Ракета 28.09.2011 10:24 Часть 2. Две странницы вечных - любовь и разлука. 2 страница

***

Антон пригласил меня на родительскую дачу. Природой любоваться и все такое. Ага, знаем мы эту природу. Вид на два Леркиных холма третьего размера, спешите видеть…
- Дарь, мне ехать?
- Если хочешь, - отвечаешь ты, не отрывая глаз от книги в руках.
- Даря! – я начинаю стремительно заводиться, старательно игнорируя причину этого эмоционального всплеска. Подхожу и сажусь на твою кровать, злорадно замечая, как ты подтягиваешь свои длиннющие ноги, отодвигаясь от меня. – Ты на меня обиделась?
- Нет, конечно, с чего ты взяла?
- Ты не обращаешь на меня внимания! А мне так нужен твой совет.
- Извини, - вздыхаешь, кладешь книжку раскрытыми страницами на подоконник. – Я слушаю.
- Я собираюсь ехать сегодня с Антоном на дачу. Ты же понимаешь…
- Понимаю, - слегка поморщившись, отвечаешь ты. Но это не та, совсем не та реакция, которую я хочу (хочу?!) видеть.
- Это все, что ты скажешь?
- Резинок побольше возьми.
- Даря?!
- Что ты от меня хочешь? – чуть повышаешь голос ты. Но не то, все равно - не то!
- Считаешь – стоит ехать?
- Лера, - смотришь на меня, серьезно и грустно, - ты же уже все решила.
- Не возражаешь?
- С какой стати? У тебя было целое лето подумать. Большая девочка – не хуже меня все понимаешь.
Ах, вот как?
- Значит, решено – еду! – резко встаю с кровати. – Ты мне только посоветуй – в этом поехать или другое надеть, бордовое?
С этими словами начинаю торопливо, боясь передумать, раздеваться. Пара минут – и остаюсь стоять перед тобой в подаренном Антоном черном кружевном комплекте - бюстгальтер с низко вырезанными чашечками, едва прикрывающими соски, и кружевные полупрозрачные шортики.
Успеваю поймать на секунду твой взгляд – горящий, сумасшедший, выдающий тебя с головой взгляд! - а потом ты отводишь глаза, тянешься за оставленной на подоконнике книгой.
- Так какое, Дарь? Это? Тебе нравится?
Прокашливаешься. Взгляд от книги не отрываешь.
- Какая разница – нравится мне или нет. Главное - чтобы нравилось… ему.
- Ты можешь свое мнение сказать?! Посмотри и скажи - это оставить? Или бордовое одеть, которое он весной подарил? Подожди, сейчас покажу, – завожу руки за спину, демонстрируя намерение снять лифчик.
Один твой взгляд – темный, почти ненавидящий.
- Не надо! Это оставь. Красиво. Черное на белом. Ему… должно понравиться
- Точно?
- Точно! – ты быстро поднимаешься на ноги, обходишь меня. – Я в душ пойду, не буду мешать тебе собираться. Ключ не забудь. Удачи.
Я не успеваю ни подумать, ни сказать ничего. Раз - и тебя уже нет в комнате. Стою в белье и размышляю. Я… мне… удалось зацепить тебя? Или ты непробиваема? Тебе что – все равно?!
Вспоминаю твой стремительный уход. Помыться тебе приспичило? И блеск, едва замеченный мною подозрительный блеск глаз, когда ты быстро прошла мимо меня. Да неужели…
Одеваюсь я еще быстрее, чем раздевалась до этого. И – бегом к душевым.
Вода шумит только в одной кабинке. И рядом никого нет. Поэтому – подхожу ближе, почти прижимаюсь ухом и слушаю. Ты там?
Вода шумит, просто – шумит вода. Это если не знать, кто там. Но я, внезапно обострившимся слухом … или не слухом… а, например, сердцем – оно умеет слышать, сердце?.. или еще чем-то… не знаю – чем… но! слышу. Сквозь шум льющейся воды – глухие, едва слышимые, отчаянные рыдания. Ноги подкашиваются. Банально – подкашиваются ноги от этих звуков, тихо сползаю по дверце вниз. И звуки - звуки становятся слышнее. Значит – ты сидишь на полу душевой и плачешь. Забилась в угол, обхватив себя руками, уткнувшись лицом в колени, капли воды барабанят по твоим мокрым волосам, по плечам. И плачешь. Рыдаешь. Ревешь. Ни одно из этих слов не способно передать, что я чувствую, слыша эти звуки. Не очень громкие – из-за воды и из-за того, что ты явно пытаешься хоть как-то сдержаться и не рыдать в голос. Но все равно – отчаянные, ибо они рвутся из самого сердца, и ты давишься ими, глотаешь эти рыдания, иногда переходя на хрип и какое-то жалобное поскуливание. Ты! Там! Сидишь на полу под лупящими сверху струями воды и скулишь от боли и отчаяния.
Лера, ты самая распоследняя жестокая и подлая тварь! Мерзкая сучка. В этот момент остро, до помутнения сознания ненавижу себя.
Как можно ТАК поступать с дорогим тебе человеком?! Как можно ТАК мучить близкого человека? Что она тебе сделала? В чем ее вина? Чтобы вот ТАК – целенаправленно и методично бить человека в больное для него место! В чем, объясни, чистая непорочная Лера, в чем ее вина? Кто ты такая, чтобы судить ее? Она ни разу – ни словом, ни поступком, - не причинила тебе вред. Кто поддерживал тебя последние два года? Кто был твоим лучшим другом, самой близкой подругой? Что бы она к тебе ни чувствовала, и как бы ты к этим ее чувствам ни относилась… Такое мое поведение оправдать нельзя. Ничем.
Худо. Очень худо. Такого эмоционального потрясения со знаком «минус» я не испытывала никогда до этого. Меня грызут, разрывают в клочья муки проснувшейся совести, подогреваемые твоими еле слышными рыданиями и тем, что я вдруг вспоминаю все то хорошее, что у нас было. А ведь было – сколько всего хорошего было.
Хочется забиться в угол, обнять себя руками – и рыдать с другой стороны от двери с тобой за компанию, пока не станет хоть немного легче.
Или дернуть на себя эту дверь посильнее, выломав на хер хлипкий шпингалет, и шагнуть к тебе, прямо под струи душа, упасть рядом на колени, обнять за плечи и шептать: «Прости меня… Прости». И рыдать, опять рыдать, пока не станет легче.
Но ни то, ни другое сделать нельзя. Абсолютно. Зато я вдруг неожиданно, учитывая мое совершенно разбитое состояние, холодно и отрешенно понимаю, что должна сейчас сделать. Помогая себе руками, встаю с пола на ватных ногах. Счастье, что никто так и не решил воспользоваться душем в эти минуты. Кончиками пальцев глажу дверь. И шепчу тихо: «Даря, ты там держись, ладно?». После – ухожу. Мне нужно позвонить.

