Лекции.Орг


Поиск:




Странные символы на стекле 1 страница




Алека Вольских

Мила Рудик и загадка Сфинкса

 

Мила Рудик – 2

 

 

Алека Вольских

МИЛА РУДИК И ЗАГАДКА СФИНКСА

 

Посвящается тем улицам, чьи тайны мне однажды довелось увидеть, и заколдованной Долине Привидений на горе Демерджи.

Алека В.

 

Глава 1

Обитатели дома N 13

 

Свет утреннего солнца медленно расползался ярко‑желтыми пятнами по стенам и крышам домов тихой улицы в самом сердце Симферополя. Каменные львиные морды на балконах дома N 13, казалось, недовольно морщились от нежелательного для их царского величия вторжения солнечных лучей.

Среди других домов, стоящих на этой улице, дом N 13 заметно выделялся: мрачноватый, старинный и, как казалось со стороны, давно заброшенный. Он словно хранил какую‑то тайну и в сумерках мог нагнать страху на случайного прохожего.

Однако, оживленный теплыми красками жаркого августовского солнца, дом казался куда менее мрачным чем обычно. Но даже яркий солнечный свет не придавал ему жилого вида. В сравнении с другими домами, где на подоконниках стояли цветочные горшки, а у дверей лежали коврики, дом N 13 был словно окутан серой паутиной запустения.

В этот утренний час вдоль улицы, как раз мимо этого самого дома, проходила супружеская пара пожилых людей. Низкорослая старушка, семенящая рядом со своим дородным лысым мужем, придирчивым взглядом окинула на ходу дом и проворчала:

– Посмотри, дорогой, какое чудовище. Этот дом надлежит снести!

Последнее замечание прозвучало скорее как распоряжение.

– Ты согласен? – требовательным тоном обратилась она к своему спутнику.

– Безусловно, безусловно, – отозвался ее лысый муж, даже не глянув в сторону дома; мучимый отдышкой, он тяжело шагал по залитому солнцем асфальту и безучастно глядел прямо перед собой.

– Дом снести, – безапелляционно повторила дама, – а на его месте построить аптеку. А то к ближайшей аптеке нужно идти аж на соседнюю улицу. Я верно говорю?

– Несомненно, несомненно, – прозвучало в ответ.

В этот самый момент пожилая пара потеснилась на узкой асфальтовой дорожке, чтобы пропустить другую пару, которая шла им навстречу: интеллигентного вида худощавого старика в очках, держащего в руке трость, и черную кошку, не отстающую от него ни на шаг.

Пройдя буквально пару метров, лысый зачем‑то обернулся назад. Вероятно, для того чтобы проводить взглядом такую на редкость дисциплинированную кошку. Но, обернувшись, лысый к своему удивлению обнаружил, что старика в очках на дорожке уже нет, а черная кошка сидит возле странного дома и, повернув голову, провожает его с супругой пристальным взглядом своих желтых глаз.

Лысый растерянно огляделся вокруг в поисках исчезнувшего старика, но, нигде его не обнаружив, перевел взгляд обратно. Он успел лишь заметить, как черная кошка стремительным прыжком нырнула прямо под лестницу дома N 13.

 

* * *

 

В этот самый момент на втором этаже дома, в одной из комнат, на подоконнике, подтянув колени к груди и обхватив их обеими руками, сидела четырнадцатилетняя девочка. У нее были кудрявые непослушные рыжие волосы и серые глаза. Эти глаза задумчиво следили, как мимо дома прошла пожилая пара. Девочка заметила, как лысый старик, таращась по сторонам, пытался отыскать исчезнувшего неизвестно куда человека с тростью. Она‑то прекрасно знала, что человек с тростью – а это был Прозор – никуда не исчезал, а всего лишь поднялся на ступени у дверей дома и сразу же стал невидимым для посторонних глаз.

