Магический карбункул и разоблачение Акулины

 

Первое, о чем вспомнила Мила, проснувшись в день Распределения Наследников, – ее вчерашнее видение и странные символы. Мила быстро вскочила с кровати – ее соседки еще спали – переоделась и, стараясь не шуметь, поспешила в читальный зал.

– А вот и первая ласточка, – услышала Мила противный тягучий голос, не успев переступить порог.

Шипун – надзиратель читального зала, вредная и невыносимо ворчливая голова гекатонхейра, смотрел на Милу желтыми глазами‑жуками с большим подозрением и кривил рот:

– Ишь ты какая! Учиться, значит, пришла, да? Так я и поверил…

Мила вздохнула, закатила глаза и, стараясь не обращать внимания на Шипуна, подошла к ближайшему столу, на котором имелись пергамент и чернила.

– Поверю я, как же! Учебный год‑то еще не начался! Что это ты тут забыла? Подозрительно… Очень подозрительно…

Мила обмакнула перо в чернила и, сосредоточившись, закрыла глаза. Она не знала, откуда у нее уверенность в том, что она вспомнит увиденные вчера на стекле витрины символы. Но уверенность эта тем не менее была. Мила и сама толком не понимала своих видений: откуда они берутся, что означают и как действуют. У нее было такое ощущение, что они появляются как бы сами по себе.

Открыв глаза, Мила склонилась над пергаментом и принялась изображать символы один за другим. Строка, еще строка, еще… Все.

Мила посмотрела на свою работу. Странные символы совершенно ни о чем ей не говорили. Она никогда прежде не видела ничего похожего. Конечно, на тайнописи они изучали разные письмена, но таких точно не было – она бы запомнила. Мила достала из кармана волшебную палочку и, направив на пергамент, произнесла: «Ижица и ять – ребус разгадать!». Однако никакой реакции не последовало, что было и неудивительно: странные символы мало напоминали Лгущее письмо. Мила решила, что самый простой способ узнать, что означают эти символы, это спросить профессора Чёрка – преподавателя тайнописи. На первом же уроке криптографии она именно это и намеревалась сделать.

Свернув пергамент и положив его в карман школьной юбки, Мила встала и под тягучее «Ой, как же это все подозрительно…» вышла из читального зала.

 

* * *

 

Пир Грядущих Свершений традиционно начинался с распределения новичков по Домам Наследников. В ожидании церемонии студенты Думгрота, учителя и, конечно, новобранцы собрались на поляне перед замком. Мила была рада снова видеть Думгрот – величественный замок с башнями и балконами, со статуями волшебных животных, с камнем, на котором Три Чародея оставили потомкам свою священную заповедь: «Сила чародея призвана охранять мир, но не должна править миром». Вокруг были все знакомые лица. Над лестницей, на площадке перед главным входом в замок, в креслах восседали учителя. Кресла были расставлены в два ряда, так что тех преподавателей, которые сидели во втором ряду, Мила рассмотреть не смогла. Она обратила внимание, что одно кресло – крайнее в первом ряду – пустует. Наверное, кто‑то из учителей еще не подошел.

И в тот самый момент, когда она об этом подумала, на поляне началось заметное оживление.

– Поллукс Лучезарный… Это он, смотрите… Просто великолепен… – пронеслось восторженным тихим шепотом в толпе студентов.

Поллукс Лучезарный… Мила вспомнила, что слышала, как одна дама в посольстве произнесла это имя. Она тогда подумала, что речь идет о каком‑то артисте. Но что здесь, в Думгроте, делать артисту?

Толпа, окружавшая Милу, расступилась, чтобы пропустить новоприбывшего, и тут Мила наконец его увидела.

Поллукс Лучезарный был и в самом деле великолепен. По крайней мере заурядным его назвать язык не поворачивался. Высокий и статный, он шел размеренным, но твердым шагом мимо расступившейся толпы ребят. Его длинные черные волосы сияли ослепительным глянцем, а густые с крутым изломом черные брови угрожающе нависали над темными глазами, которые словно излучали особую гипнотическую силу.

Осматриваясь, он повернул голову, и Мила разглядела его профиль: ястребиный нос с выдающейся горбинкой прямо от переносицы и выступающий вперед квадратный подбородок, из‑за которого лицо Поллукса Лучезарного казалось исполненным высокомерия и самодовольства.

– Видала? – хмыкнул рядом Ромка. – Таким подбородком можно в настольный теннис играть. Только нужно вовремя головой кивать: вверх‑вниз, вверх‑вниз…

Остальные, однако, не разделяли Ромкиной иронии. Меченосцы, белорогие и златоделы восторженно шептались и вздыхали.

Мила и сама не могла оторвать взгляд от лицедея, но подумала, что, может быть, все дело в его длинной золотой накидке, сияющей так, что само солнце, казалось, поблекло.

– Смотрите! Смотрите! – вдруг воскликнул кто‑то в толпе.

– Это же сфинкс! Настоящий египетский сфинкс! – крикнул еще кто‑то.

Мила принялась вертеть головой из стороны в сторону – ей не меньше других хотелось увидеть живого египетского сфинкса. Но чьи‑то спины и головы постоянно закрывали ей обзор. Не нарочно Мила ухватилась за чье‑то плечо, пытаясь подпрыгнуть. Оказалось, что это плечо Берти. Он ухмыльнулся ей и с присущей ему бесцеремонностью вытащил Милу вперед, поставив перед собой. Только тогда Мила увидела сфинкса и сразу же поняла, что каким бы великолепным ни был Поллукс Лучезарный, по сравнению с существом, на которое она в этот момент смотрела во все глаза, он был самым обычным человеком.

Солнечно‑рыжая, как пески египетских пустынь, шерсть сфинкса была ухоженной, а львиные лапы, плавно ступающие по тропе, – сильными и мощными. Человеческое лицо было словно покрыто золотой краской и напоминало маску из чистого золота. На этом лице, казалось, жили только глаза: загадочные, источающие древнюю как мир мудрость. Лиловые, эти глаза были похожи на ночное звездное небо и с величайшим соизволением взирали на глазеющую толпу. Подбородок сфинкса украшала гладкая и блестящая черная бородка, а голову – золотой головной убор египетских фараонов.

Поллукс Лучезарный поднялся по лестнице, подметая ступени своей длинной золотой накидкой, и сел в крайнее кресло, что стояло неподалеку от пианино Лирохвоста.

«Неужели он будет у нас преподавать?» – с изумлением подумала Мила.

Сфинкс, не удостоив взглядом ни одного из преподавателей, опустился на пол рядом с креслом Лучезарного, протянул вперед огромные передние лапы и величественно приподнял голову, так что лиловые глаза взирали на окружающих из‑под низко опущенных век. Из‑за этого всем казалось, что сфинкс смотрит на них как бы свысока.

В этот момент из царского кресла, стоящего на вершине лестницы, поднялся Владыка… И тут сразу же померкло и великолепие Поллукса Лучезарного и мистическое волшебство сфинкса, потому что ничто не могло сравниться со спокойной величавой силой, исходящей от фигуры Велемира. На нем, как и обычно, был кафтан с широкими откидными рукавами, хотя не было на ткани золотой росписи, и цвета он был не бордового, как прежде, а малахитового. Но самое главное – все такими же были его сияющие зеленые глаза. Таких зеленых глаз не было больше ни у кого на свете – Мила могла бы в этом поклясться.

