Как только бабушка упаковала печенье, я убрала его в сумку, села в автобус и поехала назад в Академию. 4 страница

Не смотря на все то, что произошло, и на мою ужасную головную боль я нахмурила лоб. В моих ушах все звучало неправильно, совершенно неправильно. Прежде всего потому, что Жасмин уже была в этот день в библиотеке. Зачем ей возвращаться так поздно вечером? Особенно без своих подруг? Жасмин никуда не ходила без своего окружения покорных принцесс-валькирий.

Но мысли, которые стреляли в таком же ритме, что и боль в моей голове, были:
– Почему? Почему она, а не я? Почему она мертва, а я жива? Почему меня снова пощадили? Почему я та, кто остаётся, чтобы собирать кровавые осколки?

– Я говорил тебе, что ты идешь на риск, выставляя её, – сказал тренер Эйджекс, – Чаша Слёз, это тот артефакт, который хотят заполучить себе Жнецы Хаоса. Она одна из 13 артефактов.

Найкмедс только пожал плечами:
– Здесь есть дюжина вещей, которые Жнецы хотели бы прибрать в свои руки, и каждое отдельно защищено чарами, которые заботятся о том, чтобы их не забрали из библиотеки. Я просто не понимаю, что именно сделали Жнецы, чтобы забрать чашу, вместо того, чтобы выключить сигнализацию – которая должна была молчать, до тех пор пока он не пробрался в кампус. Ни одно из боевых заклинаний на наружной стене, главных воротах или библиотеке не сработало. Я думал, защитные чары достаточно сильны, тем более, что я сам сегодня утром проверял их.

– По-видимому, недостаточно, – пробормотал Эйджекс.

Оба мужчины зло смотрели друг на друга, пока профессор Метис не встала между ними.

– Довольно, – сказала она, – Я позову группу чистки и сообщу остальным. Я уверена, что председатели захотят усилить меры предосторожности, магически или нет. По меньшей мере, на следующие пару дней, пока мы не будем уверены, что кто бы здесь ни был, не вернётся, чтобы забрать другие артефакты.

Тренер Эйджекс и Найкмедс еще некоторое время смотрели друг на друга, прежде чем оба согласно кивнули. Затем отступили на несколько шагов в сторону и обсуждали, что нужно теперь сделать и кого нужно уведомить о случившемся.

Они не удивлялись произошедшему, как я того ожидала. Это казалось даже... нормально для них. Как будто уже однажды происходило что-то подобное. В моей старой школе преподаватели бы все издергались, если девушка была бы убита в библиотеке. Но здесь видимо таким никого не удивишь. Скорее это всего произошедшее было... неподходящим, так как это означало бумажную волокиту, вынужденные звонки и еще придется убирать кровь. Что-то в этом роде.

Но для меня это не было нормальным, и я не могла делать ничего другого, кроме как смотреть на Жасмину. Такую красивую, такую популярную, такую богатую, и к чему это все ее привело? Ни к чему кроме преждевременной смерти. Я думала о Пейдж Форрест, так похожую на Жасмин. Красива и популярна, но которая скрывала ужасную тайну, ужасный опыт, о котором никто не знал.

Я спрашиваю себя, не было ли чего-то подобного у Жасмин. Была ли у нее тайная причина прийти сегодня так поздно в библиотеку. Было ли еще что-то скрыто за происходящим, кроме проникновения сюда неизвестного злодея, который хотел украсть мифическую Чашу Слез...

– Гвен? – голос профессора Метис заставил меня вздрогнуть. – Я провожу тебя в твое общежитие, если ты хочешь.

Я в последний раз взглянула на безжизненное тело Жасмин и липкие красные лужи вокруг нее. Казалось, как будто бы Валькирия лежала на огромной красной подушке и не была холодным, истекающим кровью трупом.

По спине пробежала дрожь, когда я отвела взгляд.

– Да, – сказала я. – Это было бы замечательно.

