С организационным комитетом

Анализ прений и голосований на съезде всего удобнее вести в порядке заседаний съезда, чтобы последовательно отмечать все более и более обрисовывающиеся политические оттенки. Лишь тогда, когда это безусловно необходимо, будут делаться отступления от хронологического порядка для совместного рассмотрения тесно связанных вопросов или однородных группировок. В интересах беспристрастия мы будем стараться отмечать все

________________________

a — мнимо. Ред.

b — заранее. Ред.

главнейшие голосования, опуская, конечно, массу вотировок по мелочам, которые заняли у нашего съезда непомерное количество времени (отчасти вследствие нашей неопытности и неумения распределить материал между комиссионными и пленарными заседаниями, отчасти вследствие проволочек, граничивших с обструкцией).

Первым вопросом, который вызвал дебаты, начинающие обнаруживать различие оттенков, был вопрос о постановке на первое место (в “порядке дня” съезда) пункта: “положение Бунда в партии” (стр. 29—33 протоколов). С точки зрения искровской, которую защищали Плеханов, Мартов, Троцкий и я, не могло быть никаких сомнений на этот счет. Уход Бунда из партии показал воочию правильность наших соображений: если Бунд не хотел идти вместе с нами и признать те организационные начала, которые разделяло, вместе с “Искрой”, большинство партии, — то было бесполезно и бессмысленно “делать вид”, что мы идем вместе, и только затягивать съезд (как затягивали его бундовцы). Вопрос был уже выяснен вполне в литературе, и для всякого сколько-нибудь вдумчивого члена партии было очевидно, что остается только открыто поставить вопрос и прямо, честно сделать выбор: автономия (идем вместе) или федерация (расходимся).

Уклончивые во всей своей политике, бундовцы пожелали уклониться и тут, оттягивая вопрос. К ним присоединяется тов. Акимов, выдвигающий сразу, видимо от лица всех сторонников “Рабочего Дела”, организационные разногласия с “Искрой” (стр. 31 протоколов). На сторону Бунда и “Рабочего Дела” становится тов. Махов (два голоса Николаевского комитета, незадолго перед тем выражавшего свою солидарность с “Искрой”!). Для тов. Махова вопрос совершенно неясен, а “больным местом” он считает и “вопрос о демократическом устройстве или, наоборот (это заметьте!), о централизме” — точь-в-точь, как большинство теперешней нашей “партийной” редакции, которое на съезде не заметило еще этого “больного места”!

Итак, против искровцев выступает Бунд, “Рабочее Дело” и тов. Махов, имеющие вместе как раз те десять голосов, которые и поданы были против нас (стр. 33). За подано 30 голосов — цифра, около которой, как увидим ниже, часто колеблются голоса искровцев. Одиннадцать голосов, оказывается, воздержались — видимо, не становясь на сторону ни той, ни другой из борющихся “партий”: Интересно отметить, что когда мы голосовали § 2 устава Бунда (отклонение этого § 2 вызвало уход Бунда из партии), то вотировавших за § 2 и воздержавшихся оказалось тоже десять голосов (стр. 289 протоколов), причем воздерживались именно трое рабочедельцев (Брукэр, Мартынов и Акимов) и тов. Махов. Очевидно, что голосование по вопросу о месте вопроса о Бунде дало не случайную группировку. Очевидно, что не только по техническому вопросу о порядке обсуждения, а и по существу расходились с “Искрой” все эти товарищи. Со стороны “Рабочего Дела” это расхождение по существу ясно для всякого, а тов. Махов бесподобно охарактеризовал свое отношение в речи по поводу ухода Бунда (стр. 289—290 прот.). На этой речи стоит остановиться. Тов. Махов говорит, что после резолюции, которая отвергла федерацию, “вопрос о положении Бунда в РСДРП для него из вопроса принципиального становился вопросом реальной политики по отношению к исторически сложившейся национальной организации; здесь я, — продолжает оратор, — не мог не считаться со всеми последствиями, какие могут явиться в результате нашего голосования, и потому вотировал бы за пункт второй в целом”. Тов. Махов прекрасно усвоил себе дух “реальной политики”: принципиально он уже отверг федерацию, а поэтому на практике он вотировал бы за такой пункт устава, который проводит эту федерацию! И этот “практичный” товарищ поясняет свою глубоко принципиальную позицию следующими словами: “Но (знаменитое щедринское “но”!), так как то или иное мое голосование имело лишь принципиальный характер (!!) и не могло носить характера практического, ввиду почти единогласного голосования всех остальных участников съезда, то я предпочел воздержаться от голосования, чтобы принципиально”... (упаси нас, господи, от этакой принципиальности!)... “оттенить различие своей позиции в данном случае от позиции, защищаемой делегатами Бунда, голосовавшими за пункт. Обратно, я вотировал бы за этот пункт, если бы делегаты Бунда воздержались от голосования его, на чем они предварительно настаивали”. Пойми, кто может! Принципиальный человек воздерживается от того, чтобы громко сказать: да, ибо это практически бесполезно, когда все говорят: нет.