Однако эта уморительная картина не вызвала на лице девочки даже легкой улыбки. Ее не позабавило ни исчезновение Прозора, ни удивленная физиономия лысого старика, ни эффектный прыжок черной кошки под лестницу. Одним словом, Мила Рудик совсем была не настроена веселиться. Она была серьезна как никогда, и у нее на то была веская причина.

То, что намеревалась сделать Мила, со стороны могло показаться идеей совершенно безумной. Но она была настроена так, что любая попытка отговорить ее была заранее обречена на провал. А такие попытки Мила предвидела. Прекрасно зная Белку, она была уверена, что как только она поделится с ней своими планами, та тут же примется ее отговаривать. А поделиться придется…

Об этом своем замысле Мила размышляла на протяжении последних двух с лишним месяцев, с того самого дня, как вместе с Акулиной вернулась в Симферополь. Осуществить задуманное она никак не решалась, но теперь время поджимало – до конца каникул оставалось ровно два дня.

С одной стороны, ее это радовало. Очень хотелось поскорее возвратиться в Троллинбург – город, где живут волшебники и другие загадочные существа: увидеть памятник Славянину и каменного тролля; побывать в гостях у Барбариса, которого она не видела все лето (по словам Акулины, у него был длительный отпуск); подняться над городом в Летающей беседке; встретиться с друзьями и главное – снова оказаться в Думгроте и во Львином зеве.

Но с другой стороны, это означало, что времени осталось мало и действовать нужно без промедления. Конечно, Мила предпочла бы обратиться за помощью к Ромке – на него всегда можно было положиться, и он наверняка не стал бы ее отговаривать. Но у нее не было возможности с ним связаться. Зато Мила переписывалась с Белкой.

О всемирной сети магических сообщений Мила слышала еще от Берти – старшего брата Белки. Правда, тогда она не поняла, как эта штука работает. Оказалось – проще простого. Все, что было необходимо, это иметь в доме почтовый ящик, но не простой, а именно для магических сообщений. Пишешь в письме имя адресата, бросаешь в такой ящик и ждешь себе, когда придет ответ. В доме Акулины такой ящик был, в доме семьи Векшей – тоже, а у родителей Ромки, которые никакого отношения к магии, кроме наличия сына‑волшебника, не имели, такого ящика не было.

С подругой Мила переписывалась все лето. Чаще всего Белка в своих письмах жаловалась на Берти, который на каникулах развлекался тем, что пакостил госпоже Клячиной, их соседке со скверным характером, распускавшей в районе нелепые слухи об их семье. Кроме мышей, крыс и тараканов, которых Берти в большом количестве запускал в дом соседки, случались у нее и другие неприятности. Например, дважды протекала крыша, причем в те дни, когда дождем и не пахло. Местные дворняжки со всего района почему‑то целый месяц пребывали в абсолютной уверенности, что их туалет находится как раз посередине садовой дорожки госпожи Клячиной. А однажды при поливании огорода у соседки в течение десяти минут двадцать раз сам собой перекрывался кран. И Белка утверждала, что за те двадцать пробежек, что совершила госпожа Клячина к крану, а потом обратно к поливочному шлангу, она похудела как минимум на два килограмма, что при ее угрожающем весе, как замечала Белка, было отнюдь не лишним.

Мила тоже писала Белке, но ее письма почему‑то получались не такими длинными и содержательными. Возможно, потому что Мила не умела писать письма – прежде она ни с кем не переписывалась. А может, дело было в другом. В принципе, она много чего интересного могла рассказать Белке. Жить бок о бок с такими магами, как Прозор и Акулина, было очень увлекательно. У них постоянно что‑нибудь происходило, и, когда они возвращались с заданий, то обязательно делились с Милой своими приключениями. Правда, они называли это работой. Но писать Белке о том, что рассказывали ей Прозор и Акулина, Мила не решалась. Она не знала, насколько это секретно, а спрашивать разрешения ей казалось глупо.

