Рассказы Тамары Гершакович, капитана Лифшица, Софьи Диснер

 

То, что я хочу рассказать, произошло в Минске во время кровавой оккупации.

Надо помнить, что белорусам и русским грозила смертная казнь за вход в гетто и даже за обмен словом с евреем через ограду.

Евреям грозила смерть за выход из гетто без желтой латы. И вообще, вход и выход из гетто можно было совершать только в колонне, которая направлялась рано утром на работу и возвращалась вечером с работы в гетто. Если поймали еврея вне гетто, разговаривающего с русским, расстреливали их обоих на месте.

Недаром евреи Минска, как только их заключали в гетто, объясняли слово гетто следующим образом: «Развод с местным населением».

И, кроме того, немало евреев находилось в постоянном контакте с русскими и белорусами. И если в гетто до последнего дня его существования (пока немцы окончательно не ликвидировали гетто) не все умирали с голоду – то это только благодаря тому, что евреи поддерживали отношения с местным населением.

И, несмотря на все угрозы немцев, многие русские и белорусы, рискуя не только своей жизнью, но и жизнью своих семей, прятали у себя еврейских детей.

Моя племянница – Тамара Гершакович – после страшного погрома летом, который продолжался четыре дня, боялась оставить дома своего шестилетнего ребенка.

И немцы прежде всего убивали детей, стариков, женщин, а потом мужчин, которые по любой причине не являлись на работу. Поэтому Тамара, уходя утром на работу, носила в мешке ее девочку к русской подруге, а вечером, возвращаясь с работы, брала ребенка обратно к себе в гетто.

Многие дети, которые остались без родителей, сами уходили в русские кварталы. Добрые люди принимали их у себя в квартирах и не отпускали.

Таким образом остались в живых дети врача Левина, артиста Сладека, врача Липец, сын военнослужащего Альтера и десятки других детей.

Многие еврейские дети ушли в русские детские дома. Учителя знали, что это еврейские дети и то, что давая им приют в детских домах, они рискуют жизнью.

Несмотря на это, учителя брали к себе еврейских детей, давали им русские или белорусские имена и сберегли их до дня освобождения.

В Минске я встречал некоторых счастливых родителей, которые нашли своих детей в самом лучшем состоянии. Капитан Лифшиц нашел своих детей – тринадцатилетнего мальчика и шестилетнюю девочку в одном из детских домов Минска. Мальчик рассказал, как он спасался.

После того как немцы убили мою маму, я уже не хотел оставаться в гетто. Я и моя сестра ушли в ближнюю деревню. Там мы жили короткое время, но меня тянуло в город. Потом мы выдумали себе русские имена и фамилии и ушли снова в город. Там приняли нас в русский детский дом. Учителя поняли, что мы евреи, но не подавали виду.

В каждом минском детском доме были такие еврейские дети. Эти дети были уже так выучены и осторожны, что даже через полтора месяца после освобождения Минска я нередко встречал еврейских детей, которые в разговоре с учителями рассказывали, кто был их отец и мать, а на мой вопрос, обращенный к еврейской девочке в детском доме: «Как тебя зовут?» – девочка ответила со страхом: «Верка… Иванова…»

Среди шестидесяти детей в минском детском доме № 2 находится тридцать один еврейский ребенок. Среди свыше чем ста детей детского дома № 3 – одиннадцать еврейских детей. В детском доме № 7 – восемь еврейских детей и один ребенок – негр Джим, которого учителя спрятали от немецких людоедов, как и еврейских детей.

Как было упомянуто выше, немцы с самым большим варварством убивали тех, которые прятали евреев. Так уничтожена была вся деревня Скирмунтово Кайдановского района, где немцы нашли у крестьян десять евреев[200].

В этой деревне, Скирмунтово, находился перевалочный пункт, через который уходили к партизанам. Здесь прятали евреев в больших сараях. Сюда приходили каждую ночь десятки евреев из гетто. Немцы об этом узнали и окружили деревню. Десятерых евреев, которых нашли в сарае, сразу убили. Затем всех жителей деревни загнали в этот сарай, свыше двухсот восьмидесяти человек, и со всех сторон подожгли этот сарай.

Но это не остановило желание многих людей спасать евреев. Тринадцать евреев, которых в течение трех месяцев прятали на Минском еврейском кладбище, остались живы только благодаря белорусской работнице Мане Канцевич, которая помогла им. Если бы не она и не еще несколько русских друзей, эти евреи умерли бы с голоду.

Очень важную роль в оказании помощи еврейскому партизанскому отряду, командиром которого был Тувья Бельский[201], играли два крестьянина из Западной Белоруссии – Костюш Козловский[202] и Матвей Бояров, которые заблаговременно предупреждали о немецкой облаве.

В Минске на обувном заводе им. Тельмана работает Соня Диснер. Перед войной она с Марьей Игнатьевной Августович работала на обувном заводе им. Кагановича.

Когда немцы загородили гетто, Диснер оказалась в гетто, а во время первого погрома чуть не погибла.

Мария, ее сестра Наталья и их семидесятишестилетняя мать Елизавета Августович три года прятали у себя С. Диснер. Для этого они перешли в недостроенный подвал, чтобы легче было там прятать Соню. Каждую ночь они были на посту. В конце концов полиция почуяла, что у них есть чужой человек. Они арестовали Маню и держали ее шесть недель. Полиция ничего от нее не узнала.

С другой стороны, евреи делали все, что только было возможно, чтобы помочь партизанскому движению, их русским и белорусским товарищам. Известен случай, когда в госпиталь, находящийся в гетто (в Минском гетто был госпиталь со знаменитым медицинским персоналом), привезли раненых белорусских и русских товарищей из партизанских отрядов. Прежде чем их завозили в гетто, им давали желтые знаки. Они лежали в этом госпитале, и их называли еврейскими именами: Степан стал Хаимом, Андрей – Янкелем, Тарас – Лейбе. Когда их вылечили, им помогли вернуться в партизанский отряд. Кроме того, евреи старались использовать все возможности, чтобы спасти из фашистских концлагерей советских военнопленных, которые умирали из‑за пыток, голода и холода.

Таким образом еврей из Минска Гедалье, слесарь, спас из концлагеря для военнопленных старшего лейтенанта Семена Гунзенко. Гедалье вывез его из лагеря в мусорном ящике. Он его привез в гетто и там предоставил ему возможность уйти в лес, где он скоро стал командиром партизанского отряда, а потом командиром партизанской бригады имени т. Пономаренко.

 

Записал Л. Кацович [203]

 

Лагерь и гетто в Минске