Лекции.Орг


Поиск:




Фрагменты древнеегипетской лирики 7 страница




Третий раздел носит название «Об обращении с девушками». Он посвящен выбору будущей жены и заключению брака. Например, основные требования к невесте: она должна непременно быть благородного происхождения, должна быть младше жениха не меньше чем на три года, должна быть красива, приветлива, должна обладать хорошими зубами, ногтями и волосами, упругой грудью и здоровым телом. Особое внимание уделяется социальным аспектам того или иного брачного союза.

Четвертый раздел, названный «Относительно замужних женщин», посвящен правилам поведения как единственной супруги, так и гаремных жен.

Пятый раздел являет собой практическое руководство по соблазнению чужих жен, в том числе и содержащихся в гаремах.

Автор приводит подробные инструкции по завязыванию знакомства с замужней женщиной, по тактике обольщения и приемам овладения ею.

Весьма любопытна и глава, называемая «О гареме и охране жен». Из нее можно почерпнуть такие, например, ценные сведения:

«Поскольку гаремные жены охраняются и не могут встречаться с мужчинами и поскольку супруг один, а их много, они остаются неудовлетворенными и услаждают друг друга искусственным способом.

Нарядив молочную сестру, подругу или рабыню мужчиною, они успокаивают свои желания подобными по форме принадлежностями — луковицами, корешками, плодами или другими искусственными средствами; ложатся с мужеподобными и с теми, чьи признаки пола неразвиты…

Обычно гаремные жены проводят к себе вместе со служанками горожан, переодетых женщинами…

У жителей Абхиры гаремные жены достигают своей цели с помощью гаремных стражников…

У жителей Видарбхи женщины, исключая самих матерей, соединяются с сыновьями гаремных женщин, свободно ходящими по гарему.

У жителей восточных областей каждые девять‑десять женщин вместе прячут по одному юноше…»

Шестой раздел посвящен гетерам, их образу жизни и принципам контактов с мужчинами.

«Общение ради наслаждения — естественно, — отмечает Ватсьяяна, — а ради выгоды — искусственно… Но и в этом случае пусть она изображает естественное чувство…»

Автор призывает к достижению гармонии между профессиональным стремлением гетеры к заработку и ее естественными чувствами и влечениями. Иными словами, сексуальное обслуживание, так сказать, в чистом виде приносит лишь чувство унижения нормальному человеку, потому следует находить компромисс между служебными обязанностями и внеслужебными удовольствиями.

И седьмой, финальный, раздел называется «Тайное наставление». Он содержит полезные советы и рецепты. Здесь можно найти сведения о том, как добиться внешней привлекательности, как сохранить привязанность, как удовлетворить женщину при помощи подручных средств, как увеличить свой скромных размеров пенис, как достичь благополучия, славы, богатства и долголетия.

В конце своего трактата Ватсьяяна предостерегает от бездумного следования всем без исключения советам и наставлениям, ибо «содержание науки простирается на все, применение же — лишь на отдельные случаи».

Такой вот литературный памятник поставил эффектную точку в летописи Древней Индии…

Цивилизация индоариев, брахманизм, кришнаизм, буддизм, храмы, искусство, «Махабхарата», «Бхагават‑гита», «Камасутра» — вот исторический лик Страны Чудес, а присоединял ли к ней часть территории Афганистана царь Ашока перед тем как стать заядлым буддистом, или же не присоединял, право слово, не имеет никакого значения.

Бог дал каждому народу определенную территорию, так что присоединяй или не присоединяй — неизменно все вернется на круги своя, как это бывало уже не один десяток раз, так что только невежды и тупицы могут всерьез говорить о вечных империях.

А визиты в Индию Александра Македонского или этого опереточного Антиоха Великого ровным счетом ничего там не изменили и ни на что не повлияли…

 

Китай

 

 

 

На юго‑востоке Азии расположена примыкающая к морю равнина, прорезанная руслами двух великих рек — Хуанхэ и Янцзы. Именно там, в долинах этих рек, и зародилась одна из самых оригинальных культур Древнего мира.