***

- Антон, привет.
- Лерочка, привет. Я уже почти собрался. Заеду за тобой, как договаривались.
- Видишь ли, в чем дело…
- Лера!!! Только не говори мне, что передумала!
- Просто…
- Что – «просто»!? Лера, ну сколько можно! – Антон почти кричит в трубку.
Что ему сказать? Говорю первое, что приходит в голову:
- У меня месячные начались.
Пара непечатных слов. Молчание. Потом, с легким, еле слышным смешком:
- Ну, хорошо хоть, ты правильно понимаешь, зачем мы едем на дачу…
- Чего тут не понимать, - отвечаю. И про себя добавляю: «Вам всем одно нужно».
- Ну, раз так… - после паузы продолжает Антон, - если ты такая понятливая… тогда это не должно помешать нашим планам.
- В смысле? Ты не понял, наверное – у меня …
- Я все понял, - перебивает меня он, – ну и что? Поработаешь ртом. А я тебе потом… хм... отплачу... взаимной услугой. Когда тебе… можно будет.
Молчу. Рушатся последние иллюзии. Но мне почти не больно.
- Или… можно попробовать альтернативный… вход.
Вот тут не выдерживаю.
- Что?!
- Не пробовала? - Антон коротко хохотнул. – Вот и попробуем. Вдруг тебе понравится? Задница у тебя зачетная. А крем специальный я возьму, не бойся – больно не будет.
Мне с трудом верится, что ЭТО говорит Антон. Что вообще – этот диалог происходит на самом деле. Вспоминаю твои слова о том, что он жестокий. И о том, что ты там плачешь. А я тут трачу время на этого…
Понимаю, что уже какое-то время не слушаю, что там говорит Антон.
- Антон?
- Ну, наконец-то! Куда пропала? Говорю, говорю с тобой – а ты ноль реакций! К шести будешь готова?
- Я не поеду.
- Лерка, не дури! Ну, не хочешь в ж*пу давать – не надо. По-другому развлечемся.
- Я не поеду.
Теперь уже непечатное льется потоком. С Антона слетает лоск и воспитанность. «Дура» и «сучка» - это самое мягкое, что я могу привести здесь из всего сказанного им. Дождавшись паузы в потоке брани, говорю:
- Как я понимаю, мы больше не увидимся? Всего хорошего, Антон.
- Ты еще пожалеешь!!!
Он произносит это так злобно, что мне становится страшно.
- Собираешься мне отомстить? – спрашиваю осторожно.
Антон демонстративно и фальшиво смеется в трубку.
- Тебе? Мстить? Больно много чести! Я и так на тебя впустую кучу времени потратил. В кои-то веки на такую шваль, как ты, приличный мужик посмотрел, а ты выделываешься! Иди на х*й! И не звони мне больше.
Короткие злые гудки. А меня разбирает истерический смех. «Не звони мне больше». Я и не собиралась.