Вслед за голосованием по вопросу о месте вопроса о Бунде, на съезде выплыл вопрос о группе “Борьба”, приведший тоже к чрезвычайно интересной группировке и тесно связанный с самым “больным” вопросом съезда, вопросом о личном составе центров. Комиссия по определению состава съезда высказывается против приглашения группы “Борьба”, согласно двукратному решению Организационного комитета (см. стр. 383 и 375 прот.) и докладу его представителей в комиссии (стр. 35).

Тов. Егоров, член ОК, заявляет, что “вопрос о “Борьбе” (заметьте: о “Борьбе”, а не о том или ином ее члене) для него новый”, и просит перерыва. Каким образом для члена ОК мог быть новым вопрос, дважды решенный ОК, остается покрытым мраком неизвестности. Во время перерыва происходит заседание ОК (стр. 40 прот.) в том его составе, который случайно находился на съезде (несколько членов ОК из старых членов организации “Искры” на съезде отсутствовало)a. Начинаются прения о “Борьбе”. Рабочедельцы высказываются за (Мартынов, Акимов и Брукэр, стр. 36—38). Искровцы Павлович, Сорокин, Ланге, Троцкий, Мартов и др.) — против. Съезд разделяется опять в знакомой уже нам группировке. Борьба из-за “Борьбы” завязывается упорная, и тов. Мартов выступает с особенно обстоятельной (стр. 38) и “боевой” речью, в которой указывает справедливо на “неравномерность представительства” русских и заграничных групп, на то, что едва ли “хорошо” было бы давать заграничной группе “привилегию” (золотые слова, особенно поучительные теперь, с точки зрения событий, бывших после съезда!), что не следует поощрять “организационного хаоса в партии, который характеризовался дроблением, не вызываемым никакими принципиальными соображениями” (не в бровь, а в глаз... — “меньшинству” нашего партийного съезда!). Кроме сторонников “Рабочего Дела” никто открыто и мотивированно не выступает за “Борьбу” вплоть до закрытия списка ораторов (стр. 40): надо отдать справедливость тов. Акимову и его друзьям, что они, по крайней мере, не виляли и не прятались, а открыто вели свою линию, открыто говорили о том, чего хотели.

После закрытия списка ораторов, когда по существу высказываться уже нельзя, тов. Егоров “настоятельно требует, чтобы было выслушано постановление ОК, принятое только что”. Неудивительно, что члены съезда возмущены таким приемом, и тов. Плеханов, как председатель, выражает свое “недоумение, как может тов. Егоров настаивать на своем требовании”. Казалось бы, одно из двух: или высказываться открыто и определенно по существу вопроса перед всем съездом, или не высказываться вовсе. Но дать закрыть список ораторов и затем, под видом “заключительного слова”, преподнести съезду новое постановление ОК — именно по обсуждавшемуся вопросу — это равносильно удару из-за угла!

Заседание возобновляется после обеда, и бюро, продолжающее недоумевать, решает отступить от “формальности” и прибегнуть к последнему, на съездах лишь в крайних случаях употребительному средству “товарищеского объяснения”. Представитель ОК, Попов, сообщает постановление ОК, принятое всеми его членами против одного, Павловича (стр. 43), и предлагающее съезду пригласить Рязанова.

