Метамодель языка: структура и значение 1 страница

Суть «магии»

Что можно узнать из этой главы:

• Суть и структура «магии»

• Метамодель языка в НЛП

• Отличительные признаки «плохой формы»

• Как бросать вызов «обедненным картам»

Теперь, когда мы исследовали модель коммуникации НЛП и то, как мы создаем, обрабатываем сообщения и обмениваемся ими друг с другом, возникает вопрос: «Как работает "структура магии"?» Как мы вообще «наделяем значением» символы, слова и высказывания?

Мы уже отмечали, что в процессе «мышления» мы используем так называемые репрезентативные системы. Это позволяет нам снова представить себе информацию («репрезентация»), которую мы сначала видели, слышали, ощущали или воспринимали как запах или вкус. Когда мы используем наши органы чувств, мы также кодируем понимание получаемых сигналов в словесной форме. Таким образом, мы можем осуществить репрезентацию отдыха на пляже в приятный летний день посредством использования специфических картин, звуков, тактильных ощущений и запахов данного переживания или же мы можем использовать сокращенную систему и сказать: «расслабляющий день на пляже».

Слова внутри нас выполняют функцию символов сенсорных репрезентаций, а сенсорные репрезентации выполняют функцию символов реального опыта. Таким образом, если мы начинаем с опыта (территории), наши визуальные, аудиальные и кинестетические репрезентации выполняют функцию нервной «карты» опыта. Затем основанные на ощущениях слова («приятный день на пляже») создают базовую лингвистическую «карту» нервной «карты». Учитывая способ работы нашего сознания, мы затем можем использовать абстрактные понятия («удовольствие», «комфорт») в качестве лингвистической «карты» более высокого уровня по отношению к исходной лингвистической «карте» и т. д.

Поскольку слова в нашем сознании выполняют функцию «карты реальности» (и даже не являются «картой» первого уровня), они предоставляют нам схему, модель или парадигму, описывающую реальность. Слова дают нам «карту», точную в той степени, в которой они соответствуют репрезентируемой ими территории изоморфным («подобным», «схожим») образом. Степень несоответствия слов и территории определяет искаженность карты, которую мы получаем, при этом некоторые важные детали могут быть опущены, а другие - чрезмерно обобщены или искажены.

Здесь-то и начинается НЛП. Лингвист Джон Гриндер несколько лет изучал и развивал трансформационную грамматику - науку о том, как кодирование, наделение смыслами и значениями глубинных структур опыта (на уровне нервной системы) трансформируется в язык (на лингвистическом уровне). Позднее, в 1975 году, он и Бэндлер создали психотерапевтическую метамодель языка.

Они разработали свою модель языка, моделируя техники Фрица Перлза и Вирджинии Сатир. Бэндлер и Гриндер обратили внимание на то, что при сборе информации эти психотерапевты использовали определенный набор вопросов, а при помощи другого

Территория	Уровень нервной системы	Уровень нервной системы (осознанный опыт)	Уровень ощущений (лингвистическая сортировка)	Оценочный уровень металингвистический
Территория сенсорной реальности, расположенной «снаружи»	Чувствительные рецепторы доставляют информацию в нашу нервную систему	Осведомленность об опыте. То, чему мы уделяем внимание и что опускаем. Визуальные, аудиальные и кинестетические репрезентации опыта	Наименования и описательные слова (символы); названия объектов, сущностей, категорий (существительные); действий (глаголы); свойств (прилагательные, «субмодальности»), отношений (предлоги) и т. д. Первая лингвистическая «карта» опыта	Язык, который описывает значение, сам язык, наши ощущения и т. д., относящиеся к опыту. Вторая лингвистическая «карта» (мета слова) опыта

Глава 8 • Метамодель языка: структура и значение

111

набора вопросов они помогали человеку реорганизовать свой внутренний мир. Опираясь на лингвистический анализ речи Перлза и Сатир, Бэндлер и Гриндер разработали свою метамодель. (Приставка мета» пришла из греческого языка и означает «вне, сверх, около, на другом уровне») Метамодель определяет, как мы можем использовать язык для пояснения языка. Она делает это посредством повторного соединения речи говорящего человека и опыта, на котором основана эта речь.