Однако в этот раз письмо Милы получилось не просто коротким, а самым коротким из всех, ею отправленных.

Мила спрыгнула с подоконника, подошла к столу, взяла свернутый трубочкой пергамент, развернула двумя руками и в последний раз перечитала написанное:

 

«Белка, мне нужна твоя помощь. Я, конечно, знаю, как ты не любишь всякие сомнительные затеи, и не стала бы тебя беспокоить, если бы была возможность связаться с Ромкой и попросить помощи у него. Но ты, я думаю, в курсе, что связи с ним нет никакой. Свой почтовый адрес он не оставил (из‑за своей мамы, я думаю), а волшебного почтового ящика у них в доме нет и неизвестно, когда появится.

Если коротко, то до окончания каникул я намерена навестить свою бабушку. Как ты, наверное, догадываешься – мне не хотелось бы идти туда одной, потому что, кто знает, чем это может закончиться. Но побывать мне там просто необходимо (в письме не могу объяснить подробнее).

Если ты согласна пойти со мной, то я буду ждать тебя завтра, в девять часов утра, возле пруда в Гагаринском парке.

Если ты откажешься, я, конечно, не буду на тебя в обиде, не думай, и отправлюсь туда сама. Пожалуйста, ответь как можно скорее.

Мила

 

 

P.S. Только никому не рассказывай о моей просьбе».

 

Удовлетворенно кивнув, Мила решительно свернула пергамент, завязала его ленточкой желтого цвета и, спрятав за спину, открыла дверь своей спальни. Она прислушалась: приглушенные голоса доносились откуда‑то снизу. Вероятно, вернувшиеся с ночного задания Прозор и Акулина проголодались и отправились на кухню, которая одновременно служила столовой.

Почтовый ящик находился в самом низу лестницы, спускающейся со второго этажа. Он висел на стене, возле треногой вешалки и подставки для зонтов. Мила не хотела привлекать к себе внимания не потому, что ей запрещалось отправлять письма или кто‑то читал их перед отсылкой. Ничего подобного. Ни Акулина, ни тем более Прозор никогда не читали ее писем. Но слишком уж крамольным было содержание этого пергамента. На всякий случай, лучше, чтобы никто его даже в глаза не видел.

Мила закрыла дверь, миновала на цыпочках лестничную площадку и стала осторожно спускаться по лестнице. Наконец она сошла с последней ступеньки и подошла к почтовому ящику: большому синему с откидной крышкой. Мила аккуратненько подняла двумя пальцами крышку и забросила сверток в узкое отверстие. Потом, довольная собой, опустила крышку.

– Ждешь письма? – раздался вдруг голос позади.

Мила от неожиданности даже подпрыгнула и быстро обернулась. Перед ней стоял Прозор с накинутым на плечо махровым полотенцем, краем которого он вытирал мокрые руки. Очевидно, он вышел из ванной комнаты, которая находилась как раз напротив лестницы, а Мила не услышала, как открылась дверь.

– Ага, – поспешно кивнула она.

Мила надеялась, что Прозору не придет в голову снимать очки, потому что без очков он видел человека насквозь и мог читать мысли. А ей и так в последнее время приходилось прятать от него глаза, чтобы он случайно не разгадал ее замыслы. Прозорыч, наверное, думал, что у нее время от времени случаются приступы косоглазия.

– Нет причин волноваться, – успокаивающим тоном уверил Прозор, и вдруг к ужасу одеревеневшей Милы двумя пальцами снял очки, чтобы протереть полотенцем запотевшие стекла. – Почтальон еще ни разу не приходил без звонка.

Мила согласно закивала, опуская глаза, словно ее больше всего на свете в эту минуту интересовало, хорошо ли завязаны шнурки на ее кроссовках. Прозор вернул очки обратно на переносицу, и Мила облегченно выдохнула. По крайней мере, он, кажется, не заметил, как она бросала письмо в ящик.

