Страх, тщеславие, жажда мести и анекдоты

 

Тем временем март сменился апрелем, а апрель плавно перетек в май. После того, как Огневица обозвала его новорожденным крольчонком, Беззубик больше ни разу не пачкал в кухне. Но больше никаких видимых успехов в дрессировке Иккинг добиться не смог.

Дожди всё еще шли, но стали теплыми. Ветер всё еще задувал, но уже не такой яростный. Под его порывами уже почти можно было стоять прямо.

Среди скал из яиц вылуплялись чаячьи птенцы, и их родители‑чайки свирепо пикировали на Иккинга и Рыбьенога, которые пришли на Длинный Пляж дрессировать своих драконов.

– УБЕЙ, Страх корова, УБЕЙ, – говорил Рыбьеног своей драконихе, спокойно восседавшей у него на плече. – СОЖРИ на завтрак эту Черноспинную Чайку, она на целый пополам мельче тебя! Нет, Иккинг, честное слово, я не знаю, что делать, я никогда не пройду охотничью часть Испытания. У Страхкоровы напрочь отсутствуют убийственные инстинкты. В дикой природе ей ни за что не выжить.

Иккинг невесело рассмеялся.

– Ты хочешь сказать, что у ТЕБЯ ничего не получается? Что же говорить обо мне! У нас с Беззубиком вообще ничего не выходит. Он не может понять самых простых команд – не слушается, не возвращается, не делает обязательных упражнений, не охотится. Ничего не делает!

– Неужто совсем ничего? – удивился Рыбьеног.

– Сам посмотри, – ответил Иккинг. Мальчишки отошли чуть подальше, туда, куда не долетали чайки.

Там они принялись обучать своих драконов самой простой команде: «Лети». Дракону полагалось сидеть строго вертикально на вытянутой руке хозяина. Затем хозяин как можно громче выкрикивал команду и одновременно поднимал руку, запуская дракона в воздух. Дракон должен был грациозно воспарить в воздух, когда рука достигала высшей точки взмаха.

Страхкорова зевнула, почесалась и нехотя спорхнула с руки, что‑то ворча себе под нос.

Беззубик оказался и того непослушнее,

– Лети! – заорал Иккинг и взмахнул рукой. Беззубик не шелохнулся.

– Я сказал – лети! – раздраженно повторил Иккинг.

– З'зачем? – спросил Беззубик, еще крепче вцепившись когтями в хозяйскую руку.

– Лети – и все! ЛЕТИ, ЛЕТИ, ЛЕТИ, ЛЕТИ! – вопил Иккинг, яростно размахивая рукой. Но Беззубик цеплялся за руку, как за свою драгоценную жизнь.

Короче, никуда Беззубик не полетел.

– Беззубик, – рассудительно сказал ему Иккинг. – Взлети, пожалуйста. Если ты не будешь взлетать по моей команде, нас обоих прогонят из Племени.  

– Но я н'н‑не‑не хочу, – не менее рассудительно возразил Беззубик.

Рыбьеног взирал на эти переговоры с благоговейным ужасом.

– Да, у тебя и впрямь получается неважно, – дрожащим голосом заметил он.

– Угу, – подтвердил Иккинг. Ему, наконец, удалось разжать когти Беззубика, когда тот на миг ослабил хватку, и стряхнуть дракончика с руки. Тот с обиженным криком шлепнулся на песок и тотчас же накинулся на Иккингову ногу: ухватился когтями за сандалии и обвил крыльями лодыжку.

– Н'не‑не полечу, – пищал дракон.

– Хуже не придумаешь, – подытожил Иккинг. – Придется испробовать новую тактику.

Он достал блокнот, в который на всякий случай (вдруг пригодится) записывал всякие мудрые вещи, которые узнавал о драконах.

– МОТИВАЦИЯ ДРАКОНОВ, – прочитал Иккинг вслух. – Первое. БЛАГОДАРНОСТЬ. – Иккинг издохнул. – Второе. СТРАХ. Помогает, но у меня не получается его напугать. Три, четыре, пять, ЖАДНОСТЬ, ТЩЕСЛАВИЕ И ЖАЖДА МЕСТИ. Надо попробовать… Шестое. АНЕКДОТЫ И ЗАГАДКИ. Это на крайний случай.

– Знаешь, – протянул Рыбьеног, – я впервые в жизни согласен с Брехуном Крикливым. Может, тебе поорать на него погромче?

Иккинг пропустил его слова мимо ушей.

– Ладно, Беззубик, – сказал Иккинг дракончику, который делал вид, будто уснул у него на ноге. – За каждую рыбу, которую ты мне поймаешь, я дома дам тебе двух омаров.

Беззубик приоткрыл левый глаз.

– Ж'жи‑живых? – с надеждой спросил он. – М`можно, Беззубик их убьет? Ну пож‑ж'жалуйста! Только разочек!  

– Нет, Беззубик, – твердо сказал Иккинг. – Я же сто раз тебе говорил – нельзя мучить тех, кто меньше и слабее тебя.  

Беззубик закрыл глаз.

– Т'ты та‑такой з'з‑за‑нуда, – уныло проворчал он.

– Бззубик, ты же умный, смелый дракон, – польстил ему Иккинг. – Ты, если захочешь, в Торов вторник сможешь наловить рыбы больше всех остальных.

Беззубик приоткрыл оба глаза и немножко подумал.

– В'в д'два раза больше, – скромно уточнил он. – Но я не х 'хо‑хочу.  

Возразить было нечего. Иккинг вычеркнул ТЩЕСЛАВИЕ из своего списка.

– Помнишь ту большую красную дракониху – Огневицу, которая тебе нагрубила? – сделал очередную попытку Иккинг.

Беззубик оскорбленно сплюнул.

– Об'бо‑бозвала меня головастиком с крылышками. И еще ж'жа‑жалким новорожденным крольчонком. Б'бе‑беззу‑зубик ее у‑у‑убьет. Беззубик ее з'за‑за‑зацарапает насмерть. Б'бе‑беззубик ее…  

– Да, да, да, – торопливо подхватил Иккинг. – Огневица и ее хозяин, тот, что похож на свинью, считают, что на празднике в Торов вторник она наловит больше всех рыбы. Только подумай, какой жалкий у нее будет вид, когда награду и звание Самого Многообещающего Дракона получит не она, а ты.  

Беззубик оторвался от Иккинговой ноги.

– Я об этом п'по‑подумаю, – пообещал он. Отошел на пару шагов и впрямь задумался.

Прошло четыре минуты.

Беззубик думал.

Время от времени он тихонько хихикал, но, когда Иккинг спрашивал: «Ну, как? Решил?»  , отвечал: «Я ещ'ще д'дy‑думаю. Отстань».  

Иккинг вздохнул и вычеркнул ЖАЖДУ МЕСТИ.

– Hy, как? – спросил Рыбьеног, заглядывая Иккингу через плечо. – Ты уже перепробовал всё остальное. Остаются только АНЕКДОТЫ И ЗАГАДКИ. Вот он, крайний случай.

– Беззубик, – сказал Иккинг. – Если ты поймаешь мне хорошую большую макрель, то станешь самым умным и проворным драконом на Олухе, и еще эта Огневица будет по сравнению с тобой круглой дурой, и еще, когда вернемся домой, я до отвала накормлю тебя омарами, и еще я расскажу тебе ужасно смешной анекдот.  

Дракончик оглянулся.

– Б'бе‑беззу‑зубик любит анекдоты. – Он вспорхнул Иккингу на руку. – Хорошо. Беззубик поможет. Но только не п'по‑потому, что я стал хорошим. H'ни‑ничего подобного. И не д'ду‑думай…  

– Нет, нет, – заверил его Иккинг, – Я и не думаю.  

– М'мы‑мы, д'дра‑раконы, гнусные и жестокие твари. Но оч'че‑чень любим анекдоты. Расскажи сейчас.  

Иккинг расхохотался.

– Ни за что. Только когда принесешь мне макрель. После.  

– Ладно, – согласился Беззубик и соскочил с Иккинговой руки.