В самом начале все происходило довольно тривиально: среднее течение реки Хуанхэ было заселено трудолюбивыми людьми, которые выращивали просо, пшеницу и рис, разводили скот и шелковичных червей, с помощью которых создавалось истинно китайское чудо — шелк.

Это благодатное время соответствует рубежу II тысячелетия до н.э.

Примерно к середине этого тысячелетия идиллия завершилась возникновением целого ряда рабовладельческих государств. Каждое из этих государств (как, впрочем, и каждая земледельческая община) поклонялось своим богам. Объединяющим этико‑религиозным началом служило обожествление сил Природы, а также поклонение памяти предков.

В некоторых местностях процветал также культ священных гор, предусматривающий человеческие жертвоприношения.

Типичная, как любят выражаться колонизаторы, языческая страна, отгородившаяся мощными стенами от всего цивилизованного мира.

И все подобные ярлыки были бы в достаточной степени справедливыми, если бы не отдельно взятые явления духовной жизни, превратившие эту страну в колыбель самобытной, великой цивилизации.

Эти явления возникли в VI‑V веках до нашей эры, когда Китай, разделенный на множество удельных княжеств, жестоко страдал как от произвола князьков, так и от непрекращающихся междоусобиц.

Вот тогда‑то и промчалась по городам и селам молва о странствующем мудреце по имени Кун Фу‑цзы, известном теперь во всем мире под именем Конфуций (551—479 гг. до н.э.).

Он родился в уезде Чанпин, что на востоке Китая, в обедневшей аристократической семье. Когда ему было три года, умер отец, а в семнадцатилетнем возрасте он лишился матери.

Известно, что был он довольно высок — 1 м 91 см.

Известно, что с 30 до 66 лет мудрец путешествовал по стране, проповедуя свое учение, что было у него 3000 учеников, 72 из них считались особенно близкими, а 12 находились при нем неотлучно.

Известно, что со своих слушателей Конфуций брал весьма скромную плату, а последний этап своей жизни он провел, живя на средства нескольких богатых учеников, предоставивших Учителю помещение для собственной школы.

Известно, что он был женат, но жена оставила его по причине, как утверждают злые языки, совершенно непереносимой педантичности и почти маниакальной приверженности к установленному порядку. Он, говорят, не входил в дом, если циновка у входа лежала не так, как положено.

По недостаточно проверенным данным, Конфуций некоторое время исполнял обязанности уездного правителя и ему даже пришлось приговорить к смертной казни одного человека, хотя это противоречило его убеждениям: мудрец считал порочным исполнение требований тех или иных законов под страхом смерти.

Незадолго до своей кончины Конфуций горько сетовал на то, что «не нашлось ни одного правителя, который пожелал бы стать его учеником». Ученики похоронили его там, где он сам выбрал место для собственной могилы: на берегу тихой речки под сенью кипарисов.

А впоследствии был издан императорский указ о возведении в каждом городе храма в честь Конфуция и о регулярных жертвоприношениях в этих храмах.

В XVII веке в Китай приехали миссионеры‑иезуиты, которые, ознакомившись с учением великого мудреца, сделали его достоянием мировой культуры. Таким образом Почтенный Учитель Кун Фу‑цзы стал известен как Конфуций.

В жизни он строго придерживался четырех правил:

1. Не вдаваться в бесплодные размышления.

2. Не быть категоричным в суждениях.

3. Не проявлять упрямства.

4. Не проявлять заботы о себе лично.

Его учение потрясает своей простотой, своей земной реальностью и — в отличие от многих и многих — своей однозначностью. Его можно принимать или не принимать, но чтобы кто‑то раздраженно говорил: «Да нет же! Здесь совсем другое имелось в виду!» — исключено.

Конфуций признавал Абсолют, называя его старым китайским термином тянь — небо. Но в отличие от многих и многих искателей истины, он ни в коей мере не пытался ни анатомировать это Небо, ни искать мистических контактов с ним. Когда заходил разговор на тему Неба, Конфуций пожимал своими мощными плечами и произносил примерно следующее: «Как можем мы что‑то знать о Небе, если не имеем четкого понятия о том, что происходит на земле?»