***

Когда ты вернулась из душа, то застала меня на балконе. Курю твои сигареты. Уже третью. Не замечая их непривычной для меня крепости. Зато перестали трястись пальцы. И желание порыдать в подушку этак с полчасика - отпустило. Нельзя мне сейчас реветь. Никак.
- Лера? – ты подходишь к балконной двери и с изумлением смотришь на меня. – Что случилось? Почему не уехала? – замечаешь сигарету в моей руке. – Куришь?
Бычкую сигарету. Подхожу к балконной двери.
- Ну-ка, брысь! Нечего тут стоять мокрой после душа – не лето на дворе, – ты, в молчаливом потрясении, отступаешь на пару шагов внутрь комнаты. Закрываю дверь и спрашиваю как можно равнодушнее: - Что глаза красные? Плакала?
- Мыло … в глаза попало.
Знаем мы это мыло. «Лера» называется.
- Промыла?
- Блять, Лерка! Я не маленькая! Оставь в покое мои глаза! Что случилось? Какого хера куришь? Да еще - мои? Почему не уехала?
- Что орешь? Передумала я. И что – сигарет тебе жалко, что ли?
- Лера?!? – ты уже рычишь-шипишь.
- Мы с Антоном… расстались.
- Когда успели?
- Дело-то нехитрое.
- Валера! - ты специально называешь меня именем, которое меня страшно бесит. – Внятно мне скажи: что случилось?
Устало опускаюсь на кровать.
- Непримиримые противоречия. На почве разного отношения к анальному сексу.
- Что-о-о-о-о?
В твоем взгляде сначала недоверие, потом потрясение, потом – жгучая ненависть.
- Вот козел! Урод! Ублю…
- Дарь, не надо…
- Лерочка, - ты подходишь и осторожно кладешь руку мне на плечо, – ты только не переживай так. Он того не стоит.
Поднимаю голову и смотрю на тебя снизу вверх. В этом – вся ты, Дарька. Сейчас тебе, да, именно тебе плохо, тебе не просто плохо, тебе, блять, х*ево, это я знаю, как никто – сама же тебя довела. И при этом – пытаешься утешить меня.
Встаю, осторожно снимая твою руку со своего плеча. И не потому, что мне неприятно твое прикосновение. А потому, что уже не могу ручаться за себя.
- Я пойду в магазин схожу. А то у нас в холодильнике – шаром покати. Есть пожелания?
Ты отрицательно качаешь головой. Вид у тебя – усталый и измученный. Да уж, досталось нам сегодня обеим – по полной.
- Лер, ключ возьми. Я… спать лягу.
- Хорошо.
Закрываю дверь на ключ, иду по коридору.
Поспи, Даря, тебе действительно надо отдохнуть. И… прости меня. Пожалуйста.

Ракета 21.09.2011 10:47 Глава 4.

