Тайна пишущей машинки

Роберт Лоуренс Стайн

Тайна пишущей машинки

 

Ужастики – 55

 

«Р.Л. Стайн «Тайна пишущей машинки»»: ООО «Росмэн‑Издат»; М.; 2000

Оригинал: Robert Stine, “The Blob That Ate Everyone”

Перевод: Т. В. Сафронова

ISBN 5‑8451‑0312‑6

 

Аннотация

 

Эту книгу написал известный автор детских триллеров Роберт Стайн. Знаете, что может произойти с любителем сочинять жуткие истории, если ему подарить пишущую машинку из антикварной лавки, в которую попала молния?

 

Роберт Лоуренс Стайн

Тайна пишущей машинки

 

– Раньше я верила в монстров, – сказала Алекс, нацепив на нос очки. Со своим розовым ротиком и пухлыми щечками она была похожа на белого игрушечного кролика. – Когда я была маленькой, я думала, что в моем ящике для носков живет чудище, – сказала Алекс. – Ты не поверишь, Зэкки, но я боялась выдвигать ящик. Я надевала тапки на босу ногу. Я даже в детский сад старалась ходить без носков. Я ужасно боялась этого ящика, боялась, что носочный монстр откусит мне руку!

Она засмеялась. Она так чудно смеется. Словно посвистывает:

– Фьииииии! Фьииииии!

Алекс покачала головой, и ее конский хвост тоже закачался.

– Теперь, в двенадцать лет, я стала гораздо умнее, – сказала она. – Теперь я знаю, что никаких монстров не существует.

Вот что она сказала мне за две секунды до того, как на нас напал монстр.

 

Шли весенние каникулы. Мы с Алекс собирали всякую всячину. Мы всегда этим занимаемся, если не можем придумать что‑нибудь получше.

Иногда мы собираем причудливые сорняки. Иногда жуков. Или листья необычной формы.

А однажды мы искали камни, напоминающие знаменитых людей. Но это продолжалось недолго, потому что такие камни попадались редко.

Если вы думаете, что Норвуд Вилладж скучный городишко, то вы недалеки от истины.

Вернее, так оно и было, пока на него не напал монстр.

Алекс Яроччи живет по соседству. Она – моя лучшая подруга.

У меня есть еще один близкий друг – Адам Левин, который живет на другом конце города. По‑моему, у каждого человека должно быть много хороших друзей.

Не знаю точно, почему у Алекс мальчишеское имя. Думаю, это сокращение от Александрии. Но она не распространяется по этому поводу. Она вечно переживает из‑за своего имени. Из‑за него у нее все время случаются неприятности.

В прошлом году Алекс записали в мальчиковую группу по физкультуре. Ей приходят письма, адресованные мистеру Алексу Яроччи.

С моим именем тоже частенько происходит неразбериха. Меня зовут Зэкки Бичем, но все почему‑то так и норовят переврать мою фамилию.

И что это я так долго рассказываю об именах?

Похоже, я знаю ответ.

Дело в том, что, когда на нас напал Ком‑Пожиратель, я позабыл даже собственное имя – так я был напуган!

Мыс Алекс надумали собирать червяков. Но только не коричневых, а фиолетовых.

Это усложняло задачу и делало поиски более интересными.

Накануне прошел сильный дождь, и земля на заднем дворе была рыхлой и влажной.

Червяки выползали на поверхность подышать воздухом. Они копошились в мокрой траве и извивались на подъездной дорожке.

Мы склонились над землей и занялись поисками фиолетовых червяков. Вдруг у меня за спиной раздалось громкое чавканье.

Я резко обернулся.

У меня перехватило дыхание: передо мной стоял монстр.

– Алекс, смотри!

Она тоже обернулась. Изо рта вылетел свист: «Фъииии!», но на сей раз она не смеялась.

Я выронил из рук червяка и сделал огро‑о‑омный шаг назад.

– Он похож на гигантское человеческое сердце! – закричала Алекс.

Она была права.

Чмок!

Монстр прыгнул по траве в нашу сторону. Он подпрыгивал как пляжный мячик, но только огромный – больше нас с Алекс. Он был почти с гараж.

Это был розовый и влажный ком. Ком пульсировал.

ТУМ… ТУУМ… ТУМММ…

Он стучал как сердце. У него было два малюсеньких черных глаза. Глаза светились и глядели прямо перед собой. На макушке у чудовища шевелился клубок змей. Так мне сперва показалось. Я в ужасе пялился на этого урода. И наконец разглядел, что это вовсе не змеи, а узел толстых фиолетовых вен.

ТУУУМ… ТУМ… ТУММ…

Монстр прыгал и колыхался.

Меня чуть не стошнило – позади него на траве вилась лента белой слизи.

Мы с Алекс отскочили назад. Нам совершенно не хотелось поворачиваться к чудовищу спиной.

То ли от страха, то ли от омерзения я громко застонал. Сердце колотилось с бешеной скоростью.

Я сделал еще один шаг назад. Еще.

Вдруг в середине липкого кома приоткрылась щель.

Сначала я подумал, что чудище вот‑вот разделится на две половины.

Но отверстие увеличивалось, и я осознал, что смотрю в рот этой твари.

Рот открывался все шире и шире. Пока не стал таким огромным, что в него запросто мог войти человек!

И вдруг из глубины вывалился жирный фиолетовый язык. Язык противно чмокнул и шлепнулся на траву.

Я снова застонал! Живот так скрутило, что обед чуть не выскочил наружу.

Кончик языка был похож на совок. Толстый липкий фиолетовый совок.

Наверное, таким совком удобно сгребать людей в раскрытую пасть, подумалось мне.

Изо рта монстра стекала вязкая белая слюна.

– Он пускает слюни! – выдавил я.

– Бежим! – крикнула Алекс.

Я сделал шаг… и тут же споткнулся о бордюр подъездной дорожки. Я упал, сильно стукнувшись локтями и коленками.

И оглянулся назад – но в это мгновение слюнявая розовая пасть приоткрылась еще шире, а язык обвился вокруг меня и потащил. Он тащил меня в пасть монстра!..

 

Алекс застыла с разинутым ртом.

– Зэкки, это сногсшибательно! – заявила она.

Адам почесал свою курчавую черную голову и скривил губы.

– И ты называешь это страшилкой? – Он вытаращил глаза. – Да это просто сказочка для малышей наподобие «Златовласки и трех медведей».

Я туго скрутил листки со своей писаниной и ткнул Адама в бок.

Адам рассмеялся, словно от щекотки.

– А по‑моему, это настоящая страшился! – сказала Алекс. – Как ты ее назвал?

– «Приключение Кома‑Пожирателя».

– Ой, держите меня! – Адам захохотал. – И ты сам все придумал?

Алекс так толкнула Адама, что он даже отлетел и повалился на диван.

– Что ты прицепился к Зэкки? – пробормотала она.

Мы собрались у Адама и сидели в комнате, которую его родители называли комнатой отдыха.

Комнатка была крохотной. В ней помещался только диван и телевизор.

Шли весенние каникулы, и мы болтались без дела, не зная, чем заняться. Накануне я засиделся до полуночи, сочиняя свой ужастик про монстра Пожирателя.

Я хочу стать писателем, когда вырасту. Я постоянно пишу страшные истории, а потом читаю их Адаму и Алекс.

Всякий раз у них одна и та же реакция. Алекс нравятся все мои рассказы. Она считает их настоящими ужастиками. Алекс говорит, что от моих историй ей по ночам снятся кошмары.

А Адам всегда утверждает, что они совсем не страшные и что он мог бы левой рукой накропать сотни историй пострашнее. Стоит только захотеть.

Но почему‑то до сих пор не захотел.

Адам высокий, розовощекий и круглолицый. Он немножко смахивает на медвежонка. Он любит пихаться и бороться. Забавы ради. На самом деле он отличный парень.

Просто ему не нравятся мои рассказы.

– Ну и что тебя не устраивает на сей раз? – обратился я к нему.

Мы втроем едва поместились на диване. Не оставалось даже сантиметра свободного.