Метамодель определяет, как мы можем использовать язык для пояснения языка. Она делает это посредством повторного соединения речи говорящего человека и переживания, на котором основана эта речь.

Очевидно, что коммуникация подразумевает использование языка - она подразумевает «разделение слов с другими людьми» и жизнь в реальном мире. Чем больше мы знаем о нейролингвистических процессах, лежащих в основе своей и чужой языковой обработки и речи, тем эффективней мы можем использовать этот удивительный инструмент.

Глубинная структура/ поверхностная структура

Метамодель предоставляет нам инструмент, позволяющий добраться до опыта, на котором основаны слова человека. Когда мы говорим, никто из нас не дает полное описание мыслей, стоящих за словами. Если бы мы попытались полностью описать наши мысли, мы никогда не закончили бы говорить. Почему? Потому что никакое вербальное описание не может рассказать об опыте все. Рассказывая о чем-либо, мы всегда будем обладать более полной внутренней репрезентацией этого предмета, чем сможем выразить словами. Мы неизбежно сокращаем описание.

Полная внутренняя репрезентация (переживание) того, что мы пытаемся сообщить, называется «глубинной структурой». Большая часть глубинной структуры не осознаваема - некоторая ее часть располагается на уровнях, предшествующих словам, некоторая - за пределами того, что можно описать словами. Когда мы пытаемся представить, сформулировать и пояснить наш опыт, мы делаем это при помощи того, что мы называем «поверхностными структурами» - слов и высказываний, являющихся репрезентациями трансформаций более глубоких уровней.

Хотя было доказано, что трансформационная грамматика не способна полностью объяснить овладение языком, синтаксическую структуру и т. д., метамодель не зависит от валидности или адекватности трансформационной грамматики. Исходной предпосылкой метамодели является только то, что ниже (или выше, в зависимости от используемой метафоры) существуют другие предшествующие поверхностной структуре уровни или слои абстракции, в которых она берет свое начало. Из-за того, что нервная система и «сознание» человека постоянно «пропускают характеристики» (Кожибски), «опускают их» (Бэндлер и Гриндер) или функционируют как «редукционный клапан» (Хаксли), поверхностные структуры в качестве когнитивных «карт» страдают от оскудения. Метамодель описывает процесс, посредством которого человек расширяет когнитивную карту, делая ее богаче и полнее.

Полная внутренняя репрезентация (переживание) того, что мы пытаемся сообщить, называется «глубинной структурой». Произносимые нами слова и предложения мы называем «поверхностной структурой».

Бэндлер и Гриндер обратили внимание на то, что осуществляя процесс перехода от глубинной структуры в нашей нервной системе (нервной «карты») к поверхностным структурам, которые исходят из нашего сознания в форме речи, мы делаем три вещи, которые они назвали «процессами моделирования». Большей частью мы осуществляем их естественным и неосознанным образом. Во-первых, мы опускаем значительную, если не большую часть данных, расположенных в глубинной структуре. Каждую секунду приблизительно два миллиона единиц информации поступают в наш мозг. Очевидно, что мозг должен опускать значительную часть этой информации, иначе мы сошли бы с ума. Прочтите следующие предложения:

Paris in the the spring. (Париж весной). A snake in the the grass. (Змея в траве). A kick in the the rear. (Удар сзади).

Льюис и Пыоселик (Lewis & Pucclik, 1982) привели этот пример, когда говорили о метамодели. Заметили ли вы, что когда читали, вы опустили одно из двух the в каждом из предложений? Пока вы не придете в состояние сосредоточенности на деталях (состояние сознания корректора), вы будете наделять предложения смыслом, неосознанно опуская второе the.

Во-вторых, при упрощении описания опыта мы искажаем значение и структуру информации. При помощи мозга мы изменяем наше восприятие. В одной восточной притче рассказывается о том, как человек шел по дороге и увидел шею. Он немедленно закричал: «Змея!» Но когда он подошел к этому месту, он увидел, что это была веревка, а не змея.