/Лера/

После этого щедрого на переживания и события дня с интервалом в пару недель случилось еще два события, прежде чем я прозрела окончательно. Первое называлось «Разговор с Богданом», второе – «До Леры дошло, и она испугалась до усрачки». Знаю, что звучит грубо, но все так и было. Впрочем, по порядку. Сначала про Богдана.
Ваш безупречный староста изловил меня в перерыве между парами. Крепко его приперло, видно, раз он рискнул сунуть нос в наш заповедник озабоченных дев. Заметила я его сразу - высокий и плечистый Богдан контрастно выделялся в девичьей толпе, да и заинтересованные взгляды окружающих указывали на него как стрелка компаса – на север.
- Лера! – он шагнул ко мне. Вокруг завистливо завздыхали. – Надо поговорить.
- Сейчас? – хмуро глянула на него исподлобья. Ничего хорошего я от разговора с Богданом не ждала.
- Да. Пожалуйста.
Взял меня за руку и решительно увлек в сторону.
Ах, как мы шикарно смотрелись со стороны – прижимающаяся к стене миниатюрная симпатичная блондинка и нависающий над ней хмурый высокий брюнет. Девчонки из моей группы не скрывали заинтересованных взглядов. Знали бы они, какой это непростой для меня разговор…
- Лер, что происходит с Дариной?
Да уж, Богдан и дипломатичность – вещи несовместимые. Прямолинеен, сразу - к делу.
- А что с ней происходит?
- Ты ничего не замечаешь?
- Да нормально все вроде.
Богдан вздыхает.
- Она с самого начала года, как приехала из дома… сама не своя. Грустная, подавленная. Молчит.
Замолкает и Богдан. Что сказать? Я знаю, блин, я все знаю! И даже причина мне известна. Мой собеседник вздыхает и продолжает:
- Хотя… Я о другом хотел поговорить.
- О чем еще?
- Лера, скажи… - Богдан смущен, переминается с ноги на ногу. Решается. – У Дарины есть кто-то?
- Чего?
- Ну … парень у нее есть?
- Богдан!?
- Что – «Богдан»? Ты же знаешь, как я к ней отношусь! После того раза... на ее дне рождения… я думал – мы будем вместе. Мы же… с ней... – он путается в словах и даже слегка краснеет. Офигеть – здоровенный лоб, а краснеть не разучился.
- Что? – иронично поднимаю бровь.
- У нас было! – шепотом выкрикивает Богдан. – Как будто ты не знаешь! А потом она меня отшила…
- Ну-у-у-у-у… – тяну издевательски, - видимо, ты ее не впечатлил… своими подвигами…
- В своем уме!? – он орет на меня. На нас оглядываются, Богдан спохватывается. Продолжает вполголоса: - Не говори чепухи! Ей хорошо было со мной. Да! Я ей… Я ее… В общем, она… - смущенно замолкает.
- Кончила? – спрашиваю тоже вполголоса, а внутри отчего-то все клокочет. От ярости. Да какого фига!?
- Лера!!! – опят орет, опять спохватывается и все-таки отвечает. Тихо: - Да.
Ах ты…
- Даже если и так, - цежу сквозь зубы, - это ее еще ни к чему не обязывает. Не один ты такой умелец…
Богдан уже просто дергает щекой. Но не орет, помнит, что вокруг куча любопытных ушей.
- Лера, перестань изображать дурочку! Это не просто так. Я чувствую – у нее есть кто-то. Кто он? Ты знаешь? Там все… серьезно?
Откуда я, блять, знаю - серьезно или нет? Хотя уже чувствую – серьезно. Шутки кончились.
Что-то, видимо, отражается, на моем лице, потому что Богдан хватает меня за руку.
- Кто он, Лер? Вижу – ты знаешь! Скажи мне! Я буду за нее бороться! Ей со мной будет лучше, я точно знаю! Смотри – какая она! На ней лица нет. Кто он, Лера? Скажи!
Черта с два, Богданчик! Черта с два я скажу тебе! И не льсти себя надеждой – Дарька не твоя. И с тобой ей не будет хорошо. И вообще – оставь ее в покое! Не до тебя ей сейчас…
- А до кого ей сейчас?
Блять… какую часть своих мыслей я произнесла вслух?
- Понимаешь, Богдан, - театрально вздыхаю. Приходится импровизировать. – У нее дома…
- Значит, у нее там, дома кто-то… - хищно вскидывается Богдан.
- Да. Но там все непросто… И… ей нужно время... чтобы разобраться. Сейчас… сейчас ее лучше не трогать, понимаешь?
- Понимаю, - мрачно отвечает Богдан. – Он ее обидел?
- Нет! Что ты… Просто – дай ей время. Не трогай ее сейчас, ладно?
- Хорошо. Сейчас не буду. Спасибо, Лер. Что сказала.
Наскоро попрощавшись. Богдан уходит. Но у меня остается нехорошее ощущение, что он уже начал строить планы, как на каникулах поедет в твой родной город бить морду этому несуществующему парню.
Ну и ладно. До каникул еще дожить надо, а сейчас... Сейчас Богдан обещал мне тебя не трогать. А это – главное.
Разобравшись с Богданом, начинаю внимательно приглядываться к тебе. Провокаций уже себе не позволяю – до сих пор при воспоминании о том, как ты плакала в душе, становится тошно. Просто смотрю, наблюдаю. И понимаю – я не вижу ничего! Тебя мало, тебя катастрофически мало. Тебя практически не бывает дома, а когда бываешь - спишь или читаешь. Замкнута, равнодушна. Из ответов – «Да», «Нет», «Не знаю».
На все мои попытки растормошить, разговорить отделываешься невнятными фразами – про то, что у вас скоро важная игра с историками, что в этом году - госы, что собираешься утроиться после них на работу и хочешь поднабраться опыта, зависая в компьютерном классе. Я долго не могу понять, что происходит. Но уже не пытаюсь себя убедить, что мне причудилось то, как ты на самом деле ко мне относишься. Я точно знаю – не причудилось. Я знаю. Ты влюблена в меня. Или... была влюблена.
Вот когда я осознала гипотетическую возможность прошедшего времени по отношению к твоим чувствам ко мне, да не просто прошедшего – прошедшего совершенного, Past, мать его, Perfect! – вот тогда я испугалась до того самого грубого выражения.
Но даже в этот момент я пыталась рассуждать здраво. И чем больше я пыталась рассуждать здраво, тем херовее мне становилось.
Сколько ты уже влюблена в меня? Полгода, год или все два? Я не знаю! Но ясно одно – ты была совершенно уверена, что это абсолютно невзаимно и бесперспективно. Более того, я сама была в этом уверена. До недавнего времени.
И надо быть совершенным мазохистом, чтобы в такой ситуации пестовать свои чувства. Рано или поздно ты должна была это понять. Или от безнадежности это стало происходить само собой. Или я, своим безобразным поведением, своими рассказами о том, как мне хорошо с Антоном, довела тебя до этого. Или - все вместе. Но все было очень похоже на то, что твоим чувствам ко мне пришел конец. Или – на то, что ты быстрыми шагами двигаешься в этом направлении.
У меня под ногами разверзлась бездна. Я умирала. Не пыталась проанализировать свои чувства и понять, что со мной происходит и зачем мне это нужно. Несколько дней я просто распадалась на мелкие кусочки, пытаясь смириться с этой мыслью. Что ты - просто моя соседка по комнате Дарина. Не смогла. Или – не захотела. И поэтому решила – будь что будет. Но я должна знать, как ты самом деле ко мне относишься. Я не могла ждать, тем более – молча страдать, как ты. И поэтому решила – спросить прямо. Ну, или, не совсем спросить...