– На меня страшилки не действуют, – ответил Адам.

Он поймал на подлокотнике муравья, зажал его большим и средним пальцами и пульнул в меня. Но промазал.

– А по‑моему, от рассказа просто жуть берет, – заметила Алекс. – Тебе хорошо удалось описание монстра.

– Глупо пугаться каких‑то выдумок, – упорствовал Адам. – Особенно россказней об идиотском монстре.

– Но что‑то ты все‑таки боишься? – спросила Алекс.

– Ничего, – бахвалился Адам. – И фильмы на меня никакого страха не нагоняют. Я ничего не боюсь.

И тут рот у него широко раскрылся, и он в ужасе заорал.

Мы тоже завопили.

И все трое соскочили с дивана – по комнате пронесся истошный визг.

А на пол легла черная тень.

Тень промелькнула у нас под ногами так быстро, что я едва смог ее заметить.

Я почувствовал, как что‑то задело мою ногу. Что‑то мягкое и бестелесное.

– О‑о‑ой! – закричал Адам. Послышались торопливые шаги со стороны гостиной.

В комнату влетел мистер Левин, папа Адама. Мистер Левин, круглый, как мишка, с черной кучерявой гривой, был очень похож на Адама.

– Извините меня! – воскликнул он. – Я наступил на кошку. Она сюда не забегала?

Мы не смогли ответить.

Мы просто покатились со смеху.

Мистер Левин нахмурился.

– Не вижу ничего смешного, – пробормотал он. Он нашел кошку за диваном, взял ее на руки и удалился.

Мы повалились на диван. Я все еще тяжело дышал. Мне мерещилось прикосновение кошки к моей ноге.

– Вот видишь, Зэкки! – крикнул Адам. Он так сильно хлопнул меня по спине, что я чуть не упал на пол. – Обычная кошка может напугать куда сильнее, чем любая твоя небылица.

– Ничего подобного, – возразил я. – Я могу написать ужастик и почище. Эта дурацкая кошка просто неожиданно выскочила.

Алекс сняла очки и протерла стекла своей футболкой.

– А какой вопль она издала! – Алекс покачала головой.

– Я ни капли не испугался, – с вызовом сказал Адам. – Просто хотел подколоть вас.

Он растопырил пальцы и взъерошил мне волосы.

Как вам это понравится? Я отпихнул его что было сил. Но он только рассмеялся.

Мы с Алекс остались ужинать у Адама. Миссис Левин отлично готовит. Мы всегда стараемся отираться возле дома Адама в это время, потому что нас обычно приглашают остаться на ужин.

Уже стемнело, когда мы с Алекс собрались домой. Накануне и большую часть сегодняшнего дня гремели грозы. От дождя газоны блестели. В лужах отражался свет уличных фонарей.

Было слышно, как где‑то вдали громыхает. Мы шли по тротуару, и с деревьев на нас капала холодная дождевая вода.

Адам живет на другом конце Норвуд Вилладж. Но это недалеко – всего в пятнадцати минутах ходьбы.

Через пять минут мы свернули на улицу, вдоль которой тянулся ряд маленьких магазинов.

– Смотри! – крикнул я и указал на антикварную лавку. – Да она разрушена!

– Выглядит так, как будто в нее попала бомба! – воскликнула Алекс.

Мы стояли на противоположной стороне улицы и не верили своим глазам. Половина крыши обрушилась. Все витрины были разбиты. Одна стена покосилась. Белые стены и остатки крыши покрыты гарью.

«Наверное, был пожар», – раздумывал я, пересекая улицу.

– Молния, – донесся до меня женский голос. Я поднял глаза. На тротуаре возле лавки стояли две молодые женщины.

– В лавку ударила молния, – сказала одна из них. – Вчера. Во время бури. И возник сильный пожар.

– Какой разгром, – вздохнула другая, доставая из сумочки ключи от машины.

Обе женщины скрылись за углом, обсуждая происшествие.

Мы подошли к лавке.

– Фу, как воняет! – протянула Алекс и зажала нос.

– Просто пахнет паленым, – хладнокровно объяснил я. Я поглядел себе под ноги и обнаружил, что стою в глубокой луже.

Пришлось искать место посуше.

– Да здесь кругом мокро, – пробормотала Алекс. – Наверное, из‑за огнетушителей.

От порыва ветра хлопнула входная дверь.

– Она открыта! – воскликнул я.

Дверь опечатали. Но сейчас печать была сломана. К двери был прикреплен желтый плакат, на котором большими черными буквами было выведено: «ОПАСНАЯ ЗОНА! НЕ ПОДХОДИТЬ».

– Алекс, давай заглянем. – Я сгорал от любопытства.

– Ни в коем случае! Зэкки, стой! – крикнула Алекс.

Поздно! Я был уже внутри.

Я сделал пару шагов и остановился, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Отовсюду капала вода. Большой стеллаж был опрокинут на пол. Повсюду в лужах валялись разбитые вазы, лампы и изящные статуэтки.

– Зэкки! – Алекс вцепилась мне в плечо. – Зэкки, пойдем отсюда! – прошептала она. – Здесь действительно опасно.

– Оставь дверь открытой, – попросил я. – Пусть идет свет с улицы.

– Но что ты хочешь увидеть! – Эхо ее голоса перекрывало «бульк‑бульк‑бульк» капающей воды.

Она схватила меня за руку и потянула к выходу:

– Пойдем! Ты же видел предупреждение. На нас может весь дом обрушиться.

Я вырвал руку и пошел дальше. Ковер под ногами был насквозь мокрый, и в тапочках У меня сразу захлюпало.

– Подожди секунду, я только чуть‑чуть посмотрю, – нетерпеливо бросил я Алекс. – Классно!

– Ничего классного! – огрызнулась она. – Это глупо.

С одной из стен на нас смотрели безобразные маски. Все они висели под разным наклоном. Другие маски пялились на нас с пола – с тех мест, куда они попадали.

Циферблат высоких деревянных часов был обуглен. Рядом валялись обожженные манки для ловли уток.

Я испуганно попятился, уловив какой‑то скрежет. Скрежетало где‑то наверху. Алекс охнула.

Я задрал голову. Часть потолка обвалилась. Неужели сейчас на нас рухнет оставшаяся половина?

– Зэкки, идем отсюда! – настаивала Алекс. Она направилась к двери, хлюпая по ковру, как по болоту.

Дверь с шумом захлопнулась. Я обернулся, но порыв ветра уже снова распахнул ее.

Бульк… Бульк… Холодная вода капала мне на плечи.

– Если ты такой упрямый, я уйду одна! – пригрозила Алекс. – Без шуток, Зэкки.

– Ладно, ладно, – пробормотал я. – Иду. Просто мне хотелось выяснить, что произошло.

– Давай скорее! – призывала Алекс. Она уже стояла в дверном проеме.

Я нехотя поплелся за ней, но тут мое внимание привлек предмет, стоявший на одной из верхних полок.

– Эй, Алекс! – окликнул я ее. – Смотри!

Я указал на старинную пишущую машинку.

– Вот это да! У моего папы была похожая, когда я был совсем маленьким, – сказал я.

– Зэкки, я ухожу, – предупредила меня Алекс.

– Я без ума от старых машинок! Посмотри, Алекс, ее даже не тронуло огнем. Наверное, она не испортилась. Я только проверю. Ладно?

И, не дожидаясь ответа, я пересек комнату. У полки я привстал на цыпочки и дотянулся до машинки.

– О‑о‑о‑ох!

Меня пронзила сильная боль. Она прошла сквозь все тело.

Я ошалел.

У меня перехватило дыхание.

И сквозь собственный изумленный крик я услышал треск электрического разряда.

Я беспомощно съежился – вокруг меня били голубые молнии.

 

Все было голубое.

Сплошное голубое свечение.

Никогда в жизни я не видел такого глубокого насыщенного цвета.

Я плыву по небу, решил я. В невесомости. Я парю. Парю в синем‑синем небе.

Синева постепенно перешла в белый цвет.

Я все еще парю? Или вовсе не двигаюсь?