Метис перекинулась еще парой фраз с тренером Эйджексом и Найкмедсом, а затем мы вместе покинули библиотеку. Было уже около десяти часов и двор был пуст. Луна погрузила все в светлый, серебристый цвет, даже двух грифонов на лестнице у входа в библиотеку. Мое дыхание клубилось в холодном ночном воздухе, и я убрала испачканные руки в карманы, чтобы защитить их от холода. Но чтобы я не делала, теплее не становилось.

Мы не обменялись ни словом, пока не прошли половину площади.

– Я знаю, что это должно быть для тебя сложно, Гвен, обнаружить Жасмин в таком положении, – сказала тогда профессор Метис. – Но это не впервые, когда что-то подобное происходит в Академии.

Я распахнула глаза.
– Вы имеете в виду, что учеников убивали и раньше? Здесь в Академии?
Она кивнула.
– Несколько.
– Как? Почему?

– Большинство Жнецами. У учеников было что-то, в чем нуждались Жнецы, или они попались им на пути, также как случилось сегодня с Жасмин. Или ученики работали на Жнецов и сделали что-то неправильно, так что их убивали. В нескольких случаях ученики сами были Жнецами.

Подростки моего возраста? Работали на злодеев? Были сами Жнецами? Я просто не знала, что из этого мне нужно воспринять.

Метис убедительно посмотрела на меня.
– Я знаю, что Академия, этот мир для тебя совершенно в новинку, что ты не во все веришь. Ты не веришь ни в Богов, ни в Воинов, ни в мифы, ни в Войну Хаоса или что-то в этом роде. Я понимаю это, потому что ты всегда смотришь на моих уроках в окно. Если я тебя окликаю, ты называешь мне факты, но ты только физически присутствуешь на уроке.

Ее голос был мягким, но я все же скривила лицо. Я считала, что хорошо скрываю свое неверие. С тех пор как умерла мама, я научилась особенно хорошо играть. Бабушка Фрост рассказывала, что в этой новой школе все в порядке.

Или если говорить обо мне, то мне совершенно все равно, что у меня нет друзей. Я действовала так, как будто для меня совершенно ничего не значит то, что никто со мной не разговаривает. Как будто я была такой сильной и смелой как моя мама, несмотря на то, что каждый вечер мне хотелось только свернуться калачиком в кровати, чтобы поплакать во сне. Я могла видеть тайны других людей, но у меня тоже были несколько, которые я предпочла бы сохранить в секрете.

– Но это реально, Гвен. Все. Не важно веришь ли ты в это или нет, – продолжала Метис. – Жнецы Хаоса повсюду, даже здесь в Академии. Каждый может оказаться Жнецом: родители, преподаватели, школьные друзья. И они сделают все, чтобы получить то, что они хотят.

– Но что именно они хотят? – спросила я. – Почему они – зло?
Метис вздохнула.
– Ты действительно была невнимательна на моих занятиях, не так ли? – я снова скривила лицо.

– Жнецы хотят только одного: вытащить Локи из его тюрьмы, куда его заточили другие Боги. И мы, ученики и преподаватели, здесь, члены Пантеона, воюем с ними, так как хотим предотвратить это. Именно этому ученики учатся здесь. Чтобы научиться, как им управлять своими способностями и магией, чтобы не допустить того, чтобы Локи сбежал из тюрьмы. Поэтому это такой ужасный удар потерять Чашу Слез. Она – старейший артефакт, обладающий сильной магией, властью, и она приближает Жнецов к освобождению Локи.

Я нахмурила лоб.
– Но что произойдет, если Локи освободится? Что в этом плохого?

– Последний раз, когда Локи был свободен, он собрал армию. Он захотел убить других Богов, поработить смертных и навязать всем свою волю. Сотни тысяч погибли, Гвен. И снова сотни тысяч умрут, если Локи выйдет на свободу. Мир, каким мы его знаем, будет полностью уничтожен.