***

Восемь. Тебя нет. Половина девятого. Тоже нет. В девять убираю обратно в холодильник шампанское, гашу свечи. В девять с четвертью зажигаю обратно свечи, потому что при электрическом свете сидеть тошно, в темноте - страшно и… нелепо.
Ты пришла в двадцать минут десятого.
Смотришь в немом изумлении на антураж комнаты - свет выключен, на подоконнике и на столе – горящие свечи. Накрытый стол. И я - нарядная и красивущая.
Устало бросаешь спортивную сумку на пол.
- Лера! Какого хрена не предупредила?
- Сюрприз! – улыбаюсь сладко.
- На хер такие сюрпризы! – ты уставшая, грубая и злая. – Куда я сейчас денусь - на ночь глядя? Заранее предупреждать надо!
- А зачем тебе куда-то деваться?
- Ты же ждешь кого-то? – красноречивый кивок в сторону накрытого стола.
- Жду. Тебя.
Довольно улыбаюсь. Тебе очень идет это выражение идиотского удивления. Даже рот приоткрылся.
Потом к тебе все же возвращается способность говорить.
- Лер, ты чего?! Зачем это?
Смущаюсь. Сейчас еще не время признаваться в том, что мне нужно. Выпить хотя бы пару бокалов для храбрости. И вот тогда…
- Решила отметить свое расставание с Антоном.
- Не поздновато? Две недели уже прошло.
- Я только сейчас… - добавляю чуть грусти в голос, - отошла. И осознала. Как мне повезло. Хочу тебя поблагодарить за то, что ты мне тогда не дала глупостей наделать.
- Оригиналка ты, Лера, - усмехаешься. Но, кажется, поверила.
- Иди, давай, руки мой! Или ты в душ сразу пойдешь, после тренировки же?
- В душе я была, у нас же там есть в раздевалке. Сейчас, схожу, руки помою.