Дракон на охоте – впечатляющее зрелище, даже если это тощий недоросток вроде Беззубика. Он пропорхал над пляжем, как всегда вихляясь и дергаясь на лету, и по дороге прокричал какие‑то ругательства тем бакланам, которые казались мельче него. Но, добравшись до моря, Беззубик словно подрос. Соленые морские брызги пробудили в нем наследственную память его предков – породистых чудовищ, великих охотников. Он распростер крылья, будто воздушный змей, и без единого взмаха довольно быстро полетел над беспокойным морем, высматривая, не мелькнет ли в волнах рыба. Вдруг он что‑то заметил и принялся кругами подниматься вверх, пока не превратился в крохотную точку. Иккинг, оставшийся на пляже, задрал голову, но всё равно едва различал дракончика среди облаков. На мгновение Беззубик неподвижно завис в воздухе, а потом, сложив крылья, камнем ринулся вниз.

Он нырнул в воду и довольно долго не появлялся. Драконы, если захотят, могут оставаться под водой до пяти минут. Оказавшись в глубине, Беззубик совсем растерялся. Вокруг плавало так много рыбы! Он гонялся то за одной макрелью, то за другой и никак не мог решить, которая крупнее.

Иккингу стало скучно, и он принялся искать устриц, но тут из воды с победоносным видом выскочил Беззубик с небольшой макрелью в зубах.

Он бросил рыбину к ногам Иккинга, три раза перекувырнулся в воздухе и приземлился Иккингу на голову. Потом испустил торжествующий Драконий Клич, очень похожий на петушиное кукареканье, но только более громкое и самодовольное.

Беззубик наклонился вперед и, вися вверх тормашками, заглянул Иккингу в глаза.

– Теперь р'ра‑расскажи анекдот, – потребовал дракон.

– Боги милостивые, – ахнул Иккинг – Да у него получилось! Он поймал рыбу!  

– Р'ра‑расскажи анекдот, – напомнил Беззубик.

– Что такое – черно‑белое и с ног до головы красное? – спросил Иккинг.

Беззубик не знал.

– Пингвин, обгоревший на солнце, – ответил Иккинг.

Шутка была очень, очень старая, но до Обрыва Дикого Дракона она, видимо, не долетала. Беззубик хохотал до слез.

Он снова полетел ловить рыбу, чтобы услышать побольше анекдотов.

День выдался погожий. Дождь перестал, выглянуло солнышко, и Беззубик неплохо справлялся с охотой. Он принес несколько рыбин и лишь однажды на минуту отвлекся, погнавшись за кроликом, мелькнувшим среди скал. Ho, как только Иккинг его окликнул, тут же вернулся и за пару часов наловил шесть среднего размера макрелей и даже одну небольшую акулку. В целом Иккинг остался доволен.

– В конце концов, – сказал он Рыбьеногу, – я и не рассчитываю, что он завоюет звание Caмого Многообещающего Дракона. Надо только показать, что Беззубик меня слушается и умеет ловить рыбу. Мы, конечно, и в подметки не годимся Сопляку с его Охотничьей Легендой, зато пройдем Посвящение.

Мало того: когда Беззубик бросил к ногам Иккинга последнюю макрель, Рыбьеног заметил у дракокчика в пасти что‑то острое и блестящее.

– Смотри‑ка, у Беззубика вырос первый зуб! – воскликнул Рыбьеног.

Это казалось добрым предзнаменованием.

 

***

 

Когда мальчишки устало брели домой, по дороге им встретился Старый Сморчок. Оказывается, он уже пару часов сидел на камне и наблюдал за ними.

– Оч‑чень впечатляет, – закашлялся старик, когда ребята показали ему охапку рыбы, завернутую в плащ Иккинга.

– Мы считаем, Иккинг всё‑таки сумеет пройти Окончательное Посвящение в Торов Вторник, – радостно заявил Рыбьеног.

– Всё еще волнуешься об этом несчастном Посвящении, Иккинг? Неужели тебя волнуют такие пустяки? – спросил Старый Сморчок. – Есть вещи и поважнее. Например, в море назревает агро‑мадный шторм. Он обрушится на нас дня через три.

– Как это – пустяки? – обиделся Рыбьеног. – Почему это вы называете наше Посвящение пустяками??? Торов Вторник – самый большой праздник в году. Там соберутся ВСЕ НА СВЕТЕ, и Лохматые Хулиганы, и Остолопы. К тому же, хоть ВАМ это и кажется неважным, но всякого, кто не пройдет это несчастное пустяковое Посвящение, навсегда изгоняют из Племени на съедение людоедам или другим чудовищам.

– Я назову себя ИККИНГ НЕЗАМЕНИМЫЙ, а моего дракона – ЗУБАСТИКОМ, – похвастался сияющий Иккинг. – Я это только что придумал, и мне нравится. Прозвища солидные, внушающие доверие, не слишком вычурные и без претензий.

– Этот пресмыкающийся наконец понял, чего от него хотят, и наловил кучу рыбы, – сказал Рыбьеног, показывая на Беззубика, который беспечно ковырял когтем в носу. – Иккинг всё‑таки сумеет пройти Испытание (хоть это и кажется невероятным).

– Да, почти наверняка, – согласился Старый Сморчок и поглядел на Беззубика, который в эту минуту попытался свести глаза на кончике носа и при этом свалился с Иккингова плеча.

– Поч‑ти, – задумчиво повторил Старый Сморчок.

И мальчишки пошли домой, а Беззубик плелся за ними и хныкал:

– Ну понеси меня, ну понеси… возьми меня на ручки… это н'не‑нечестно… у меня к'кры‑рылышки болят…  

 

ТОРОВ ВТОРНИК

 

Торов Вторник был воистину грандиозным праздником! Не желая упустить шанс столь круто потусоваться, на остров Олух через Внутренний Океан приплыли даже Остолопы – непримиримые соперники Лохматых Хулиганов, обитатели соседних Остолопских Островов.

Гости расположились лагерем в Бухте Черного Сердца. За одну ночь этот пустынный берег, где раньше звучали лишь крики чаек, превратился в шумный палаточный городок. Палатки шились из старых парусов, которые так истрепались, что всё равно не годились для плавания.

На следующее утро, как грибы после дождя, вдоль всего Длинного Пляжа выросли палатки со всякими вкусностями; вокруг них кувыркались жонглеры, предсказывали судьбу гадалки, ходил (не пойми откуда взявшийся) дрессированный медведь… В веселой суматохе викинги встречали старых друзей, упражнялись на мечах, орали на детей, чтобы те перестали драться СЕЙЧАС ЖЕ, ради Тора, только попробуй не послушаться, в последний раз тебе говорю, а не то…НЕ ТО… НЕ ТО…

Пребывающие в праздничном настроении могучие мужчины‑викинги расселись на жестких камнях, гогоча, как гигантские морские львы. Их дородные викинговские дамы сбивались в кучки, кудахтая, как чайки, и одним глотком опорожняли целые кружки чаю.

Несмотря на мрачные предсказания Старого Сморчка, ужасные шторма и тайфуны обошли остров стороной. Стоял жаркий июньский день, над морем до самого горизонта не было видно ни единою облачка.

Последнее Испытание Торжественного Посвящения в Юные Герои должно было состояться только в два часа пополудни, поэтому всё утро Иккинг с широко распахнутыми глазами слушал пришлых сказителей, рассказывавших удивительные небылицы о Грязных Датчанах и Пиратских Принцессах.

От волнения Иккинг места себе не находил и поэтому не мог веселиться на празднике так же искренне, как веселился в прошлые годы.

Даже Брехун Крикливый, которого стошнило в самый ответственный момент состязания «Кто – съест больше чаячьих яиц за одну минуту?», сумел вызвать на его бледном от страха лице лишь слабое подобие улыбки.

Семья Иккинга расположилась на пикник неподалеку от площадки для Показательного Боя на Топорах. Иккинг не мог проглотить ни кусочка, и Беззубик (как это ни странно!) тоже. Он капризничал и воротил нос от бутербродиков с тунцом, которые предлагала ему Валгалларама.

– Правильно, дракон перед охотой должен быть голодным и злым, – прогудел Стоик Обширный, пребывавший в прекрасном расположении духа. Он только что выиграл пари, поставив на Пучеглазика в конкурсе на Самого Безобразного Младенца, и теперь с нетерпением ждал блестящего выступления своего сына на Испытании.