Итак, Хаос значил смерть, разрушения и бла-бла-бла, как я и предполагала. Дальнейшая война тех самых, кто уже боролся раньше. Но на этот раз по спине пробежала холодная дрожь, когда профессор Метис говорила об этом. Как будто это было, в самом деле, реально. Как будто бы это могло происходить, в самом деле.

Мы оставили главную площадь позади и вышли на маленькую дорогу, которая вела к общежитиям. Общие спальни учеников были уменьшенными версиями главных корпусов: огромное количество серого камня, масса плотного зеленого плюща и бесчисленные зловещие статуи повсюду.

Откуда-то Метис знала, что я живу в общежитии Стикс, хотя я не говорила ей об этом. Она проводила меня прямо до входной двери. Так как комендантский час, в течение недели, для учеников был до десяти, и двери после этого закрывались автоматически, Метис пришлось провести перед сканером своей картой профессора, чтобы их открыть.

Я могла бы ей сказать, что ей не нужно особенно стараться. Позади здания есть высокое финиковое дерево, мощные ветви которого доставали до второго этажа. Замок у окна был испорчен, и какая магия сможет удержать учеников в здании или злодеев на улице, если ее уже давно можно обойти. Теперь все девочки использовали окно и дерево, чтобы сбежать ночью из общежития и встретиться с парнем. Конечно, все кроме меня. У меня не было парня, да и подруг тоже, с которыми я могла бы зависнуть после комендантского часа.

– Итак, не переживай, – сказала Метис. – Эйджекс и Найкмедс уже начали усиливать меры предосторожности в библиотеке и вокруг школьной территории. Найкмедс сейчас ушел, чтобы поставить дополнительные заклинания. Сами общежития безопасны. Они снабжены защитными заклинаниями, которые гарантируют надежность учеников, но Найкмедс также их усилит и расширит.

Ее голос звучит так спокойно и по деловому, что я вспомнила учителей из своей старой школы, и они всегда говорили нам, что мы должны спокойно покинуть помещения, если срабатывала пожарная сигнализация во время ежегодной тренировки. Они были такими спокойными, так как на самом деле никакого настоящего огня не было, и им не нужно было решать никаких проблем.

Я подумала о том, как без труда проскользнула сегодня между решетками у главных ворот со Сфинксами, чтобы покинуть кампус. По-видимому, кому-то другому удалось также без труда пробраться сегодня вечером в библиотеку и убить Жасмин. Заклинание Найкмедса и остальные защитные барьеры не сработали. Так же как правила школы не удержали молодых людей от того, чтобы они не пили, не курили или не занимались сексом в комнатах общежития. Но я держала рот закрытым.

– Итак, – сказала Метис, которая, видимо, восприняла мое молчание, как согласие. – Нужно ли мне еще раз осмотреть твою шишку на голове? Я могу тебя излечить, если ты хочешь. Ты даже не заметишь, что тебя так сильно ударили.

Я моргнула.
– Вы можете меня вылечить? Как?

Метис вытянула свои руки, ладонями вверх. В свете фонаря перед общежитием они казались гладкими как отполированная бронза.
– У меня есть магический дар, я могу лечить раны. Мне нужно только прикоснуться к кому-нибудь, и тогда это происходит.

Это был действительно крутой дар, и я уже слышала о нескольких людях в кампусе, которые владели такой же способностью. Все ученики Академии обладали чем-то особенным, магией, которая отличалась в зависимости от определенного вида воинов: Валькирии и Викинги были необычайно сильными, Амазонки и Римляне были очень быстрыми, Спартанцы могли убивать чем угодно, что есть под рукой. И как будто этого было еще недостаточно, ученики к тому же обладали другой магией, так сказать дополнительной силой. Они владели всем, начиная высокочувствительными способностями вызывать молнии из кончиков пальцев и заканчивая возможностью разжигать огонь голыми руками.