– Приветствую вас, жители Троллинбурга и те, кто станет ими с минуты на минуту! Приветствую наших гостей, для которых, надеюсь, Троллинбург скоро станет родным домом. – Велемир повернулся к Поллуксу Лучезарному, адресуя эти слова ему и его сфинксу. Лучезарный, не вставая, поклонился, а сфинкс даже не шевельнулся. – Давайте, как всегда, не будем затягивать вступительные речи и начнем то, ради чего мы все здесь собрались. Прошу.

Велемир опустился в кресло, и зазвучала музыка. Лирохвост, одетый как всегда нарядно – весь в белом, красиво исполнил песню, посвященную городу, замку и Трем Чародеям. Когда отзвучала последняя нота, Альбина выставила вперед зеркало. Новобранцы стояли у подножия лестницы и трепетали от волнения. Альбина сорвала с зеркала перламутровое покрывало, и первые ряды ахнули – перед ними появился Зеркальный Мудрец. Началось распределение новичков по Домам Наследников.

Мила, Ромка и Белка из чувства солидарности с Яшкой ожидали очереди младшего Бермана предстать перед Зеркальным Мудрецом. Но пока его очередь дошла, Зеркальный Мудрец определил судьбу семерых ребят.

Смуглая татарская девушка с красивыми миндалевидными глазами и длинной черной косой первой была отправлена в Белый рог, когда Мудрец выяснил, что она умеет общаться с деревьями.

– Диляра Дюльбер – Белый рог! Да прибудет с тобой Белый Единорог! – провозгласил профессор Лирохвост, виртуозно пробежав пальцами по клавишам.

Еще один татарин, щуплый рыжеватый паренек с застенчивой улыбкой, после недолгого общения с Зеркальным Мудрецом увидел в зеркале золотого грифона. После душераздирающего скрежета когтей зазеркального магического существа паренек как ни в чем не бывало продолжал улыбаться своей застенчивой улыбкой профессору Лирохвосту, который торжественно объявил:

– Рифат Мурза – Золотой глаз! Да хранит тебя могучий грифон!

Равиль Пасхавер, Саша Сагариц и Кирилл Барчук по очереди отправились следом за застенчивым Рифатом к компании златоделов во главе с профессором Мендель.

Филипп Семенов, понимающий язык лошадей, стал вторым белорогим и с радостью был принят стариком Орионом, который по‑отцовски похлопал парнишку по спине, сообщив, что как раз его в Белом роге им давно не хватало.

Инна Стоян стала первой, кого Зеркальный Мудрец определил в Львиный зев. Постриженная под мальчика, длинноногая Инна была встречена в толпе меченосцев бурными аплодисментами и одобрительными возгласами. В этот момент казалось, что для каждого без исключения меченосца увидеть в зазеркалье рычащего красного льва – это самое большое счастье на свете.

Наконец дошла очередь и до Фимки Бермана. Пока он поднимался по лестнице, Берти убежденно прогнозировал:

– С его талантами пойдет в Золотой глаз как пить дать. Таким предпринимателям, как он, там самое место.

Тем временем Зеркальный Мудрец с интересом разглядывал младшего Бермана.

– Твои таланты очевидны. Судьбу твою по ним решить бы мог я без труда. Но лишь тогда, когда б я не был мудрецом. Но я мудрец, и мне открыто то, что больше никому не видно, поэтому судьбу твою я точно знаю. В ней нету двух путей. Есть лишь один…

С этими словами Зеркальный Мудрец растворился на серебристой глади зеркала, а в зазеркалье появился… неистово рычащий красный лев.

– Ефим Берман – Львиный зев! Да послужит на славу твой львиный меч! – воскликнул профессор Лирохвост, и пока его руки создавали в воздухе облака торжественной музыки, Фимка подошел к старшему брату и стоящей тут же Альбине.

– Поздравляю! – жизнерадостно воскликнул Мишка Мокронос – однокурсник Милы, но в тот же миг заработал сразу несколько тычков в оба бока.

– Э‑э‑э, – озадаченно протянул Яшка и немного странно в данных обстоятельствах добавил: – Мама с папой точно не поверят.

– Ты же сказал меня в Золотой глаз определят, – уставился на старшего брата Фимка. – Почему не определили?

– Ну‑у‑у… – нерешительно начал Яшка. – Зеркальному Мудрецу, наверное, виднее.

Фимка пару секунд обдумывал Яшкин ответ, потом пожал плечами и беззаботно улыбнулся.

– Ну ладно!

Наблюдая за Фимкой, Ромка за спиной у Милы прошептал:

– По‑моему, он не расстроился.

– А чего ему расстраиваться? – хмыкнул Берти. – В Золотом глазе таких ловкачей, как он, – каждый первый, ему там невесело будет. А у нас народу много и все люди простые, наивные – будет на ком попрактиковаться в своих способностях.

– Ну что вы к нему пристали? – возмутилась Белка. – Яшка прав. Если Зеркальный Мудрец так решил, значит, так надо.

– Да ладно! – скептически воскликнул Ромка. – С Алюминой‑то промашка в прошлом году вышла. Может, Мудрец и в этот раз ошибся.

– Нет, не ошибся, – упрямо гнула свое Белка. – У Алюмины был выбор. Зеркальный Мудрец дал ей возможность проявить себя в Львином зеве. Но Алюмина не захотела – она свой выбор сделала. А насчет Фимки Зеркальный Мудрец ясно сказал: что его путь предопределен, какими бы ни были его способности. И другого пути у него нет.

– Ну нет так нет. На нет и суда нет, – неожиданно согласился Берти, с заинтересованным видом поглядывая на младшего Бермана. – У нас тоже, глядишь, не все лыком шиты. Надо будет его протестировать…

– Ты что задумал? – подозрительно уставилась на брата Белка.

Берти невинным взглядом посмотрел на сестру.

– Вот прямо сейчас, сестрица, все мои мысли лишь о том, как бы для своей любимой младшей сестры побольше сладкого поймать. Вы же не забыли, надеюсь, – десерты уже готовят к вылету…

Но десертов еще нужно было дождаться. Ребята, переминаясь с ноги на ногу, следили за Распределением еще около получаса. В итоге еще пятеро ребят отправились под крыло к Ориону, восьмеро – к Амальгаме, шестеро – к Альбине. Когда остался только один мальчик богатырского телосложения, которому легко можно было бы дать не тринадцать, а все шестнадцать лет, толпа на поляне Думгрота застыла в ожидании.

Мудрец, оценив парня наметанным зеркальным глазом, сказал самую короткую за всю церемонию Распределения Наследников фразу:

– И думать не стану…

А в зеркале тот же час вспыхнул ярким пожаром красный лев, и меченосцы взорвались радостным «Ура!» с такой оглушительной силой, что Лирохвоста расслышали только те, кто стоял к нему ближе всех:

– Иван Силач – Львиный зев! Да послужит на славу твой львиный меч!

Только после этого на поляну стали вылетать блюда со сладким: пирожные, торты, конфеты, политые шоколадной глазурью вафли, разноцветные ведерки с мороженым и другие немыслимые сладости.

 

* * *

 

Пир продолжился уже ближе к вечеру в столовой Львиного зева. После сладких угощений на поляне некоторые на еду вообще смотреть не могли, у других же, наоборот, проснулся зверский аппетит.

– Новый учитель метаморфоз, – с набитым ртом вещал Мишка Мокронос. – Как вам это?