– Мы уже перекусили, – сказал Прозор и кивнул куда‑то в сторону, туда, где был ход в подвал. – Пойдем, поможешь нам с Акулиной. Нужно кое‑что сделать.

Мила немного удивилась, но больше все‑таки обрадовалась, что можно наконец‑то отойти от почтового ящика: рядом с ним она чувствовала себя как преступник, которого застали на месте преступления.

Прозор повесил полотенце на крюк двери в ванную и направился мимо лестницы к маленькой дверце, через которую нужно было проходить, предварительно согнувшись в три погибели. В подвале Мила еще ни разу не была, и ее охватило заметное волнение. Прозор снял со стены канделябр и взмахнул над ним рукой. Фитильки свечей в канделябре загорелись крохотными огоньками. Когда Прозор открывал маленькую дверцу, у Милы было такое ощущение, что она входит в святая святых этого дома.

Ссутулившись и вжав голову в плечи, Мила шагнула через порожек вслед за Прозором и оказалась на круто уходящей вниз деревянной лестнице. Перила были только с одной стороны, и Мила поспешно ухватилась за них рукой, боясь сделать неверный шаг и скатиться по ступеням.

Спуск занял достаточно много времени – казалось, что подвал уходит очень глубоко под землю. Наконец лестница закончилась, и они ступили на ровный деревянный пол. Мила шагнула вперед и под ее ногами музыкально скрипнула половица.

Следом за этим звуком где‑то в глубине подвала послышался шелест и тут же – короткие хлопки.

Хлоп! Хлоп! Хлоп! Хлоп!

– Акулина! – позвал Прозор, поднимая повыше канделябр. – Что за привычка бродить в потемках? Ах да! Кошки же видят в темноте. Все время забываю…

Прозор вскинул вверх свободную руку, одновременно разжав пальцы, как будто что‑то бросал в потолок. В тот же миг подвал осветился ярким светом, и Мила увидела несколько рядов со стеллажами. Вверху и внизу к ним были прикреплены канделябры, и все свечи в них теперь горели яркими огоньками. Мила запрокинула голову: потолок в подвале и правда был высокий – она не ошиблась.

– Акулина! – во второй раз позвал Прозор. – Ты куда запропастилась?!

– Я здесь! – послышался приглушенный голос, словно из‑за стены.

– Пошли, – скомандовал Прозор, и Мила последовала за ним.

Они проходили мимо стеллажей, сплошь заполненных ящичками. На каждом ящичке были прикреплены бирки, на некоторых Мила на ходу успевала прочесть надписи. В основном это были инициалы и фамилии: «М. Воронцов», «Ф. Квит», «А. Лютый», «П. Ледович», «И. Белодед», «О. Варивода».

Несколько знакомых фамилий вызвали у Милы такой жгучий интерес, что она, не раздумывая, спросила:

– А что в этих ящичках?

Прозор, даже не глянув на стеллажи, ответил:

– Перепись поколений – вот что в этих ящичках.

– Как это?

– Очень просто. На бирке – имя основателя магического рода. В каждом ящике весь род – от основателя до сегодняшних его потомков. Это, Мила, картотека, в которой собраны сведения обо всех магах и их наследниках, которые когда‑либо жили на свете. В этом ряду – те, что жили в нашей стране. Зарубежные колдуны – в других рядах.

У Милы даже дух захватило от волнения. Больше всего на свете она хотела узнать что‑нибудь о своих предках; о том, от кого она унаследовала свое Северное око – способность видеть небольшие фрагменты будущего, связанного с ней самой. Наконец ей безумно хотелось знать, на кого она все‑таки похожа. Неужели, для того чтобы найти ответы на свои вопросы, ей не нужно ничего придумывать и искать неизвестно где? Неужели все это есть здесь?

– А в этих ящиках есть сведения о моих предках? – с надеждой спросила Мила.

