– И тогда я поехала на волшебный остров к Андрюше. Я села в такси, а проснулась у себя в кроватке… – рассказывала кому‑то Надя, присев перед лестницей.
– Ты с кем это болтаешь, Надюшка‑лягушка? – Андрей шутливо щелкнул девочку по носу.
– С моим другом Гномиком. Хочешь, я вас познакомлю?
– А он меня не съест? – Андрей скорчил страшное лицо.
– Гномы людей не едят! – засмеялась в ответ Наденька. – Они ягодки кушают, листочки всякие…
– Ну пойдем, нам тоже кушать пора. Гному – листочки, нам – кашку, – Андрей потянул сестру за руку.
– Пока‑пока, Гномик! – она помахала рукой куда‑то под лестницу.
Андрей улыбнулся. Хорошая у него сестра. Смешная. И еще верит в сказки.
Тем временем Надя принялась тереть рукой глаза.
– Что ты глазки трешь? – обеспокоился Андрей.
– Чешутся!
Глаза у Надюши и вправду покраснели, словно девочка плохо спала.
– Ой‑ой‑ой! – Андрей покачал головой. – Кто‑то с утра плохо умывался. Пойдем‑ка умоемся как следует. Будешь самая красивая.
– А Гномик некрасивый, – вдруг заявила Надя, останавливаясь посреди лестницы. – И стесняется всех. Даже тебя, хотя ты – мой брат и я сказала, что ты хороший…
– Вот это он зря, – Андрей улыбнулся и потрепал сестру по голове. – Раз он с тобой дружит, я тоже буду с ним дружить. Так ему и передай!..
– А теперь вы можете нарисовать все, что захотите! – Анна Михайловна – самая молодая учительница «Логоса» – медленно обходила свой класс, не забывая ободрить и приласкать каждого малыша.
Она пришла в школу буквально после института, и то, что ее приняли в такое престижное заведение, казалось большой удачей. Впрочем, она на самом деле жалела этих детей, чьи мамы и папы занимались бизнесом и прочими важными делами, возложив воспитание своих чад на профессионалов. А ведь дело не только в обучении! Чтобы вырасти нормальным человеком, требуются любовь и забота.
– Ну, Танечка, что у тебя? – заглянула она в листок одной из девочек. – Цветочек и солнышко? Молодец. Вот сойдет снег, распустятся цветочки…
Таня засияла, польщенная вниманием.
Анна прошла дальше. Взгляд ее упал на склоненную над бумагой макушку Нади Авдеевой, и у учительницы сжалось сердце: бедная девочка! Вот Надины родители уже никогда ее не обнимут.
– А ты, Надюша, что рисуешь? – она нагнулась над девочкой и едва не отпрянула – с листка смотрело настоящее чудовище. То ли человек, то ли лесной монстр – со скошенным носом и огромными зубами, уродливый до ужаса. Вот, значит, как у девочки изливаются ее страхи! И неудивительно – после такой тяжелой потери.
– Это мой Гномик, – доверчиво взглянула на учительницу Надя.
Алиса, Надина подружка и соседка, тоже заглянула в рисунок и поморщилась:
– Фу! Какой он страшный!
– И вовсе не страшный, а хороший! – запальчиво возразила Надя.
– Конечно, хороший, – Анна Михайловна погладила девочку по голове. – Сдавайте рисунки. Они будут храниться у меня в специальной папке. Все просто молодцы! А после обеда мы пойдем гулять в лес. Посмотрим, как зимуют кусты и деревья, поищем заячьи следы, слепим снеговика. Согласны?
– Да! – вразнобой откликнулся класс.
– Ну хорошо, – учительница закрыла папку с собранными работами. – А пока можете прочитать письма, которые вам написали ваши родители. Танечка, это тебе… И Васе пришло… И Марине…
Письмо не принесли, наверное, одной Наде.
– Не плачь, давай мое письмо вместе почитаем, – щедро предложила Алиса. – Вот моя мама пишет: «Поцелуй от меня свою подружку Надю…»
– А моя мама меня уже никогда не поцелует! – Надя отвернулась. Ей не нужно было чужого счастья, ей хотелось хотя бы немножечко, но своего. – Наверное, они с папой умерли, раз мне ничего не написали.