Я спросила себя, для чего Метис дар исцеления. Она была Валькирией или Амазонкой или кем-то другим, а не только моим учителем истории мифологии? Возможно, я бы рискнула и позволила бы ей меня излечить, если бы ей не нужно было дотрагиваться до моей головы. Я не хочу ни к кому и ни к чему сегодня ночью прикасаться. За последние два часа я пережила достаточно ужасных вещей. Мне не хотелось больше ничего видеть.

– Нет, спасибо, – сказала я. – Я просто пойду и... лягу спать.

Понимание блеснуло в глазах Метис и она кивнула:
– Хорошо. Я изучила тебя в библиотеке, прежде чем ты проснулась. Травма не так серьезна. Если ты хорошенько выспишься этой ночью, то снова будешь чувствовать себя хорошо. Но если возникнут какие-то проблемы, потемнение в глазах или что-то в этом духе, немедленно приходи ко мне.

Я засомневалась, что буду сегодня хорошо спать, после того как я нашла убитую девушку, но ничего не сказала и просто кивнула.

Профессор Метис уже повернулась, чтобы уйти, но заколебалась и посмотрела на меня снова:
– Я не знаю, говорила ли я тебе это, но это было очень смело с твоей стороны, Гвен, то, что ты пыталась помочь Жасмин. Большинство людей просто закричали бы и убежали.

Я пожала плечами. Я не считаю себя храброй. Я больше действовала по инстинкту, а не осознанно. Глупый инстинкт, учитывая, что меня избили до потери сознания, а Жасмин умерла бы в любом случае.

– Мама бы тобой гордилась, – сказала Метис низким голосом.

Я уставилась на неё, потому что меня удивил её знакомый тон. Звучало так, как будто она знала мою маму. Но как такое возможно? Насколько я знала, Грейс Фрост никогда не поступала в Академию...

– Она была следователем, не так ли? – добавила Мэтис.

– Да, – сказала я и спросила себя, откуда профессор знала это. Я никому не рассказывала в Академии о моей маме. – Она работала в полиции. И она была хороша в своем деле.

Но сейчас она была мертва и это моя ошибка. Слёзы навернулись на мои глаза, моё горло сжалось, и я не смогла до конца сформулировать свою мысль. Обыкновенная боль, смесь из скорби и чувства вины, наполняли моё сердце и одолевали всё остальное.

Глубоко внутри я понимала, что не смогла бы ничего сделать, всему виной пьяный водитель, который въехал в боковую часть машины моей мамы, а затем уехал и оставил ее умирать в искореженных останках автомобиля. Это была просто авария, глупая, нелепая авария и ничего больше.

Все равно я спрашивала себя, как бы выглядела моя жизнь, сейчас в это мгновение, если бы я не видела тех ужасных вещей, которые сделал с Пейдж ее отчим.

Я пыталась убедить себя, что моя мама все еще была бы жива. То, что я лежала бы в нашем старом доме на другом конце города в своей собственной кровати. И то, что я встала бы ранним утром, чтобы пойти в старую школу вместе со старыми друзьями. Вместо того, чтобы торчать здесь в этой Мифической Академии, где только что была убита девочка и где по словам профессора Метис за каждым углом может ожидать опасность и злодеи.

Я не могла по-другому, кроме как верить, что моя жизнь была бы намного лучше. Просто так было проще. Намного нормальнее чем это шоу уродцев, в котором я сидела как в тюрьме.

Метис открыла рот, как будто она хотела сказать что-то еще, но я повернулась к ней спиной, чтобы она не увидела горячие слезы в моих глазах.

– Ну, тогда просто иди сейчас внутрь и отдохни, – сказала она, наконец, мягким голосом. – И зови меня всегда, если ты захочешь о чем-то поговорить, неважно о чем.

– Хорошо, – сказала я. – Конечно. Спасибо, профессор.

Вместо того, чтобы еще раз посмотреть на нее, я открыла дверь и зашла в общежитие, чтобы хотя бы на ночь отгородиться от Метис и всего остального.