– Ты про Лучезарного? – соревнуясь с ним в поедании печеночного паштета, уточнил Ромка.

– Ага. Про него. Слыхали? Гениальный перевоплощенец, мировая знаменитость, лицедей, которому нет равных, трали‑вали и всякое такое…

– Я о нем слышала, – подключилась к разговору Мила. – Он вроде собирается представление давать в Троллинбурге.

– Ой, как здорово! – воскликнула Белка, всплеснув руками.

У нее загорелись глаза от восторга. Видимо, Поллукс Лучезарный произвел на нее неизгладимое впечатление.

– Ой, не порть аппетит, – огрызнулся Ромка.

– Кстати, – добавил Мишка, – сфинкса поселят в замке.

– В Думгроте? – удивленно воскликнула Белка.

– Именно, – кивнул Мишка.

– Не может быть!

– Факт…

Когда ребята уходили из столовой, за столом осталось всего несколько человек – почти все уже поели и отправились в гостиную. Мила, Ромка и Белка решили подойти поздороваться с Полиглотом – еще одной головой гекатонхейра, доброжелательным обжорой и по совместительству надзирателем столовой.

– Привет, Полиглот! – жизнерадостно обратился к нему Ромка; он был сыт, а потому находился в прекрасном расположении духа.

Однако Полиглот посмотрел на троих друзей своими большими незабудковыми глазами боязливо и настороженно, а вместо ответного приветствия выдал:

– Я теперь не сплю.

Друзья переглянулись.

– С чего бы это? – хмыкнул удивленно Ромка.

Полиглот многозначительно прокашлялся и с укором посмотрел на ребят:

– Наш уважаемый декан, наш профессор, очень‑очень добра сударыня наша… И всегда, всегда была благосклонна к преданному слуге Львиного зева…

Мила с трудом поняла, что речь идет об Альбине. Но почему Полиглот говорил так странно?

– Очень благосклонна, – повторил Полиглот и шмыгнул громадным носом‑картошкой. – Но она пообещала, что превратит меня в тарелку для дартса и разрешит всем кому не лень метать в меня дротики, если я еще раз засну на посту, и хоть единой живой душе удастся покинуть Львиный зев после восьми часов вечера. А потом добавила, что мишень из меня получится огромная, так что даже самый безнадежный мазила не промажет. Вот. И я теперь не сплю. Чтоб вы знали.

Мила, Ромка и Белка опять переглянулись, но на этот раз с сильным чувством вины и неловкости. В прошлом году они дважды подговорили Полиглота притвориться спящим и дать им улизнуть из Львиного зева. А в третий раз, когда они покинули Дом ночью, Полиглот уснул сам под действием снотворного госпожи Мамми. Нетрудно было догадаться, что, когда они однажды вернулись втроем под утро, Альбина провела расследование и, судя по словам Полиглота, догадалась, каким образом ее ученикам удалось покинуть Львиный зев. И вот теперь Полиглот предупреждал их, что больше он не намерен им помогать в подобных мероприятиях.

– Э‑э‑э, – промычал, криво ухмыльнувшись, Ромка. – Ну ладно, Полиглот, мы пошли…

Когда они искали свободные кресла в гостиной, Белка ругалась сварливым шепотом:

– Вот к чему привело ваше самовольство. Бедный Полиглот! Ему досталось из‑за нас! Это ужасно!

Мила понимала, что Белка права, но что она могла сейчас сказать в свое оправдание? Предоставив Белке вдоволь покритиковать ее поведение, Мила молча принялась рассматривать гостиную. Взгляд ее случайно наткнулся на Тимура – лучшего друга Берти. Дилижансы из Плутихи, где жил с родителями Тимур, приехали сегодня утром, но Тимура на Распределении Наследников Мила не видела. Она искала глазами Берти, который по идее должен был находиться рядом – Берти с Тимуром были неразлучны, – но поблизости Берти не было. В этот момент она услышала его голос и заметила, что он сидит невдалеке от них и играет в «Поймай зеленого человечка» с Фимкой Берманом. Это показалось ей странным.

– Что‑то я не поняла, – озадаченно сказала вслух Мила. – А что за черная кошка между Берти и Тимуром пробежала? Чего это они по разным углам расселись?

– Это не они. Тимур, может, и не отсаживался бы. Просто Берти с ним рассорился, – ответил Ромка.

– Из‑за чего? – удивленно воззрилась на Ромку Мила. – Они же лучшие друзья – не разлей вода.

– Были, – поправил Ромка. – Помнишь, как они в прошлом году всему Думгроту растрепали о вашем с Яшкой приключении? У Яшки потом еще из‑за этого неприятности были. Так вот, – Ромка многозначительно зыркнул на Белку; Белка фыркнула и отвернулась. – Так вот: Белка, понятное дело, нажаловалась. В результате Берти сначала влетело от Фреди, потом от матери за то, что его несознательность привела к нехорошим последствиям. А родители Тимура прислали госпоже Векше письмо: наш сын, мол, ни в чем таком не замешан; по крайней мере им он сказал именно так. И госпоже Векше пришлось перед Яшкиными родителями за все неприятности с книгами и рюкзаком извиняться в одиночестве. Только за своего сына. Получилось, что Тимур ни при чем, а Берти один во всем виноват. Вот с тех пор Берти с Тимуром не то что разговаривать не хочет, он даже в его сторону не смотрит.

– Берти заслужил наказания, – вставила Белка, но тут же нахмурилась. – Но все‑таки, я считаю, что Тимур поступил не совсем правильно. Не по‑дружески.

Мила посмотрела на Берти, с энтузиазмом обучающего Фимку самой модной настольной игре в Троллинбурге, и прислушалась:

– Ой, дитё… – снисходительно протянул Берти, кинув на Фимку взгляд, полный превосходства, – это ж годы тренировки, между прочим. А ты тут: «Циркусфлесус, цикусьвыкусь»… Циркумфлексус хвост! – громко гаркнул он, ткнув волшебной палочкой в зеленого человечка.

Только поднявшийся на ноги Злюк, который перед этим долго и мучительно распутывался из цепей собственного хвоста, очумело закрутился юлой. Его снова с ног до головы обмотало, и с каким‑то вымученным стоном, полным обиды, он повалился на игральную доску.

– Учись, пока я жив! – воскликнул Берти.

Мила подумала, что Берти не выглядел расстроенным из‑за ссоры с Тимуром. А вот Тимур – Мила посмотрела в его сторону – явно скучал и вид у него был угрюмый.

В этот момент в гостиную вошла Альбина, а несколько старшекурсников, войдя следом за ней, внесли большое количество коробок. Мила тут же решила, что первокурсникам будут раздавать их школьную форму и волшебные палочки, однако Альбина громко объявила:

– Попрошу никого не расходиться. Студенты всех курсов, пожалуйста, оставайтесь на местах.

Старшеклассники разнесли коробки и раздали всем, кто находился в гостиной. Когда очередь дошла до Милы, Ромки и Белки, им вручили каждому по маленькой коробочке. Мила озадаченно вертела в руках свою.

Это была маленькая квадратная коробочка: деревянная, с вензелем из букв «М» и «Р», вырезанных по дереву. Мила собиралась уже поднять крышку, когда вновь раздался голос Альбины.