Да, Небо создало наш мир на основании определенных законов, которые принято называть законами Природы. Эти законы не подлежат обсуждению, они исполняются беспрекословно, и лишь при этом условии на земле может воцариться гармония.

Он отвергал вероятность каких‑либо переговоров с Небом: «Разве Небо высказывается? Четыре времени года сменяются волей его. Сто вещей существуют за счет этого. Разве Небо высказывается?».

Когда в очередной раз слышишь о том, что Бог написал Библию, всегда вспоминаются именно эти слова Конфуция. Действительно, Небо уже все сказало, и к этому уже не добавить ни слова. Остается лишь исполнять.

В Небе царит гармония, там каждая звезда, каждая планета знает свое место, и все взаимно дополняют друг друга, соблюдая общий незыблемый порядок, что является залогом благоденствия.

Истинно так. Люди могут и должны корректировать свои притязания и устремления соответственно законам мировой гармонии, которые едины и для Млечного Пути, и для муравейника, где каждый элемент выполняет определенную функцию в стройной системе всеобщего взаимодействия. Например, муравей‑строитель не может вдруг поменяться местами с муравьем‑воином, а Луна — с Землей. Эти же законы гармонии действуют и в человеческом обществе, которое подвержено опасности разрушения, прежде всего, вследствие притязаний каких‑то его групп на революционное изменение существующего порядка вещей.

Аксиома.

А Мао Цзэдун люто ненавидел Конфуция, и совершенно понятно почему: всякая революция противоречит Природе, нравится ли это революционерам, или нет. Люмпены, конечно, могут дорваться до высшей власти в стране, но это ненадолго. Как солнечное затмение.

Конфуций выдвигал идею имен и названий. Он утверждал, что нельзя называть человека мудрецом, если он не мудр, как нельзя называть кого‑либо царем, если он никак не соответствует этому понятию.

Исчерпывающая формулировка учения Конфуция содержится в его ответе Цзин‑чуну (царю государства Ци) на его вопрос о том, каковыми должны быть принципы управления государством. Конфуций сказал: «Все очень просто. Государь должен быть государем, сановник — сановником, отец — отцом, сын — сыном».

Вся Тянься (Поднебесная, как назывался Китай) должна быть отражением Неба, где все и всегда находится на своих местах, то есть где царит порядок.

Истоки этого земного порядка Учитель видел в глубинах исторического опыта, в традициях предков.

Он придавал огромное значение обрядам и ритуалам, требуя от окружающих неукоснительного их соблюдения. Говорят, что это довело до полного отчаяния его жену, в итоге сбежавшую из супружеского дома.

 

 

КСТАТИ:

«При разных принципах не найти общего языка».

Конфуций

 

Но следует отметить, что ритуал никогда не был для Конфуция самоцелью, некоей идеей‑фикс. Он подходил к ритуалу не как к магическому действу, а как к правилам игры, которые игрокам не положено обсуждать.

Эти ритуалы он черпал из древних преданий, будучи искренне и глубоко уверенным в том, что развитие культуры должно уходить корнями в опыт, наработанный предками, и только так, иначе культура становится чем‑то похожим на растение «перекати‑поле», которое катится туда, куда дует ветер.

 

 

КСТАТИ:

«Мораль благородного мужа подобна ветру, мораль низкого человека подобна траве. Трава клонится туда, куда дует ветер».

Конфуций

 

Но при этом Конфуций предостерегал от слепого, бездумного следования установленным нормам, потому что все должно соответствовать своему названию и предназначению, иначе человека будет подстерегать опасность создания ложных кумиров.

Вообще кумиры — вещь коварная, потому любые объекты восхищения следует рассматривать взором холодным и беспристрастным. Лишь при соблюдении этого условия можно вести речь об элементарной справедливости.

Как‑то ученики спросили Конфуция:

— Следует ли отвечать добром на зло?

— Как можно отвечать добром на зло? — удивился Учитель. — Добром отвечают на добро, а на зло отвечают справедливостью.