Ближе к полудню неведомо откуда вдруг задул знойный ветер. В воздухе было всё еще жарко, но на горизонте начали собираться зловещие темные облака. Где‑то вдалеке зарокотал гром.

Наверное, Старый Сморчок не ошибся, подумал Иккинг, глядя на небо. Громовержец Тор, как обычно, решил показаться народу в день своего праздника.

– Т‑Р‑Р‑Р‑У‑У‑У‑М‑М! Приглашаем всех юношей, намеревающихся в этом году стать полноправными воинами Племени, выстроиться с левой стороны пляжа.

Иккинг сглотнул подступивший к горлу комок, подхватил Беззубика и поднялся на ноги.

Вот оно!

Начинается…

 

***

 

Иккинг пришел на площадку одним из последних. Для Состязаний была отведена широкая полоса мокрого песка вдоль самого моря. Мальчишки из Племени Лохматых Хулиганов уже собрались, драконы парили в нескольких футах у них над головами. Все взволнованно болтали, и даже Сопляк, казалось, немного нервничал.

Мальчишки из Племени Безжалостных Остолопов и их драконы казались опасными противниками: рослые, крепкие, намного круче Хулиганов. Особенно выделялся здоровенный мрачный верзила лет пятнадцати на вид.

Иккинг решил, что это Бандюг, сын Вождя Остолопов – Пирамидона. На его плече громоздилось серебристо‑серое Ужасное Чудовище футов трех в высоту. Дракон косился на Огневицу, как ротвейлер, задумавший недоброе.

Огневица напустила на себя беззаботный вид.

– Настоящие аристократы никогда не скалят зубы, – нежно промурлыкала дракониха. – Ты, должно быть, из беспородных Ужастиков. Мы, благородные дворяне зеленых кровей, потомки великого Потрошителя, ни за что не допустили бы такой грубости.  

Серебристый Ужастик зарычал громче.

Возле ограничительной черты собралась толпа зрителей. Иккинг старался не замечать Стоика Обширного, который с криками: «Прочь с дороги! Я – ВОЖДЬ!» прокладывал себе путь в первые ряды.

– ДЕСЯТЬ ПРОТИВ ОДНОГО, ЧТО МОЙ СЫН НАЛОВИТ БОЛЬШЕ РЫБЫ, ЧЕМ ТВОЙ, – пророкотал Стоик, хорошенько ткнув в живот своего заклятого врага – Пирамидона, Вождя Племени Остолопов.

– А который из них твой сын? – спросил Пирамидон, прищурившись. – Тот, здоровый, как свинья, с ног до головы в скелетах и с красным Ужасным Чудовищем?

– А вот и нет, – радостно ответил Стоик. – Это сынишка моего брата Толстопуза. А МОЙ СЫН – вон тот, худенький, с Беззубым Дрёмом.

Губы Пирамидона расползлись в широченной улыбке.

Он звонко хлопнул Стоика по спине и завопил:

– ПРИНИМАЮ ТВОЕ ПАРИ И УДВАИВАЮ ЕГО!

– ЗАМЕТАНО! – обрадовался Стоик, и два великих Вождя обменялись рукопожатиями и немного потыкали друг друга кулаками а животы.

 

***

 

Ответственным за финальный этап Испытаний был Брехун Крикливый. Он все еще был немного зеленоват после неудачи на состязании «Кто съест больше чаячьих яиц за одну минуту?», и это не улучшало его характера.

– А НУ, ПУГАЛЫ ОГОРОДНЫЕ! – заорал Брехун. – Вот сейчас мы посмотрим, из того ли вы сделаны теста, что и настоящие Герои‑Викинги! Либо вы покинете арену полноправными воинами благородных Племен Лохматых Хулиганов и Безжалостных Остолопов, ЛИБО навеки отправитесь в позорное изгнание с Внутренних Островов. Интересный выбор, не правда ли?

И он издевательски ухмыльнулся выстроившимся перед ним двум десяткам мальчишек.

– Для начала я устрою смотр вам и вашим животным, как всегда устраиваю смотр воинам, идущим на битву. Я представлю вас достопочтенным зрителям из Племен, в которые вы надеетесь войти. Потом начнется Испытание. Вы продемонстрируете свое владычество над этими дикими тварями, которых вы должны были приручить одной только силой своих Героических Личностей. Для начала ваши драконы должны выполнить основные команды: «лететь», «стоять» и «апорт!». А под конец вы прикажете своим рептилиям наловить для вас рыбы, как делали задолго до вас ваши славные предки.

Иккинг нервно сглотнул.

– Мальчик и дракон, которые произведут наилучшее впечатление на судью, то есть на МЕНЯ, – Брехун самодовольно оскалился, – будут дополнительно вознаграждены званиями Героя Из Героев и Самого Многообещающего Дракона. Ну, а мальчики с драконами, которые НЕ СУМЕЮТ пройти это Испытание, навсегда распрощаются со своими семьями, покинут свои Племена и отправятся куда глаза глядят!

Брехун замолк.

– Как поэтично, – пробормотал Рыбьеног, достаточно громко, чтобы Брехун услышал.

Брехун зыркнул на Рыбьенога.

– ГЕРОИ ИЛИ ИЗГНАННИКИ! – проревел Брехун Крикливый.

– ГЕРОИ ИЛИ ИЗГНАННИКИ! – фанатично завопили в ответ восемнадцать мальчишек.

– ГЕРОИ ИЛИ ИЗГНАННИКИ! – завопили зрители из Племен Лохматых Хулиганов и Безжалостных Остолопов.

«О великий Тор, дай нам капельку героизма, хоть разочек, – подумали Иккинг и Рыбьеног. – Не надо нам никаких подвигов, только бы пройти это Испытание».

– ВСТАТЬ СМИРНО, ДРАКОНОВ НА ПРАВУЮ РУКУ! – проорал Брехун Крикливый.

Мальчишки вытянулись в струнку.

Брехун прошелся вдоль строя.

– Великолепная экипировка, – поздравил Брехун Бандюга Остолопа с его Ужасным приобретением. Дракон Убивец распростер свои сверкающие крылья, демонстрируя их размах – почти четыре фута.

Дойдя до Иккинга, Брехун остановился как вкопанный.

– А ЭТО еще ЧТО, во имя Одина?! – спросил он, слегка побелев.

– Это Беззубый Дрём, сэр, – пробормотал Иккинг.

– Mаленький, но очень злобный, – пришел на помощь Рыбьеног.

– Беззубый Дрем? – взревел Брехун. – Да это самый мелкий из Простых Садовых драконов! За кого вы меня принимаете, за идиота?

– Нет, нет, сэр, что вы, сэр – поспешно заверил его Рыбьеног. – Только за чуть‑чуть недоразвитого.

Брехун сверкнул на Рыбьенога единственным глазом.

– Беззубый Дрём, – пояснил Иккинг, – как две капли воды походит на Простого Садового, за исключением характерной бородавки на носу.

– МОЛЧАТЬ! – очень громким шепотом заорал Брехун. – А не то я зашвырну вас в самую глубь Материка. НАДЕЮСЬ, – продолжал он, – что в охоте этот дракон окажется лучше, чем на вид. Ты со своим рыбьим приятелем – самые худшие кандидаты в Герои, каких мне выпадало несчастье учить. Но тебе, Иккинг, принадлежит будущее Племени, и если ты опозоришь нас перед Остолопами, я лично никогда тебе этого не прощу. Усёк?

Иккинг кивнул.

Каждый мальчишка выходил на шаг вперед, кланялся и выставлял на всеобщее обозрение своего дракона. Зрители хлопали в ладоши.

Особенно громкими аплодисментами публика встретила Сопляка Мордоворота и его Огневицу. По теплоте встречи с ним могли сравниться только Бандюг Остолоп и его Убивец.

– Последним (по списку, естественно, но никак не по значимости) представляю вам одного из главных участников. – Брехун Крикливый попытался вложить в свои вопли хоть капельку энтузиазма. – Страшный… грозный… ужасный… единственный сын Стоика Обширного… ИККИНГ НЕЗАМЕНИМЫЙ И ЕГО ДРАКОН ЗУБАСТИК!