– Надюша, – Анна Михайловна присела на корточки рядом с девочкой. – Не плачь. Давай я тебя поцелую! – и она осторожно коснулась губами нежной щечки. – Мы скоро пойдем в лес, и я помогу тебе слепить самого красивого снеговика. Хорошо?
Надя сквозь слезы кивнула. Не скажешь же учительнице, что ей не нужен снеговик, пусть даже самый красивый. Ей нужны мама и папа.
* * *
Даша сидела за столом, подперев рукой щеку, и свет из окна зажигал в ее волосах золотые искорки.
Даша Старкова – самая красивая девочка школы.
На протяжении нескольких лет он считал ее своей девушкой. И это было правильно. Он, Макс Морозов, – самый крутой парень в школе. Поэтому ему не подойдет простая девчонка. Ему нужна только та, которая «супер». Ему нужна Даша.
Если бы только можно было прокрутить время назад и стереть из памяти времени этого новенького, Андрея Авдеева. Нет, на поверку он оказался вовсе не плохим парнем, и в целом Максим был бы готов подружиться с ним, если бы… Вот это «бы» жирным крестом перечеркивало все возможности нормальной дружбы.
Он тихо приблизился к Даше. Она заметила его, только когда Макс был уже совсем рядом, присел перед ней на корточки.
– Ну как, ничего не хочешь мне объяснить? Насчет вчерашних «чмоки‑чмоки»? – произнес Морозов как можно небрежнее.
– Макс, это не важно, – она отмахнулась от него, не желая выяснять отношения, но отпустить ее он не мог. Не мог – и все! Это было выше его сил.
– С каких это пор не важно? Разве ты не моя девушка?
Она едва заметно поморщилась. И тут, конечно, в класс повалили ученики.
Пришлось встать, хлопнуть по ладони Темку и Ромыча, выдержать длительный испытующий взгляд Авдеева, опустившегося на стул рядом со Старковой. Можно подумать, что все эти годы, которые Макс провел рядом с Дашей, – побоку, и именно выскочка Авдеев имеет теперь на нее права.
В класс вошла Елена Сергеевна, как всегда, похожая на механическую куклу. Красивая и безупречная. Макс ненавидел такую безупречность. В Даше его привлекало как раз то, что, несмотря на свой знак «супер», она настоящая, живая.
На него просительно и словно немного виновато посмотрела Вика. Макс отвернулся, сделал вид, будто не замечает ее взглядов, и сел за парту через проход от Авдеева и Старковой. Должно быть, в их жизни действует какой‑то из разряда этих дурацких законов типа закона падающего бутерброда или грозящей неприятности, которая обязательно случится. Он сам смотрит на Дашу, на него смотрит Вика, на Вику давным‑давно пялится Темыч… И получается такая нелепая цепочка не сложившихся судеб и неоправданных ожиданий. Как в песне Чижа – «Вот такая вот музыка, такая, блин, вечная молодость».
Елена плела что‑то про Французскую революцию, но это было так далеко и не важно, что Макс и не пытался слушать. Вместо этого он слушал то, о чем говорится за партой через проход.
– Нужно снова спуститься в колодец, – это Даша.
– Ты же видела, проход замурован… Нужны инструменты… И потом, это все‑таки опасно. Помнишь, что случилось вчера? – Андрей.
– Мы же не можем сдаться так просто!.. Сейчас, когда нашли Птицына. Он оставил мне номер своего телефона! Мы добудем для него доказательства, и он напишет свою статью…
– Даш, он же нас предупреждал, как это опасно!..
– Ты что, боишься?
– У меня есть Надюша. Понимаешь, я должен думать прежде всего о ней!
Вот тебе и Казанова! Макс ехидно хмыкнул.
– Старкова, Авдеев, Морозов! Мне кажется, новый материал вас не интересует? – Елена стояла между ними, и от нее словно шли во все стороны волны холода. – Ну хорошо! Раз так, закрыли все учебники и пишем самостоятельную работу!
– Елена Сергеевна, за что? – взмолился Темка.
– Скажите спасибо вашим товарищам, – отрезала она.
– У нас только вчера зачет был! И вообще мы не готовились! – внес свой вклад Ромка.
– И вообще нельзя наказывать учебой! – выпалила Вика.