Глава шестая

Смерть Жасмин Эштон была на следующий лень темой номер один в Мифической Академии. Но не в том виде, в котором я ожидала.

Все профессора объявили об этом на первом уроке. Но не упомянули, что я нашла тело Жасмин. Официальная история гласила, что Найкмедс нашел ее в библиотеке, рядом с разбитой витриной и пониманием, что кто-то украл Чашу Слез.

Профессора уверяли учеников, что Жасмин была в неправильном месте в неправильный час и ее убийца убежал вместе с артефактом. Но ради собственной безопасности, ученики не должны негде ходить по одному и сразу звать профессора, если они заметят что-то подозрительное.

Затем была минута молчания для Жасмин в масштабах школы, когда мы могли помолиться за ее душу, или что там они в Академии делали.

Две Валькирии, с которыми дружила Жасмин сидели вместе со мной на первом уроке английского. Я ждала, что они извинятся и попросят о том, чтобы провести остаток дня в ее комнате и разобраться в том, что случилось с их подругой. Конечно им нужно было время для себя, чтобы погрустить, пожалеть и поплакать.

Но обе девочки раскрыли свои книги, вынули ноутбуки и начали работать над своей крайне трудной статьей. Как будто все нормально. Словно не произошло ничего необычного. Если бы у меня все еще слегка не болела голова, я бы начала думать, что выдумала все увиденное вчера.

Мой взгляд перемещался от лица к лицу, но все другие были так же спокойны и собраны как и две Валькирии. Никто не плакал. Никто не выглядел потрясенным. Никто не испытывал страх из-за того, что его одноклассница была убита.

Год назад в моей старой школе был застрелен популярный футболист Дэвид Джордан во время работы в супермаркете, когда там происходило вооруженное ограбление. На следующий день люди находились в истерике. Плакали, всхлипывали, кричали, задавались вопросом, почему Дэвид был застрелен, почему он должен был умереть, что же он такого сделал, чтобы заслужить такую смерть, стать жертвой такого ужасного насильственного убийства. Школа запросила психологов, чтобы позаботиться о друзьях Дэвида и других, которые чувствовали себя плохо из-за его смерти.

Жасмин Эштон была любимицей на втором курсе. Конечно, она была по мнению профессора Метиса не первой ученицей, которая умирала в Академии, и всё-таки смерть Жасмин была неожиданной и шокирующей. И несмотря на это все относились к этому вполне естественно.

И это было чудовищно.

И такой был весь день. Ученики говорили о Жасмин и её ужасной смерти, но это совсем не то, чего я ожидала.

– Как ты думаешь, кто будет теперь принцессой бала, после того, как Жасмин вышла из игры? – тихо говорила девочка передо мной на четвёртом уроке химии. – Бал будет в пятницу, и мы проголосовали ещё на прошлой неделе за всех принцев и принцесс.

Крохотная Амазонака рядом с ней, только пожала плечами:
– О, профессора передадут этот титул тому, кто на втором месте, и будет это Морган МакДугал. Кроме того, ты знаешь, какова Морган. Она будет безумно счастлива носить эту вульгарную корону, даже если эта вещь предназначалась не ей.

Обе ехидно хихикнули.

Тогда девушка подвинулась поближе к своей подруге:
– Так как мы говорим о вещах, которые ей на самом деле не принадлежат, я слышала, что Морган и Сэмсон Сорензен очень приятно пообедали сегодня. Они действительно утешали друг друга, если ты понимаешь, о чем я.

Это пробудило интерес Амазонки:
– Правда? Это довольно быстро, даже для такой девушки, как Морган. Расскажи мне поподробней...

В течение дня все говорили об одном и том же. Кто будет принцессой бала? Придут ли Морган и Сэмсон вместе? Вопрос дошел до того, кто переедет в шикарную комнату Жасмин, после того как ее родители заберут вещи. По-видимому Эштоны были в отпуске на отдаленном греческом острове, и высокопоставленные члены Академии еще не смогли связаться с ними, чтобы сообщить о смерти их дочери.