– Не спешите открывать, – коротко сказала она, и, оглянувшись, Мила заметила, что многие уже готовы были заглянуть в свои коробочки. – Сейчас я попрошу каждого из вас выслушать меня внимательно. В коробочках находятся волшебные кольца – в этом году они будут проводниками вашей волшебной силы. В отличие от волшебных палочек, кольца связаны со своими хозяевами магической кабалой, что означает: волшебным оно будет только в ваших руках. Внутри каждой коробочки скрыто заклинание‑пароль. Сейчас я сделаю так, что каждый в этой комнате сможет слышать только свой собственный голос. У вас будет ровно пять секунд, чтобы прочесть заклинание и запомнить его. Затем вы произнесете каждый свой пароль и наденете кольцо на любой удобный для вас палец – эти кольца не имеют размера. По истечении минуты вы сможете слышать друг друга.

Альбина подняла руку, и Мила впервые не увидела в ее руке волшебной палочки, зато на среднем пальце блестело кольцо с матово‑белым камнем. Декан Львиного зева почти беззвучно что‑то прошептала, и тут же заинтригованный шепот в гостиной смолк, словно накрытый тяжелым покрывалом тишины, – заклинание Альбины начало действовать.

Мила огляделась вокруг: странно было видеть, как открываются коробочки, как шевелятся, поворачиваясь друг к другу, меченосцы, и не слышать ни малейшего шороха. Она посмотрела на свою коробочку и откинула крышку. На внутренней стороне была прикреплена тонкая металлическая бирка – точно как на шкатулке с волшебной палочкой, которая до сих пор хранилась у Милы. На бирке всего одно слово: «Аликорн».

Только Мила подумала, что может означать это слово, как бирка вспыхнула яркими искрами. Ослепленная, Мила отвела взгляд, но точно такие же вспышки одна за другой в абсолютной тишине загорались вокруг нее со всех сторон. В паре шагов от Милы беззвучно вскрикнула Белка, когда вспыхнула ее коробочка. Но Милу это уже не интересовало; на ее бирке возникла новая надпись: «Карбункул, семь карат, оправа – червонное золото. Мастер – Козьма Филигранус», а сквозь тонкую бархатку просачивалось яркое темно‑красное сияние. Мила откинула бархатку и увидела золотое кольцо с большим кровавого цвета камнем.

Какое‑то время Мила не могла оторвать от камня зачарованного взгляда. Волшебство камня, казалось, проникало в нее, словно чистейший утренний воздух, наполненный запахами весны. Мила напомнила себе, что у нее мало времени, и торопливо достала перстень из коробочки.

– Аликорн! – произнесла она магический пароль и надела перстень на указательный палец правой руки.

Карбункул коротко вспыхнул, словно подчиняясь своему хозяину, и Мила почувствовала, что великоватое поначалу кольцо плотно сжалось вокруг ее пальца.

В тот же миг покрывало тишины спало, и комната наполнилась звуками. Мила с интересом разглядывала свой перстень и думала о том, что ее волшебная палочка из секвойи послужила ей на славу и не раз спасла жизнь. Она надеялась, что карбункул, связанный с ней таинственным словом «Аликорн», станет для нее такой же надежной защитой.

 

* * *

 

Наконец настал понедельник, когда ребята, надев форму своих факультетов и набросив на плечи рюкзаки, направились в Думгрот, где в этот день начинался новый учебный год. Кто‑то с волнением шагал в замок следом за своими кураторами в первый раз, а кто‑то возвращался в знакомые и дорогие для большинства из них стены.

С первых же секунд Мила почувствовала, что в холле произошли какие‑то перемены. Пока она рассеянно блуждала взглядом вокруг, подошел Ромка.

– Портреты, – раздался у нее над ухом его голос, и Мила впервые отметила для себя, что Ромка сильно подрос за последний год. Когда они познакомились прошлым летом, то были одного роста, а теперь он был выше ее, и голос прозвучал откуда‑то сверху.

– Что ты сказал? – переспросила Мила.

– Я говорю, новые портреты в холле повесили, – уточнил Ромка.

Мила окинула взглядом галерею портретов: и действительно, портрета Многолика на прежнем месте не было. Вместо него во всей своей красе на полотне был изображен Поллукс Лучезарный. Одна сторона лица у него была печальной и бледной, словно окрашенной белилами, а другая была разрисована театральным гримом: с ярким ухмыляющимся ртом и прищуренным левым глазом, глядящим с неприкрытым плутовством. За его спиной с таинственной отрешенностью на лице, которое в данный момент было повернуто в профиль, возлегал золотой сфинкс.

– Ну, с одним все ясно, – сказала Мила, – а еще какие?

– Не «какие», а «какой», – заметил Ромка, указывая туда, где раньше был портрет профессора Корешка, и задумчиво добавил: – Лицо знакомое.

На месте бывшего профессора зельеварения висел портрет колдуньи с дикой гривой каштановых волос и темными сверкающими глазами. Вместо красного петуха, который прежде восседал на голове Корешка, теперь на портрете обитала черная желтоглазая кошка. Мила с неприятным чувством вспомнила коротышку‑профессора, слабовольного и трусливого, с которым, сложись все иначе, ей пришлось бы в этом году встретиться на уроках, поскольку у меченосцев на втором году обучения начинался курс «Травы и варево».

Интересно, подумала Мила, что собой представляет эта… И тут ее словно кипятком ошпарило!

– Постой! – вслух воскликнула она, пристально вглядываясь в лицо колдуньи, и ошарашенно произнесла: – Вот это да!

Мила просто онемела, когда поняла, чье лицо смотрит на нее с портрета.

– Так это же…

– Ты ее знаешь? – спросил Ромка.

– Еще бы! И ты тоже! – И Мила, повернувшись с ухмылкой к Ромке, передразнила: – «Я рада, что у Милы есть настоящий друг. К тому же скромный…» Это ты‑то скромный?

– Акулина?! – прозрел Ромка, вглядываясь в портрет еще внимательнее, чем только что Мила. – А я ее не узнал…

Мила обернулась к портрету: Акулину и впрямь узнать было непросто. Мила привыкла, что Акулина выглядит так, как выглядят все люди во Внешнем мире, а здесь… И одежда, и волосы, и даже выражение лица – во всем угадывалась магия. Вспомнив, какой таинственности напустила на себя Акулина, когда они прощались возле Львиного зева, Мила тихо пробормотала себе под нос:

– Вот, значит, что за важное дело…

Первым уроком в расписании второкурсников‑меченосцев значились магические инструменты, что несказанно обрадовало Белку – она чуть не прыгала от удовольствия.

– Это же надо! Первый день, первая пара – и у профессора Лирохвоста! Как замечательно! – восклицала она, когда они направлялись в кабинет магических инструментов.

Ромка скривился и, повернувшись к Миле, шепотом сказал:

– Вторая пара, перед обедом, – тайнопись, так что Лирохвост мне аппетит не испортит.

Но ни у профессора Лирохвоста, ни у профессора Чёрка полноценного урока не получилось. В первый день студенты никак не желали слушать лекции и заниматься магией. Ребята целое лето не виделись друг с другом, поэтому только и делали, что обсуждали, где да как они провели каникулы, и никак не могли наговориться.

Мила, Ромка и Белка тоже с удовольствием болтали со своими однокурсниками. К примеру, Яшка Берман и Костя Мамонт, у которых родители были волшебниками, рассказывали, перебивая друг друга, как они приезжали летом в Троллинбург на Ярмарку Волшебных Вещей. Костя захватывающе повествовал о многочисленных чудных иностранцах и сообщил, что у одного колдуна‑араба его бабушка даже купила волшебную лампу с джинном.