«Красота» находится в глазах зрителя. Способность к искажению позволяет нам наслаждаться произведениями живописи, музыки и литературы. Так, мы можем взглянуть на облако и превратить его неясные очертания в животное, человека, во все, что угодно, - мы делаем это, используя способность к искажению, присущую нашему мозгу. Эта способность позволяет нам иметь мечты и фантазии о желаемом будущем.

В-третьих, мы обобщаем информацию. Когда новые знания поступают в наш мозг, он сравнивает новую информацию с похожей, изученной ранее. Наш разум сравнивает старые данные с новыми и обобщает их. Этот процесс позволяет нам быстро обучаться. Мы не должны заново заучивать старые понятия. Наш мозг использует их в новых знаниях. Хотя существует много моделей автомобилей, мы упоминаем их при помощи категории или класса, который называем «автомобилями». Нанесение на карту опыта, событий, людей, знаний, идей и т. д. посредством категорий позволяет нам сравнивать, противопоставлять, группировать, разбивать на подгруппы и т. д. Это помогает нам обрабатывать возрастающий объем данных на различных логических уровнях и переходить на все более и более абстрактные уровни реальности.

Метамодель использует только эти три отображающие функции, хотя существуют и другие. Эти три функции описывают ключевые процессы, посредством которых мы перемещаемся от глубинной структуры внутри сознания и нервной системы к поверхностным структурам, проявляющимся в языке и речи. Короче говоря, при создании модели мира мы опускаем, искажаем и обобщаем информацию.

Что собой представляет эта метамодель? Это набор из тринадцати (в этой модели) лингвистических признаков и тринадцать групп вопросов. Эти вопросы помогают анализировать форму поверхностных структур, что позволяет говорящему восстановить опущенные, искаженные и обобщенные данные. Вопросы метамодели направляют процесс перехода от глубинной структуры к поверхностной в обратную сторону. Модель направляет в обратную сторону процесс абстракции - мы «деабстрагируемся» посредством метамодели, приводим человека обратно к опыту. Таким образом, метамодель открывает информацию, недостающую в коммуникации клиента и его модели мира, - часто важную информацию, без которой человек живет в мире с «обедненной картой». Некоторые люди спрашивают: «Когда вы прекращаете задавать вопросы метамодели?» Хороший вопрос. Вы останавливаетесь тогда, когда получаете результат.

Вопросы метамодели направляют процесс перехода от глубинной структуры к поверхностной в обратную сторону.

Мы сократили нижеследующее описание для того, чтобы дать краткий обзор этой нейролингвистической модели. Мы рекомендуем вам познакомиться с полным описанием метамодели и изучить ее более тщательно (Bandler & Grinder, 1975, Hall, 1996b).

Вопросы метамодели восстанавливают:

1. Искажения.

2. Обобщения.

3. Опущения.

Искажения

1. Номинализация

Номинализация - это представление непрерывных процессов как законченных. К ним относятся те виды существительных, которые берут начало в процессе. Они функционируют на метауровне по отношению к опыту и символизируют целые блоки опыта. Янг (Young, 1999) утверждает, что они «иконические, вроде символов на мониторе компьютера. Когда вы, образно выражаясь, "дважды кликаете" на иконке, она открывается и показывает некоторый символизируемый ею опыт». Номинализации останавливают процессы, так что фильм становится неподвижной картиной. Номинализацией может быть слово, которое является репрезентацией процесса, движения, действия (глагол) или идеи, концепции и таких понятий, как воспоминания, правила, принципы, ценности и убеждения.

Номинализация - изменение процесса глубинной структуры (движение, действие и т. д.) в статическое событие поверхностной структуры.

С точки зрения лингвистики, номинализация – это изменение процесса на уровне глубинной структуры (движение, действие и т. д.) в статическое событие на уровне поверхностной структуры. Классический признак НЛП, позволяющий отличить номинализацию от истинного существительного, заключается в вопросе: «Можете ли вы погрузить это в тачку?». Если да, то это существительное. Если нет, то это номинализация.