В наши времена у каждого есть свой телефон, даже у родителей. Для меня это звучало так, будто Эштоны не хотели, чтобы их беспокоили убийством Жасмин. Вероятно, у них не было особого желания прерывать свой замечательный отпуск, чтобы позаботиться обо всем.

В конце концов, я не могла больше выдержать эту историю мифов. Я постучала Карсона Каллахан по плечу и спросила его об этом:

– Что здесь не так с людьми? – прошептала я. – Эту девушку убили. В библиотеке, где мы бываем почти каждый день. И никто не говорит об этом, кроме как о том, кто будет избран этой глупой принцессой бала и кто будет следующей Валькирией, которая вцепит свои когти в Сэмсона Сорензена. Это никому не интересно. По крайней мере, никто не заинтересован в Жасмин или в ее убийце. Или в том, что он все еще может быть в кампусе.

Карсон посмотрел на меня грустным взглядом, как будто он и все остальные знали тайну, которая от меня скрыта:
– Ты знаешь, сколько детей умерло, с которыми я вырос, Гвен? Много. Так много, что я не могу сосчитать. Мы посещаем Академию Мифов не просто так. Мы войны, а войны умирают. Это просто. Конечно, некоторые люди попадают в автомобильные катастрофы или напиваются на пляже, чтобы забыться или ещё что-нибудь. А иногда они просто оказываются не в том месте не в то время и их разорвет на куски Немейский охотник или убивают Жнецы. Иногда они сами Жнецы, и должны убить прежде, чем убьют их.

Я никогда не думала, что такой музыкальный причуда как Карсон может быть столь равнодушным к убийству. Что он может говорить, словно все в порядке, когда умирают ученики. Будто вещи должны так происходить.

Я только пристально посмотрела на него.
– Для тебя это ничего не значит? Я имею в виду то, что произошло с Жасмин? Или, по крайней мере, тот факт, что это произошло здесь?

Он пожал плечами.
– Конечно это что-то значит. Но никто никогда не утверждал, что Академия была на 100 процентов безопасна. Ученики постоянно пробираются мимо сфинксов наружу. Это не так уж тяжело представить себе, что и Жнец может пробраться внутрь, если он действительно этого захочет. Кроме того, Жасмин была не самая любезная девчонка в мире. Если честно, она была изрядной мерзавкой, которая постоянно топтала ногами других людей и бичевала их, чтобы выглядеть крутой. Но никто никогда ничего не говорил и не предпринимал, потому что ее родители богаты и могущественны.

– Но...

Карсон судорожно вздохнул.
– Я знаю, что ты здесь новенькая, Гвен, но почти каждый здесь в Мифе потерял близкого человека, которого он любил, того, кто значил для него гораздо больше чем испорченная мерзавка Жасмин Эштон.

Его голос звучал хрипло, лицо выглядело напряжённым, в его глазах я распознала скорбь.

– Кого потерял ты?

– Своего дядю, – сказал он. – Его убили в прошлом году в схватке с группой Жнецов. Когда это случилось, он просто был со своей подругой в ресторане.

– Но почему? Что он сделал им? У него был какой-то артефакт или ещё что-то, чего они хотели? – спросила я, потому что должна думать о похищенной Чаше Слёз.

– Нет, ничего, – сказал Карсон с холодом в голосе. – У него не было ничего, чего они хотели. Они просто увидели его и убили, потому что они Жнецы и любят причинять людям боль, особенно войнам, таким, как мы. Они убивают нас, прежде, чем мы сможем убить их, потому что они знают, что мы представляем для них угрозу, что мы здесь, для того, чтобы научиться тому, как можно остановить их и Локи – в конце концов. Но не все доживут до этого дня, когда он придёт.

Открытая боль в его голосе привела меня к тому, что я скорчила лицо.

