сочиненные поэтом на смерть близких. Например, элегия, написанная на смерть сына, трогательна и выразительна — в ней чувствуется искренняя скорбь.

Современники особенно ценили героические стихи Абу Таммама. Поэт посвятил немало строк прославлению военной доблести арабо-мусульманского войска — описанию походов против Византии, сражений, осады крепостей и т. д. Героической поэзии Абу Таммама, несмотря на ее известную высокопарность, нельзя отказать в красочности батальных описаний, яркости и неожиданности сравнений. Абу Таммаму свойственна известная афористичность, делающая его предшественником философской лирики аль-Мутанабби и аль-Маарри. Его короткие поэтические сентенции медитативного характера, возможно, имеют большую поэтическую ценность, чем его трудные для понимания, зачастую весьма тяжеловесные панегирики.

Не меньшей популярностью у средневековых арабов пользовался и ученик Абу Таммама — аль-Бухтури (820—897). Так же, как и его учитель, аль-Бухтури был придворным панегиристом аббасидских халифов и в своих панегириках старался строго придерживаться канонов древнеарабской поэзии. Лучшее в его панегириках — красочные, насыщенные сложными метафорами и олицетворениями картины природы и описания архитектурных сооружений, дворцов эмиров и халифов, по точности и наглядности не уступающие древним шедеврам этого жанра. Следуя примеру Абу Таммама, аль-Бухтури создал антологию арабской поэзии, которая тоже получила название «Китаб аль-Хамаса» и которая, так же как антология Абу Таммама, стала для последующих столетий важнейшим источником древнеарабской поэзии.

Самая яркая фигура в «критической» поэзии IX в. — поэт-сатирик Ибн ар-Руми (836—896). Воспитанный в неортодоксальных традициях (отец поэта был грек, а мать — персиянка), Ибн ар-Руми был ревностным шиитом и противником правящей аббасидской династии. Приверженность Ибн ар-Руми к мутазилитской теологии (рационалистическое направление в исламе) и его политические взгляды закрыли ему путь к придворной карьере и сделали его в глазах правящей элиты опасным еретиком. Неприязнь поэта к арабской родовой аристократии и язвительность его сатир стоили ему жизни: Ибн ар-Руми был отравлен по приказу везира халифа аль-Мутадида.

В сатирах поэт осмеивает конкретные лица и пороки как таковые: скупость, ханжество, зависть, вероломство. Помимо сатирического жанра поэт прославился и как мастер пейзажной лирики. Его мироощущение дисгармонично, в поэзии ощущается душевный надрыв — результат острого разлада с окружающей средой, лишь природа для поэта — мудрая и добрая стихия, в ней он черпает успокоение и гармонию. Воспринимая природу как сознательную силу, Ибн ар-Руми, подобно древним мастерам, широко пользуется сравнениями, олицетворениями, психологическим параллелизмом.

Несколько особняком в литературном процессе IX в. стоит выдающийся поэт и филолог-теоретик, «однодневный халиф» Ибн аль-Мутазз (861—908). Сын тринадцатого аббасидского халифа аль-Мутазза, поэт получил великолепное филологическое образование и провел почти всю жизнь во дворце. В смутное время, наступившее

231

после смерти халифа аль-Муктафи, он оказался втянутым в придворные интриги, принял участие в борьбе за власть, сумел 17 декабря 908 г. на один день захватить халифский престол, но уже на следующий день был свергнут соперником и вскоре казнен.

Высокое положение избавляло Ибн аль-Мутазза от необходимости заискивать перед сильными мира сего и выпрашивать подачки. Он не писал панегириков, это был утонченный эстет, позволявший себе большую независимость в выборе поэтической тематики, чем это было принято в среде профессиональных придворных поэтов.