Павлович заявляет, что он отрицал и отрицает законность собрания ОК, что новое постановление ОК “ противоречит его прежнему решению”. Заявление производит бурю. Тов. Егоров, тоже член ОК и член группы “Южного рабочего”, уклоняется от ответа по существу и хочет перенести центр тяжести на вопрос о дисциплине. Тов. Павлович будто бы нарушил партийную дисциплину (!), ибо ОК, обсудив протест Павловича, решил “не доводить до сведения съезда отдельное мнение Павловича”. Дебаты переносятся на вопрос о партийной дисциплине, и Плеханов назидательно разъясняет тов. Егорову, при шумных аплодисментах съезда, что “ императивных мандатов у нас нет” (стр. 42, сравни стр. 379, устав съезда, § 7: “Депутаты не должны быть ограничены в своих полномочиях императивными мандатами. В отправлении своих полномочий они совершенно свободны и независимы”). “Съезд есть самая высшая партийная инстанция”, и, следовательно, нарушает партийную дисциплину и устав съезда именно тот, кто стесняет чем бы то ни было обращение любого делегата прямо к

_______________________

a О заседании атом см “Письмо” Павловича, члена ОК и единогласно выбранного до съезда доверенным лицом редакции, ее седьмым членом (прот. Лиги, стр. 44).

съезду по всем, без исключения и изъятия, вопросам партийной жизни. Спорный вопрос сводится, таким образом, к дилемме: кружковщина или партийность? Ограничение прав делегатов на съезде во имя воображаемых прав или уставов разных коллегий и кружков, или полное, не на словах только, а на деле, распущение всех низших инстанций и старых группок перед съездом впредь до создания действительно партийных должностных учреждений. Читатель видит уже отсюда, какую громадную принципиальную важность имел этот спор в самом начале съезда (третье заседание), поставившего себе целью фактически восстановить партию. На этом споре сконцентрировался, так сказать, конфликт старых кружков и группок (вроде “Южного рабочего”) с возрождающейся партией. И антиискровские группы сейчас же обнаруживают себя: и бундовец Абрамсон, и тов. Мартынов, горячий союзник нынешней редакции “Искры”, и наш знакомый тов. Махов — все они высказываются за Егорова и группу “Южного рабочего” против Павловича. Тов. Мартынов, щеголяющий теперь, наперерыв с Мартовым и Аксельродом, организационным “демократизмом”, вспоминает даже... армию, где можно апеллировать к высшей инстанции только чрез посредство низшей!! "Истинный смысл этой “компактной” антиискровской оппозиция был совершенно ясен для всякого, кто был на съезде или кто следил внимательно за внутренней историей нашей партии до съезда. Задача оппозиции (может быть, даже не всегда всеми ее представителями сознаваемая, а иногда отстаиваемая по инерции) состояла в том, чтобы оградить независимость, особенность, приходские интересы мелких группок от поглощения их широкой партией, созидаемой на искровских началах.

Именно с этой точки зрения подошел к вопросу и тов. Мартов, тогда еще не успевший объединиться с Мартыновым. Тов. Мартов решительно ополчается, и справедливо ополчается, против тех, кто “в представлении о партийной дисциплине не идет дальше обязанностей революционера к той группе низшего порядка, в которую ел входит”. “Никакая принудительная (курсив Мартова) группировка внутри единой партии недопустима”, — разъясняет Мартов поборникам кружковщины, не предвидя того, как бичует он этими словами свое собственное политическое поведение в конце съезда и после него... Принудительная группировка не допустима для ОК, но допустима вполне для редакции. Принудительная группировка осуждается Мартовым, смотрящим из центра, и отстаивается Мартовым с того самого момента, когда он оказался недовольным составом центра…