***

Вот что с тобой делать? Поела, правда, а вот пить – не пьешь. Уже полчаса нянчишь один стакан с шампанским, едва ополовиненный.
А ведь я хотела тебя напоить и вызвать на откровенность. А вместо этого сама практически в одно лицо «уговорила» бутылку «шампуня». А ты сидишь, уставшая, грустная и трезвая, пытаешься поддерживать разговор, но паузы все длиннее, а твои взгляды в сторону своей кровати – все красноречивее. Я знаю, чего ты хочешь, Дарь – накрыться с головой одеялом и уснуть. Фигушки тебе. Не для этого я старалась.
Встаю и включаю музыкальный центр. Там уже заряжен мой любимый диск и через несколько секунд комнату наполняет голос Сэм Браун. Хит хитовый – «Stop». All that I have is all that you've given me…
Встаю, и, не давая себе времени на раздумья, протягиваю руку.
- Потанцуй со мной.
- Лер, ты сдурела? – твои брови взлетают вверх.
- Пожалуйста…
- Лера!?
- Ну, пожалуйста… У меня такое настроение… грустное. Трудно тебе, что ли?
Ты устала, подавлена, черт, не знаю, какие причины и почему, но мне удается за руку поднять тебя на ноги и заставить сделать пару шагов от стола. А потом – закинуть руки тебе на шею и шепнуть:
- Ты ведешь, Дарь.
Похоже, все дело в неожиданности… но спустя пару секунд ты кладешь руки мне на талию. Весьма целомудренно.
Это вряд ли можно назвать танцем. Мы лишь слегка покачиваемся в такт вибрирующего женского голоса. «Stop!» - заклинает меня этот голос. Как бы не так! И я утыкаюсь губами в твою трогательно торчащую в вырезе джемпера ключицу. Хочется мурлыкать от того удовольствия, которое доставляет мне это простое прикосновение к твоей коже. И как ты вздрагиваешь от этого прикосновения. Судорожно выдыхаешь. И …
- Лерка, ты что делаешь? – шепчешь. Хрипло.
- Что я делаю? – шепчу тебе в ключицу, и губами чувствую мурашки на твоей коже. – Волосы глажу, – и, действительно, запускаю пальцы в твою гриву, попутно вытаскивая из нее мелкую заколку, удерживающую волосы от лица. – А еще - целую.
И - целую. В шею. Вдыхая твой запах. Голова кружится от твоего запаха – волос, кожи, тебя. Мне кажется, я падаю.
Впрочем – почти, действительно падаю. Потому что ты резко снимаешь мои руки со своих плеч и отступаешь в сторону, почти оттолкнув меня. Несколько томительных секунд – я пытаюсь выплыть из чувственного тумана, в который успела погрузиться от таких невинных прикосновений к твоей коже и волосам. Ты – тяжело дышишь и пристально смотришь на меня. А потом – резко, эмоционально, почти крича:
- Блять, Лерка, твою мать!!!
И еще что-то, еще более резкое и грубое, но уже от двери. Хватаешь куртку, в два коротких кинжальных движения обуваешься и вот... Голос Сэм Браун заглушает грохот захлопнувшейся двери.
А я остаюсь стоять, не понимая. Что, черт возьми, произошло?
Накатывает обида… Кто так выясняет отношения? Какого черта ты удрала? Трудно было сказать: «Лера, пошла на х*й, ты мне больше не интересна». Хотя… похоже, ты мне это и сказала…Только что. Или нет?
Вот достану сейчас вторую бутылку шампанского и выпью ее. И обязательно дождусь тебя. Какого хера! Я требую ясного и четкого ответа – что между нами происходит?
Мои сумбурные размышления прерывает визг шин и звуки клаксона. Балконная дверь приоткрыта. У меня почему-то екает сердце, и я стремглав выскакиваю на балкон. И вижу – резко затормозившая на проезжей части машина, водитель которой что-то выкрикивает вслед убегающей фигуре. Блять, Даря! Доконать меня решила!?
Впопыхах одеваюсь, ругаясь вполголоса. Давай, давай, бросайся под машину. Что, не получилось? Ну, тогда беги в парк, что напротив общаги! Самое время – ближе к одиннадцати, темно. Ну и что, что фонари? Темных и безлюдных мест в парке дофига.
Матерясь сквозь зубы, скатываюсь по лестнице, выбегаю в дверь. Вслед мне несется крик вахтерши: «Куда!?! Скоро двери закрою!!!». Да плевать.
Дорогу перехожу внимательно - не хочется повторять твой экстремальный опыт.
Пройдя десяток метров по парку, останавливаюсь. И где мне тебя искать? Иголка в стоге сена… Расстроенная Дарька в темном парке. Прохожу по ближайшей, весьма скудно освещенной аллее, еще несколько метров и замечаю огонек сигареты в кустах.
Взмолившись внутренне, чтобы это была ты, шагаю в темноту.
Три сдвинутые треугольником скамейки – нашла, где устроиться. Самое место для пьяной компании. Впрочем, подозреваю – не искала, первое попавшееся. Сидишь, ссутулившись, зябко обхватив себя одной рукой за плечи, и куришь.
Присаживаюсь рядом.
- Дай мне тоже.
Щелкаю зажигалкой. Какое-то время курим молча. Я собираюсь с мыслями. От тебя ведь первых слов не дождешься.
Выясняется, что я тебя не так уж хорошо знаю. Впрочем… так оно и есть.
- Лер, я сегодня переночую где-нибудь, - ты тушишь в урне сигарету. – У Богдана, например. А завтра… завтра мы сделаем вид, что ничего не было.
У Богдана, значит… Ага, как бы не так… Ладно, с этим потом разберемся.
- Зачем нам делать вид, что ничего не было?
- Лер, ты же пожалеешь потом…
- С чего это вдруг?
- Лера… - ты вздыхаешь. Грустно и обреченно. – Я не знаю, что ты там себе напридумывала. Из-за Антона так переживаешь… Или вообще - что тебе с парнями как-то… не везет… Или гормоны шалят. Или бутылка шампанского на тебя так действует. Но… - еще один судорожный вздох, - не надо.
- Не надо - что? – чувствую – закипаю. Стремительно.
- Не надо делать то, о чем завтра будешь очень-очень сильно сожалеть.
- Так-так-так, - говорю тихо, почти ласково, - уж не хочешь ли ты сказать, что я пьяна, неадекватна и не соображаю, что делаю?
Ожидаю, что сейчас начнешь отнекиваться и уходить от ответа, а вместо этого…
- Да, - просто отвечаешь ты.
Окружающую нас тишину почти ночного парка звонко нарушает звук пощечины.