– Это не наказание. Вы сюда приехали учиться, а не разговаривать. А ты, Виктория Кузнецова, запомни: я тебе не Иван Савельевич, никто тебе пятерку натягивать не будет.
Вика отчаянно покраснела и вскочила из‑за парты.
– Все пишут проверочную, – подытожила Елена. – А Старкова, Авдеев, Морозов, Павленко, Калинин и Кузнецова – к директору, за самостоятельную получаете «два», – добавила она.
Вот ведь стерва!
– Что случилось? – спрашивал их Байрон. – Вы постоянно нарушаете школьную дисциплину. Ты, Даша, съехала на тройки. Артем с Максимом с каждым днем учатся все хуже, а про Рому я вообще молчу. Елена Сергеевна сказала мне, что ты, Павленко, в прошлой проверочной работе умудрился написать, что Робеспьер – один из мушкетеров короля.
Виновные против воли захихикали.
Виктор Николаевич покачал головой и серьезно посмотрел на ребят:
– Что все‑таки случилось?
– Понимаете… – тихо проговорила Вика, – Ивана Савельевича убили…
– Вика, молчи! – попыталась остановить подругу Даша, но, разумеется, поздно.
– Что за чушь? Откуда такие странные фантазии? – удивился директор. – Вот послушайте…
Он открыл один из ящиков своего стола, поискал среди бумаг и достал оттуда открытку:
– «Виктор Николаевич, приветствую! – принялся зачитывать он текст. – Ты оказался совершенно прав – отпуск мне был абсолютно необходим. Я примкнул к знакомым археологам из Крыма, зарылся с головой в античность. Всем горячий привет. Ваш Иван Савельевич».
Разумеется, открытка была неубедительна. Более того, она наводила на размышления. Возможно, директор «Логоса» тоже причастен ко всему, что происходит. Недаром и Савельич, и Птицын говорили, что никому нельзя доверять.
– Я все‑таки хочу осмотреть колодец. Ты пойдешь со мной? – спросила Даша Максима, когда они вышли из кабинета Полякова.
Его больно кольнуло то, что обратилась она к нему как к запасному игроку, получив отказ от основного – от Андрея.
– Нет, – ответил он решительно.
– А вы? – она обвела взглядом остальных.
Рома и Темка переглянулись. На их лицах не отразилось ни следа энтузиазма.
– Мне нужно историю подтягивать… – замялась Вика. – Понимаешь, я не могу позволить себе потерять этот грант.
– Понимаю, – Даша резко отвернулась, так что волосы взлетели и золотистым водопадом вновь упали на ее плечи. – Ну и хорошо. Я пойду одна.
* * *
– Маша, как хорошо, что я вас застал! – Виктор Поляков шагнул в библиотеку, где девушка протирала книги. – Как Галина Васильевна? Что‑то напортачили мы вчера…
– Вроде нормально, – она оглянулась, согрев его улыбкой. – Но на самом деле ей очень плохо. Нет ничего хуже, чем знать, что твой ребенок тебя отвергает…
Вершинина вздохнула, и Виктору показалось, что боль в ее голосе какая‑то чересчур личная. Что могло случиться в ее собственной жизни?..
– Маша… – он шагнул к ней, чувствуя, как между ними возникает и крепнет какая‑то странная связь…
Неожиданно она оказалась слишком близко к нему. Он ощутил аромат ее волос, которых так и хотелось коснуться рукой, запутаться пальцами в непослушных локонах… Ее губы были яркими без всякой помады и манили, словно магнитом. Виктору казалось, что он долго‑долго шел по пустыне, изнемогая от жажды, и только теперь наконец может напиться…
– Виктор Николаевич! – послышался сзади резкий голос завхоза. Галина Васильевна обладала странной способностью появляться тогда, когда ее меньше всего ждешь.
– Да, – он вздрогнул, избавляясь от наваждения. Да что же это такое? У него же есть Лена! Они встречаются уже очень долго, и он даже сделал ей предложение выйти за него замуж… Правда, Лена сейчас дуется на него из‑за того, что тот, занятый хлопотами с Галиной Васильевной, совсем позабыл о ресторане. Но это же пустяки! Ну не получилось сходить вчера – так имелись же особые обстоятельства!.. Получится в следующий раз.