– Правда, – шепотом говорил Костя, когда Лирохвост демонстрировал на примере пианино, как сделать, чтобы музыкальные инструменты играли без помощи человека, – мы так и не смогли вытащить джинна из лампы. Вылезать он не захотел ни в какую. Приказывали ему исполнить желание – молчит, подлец. Однако желания он все‑таки исполняет – когда не надо. Папа на днях искал свою старую клюшку для гольфа – заговоренную. К нему тут приятель один приехал, японец, большой любитель гольфа, и папа очень хотел выиграть. Искал, искал, а клюшку как корова языком слизала. Ну, папа возьми и скажи в сердцах: «Я же точно помню, что положил ее в платяной шкаф. Провалиться мне на месте, если это не так»… – Костя со вздохом покачал головой. – И, представляете, провалился. Взял и рухнул сквозь пол прямо в подвал. Хорошо хоть не сказал: «Разрази меня гром».

Ромка чуть под стол не сполз от смеха, а Костя добавил:

– Мы потом этого джинна подарили папиному приятелю – японцу. Выяснилось, что этот подлец в лампе по‑японски ни слова не понимает…

В итоге за всеми этими разговорами под конец урока Мила своими глазами видела, как клавиши на пианино опускались и поднимались сами собой, будто за пианино играл кто‑то невидимый, но понятия не имела, как это нужно делать.

Примерно то же самое было и на тайнописи. Ребята были так рады видеть друг друга после трехмесячного перерыва, что тайнопись просто не шла им в головы. Мила даже забыла спросить у профессора Чёрка насчет тех символов из ее последнего видения, хотя предусмотрительно взяла с собой в Думгрот свиток пергамента, на котором они были записаны.

Но вот кого Мила с удовольствием не видела бы еще столько же, так это Нила Лютова и его сестрицу – Алюмину. Тем не менее, когда в обеденный перерыв ребята спустились в холл, то встретились там с толпой златоделов, среди которых были и Лютов, и Алюмина.

В черной форме с оранжевыми гольфами на ногах Алюмина сияла от счастья, как новенький золотой тролль. Она демонстративно выпячивала грудь с гербом Золотого глаза – грифоном на сундуке с золотом – и ни на шаг не отходила от кузена.

Нил Лютов, как и Ромка, за лето вытянулся почти на целую голову. Его высокий рост, темные, как ночные окна, глаза и эффектный золотой перстень с квадратным черным камнем давали ему некоторые преимущества в общении со сверстниками. Судя по его виду, Лютов терпел присутствие рядом двоюродной сестры как вынужденное – он выглядел как всегда самоуверенно и снисходительно отдавал своим приятелям распоряжения вроде: «Посмотри расписание», «Займи мне лучшее место» и т. д. Мила и раньше замечала, что Лютов в своей компании лидер. Но только теперь, когда она за три месяца отвыкла не только от постоянных и доставляющих ей немало неприятностей встреч с Лютовым, но даже от Думгрота, Мила обратила внимание, что большинство златоделов с курса Лютова почитают за честь дружить с ним. Самым удивительным открытием было то, что они не лебезили перед ним, как перед племянником декана, а, похоже, по‑настоящему восхищались им.

Когда после воздушной прогулки в Летающей беседке ребята нашли тихое место на втором этаже, Мила поделилась своими наблюдениями с Ромкой и Белкой. Ромка подумал и сказал:

– Это, наверное, потому, что он соображает в черной магии. Ведь черная магия хоть и не одобряется, но многие ею интересуются. Там ведь возможности безграничные. А студентам так и вовсе запрещено приближаться к чернокнижию, поэтому Лютов и пользуется такой популярностью у себя на курсе.

Белка неодобрительно хмыкнула и пожала плечами.

– Странные они, златоделы эти. Не понимаю, как можно восхищаться черной магией?

– Можно, – раздался голос над ними.

Ребята обернулись и увидели Фреди.

– Хотя и не нужно, – благоразумно добавил старший Векша. – Черная магия – это зло в чистом виде. А зло, оно как темная сторона луны – таинственно. Всякие же тайны имеют одно несомненное свойство – они привлекательны. А люди никогда не умели бороться с тем, что их манит. Хотя большинство даже и не пытаются. Впрочем, что касается златоделов, то они вообще наиболее подвержены влиянию всяких таинственных вещей. Алхимия, например, самая таинственная из магических наук. Это течение, в котором слишком много подводных камней. А у Золотого глаза алхимия – основная дисциплина. Так что в данном случае все вполне логично.

Фреди посмотрел на Белку и вдруг резко сменил тему:

– Надеюсь, никаких проблем в первый день учебы у тебя не возникло?

– Нет, – покачала головой Белка. – Все замечательно.

– Я рад. Но не забывай, что на втором курсе будет сложнее. У вас появились новые предметы, и учебных часов теперь будет на один больше. Главное – не лениться и ответственно относиться к учебе.

Белка согласно закивала.

– А теперь мне нужно найти Берти, – ободряюще улыбнувшись сестре, сказал Фреди и пошел в сторону лестницы.

Ребята глядели ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.

– Кто‑нибудь про подводные камни понял? – спросила Мила.

– Не знаю насчет камней, – сказал Ромка, усмехаясь, – но зато понял, что златоделы больше других подвержены плохому влиянию, а потому – ну их к черту! Пошли‑ка на следующий урок. У нас сейчас Альбина.

На первом в этом году уроке антропософии учились создавать тишину. Получался такой себе парадокс – когда звуки не звучат. То есть они как бы были, но их никто не слышал. Заклинание действовало так, что произносящий его не только воздействовал на других, но и на самого себя и не мог слышать даже собственный голос. Зато Мила заметила, как громко начали звучать ее мысли, как будто она их произносила вслух, хотя она и рта не раскрывала. Мила даже заволновалась, как бы ее мысли кто не услышал ненароком, когда поймала себя на одной из них. Случайно глянув на Кристину Зудину, Мила невольно подумала: «До чего же у нее заколки несуразные. Десять розовых поросят на голове – это слишком». Но Кристина ее мыслей, к счастью, не слышала.

Не обошлось и без казусов. Яшка произнес необходимые слова и, чтобы убедиться, что его заклинание подействовало на всех в классе, как и остальные до него, со всей силы ударил молотком о чугунный котел. Никто не услышал ни звука, а вот Яшка оглох по‑настоящему и чуть не грохнулся в обморок. Заклинание почему‑то не подействовало только на незадачливого Бермана.

Когда закончились уроки и меченосцы вернулись в Львиный зев, кое‑кого ожидал неприятный сюрприз. Пришла первая почта. Мила писем не ждала, а вот Белка получила письмо от мамы. В письме госпожа Векша сообщала своей дочери, что знает о выговоре, который ей был (заслуженно) сделан деканом факультета, и на десяти листах обычной бумаги отчитывала Белку за недостойное поведение.

По этой причине, когда вечером они все сидели в гостиной и разбирались с первым домашним заданием, Белка пребывала в самом отвратительном расположении духа. Мила, чувствуя свою вину, старалась поменьше обращаться к Белке, чтобы лишний раз ее не раздражать. Однако сосредоточиться на домашнем задании ей почему‑то было трудно, поэтому она вяло листала учебник и одновременно рассеянно наблюдала за Берти и Фимкой, которые снова играли в «Поймай зеленого человечка».