– Ты имеешь в виду твою прабабушку, Асидору? – уточнил Прозор. Он на ходу обернулся и глянул на Милу поверх очков. – Есть она тут, конечно. И не только она. В каком‑нибудь из этих ящичков собрана вся твоя чародейская родословная.

Мила почувствовала, что даже желудок свело в узел от желания найти этот заветный ящик.

– И где он? – с нетерпением спросила она.

Прозор снова оглянулся, но лишь грустно вздохнул и пошел дальше.

– Мне жаль, Мила, – сказал он, и в его голосе действительно прозвучало сожаление, – но я вынужден тебя разочаровать. Видишь ли, здесь, в этой картотеке, только имена, как я уже сказал – перечень тех, кто и от кого унаследовал свою магическую силу. Здесь не упоминаются особые таланты – как Северное око, например. А имена твоих предков не скажут тебе, на кого из них ты похожа.

Мила поняла, что Прозор прочел ее мысли, и поспешно опустила глаза, чтоб он больше ничего в них не увидел.

– Надеюсь, ты понимаешь, что раз ты маг третьего поколения, то те, от кого ты получила свою магическую силу, жили очень давно. Последняя из них – твоя прабабушка Асидора – умерла за много лет до того, как родилась ты. Имена ее прабабушки и тех, которые жили еще раньше, тебе ни о чем не скажут. То, что ты так хочешь знать, хранится в Троллинбурге, и охраняется Триумвиратом. Здесь, во Внешнем мире, такие знания оставлять слишком опасно. Поэтому у нас есть только имена – это картотека, которая полезна нам в работе.

Мила разочарованно выдохнула. Она вспомнила, как в прошлом году категорически отказала ей в посещении Архива Альбина – декан Львиного зева. Оттуда ей не стоит ждать ответов. Значит, все‑таки придется осуществить свой план. С Белкиной помощью или без, но она это сделает.

– А о моих родителях здесь нет ничего? – без особой надежды спросила Мила.

– Нет, – категорично ответил Прозор. – Здесь – только маги.

В этот момент ряд закончился и Прозор свернул направо, туда, откуда прозвучал голос Акулины. Мила невольно отстала от него, когда заметила стоящий особняком стеллаж. Он тоже был заполнен ящичками. Свет от верхних канделябров слабо освещал единственную на этом стеллаже бирку, которая была прикреплена к одному из нижних ящиков. Золотом на ней было написано: «Колодезь Славянин». Мила посмотрела по сторонам в поисках стеллажей, где были бы бирки «Тавр» и «Древиш Румынский», но таковых не обнаружила. Она догнала Прозора.

– А стеллажи Древиша и Тавра где‑то в другом месте, да? – спросила она.

– Нет, – ответил Прозор, по‑прежнему не оборачиваясь, и добавил: – Нет таких стеллажей. Ни у Тавра, ни у Древиша. Из Троих Чародеев только у Славянина были наследники по крови.

Мила только открыла рот для следующего вопроса, как вдруг рядом что‑то с грохотом упало на пол, и в ноги ей посыпались десятки пожелтевших от времени маленьких пергаментных сувоев – она едва успела задержать ногу, которой уже почти коснулась пола. Мила отвела ногу и отступила на шаг назад.

Из‑за ближайшего к ним стеллажа выглянула улыбающаяся Акулина.

– Я никого не повредила? – вежливо спросила она.

В руках Акулина держала ящики. Они были нагромождены друг на друга стопой и доставали ей чуть ли не до самого подбородка. Это «чуть ли», наверное, образовалось после падения одного ящика.

Прозор прищелкнул недовольно языком и покачал головой.

– Давай помогу.

Он забрал у нее половину стопы из ящиков и опустил их на пол поблизости. Второю половину Акулина поставила возле стоящего здесь же стула.