Другой способ установления номинализации связан с определением того, можно ли подозреваемое слово подставить в следующую фразу: «Текущий _____». Слово, обозначающее процесс, вроде номинализации, будет иметь смысл в этом синтаксическом окружении, в то время как конкретное существительное - нет.

При использовании номинализации опускается много информации. Рассмотрим высказывание «Наши плохие взаимоотношения действительно беспокоят меня». Слово «взаимоотношения» выполняет функцию номинализации, хотя мы, как правило, трактуем его как конкретное существительное. Но мы не можем увидеть, услышать взаимоотношения, почувствовать их запах или вкус. Мы не можем погрузить взаимоотношения в тачку. Изменение глагола «относиться» в псевдосуществительное «взаимоотношения» номинализирует глагол. Другими примерами номинализации являются слова: «образование», «болезнь», «уважение», «дисциплина», «служба», «решение», «любовь», «страх», «стратегия» и «ощущение».

При помощи номинализации мы часто описываем медицинские заболевания. Когда недавно друг сказал мне (Б. Б.), что у него язва, я спросил: «Как ты изъязвляешь себя?» Он немедленно ответил: «Я слишком много работаю».

Льюис и Пьюселик (Lewis & Pucelik, 1982) пишут:

«В статье, озаглавленной "Язык, эмоции и болезнь", доктор Уоллес Эллербрук приводит некоторые тонкие и оригинальные наблюдения. В статье доктора Эллербрука, штатного психиатра государственной больницы города Норуолк, штат Калифорния, обсуждается влияние языка на восприятие и поведение. Он утверждает, что "...каждое слово, которое вы используете в качестве ярлыка для чего-либо, заставляет вас видеть это в совершенно ином свете". Он приводит случай –идиопатической гипертонии, - медицинского состояния, причина которого неизвестна. Его описание включает процесс деноминализации медицинского термина - достаточно редкое явление в области медицины, где очень много номинализации. Вопреки общепринятой медицинской модели доктор Эллербрук заявляет: "Запомните, я называл все болезни "поведением", другими словами, – тем, что люди делают, когда я устанавливаю, что у пациента повышено давление (140/90 или выше), я не говорю себе "У него гипертония", я говорю «Он гипертонирует».

Такая трансформация номинализации «гипертония» (названия определенного диапазона состояний в медицине) обратно в глагол или в процесс «гипертонирования» изменила не только восприятие доктором Эллербруком своих пациентов, но и его поведение по отношению к ним. Как говорит доктор Эллербрук, это резко изменило в лучшую сторону реакции его пациентов на лечение. Итак, как только мы начинаем изменять наш язык, как в приведенном выше примере, мы изменяем наше восприятие процессов здоровья и болезни. В конце концов, это дает нам больше вариантов выбора наших физических и эмоциональных состояний.

Для того чтобы бросить вызов номинализациям, мы направляем процесс в обратную сторону. Когда человек превратил процесс в вещь, мы помогаем ему превратить вещь обратно в процесс. Мы производим вмешательство в следующем формате: «Каким образом вы осуществляете процесс (номинализации)?» Этот вопрос помогает человеку вновь соединиться с опытом таким способом, который позволит ему осознать свою роль в процессе.

Примеры:

У меня плохие отношения с людьми.

Вы меня не уважаете.

Наша система образования отвратительна.

В их браке есть проблемы с коммуникацией.

Менеджер принял плохое решение.

Его желания создали ему проблемы.

Его поведение неприемлемо.

Это упражнение приведет вас к новым догадкам и новому пониманию.

2. Чтение мыслей

Чтение мыслей - это предположение, что мы обладаем способностью знать мысли, мотивы, намерения и т. д. другого человека без прямого сообщения с его стороны. Мы занимаемся чтением мыслей тогда, когда говорим: «Я точно знаю, как ты себя чувствуешь». Несмотря на выражение симпатии, такие высказывания обычно вызывают боль, обиду, непонимание и т. д. Поверхностная структура чтения мыслей дает гораздо больше информации о внутреннем опыте говорящего, чем другие поверхностные структуры. Соответственно, когда мы осуществляем высказывания, предполагающие чтение мыслей, мы проецируем на другого наше собственное восприятие, наши ценности, проблемы, нашу историю и т. д. Таким образом, эти высказывания, как правило, едва ли имеют отношение к тому человеку, к которому они обращены.