Когда Мила в очередной раз повернула голову, чтобы посмотреть на доску, Берти с довольной миной как раз объявлял каюк Белому Магу. Мила даже порадовалась за Берти, что хоть однажды ему удалось выиграть без жульничества, как вдруг Фимка без всякого предупреждения наставил перстень на своего Белого Мага и выкрикнул:

– Фигли Мигли меч!

Белый Маг среагировал молниеносно: поднял двумя руками свой меч, направив его острием себе в грудь, ловко «воткнул» меч под мышку, скорчил на маленьком личике трагическую гримасу и театрально растянулся на доске, словно скончался навеки.

– Лежачих не бьют! – победоносно воскликнул Фимка, а потом, внимательно глянув на доску, уточнил: – Ну и… временно покойных тоже.

Мила глянула на Берти: лицо у того сильно вытянулось от удивления.

– Фимка – гений! – тихо засмеялся рядом Ромка. – Это ж надо – жулика обжулил!

– Так Бертику и надо, – с праведным гневом зашептала Белка, отрываясь от работы над домашним заданием. – Будет ему наукой! А то совсем распоясался!

Берти тем временем постепенно приходил в себя.

– А ты, малец, быстро учишься, – одобрительно сообщил он, все еще не веря собственным глазам, а потом вдруг в ужасе воззрился на Фимку: – Так это что получается? Я тебе пять золотых троллей проиграл?

– Ага, – довольно поддакнул младший Берман, улыбаясь от уха до уха. – И ты мне лучше их прямо сейчас отдай, а то я не люблю, когда мне кто‑то должен.

– Этот своего не упустит, – прошептала Мила, с сочувствием глядя на Берти. – Белка, твой брат был прав: Фимке Берману палец лучше в рот не класть – откусит по локоть.

Судя по лицу Берти – такого он никак не ожидал.

– Ах ты ж, прохвост, – процедил сквозь зубы Берти.

Он хмуро зыркнул на Фимку, потом поднялся, засунул руку в карман, вытащил оттуда пять золотых монет с большим «Т» на лицевой стороне и бросил на доску. Одна монета упала рядом с Белым Магом, который тут же осторожно приоткрыл один глаз, повращал им, оценивая обстановку, и счел благоразумным закрыть снова.

Пока Фимка с довольным видом собирал монеты с доски, Берти, понуро ссутулившись, поплелся к выходу.

– Доигрался, – осуждающе посмотрела ему вслед Белка. – Отдал все свои деньги. Теперь жди беды. Когда Берти не при деньгах – он всегда ищет, где бы их раздобыть. И обязательно попадает в историю.

Белка со злостью захлопнула книгу и сказала:

– Сегодня просто отвратительный день. Не буду ничего учить, все равно ничего не соображаю. Пойду спать.

 

* * *

 

На следующее утро, за завтраком, Белка выглядела повеселее и посвежее. Наверное, потому что хорошо выспалась. Она с аппетитом ела яблочный пудинг и запивала своим любимым миндальным коктейлем. У Милы на тарелке были макароны с ветчиной и помидорами, а рядом стояла кружка с томатным соком.

– Мила, а Мила? – раздался вкрадчивый голос у Милы за спиной в тот момент, когда ее тарелка опустела где‑то наполовину.

Она обернулась. Позади нее стоял Фимка Берман и явно имел что сказать.

– Э‑э‑э… – протянула растерянно Мила. – Ты что‑то хотел?

– Продай мне свою палочку, а? У вас же теперь кольца. А я тебе за нее пять золотых дам, – выпалил как по заученному Фимка.

– Ну‑у‑у… – выдавила из себя Мила, осторожно косясь в сторону младшего Бермана.

У нее было сильное желание отшить его сразу же и без всяких церемоний исключительно в воспитательных целях. Однако, сдержав первый порыв, она дипломатично ответила:

– Ну, я подумаю над твоим предложением.

Фимкино лицо сначала кисло сморщилось, потом он натянуто улыбнулся.

– Ладно, – согласился он и отошел.

Мила повернулась к сидящему рядом Яшке, который слышал каждое слово.

– Яшка, – обратилась она к нему, озадаченно хмурясь, – а зачем ему моя волшебная палочка?

Старший Берман виновато свел брови домиком и, словно нехотя, ответил:

– Я думаю, он ее продаст. Но раза в три дороже.

– Как это? – не поняла Мила.

Выражение Яшкиного лица стало еще более виноватым, он вымученно улыбнулся.

– Понимаешь, я рассказал домашним, как ты меня спасла от Чер‑Мерсского чудовища. Мои родители так тебе благодарны! Знаешь, они очень хотят с тобой познакомиться!

Мила немного смутилась, но это не помешало ей заметить, что Яшка элементарно пытается соскочить с темы.

– Спасибо, конечно, – сказала Мила. – Но я пока не поняла, при чем здесь моя волшебная палочка.

– Как это «при чем»? – удивился Яшка. – Ты же помнишь, как об этом в прошлом году весь Думгрот говорил? О том, что на Черной Пади случилось. Твоя палочка, она ведь теперь обросла историей. После того как ты при помощи этой самой палочки заставила водяного дракона укусить свой собственный хвост, это теперь не просто вещь, а вещь легендарная. Ее можно очень дорого продать, если взяться умеючи. А Фимка… – Яшка вздохнул. – Он умеет. Он даже когда совсем маленьким был…

– Подожди! – перебила Яшку Мила, пока тот не пустился в воспоминания детства. – Это что же выходит? Он хочет купить у меня мою волшебную палочку, чтоб заработать на ней в несколько раз больше?

– Вот именно! – рядом на скамью упал Берти. – Мы с Тимуром исключительно из любви к искусству посеяли в народе миф… Да что уж там! Настоящий мегамиф! А этот экспроприатор вознамерился пожинать плоды нашего труда. – Берти раздраженно засунул себе в рот пирожок с мясом и от злости откусил сразу половину; почти не пережевывая, поспешно проглотил и добавил: – И между прочим, за палочку он тебе собирается отдать пять моих! золотых троллей.

– Ну типичный мародер! – фыркнула Белка, буравя Фимку неодобрительным взглядом: тот только что присоединился к сидящему на подоконнике Ване Силачу, парню со своего курса.

Потом она обратилась к брату уже с совсем другим выражением лица:

– Может быть, на такой светлой ноте воспоминаний ты и с Тимуром помиришься?

– И даже не подумаю! – отрезал Берти. – За свои слова нужно уметь отвечать. А он дезертировал. Предатель!

Мила тем временем наблюдала за Фимкой. Тот вытащил из‑за пазухи доску «Поймай зеленого человечка» и выпустил на нее разноцветные фигурки, которые разместились на доске, занимая привычные места.

«Наверное, хочет на Ване использовать новый приемчик, – подумала Мила. (Ванька Силач был крупнее Фимки раза в три, но на редкость простодушным.) – Еще пять золотых троллей заработает на околпачивании своих наивных сокурсников».

– Яшка, у тебя ведь больше нет братьев, кроме этого мародера? – с надеждой в голосе поинтересовалась Мила.

– Ну… – протянул нерешительно Яшка, – вообще‑то есть.

Все, кроме Яшки, громко застонали, а Белка добавила:

– Вот ужас‑то! Еще один такой Берман? Это уж слишком!