– Зачем тебе понадобилось все это снимать? – строго спросил Прозор, глянув на Акулину исподлобья.

– Головотяпа искала, – ответила Акулина, и Мила удивленно на нее уставилась.

– А кто это? – спросила она.

Подняв с пола несколько свитков и чудом уцелевший и не разлетевшийся в щепки ящик, Прозор выпрямился и вместо Акулины ответил:

– Это волшебник один. Местный. Надо бы посмотреть его родословную для порядка. Буйный колдун! В прямом смысле – опасный для цивилизованного сообщества магов.

Мила продолжала с недоумением смотреть то на Прозора, то на Акулину.

Акулина, заметив ее растерянность, улыбнулась.

– Давайте так, – сказала она. – Вы соберите свитки обратно в ящик, а я верну эту гору, – она указала на две стопы ящиков, – обратно на стеллажи, а заодно и расскажу.

Прозор сел на стул, взял в руки пустой ящик и принялся аккуратно укладывать свитки, сверяясь с номерками на коричневых сургучных печатях. Акулина взяла несколько ящиков и поднялась на стремянку, а Мила опустилась на корточки и начала собирать рассыпанные сувои.

– Одним словом, – начала вещать сверху Акулина, – сегодня ночью один доморощенный экспериментатор пытался прямо у себя в кухне создать межпространственный ход. Совсем совесть потеряли! – Вдруг возмутилась она. – Некоторые господа чародеи настолько обленились, что боятся потрястись в ступе каких‑нибудь полчаса до посольства, чтобы легально переправиться через границу в Троллинбург.

Мила перевела взгляд с нагромождения рассыпанных на полу свитков на Акулину.

– А межпространственный ход…

– Это проход между мирами, – предупредив вопрос, ответила Акулина.

– Но вся абсурдность ситуации в том, – хмуро продолжил вместо нее Прозор, – что создать такой проход даже теоретически не представляется возможным. Образование таких ходов до сих пор до конца не изучено. Многие ученые волшебники ломают головы над этим вопросом. А такие, как этот ночной нарушитель, только создают нам лишние проблемы.

– А что случилось? – спросила Мила, передавая Прозору целую груду свитков.

– Да ничего не случилось. Слава богу, обошлось, – снова нахмурился Прозор, принимая свитки из рук Милы, – благодаря тому, что мы вовремя вмешались.

– Если не вдаваться в детали, то история вышла такая, – сказала Акулина, спускаясь со стремянки за оставшимися ящиками. – Федор Головотяп живет в поселке Перевальном, что в десяти минутах лёта при хорошей погоде до Транспространственного посольства. Пытаясь создать проход между мирами, он устроил настоящее светопреставление. Сосед его, который, естественно, ни сном ни духом не ведает о том, что рядом с ним проживает преемственный колдун третьего поколения, просыпается ночью от фейерверков, взрывов и чрезвычайно реалистичного северного сияния прямо над крышей собственного дома. А выглянув в окно, видит нашего Федора, бегающего вокруг дома и пытающегося потушить загоревшийся от фейерверка сарай. И дело закончилось бы легким испугом несчастного соседа, если бы этот… с позволения сказать, Головотяп, не принялся бы тушить пожар с помощью заклинаний, заменяя собой пожарный шланг и брызгая водой направо и налево.

Мила собрала все сувои до последнего, отдала их Прозору и поднялась с корточек.

– В итоге вышла очень неприятная история с этим соседом, – продолжил Прозор. – Он оказался репортером местной газеты и очень сообразительным типом. Когда я к нему наведался, он быстро просек, с кем имеет дело и попытался ввести меня в заблуждение. Я к нему в мысли проник, а там как отбойный молоток: «Ничего не видел. Ничего не слышал. Знать не знаю». Проще говоря, пытался мысленно соврать. Я чувствую, что‑то здесь не то. Проник поглубже, а там: «Вот это статья! Сенсация! Бомба!». В общем, память я все‑таки ему изменил, хотя и повозиться пришлось изрядно.