Иккинг вышел вперед и приподнял Беззубика как можно выше, чтобы тот казался хоть чуточку покрупнее.

Наступило гробовое молчание.

Люди, конечно, и раньше видали маленьких дракончиков (обычно они сновали над полями и ловили мышей), но чтобы сын Вождя вышел на Посвящение с ТАКИМ крохой…

– РАЗМЕР – ЭТО НЕ ГЛАВНОЕ! – прогудел Стоик так громко, что его было слышно за несколько пляжей, и хлопнул в огромные ладоши, чтобы начать аплодисменты.

Все боялись взрывного характера Стоика Обширного и поэтому вежливо похлопали.

Беззубик всё еще пребывал не в настроении, однако ему было приятно оказаться в центре внимания. Он раздул грудь и торжественно раскланялся налево и направо.

Среди Остолопов послышались смешки,

«Я передумал, – подумал Иккинг, закрыв глаза. – Всё‑таки ЭТО – самый худший миг в моей жизни».

– Внимание, Беззубик, – прошептал он в маленькое драконье ушко. – Настал наш великий день. Налови как можно больше рыбы, и я расскажу тебе столько анекдотов, сколько ты в жизни не слыхивал. И тогда это большая красная Огневица лопнет от злости.  

Беззубик покосился на Огневицу. Она точила когти о шлем Сопляка и самодовольно ухмылялась ни минуты не сомневаясь, КОМУ достанется здание Самого Многообещающего Дракона.

– Т‑Р‑Р‑Р‑У‑У‑У‑М‑М! – загудел рог.

Испытание началось!

 

***

 

В первых упражнениях на послушание Беззубик выступил не так уж плохо, хотя и нашел их ужасно скучными. Пошел сильный дождь, а дождя Беззубик терпеть не мог. Ему очень хотелось домой, свернуться клубочком у теплого очага.

Огневица и Убивец выполняли команды «лететь» и «апорт» по первому требованию своих хозяев, а на лету еще и пикировали и пыхали огнем – просто так, напоказ. Огневица исполнила несколько фигур высшего пилотажа, от чего публика восторженно завизжала и затопала ногами.

– ПРИСТУПИТЬ К ОХОТЕ! – заорал Брехун Крикливый.

Все драконы, кроме Беззубика, полетели в море.

А Беззубик вспорхнул к Иккингу на плечо.

– У Б'бе‑беззубика животик бо‑бо, – заявил он.

Иккинг старался не смотреть на отца, который удивленно взирал на него с боковой линии. Старался не слышать, как в толпе перешептываются: «Вон там, смотрите, это сын Стоика. Да нет, не тот, высокий, с ног до головы в скелетах, похожий на свинью. А вон тот, маленький, тощий, который даже не может управиться с малюсеньким дракончиком».

– Не забудь, Беззубик, – процедил Иккинг сквозь зубы. – Рыба! И тогда я расскажу тебе все анекдоты, какие знаю, понял?  

– Р'ра‑расскажи сейчас, – попросил Беззубик.

Помощь пришла с неожиданной стороны.

Сопляк на минутку перестал вопить «УБЕЙ, ОГНЕВИЦА, УБЕЙ!», склонился с высоты своего роста над Иккингом и фыркнул:

– Чем это ты занят, Иккинг? Неужто БОЛТАЕШЬ с этим жалким головастиком с крылышками? Разговаривать с драконами – это против правил, запрещено Стоиком Обширным, твоим дорогим папочкой…

– Кто я? Г'го‑головастик с крылышками? – обиделся Беззубик. – Г'го‑головастик с крылышками?  

– Ты ведь не головастик с крылышками, правда, Беззубик? – вкрадчиво сказал Иккинг. – Ты самый лучший в мире охотник, разве не так?  

– Eщe бы! – самодовольно хмыкнул Беззубик.

– Тогда покажи этому Сопляку Мopдoвороту и его заносчивой драконше, на что способен настоящий охотник, – подзадорил его Иккинг.

– Ладно уж,  – согласился Беззубик.

И полетел, вихляясь, по направлению к морю. Иккинг облегченно вздохнул.

– Даже не верю в свое счастье, – сказал себе Иккинг десять минут спустя, когда Беззубик вернулся из второго полета, всем своим видом показывая, до чего ему наскучило это занятие. Нo зато бросил к ногам Иккинга пару селедок – Через полчаса я, Иккинг, стану полноправным воином Племени Лохматых Хулиганов!

Рано он радовался. Огневица как раз вернулась к Сопляку с двадцатой рыбиной в зубах. В ее зеленых кошачьих глазах горел победоносный огонь, но тут Беззубик тихонько пробормотал себе под нос:

– В'во‑воображала хвост поджала.  

Огневица застыла на лету. Ее голова повернулась, глаза угрожающе прищурились.

– Что ты сказал? – прошипела дракониха.

– Oх, только не это, – простонал Иккинг. – Не надо, беззубик, прекрати…  

– В'во‑воображала хвост поджала, – повторил Беззубик. – Это все, на что ты способна? Невелики успехи. H'не‑не видать тебе награды к'ка‑как своих ушей. Вы, У‑у‑уж'жастики, считаете себя крутыми, но на самом деле все вы ж'жа‑жалкие моллюски.  

– А ты, – прошипела в ответ Огневица, прижав уши, как леопард, готовящийся к прыжку, – несносный врун.  

– А т'ты‑ты, – спокойно парировал Беззубик, – кроличья душонка, куриные мозги, цыплячья задница! З'за‑задавака несчастная!  

Огневица ринулась в бой.

Беззубик проворно, как молния, метнулся в сторону, и громадные челюсти Огневицы, не задев его, плотоядно щелкнули в воздухе.

В следующее мгновение разразился хаос.

Огневица окончательно вышла из себя. Она в ярости металась по воздуху, выставив когти, изрыгала пламя и кусала всех, кто попадался ей на пути.

К несчастью, на лету она случайно задела Убивца, а тот был скор на расправу. Убивец вспылил и принялся кусать всех подряд, не разбирая, кто прав, а кто виноват.

Вскоре все драконы сплелись в один рычащий, ощерившийся крыльями и хвостами клубок, а мальчишки безуспешно бегали вокруг, вопили и растаскивали их, стараясь не попасть под удар. Но драконы не обращали на них внимания, хоть мальчишки и орали во всю мочь – после особенно удачных воплей Бандюг и Сопляк раскраснелись, как свекла.

Вдоль боковой линии метался разъяренный Брехун Крикливый.

– ДА ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ РАДИ ТОРА И ОДИНА! ПРЕКРАТИТЕ СЕЙЧАС ЖЕ!

А Беззубик чувствовал себя как рыба в воде! Он ловко увертывался от свирепых выпадов Огневицы, то чувствительно покусывая Аллигатигра, то царапая мягкое брюхо Яркогтя. Видно было, что вся эта чудовищная неразбериха доставляет дракончику массу удовольствия.

Даже Страх корова продемонстрировала немалую храбрость для предположительной вегетарианки. Она изловчилась и цапнула за брюхо пролегавшую мимо Огневицу. А Огневица и Убивец, сплетясь в единый клубок, кружились в воздухе и откусывали друг от друга большие куски.

Тут за дело взялся Брехун Крикливый. Он схватил Огневицу за хвост. Та возмущенно взвыла, задергалась и подпалила Брехуну бороду. Но Брехун одной могучей дланью загасил огонь, а другой сжал драконихе челюсти, так что она не могла ни кусаться, ни пыхать огнем. Потом он запихнул разъяренное животное под мышку.

– ПР‑Р‑Р‑Р‑РЕКРАТИ‑И‑И‑ИТЬ! – заорал Брехун Крикливый, и от крика этого вырвало с корнем вековые дубы, поднялась пылевая буря, кровь у всех присутствующих застыла в жилах, волосы встали на головах дыбом, и зубы свело судорогой. Крик этот эхом прокатился по скалистым обрывам острова Олух, запрыгал по морским волнам и, говорят, был слышен даже на Материке!

Мальчишки прекратили свой бесполезный галдеж.

Драконы застыли в воздухе и попадали на мокрый песок.

Наступила зловещая тишина.

Даже толпа зрителей притихла.

Такого еще не бывало в истории Внутренних Островов! Все двадцать мальчишек на Испытании оказались не в силах справиться с собственными драконами!