– Но он старший! – поспешно добавил Яшка.

Вся компания тут же облегченно выдохнула.

– Слава богу! – не выдержал Берти. – Значит, мы с ним не познакомимся.

Яшка заулыбался.

– Да нет! Оська, то есть Осип, он хороший. Он совсем не похож на Фимку. У нас в семье вообще никто не похож; на Фимку. Папа говорит, он в деда весь. У того такой же скверный… – Яшка на секунду запнулся, – то есть, я хочу сказать, сложный характер был. А Оська у нас – гордость семьи.

– А почему я о нем не слышал? – хмуро спросил Ромка. – Ты мне о нем никогда не рассказывал.

Яшка с извиняющимся видом пожал плечами.

– А он с нами не живет. Он уже очень взрослый, давно окончил школу и уехал в поисковую экспедицию.

– А что он там ищет? – спросил Ромка.

– Пространственные норы, – ответил Яшка.

– Это еще что такое?

– Это такие места, как наш Троллинбург. Это место ведь не единственное. Их много.

– Фреди что‑то говорил, что мир По‑Ту‑Сторону везде есть, – вспомнила Мила.

– Правда, – кивнул Яшка, – но такие громадные территории, как Таврика, – большая редкость, поэтому вход сюда охраняет Транспространственное посольство.

– А другие что ж, выходит, не охраняются? – спросил Ромка.

– Небольшие территории – нет, не охраняются, – ответил Яшка. – Там ведь что? Какая‑нибудь штаб‑квартира колдунов прячется, или кто из магов свой дом скроет от посторонних глаз. А некоторые места всякая нечисть использует для сходок или чтобы затаиться: кикиморы, к примеру, или вампиры. А есть такие крохотные территории, что там вообще ничего нет – темно и пусто. Некоторые места давно существуют, столетиями, или даже тысячелетиями, а какое‑то, может, только что образовалось.

– Послушай, Яшка, – заинтересовалась Мила. – Ведь если они никем не охраняются, значит, любой человек, не волшебник, может случайно туда попасть?

– Может, – подтвердил Яшка. – Брат рассказывал, что это очень даже часто происходит. Сколько случаев было: человек в дом вошел – и не вышел. А там, может, только что пространственная нора образовалась, или уже была, а люди не знали и построили на этом месте дом.

– И что с ними потом случается? – спросила Мила.

Яшка пожал плечами.

– По‑разному. Одним память изменяют и возвращают обратно. Человек потом, сколько не спрашивай, где был, ничегошеньки не помнит. Но бывает и похуже. Один мальчишка, не маг, попал так раз, а там компания вампиров – в карты играют. Ну, он увидел, как они ему заулыбались, и…

– Что? – взволнованно спросила Белка.

– И того… – многозначительно выпучив глаза, ответил Яшка. – Совсем крышу снесло. Пришлось его к нам. Не возвращать же обратно? В Троллинбурге, говорят, таких с десяток наберется. Но они неприкаянные. И назад их вернуть нельзя, потому что их там сразу в дурдом упекут, и здесь им сложно – они ведь чужие, не такие, как мы.

В этот момент в столовую зашла Альбина, чтобы поторопить меченосцев, которые слишком долго завтракали, и напомнить, что уроки начинаются в восемь часов утра. Все до единого тут же поднялись из‑за стола и поспешили на занятия.

 

* * *

 

Второй день учебы прошел без каких‑либо существенных событий, а вечером, собравшись в гостиной, меченосцы разбирались с новыми оценками. В прошлом году их знания оценивались «Драконами», «Мулами» и «Ослами», но в этом году систему оценивания изменили: оценок стало больше, названия были другие, значения звучали иначе.

– Почему «Гидра» – самая плохая оценка? – спросила Белка.

– Я тебе сколько раз говорил хорошо учить уроки? – слегка нахмурившись, спросил Фреди, не глядя на сестру. Белка покраснела от стыда и опустила глаза. – Вы это по истории магии проходили. Ту гидру, в честь которой было названо созвездие, обезглавили. Геракл отрубил ей все двенадцать голов и прижег шеи горящей головней, чтоб головы больше не выросли.

– Та‑а‑ак… Голов нет – мозгов нет, – подытожил Ромка, делая пометку на пергаментном листе. – Все понятно. «Гидра» – «абсолютное отсутствие знаний».

– А почему «Овен» плохая оценка? – спросил Иларий заметно недовольным тоном.

– Да что тут непонятного? – вступил в разговор Берти. – О‑ове‑ен, – издевательски протянул он, – читай: ба‑ара‑ан. Общий смысл ясен?

– Эй, обидеть хочешь! – воинственно привстал Иларий, который, как многие знали, по гороскопу был Овном.

– Я!? – натурально удивился Берти, невинно округлив глаза. – Да боже упаси! Я человек мирный – никому зла не желаю. Это наши мудрецы в Думгроте шутят так. Юмор у них такой, что поделаешь?

Иларий опустился обратно в кресло и с недовольной миной пробурчал:

– Ну‑ну. Смешно. Обхохочешься.

– «Овен», – Ромка сделал очередную пометку, – «неудовлетворительно». Дальше: «Рыбы» – «нестабильно». Почему нестабильно?

– Созвездие представляет собой двух рыб, плывущих в противоположных направлениях. А если плыть в разные стороны одновременно – вряд ли хоть куда‑то приплывешь, – пояснил Фреди. – Неопределенность – это сомнения. А магия – наука, где любые сомнения могут привести к самым скверным последствиям.

Белка тяжело вздохнула.

– Вот‑вот. Я тоже все время во всем сомневаюсь. Это так мешает учебе.

Кристина Зудина с интересом посмотрела на Белку.

– Ты – Рыбы?

Белка кивнула.

– Я тоже, – радостно сообщила Кристина и с еще большим воодушевлением добавила: – А Анжела – Близнецы, а Рыбы и Близнецы…

– Близнецов в списке нет, – категорично отрезал Ромка, растоптав на корню воодушевление Кристины. Он бросил косой предупредительный взгляд на двух подружек.

Анжела недовольно хмыкнула.

– Следующая оценка – «Андромеда», – невозмутимо продолжал Ромка, – «небезнадежно». И как это понимать?

Фреди посмотрел на Белку, потом на Ромку и спросил:

– И чем вы оба занимаетесь на истории магии?

Берти театрально подскочил в кресле и, оживленно глядя то на сестру, то на Лапшина, поинтересовался:

– Да, действительно? Просветите нас, чем вы там занимаетесь?

Белка и Ромка растерянно переглянулись и в два голоса ответили:

– Мнемозину слушаем.

– Заметно, – критически покачал головой Фреди. – Миф гласит, что Андромеда была принесена в жертву морскому чудовищу, чтобы спасти эфиопские земли, и прикована цепями к скалам у моря. Ее ждала ужасная смерть, и казалось, что надежды на спасение нет…

– Но тут приплыл прекрасный принц… тьфу… прекрасный Персей, – перебил брата Берти, – и спас Андромеду от гибели, да еще взял и женился на ней сдуру. Вот и оказалось, что не так уж все было и безнадежно. Поэтому «Андромеда» – это «небезнадежно». Я прав, брат мой Альфред?

– Твоя экспрессия как всегда впечатляет, – холодно отозвался Фреди. – Но в целом – да.

– Какой принц? Какая экспрессия? Кто на ком женился? – пробормотал запутавшийся Ромка. – Ладно. Поехали дальше. «Насос» – «удовлетворительно».