И вообще дышу ли я?

Я попытался что‑нибудь произнести. Прокричать. Издать хоть какой‑то звук.

Белизна сменилась серой мглой, а потом чернотой.

Я услышал собственный стон.

Темень. Черным‑черно. Я был окружен непроглядной тьмой.

Я моргнул. Еще раз моргнул и понял, что смотрю в темноту разрушенной антикварной лавки.

– Зэкки! Зэкки?!

Я слышал, как кто‑то зовет меня. Это Алекс повторяла мое имя снова и снова.

Я откашлялся. Сел и скользнул взглядом по стенам лавки.

– Зэкки! Зэкки?! С тобой все в порядке?

Я едва справился с тошнотой. Все тело сначала онемело, а потом начало зудеть. Меня все го покалывало и передергивало, словно по телу пропустили электрический ток.

– Как я очутился на полу? – слабым голосом спросил я.

Алекс склонилась надо мной и положила руку мне на плечо.

– Тебя ударило током. – Она внимательно посмотрела на меня через очки. – Здесь, наверное, проводка или что‑нибудь похожее.

Я потер шею. Я никак не мог избавиться от странного покалывания и противного звона вушах.

Я застонал.

– Тебя сильно тряхнуло, – тихо сказала Алекс. – Я… я так перепугалась. Ты был весь объят голубым пламенем, а твое тело стало ярко‑синим.

Я снова застонал и попытался справиться с новым приступом тошноты.

– Ты взмахнул руками, – продолжала Алекс, – а потом согнулся пополам и рухнул на пол. Я решила… – Ее голос уплывал.

Бульк… Бульк…

Я вновь услышал, как капает вода. Звон в ушах ослабел.

Я с трудом поднялся на ватных ногах. Обхватил голову руками и старался унять сильную дрожь.

Мой взгляд вновь задержался на пишущей машинке.

– Зэкки! Что ты делаешь?! – вскричала Алекс.

Я осторожно приблизился к полке, стараясь не наступить в лужу. Глубоко вздохнул, встал на цыпочки и снял машинку.

– Ой‑ой‑ой! Тяжелая, как гиря! – закричал я. – Она литая!

Я держал машинку на весу и рассматривал ее. На гладкой черной поверхности играли блики от уличного фонаря. На меня смотрели ряды круглых клавиш.

– Какое чудо! – воскликнул я. – Алекс, машинка прямо создана для того, чтобы печатать на ней разные ужастики и…

– Ты что, совсем рехнулся! – оборвала меня Алекс. – Наверное, у тебя крыша поехала после электрошока!

– Но ты только посмотри! – возбужденно продолжал я. – Какая отличная вещь! Превосходное устройство!

Глаза у Алекс чуть не выскочили из орбит.

– У тебя же дома стоит новейший компьютер, – попыталась она образумить меня. – И твоя мама отдала тебе свой старый лазерный принтер. Ты что, забыл?

– Знаю, знаю, – пробормотал я.

– Ты можешь печатать восемь страниц в минуту, – продолжала Алекс. – На кой ляд тебе сдалась эта допотопная рухлядь?

– Но это великолепный механизм, – ответил я. – Превосходная вещь! Превосходная!

– Что ты заладил одно и то же! Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? Тебя же сильно ударило! Может быть, мне лучше позвонить твоим родителям?

– Со мной все в порядке, – заверил я ее. Мне становилось все труднее удерживать машинку. – Давай‑ка выбираться отсюда.

С машинкой в руках я направился было к выходу, но Алекс преградила мне путь.

– Не можешь же ты взять ее просто так, – пристыдила она меня. – Она не твоя. Это воровство!

Я состроил ей рожу.

– Алекс, не будь дурой. Все в лавке разбито. Никто и не заметит, если я возьму…

Я осекся на полуслове: мокрый ковер захлюпал под чьими‑то ногами.

Потом кто‑то кашлянул.

Повернувшись к Алекс, я увидел ее перекошенное от ужаса лицо.

Она тоже услышала шаги.

– Зэкки, мы здесь не одни, – прошептала она.

 

Топот приближался.

По моей спине пробежала струйка холодного пота. Я чуть было не выронил машинку из рук.

– Прячься, – прошептал я. Уговаривать Алекс не пришлось: она уже скрылась за высокой витриной.

Я поставил машинку на пол и тоже метнулся за витрину. Там я примостился рядом с Алекс.

Снова раздался кашель. А вслед за тем на мокром ковре появился круг света. Бледно‑желтый луч фонарика.

Луч скользил по полу. Вот он подобрался к витрине. Мы с Алекс съежились. Луч прошел над нашими головами.

Ноги дрожали. Мне пришлось ухватиться за какую‑то перекладину, чтобы не упасть.

– Эй! – прозвучал женский голос. – Есть здесь кто?

Алекс вопросительно уставилась на меня: мол, не следует ли нам выйти и обнаружить себя?

Я отрицательно покачал головой.

Как бы мы объяснили, что делаем в лавке и зачем прячемся?

У меня была надежда, что женщина уйдет, не заметив нас.

Кто она такая? Может быть, это ее лавка?

Я украдкой выглянул из‑за витрины. Женщина стояла ко мне боком. Это была афро‑американка. У нее были очень короткие темные волосы. На ней был длинный плащ.

Луч фонарика запрыгал по задней стене. Он высветил упавшую полку, разбитый антиквариат.

Женщина продолжала топтаться на мокром ковре.

– Привет! – позвала она. – Сюда кто‑нибудь вошел?

Я затаил дыхание.

«Пожалуйста, уходи, – беззвучно молил я. – Пожалуйста, только не застукай нас здесь».

Женщина повернулась. Луч фонарика выхватил из темноты пишущую машинку и замер, пока она разглядывала ее.

По всей видимости, незнакомка размышляла, каким образом машинка оказалась на полу.

Круг света медленно перемещался вверх, пока не осветил витрину. Женщина смотрела в нашу сторону!

Заметит ли она, что мы прячемся за полкой?

При этой мысли я похолодел. Мне хотелось превратиться в статую.

Неужели она нас обнаружит?

Фу, пронесло.

Незнакомка что‑то пробормотала себе под нос. Свет фонарика удалился.

Я зажмурился от неожиданно наступившей темноты. Шаги затихали.

Я глубоко вздохнул. До этой минуты мы с Алекс старались дышать как можно тише.

Кругом ни звука. И темно.

Ни шагов, ни желтого луча света.

Хлопнула входная дверь.

Мы с Алекс переглянулись.

Интересно, куда подевалась женщина?Она на самом деле вышла из магазина?

Мы не шевелились.

Мы ждали. И прислушивались.

Тишина…

Надо же было Алекс чихнуть!

– Вот вы где! – раздался голос женщины откуда‑то сзади.

 

Меня схватили за плечо. Очень цепко. И потащили из‑за витрины. Рукав дождевика задел меня по лицу. Я едва не споткнулся о машинку. Женщина поддержала меня.

Алекс вышла вслед за мной. Конский хвост развязался, растрепанные светлые волосы падали на лицо. Она тяжело дышала и прищелкивала языком в пересохшем рту.

Думаю, ей тоже было страшно до жути.

Женщина снова включила фонарик и осветила наши лица. Сначала мое, потом Алекс.

– Похоже, вы немного припозднились с покупками? – Незнакомка была явно озадачена.

– Видите ли…

– Магазин закрыт. Нетрудно было догадаться, – оборвала она меня.

Незнакомка была молоденькой и хорошенькой. Ее темные глаза пронзили меня насквозь.

– Что вы здесь делаете? – спросила она.

Я хотел было ответить, но Алекс опередила меня.

– Ничего особенного, – еле слышно сказала она.

Женщина перевела взгляд на Алекс.

– В таком случае почему вы прятались?

– Нас н‑напугали, – промямлил я, собравшись с духом.

– Признаться, вы тоже меня напугали! – воскликнула женщина. – Причем здорово. Я была в задней комнате и…

– Мы шли домой. Увидели магазин. Весь разрушенный, – пустился я в объяснения. – Нам захотелось посмотреть, как он выглядит внутри. Мы и вошли. Вот и все.