– Карсон, мне жаль. Я не знала.

– Сейчас ты знаешь это, – сказал он и отвернулся от меня.

До конца урока Карсон на меня больше не смотрел и не разговаривал со мной. Я не виню его за это. Я пыталась понять, пыталась выяснить, почему здесь на некоторые вещи смотрят по-другому, и всё время наступаешь на больную мозоль.

После истории мифов я пошла в библиотеку древностей. Пересекая двор, я поняла, что другие ученики были взволнованы смертью Жасмин. Я поняла это по тому, как они собирались в группы, слишком быстро говорили с каменными лицами, а так же то, как они редко и громко смеялись. Они тоже переживали смерть Жасмин как и я, но у них был не такой метод пережить это, как я думала. Я не знала, лучше ли это или хуже.

По-видимому, я не была единственной, кто был взволнован, напуган или что-то такое, так как в библиотеке было больше народу, чем обычно. Почти каждый стол был занят, и почти каждый ученик регулярно бросал взгляд на место, где лежала Жасмин.

Там не на что было смотреть. Разбитые витрины и стеклянные осколки исчезли, как и кровь Жасмин. И, конечно, её тела здесь тоже не было. Не было ничего, ни пары цветов, ни плюшевых медведей, ни пары зажженных свечек, чтобы напомнило об убитой Валькирии. После убийства Дэвида Джордана люди превратили его шкафчик в храм, покрывая его фотографиями, карточками и другими вещами. Но не здесь, не в Академии.

Наконец, толпа рассеялась и я нашла свободное место в конце длинного библиотечного стола. Я вытащила свои книги и попыталась сконцентрироваться на эссе, которое я должна написать для профессора истории мифов Метис. Но я не могла. Не помогло и то, что все ещё говорят о Жасмин.

–... получила по заслугам, если спросите меня, – прошептала девушка, – Жасмин всегда считала себя лучше других.

– О, да, – согласился парень. – Это ужасно, но по крайней мере я больше не должен терпеть ее на уроке греческого. Она всегда доставала меня.

– Меня тоже. То, что меня действительно пугает, это факт того, что Жнец был в библиотеке, – девушка вздрогнула. – Собственно, Жнецы не должны заходить на территорию кампуса, а тем более они не должны были ничего красть в библиотеке. Я волнуюсь об этом гораздо больше чем о Жасмин.

Я знала, что каждый горевал по-своему, находясь под давлением или что там еще. И да, вероятно, Жасмин была самой настоящей мерзавкой, как Карсон и говорил. Но все равно кого-то же должна было огорчить то, что она мертва. Я правда думаю, что это кому-то должно быть интересно. Кто-то должен был грустить, потому что она умерла. Кто-то обязательно хотел бы знать, что скрывалось за этим. Кто-то должен был попытаться позаботиться о том, чтобы такого не произошло с другими учениками.

На мгновение лицо Пейдж Форрест всплыло перед моими глазами, и я вспомнила, как она смотрела на меня тем днем. В ее глазах было... отчаяние. В этот момент, в ту самую секунду, прежде чем я дотронулась до щетки, маленькая часть меня поняла, что Пейдж что-то скрывает, кое-что огромное, кое-что ужасное. И я хотела знать, что с ней случилось. Вот я и подняла щетку. Я даже представить не могла, какой ужасной была тайна Пейдж.

Эти мысли о Пейдж вызвали волну чувств, и я снова увидела все это перед своим внутренним взором. Как отчим Пейдж расчесывал ее волосы, а потом она должна была лечь на кровать, чтобы он смог прикасаться к ней. Я также снова почувствовала стыд, страх и беспомощность Пейдж. После того как я что-то увидела, как только какой-то предмет или человек вызывал во мне видение, эти воспоминания навсегда становились частью меня, и я могла снова и просмотреть их и почувствовать.