– Проще простого, – опередил старшего брата Берти. – Тут по аналогии. Вспомни, в прошлом году была оценка «Мул» и тоже означала «удовлетворительно». Белка вон круглый год в мулах проходила. Пояснение: мул – идет себе и идет, олицетворяя трудолюбие; а насос – качает себе и качает. Смысл тот же. Ясно?

– Ага, – тихо посмеиваясь в адрес Белки, кивнул Ромка.

Белка сначала бросала на брата обиженные взгляды, но потом ее лицо приняло озадаченное выражение. Миле показалось, что Белка подставляет в уме вместо слова «мул» слово «насос» и пытается представить себе, как весь следующий год проходит в насосах. Мила не выдержала и от подобных мыслей беззвучно засмеялась. К несчастью, Белка это заметила и теперь уже обиженно смотрела на Милу.

– Что там дальше? – спросил у самого себя Ромка. – А! «Геркулес» – «хорошо». – Ромка озадаченно дунул на челку. – Геркулес и «хорошо» – это что‑то не очень хорошо. Вам не кажется? Он же вроде был силач непобедимый и всё такое. А тут просто «хорошо».

– Сильный магический талант, – отозвался Фреди, – принесет мало пользы, если его не развивать усидчивостью и трудолюбием. Сильный – не означает непобедимый. Поэтому «хорошо» – это объективная оценка для сильных способностей.

– Ясно… – протянул Ромка, недоверчиво косясь на Фреди. Такое объяснение, видимо, было ему не по душе. Он всегда был уверен, что с его способностями уж как‑нибудь можно обойтись без усидчивости и трудолюбия.

– Ну ладно, – продолжил Ромка, но уже не таким бодрым тоном, как прежде. – «Единорог» – «содержательно». «Содержательно» – это хорошо или так себе?

– Единорог – символ чистоты и мудрости, – не уставал пояснять Фреди. – Поэтому «содержательно» – это больше, чем «так себе», и даже больше, чем просто «хорошо».

– И последнее, – с горделивым видом выпрямившись в кресле, произнес Ромка. – Это, господа меченосцы, в текущем учебном году должно нам льстить и давать чувство превосходства над златоделами и белорогими, потому что наивысший бал на два предстоящих полугодия – «Лев». Не слышу аплодисментов.

Меченосцы, сидящие в гостиной, со смехом взорвались бурными овациями.

– Так‑то лучше, – просиял Ромка. – Думаю, пояснять, почему «Лев», цитирую из списка: «наивысший уровень мастерства», не нужно. Это и так понятно. Ведь лев – это…

– Лев – это царь зверей – и точка, – напыщенным тоном перебил его Берти и уже более мягким, протяжным, даже несколько вальяжным голосом добавил: – Мы, конечно, не звери, а мирные маги, но… если по аналогии, то…

– Вот именно! – горячо поддержал его Ромка.

– А среди нас Львы есть? – спросила Кристина, явно не пропускающая в «Троллинбургской чернильнице» ни одного астрологического прогноза на предстоящую неделю.

– Есть, – коротко ответил Берти.

– Ты, что ли? – уточнила Кристина.

– Нет, не я, – отрицательно качнул головой Берти. – Он.

Берти указал рукой в направлении своего старшего брата.

– Странно, – состроила недоверчивую гримасу Кристина. – Для Льва… Нетипичный.

– Да он только притворяется рохлей! – с заметной иронией воскликнул Берти, делая вид, что вступается за брата. – А на самом деле…

– Берти! – резко одернул Фреди, сдержанным, но строгим взглядом окинув младшего брата.

– Во! Видала? – оживленно округлил глаза Берти. – Рычит.

Кристина с Анжелой засмеялись.

– А ты говоришь… – с довольным видом растянулся в улыбке Берти, заметив, что старший брат тоже слегка улыбнулся его шутке.

– Да, кстати! – воскликнул Мишка Мокронос. – Какое слово на этот раз тут зашифровали, а? Кто‑нибудь пытался прочесть?

– Да что тут пытаться? – отозвался Ромка, опустив глаза в свой пергамент. Но спустя пару секунд озадаченно поднял голову. – Ерунда какая‑то получается. «ЛЕГНАРОГ» – набор букв.

– Не может быть! – воскликнула Белка, живо бросившись читать заглавные буквы. Но и она, подняв голову, растерянно посмотрела вокруг. – И правда. Не получается.

– Что ж это, у них в этом году фантазии не хватило, что ли? – разочарованно протянул Мишка.

– А может, это необязательно? – предположила Белка. – Ну не складываются буквы в слово и не надо…

– Складываются, – твердо сказал Фреди, и все взгляды тут же устремились на него.

Фреди зачем‑то осторожно глянул на Милу, но быстро отвел глаза.

– Буквы складываются в слово. Просто читать их нужно наоборот: начинать не с наивысшего бала, а с наименьшего.

Все тут же вернулись к своим спискам.

– Получается! – первой воскликнула Белка и, вскинув вверх руку, радостно улыбнулась. Но в ту же секунду улыбка сошла с ее лица, и она растерянно посмотрела на Милу.

Но Мила уже знала, что так поразило Белку, поэтому не удивилась перемене в ее лице. Глядя на свой пергамент, Мила еще раз прочла по заглавным буквам получившееся слово: «Г‑О‑Р‑А‑Н‑Г‑Е‑Л». Это было не просто слово. Это было имя – Горангель.

– Мягкого знака не хватает, – тихо и как‑то невпопад сказала Белка, не отводя от Милы жалостливого взгляда.

– На мягкий знак нет созвездий. На мягкий знак вообще слов нет, – спокойно пояснила Мила.

Она слышала, как Белка тихо шмыгнула носом, и краем глаза увидела, как Ромка тут же ткнул ее локтем в бок.

– В Троллинбурге умеют хранить память об ушедших, – сказал Фреди и тоже спокойно посмотрел на Милу. – Так надо.

Мила кивнула.

Все как‑то сразу замолчали и принялись тихо заниматься каждый своим делом. Зашуршали тетради, послышалось царапанье перьев о бумагу. Все головы были опущены вниз – никто даже не переглядывался.

Мила молча встала и, стараясь делать вид, что ничего особенного не происходит, вышла из гостиной…

Ромка нашел ее на заднем дворе Львиного зева.

– Ты как? – спросил он, присаживаясь рядом с ней на траву.

– Нормально, – ответила Мила.

Ромка минуты две помолчал, затем сказал:

– Жаль, что это случилось.

Мила согласно кивнула.

– Да, жаль. Но его не вернешь. Однако это мне кое о чем напомнило.

– О чем? – заинтересовался Ромка.

– Фреди прав, в Троллинбурге умеют хранить память об ушедших. И еще раз прав – так нужно. А я… Я начала забывать…

– О чем ты? – непонимающе смотрел на нее Ромка.

Губы Милы сложились в жесткую линию.

– Несколько дней назад у меня было видение. А я даже забыла подойти к профессору Чёрку, спросить насчет тех символов, что видела. – Мила глубоко вздохнула и решительным взглядом слегка прищуренных от блеска заходящего солнца глаз посмотрела на горизонт. – Я подойду к нему завтра же, чтоб он помог мне разгадать мое видение. Я не допущу, чтобы в следующем году в школьных оценках появилось еще одно имя.

 

Глава 5