Естественный закон адекватности: сила действия равна силе противодействия. Причем, это не ветхозаветное «око за око». Иногда случается такое, что за око, выбитое агрессором с особой жестокостью, особой циничностью, вполне допустимо в ответ отбить всю голову, что бы там ни говорили проповедники христианского всепрощения. Призыв отвечать добром на зло — я не устану повторять это — исходит прежде всего от злодеев, которым, конечно же, он чрезвычайно выгоден. Да что там выгоден — это заветная мечта любого негодяя!

— Платить добром за зло, — продолжает свои размышления Учитель, — нелепость… Чем же тогда платить за добро?

А что есть добро по Конфуцию?

Его воплощает великое начало, называемое жэнь, что означает «человечность». Его еще можно назвать доброжелательностью, причем не абстрактной, излучаемой на все человечество, а совершенно конкретной, устремленной на тех людей, которые безусловно достойны ее, прежде всего — на родителей, как живых, так и покойных.

Конфуций сделал почитание предков, этот древнейший китайский культ, связующим звеном между прошлым и настоящим.

 

 

КСТАТИ:

«Тот, кто, обращаясь к старому, способен открывать новое, достоин быть Учителем».

Конфуций

 

Он предлагает образец позитивного поведения и мировосприятия как на примере собирательного образа «благородного мужа», так и на своем собственном.

«Каждый может стать благородным мужем. Нужно только решиться им стать».

«Благородный муж думает о Пути, не думает о еде. Когда пашут — за этим страх голода. Когда учатся — за этим стремленье к жалованью. Благородный муж печалится о Пути, не печалится о бедности».

«Благородный муж, привязанный к домашнему очагу, не достоин называться таковым».

Конфуций отнюдь не был противником земных радостей или элементарного благополучия, но с нескрываемым презрением относился к людям, которые ставили это благополучие во главу угла, превращали его из необходимого средства в заветную цель, в смысл жизни, которая в этом случае становилась бессмысленной…

 

 

КСТАТИ:

«Ученый, ищущий истину, но стыдящийся бедной одежды и грубой пищи! О чем тут еще говорить!»

Конфуций

 

Он утверждал, что человек, вооруженный знаниями, неизмеримо выше любого, кто вооружен мечом или золотом. Нет нужды ломать голову по поводу того, отчего Конфуция так не любили местные князья, в большинстве своем крайне невежественные и считавшие это качество достоинством, а не недостатком.

Конфуций не раз подчеркивал, что люди, обладающие врожденными знаниями, стоят выше всех. За ними следуют те, кто приобрел знания благодаря настоящему учению. Ступенью ниже стоят те, которые приступают к учению, встретившись с трудностями и решив их преодолеть. А вот те, которые, встретившись с трудностями, не учатся, на совершенно законных основаниях стоят ниже всех.

Неучи должны знать свое место. Истинно так.

 

 

КСТАТИ:

Воссевший на китайский престол в 221 г. до н.э. император Цинь Шихуанди в первые же дни своего правления ознаменовал приказом сжечь все книги, кроме руководств по сельскому хозяйству, и закопать живьем в землю всех Учителей‑конфуцианцев. Комментарии, думается, ни к чему.

 

Человек, по Конфуцию, — мера всех вещей, творец и разрушитель, зритель и действующее лицо, кнут и пряник.

«Человек расширяет Путь, а не Путь расширяет человека».

Ну, как такое снести какому‑нибудь Цинь Шихуанди, Мао Цзедуну или Сталину, которые считали людей всего лишь винтиками своих машин?

Знаменитый, и, пожалуй, первый китайский историк Сыма Цянь, живший во II — начале I века до н.э., в своих «Исторических записках» упоминает как о знаменательном событии о якобы имевшей место встрече Конфуция с легендарным мудрецом, которого звали Лао‑цзы.

О чем говорили они, никто не знает. Известно лишь то, что мудрый старец выразил свое особое уважение Конфуцию тем, что в конце встречи проводил его не материальными знаками внимания, как это принято у торгашей и политиков (что в принципе одно и то же), а добрым словом, которое способны по‑настоящему оценить лишь истинно благородные люди.

Имя Лао‑цзы окружено множеством легенд.