Творчество Ибн аль-Мутазза весьма многообразно, в нем представлены почти все средневековые жанры. Кроме того, его перу принадлежит большая эпическая поэма — один из немногих в арабской литературе образцов неканонического жанра, в которой повествуется о том, как родственник и покровитель поэта халиф аль-Мутадид усмирил непокорную придворную гвардию. Но главные темы поэзии Ибн аль-Мутазза — застольные радости, природа и любовь. В основном его стихи традиционны, жизнь изображается в них как бы символически, в условных образах, строго подчиненных поэтическому канону и требованиям жанра и представляющих обычно разработку традиционных поэтических фигур, подчас мало соотнесенных с предметом. Однако порой поэт нарушает литературный этикет и пользуется образами, навеянными его жизненным опытом. Тогда в его поэтические картины врываются реалистические элементы — характерные детали, точные описания, пластичность поэтического рисунка. Происходит сближение поэтического воспроизведения с реальной жизнью, арсенал образов значительно расширяется, что, однако, ни в какой мере не влечет за собой упразднение поэтического канона, а лишь способствует его дальнейшей разработке и обогащению. При этом, естественно, более свободными от сковывающего влияния традиций оказываются те жанры, которые возникли сравнительно недавно, например «поэзия вина» (хамрийят).

Ибн аль-Мутазз был также теоретиком в области арабской литературы, автором одного из первых в истории трактатов по арабской стилистике — «Книги о новом стиле» («Китаб аль-бади»), в которой он попытался систематизировать поэтические фигуры и другие изобразительные средства арабской поэзии и создать соответствующую им терминологию.

Ведущее место в литературе IX в. принадлежит видному арабскому прозаику и литературному критику, одному из деятелей мутазилизма аль-Джахизу.

Абу Осман ибн-Бахр (775—868), по прозвищу аль-Джахиз (т. е. пучеглазый), родился в Басре. Еще в ранние годы будущий писатель вошел в кружок масджидитов (мечетников), ученых и литераторов, группировавшихся вокруг большой басрийской мечети. Позднее аль-Джахиз перебирается в Багдад, где продолжает изучать математику и богословие, лингвистику и медицину, причем особую дань он отдает изучению греческой философии. В Багдаде же он начинает свою литературную деятельность. Слух об аль-Джахизе как о талантливом литераторе доходит до халифа аль-Мамуна, который поручает ему написать трактат о законности арабской власти и для выполнения этой работы назначает его чиновником в свою канцелярию.

Дипломатический такт аль-Джахиза, его веселый нрав, остроумие и широкая образованность, а также горячая приверженность к арабской партии и неприязнь к мавля обеспечили ему успех при дворе при различных халифах и везирах. В последние годы жизни, в связи с окончательной утратой мутазилитами ведущего положения в мусульманском богословии, аль-Джахиз вынужден был покинуть Багдад и вернуться в Басру, где он и умер глубоким стариком.

Аль-Джахиз был человеком энциклопедических знаний. Его перу принадлежит около 200 произведений, охватывающих почти все сферы науки того времени. Среди его литературно-критических сочинений наибольший интерес представляет трактат по стилистике «Книга красоты речи». Здесь собраны образцы арабской поэзии, прозы и ораторского искусства, они перемежаются критическими замечаниями автора и его высказываниями по различным вопросам литературы.

К числу дошедших до нас литературных произведений аль-Джахиза относятся сатирическое «Послание о квадратности и округлости», в котором автор в лице главного своего недруга, некоего Ахмеда, осмеял схоластическое богословие с его религиозной нетерпимостью и отсталостью, «Книга о животных», одно из ранних произведений адаба (занимательного и общеобразовательного чтения, стоящего на грани научно-популярной, нравоучительной и художественной литературы) и, наконец, «Книга о скупцах» — наиболее значительное с литературной точки зрения произведение. «Книга о скупцах» — беспорядочное собрание посланий о скупости и щедрости, рассказов и анекдотов о скупых людях, их речах и поступках. Героями рассказов обычно выступают иранцы — жители провинции Хорасан и среднеазиатского города Мерва (центра Хорасана), а также жители наполовину шиитской многонациональной, почти