Женщина опустила фонарь.

– Понятно. – Ее голос смягчился.

Она шагнула по ковру, и ковер громко зачавкал. Позади нас с потолка не переставая капала вода.

– Какой разгром, – вздохнула женщина. Она обвела взглядом лавку. – Я – миссис Картер. Это мой магазин. Вернее, то, что от него осталось.

– Нам очень жаль, – пролепетала Алекс.

– Вы не должны были заходить сюда, – принялась отчитывать нас миссис Картер. – Это очень опасно. Кое‑где провода оголились. Надеюсь, вы ничего не трогали?

– Нет, почти что ничего, – ответила Алекс.

– Ну… только эту старую пишущую машинку, – признался я.

– А я‑то гадала, как она очутилась на полу, – сказала миссис Картер. – Зачем вы ее переставили?

– Мне она понравилась, – сказал я. – Классная штука.

– Зэкки сочиняет истории, – сообщила Алекс миссис Картер. – Ужастики.

Миссис Картер горько усмехнулась:

– Страшнее истории, чем моя разгромленная лавка, и не придумаешь!

– Держу пари, что на этой старой машинке у меня бы получились потрясающие страшилки. – Я не сводил глаз с машинки.

– Тебе она нужна? – быстро спросила миссис Картер.

– Да, – ответил я. – Она продается? Сколько она стоит?

Миссис Картер махнула рукой.

– Бери, – сказала она.

– Простите? – Я решил, что ослышался.

– Забирай машинку, – повторила миссис Картер. – Она твоя. Бесплатно.

– На самом деле? – Я не верил своим ушам. – Я могу ее взять?

Она кивнула.

– Спасибо. – Я чувствовал, как по моему лицу расползается улыбка. – Огромное спасибо!

Миссис Картер наклонилась и подобрала что‑то с пола.

– Держи. – Она протянула мне авторучку. Такими уже давно не пишут. Авторучка была тяжелой, черной, с серебряной отделкой.

– Это мне? – спросил я. Миссис Картер опять кивнула.

– Это мое специальное предложение, – сказала она с улыбкой. – Ко всякой печатной машинке прилагается авторучка.

– Ого! – воскликнул я.

Миссис Картер подошла к двери и раскрыла ее.

– А теперь марш отсюда! Оба! – приказала она. – Здесь действительно опасно. Я тоже ухожу.

Я поднял тяжелую старинную машинку и, прижимая ее к груди, последовал за Алекс.

Ну и счастье же мне привалило! Я еще раз пять поблагодарил миссис Картер. Потом мы с Алекс распрощались с ней и направились домой.

На мокром асфальте, точно в зеркале, отражался свет уличных фонарей. Впечатление было сказочное.

Казалось, мы никогда не дойдем до дома. С каждым шагом мне все тяжелее и тяжелее было нести машинку.

– Странно, – пробормотала Алекс, когда мы наконец оказались в нашем квартале.

– Что странно, Алекс? – задыхаясь, спросил я. Я думал, что у меня вот‑вот отвалятся руки. Эта штуковина весила целую тонну!

– То, как она отдала тебе эту машинку, – задумчиво ответила Алекс.

– Что тебя смутило? – удивился я.

– Мне показалось, что миссис Картер была рада кому‑нибудь ее спихнуть. Такое впечатление, что она спешила от нее отделаться. – С этими словами Алекс направилась к своему дому, который стоял по соседству с моим.

У меня ноги подгибались от усталости, когда я наконец дотащился до своего крыльца. Руки болели. Все тело ныло. Я боялся уронить свой драгоценный груз.

– Придумает же тоже, – пробормотал я. Конечно, я и не догадывался, насколько Алекс была права.

Я не догадывался, как изменится моя жизнь с появлением в доме видавшей виды пишущей машинки.

Еле дыша, я втащил машинку в дом. Руки совершенно онемели.

Мама с папой были в гостиной. Они сидели рядышком на диване и разгадывали кроссворд.

Это их любимое занятие. Хотя я не знаю почему. Оба они зациклены на правописании. И ни разу не решили ни одного кроссворда до конца.

Обычно дело заканчивается тем, что они до посинения спорят, как пишется то или иное слово. А потом, так и не придя к согласию, рвут кроссворд в клочья.

Через несколько дней они берутся за новый кроссворд.

Родители подняли головы и наблюдали за тем, как я тащу машинку в свою комнату.

– Что это такое? – потребовала объяснений мама.

– Пишущая машинка, – просипел я.

– Меня интересует: где ты ее взял?

– Долго рассказывать.

Папа вскочил с дивана, чтобы мне помочь.

– Ух ты, пудовая, – сказал он. – Как же ты дотащил такую тяжесть?

Я пожал плечами.

– Не такая уж она тяжелая, – соврал я. Мы отнесли ее в мою комнату и поставили на письменный стол. Я сгорал от нетерпения сразу же ее испробовать. Но папа настоял, чтобы я вернулся в гостиную.

Пришлось рассказать родителям все с самого начала. О молнии, которая попала в лавку. О том, как мы вошли внутрь из любопытства. О миссис Картер и о том, как она подарила мне машинку.

Я умолчал только о том, что меня стукнуло током и я упал на пол.

Мои предки любят делать из мухи слона. Взять хотя бы их крики и споры по поводу дурацких кроссвордов.

Поэтому я далеко не все им рассказываю. Зачем портить день – им или себе?

– Зачем тебе понадобилась старая печатная машинка? – нахмурившись, спросила мама. – На них уже давно никто не печатает. Их теперь можно увидеть разве что в антикварной лавке.

– Я буду печатать на ней мои страшилки, – объяснил я.

– А чем тебя не устраивает новый компьютер? – поинтересовался папа. – И лазерный принтер, который мы тебе отдали?

– Я ими тоже буду пользоваться, – ответил я. – Для школьных работ и прочих таких дел.

Мама округлила глаза.

– Скоро Зэкки перейдет на гусиное перо и чернильницу, – пошутила она.

Родичи рассмеялись.

– Очень остроумно, – пробурчал я. Я пожелал им спокойной ночи и побежал по коридору в свою комнату.

Вдруг я затормозил. Что это за странное пощелкивание? Похоже, оно доносилось из моей комнаты. Какой‑то равномерный треск.

– Непонятно, – прошептал я.

Я подошел к двери, заглянул в комнату – и оцепенел!

 

– Моя машинка! – вскрикнул я.

Машинка была объята ярким голубым сиянием. Искры жужжали и с треском разлетались в разные стороны. Я в изумлении смотрел на шипящее голубое облако.

И вспомнил, как свалился на пол в антикварной лавке, когда меня сильно ударило током. Наверное, печатная машинка сохранила какой‑то электрический заряд.

Нет, это невозможно.

Но тогда почему она светится в потрескивающем голубом потоке?

– Мама! Папа! – позвал я. – Идите сюда! Смотрите!

Они меня не услышали. Я бросился по коридору обратно в гостиную.

– Быстро! Идите скорее! – заорал я. – Вы глазам своим не поверите!

Родители уже вернулись к своему кроссворду. Когда я ворвался в гостиную, папа поднял глаза и спросил:

– Как пишется слово «сапсан»? Это вид сокола.

– Какая разница? – выкрикнул я. – Моя машинка… она сейчас взорвется!

Это‑таки заставило их подняться с дивана.

Я на всех парах понесся обратно по коридору. Родичи не отставали.

Я остановился в дверях и указал на стол.

– Смотрите!

Мы заглянули в комнату. Машинка стояла на столе, поблескивая черным металлическим корпусом и клавишами с серебряными ободками.

Никакого свечения!

Никакого голубого электрического облака. Никаких искр. Никакого треска или пощелкивания.

На письменном столе стояла обычная старая пишущая машинка.

– Хороша шуточка, – пробормотал папа, удивленно вытаращив на меня глаза.

Мама покачала головой:

– Не знаю, от кого Зэкки унаследовал такое чувство юмора. Явно не по моей линии.