Строгий закон гласил, что всех этих мальчишек следует изгнать из их Племен. А изгнание в этом суровом климате означало смерть. Еды не хватало, в море подстерегали ужасные опасности, а кое‑где на Островах водились дикие Племена, которые, по слухам, были людоедами…

Брехун Крикливый стоял, не находя слов; его борода всё еще дымилась.

Когда он, наконец, заговорил, его голос дрожал от ужаса перед сложившейся ситуацией.

– Я должен переговорить со Старейшинами Племен, – только и сказал он. И уронил Огневицу на землю. Та уже пришла в чувство и, виновато поджав хвост, потрусила к Сопляку.

Старейшинами Племен были Пирамидон, Стоик, сам Брехун и еще несколько менее грозных воинов: Очень Крепкий Орешек, Коварные Близнецы и Мятый Косматый Библиотекарь из Остолопской Публичной Библиотеки. Старейшины совещались, встав в кружок и сплетя руки в традиционной Стареишинской Стойке, чем‑то похожей на драку за мяч при игре в регби. Зрители и мальчишки молча ждали приговора.

А тем временем шторм всё усиливался. В небе грохотали оглушительные раскаты грома, хлестал ливень, все промокли до костей, как будто искупались в море.

Совещались Старейшины долго, Пирамидон из‑за чего‑то рассердился и погрозил Очень Крепкому Орешку кулаком. Коварные Близнецы схватили его за обе руки и держали, пока он не успокоился. Наконец Стоик вышел из Стойки и подошел к мальчишкам, которые стояли, понурив головы, а драконы робко копошились возле их ног.

Если бы Иккинг набрался сил поднять голову и посмотреть на отца, он увидел бы, что от прежнего Стоика – веселого, жестокого, разбитного – не осталось и следа. Вождь Племени Лохматых Хулиганов был печален и суров.

– Новобранцы обоих Племен! – угрюмо проревел он. – Сегодня вам выпал очень тягостный день, Вы НЕ СУМЕЛИ пройти Окончательное Испытание Драконьим Воспитанием Программы Посвящения. По суровому Закону Внутренних Островов это означает, что вы должны быть НАВСЕГДА изгнаны из своих Племен. Я этого не хочу, не только потому, что среди вас находится мой единственный сын, но и потому, что с вами Племена лишаются целого поколения воинов. Но мы не можем нарушать Закон. Только сильным есть место в Племени, а иначе кровь наших воинов ослабеет. Только Герои могут стать настоящими Хулиганами и Остолопами!

Стоик ткнул в небо толстым пальцем.

– Более того, – продолжал он, – бог Тор не на шутку рассердился. Сейчас не время нарушать Закон.

Будто в подтверждение его слов, Тор послал на землю мощный удар грома.

– При нормальных обстоятельствах, – продолжал Стоик Обширный, – церемония изгнания началась бы прямо сейчас Но выйти в море в такую погоду означает неминуемую смерть. В виде акта доброй воли я разрешаю вам провести одну ночь под моим кровом, а наутро вас ни свет ни заря высадят на побережье Материка и предоставят самим себе. С этого момента вам запрещается разговаривать с кем‑либо из других членов Племен.

Мальчишки стояли, потупившись, под проливным дождем, среди оглушительных раскатов грома.

– О горе мне, это самый несчастный день в моей жизни! Я вынужден изгнать собственного сына, – простонал Стоик.

По толпе прокатился сочувственный ропот. Племя аплодировало благородству своего Предводителя.

– Вождь не может вести такую же жизнь, как и простые соплеменники, – сказал Стоик, чуть ли не умоляюще глядя на Иккинга. – Он должен решать, что хорошо, а что плохо для Племени.

Внезапно Иккинг страшно рассердился.

– И ты хочешь, чтобы Я тебя пожалел? – крикнул он Стоику. – Что же ты за отец, если твой драгоценный Закон для тебя важнее собственного сына! И что это за дурацкое Племя, если в нем нет места обыкновенным людям!

На мгновение Стоик Обширный застыл, глядя на сына с удивлением и ужасом. Потом повернулся и побрел прочь. Племена уже разбежались с пляжа и теперь карабкались по склонам холмов, чтобы укрыться от бури под крышами Деревни, а вокруг них беспрерывно сверкали молнии.

– Я тебя убью, – прошипел Сопляк Иккингу. У него на плече грозно скалилась Огневица. – Как только нас изгонят, первым делом я тебя убью. – И он побежал вслед за остальными.

– У меня з'зу‑зубик сломался, – пожаловался Беззубик. – К'ко‑когда я укусил Огневицу…  

Иккинг пропустил драконье хныканье мимо ушей. Вне себя от ярости, он поднял глаза к небу, а ветер пригоршнями черпал морскую воду и швырял ему в лицо.

– ВСЕГО ЛИШЬ ОДИН РАЗ, – закричал Иккинг. – Почему ты не дал мне побыть Героем ВСЕГО ОДИН РАЗ? Я не хотел ничего сверхчеловеческого, всего лишь пройти это ДУРАЦКОЕ ИСПЫТАНИЕ и стать нормальным Викингом, как все остальные.

Над головой его в черном небе равнодушно поигрывал молниями громовержец Тор.

– Хорошо же, – завизжал Иккинг. – Тогда ПОРАЗИ МЕНЯ своей дурацкой молнией. Сделай хоть что‑нибудь, покажи, что ты ХОТЬ НЕМНОЖКО думаешь обо мне!

Но для Иккинга у Тора не нашлось даже самой завалящей молнии. Громовержец даже не снизошел до ответа.

Гроза удалялась в море.

 

ТОР РАЗГНЕВАН

 

Гроза бушевала всю ночь.

Иккинг долго не мог уснуть: ветер завывал под стенами хижины,как пятьдесят драконов, угрожающих ворваться внутрь.

– Впусти нас, впусти, – завывал ветер. – Мы голодны, страшно голодны!

Далеко‑далеко, посреди бурного черного моря, шторм бушевал с такой силой, что гигантские волны потревожили сон пары ужасно древних Морских Драконов.

Первый Дракон был просто огромным, величиной примерно с высокий утес.

Но второй был ошеломляюще велик!

Это и был тот самый Монстр, о котором мы рассказывали раньше, чудовищный Зверь, закусивший римским легионом и шесть сотен лет после этою дремавший в морских глубинах. Тот самый, чей сон в последнее время стал неспокоен.

Жестокий шторм ласково, будто спящих младенцев, поднял обоих Драконов с морского дна и на горбу неописуемо громадной волны вынес их на Длинный Пляж, неподалеку от Иккинговой деревни.

Там они и остались спать, сладко посапывая, пока бешеные ветра завывали над ними, будто стая Викинговских привидений, устроивших в Валгалле шумную вечеринку. Наконец ветер выдохся, выглянуло солнце. Его лучи осветили пляж, на котором умещались Драконы и больше почти совсем ничего.

 

***

 

Первый Дракон был так велик, что мог навеять вам кошмарные сны.

Второй Дракон мог навеять кошмары вашим кошмарным снам.

Представьте себе зверюгу в двадцать раз больше самого крупного тираннозавра. Это скорее гора, чем живое существо, – громадная, блестящая, злобная гора. Его шкура так густо поросла раковинами, что походила на усеянный самоцветами панцирь, но на суставах и впадинах, там, где мелким ракообразным и кораллам было не за что уцепиться, был во всей красе виден его истинный цвет. Роскошный, темно‑зеленый, будто цвет самого океана.

Дракон проснулся, закашлялся и отрыгнул последнее, что проглотил шестьсот с лишним лет назад, – парадный штандарт Восьмого Молниеносного Легиона, на котором всё еще храбро развевались жалкие обрывки ленточек. Дракон употребил этот штандарт вместо зубочистки – фигуркой орла на его конце было очень удобно выковыривать противные кусочки мяса, застрявшие между двадцатифутовых зубов.

 

***

 

Первым, кто обнаружил Драконов, был Ворчун Вонючий – он спозаранку отправился на берег, чтобы посмотреть, что осталось от его сетей после жестокого шторма.

Он бросил на пляж один‑единственный взгляд и тотчас же поспешил к дому Вождя.