232

всегда оппозиционной багдадским властям Басры. Книга была написана как отповедь носителям шуубитской идеологии (главным образом персам), которые в традиционном арабском достоинстве — бедуинской безмерной щедрости — усматривали лишь проявление дикости и нелепой расточительности. «Книга о скупцах» — произведение сатирическое. В отдельных ее рассказах перед читателем проходит целая галерея типов, принадлежавших к различным общественным группам, — купцы и земледельцы, ученые и богословы, деклассированный элемент: мошенники, нищие. Анализируя поведение скупцов, их побуждения и аргументацию, аль-Джахиз обнаруживает весьма тонкое понимание человеческой натуры, понимание того, что разум часто оказывается лишь «слугой» сердца. Во вступительном послании книги аль-Джахиз обещает развлечь читателя забавными рассказами и «изощренными доводами скупцов». И действительно, в большинстве эпизодов «Книги о скупцах» осмеянию подвергается не столько скупость как таковая, сколько логика скупцов, их «доводы и рассуждения». Это — самое интересное в книге. Основу комизма составляет здесь изощренная софистика, многословная, оснащенная ссылками и цитатами, абсурдная аргументация скупцов, в изображении которых аль-Джахиз проявляет неистощимое терпение и изобретательность. В этом вкусе к софистике, так же как в умении анализировать человеческие побуждения, сказался рационалист-мутазилит с его высокой культурой мысли и склонностью к теоретизированию.

Аль-Джахиз сыграл выдающуюся роль в истории арабской прозы: впервые в истории арабской литературы появился пишущий на современную тему прозаик, в произведениях которого содержалось сатирическое описание нравов. Увлекательность повествования, разнообразие и оригинальность тематики его научных сочинений и произведений адаба обеспечили ему широкую популярность в самых различных слоях общества. Его манера изложения показалась столь привлекательной, что в дальнейшем многие ученые и литераторы — Ибн Кутайба (828—889), Ибн Абд Раббихи (860—940), ас-Сули (ум. 946), ас-Саалиби (961—1038), аль-Казвини (ум. 1283), ад-Дамири (1349—1405) и другие — восприняли эту манеру с ее композиционными и стилистическими особенностями.

 

 

232

ЛИТЕРАТУРА X—XII ВВ.

В X в. багдадские халифы утратили последние остатки былого могущества. Распад Халифата отразился на состоянии литературы скорее благоприятно, и период с X по XII в. стал одним из самых плодотворных в ее развитии. Борьба, обострившаяся во всех сферах идеологии в связи с ростом сектантства и еретических учений дала толчок разнообразной духовной деятельности. Правители мелких княжеств, соперничавшие между собой и стремившиеся перещеголять друг друга во всех областях культуры, привлекали к себе ученых и поэтов и щедро осыпали их дарами. В начале X в. более других прославились такие культурные центры, как Багдад, Алеппо — столица государства Хамданидов, а также Дамаск, крупные города Северной Африки и Андалусии.

Расцвет арабской литературы в X—XII вв. был тесно связан с разноплеменным характером культуры Халифата. Литература этого периода была результатом духовной деятельности многих народов, писавших на арабском языке. В ней как бы синтезировалось все лучшее, что было создано различными народностями Халифата на протяжении многих поколений. В этом синтезе кроется причина многообразия и глубины идей арабской литературы периода расцвета и разнообразия ее форм. Вместе с тем в литературе этого времени (особенно с XI в.) появляются уже некоторые черты застоя. Всевозрастающая нетерпимость начинает постепенно душить свободомыслие. Дает себя знать консерватизм в сфере художественной формы. Жесткая нормативность тормозит развитие литературы. Если в период расцвета арабской поэзии канон понимался как воплощение эстетического идеала и в каждом новом произведении он заново интуитивно воссоздавался по законам художественного творчества, то со временем он начинает выступать лишь как образец для поэта, сковывающий его творческие возможности жесткими законами нормативной эстетики, и вырождается в стесняющую творца регламентацию, порождавшую шаблон, умышленную стилизацию и архаизацию. Все большую роль начинают играть риторические штампы; формальная изощренность и виртуозная версификационная техника приобретают подчас самодовлеющее значение. Филологические познания и профессиональные навыки становятся решающими при создании художественного произведения.