Во‑первых, оно является прозвищем. Подлинное имя мудреца — Ли Эр. Родился он в 579 году, умер в 499 году до н.э. А «Лао‑цзы» означает «учитель Лао», или «учитель Старец». Его звали Старцем, потому что мать вынашивала его в чреве якобы 81 год, и, едва родившись, новорожденный был уже седым.

Лао‑цзы служил (как говорят) архивариусом при дворе царства Чжоу. Он был сторонником жизненной позиции, называемой у‑вэй, что означает «ничегонеделание». То есть пассивная созерцательность, прямо противоположная позиции Конфуция, сторонника активного созидания, рационального переустройства общества.

Лао‑цзы оставил после себя учение о Дао. Это слово традиционно переводят как «путь». По восточной традиции «путь» — символ Бытия, Жизненной стези, Цели, Абсолюта.

Дао — это и Бог, и Природа, и нечто всеобъемлющее, которому гнет названия.

«Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное Дао, — утверждает Лао‑цзы. — Имя, которое может быть названо, не есть настоящее имя. Безымянное есть начало неба и земли».

Русский философ Владимир Соловьев в конце XIX века назовет Лао‑цзы «величайшим из метафизиков желтой расы».

Этот загадочный человек вдруг решил покинуть общество, уйти куда глаза глядят. Он взгромоздился на буйвола и поехал… Стало художественной традицией изображать большеголового старца верхом на буйволе, который уезжает куда‑то в сторону густеющего тумана. Сохранилось и бесчисленное количество статуэток подобного содержания (без тумана, разумеется).

По легенде, Лао‑цзы отправился за солнцем — на запад. Начальник пограничной заставы попросил его оставить хоть что‑нибудь для своей родины (м‑да, это не современные таможенники), хоть что‑нибудь. И Лао‑цзы оставил ему рукопись в 5000 иероглифов — свою поэму, которую История знает под названием «Дао‑дэ‑цзин». Оставил — и больше никогда и никто его не видел…

А поэма осталась.

«Дао пусто, но действуя, оно кажется неисчерпаемым. О, глубочайшее! Оно кажется праотцом всех вещей… Я не знаю, чье оно порождение. Оно предшествует предку явлений.

Дао — корень неба и земли. Дао — мать всех вещей. Дао лежит в основе мира.

Дао постоянно пребывает в бездействии, но нет ничего, чего бы оно ни делало.

Не выходя со двора, мудрец познает мир. Не выглядывая из окна, он видит естественное Дао. Чем дальше он идет, тем меньше познает. Поэтому мудрый человек не ходит, но познает… Он, не действуя, творит. Бытие и небытие порождают друг друга…»

Лао‑цзы считал, что свобода человека от всего земного, суетного, уклонение человека от всякой деятельности, его отстраненность, его созерцательный мистицизм являются самыми необходимыми условиями того состояния, которое носит весьма условное название — «счастье».

Нечего и говорить о том, что Лао‑цзы никогда не был симпатичен властям предержащим. Разумеется, они никогда не понимали подлинную суть учения Великого Старца, но всегда чувствовали его отношение к ним…

 

 

КСТАТИ:

«Там, где мудрецы имеют власть, подданные не замечают их существования. Там, где властвуют великие мудрецы, народ бывает привязан к ним и хвалит их. Там, где властвуют еще меньшие мудрецы, народ боится их, а где еще меньшие, совсем ничтожные, народ их презирает».

Лао‑цзы

 

Проблемы взаимоотношений властителей и мудрецов нашли свое отражение в наследии философа Мо‑цзы (Мо Ди), в определенной степени последователя Конфуция.

Взгляды этого незаурядного человека и ученого, жившего в V веке до н.э. (480—400 гг.) изложены в книге, носящей его имя и составленной его учениками.

Мо‑цзы определил три условия успешного государственного правления:

1. Если мудрых не наделять высокими чинами, то народ не будет их уважать.

2. Если мудрым выдавать мизерное жалованье, народ не поверит в полезность их действий.

3. Если мудрые не будут иметь подчиненных, народ не будет относиться к ним с необходимой почтительностью.