Для того чтобы бросить вызов чтению мыслей, спросите: «Как именно вы узнали, что я чувствую (думаю, намереваюсь делать и т. д.)?». Очень часто ответ человека на этот вопрос даст вам дополнительную информацию о его внутренней модели мира (глубинной структуре). Этот вопрос позволит говорящему усомниться в своих допущениях и обратиться к источнику объективной информации.

Примеры:

Я знаю, что его это не волнует.

Она лучше знает.

Я уверен, что вы знаете...

Я вижу, что я не нравлюсь вам.

Он не заинтересован.

Вы думаете, что...

Вы огорчены.

Я знаю, что вы удивлены.

3. Причинно-следственные отношения

К ним относятся предположения, что некое действие одного человека может заставить другого человека испытать какое-либо чувство. Слишком часто используемое обвинение «Ты бесишь меня!» является примером причинно-следственного высказывания. Эта фраза подразумевает, что вы заставляете меня чувствовать себя взбешенным, как будто от меня ничего не зависит. В результате ваших действий я должен чувствовать себя именно таким образом.

Это, по-видимому, подразумевает, что вы имеете определенную психологическую власть надо мной. О том, что мы имеем дело с причинно-следственным высказыванием, говорят следующие слова: «заставить», «если, то», «как вы...», «то», «потому что» и почти все глаголы настоящего времени. Один из моих студентов, Джон Бартон, сказал, что «слова "потому что" являются наиболее влиятельным преобразователем разума». «Потому что...?»

Для того чтобы бросить вызов таким высказываниям, спросите: «Как именно я заставляю вас чувствовать себя плохо?», «При помощи какого процесса я "заставляю" вас испытывать эти чувства, иметь эти мысли или реакции?», «Разве вы не можете выбрать, как реагировать на этот стимул?» Такие вопросы побуждают говорящего расширять и обогащать при общении с другими людьми свою карту причин и следствий. Это позволяет ему взять на себя ответственность за свои собственные чувства, мысли и реакции и таким образом реагировать более активно, исследуя собственные возможности выбора.

Одна из целей более высокого уровня в психотерапии - дать клиенту возможность осознать свою способность реагировать и управлять реакциями. Клиенты обычно приписывают причины своих действий другим людям. Эффективная консультация приводит их к пониманию того, что они сами тоже являются «причинами». Так мы помогаем им контролировать свою собственную жизнь и свои реакции, а также заявить о праве на способность самостоятельно мыслить, чувствовать, говорить и действовать.

Примеры:

Я опоздал из-за вас.

Когда вы верите в меня, я могу сделать это.

Вы заставляете меня чувствовать.

Я сделал бы это, но я взбешен.

Мне плохо из-за того, что я огорчил его.

Просто задав этот вопрос, вы начнете понимать.

Изучая метамодель, вы начнете расслабляться.

После того как вы прочитаете это предложение, вы можете придумать еще несколько примеров.

Ты ни хрена не понял, потому что ты такой тупой.

По мере знакомства с НЛП вы узнаете о том, какое значение имеют высказывания в форме причинно-следственной связи при рефрейминге. Для этого вы просто задаете человеку вопрос: «Каким образом это представляет проблему для вас?», который побудит его излагать проблему в терминах причин и следствий. Полностью мы описываем это в нашей книге «Линии разума: пути изменения сознания». Такой вопрос позволяет вам быстро «очутиться на "карте" человека». Он подготавливает человека к обработке новых фреймов, которые вы адресуете ему. Это также прекрасный способ сбора информации. Например, клиент кажется достаточно возбужденным. Очевидно, что он позволил какому-то внешнему событию взволновать себя. Я спрашиваю: «Каким образом это представляет для вас проблему?» Клиент даст мне больше информации о специфике его проблемы. Одна клиентка рассказала о раздражающих манерах ее мужа. Я спросил: «Каким образом его манеры представляют проблему для вас?» Она сказала: «Он мочится на меня». Теперь у меня были ее настройки, необходимые для рефрейминга. Я немедленно ответил: «Что случилось бы, если бы вы помочились на свое убеждение, что он может помочиться на вас без вашего разрешения?» Вы можете прочитать об этом в «Линиях разума». Просто, по-видимому, когда вы меняете местами причину и следствие, вы находите решение. Суть в том, что никто не может заставить вас иметь некоторые мысли и чувства, которых вы решили не иметь.