К этому времени относится творчество крупнейших поэтов арабского Средневековья. Расцвет поэзии в X и XII вв. сопровождается развитием художественной прозы.

Абу-т-Таййиб аль-Мутанабби (915—965) родился в Куфе в бедной семье, ведущей свое происхождение от бедуинов Южной Аравии. В 925 г. будущий поэт с родителями вынужден бежать из Куфы в Сирию к бедуинам, среди которых он провел около двух лет. Пребывание

233

среди кочевников в значительной степени определило будущий общественный идеал поэта, его политические и художественные симпатии, а также наложило отпечаток на его миросозерцание. Поэт проникся особой любовью к бедуинскому характеру и усовершенствовался в знании арабского классического языка, сохранившегося в бедуинской среде лучше, чем в условиях больших городов, жители которых говорили на местных диалектах.

В 933 г. поэт выступил с какими-то проповедями сначала в Куфе, а затем среди сирийских бедуинов. По свидетельству арабских биографов, эти проповеди были причиной закрепления за поэтом прозвища «аль-Мутанабби» (выдающий себя за пророка, лжепророк), под которым он известен и поныне. За свои лжепророческие выступления и подстрекательство бедуинов к мятежу поэт даже просидел два года в темнице.

Первый период творчества поэта, охватывающий два десятилетия (928—948), прошел в Сирии. Поэтому собрание стихотворений этого периода получило название «Сирийские стихи» («Шамийят»).

В ранней поэзии аль-Мутанабби ощущается сильное влияние смутного времени. Поэт выступает то как тщеславный проповедник, чуть ли не основатель новой религии, призывающий кочевников к восстанию во имя не вполне ясных шиитских идеалов, то как выразитель бедуинского мировоззрения, готовый возглавить кочевников в их разбойничьих набегах. Поэзия этого периода носит героический характер — безудержное самовосхваление и прославление собственной храбрости перемежаются в ней с описанием сражений, героем которых неизменно является сам поэт. В конце этого периода под влиянием неудач и разочарований у поэта появляются первые минорные нотки, ставшие позднее столь обычными в его стихах.

В 948 г. поэт перебирается ко двору знаменитого алеппского правителя Хамданида Сайф ад-Даули, покровительством которого пользовались многие литераторы и ученые. Здесь начинается второй период (948—957) творчества аль-Мутанабби. По свидетельству биографов, поэт был ближайшим другом Сайф ад-Даули, сопровождал его в походах на Византию и против бедуинов-кочевников. Стихотворения, сочиненные поэтом в этот период («Сайфийят»), составляют более трети его поэтического дивана. В них поэт выступает исключительно как придворный панегирист.

При дворе Сайфа ад-Даули поэт вынужден был постоянно вести борьбу со своими идейными противниками и литературными соперниками (в числе последних был известный поэт Абу Фирас). Раздражение аль-Мутанабби против придворных недоброжелателей вылилось в конце концов в прямое столкновение с одним из них, в результате которого аль-Мутанабби вынужден был покинуть Алеппо. Поэт отправляется в Египет ко двору ихшидидского правителя, негра, евнуха Кафура, соперничавшего с Хамданидами из-за Сирии.

С пребыванием в Египте связан третий период (957—962) творчества аль-Мутанабби. При Кафуре поэт исполняет роль придворного панегириста и всячески заискивает перед нелюбимым покровителем. Однако вскоре, разочаровавшись и в нем, аль-Мутанабби тайно бежит из Египта и сочиняет на Кафура несколько ядовитых поношений.

Последние годы жизни (962—965) прошли в скитаниях по Ираку и Ирану. Поэт побывал дважды в Багдаде, в Арраджане (Южный Иран) и, наконец, в Ширазе — у Адуд ад-Даули, придворным панегиристом которого он около полугода состоял. Тоска по родному Ираку заставила поэта покинуть Шираз, и в сентябре 965 г. на пути в Багдад он был убит человеком, сестру которого он осмеял в одном из своих стихотворений.