– У нас неприятности, – сообщил Ворчун.

– Какие еще НЕПРИЯТНОСТИ? – рявкнул Стоик Обширный.

Стоик не спал всю ночь. Он лежал, беспокойно ворочался и думал. Что он, в самом деле, за отец, если ставит драгоценный Закон выше собственного сына?! Но, с другой стороны, что это за сын, если он нарушает драгоценный Закон, соблюдению которого его отец посвятил всю свою жизнь?

К утру Стоик принял героическое решение – он отменит торжественную клятву, которую дал вчера на пляже, и не станет изгонять Иккинга и других мальчишек из Племени. «СЛАБ я духом, СЛАБ, – мрачно попрекал себя Стоик. – Вот Кальмаробраз Свирепый, не моргнув глазом, отправил бы своего сына в изгнание. А Громовопль Подагрик так просто насладился бы этим. А я‑то что же? Меня самого надо изгнать из Племени, и именно это наверняка и предложит Пирамидон Остолоп».

Одним словом, Стоику и без того хватало неприятностей.

– На Длинном Пляже разлеглась пара солидных Драконов, – сообщил Ворчун.

– Скажи им, пусть проваливают, – отмахнулся Стоик

– Сам скажи, – предложил Ворчун.

Стоик поплелся на пляж. На обратном пути он был очень задумчив.

– Ну что, сказал им? – поинтересовался Ворчун.

– Не им, а ЕМУ, – ответил Стоик. – У меня на глазах более крупный Дракон сожрал более мелкого. Я не стал ему мешать. Думаю, надо созывать Военный Совет.

 

***

 

В то утро и Хулиганы, и Остолопы проснулись от страшного грохота Больших Барабанов, созывающих всех на Военный Совет. Эти Барабаны пускали в ход только в дни самых страшных событий.

Иккинг проснулся и вздрогнул.

Ночью он почти не спал. Беззубика, который накануне вечером заполз к нему под одеяло, нигде не было видно, постель была холодна как лед видимо, дракончик удрал довольно давно.

Иккинг торопливо натянул одежду. За ночь она высохла, но от соли задубела так, что рубашка и брюки походили на деревянный футляр. Он плохо представлял себе, что ему надо делать, потому что этим утром он должен был отправиться в изгнание.

Иккинг поплелся в Парадный Зал. Остолопы провели там всю ночь, потому что погода не благоприятствовала стоянке под открытым небом.

По дороге он столкнулся с Рыбьеногом. Тот, казалось, спал не лучше Иккинга. Очки на нем сидели наперекосяк.

– Что случилось? – спросил Иккинг.

Рыбьеног пожал плечами.

– Где Страхкорова? – спросил Иккинг.

Рыбьеног опять пожал плечами.

Иккинг обвел глазами толпу, стягивавшуюся ко входу в Парадный Зал, и заметил, что в ней нет ни одного домашнего дракона. Обычно они крутились возле своих хозяев, порыкивал и переругиваясь друг с другом. В их отсутствии было что‑то зловещее…

Больше никто этого не замечал. В воздухе стоял возбужденный галдеж, могучие викинги распихивали друг друга локтями, прокладывая себе дорогу в Парадный Зал. Не всем хватило места внутри, у входа скопилась шумная толпа недовольных варваров…

Стоик Обширный призвал собравшихся к тишине.

– Я собрал вас здесь, – прогудел Великий Вождь, – потому что у нас возникла проблема. На Длинном Пляже сидит довольно большой Дракон.

Толпа разочарованно загудела. Все надеялись на более серьезные неприятности.

Пирамидон облек всеобщее недовольство в слова.

– Большие Барабаны принято пускать в дело только во времена по‑настоящему смертельных опасностей, – заявил он. – А ты созвал нас в этот чудовищно ранний час (Пирамидон не выспался – он спал на каменном полу в Парадном Зале, подложив под голову шлем вместо подушки) из‑за какого‑то жалкого ДРАКОНА? Надеюсь, Стоик, ты не теряешь былую хватку, – усмехнулся он, надеясь, что тот теряет.

– Это не обычный Дракон, – сказал Стоик. – Этот дракон ОГРОМНЫЙ. Колоссальный. Несусветный. Я таких никогда раньше не видывал. Не Дракон, а целая гора.

Викинги никогда не видели драконов величиной с гору и поэтому особо не испугались. Они испокон веков привыкли повелевать драконами.

– Этого Дракона, – продолжал Стоик, – нужно, конечно, прогнать. Но он очень большой. Что делать, Старый Сморчок? Ты главный мыслитель нашего Племени.

– Ты мне льстишь, Стоик, – сказал Старый Сморчок, которого всё происходящее, казалось, забавляло. – Судя по твоему описанию, это Моредраконус Гигантикус Максимус, к тому же необычайно крупная особь. Очень жестокий, очень умный и с хорошим аппетитом. Но моя область – ранняя исландская поэзия, а не крупные рептилии. Вот профессор Дряблинг – самый большой среди викингов эксперт по драконам. Может, стоит проконсультироваться с его книгой?

– Ну конечно же! – воскликнул Стоик. – «Как приручить дракона», если не ошибаюсь? Сдается мне, Брехун Крикливый когда‑то стибрил эту книгу из Остолопской Публичной Библиотеки… – Он покосился на Пирамидона.

– Это оскорбление! – загудел Пирамидон. – Эта книга – собственность Безжалостных Остолопов! Я требую вернуть ее сию же секунду, а не то я объявлю вам войну!

– Да брось ты, Пирамидон, – отмахнулся Стоик. – Чего еще ждать от таких беспомощных библиотекарей, как у тебя?

Мятый Косматый Библиотекарь залился нежно‑розовой краской, и его душа ушла в пятки ботинок тридцать шестого размера.

– Толстопуз, подай‑ка мне книгу, она у камина, – приказал Стоик.

Толстопуз протянул длинную, как щупальце осьминога, руку и достал книгу с полки. Он швырнул ее через головы толпы, и Стоик Обширный (под бурные аплодисменты зала!) ловко поймал ее. Моральный дух зрителей был высок! Стоик раскланялся и протянул книгу Брехуну.

– БРЕ‑ХУН, БРЕ‑ХУН, БРЕ‑ХУН! – скандировала толпа (вернее, ее Хулиганская часть). Для Брехуна настал звездный час. В трудную минуту народу нужен Герой, а он всегда знал, что годится для этой роли. Он раздул грудь от сознания собственной важности.

– О, ничего особенного, – скромно прогудел он. – Обыкновенное небольшое ограбление… Просто чтобы сохранить форму…

И прочистил горло.

– Тс‑с‑с, – зашипела толпа, как клубок морских змей.

– «Как приручить дракона», – торжественно зачитал Брехун.

И помолчал

– «ОРИТЕ НА НЕГО».

И снова молчание.

– А что дальше? – робко спросил Стоик – Орите на него, и?..

– И всё, – сказал Брехун. – ОРИТЕ НА НЕГО.

– В этой книге ничего не говорится конкретно о Моредраконусах Гигантикусах Махимусах? – спросил Стоик.

Брехун снова перелистал книгу.

– Ничего, – ответил он. – Только о том, чтобы орать.

– Гм, – протянул Стоик. – Не густо. Никогда раньше не замечал, что эта книга такая короткая. Короткая, но по существу, – торопливо добавил он. – Совсем как мы, викинги. Спасибо Тору, что у нас есть такие эксперты. Значит, – повелительно, как и подобает Вождю, продолжил Стоик, – поскольку этот Дракон очень крупный…

– Огромный, – радостно перебил его Старый Сморчок. – Гигантский. Колоссальный. В пять раз больше Большого Синего Кита.

– Да, спасибо за уточнение, Старый Сморчок, – поблагодарил Стоик. – Поскольку он, несомненно, довольно велик, то и орать нужно погромче. Предлагаю всем выйти на обрыв и одновременно заорать.

– А что мы будем орать? – спросил Толстопуз.

– Что‑нибудь короткое, но по существу. Например, ПОШЕЛ ВОН, – ответил Стоик.