Когда мы живем в «причинно-следственных отношениях», мы помещаем себя в коробку (рис. 8.1).

Причинно-следственное мышление

Рис. 8.1. Жизнь в причинно-следственных отношениях

Когда мы бросаем вызов своим (и чужим) причинно-следственным отношениям, мы диссоциируем себя (и других) от своей (их) коробки (коробок) и даем себе разрешение спросить: «Полезен ли мне (вам) этот тип мышления?».

Причинно-следственное мышление

Рис. 8.2. Диссоциация от причинно-следственных отношений

Перед тем как закончить обсуждение причинно-следственных отношений, мы хотели бы отметить один важный момент. Он касается того, каким образом вопрос «Почему?» часто приводит к неправильной формулировке причинно-следственной связи. Деннис и Дженнифер Чонг в своей наводящей на размышления книге «Не спрашивайте почему: книга о структуре порицания и плохой коммуникации» указывают на то, что часто, когда мы задаем вопрос «Почему?», мы, фактически, хотим получить основание и объяснения. Они делают вывод, что «как только вы получили основание или объяснение, вы получили причину. Вы знаете, что побудило вас сделать это. Следовательно, вопросы «Почему?» направлены на выяснение связи между двумя классами переменных или событий: класса переменных, являющихся причинами, и класса переменных, являющихся следствиями». Таким образом, вопросы «Почему?» вместо того, чтобы помогать искать решение проблемы, часто усугубляют проблему, помогая найти основания и оправдания.

Вспомните какого-нибудь человека, чье поведение не соответствовало вашим ожиданиям. (Хороший пример - дети.) Теперь обратите внимание на то, что когда вы спрашивали этого человека: «Почему вы сделали это?» - и он не имел оправдания своим действиям, его подсознание создавало такое оправдание. Итак, помогли ли вы ему выбраться из своей коробки или, фактически, еще сильнее заякорили его к ней? Вопрос «Почему?» усугубляет, а не решает проблему, так как человек ищет основания и оправдание своего поведения. Вместо вопроса «Почему?» попробуйте спросить: «Какова цель вашего поведения?» Обычно такой вопрос диссоциирует человека и проблему — выводит его из коробки. (Мы опишем этот тип вопросов, когда доберемся до Милтон-модели гипнотических языковых паттернов в главе 10.) Как только человек опишет вам цель своего поведения, вы можете сказать что-нибудь вроде: «Такое поведение не позволит вам получить от меня реакцию, которая вам нужна. Но если вы сделаете X, вероятность получения желаемой реакции повысится. Вы можете вести себя так, как вы решите, но выбирать реакцию на ваше поведение буду я».

Деннис и Дженнифер Чонг иллюстрируют такое мышление «вне коробки» при помощи квадрата, состоящего из девяти точек (рис. 8. 3).

Рис. 8.3. Мышление «вне коробки»

Посмотрите на девять точек и соедините их, используя только четыре прямые линии. Нельзя отрывать ручку от бумаги и проводить одну линию дважды.

Рис. 8.4. Решение

Чтобы решить эту проблему, нужно выйти за границы квадрата. Причинно-следственное мышление запирает нас внутри коробки. Для того чтобы бросить вызов нашему причинно-следственному мышлению, мы должны сделать шаг за пределы ограничивающих убеждений и спросить: «Полезен ли мне этот тип мышления?». Если нет, измените его. Как-никак, ваше мышление состоит, главным образом, из мыслей.