Творчество аль-Мутанабби — вершина арабской панегирической поэзии. В своих касыдах-панегириках поэт с большим мастерством связывает воедино комплиментарную часть с прославлением собственных достоинств, красочные описания сражений с жалобами на равнодушие к нему восхваляемого лица и просьбами о вознаграждении. Традиционные образы древних касыд органически переплетаются с усложненными фигурами нового стиля, в манипулировании которыми поэт проявляет бесконечную изобретательность и фантазию.

Свои собственные достоинства аль-Мутанабби оценивает очень высоко, причисляя к ним и воинскую доблесть, и поэтический талант. Вообще для зрелого творчества аль-Мутанабби, поэта с ярко выраженным личностным началом, типичны пессимистические мотивы одиночества, невозможности найти себе место в обществе и в общественном сознании того времени.

Особое место в касыдах аль-Мутанабби занимают многочисленные лирико-философские отступления, облеченные в форму поэтических сентенций. Гномическому характеру этих отступлений способствовала характерная для средневековой арабской поэтики смысловая замкнутость бейта, которая ограничивала поэтическое поле и вынуждала поэта как можно лаконичней выражать свои мысли, истины житейской мудрости или формулировать нравственные постулаты. Сентенции аль-Мутанабби проникнуты пессимизмом и отражают разочарование

234

поэта, осознавшего неосуществимость когда-то увлекавших его общественных идеалов и невозможность достижения личных целей.

Замечательны в касыдах и эпические описания сражений и походов, насыщенные необычными сравнениями и метафорами. Особенно часто и умело аль-Мутанабби использовал излюбленный прием средневековых поэтов — контрастное противопоставление понятий. Эффект контраста достигался сочетанием словесных пар со взаимопротивоположным значением, симметричным построением поэтической строки. Использование антитез и антонимов в качестве фигур поэтической речи придавало строкам его касыд законченность, лапидарность и экспрессивность. Иногда антонимические конструкции аль-Мутанабби усложняются причудливой игрой слов, что придает стиху излишнюю вычурность и даже напыщенность.

Гипертрофия формы, ставшая спустя столетие главной чертой арабской поэзии, уже начинает ощущаться в некоторых его касыдах. Поэт часто ударяется в фальшивую риторику, увлекается каламбурами и двусмысленностями.

С хамидским литературным кругом в Алеппо связано также творчество соперника аль-Мутанабби — Абу Фираса (932—967). Двоюродный брат и воспитанник Сайф ад-Даули, Абу Фирас был близким лицом эмира, назначившего его начальником крепости Манбидж на границе с Византией. Судьба поэта сложилась трагически, он был захвачен византийцами в плен, где провел около семи лет, а после возвращения в Алеппо погиб в сражении при попытке захватить власть в княжестве.

Основные темы поэзии Абу Фираса — рыцарская доблесть (его и его сородичей-хамданидов) и любовь. Особенно были популярны у современников стихи, сочиненные им в византийском плену, — «Византийские стихи» («Румийят»), в которых он жалуется на судьбу, умоляет брата не верить наветам врагов и выкупить его из плена, вспоминает былую свободу и обращается со словами ласки и утешения к далекой матери. Средневековые критики ценили Абу Фираса за искренность и умение передать тончайшие оттенки своих переживаний и чувств.

К хамданидскому кружку принадлежал и сириец ас-Санаубари (ум. в 945 г.), вошедший в историю поэзии как певец природы. Рисуя природу родной Сирии, ее сады и парки, живописные пруды и ручьи, «лучезарную» весну и щедрую осень, ас-Санаубари широко использовал сложные поэтические фигуры «нового» стиля.

В Багдаде среди множества придворных панегиристов-современников заметно выделяется поэт, филолог и мусульманский правовед аш-Шариф ар-Ради (970—1016). Поэтическую славу поэту принесли в основном его любовные стихи из цикла «Хиджазские стихи» («Хиджазийят»), сочиненные им во время паломничества. В них традиционные староарабские мотивы любовной лирики обретают под пером образованного горожанина мягкость и куртуазную утонченность. Его перу принадлежат также элегии, как светские, так и религиозные, посвященные шиитским мученикам, и панегирики. В историю арабской словесности он вошел и как составитель собрания речей четвертого «праведного» халифа Али, причем есть все основания полагать, что, будучи ревностным шиитом, он многое в этом собрании сочинил сам.