Прозор Прозорыч оторвался от сортировки свитков, глянул на Милу поверх очков и внушительно заявил:

– Запомни, с любым даром нужно быть бдительным. Телепат ты или ясновидящий – неважно. Доверять ничему нельзя. Лучше лишний раз проверить, а потом спать спокойно.

Прозор поправил очки, встал со стула, вручил Акулине ящик и, прикрыв рот ладонью, зевнул:

– Нужно будет написать рапорт Владыке на этого… Головотяпа. Пусть Триумвират применит к нему санкции – будет ему наука. – Он поднял глаза на Акулину. – Так, и где же у нас Головотяпы?

Акулина вытерла лоб тыльной стороной ладони и осмотрелась.

– Где‑то здесь должны быть. – Она посмотрела сначала в одну сторону ряда, затем в другую и сказала: – Кто‑то один пойдет влево, кто‑то – вправо, а третий…

В этот момент по всему дому и в подвале раздался протяжный гудок, как будто где‑то рядом кто‑то затрубил в рог. Мила прикрыла уши руками, но не удивилась. Она уже привыкла к таким звукам. Это и имел в виду Прозор, когда говорил, что почтальон никогда не приходит без звонка. Таким сигналом почтовый ящик сообщал о том, что пришла почта.

– А третий, – повторила, скривив физиономию, Акулина; она аккуратно зажала одно ухо пальцем, – пойдет вынет почту из ящика и спасет меня от разрыва барабанных перепонок, пока я не оглохла.

– Я сбегаю! – охотно отозвалась Мила и, не дожидаясь разрешения, помчалась туда, откуда они с Прозором пришли.

– Не заблудись! – взволнованным голосом крикнула ей вслед Акулина.

Мила не просто не заблудилась. Она, даже не пытаясь вспоминать дорогу, каким‑то образом уже через десять секунд была возле лестницы, по которой просто взлетела наверх. Подбежав к почтовому ящику, Мила возбужденно открыла крышку. В тот же миг из узкого отверстия вылетел туго закрученный и завязанный в двух местах ленточками сверток, угодил Миле прямо в макушку и, отскочив, упал на пол. Звук рога, мгновенно смолк, и в наступившей тишине Мила услышала, как у нее звенит в ушах.

Так и в самом деле можно оглохнуть, подумала Мила, наклоняясь за свертком. Надписи сверху не было, но по манере завязывать сверток не посередине, а по краям, Мила поняла, что письмо от Белки. Ее подруга ответила ей даже быстрее, чем Мила ожидала.

Торопливо сняв ленты и развернув сверток, Мила узнала Белкин почерк и прочла:

 

«Как ты могла подумать, что я откажусь тебе помочь? Разумеется, мне не нравится эта затея, хотя бы потому, что я не могу понять, зачем тебе встречаться с твоей бабушкой. Она поступила с тобой просто ужасно, неужели ты и вправду хочешь ее видеть?

Может, быть, у тебя есть какие‑то особые причины, о которых ты не пишешь в письме, но разве так уж обязательно все делать самой? Мне кажется, что было бы лучше обратиться за помощью к старшим.

Мне очень не понравилась фраза: „Кто знает, чем это может закончиться“. Мне это совсем‑совсем не нравится. Но я, конечно же, приду завтра в парк в девять часов и буду тебя там ждать. А пока что попробую до завтрашнего утра придумать, как тебя отговорить от такой опасной затеи.

Беляна

 

 

P.S. Конечно, я никому не скажу».

 

Мила довольно улыбнулась и, свернув письмо трубочкой, помчалась по лестнице наверх, в свою комнату.

 

* * *

 

Весь остаток дня Мила думала о том, как же лучше завтра выйти из дома, чтобы никто ничего не заподозрил. Но еще больше ее волновало кое‑что другое.