– Я привела Надю Авдееву, вы просили, – взгляд завхоза прошивал насквозь, и Виктор почувствовал легкое смущение.
– А, да, спасибо! – спохватился он.
Девочка действительно выглядывала из‑за дверной притолоки.
– Ну, иди сюда, Наденька, – позвал он, присаживаясь на корточки. – Почему ты такая грустная?
Надя подошла к нему, остановилась, уставившись в пол.
– Потому что папа с мамой умерли, – наконец проговорила она.
– Понимаешь, – он взял девочку за руку, – иногда наши близкие уходят от нас… на небо.
– В космос? Они живут на звездочках? – уточнила Надя. Теперь она уже пытливо смотрела на него.
– Да, на красивых ярких звездочках…
– Я хочу туда. К папе и маме!
– Мне кажется, твоим папе и маме хотелось бы, чтобы ты еще побыла здесь. Тебе многому надо научиться, – произнес он медленно, подбирая каждое слово.
– Да… – согласилась Надя. – Я еще плохо пишу и рисую. И Андрюшу не могу бросить одного. Он без меня пропадет… – она задумалась и продолжила после паузы: – Только не надо говорить Андрюше, что мама и папа умерли, а то он будет плакать. Лучше скажем ему, что они на волшебном острове. Ладно?..
– Ладно, – Виктор поцеловал девочку в щеку. – А чтобы ты не скучала, вот тебе интересная книга. Про Робинзона Крузо.
Он вышел из библиотеки вслед за Надей и почти сразу наткнулся на Елену.
Она шла мимо, даже не глядя в его сторону.
– Лена, послушай!.. – окликнул Поляков. – Не злись, я все объясню…
– Дай угадаю, – бросила она на ходу, так и не удостоив его взглядом. – Случилось нечто ужасное, тебе пришлось уехать, позвонить ты не мог… ну и так далее – по обычной программе.
– Может, обойдемся без сцен? Почему обязательно нужно ссориться?
Лена резко повернулась к нему.
– Потому что я дошла до точки, – четко проговорила она. – Виктор, мы очень давно встречаемся, ты сам позвал меня замуж. И что? А далее выясняется, что у тебя нет на меня времени! На все есть: на школу, на учеников, даже на эту… уборщицу! Только на меня нет! Я всегда одна, понимаешь! Даже когда ты рядом!..
– Лена, но я… я тебя люблю. Разве этого мало?..
– Мало! – холодно сказала она и ушла, стуча каблучками так отчаянно, словно забивая каждым шагом по гвоздю в гроб их отношений.
* * *
Идти к колодцу одной было страшно, но отступить она уже не могла. Только не сейчас.
Даша достала из кармана телефон и набрала записанный туда вчера номер.
– Олег Валентинович?.. Это Даша. В колодце есть некая дверь, но мы не знаем, куда она ведет… Да… Я сейчас туда спускаюсь. Еще позвоню…
Снять деревянный щит, закрывающий колодец, оказалось делом недолгим. Далее девушка достала из прихваченного с собой рюкзака все необходимые инструменты, привязала веревку и, стараясь не думать о том, как сидела там недавно с Андреем, хотела уже спускаться. Но тут ее схватили чьи‑то руки.
Даше вскрикнула и вывернулась, чтобы лицом к лицу очутиться с… Максимом.
– Макс! Ты все‑таки пришел! – она не скрывала своей радости.
– Я не мог отпустить тебя одну, – ответил он, стараясь говорить безразлично и строго. – Но не думай, что я тебя простил. Ясно?
– Да…
– Подежурь наверху, я спущусь сам.
Он включил прилаженный к черной вязаной шапке фонарик и довольно ловко заскользил по веревке.
Девушка опустилась на каменный сруб, переводя дыхание. Все‑таки как здорово, что Макс пришел. Она, конечно, перед ним виновата… Нет, разве можно испытывать вину за собственные чувства?.. Чувств не нужно стесняться – ими нужно гордиться!.. Максим – он молодец и просто хороший друг, которого она не хотела бы потерять. А Андрей… тут все сложнее и запутаннее. Сразу и не поймешь… Почему Авдеев не пришел?
Словно в ответ на ее мысли на тропинке появился Андрей.
– Что ты здесь делаешь? – Даша встала навстречу ему.