Суть той части его учения, которая касается проблем государственного устройства, можно, пожалуй, выразить такой мыслью: «Следует выдвигать мудрых и возвышать их, делать их богатыми и знатными, ставить старшими над чиновниками».

Чиновники — это приводные ремни управления. Ремни сами по себе ничего не решают, а главное — не мыслят. Им очень хочется именоваться властью, но на самом деле они — всего лишь слуги действительной власти, и по‑настоящему мудрая власть никогда не позволит чиновнику подменять ее в процессе реализации властных полномочий, потому что он — всего лишь ремень…

 

 

КСТАТИ:

«Если благородные и мудрые управляют глупыми и низкими, то царит порядок»

Мо‑цзы

 

И еще он призывал вести беспощадную борьбу с бедностью, Сотому что «бедность — корень беспорядков в стране».

Можно себе представить ту «любовь», которую вызывал философ у «державных» людей!

А вот следующий в списке выдающихся мыслителей Древнего Китая был, как ни странно, действительно «державным».

Звали его Шан Ян (390—338 гг. до н.э.).

Его соображениями о государственном устройстве заинтересовался Сяо Гун, правитель царства Цинь, который доверил ученому проведение реформ в своем государстве. Что и говорить, случай поистине экзотический…

Но эксперимент удался, причем, с блеском!

Шан Ян исходил из положения о том, что государство — это, прежде всего, закон, который действует непременно, нелицеприятно и неотвратимо, как горная лавина.

Чтобы заставить подданных поверить в такие свойства закона, Шан Ян издал указ, который гласил, что каждый, кто перенесет бревно от Северных до Южных ворот столицы, незамедлительно получит вознаграждение в виде десяти золотых монет.

Это была огромная сумма, и люди, собравшиеся у Северных ворот, оживленно обсуждали указ, не решаясь, однако, приблизиться к бревну, дабы не оказаться в положении глупых воробьев, которых можно провести на мякине.

Но вот глашатай объявляет, что цена вознаграждения за переноску возросла в пять раз. Пятьдесят золотых! И вот из толпы выходит мужчина. Он взваливает на плечо бревно и несет его через весь город к Южным воротам. Естественно, толпа идет за ним, по дороге разрастаясь подобно снежному кому. Южные ворота. Здесь смельчак сбрасывает бревно на землю, а взамен получает из рук начальника городской стражи пятьдесят золотых монет.

Подобными акциями Шан Ян приучал горожан доверять законам.

«Истинно мудрый правитель опирается не на мудрость, — писал Шан Ян, — а исключительно на закон».

Он считал, что знания бывают полезны лишь тем людям, которые способны найти для них позитивное применение. При этом существует множество людей, которым знания попросту противопоказаны, так как попадают в крайне неблагоприятную среду, где они приобретают силу скорее разрушительную, чем созидательную.

 

 

КСТАТИ:

«Если знания поощряются и не пресекаются, они увеличатся, но когда они увеличатся, невозможно будет управлять страной, ибо появится коварство. Когда знания пресекаются и не поощряются, люди искренни и просты».

Шан Ян

 

А еще он писал, что если народ глуп, то им легко управлять.

Что же до знаний как таковых, то нельзя не согласиться с Шан Яном: некоторым людям они попросту противопоказаны, потому что порождают амбиции, неадекватные интеллектуальному потенциалу личности, а это ведет к разладу между желаниями и возможностями, то есть к жизненному краху.

Я знаю множество доцентов, которые чувствуют себя довольно дискомфортно в подобной роли. Если интеллект сильно отстает от эрудиции, то лучше оставаться козопасом. В крайнем случае пойти в управдомы.

Излишне начитанный управдом, наверное, тоже вреден, но все же не так, как тупоголовый доцент.

 

 

КСТАТИ:

«Одно из величайших бедствий цивилизации — ученый дурак».

Карел Чапек

 

А вот этот человек был ученым и при этом весьма умным, что, однако, не было оценено при его жизни. Звали его Мэн‑цзы (Мэн Кэ). Родился он примерно в 372, а умер в 289 году до н.э.