– А твои родственники и не нуждаются в юморе. Они сами шутка природы, – огрызнулся папа.

И, пререкаясь, они пошли обратно в гостиную.

Медленно и осторожно я вошел в комнату. И подкрался к машинке.

Я вытянул руку. Занес ее над машинкой.

И замер, когда до корпуса оставалось сантиметра два.

Рука дрожала.

Я смотрел на массивную черную машинку.

Стоит ли к ней прикасаться?

Вдруг шарахнет?

Медленно‑медленно я приблизил руку…

 

Алекс захлопнула свой шкафчик. Она надела рюкзак и повернулась ко мне.

– Ну и что случилось? Машинка ударила тебя током?

Это было на следующий день. Весенние каникулы кончились, и мы снова пошли в школу.

Я спешил в раздевалку, чтобы рассказать Алекс всю историю с машинкой. Я знал, что на всем белом свете она единственная, кто мне поверит.

– Нет, меня не стукнуло, – ответил я. – Я дотронулся до нее, но ничего не произошло. Я понажимал на клавиши, повернул каретку. Ничего не случилось.

Алекс уставилась на меня.

– Совсем ничего?

– Ничего.

– Тогда это не самое лучшее твое произведение, – съехидничала она. – У него слабая концовка.

Я рассмеялся.

– По‑твоему, было бы лучше, если бы я сгорел?

– Конечно.

Было уже много времени. Первый звонок отзвенел, и в коридоре почти никого не было.

– Я собираюсь переделать рассказ про Кома‑Пожирателя, – сообщил я Алекс. – У меня куча новых идей. Руки чешутся скорей засесть за работу.

Она повернулась ко мне:

– На старой машинке?

Я кивнул.

– Рассказ должен получиться длиннее и страшнее. Эта старая машинка такая чудесная! Я просто чую: страшилка выйдет что надо! – воскликнул я.

За моей спиной кто‑то захихикал.

Развернувшись, я увидел Эмми и Анни Белл. Это близняшки из нашего класса. За ними шел Адам. Он пихнул меня в плечо с такой силой, что я отлетел к шкафчикам.

Эмми и Анни дружат с Адамом. А со мной и Алекс нет.

У них у обеих курчавые рыжие волосы, веснушки и ямочки на щеках. Единственный способ различить их – это спросить напрямую: «Кто из вас кто?»

Эмми – я решил, что это была Эмми – высокомерно ухмыльнулась:

– И ты веришь в монстров?

Девчонки прыснули, как будто Эмми сказала что‑то очень смешное.

– Не знаю, – ответил я. – Но я говорил не о настоящих монстрах, а о страшилке, которую я пишу.

А потом добавил презрительно:

– Вам‑то этого не понять, вы и писать‑то еще не научились!

– Ха‑ха, – произнесли они с сарказмом, – как смешно, Зэкки!

– Животики надорвешь! – добавил Адам. – Тоже мне сострил – старо как мир!

– Так ты правда веришь в монстров? – не отставала от меня Эмми.

– Адам говорит, что ты веришь, – добавила ее сестрица. – Он сказал, будто ты думаешь, что под твоей кроватью живет монстр!

– Ничего подобного! – рявкнул я. Они опять захихикали.

– Адам – врун несчастный! – закричал я. Я хотел схватить его, но он увернулся и громко захохотал.

– Зэкки везде мерещатся монстры! – дразнил он меня, перемигиваясь с Эмми и Анни. – Он боится открывать свой шкафчик: а вдруг оттуда выскочит монстр!

Они снова загоготали.

– Отвяжитесь, – проворчал я. – Как бы на урок не опоздать.

Я отвернулся, чтобы не видеть их ухмыляющихся физиономий. Повернул замок и открыл свой шкафчик.

Я наклонился, чтобы вытащить книги.

А из шкафа что‑то выскочило!

С быстротой молнии промелькнуло что‑то белое.

Я невольно ойкнул.

Снова что‑то белое метнулось из шкафа.

А потом – у меня аж дыхание перехватило – что‑то шлепнулось мне на голову Что‑то живое.

Я упал на колени, пытаясь стряхнуть эту дрянь.

Что‑то когтистое запуталось у меня в волосах.

– Помогите! – закричал я. – Помогите!

Тварь копошилась у меня на голове. А потом залезла мне за шиворот!

Теплый комочек заскользил вниз по спине. Острые когти царапали мне кожу.

– Помогите! Да помогите же! – Я вскочил на ноги.

Я дергался и прыгал. Как безумный, колотил себя по спине.

Наконец Адам схватил меня за плечи, оттянул рубашку и снял эту дрянь с моей спины.

И сунул свою руку мне под нос.

– Гляди‑ка, монстр! – завопил он. – Страшный‑престра‑а‑а‑ашный!

Силясь овладеть собой, я уставился на существо, которое он зажал в кулаке.

Белый мышонок.

Маленький белый мышонок.

Эмми с Анни за спиной Адама сотрясались от смеха.

Даже Алекс смеялась. Тоже мне друг!

– Зэкки, кажется, тебе действительно повсюду мерещатся монстры! – воскликнула Анни. – Даже в таких крохотных беленьких созданиях.

Они опять покатились со смеху.

– А какой танец дикарей он исполнил! – Адам сымитировал мою безумную пляску. Он хлопал себя по голове и шее и остервенело топал…

– Здорово! – заявили хором Эмми с Анни. И снова захохотали.

Алекс перестала смеяться и подошла ко мне. Она что‑то стряхнула с моего плеча.

– Шерсть от мышки, – пробормотала она. Потом она повернулась ко всем остальным.

– Хватит подкалывать Зэкки, – сказала она. – Когда‑нибудь он станет знаменитым автором ужастиков.

– Когда‑нибудь он станет знаменитым пугливым цыпленком! – воскликнула Анни.

Эмми закудахтала и задвигала локтями как крыльями.

– Вы не поверите! Известный автор ужастиков боится мышей! – прокричал Адам.

Эмми с Анни сочли это за очень удачную шутку. Их рыжие гривы колыхались от хохота.

Вдруг Эмми посмотрела на часы и ойкнула:

– Мы и вправду опоздали!

Сестрицы круто развернулись и понеслись по коридору. Адам сунул мышь в карман и поспешил следом.

Я встал на колени, чтобы достать книги со дна шкафчика. Я был настороже. Где гарантия, что там больше нет мышей?

Алекс стояла рядом.

– Тебе помочь? – тихо спросила она.

– Уйди, – огрызнулся я.

– Я‑то здесь при чем? – обиделась она.

– Просто уйди, – процедил я.

Я не нуждался в ее сочувствии.

Мне хотелось остаться одному.

Я ощущал себя полным ничтожеством.

Как это меня угораздило так испугаться маленьких мышек? И учудить такое на глазах у всех?

Потому что я полное ничтожество, решил я.

Я сунул книжки в рюкзак, поднялся и начал запирать шкаф.

Алекс прислонилась к стене.

– Я же просил тебя уйти, – рявкнул я снова. Она хотела что‑то ответить, но в это время из‑за угла появился мистер Конклин, наш директор.

Мистер Конклин – длинный и тощий, как спичка. Лицо у него узкое и красное, а по бокам торчат большие уши, точно ручки у кастрюли. Говорит он очень быстро. Ходить спокойно не умет – всегда несется сломя голову. Кажется, что он передвигается не в одном, а сразу в восьми направлениях.

Директор смерил взглядом сначала Алекс, затем меня.

– Кто выпустил мышей из лаборантской? – спросил он скороговоркой.

– О‑они оказались в шкафчике Зэкки… – начала оправдываться Алекс.

Не дослушав ее объяснения, мистер Конклин перевел сузившиеся глаза на меня. Лицо его еще больше покраснело.

– Зэкки, я жду тебя в своем кабинете, – распорядился он. – Прямо сейчас.

 

За ужином я молчал.

Я все раздумывал, надо ли рассказывать родителям о своих школьных злоключениях. И решил ничего не говорить.

Мне вовсе не хотелось, чтобы они тоже потешались надо мной.

И я не горел желанием отвечать на тысячу вопросов по поводу того, что мне сказал мистер Конклин.