В богатой литературе эпохи расцвета особое место занимает прославленный поэт-философ Абу-ль-Ала аль-Маарри (973—1057). Его творчество не только одна из вершин средневековой арабской поэзии, но и своеобразный синтез сложной и пестрой духовной культуры Халифата. В его взглядах сложно переплетаются влияния античной мысли, мусульманских рационалистических учений, философско-религиозной доктрины шиитской секты исмаилитов и мусульманского правоверия. Вместе с тем его творчество венчает долгий путь развития арабской философской лирики, от пессимистических сентенций доисламских поэтов и элегий Абу-ль-Атахии до размышлений о бренности бытия в панегириках аль-Мутанабби.

Абу-ль-Ала аль-Маарри родился в селении Мааррат ан-Нуман (Сирия) в семье мусульманского богослова. Слепой с детства, он все же сумел изучить философию, богословие и мусульманское право, арабскую грамматику, древнюю поэзию и другие науки, т. е. овладеть всем комплексом знаний, обязательных для образованного мусульманина того времени; его произведения насыщены эрудицией и разнообразными реминисценциями из древнеарабских преданий, Корана и хадисов. Большую часть жизни гениальный слепец прожил «узником двойной тюрьмы» — слепоты и добровольного заточения, причем в его дом стекались почитатели и ученики со всех концов мусульманского мира, а многие образованные люди состояли с ним в переписке.

Кроме двух собраний стихов, аль-Маарри принадлежит множество научных сочинений, относящихся к различным областям знаний и посланий научно-литературного характера. К сожалению, лишь немногие из них сохранились до наших дней. Наибольший интерес представляет «Послание о прощении» («Рисалат аль-гуфран»), некоторыми особенностями сюжета напоминающее видения европейской средневековой литературы. «Послание о прощении» сочинено автором в 1033 г. в ответ на письмо богослова

235

и литератора Ибн аль-Кариха, в котором тот высказывается по вопросам догматики с ортодоксальных позиций, обрушивается на еретиков и пытается доказать, что всякие проступки против веры неизбежно влекут за собой наказание как в земной жизни, так и в потусторонней.

«Послание о прощении» начинается серией иронических комплиментов в адрес Ибн аль-Кариха за его «благочестие» и «близость к богу». Далее следует рассказ о путешествии Ибн аль-Кариха в загробный мир и описание жизни в раю, сделанное сатирически на основании буквального понимания текста Корана. Оказывается, после смерти и воскресения Ибн аль-Карих попал в Долину Воздаяния, где долго страдал от жары и жажды, ожидая решения своей участи. Еще в земной жизни он запасся документом, подтверждающим его добрые деяния, и, оказавшись перед вратами рая, он расталкивает толпу страждущих и преподносит хвалебные стихи стражу рая Ридвану.

Последовательно Ибн аль-Карих ведет переговоры с дядей пророка Хамзой, с его двоюродным братом Али и, наконец, с самим Мухаммадом, но пророк требует от Ибн аль-Кариха бумагу, где было бы сказано, что тот раскаялся и получил отпущение грехов. Таким образом, нравы на небе удивительно напоминают нравы современного поэту общества. В конце концов после долгих проволочек Ибн аль-Карих получил из «Большого дивана» свидетельство о покаянии и был прощен Мухаммадом, приложившим свою печать.

Еще беспощаднее осмеивает аль-Маарри традиционные коранические представления, описывая пребывание Ибн аль-Кариха в раю. Здесь, как и в земной жизни, царит несправедливость, многие попали сюда «по недосмотру», а другие были пропущены на определенных условиях. Так, прославлявший вино доисламский поэт аль-Аша в соответствии с хадисом — «кто не отрекся от вина в этой жизни, будет лишен его в той» — вынужден в раю довольствоваться лишь медом, когда все другие обитатели рая «кувшинами достают вино, смешанное с медом, из райского источника». Встречает Ибн аль-Карих в раю и многих доисламских поэтов, причем все они оказались прощенными и попали в рай на основании каких-либо указаний Корана или хадисов, цитатами из которых и грамматическими рассуждениями аль-Маарри ловко уснащает текст, создавая иллюзию как его строгой академичности, так и своей абсолютной ортодоксальности.