Он остановился рядом, заглянул в глаза.
– Я не хочу, чтобы ты спускалась одна. Мы вместе начали это дело, вместе и закончим.
– Но у твоей сестры действительно никого нет, кроме тебя… а там внизу нас пытались убить. Ты что, забыл?
– Нет. Я помню все, что там было… А ты?..
– Я тоже…
Они смотрели друг другу в глаза, забыв обо всем мире вокруг. Вернее, весь мир вдруг сузился. Только взгляд любимых глаз – все остальное не имело никакого значения.
Злой стук молотка разбил напряженную тишину.
– Что это? – Андрей удивленно посмотрел вниз, где сияла одинокая звездочка фонаря.
– Там Макс… Он тоже пришел.
– А… – в голосе парня послышалось разочарование. – Ну что же, еще лучше – вдвоем мы быстрее справимся.
Они яростно долбили стену молотками, словно устроив своеобразную дуэль.
– Лучше бы тебе держаться от нее подальше. Еще раз сунешься – голову оторву, – буркнул Максим, не отрываясь от работы.
– Да ты ее вроде не купил, – возразил Андрей, в свою очередь азартно стуча по кирпичу. – Спросил бы для начала, чего она хочет.
И в этот момент стена поддалась. Сначала выпал один кирпич, открывая узкую брешь. За ним потянулись и другие. Вскоре проход был освобожден.
– Ну как? – спрашивала сверху Даша.
– Кажется, что‑то нашли, – откликнулся Андрей. – Ой, да тут настоящие катакомбы.
– Подождите, уже иду!
Вскоре она тоже оказалась в колодце, глядя на круто уходящую вниз лестницу. Вдалеке виднелся узкий каменный коридор и арка, из которой сочился странный тусклый, какой‑то гнилостный свет.
Все трое шагнули в проем.
– Да тут целый мир! – присвистнула Даша. – Я чувствую себя девочкой Элли.
Они не успели уйти далеко, когда за спинами послышался плеск, а затем появилась странная четырехногая тень. Максим, затаившийся за углом, поднял молоток, готовясь отразить нападение, и едва удержал руку, когда перед ними появились Ромка и Вика.
– Вот и мы! – довольно улыбнулся Ромка. – А Темыч у колодца на стреме остался. Сидит и дрожит. Его сюда домкратом не спустишь.
– А как же история? – Даша испытующе посмотрела на подругу.
– Да ну ее! – Вика с деланной беззаботностью махнула рукой. – Не это самое главное. И не грант.
– Спасибо, – Даша сжала руку подруги и посмотрела на ребят. – Ну что, идем?..
Коридоры показались им лабиринтом. Они пересекались под странными углами, разветвлялись и вновь соединялись. Где‑то виднелись металлические глухие двери. Все молчали, и в тишине каждый слышал только стук собственного сердца, тревожно бьющегося в груди.
И вдруг…
– Вы слышите этот звук? Будто что‑то жужжит?.. – спросила Даша.
Теперь его уже слышали все. Он привел ребят в конец коридора, где из‑за приоткрытой железной двери лился свет.
В странной глухой комнате работал кинопроектор, и на беленой стене возникали страшные кадры. Кости, пялящиеся пустыми глазницами черепа, близнецы, сиамские близнецы, сросшиеся разными частями тел… Непонятно и вместе с тем как‑то жутко… Отвратительно жутко…
– Кто‑то знает, что мы здесь. Он включил для нас проектор, – тихо произнес наконец Макс.
– Но зачем? – успел спросить Андрей.
И тут на импровизированном экране появилось изображение пятерых ребят в старых школьных синих форменных костюмах, с красными пионерскими галстуками на груди. Камера сняла, как эти мальчики смотрят ту же запись. Вдруг пионеры оглянулись, и рты их раскрылись в страшном безмолвном крике.
– Это же те самые пропавшие сироты, которых мы видели в газете! – воскликнула Вика.
В это время изображение пошло рябью, а на следующем кадре появились тела пятерых ребят. Они лежали в беленой глухой комнате. Беспомощные, как сломанные куклы. На лицах кровь, глаза застывшие, мертвые.
– Их здесь убили… – хрипло прошептал Ромка, и в этот миг дверь комнаты с грохотом захлопнулась.