На самом деле он оказался вполне нормальным. Он просто любезно попросил меня не держать живых существ в шкафчике.

После ужина мы с папой загружали посудомоечную машину и убирали тарелки. Я вытирал со стола, когда на пороге возникла Алекс.

– Как дела? – спросила она. – А мистер Конклин…

Я закрыл ей рот рукой, чтобы она не проговорилась.

Я видел, что мама с папой смотрят на нас из соседней комнаты.

– Что случилось с мистером Конклином? – спросила мама.

– Все нормально, – ответил я. Я потащил Алекс в кабинет.

– Ну? Так как дела? – повторила она свой вопрос.

– Как дела? – передразнил я. – Как дела? И ты еще спрашиваешь «как дела?».

Алекс что‑то промямлила.

– Дела идут ужасно, – продолжал я на повышенных тонах. – Сегодня самый черный день в моей жизни. Ребята смеялись надо мной весь день. Куда бы я ни пошел, все семенили за мной, как мыши, и противно пищали.

Алекс подавила улыбку.

– Даже не знаю, почему я утром так попался, – продолжал я. – Это глупо. Я…

– Это была шутка, – прервала меня Алекс. – Не бери в голову.

– Легко тебе говорить, – проворчал я. – Не по тебе же бегала сотня отвратительных грызунов. И не тебе исцарапали всю спину.

– Сотня? – Брови у Алекс поползли наверх. – А как насчет одного?

– Казалось, их там не меньше сотни, – промямлил я. Я решил сменить тему. – Смотри, – сказал я.

Я подошел к столу. После школы я часа три просидел за работой. Я поднял стопку листков.

– Что это? – спросила Алекс и встала рядом.

– Новый вариант истории про Кома‑Пожирателя, – ответил я и помахал исписанными от руки листками. – Теперь она куда страшнее.

Алекс взяла листки из моих рук и пробежалась по ним глазами. Потом недоуменно уставилась на меня:

– Ты не печатал ее на старой машинке?

– Конечно, нет. Я всегда сначала пишу черновик от руки. Я печатаю лишь после того, как доведу рассказ до ума.

Я взял со стола ручку.

– Я пользовался этой старой ручкой, которую дала мне хозяйка лавки, – сообщил я Алекс. – Классная штучка. И пишет мягко. До сих пор в голове не укладывается, что мне ее так запросто подарили!

Алекс рассмеялась.

– Ты такой странный, Зэкки. И почему тебя так волнуют всякие ручки и машинки? – Помолчав, она добавила: – Хотя, по‑моему, это здорово!

Я просмотрел рассказ.

– Теперь можно и печатать, – сказал я. – Мне не терпится сесть за эту старую машинку!

Я повел Алекс в свою комнату. Но на полпути к письменному столу застыл как вкопанный. И ойкнул от изумления.

Пишущая машинка исчезла.

Мы с Алекс рты разинули при виде пустого места на столе. Алекс нацепила на нос очки и огляделась по сторонам.

– Она пропала, – растерянно пробормотал я. У меня подкосились колени. Я даже прислонился к шкафу, чтобы не упасть.

– Странно. – Алекс покачала головой. – А ты уверен…

– Как сквозь землю провалилась! – прервал я ее. – Глазам своим не верю! Как? Как машинка могла исчезнуть?

– Что могло исчезнуть? – послышался голос возле двери.

Я повернулся: в комнату входил папа. В руках у него была машинка.

– Папа, зачем… – Я не договорил.

Он поставил машинку на стол. Откинул со лба прядь волос и улыбнулся.

– Я почистил ее для тебя, Зэкки, – объяснил папа. – И вставил новую ленту. – Он вытер ладонью пот со лба. – Сейчас ленты уже редкость, – добавил он. – Никто больше не пользуется машинками.

Алекс рассмеялась:

– Зэкки решил, что машинка бесследно исчезла!

Я бросил на Алекс сердитый взгляд.

– Алекс, хватит издеваться, – прошептал я. Она состроила рожу.

Папа покачал головой.

– Уж слишком тяжела, чтобы бесследно исчезнуть, – со вздохом сказал он. – Она весит не меньше пуда. Тяжелее, чем компьютер!

Я подошел к машинке и провел рукой по гладкой темной металлической поверхности.

– Спасибо, что почистил ее, папа, – сказал я. – Она выглядит так чудесно!

– Несколько клавиш западали, – добавил папа. – Я смазал их. Думаю, что теперь машинка в полном порядке, Зэкки. Ты сможешь напечатать на ней грандиозные вещи.

– Спасибо, папа, – повторил я.

Я просто сгорал от нетерпения. Я потянулся к полке за чистой бумагой. И тут заметил, что папа еще не ушел. Он стоял, придерживая дверь, и смотрел на нас.

– Мама пошла к Джэнет Хоккинс, нашей новой соседке, – сказал он. – Сегодня по‑настоящему весенний вечер. Я подумал, может быть, вы захотите прогуляться в город за мороженым.

– Нет, спасибо, – ответила Алекс. – Я дома уже съела десерт. Перед тем как прийти сюда.

– А я хочу поскорее начать печатать свой новый ужастик, – сказал я.

Папа разочарованно вздохнул. Думаю, что на самом деле он просто искал повод, чтобы купить мороженого.

Как только за ним закрылась дверь, я плюхнулся на стул, вставил чистый лист белой бумаги в каретку.

Алекс придвинула другой стул и примостилась рядом.

– А можно мне тоже что‑нибудь напечатать? – спросила она.

– Пожалуйста. Но только после меня, – нетерпеливо ответил я.

Мне хотелось поскорее напечатать свой рассказ.

Я поводил глазами по клавишам, сел поудобнее и приступил к работе.

Печатать на машинке – это совсем не то, что набирать текст на компьютере. Главное – запомнить, что по клавишам нужно ударять сильнее.

Чтобы приноровиться к машинке, сначала я просто понажимал на клавиши.

Потом я напечатал первое предложение своего рассказа:

 

БЫЛА ТЕМНАЯ ДОЖДЛИВАЯ НОЧЬ.

 

За окном сверкнула молния. От неожиданности я даже вскрикнул.

По стеклу забарабанил дождь.

От сильного раската грома затрясся дом.

Электричество отключилось, и меня окутала тьма.

– Зэкки! – пропищала Алекс. – Зэкки! Зэкки! Ты в порядке?

 

Я судорожно сглотнул.

– Да, со мной все в порядке, – спокойно произнес я.

Алекс – единственный человек на свете, кто знает, что я боюсь темноты.

Я боюсь мышей. Я боюсь темноты.

Признаю.

Я много чего боюсь.

Например, больших собак. Боюсь спускаться в подвал, когда дома никого нет. Боюсь прыгать в бассейн на глубину.

Я рассказывал Алекс о некоторых своих страхах. Но не обо всех.

Потому что мне стыдно.

Почему же я сочиняю ужастики, если сам всего боюсь?

Не знаю. Наверное, у меня это неплохо получается, потому что я на собственной шкуре испытал, что значит страх.

– Свет погас так неожиданно, – сказала Алекс. Она стояла рядом, оперевшись о письменный стол, и вглядывалась в окно. – Обычно лампочки сначала мигают.

По стеклу струились потоки воды. Небо рассекали зигзагообразные молнии.

Я сидел на стуле, вцепившись в подлокотники.

– Хорошо еще, что здесь нет Адама, – прошептал я. – Он бы не преминул посмеяться надо мной.

– Но ты ведь не очень испугался, правда? – спросила Алекс.

Снова прогремел гром, и я чуть не сполз на пол.

– Немного, – признался я.

И тут раздались шаги. Тяжелые шаги гулко отдавались в тишине дома.

Снова послышался раскат грома.

Я отвернулся от окна. И прислушался: кто‑то шел по ковру.

– Кто там? – крикнул я в темноту.

В дверном проеме мелькнул отблеск желтого света. На обои в коридоре легла чья‑то тень.

В комнату вошел папа.