Вероятно это цыганская версия фотографической памяти. Я могла вызвать отдельные воспоминания и сконцентрироваться на них, проанализировать каждую маленькую деталь, которую я увидела, почувствовала или услышала. Но иногда они всплывали не зависимо от того, хотела я того или нет, например, так, как действовали сейчас воспоминания Пейдж. В определенном смысле я рассматривала это как наказание за то, что я была так любопытна.

Мои ногти впились в ладонь, и я начала бороться с воспоминаниями о Пейдж, прежде чем снова начну кричать. Глубоко дыша, я сконцентрировалась на другой картинке, на моей маме. Вспомнила ее лицо, голос, улыбку, смех, я могла без труда совершенно ясно представить ее лицо. Это был трюк, которому она обучила меня, чтобы бороться с нежелательными воспоминаниями. Думай о чем-нибудь хорошем и забудешь это зло, насколько это возможно. Это не всегда работало, но на этот раз мне повезло.

Ужасные воспоминания о Пейдж поблекли и снова спрятались в темном уголке моего сознания, в непосредственной близости с другими плохими вещами, которые я увидела и почувствовала за годы.

Все равно всплеск этих чувств привел меня к тому, чтоб я задумалась над тем, что сделала, чтобы помочь Пейдж. Конечно, мне хотелось знать ее тайну, но я тоже рассказала моей маме, что произошло. И по крайней мере я немного помогла моей маме в том, чтобы удержать отчима Пейдж от того, чтобы он зашел дальше. Я также думала над тем, что сказала профессор Метис прошлой ночью, что мама гордилась бы мной, так как я хотела помочь Жасмин, хотя большинство людей просто сбежали бы.

В этот момент я приняла решение.

Возможно, это было безрассудством. Вероятно, это из-за грызущего подозрения, что речь шла о чем-то большем, чем просто о краже магической чаши. Скорее всего, это было глупо или нелепо, или просто ошибочно.

Но я хотела больше узнать о Жасмин. Совершенно определенно, я хотела знать, почему она так поздно была в библиотеке. Я хотела понять, что в действительности с ней случилось и кто нес за это ответственность.

Вероятно... вероятно, я должна была сделать это для самой себя, чтобы понять, почему тот, кто украл Чашу Слез, убил Жасмин, но оставил меня в живых. Возможно, это был своеобразный долг выжившего или что-то в этом роде.

Но как-нибудь я найду ответы на свои вопросы. Я же все-таки Гвен Фрост, девочка-цыганка, которая видит вещи. Девочка, которую нанимали, если что-нибудь теряли. Я была хороша в том, чтобы находить вещи. Узнать правду о смерти Жасмин, было бы не так сложно.

Кроме того, это была тайна, которую я непременно хотела разгадать, чтобы ни случилось.

Глава седьмая

Я сидела в середине библиотеки среди всех тех учеников, которые пришли чтобы поглазеть. Там я не могла сосредоточиться. Следовательно я начала искать стол среди рядов полок в задней части библиотеки, в углу рядом с витриной, в которой стоял странный меч.

Я бросила сумку на стол, подошла к витрине и посмотрела вниз на меч. Оружие выглядело также как и прошлой ночью. Серебряный металл, длинное лезвие с бледной надписью, человеческое лицо высеченное на рукоятке.

Я подождала минуту, но глаз на набалдашнике не открывался для того, чтобы посмотреть на меня. Отлично. Возможно я все же не становилась сумасшедшей.

Я села за стол, достала свою записную книгу из сумки и начала записывать все, что я знала о Жасмин Эштон. Чем больше я записывала, тем проще было узнать почему вчера вечером она была в библиотеке, и кто ее убил.

Я знала не много.

Жасмин была красивой, популярной и очень подлой. Валькирия, которая любила дизайнерские шмотки, и семья которой имела очень глубокие кошельки. И.. и... это все. Это все, что я могла о ней сказать. Это было общее суммирование ее существования, насколько это меня касалось. Я даже не знаю, каким был ее магический дар в дополнение к силе Валькирии.