 

***

 

Племена Безжалостных Остолопов и Лохматых Хулиганов столпились на краю обрыва, нависавшего над Длинным Пляжем, и с высоты взирали на необычайно громадного Дракона, который растянулся на песке и, с наслаждением причмокивая, доедал последние остатки своего менее удачливого собрата. Трудно было поверить, что эта махина – живая, и даже когда вы видели, как она шевелится, то спрашивали себя, что это – землетрясение или зрительный обман.

Да, бывают случаи, когда размер всё‑таки имеет значение, подумал про себя Иккинг. И это – как раз такой случай.

Как я уже говорил, драконы – существа тщеславные, жестокие и аморальные. С этим еще можно мириться, когда они намного мельче тебя. Но когда гнусная драконья душонка вложена в существо величиной с гору, как с ним совладать?

Брехун Крикливый, как самый уважаемый крикун, выступил вперед, чтобы руководить общим воплем. Его грудь раздувалась от гордости.

– Раз… два… три…

Четыре сотни викингов в один голос заорали:

– ПОШЕЛ ВОН! – и для убедительности добавили Боевой Клич Викингов.

Если кто не знает. Боевой Клич Викингов призван леденить кровь в жилах врагов. Этот грозный, электризующий вопль начинается с кровожадного рыка хищников, затем переходит в полный ужаса визг их жертвы и заканчивается тошнотворно‑реалистическим бульканьем, когда жертва захлебывается собственной кровью. Этот звук и при хорошей погоде способен напугать всякого, ну а когда, ну а когда его хором орут четыре сотни варваров в восемь часов утра, то даже сам могучий Тор роняет свой молот и плачет от страха, как младенец.

Наступила зловещая тишина.

Могучий Дракон повернул к викингам свою могучую голову.

Четыре сотни глоток дружно ахнули, когда пара горящих желтых глаз (величиной с шесть рослых мужчин каждый) сузилась в злобные щелки.

Дракон раскрыл пасть и испустил рык такой громкий и грозный, что пять или шесть пролетавших мимо чаек замертво упали на песок. По сравнению с этим рыком Боевой Клич Викингов казался плачем новорожденного младенца. Этот потусторонний, нечеловеческий звук обещал СМЕРТЬ, НИКАКОЙ ПОЩАДЫ и САМЫЕ СТРАШНЫЕ МУКИ.

Снова наступила тишина.

Одним легким движением когтя Дракон разорвал рубаху и штаны Брехуна от головы до пят, будто апельсин очистил. Брехун Крикливый издал совсем не Героический крик оскорбленной стыдливости. Дракон поставил коготь на землю и слегка щелкнул Брехуна в зад. Брехун взлетел в воздух, как бумажный шарик, кометой пронесся над головами викингов и опустился далеко‑предалеко, за крепостными стенами деревни.

Дракон приложил свою громадную, растрескавшуюся лапу к толстым рептильим губам и послал викингам воздушный поцелуй. Огненный шар поцелуя взвился в небо и прямым попаданием поразил флоты Стоика Обширного и Пирамидона Остолопа, героически пережившие шторм в тихих водах Хулиганской Бухты. Все пятьдесят кораблей дружно вспыхнули и пошли ко дну.

Четыреста с лишним викингов бросились бежать с обрыва во все свои восемьсот с лишним ног.

 

***

 

Брехуну Крикливому повезло: он приземлился на крышу собственного дома. Толстый слой мокрой травы задержал падение, и он голышом рухнул прямо в свое кресло у камина, ошарашенный, но целый и невредимый.

– ВСЕ ясно, – заявил Стоик Обширный толпе викингов, изрядно испуганных, но не побежденных. – Значит, крики не помогли.

Племена снова собрались на центральной площади деревни.

– И, так как наш флот выведен из строя, мы лишены возможности бежать с острова, – продолжал Стоик. – Что нам сейчас нужно, – заявил он, стараясь сделать вид, будто владеет ситуацией, – это доброволец, который подойдет к чудовищу и спросит ею, с чем он пришел – с МИРОМ или с ВОЙНОЙ.

– Я схожу… – вызвался Брехун Крикливый, который как раз в эту минуту вернулся на площадь, всё еще изображая Героя. Он старался говорить веско и с достоинством, но трудно сохранять достоинство, когда в твоих волосах запуталась трава, а на плечах болтается платье тетушки Агаты – единственная одежда, которую Брехун нашел в доме.

– Брехун, ты что, умеешь говорить по‑драконьи? – удивился Стоик.

– Честно говоря, нет, – признался Брехун. – Тут никто не говорит по‑драконьи. Это запрещено приказом Стоика Обширного. Да Трепещет Всякий, Кто Услышит Его Имя, кх, гм, да. Драконы – низшие существа, на которых должно орать. А если говорить с ними, драконы могут слишком много о себе возомнить. Драконы коварны и должны знать свое место.

– Иккинг умеет говорить по‑драконьи, – очень тихо сказал Рыбьеног в гуще толпы.

– Тс‑с, – прошипел Иккинг и ткнул приятеля под ребра.

– Можешь, можешь, – настаивал Рыбьеног – Разве ты не видишь? Это твой шанс стать Героем! А мы всё равно погибнем, так что воспользуйся случаем…

– Иккинг умеет говорить по‑драконьи, – закричал Рыбьеног, на этот раз очень громко.

– Иккинг? – переспросил Брехун Крикливый.

– ИККИНГ? – недоверчиво повторил Стоик Обширный.

– Да, Иккинг, – подтвердил Старый Сморчок. – Маленький мальчик рыжеволосый такой, на носу веснушки, ты как раз сегодня утром собирался отправить его в изгнание. – Старый Сморчок глядел сурово. – Чтобы кровь Племени не ослабла, помнишь? Твой сын, Иккинг.

– Спасибо, Сморчок, я хорошо знаю, кто такой Иккинг, – ответил Стоик Обширный, пряча глаза. – Кто‑нибудь знает, где он? ИККИНГ! Иди сюда.

– Похоже, ты всё‑таки оказался полезен… – тихонько пробормотал Старый Сморчок.

– Вот он! – завопил Рыбьеног и хлопнул Иккинга по спине. Иккинг начал было ввинчиваться в толпу, но тут ею заметили, подняли над головами и вынесли прямо к ногам Стоика.

– Иккинг, сынок, – спросил отец. – Это правда, что ты умеешь говорить с драконами?

Иккинг кивнул.

Стоик неловко закашлялся.

– Ситуация двусмысленная. Я знаю, что мы собрались изгнать тебя из Племени. Однако если ты сделаешь то, о чем. мы тебя просим, то, уверен, от имени всех собравшихся я могу пообещать, что приговор будет пересмотрен. Мы все находимся перед лицом грозной опасности, и никто, кроме тебя, не умеет говорить по‑драконьи. Будь так добр, сходи к этому чудовищу и спроси, с чем он пришел – с МИРОМ или с ВОЙНОЙ?

Иккинг молчал.

Стоик снова кашлянул.

– Можешь разговаривать со мной, – разрешил он. – Я отменяю запрет.

– Значит, изгнание отменяется, да, папа? – спросил Иккинг. – Если я пойду к этому Адскому Чудовищу и погибну, то меня сочтут Героем, достойным войти в Племя Лохматых Хулиганов?

Стоик смутился еще сильнее,

– Совершенно верно, – сказал он.

– ЛАДНО, – сказал Иккинг. – Пойду.

 

ЗЕЛЕНЫЙ СМЕРЧ

 

Одно дело – приближаться к первобытному кошмару в толпе из четырехсот викингов. И совсем другое – идти туда в одиночку. Иккинг с трудом заставлял себя передвигать ноги.

Стоик предложил ему охрану из своих отборных солдат, но Иккинг отказался.

– Меньше вероятность, что кто‑нибудь выкинет какую‑нибудь Героическую глупость, – сказал он.

Хотя барды особенно любят именно этот эпизод, считая его примером Невероятного Героизма Иккинга Кровожадного Карасика III, я с ними не согласен. Нетрудно быть храбрым, когда знаешь, что ничего другого тебе всё равно не остается. В глубине души Иккинг знал, что Чудовище намеревается убить их всех. Поэтому терять ему было особо нечего.

Тем не менее, когда Иккинг выглянул с края обрыва, его спина взмокла от страха. Там, внизу, лежал, заполняя собой весь пляж, невероятно огромный Дракон. Казалось, он спал.