***

Странно, но я даже переживала по этому поводу. Что не смогу при случае дать наглецу пощечину. Вот оскорбит меня какой-нибудь недостойный, а я не смогу красиво, как в кино, влепить ему пощечину.
Оказалось – напрасно переживала. Проще простого. Рука дернулась сама. И теперь ладонь - горит, а я потрясенно смотрю на ее отпечаток на твоей щеке. Твое лицо скудно, но все-таки подсвечено светом находящегося в нескольких метрах фонаря. И мне отчетливо видно – и наливающийся красным след моих пальцев, и дрожащие губы, и катящиеся по щекам слезы. Да что же это такое! Почему я постоянно довожу тебя до слез?!
- Дарюшка… - шепчу потрясенно, касаясь кончиками пальцев той самой руки - будь она проклята! - твоей горящей щеки. Убить себя готова! – Прости меня, - шепчу, наконец-то шепчу эти слова, прося прощения не только за эту пощечину - за все, все…
Ты молчишь. Всхлипываешь и слезы градом – вот и весь ответ.
Протягиваю другую ладонь, чтобы взять тебя за руку, а ты… Ты чуть заметно отстраняешься, как будто хочешь встать и уйти.
Ох, нет!.. Понимаю, что если ты сейчас снова сбежишь от меня – шансов найти тебя во второй раз у меня не будет. И поэтому торопливо сжимаю твою холодную руку, не давая тебе встать и …
Все, я не могу! Хуже уже просто быть не может. За руку держать - хорошо, но обнять за спину – надежнее. И - целую тебя. В дрожащие мокрые соленые губы.
Первые несколько секунд пытаюсь еще что-то соображать. Пытаться, блин, сравнивать. Отличается? От поцелуев с парнями? Не успеваю прийти ни к каким выводам, потому что ты… чуть приоткрываешь губы и выдыхаешь мое имя.
Все, я пропала. Мы пропали. Поцелуй поглощает нас целиком, без остатка. ТАК я никогда и ни с кем не целовалась.
Был у нас как-то шуточный вроде бы разговор - кто лучше целуется. Хвастались друг перед другом – высшая лига, дескать, все дела. И даже пришли к выводу – надо будет найти беспристрастную «жертву» и по очереди на ней опробовать свое мастерство, а он бы, жертва, то есть, потом бы вынес вердикт – кто лучше целуется.
Оказывается, выяснить это можно гораздо проще. И в миллион раз приятнее.
И это совершенно не похоже на поцелуи с парнями. Во всем – другая кожа под руками – гладкая, нежная, другой вкус – хоть и пахнет от нас табаком, но - по-другому. И эти длинные шелковистые волосы, в которых путаются пальцы, и запах – нежный, терпкий, свежий, и стоны и всхлипы – тихие и безумно волнующие. Но… на самом деле – разница даже не в этом. А в том, как от всего этого сносит крышу. Мгновенно и напрочь.
И я уже могу не опасаться, что ты сбежишь от меня. Куда ты сбежишь, если сама меня так обнимаешь. Крепко прижимая к себе. И я смыкаю руки у тебя на шее. Не отпущу, никуда не отпущу. И мы продолжаем демонстрировать друг другу свое искусство. Обе, блин, мастерицы… Это нас уводит все дальше и дальше. Или – заводит. Все сильнее и сильнее.
Размыкаешь поцелуй только затем, чтобы впиться зубами мне в шею. Больно. И сладко. Терпеть не могу, когда мне оставляют засосы и синяки «на память». Тебе – только сладострастно подставляю шею, запрокидывая голову назад. Все, что угодно, милая. Где хочешь, сладкая моя.
И все-таки, опомнилась первая я. Успела упереться тебе в плечи и заставить отодвинуться. И выдохнуть:
- Слышишь?
- Что? – грудь ходуном, глаза потрясенные, щека красная, губы вспухшие. – Что такое?
- Дарин, слышишь?!
Через пару секунд уже можно не спрашивать. Не только слышно, но и видно.
Пришли завсегдатаи этих самых сдвинутых лавочек. А ведь можно было и догадаться. Пять-шесть крепко подвыпивших парней.
Мы успели только отодвинуться друг от друга. И сделать пару вдохов по отдельности.