Мы утверждаем (вопреки некоторым теоретикам НЛП), что некоторые формы вопросов «Почему?» могут быть нам полезны. Я (М. X.) обсуждаю это в третьей главе моей книги «Нейролингвистическое программирование - становимся мета: продвинутое моделирование с использованием метауровней». Вы также можете найти эту главу на нашем сайте по адресу http://www.neurosemantics.com. Ниже я привожу список различных форм вопроса «Почему?».

«Почему?» причины/источника

«Почему вы поступаете (чувствуете, думаете) таким образом?»

«Почему?» объяснения

«Почему вы оцениваете себя так категорично?»

«Почему?» телеологии/результата (окончательные следствия, желаемые результаты)

«Почему вы делаете это?» (То есть «Для чего вы пытаетесь достичь этого? С какой целью?»)

«Почему?» ценности/важности (ценности, системы отсчета, убеждения)

«Почему вы делаете это?» (То есть «Какую ценность это имеет для вас?») «Почему вы находите это важным и значительным?»

В упомянутой книге я (М. X.) прихожу к такому выводу:

Запрет вопроса «Почему?» также привел к общему нежеланию исследовать «причины», лежащие в прошлом. У некоторых известных мне практиков НЛП это, по-видимому, привело к стойкому нежеланию выслушивать описание проблемного состояния человека или подстраиваться к нему. Они приняли запрет вопроса «почему?» так буквально и серьезно (совершенно не «в духе НЛП»), что теряются, как только начинают работать со случаями, имеющими длинную предысторию. Они хотят устремиться вперед и принимать решения о лечебных вмешательствах даже до того, как начнут подстраиваться к модели мира другого человека.

Напротив, в некоторых приемах, связанных с «линией времени» и особенно в реймпринтинге, предложенном Робертом Дилтсом, мы видим более сбалансированное отношение. Эти паттерны НЛП отличаются более содержательным подходом к «прошлым» источникам осложнений и боли (то есть к прошлым убеждениям, решениям, опыту и т. д.). При этом в прошлом обнаруживаются события, обусловившие наличие в «карте» человека проблем, связанных с «я», достоинством, гордостью, целями, судьбой и т. д.

В этом разделе, посвященном причинно-следственным отношениям, мы просто хотим предупредить вас об опасностях, связанных с «почему?» основания/оправдания.

4. Комплексный эквивалент

Мы создаем комплексный эквивалент всякий раз, когда приравниваем часть опыта (аспект внешнего поведения) к его общему значению (внутреннее состояние). Таким образом, по внешнему признаку мы делаем вывод о значении всего опыта, считая эквивалентными два разных утверждения: «Ты не сказал этим утром, что любишь меня; ты больше меня не любишь». В данном случае человек приравнял определенные виды внешнего поведения (произнесение слов, выражающих любовь) и внутреннее состояние (чувство любви). При конструировании комплексных эквивалентов используются слова, описывающие равенство: «является», «это значит», «все равно, что» и т. д. Человек делает некое внешнее событие идентичным определенному внутреннему событию.

Комплексный эквивалент - паттерн лингвистического искажения, когда вы приписываете чьему-либо поведению значение на основе наблюдаемых ключей, не имея прямых подтверждений от другого человека.

Следовательно, мы берем опыт на разных логических уровнях и смешиваем эти уровни, мысленно приравнивая некоторое внешнее поведение (ВП) к некоторому внутреннему состоянию (ВС).

Мы бросаем вызов комплексному эквиваленту при помощи вопроса о равенстве: «Каким именно образом то, что я не сказал, что люблю тебя (ВП), означает, что я больше не люблю тебя (ВС)?» «Было ли когда-нибудь, что я не говорил тебе, что люблю тебя, но ты все же знала, что я по-настоящему люблю тебя?» Такие вопросы позволяют говорящему определить комплексно-эквивалентное убеждение и восстановить опущенные и искаженные дополнительные данные. «Когда я видел, что лицо Джо краснеет (ВП), я знал, что он разгневан (ВС)». Этот комплексный эквивалент приводит к чтению мыслей. Фраза «Если вы повышаете голос (ВП), это означает, что вы разгневаны» приводит к установлению причинно-следственной связи.