– Все это очень странно, – сказал он. Папа держал две свечки в подсвечниках. Пламя едва теплилось, и свечки чуть не погасли, пока он шел к столу. – Буря налетела так внезапно. – Папа поставил свечки позади машинки. – Как ты, Зэкки?

Я и забыл: папа тоже в курсе, что я боюсь темноты.

– Все нормально, – ответил я. – Спасибо за свечки.

Папа посмотрел в окно. Но ничего нельзя было разглядеть: дождь был слишком сильным.

– Всего несколько секунд назад на небе не было ни облачка. – Папа пожал плечами, вглядываясь в темноту за окном. – Невероятно, чтобы такой ураган налетел в мгновение ока.

Некоторое время мы молча смотрели на дождь. Под вспышками молний двор мерцал серебром.

– Нужно позвонить маме, – сказал папа. – Лучше бы ей переждать непогоду у соседки.

Он похлопал меня по спине и направился к двери.

– Возьми свечку! – крикнул я ему вслед.

– Не нужно, как‑нибудь дойду, – отказался папа. – А в подвале у меня есть фонарь.

Он растворился в темноте коридора.

– Что ты собираешься делать? – спросила Алекс. В свете свечи ее лицо казалось оранжевым, а глаза светились как у кошки.

Я повернулся к машинке.

– По‑моему, свечи – это как раз то, что надо! – Я радостно потер руки. – Жуткие истории всегда нужно писать при свечах. Наверняка все знаменитые сочинители триллеров так и делают.

– Классно, – ответила Алекс. – Давай начинай.

Я придвинул подсвечники. На клавишах заиграли желтые блики.

Я подался вперед и прочитал первое предложение рассказа:

 

БЫЛА ТЕМНАЯ ДОЖДЛИВАЯ НОЧЬ.

 

Я сделал пробел и напечатал следующее предложение:

 

ЗАВЫЛ ВЕТЕР.

 

Я опять отступил и собирался уже печатать дальше.

Как вдруг что‑то грохнуло. Я аж подскочил.

– Что это? – спросил я, едва дыша.

– Окно. – Алекс указала на него рукой. На улице поднялся такой сильный ветер, что задребезжали стекла.

Сквозь монотонный шум дождя я различил какой‑то новый звук. Странный вой.

Я сжал подлокотники.

– Ты слышишь? – спросил я Алекс.

Она кивнула и покосилась в сторону окна.

– Это просто ветер, – тихо сказала она. – Ветер гудит в деревьях.

Завывание ветра становилось все громче. От сильных порывов трещали стекла во всех окнах.

Ветер выл так пронзительно, что казалось, будто где‑то рядом громко стонет человек.

По спине пробежал холодок.

Вцепившись в подлокотники, я пытался побороть в себе страх.

«Это всего‑навсего буря, – говорил я себе. – Обычный ливень. Просто сильный дождь и ветер».

Я взглянул на то, что успел напечатать. В мерцающем оранжевом свете передо мной плясали черные буквы:

 

ЗАВЫЛ ВЕТЕР.

 

Я прислушался к пронзительному вою за окном. Казалось, он окутывает меня, окружает дом со всех сторон.

– Чудно, – пробормотал я.

А потом события приняли и вовсе странный оборот.

 

– Не очень‑то ты продвинулся со своим рассказом, – заметила Алекс.

– Видишь же, ураган…

Она положила мне руку на плечо.

– Ты весь дрожишь! – воскликнула она.

– Неправда! – соврал я.

– Нет, дрожишь, – стояла она на своем.

– Ничего подобного! Со мной все в порядке. Правда! – сказал я как можно спокойнее и тверже. – Я не боюсь, Алекс.

– Может быть, если ты займешься своим рассказом, то меньше будешь думать о буре, – предположила она.

– Ты права. Начинаю работать, – согласился я.

Страшный раскат грома сотряс дом. Я громко вскрикнул.

– Совсем рядом! – Я покачал головой. – Молния, гром… Кажется, будто ударяет прямо во двор!

Алекс взяла меня за плечи и развернула к пишущей машинке.

– Печатай, – распорядилась она. – Представь, что никакой бури нет. Спокойно печатай.

Я послушно занес пальцы над клавишами старой машинки. Свечи почти догорели, и страница оказалась в полумраке. Я напечатал следующее предложение:

 

ОДНИ В ТЕМНОМ ДОМЕ, АЛЕКС И ЗЭККИ ПРИСЛУШИВАЛИСЬ К ШУМУ БУРИ.

 

Дождь колотил по стеклу со страшной силой. Снова сверкнула молния, и я увидел, как под натиском завывающего ветра гнутся и дрожат деревья.

– Разве этот рассказ про нас? – спросила Алекс. Она нагнулась над моим плечом, чтобы получше разглядеть то, что я написал.

– Конечно, – ответил я. – Ты же знаешь, я всегда пишу о нас и о других ребятах из школы. Так проще.

– Ладно, только не дай Кому‑Пожирателю проглотить меня! – потребовала она. – Я хочу стать героиней, а не блюдом на ужин!

Я засмеялся.

И тотчас подпрыгнул – за окном снова громыхнуло.

Повернувшись к машинке, я с трудом разобрал напечатанные предложения.

– От свечей мало толку, – пожаловался я. – как только писали в стародавние времена? Бедные писатели, наверное, быстро слепли.

– Давай сходим за свечами, – предложила Алекс.

– Неплохая идея, – согласился я.

Мы взяли по огарку и, держа их перед собой, вышли в коридор.

Пламя дрожало. Наши шаги заглушала барабанная дробь дождя по крыше.

– Папа! – позвал я. – Эй, папа, нам нужны свечи!

Никто не отозвался.

Мы вошли в гостиную. Две свечи горели на каминной полке. Еще две стояли на кофейном столике возле дивана.

– Папа! – крикнул я. – Ты где?

Подняв свечи над головой, мы направились в кабинет. Потом на кухню. Потом в спальню родителей.

Папы нигде не было.

Крепко зажав в руке свечу, я толкнул дверь в подвал.

– Папа, ты внизу?

Молчание.

Я снова почувствовал, как по спине пробежал холодок. Я повернулся к Алекс.

– Он исчез, – проговорил я. – Мы одни!

 

– Он должен быть где‑то в доме, – рассуждала Алекс. – Разве можно выходить на улицу в такую бурю?

– А вдруг папа пошел за мороженым? – предположил я. – Ему очень хотелось мороженого.

Алекс нахмурилась:

– Неужели твой отец в такую непогоду отправился бы за мороженым? Это невозможно!

– Ты не знаешь моего папу!

– Да он наверняка в доме, – убеждала меня Алекс.

Она поставила на пол свечу и, сложив руки рупором, прокричала:

– Мистер Бичем! Мистер Бичем!

Ответа не последовало.

Ветер завывал за окном гостиной. Сверкали молнии.

– Эй! – крикнул я.

В свете молнии я сумел разглядеть на подъездной дорожке машину. Папину машину. Я подошел к окну.

– Папа никуда не уезжал, – сказал я. – Его машина здесь, а пешком он бы не пошел.

– Мистер Бичем! Мистер Бичем! – снова позвала Алекс.

– Вот так штука! – пробормотал я. – Он бы не ушел, не предупредив нас. Выходит, папа исчез!

Глаза Алекс сверкнули в темноте. По лицу пробежала тень. Она прищурилась, словно напряженно о чем‑то думала.

– Что случилось? – спросил я. – Почему ты на меня так странно смотришь?

– Зэкки, что было в последнем предложении, которое ты напечатал? – буравя меня взглядом, спросила она.

Я недоуменно пожал плечами.

– Я говорю о твоем рассказе, – нетерпеливо уточнила она. – Вспомни последнее предложение.

Я сосредоточился и процитировал:

 

«ОДНИ В ТЕМНОМ ДОМЕ, АЛЕКС И ЗЭККИ ПРИСЛУШИВАЛИСЬ К ШУМУ БУРИ».

 

Алекс многозначительно кивнула.

– Ну и что? – спросил я. – А при чем здесь рассказ?