Подобно герою «Божественной Комедии» Ибн аль-Карих совершает также путешествие в ад, где беседует с дьяволом-иблисом. Иблис задает ему ряд ехидных вопросов, которые служат косвенной критикой коранических представлений о загробном мире.

Таким образом, «Послание о прощении» не только остроумная пародия на традиционное мусульманское представление о загробной жизни, но и осмеяние придворных панегиристов и лицемеров, рассчитывающих при помощи своих «благочестивых» стихов попасть в рай. Аль-Маарри показывает, как мусульманские богословы-традиционалисты, толкуя буквально коранический текст, создали нелепую и противоречивую легенду о загробной жизни в раю, который они представляют себе как полное и неограниченное удовлетворение своих земных страстей. «Развивая» их учение, аль-Маарри демонстрирует его абсурдность.

Как всякий верующий мусульманин, аль-Маарри не ставит под сомнение основные догматы ислама, но, как образованный философ-рационалист и мыслитель-скептик, он иронизирует над традиционными представлениями о воскрешении из мертвых, о загробной жизни, отрицает учение о предопределении и, объявляя разум единственным критерием истины, считает возможным аллегорическое толкование коранических утверждений.

Отвергая обвинение Ибн аль-Кариха в адрес Башшара ибн Бурда, Ибн ар-Руми, аль-Мутанабби, аль-Халладжа, Ибн ар-Раванди и других поэтов и философов, он доказывает, что там, где богослов-ортодокс видит ересь, следует видеть лишь поэтический прием. Аль-Маарри защищает право литератора на свободомыслие.

Стихи поэта собраны в двух книгах: «Искры из огнива» («Сакт аз-занд») и «Обязательность необязательного» («Лузум ма ла яль-зам», или, короче, «Аль-Лузумийят»). Юношеские стихи книги «Искры из огнива» (панегирики, элегии, самовосхваления) носят еще традиционный характер, в них отчетливо ощущается влияние аль-Мутанабби и других поэтов классического периода. Панегирики, обращенные к официальным лицам, несут на себе следы учености, но и им уже присуща та яркость образов, которая впоследствии отмечает все его поэтические произведения. В самовосхвалениях поэт по традиции прославляет свой род и свои собственные достоинства. Элегии (на смерть матери и некоторых друзей), написанные с большой философской глубиной, содержат грустные размышления о человеческой судьбе.

Наиболее зрелые в философском и поэтическом отношении стихотворения аль-Маарри вошли в сборник «Обязательность необязательного», который по праву считается вершиной арабской философской лирики. Заглавие сборника можно истолковать двояко: некоторые критики

236

предполагают, что оно подразумевает обязательность выраженных в стихах мыслей для автора и необязательность их для других людей, иные же объясняют заглавие использованием в сборнике необязательной в классической арабской поэзии двойной рифмы.

Широк и разнообразен круг вопросов, волнующих аль-Маарри, но доминирующие темы его лирики — это социальная несправедливость, порочность каждого человека и общества в целом, зло и страдание как непреодолимый закон бытия, тайна жизни и смерти. Каждая строка лирико-философских медитаций аль-Маарри проникнута напряженным трагизмом, его мысль полна мучительных контроверз. Гневное презрение к миру сочетается в его сознании с любовью к людям, обличение переходит в сострадание, мизантропия оборачивается страстным призывом к справедливости, защитой униженных и обездоленных, попытка рационалистического постижения миропорядка сменяется ощущением власти хаоса, и всем духовным поискам неизменно сопутствует сомнение. Жизнь представляется поэту цепью бесконечных страданий. Его все время преследует мысль о мировом зле, несовместимом со всеблагостью божества, порой переходящая в критику созданного богом миропорядка.