Белка ошиблась: Миле нужно было попасть в дом бабушки вовсе не для того, чтобы повидаться с ней. Все это время, по приезде из Троллинбурга, Мила много думала о событиях, произошедших за последний год, и поняла, что есть нечто важное, что никак не дает ей покоя. Она хотела знать – кто она. Она хотела узнать о себе больше, чем знает теперь. И если у нее нет никакой возможности разузнать что‑нибудь о своих далеких предках‑магах, то она имеет полное право знать хотя бы самые элементарные вещи о своих родителях. А ей было известно только одно место, где могут храниться ответы на ее вопросы. Это была комната – комната ее мамы в бабушкином доме; комната, которую бабушка всегда запирала на ключ и никого туда не впускала. Было ясно, что она прятала там что‑то, что сама считала важным и не хотела показывать, прежде всего своей внучке. Значит, именно там Миле и нужно побывать. Поэтому самым лучшим вариантом было бы, чтобы бабушки и Степаныча вообще не было дома. Но на случай, если они все‑таки там будут, ей срочно необходимо что‑то придумать. И она усиленно думала, хотя пока что ничего в голову не приходило.

Вечером, когда Мила сидела за письменным столом, уткнувшись подбородком в раскрытые ладони, и тщетно напрягала свои извилины, к ней в комнату вошла Акулина: перепачканная пылью, которой в подвале было предостаточно, но улыбающаяся. В руках у нее был маленький цветочный горшок со странным тщедушным растением.

– Что это? – воскликнула Мила, оторвав руки от лица.

– Это, – торжественно объявила Акулина, – Дремотный малоцвет. Я его случайно в подвале нашла. Наверное, домовые спрятали.

Стебелек был тоненький, золотистый и прозрачный, а вместо цветков на нем росли странные бутоны, как будто сделанные из желтой упаковочной бумаги, только очень тонкой и изрядно помятой. Акулина поставила горшок на стол, бутоны шевельнулись, и Мила услышала тихое шуршание.

И правда, как бумажные, подумала она. Акулина тем временем подтянула к себе ближайший стул и без сил опустилась на него, вытянув вперед ноги.

– А зачем он нужен? – спросила Мила, с интересом рассматривая странное растение.

– О‑о‑о! – протянула Акулина. – Это ценный цветочек. И редкий. Волшебнику его достать практически невозможно.

– Как это? – поразилась Мила; она‑то думала, что для волшебников – разумеется, взрослых – нет ничего невозможного.

– Видишь ли, Дремотный малоцвет выращивают домовые, – пояснила Акулина, – семена есть только у них. Когда им нужно навести в доме порядок – если все уж очень запущенно – они рассыпают порошок дремоты по всему дому и… Хлоп! Сладких снов! Вся семья обезврежена. Некоторые – только вообрази! – просыпаются и о каких‑то магнитных бурях начинают рассуждать.

– А если люди сами следят за уборкой, – спросила Мила, – то, получается, что домовые без дела сидят, что ли?

Акулина рассеянно воззрилась на Милу.

– Люди? Сами? Как это? – с недоумением произнесла она и тут же заулыбалась: – А, ясно! Ты это про пыль и прочую ерунду?

Мила кивнула.

– Ну это явно не по адресу. Домовые, они, видишь ли, другой уборкой занимаются.

Мила не поняла.

– Нечисть, – поспешила добавить Акулина, – вот что пострашнее всякой пыли будет: барабашки, бабаи – полтергейсты разных мастей. Этим мелким пакостникам только дай волю – настоящие паразиты, – обживутся, потом от них избавиться – гиблое дело. А хлопот с ними… По ночам в стены стучат, вещи портят, потопы в доме устраивают…





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2018-11-12; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 144 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Наука — это организованные знания, мудрость — это организованная жизнь. © Иммануил Кант
==> читать все изречения...

806 - | 704 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.012 с.