Ракета 23.09.2011 11:05 Глава 5

/Лера/

- Какие девчонки к нам в гости пришли! Вот это сюрприз…
Гогот и жадные взгляды. Физически чувствую, как ты напряжена. Как сжатая пружина.
- Привет! – стараюсь улыбаться и говорить как можно нейтральнее – чтобы не дай Бог не подумали, что я с ними заигрываю. – А мы, наверное, ваше место заняли? Все, мы уже уходим…
- Зачем же торопиться? Мы только познакомились… - говорит светловолосый парень – не самый крупный, но, по всему видно, - вожак, главарь, или как это у них там называется. – Выпейте с нами. Такие симпатичные … телочки.
Уже «телочки». Намерения продемонстрированы предельно ясно. А еще вижу – парни стоят так, что нам не выйти.
«Пожалуйста, пожалуйста» - шепчу про себя. И боюсь при этом, и больше всего – за тебя. А ты – выдыхаешь, как будто собираясь с силами. «Молчи, Даря!» - хочу крикнуть, но в этот момент твое имя произносит другой голос.
- Дарина, ты?
- Леша? Назаров? Ты?
- Я, - один из парней довольно улыбается.
- Какая неожиданная встреча, - я чувствую иронию, сочащуюся в твоих словах. Холодею. А Леша, похоже, не замечает.
- Ага, - соглашается. – А ты как – учишься еще?
- Да, пока получается.
У вас завязывается вроде бы непринужденная беседа, но за ней внимательно и напряженно следят с обеих сторон. С одной стороны – я, с другой - блондин с нехорошими глазами и вся компания заодно. Потом «предводителю уездного дворянства» надоедает его пассивная роль.
- Назар, познакомь нас с девушками.
- Да одна только знакомая, Дарина.
- Дарина… - произносит блондин. Слегка, как мне кажется, глумливо. - Красивое имя для красивой телочки.
- Спасибо, - ты картинно склоняешь голову, а мне хочется выть от ужаса. Дарька, не дразни их! – Пойдем мы, Леш, - продолжаешь, как ни в чем не бывало, обращаясь исключительно к своему знакомому. – Рада была встретить. Привет от тебя нашим передать? Богдан вспоминал тебя недавно. Жаль, говорит, что Леху отчислили. Из-за ерунды какой-то.
- Точно, - вздыхает Леха. – Декан – козел! А привет – передавай. Валерке, Вадику, ну, Богдану, само собой.
- Хорошо, - ты улыбаешься, встаешь, берешь меня за руку и подходишь к Лехе. Тот послушно отходит в сторону. У меня в душе просыпается сумасшедшая надежда. Неужели?..
- Эй, эй, погодите, не спешите… Зачем торопиться?
Нет, напрасно я понадеялась. Кольцо вокруг нас снова смыкается.
- Зачем торопиться? – ты издевательски вежлива. – Торопимся, потому что Богдан нас ждет. Волнуется.
- Какой-такой Богдан? – вопрос не нам – Лехе.
- Староста наш. Даринин… поклонник, - несмело отвечает Леха. Ему неловко – он оказался между молотом и наковальней.
- И что – Богдан не подождет? – глумливо интересуется «предводитель». – Мы девочкам ничего плохого не сделаем. По-хорошему… обойдемся.
Смотрю на Леху и понимаю - помощи от него ждать нечего. Открываю рот, чтобы начать… просить, умолять - все, что угодно, лишь бы нас отпустили.
- Богдан, - раздается твой голос, - ростом под 190, весит 90 кг., имеет разряд по вольной борьбе. А еще он злопамятный и после пары перенесенных сотрясов - не всегда адекватный. Зачем вам с таким знакомиться?
Блондин внимательно на тебя смотрит.
- Это правда? – Лехе.
Тот осторожно кивает.
- Ээээ... да.
Блондин хмурит брови, что-то прикидывает. Незаметный кивок головой – и парни расходятся.
- Жаль… Очень жаль… что у вас такие… нетерпеливые друзья, - бросает главарь нам вслед, когда мы, держась за руки, выходим из кольца парней.
Ты останавливаешься и оборачиваешься. Улыбаешься.
- Может быть, в другой раз… пообщаемся?
Дергаю тебя за руку и тащу, с ужасом ожидая, что этот… сейчас передумает. Но вслед нам несется лишь пьяный хохот.