– Ты что, действительно не понимаешь? – удивилась Алекс. – Ты написал, что мы одни в доме, – вот мы и оказались совершенно одни!

Я растерянно уставился на Алекс. До меня не доходило, что она имеет в виду.

– Зэкки! Это потрясающе! – закричала она. – А какое было первое предложение?

Я вспомнил начало своего рассказа:

 

«БЫЛА ТЕМНАЯ ДОЖДЛИВАЯ НОЧЬ».

 

– Все совпадает! – возбужденно выкрикнула Алекс. Ее глаза расширились. – Точно! Темная дождливая ночь! А ведь был чудесный вечер, правда?

Я никак не мог врубиться.

– Твой папа сказал, что на небе ни облачка. Помнишь? Он еще хотел прогуляться.

– Ну, помню. И что из этого? – спросил я. Она глубоко вздохнула:

– А то! Когда ты напечатал, мол, было темно и ветрено, – вспомни, что случилось? Стало темно и ветрено.

– Но, Алекс… – попытался возразить я. Она приложила палец к губам, призывая не перебивать.

– А потом ты напечатал про то, что мы одни в доме. Так оно и вышло!

– Случайное совпадение! – усмехнулся я. – Не хочешь ли ты сказать, что мой рассказ становится явью?

– Во всяком случае, пока все сбывается, – заявила Алекс. – В точности.

– Чепуха на постном масле! – Я махнул рукой. – Похоже, буря подействовала на тебя больше, чем на меня.

– Ну, а как ты объяснишь все это по‑другому? – не унималась Алекс.

– Объяснить? Налетел сильный ураган. Вот и все объяснение.

Я взял свечу с каминной полки и, держа в каждой руке по свече, направился к себе в комнату.

Алекс шла за мной.

– А как ты объяснишь то, что твой отец как сквозь землю провалился?

По стене двигались наши тени, подрагивая в неровном пламени свечей. Я бы предпочел идти при электрическом освещении.

Я вошел в комнату.

– Папа никуда не провалился. Он ушел, – сказал я и вздохнул: – Это бредовая идея, Алекс. Только потому, что я напечатал про дождь и…

– Давай проверим! – не дослушала Алекс.

– Не понял?

Она потащила меня к столу. И прямо‑таки пихнула на стул.

– Полегче! – запротестовал я. – Я чуть не выронил свечи.

– Напечатай что‑нибудь, – распорядилась Алекс. – Скорее, Зэкки! Печатай, и мы увидим, сбудется это или нет.

На улице по‑прежнему бушевал ветер, стекла трещали. Я поставил свечки на стол по бокам от пишущей машинки.

Наклонился и еще раз прочитал начало рассказа.

Алекс была права.

Все совпадало.

Но ее предположение казалось абсолютно дурацким.

– Печатай! – приказала она, стоя позади меня и положив руки мне на плечи.

Я оглянулся:

– Алекс, а ты никогда не слышала про случайное стечение обстоятельств!

– О, слишком сложно! – съязвила она в ответ. – Ты уверен, что сможешь правильно написать это выражение?

Я пропустил мимо ушей ее выпад.

– Стечение обстоятельств – это когда что‑то с чем‑то случайно совпадает, – объяснил я. – Например, я пишу, что началась буря, – и она начинается. Вот и все. И никакой мистики.

Алекс подтолкнула меня к машинке.

– Докажи это, – настаивала она. – Ну же, Зэкки. Напечатай следующее предложение, и мы посмотрим, что из этого выйдет.

Она надавила мне на плечи и добавила:

– Или ты и в самом деле пугливый цыпленок!

Я сбросил ее руки, передернув плечами.

– Ну, хорошо, хорошо, – проворчал я. – Сейчас убедимся, что это у тебя мозги куриные.

Я достал рукописный текст и нашел следующее предложение.

Я поднял руки к клавиатуре и напечатал его?

 

ВДРУГ РАЗДАЛСЯ СТУК В ДВЕРЬ.

 

Я опустил руки на колени и откинулся на спинку стула.

– Ну что? – насмешливо спросил я. – Будут еще какие‑нибудь светлые идеи?

И тут в дверь постучали!

У меня екнуло сердце.

У Алекс вырвался сдавленный крик.

– Ничего этого не происходит! – Зубы у меня стучали. – Мне послышалось. Это плод воображения.

– Но я тоже слышала стук! – возразила Алекс, широко раскрыв глаза. – Не могло же нам обоим померещиться!

– Но этого не может быть! – Я взял свечку в руки. Выскочил из‑за стола и помчался к выходу.

– Куда ты? – спросила Алекс, устремившись за мной.

– Открыть дверь? – бросил я на ходу.

– Не надо! – задыхаясь, попросила она.

Я уже бежал по темному коридору. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Казалось, пламя свечи колыхалось в ритме сердца.

Я оглянулся – Алекс бежала следом.

– Зэкки, подожди!

Я не остановился, я добежал до входной двери.

– Не надо! Пожалуйста, не открывай! – умоляла Алекс.

– Придется! – ответил я. – Должны же мы посмотреть, кто там за дверью.

– Зэкки, не делай этого! – просила Алекс. Не обращая внимания на ее слова, я толкнул входную дверь.

Алекс затаила дыхание.

Я всматривался в стену дождя.

Никого не было.

Никого.

Дождь барабанил по ступенькам крыльца. Крупные капли, как мячики, отскакивали в разные стороны.

Я захлопнул дверь и вытер со лба холодные капли дождя.

– Странно, – пробормотала Алекс, дернув свой белокурый конский хвост. Она надела очки. – Очень странно.

– Это, скорей всего, какая‑нибудь ветка, – сказал я. – Налетевший ветер ударил веткой о дверь. Вот и все.

– Вряд ли. – Алекс задумалась. – Ветка не может постучаться. Я слышала, как в дверь постучали, и ты тоже.

Минуту мы смотрели друг на друга. Потом перевели глаза на дверь.

– Все понятно! – заявила Алекс. За стеклами очков тревожно блеснули глаза. – Я знаю, почему там никого не оказалось!

– Не желаю больше слушать! – простонал я. – Я сыт по горло твоими дурацкими выдумками, будто все, что бы я ни напечатал, произойдет в действительности.

– Но разве ты не понимаешь? – вскричала она. – За дверью никого не было, потому что‑то том, кто там был, ты еще не написал.

– А‑а‑а‑ай! – заорал я. – Алекс, пожалуйста, оставь меня в покое. Ты ведь не сумасшедшая. Неужто ты и впрямь решила, будто я управляю событиями?

Она наморщила лоб, переваривая мои слова.

– Нет, – наконец ответила она.

– И на том спасибо! – воскликнул я.

– Но я полагаю, что это как‑то связано со старой печатной машинкой.

– Алекс, поди приляг, – посоветовал я. – Я сейчас позвоню твоим родителям, чтобы они за тобой приехали. Ты нездорова. Определенно нездорова.

Но она не слушала меня.

– Та женщина из сгоревшей лавки поэтому и отдала тебе машинку, – продолжала Алекс. – Она наверняка знала о ее магических свойствах и только и думала, как бы от нее отделаться.

– А я только и думаю, как отделаться от тебя! – рявкнул я. – Алекс, пожалуйста, скажи, что ты шутишь. Эти дурацкие рассуждения меня пугают. Правда!

– Мне очень жаль, Зэкки, но я права. Все, что ты напечатал, сбылось! – Алекс схватила меня за руку и потащила по коридору.

Я стал упираться.

– Куда ты меня ведешь? – спросил я.

– Давай попробуем еще разок, – попросила она.

Я поплелся за ней в свою комнату.

– Еще разок? – переспросил я. – Еще только один раз, и ты не будешь больше приставать с этим?

Алекс подняла правую руку.

– Клянусь.

Опустив руку, она добавила:

– Но ты сам убедишься, Зэкки. Поймешь, что я не спятила. Что бы ты ни напечатал на этой старой машинке, оборачивается явью.

Я уселся за машинку и придвинул поближе свечки. В их оранжевом неверном свете отыскал нужное место в рукописи.

– Давай быстрее, – поторап