Но откуда‑то из его живота доносилось странное пение. Песня была примерно такая:

 

«Я, великий разрушитель,  

Тут уселся на обед.  

У китов вкусна печенка,  

А у осьминогов – нет.  

От акул навара много,  

Но мой опыт говорит:  

От их мелких острых зубок  

Иногда живот болит…»  

 

«Странно, – подумал Иккинг. – Как это он поет с закрытым ртом?»

Но тут Дракон приоткрыл крокодилий глаз и заговорил с Иккингом. От испуга тот чуть не выпрыгнул из сандалий.

– А что тут странного? – спросил Дракон, явно забавляясь. – Дракон с закрытыми глазами не обязательно спит, откуда следует, что дракон с закрытым ртом не обязательно поет, вещи не таковы, какими кажутся. Эти звуки, которые ты слышишь, издаю не я. Это, мои Герой, – поюший обед.  

– Поющий обед? – переспросил Иккинг, вспомнив, что нельзя, никогда, ни в коем случае нельзя смотреть в глаза больших и злобных драконов, таких, как этот. Вместо этого он уставился на один из Драконовых когтей.

И это было ошибкой, потому что Иккинг увидел, что Дракон своей громадной лапищей прижимает к земле целое стадо жалобно блеющих овец. Он нарочно отпустил одну из овечек, позволил ей почти добежать до спасительных скал, а потом осторожно ухватил двумя когтями за шерсть и подбросил высоко‑превысоко в воздух.

Иккинг и сам нередко проделывал этот трюк – с ягодами ежевики. А Дракон запрокинул громадную голову, и шерстистый комочек упал в разинутую пасть, которая тут же захлопнулась. Раздалось оглушительное чавканье, и Дракон проглотил несчастную овцу.

Тут Дракон заметил, что Иккинг оцепенело взирает на него, и приблизил к мальчику свою несусветную голову. Иккинга чуть не стошнило, когда из пасти Дракона зеленовато‑желтым облачком вырвалось его зловонное дыхание. Это был запах самой СМЕРТИ – густая, головокружительная вонь разлагающегося мяса, гниющих тресковых голов и потных китов, давно погибших акул и заблудших душ. Отвратительные пары клубились вокруг мальчика мерзкими завитками, забиваясь в нос. Иккинг закашлялся и сплюнул.

– Некоторые утверждают, что овцу перед употреблением следует очистить от костей, – доверительно сообщил Дракон. – Но лично я считаю, что кости придают овце специфический приятный хруст. А иначе она была бы всего лишь куском низкокалорийного мяса…  

Дракон рыгнул. Его отрыжка была идеально ровным кольцом огня, которое проплыло по воздуху, как облачко дыма изо рта курильщика, и опустилось на вереск вокруг Иккинга, так что тот оказался посреди огненного кольца. Однако вереск был сырым, и ярко‑зеленое пламя очень скоро погасло.

– Упс, – хихикнул Дракон. – Прошу прощения… Маленькая застольная шутка…  

Потом он водрузил исполинскую лапу на край обрыва, на котором стоял Иккинг.

– Однако людей, – задумчиво продолжал Дракон, – людей и в самом деле нужно очищать от костей и делать филе. Особенно мешает позвоночник – он часто застревает в горле…  

Болтая так, ни о том, ни о сём, Дракон протягивал лапу всё дальше и дальше; из толстых подушечек на пальцах медленно выдвигались когти, похожие на гигантские клинки шести футов в ширину и двадцати футов в длину, на концах острые, как хирургический скальпель.

– Удалять человеческий позвоночник – дело тонкое, – вещал Дракон. – Но у меня получается очень хорошо… Надо сделать всего один маленький надрез сзади на шее, вот здесь… – он показал на шею Иккинга, – а потом быстро провести когтем вниз и выташить хребет. Практически безболезненно… для меня.  

Глаза Дракона светились искренним блаженством.

Иккинг лихорадочно соображал. Когда смотришь в лицо Смерти, это очень ускоряет мыслительный процесс. Какие из своих знаний о Драконах он может применить против такого Неодолимого Монстра?

Перед его мысленным взором встала страница с Драконьими Мотивациями. БЛАГОДАРНОСТЬ: как известно, драконам она неведома. СТРАХ: безнадежно. ЖАДНОСТЬ: не самая удачная идея на данный момент. ТЩЕСЛАВИЕ и ЖАЖДА МЕСТИ: возможно, пригодятся, но Иккинг не мог придумать, как. Оставались АНЕКДОТЫ И ЗАГАДКИ. Этот Дракон, видимо, расположен пошутить. И, судя по его манере разговора, считает себя философом. Может быть, удастся выиграть время, если втянуть его в умную беседу…

– Я слышал люди иногда поют ради обеда, – сказал Иккинг. – Но чтобы обед пел сам?..  

– Хороший вопрос, – удивился Дракон. – Я бы даже сказал, отличный вопрос. – Он втянул когти, и Иккинг с облегчением вздохнул. – Давненько я не встречал таких умных обедов. Обычно они цепляются за свою жалкую жизнь и не задают По‑на стоящему Серьезных Вопросов.  

– А теперь дай подумать, – сказал Дракон. За размышлениями он подцепил на коготь излишне громко протестующую овцу и тщательно ее прожевал. Иккингу было жалко овцу, но он радовался, что сам не оказался на ее месте в ненасытной глотке Ужасной Рептилии.

– Как бы это попроще объяснить, человечек, чтобы стало понятно для мозга гораздо меньшего и не такого умного, как мой… Видишь ли, все мы в некотором роде обеды. Ходячие, говорящие, дышащие обеды. Возьмем, например, тебя. Ты вот‑вот будешь съеден мною, значит, ты – обед. Это очевидно. Но даже такой смертоносный хищник, как я, рано или поздно станет обедом для червей. Мы все выхватываем драгоценные мгновения из безжалостных челюстей времени, – бодро заключил Дракон.

– Вот почему так важно, – продолжал он, – чтобы обед пел как можно благозвучнее.  

Он указал на свой живот, откуда по‑прежнему доносился поющий голос, правда, всё тише и тише:

 

«Люди – пресная еда,  

Но если есть у вас вода,  

Соль, лучок, капуста,  

Будет очень вкусно‑о‑о!»  

 

– Конкретно этот обед, – пояснил Дракон, – тот который сейчас поет, был драконом, намного мельче меня, но очень самодовольным. Я его съел примерно полчаса назад.  

– Но ведь это же каннибализм! – возмутился Иккинг.

– Это очень вкусно, – возразил Дракон. – Кроме того, нельзя называть такого виртуоза, как я, каннибалом. – В его голосе послышались возмущенные нотки. – Ты слишком неотесан для такого маленького человечка. Чего ты хочешь, Маленький Обед?  

– Я пришел, – ответил Иккинг, – чтобы спросить тебя: ты явился с миром или с войной?  

– Само собой, с миром, – ответил Дракон, – Но вас все‑таки убью, – добавил он, немножко подумав.

– Всех? – уточнил Иккинг.

– Тебя первого, – милостиво пообещал Дракон. – А потом, когда вздремну и нагуляю аппетит, – всех остальных. Понимаешь, нелегко сразу выйти из Сонной Комы.  

– Но это же нечестно! – возмутился Иккинг. – Почему ты поедаешь всех подряд – только потому, что ты самый большой?  

– Так устроен мир, – вздохнул Дракон. – Кроме того, когда ты окажешься внутри меня, то разделишь мою точку зрения. Пищеварение творит удивительные чудеса… Но где же мои хорошие манеры? Позвольте представиться. Меня зовут Зеленый Смерч. А как твое имя, Маленький Обед?  

– Иккинг Кровожадный Карасик Третий,  – ответил Иккинг.

И тут произошло нечто удивительное.

Как только Иккинг назвал свое имя, Зеленый Смерч содрогнулся, будто по нему пробежал легкий ветерок. Причём ни сам Дракон, ни Иккинг ничего не заметили.

– Гм‑м,  – протянул Зеленый Смерч, – Кажется, я где‑то уже слышал твое имя. Но оно слишком длинное, поэтому я стану называть тебя просто Маленьким Обедом. Итак, Ма