Он разработал 12 принципов успешного правления, основанного на гуманности и благородстве. Возможно, поэтому он, странствуя по царствам Китая, так нигде и не попал на государственную службу.

А принципы были весьма неплохими, хотя зачастую исходили из ирреальных представлений о реальной действительности.

То, что человеколюбие правителя обеспечивает успешность его правления, — тезис весьма спорный, если исходить из реалий бытия.

А вот то, что народ должен непременно иметь собственность, то есть не быть пролетарием, ибо отсутствие собственности порождает безнравственность и беззаконие, — просто до гениальности и справедливо для всех времен и всех народов.

Уважение мудрых и привлечение к делам правления наиболее способных — аксиома, но такая, которая не годится там, где правитель окружает себя дураками и бездарями, чтобы выгодно смотреться на их фоне.

Снижение налогов как залог процветания — тоже истина, требующая доказательств, разве что там, где страной управляет какой‑нибудь потомственный неудачник или же парламент, состоящий из удачливых рэкетиров.

Забота о благосостоянии народа и его главенствующее место на шкале ценностей правителя — тезисы, против которых никогда и никто не возражал, однако мало кто следовал им.

А вот это действительно свежо, и не только для своего времени: «Кто трудится умом, тот управляет людьми; кто трудится силой, тот подлежит управлению; те, кем управляют, кормят; те, кто управляют людьми, кормятся от людей». Просто и понятно: мозги дороже рук. Так нет же, это противоречит понятию демократии потому, что рук неизмеримо больше, чем мозгов, и первые скорее вышибут вторых, чем признают их приоритет.

Однако чтобы осознать то, что подобное действие приведет к ликвидации человечества на планете Земля, требуются все же мозги…

Далее Мэн‑цзы призывает не допускать растрачивания доброй природы человека, развивать все позитивные человеческие начала и при всем этом помнить о справедливости.

Такой рецепт едва ли осуществим, и хотя бы потому, что, как заметил сам же мудрец Мэн‑цзы, «благородный муж понимает толк, низкий понимает выгоду». Если позволить второму из них подняться с колен, он немедленно поставит на колени первого, и тогда… История эти ужасы уже видела.

Современник Мэн‑цзы, известный под именем Чжуан‑цзы (369—286 гг. до н.э.), вовсе не засорял свои светлые мозги проблемами государственного правления, что давало повод злым языкам называть его учение философией неудачников. Что ж, такие понятия как «удача» и «неудача» очень и очень размыты, так что поди определи критерии…

…Правитель царства Чу послал к Чжуан‑цзы двух своих сановников с посланием такого содержания: «Хочу возложить на Вас бремя государственных дел».

Сановники нашли философа на берегу реки с удочкой в руках.

Выслушав содержание послания, Чжуан‑цзы, не отложив в сторону удочки и даже не повернув головы, проговорил: «Я слышал, в царстве Чу хранится священная черепаха, умершая три тысячи лет назад. Ей поклоняются в храме предков. Что предпочла бы эта черепаха: быть мертвой, но почитаемой, или же быть живой и волочить хвост по грязи?»

Сановники, не задумываясь, ответили: «Живой, разумеется».

Тогда Чжуан‑цзы сказал: «Уходите! Я тоже предпочитаю волочить хвост по грязи».

В учении Чжуан‑цзы есть множество мудрых и полезных мыслей о Дао, о единстве и борьбе противоположностей, об истине и заблуждении, но, пожалуй, вершиной его философского откровения можно считать следующее: «Мешать человеку радостно жить, отнять у него возможность ткать и одеваться, обрабатывать землю и кормиться, украсить его так называемой добродетелью и справедливостью — в этом преступление мудрецов».

И поди возрази…

А поди возрази его современнику, которого звали Хуй Ши (ок. 350—260 гг. до н.э.) и который безумно любил спорить с Чжуан‑цзы, всячески эпатируя собеседника и изрекая нелепости, которые кажутся таковыми лишь на первый взгляд…





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2018-11-11; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 143 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Настоящая ответственность бывает только личной. © Фазиль Искандер
==> читать все изречения...

806 - | 689 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.012 с.