Интересно отметить факт, что тов. Мартов в своей речи особенно подчеркнул, кроме “огромной ошибки” тов. Егорова, обнаруженную ОК политическую неустойчивость. “От имени ОК, — справедливо негодовал Мартов, — внесено предложение, идущее вразрез с докладом комиссии (основанным, добавим от себя, на докладе членов ОК: стр. 43, слова Кольцова) и с предыдущими предложениями ОК” (курсив мой). Как видите, Мартов ясно понимал тогда, до своего “поворота”, что замена “Борьбы” Рязановым нисколько не устраняет полнейшей противоречивости и шаткости действий ОК (из протоколов съезда Лиги, стр. 57, члены партии могут узнать, как представлялось дело Мартову после его поворота). Мартов не ограничился тогда разбором вопроса о дисциплине; он прямо спросил также ОК: “что случилось нового, чтобы сделать нужной переделку? ” (курсив мой). В самом деле, ведь ОК, внося свое предложение, не имел даже достаточно мужества, чтобы защищать свое мнение открыто, как защищали его Акимов и др. Мартов опровергает это (прот. Лиги, стр. 56), но читатели протоколов съезда увидят, что Мартов ошибается. Попов, вносящий предложение от имени ОК, ни слова не говорит о мотивах (стр. 41 прот. съезда партии). Егоров передвигает вопрос на пункт о дисциплине, а по существу говорит лишь: “у ОК могли явиться новые соображения”... (но явились ли и какие? — неизвестно)... “он мог забыть внести кого-нибудь и т. д.”. (Это “и т. д.” — единственное прибежище оратора, ибо ОК не мог забыть дважды обсуждавшегося им до съезда и раз перед комиссией вопроса о “Борьбе”). “ОК принял это решение не потому, что изменил свое отношение к группе “Борьба”, но потому, что хочет устранить лишние камни на пути будущей центральной организации партии при первых шагах ее деятельности”. Это — не мотивировка, а именно уклонение от мотивировки. Всякий искренний социал-демократ (а мы не допускаем и сомнения в искренности кого бы то ни было из участников съезда) заботится об устранении того, что он считает подводным камнем, об устранении теми способами, какие он признает целесообразными. Мотивировать — значит объяснить и точно высказать свой взгляд на вещи, а не отделаться труизмом. И мотивировать нельзя бы было, не “изменяя своего отношения к “Борьбе””, потому что прежние, противоположные решения ОК тоже заботились об устранении подводных камней, но видели эти “камни” как раз в обратном. Тов. Мартов и напал чрезвычайно резко и чрезвычайно основательно на этот довод, назвав его “ мелкими и вызванным желанием “ отговариваться”, дав совет ОК “не бояться того, что люди скажут”. Этими словами тов. Мартов превосходно охарактеризовал суть и смысл того политического оттенка, который сыграл громадную роль на съезде и который отличается именно несамостоятельностью, мелкостью, отсутствием своей линии, боязнью того, что скажут люди, вечным колебанием между обеими определенными сторонами, боязнью открытого изложения своего credoa, — одним словом “болотностью”b.

Эта политическая бесхарактерность неустойчивой группы привела, между прочим, к тому, что никто, кроме бундовца Юдина (стр. 53), так и не внес на съезд резолюции о приглашении одного из членов группы “Борьба”. Вотировали за резолюцию Юдина пять голосов — очевидно, все бундовцы: колеблющиеся элементы еще раз переметнулись! Как велико было приблизительно число голосов средней группы, показали вотировки резолюций Кольцова и Юдина по этому вопросу: за искровцем шло 32 голоса (стр. 47), за бундовцем — 16, т. е., кроме восьми антиискровских голосов, два голоса тов. Махова (ср. стр. 46), четыре голоса членов группы “Южного рабочего” и еще два голоса. Мы покажем сейчас, что такое распределение отнюдь нельзя считать случайным, но сначала отметим вкратце теперешнее мнение Мартова об этом инциденте с ОК. Мартов утверждал в Лиге, что “Павлович и другие раздували страсти”. Достаточно справиться с протоколами съезда, чтобы видеть, что самые обстоятельные, горячие и резкие речи против “Борьбы” и ОК принадлежат самому Мартову. Пытаясь свалить “вину” на Павловича, он только демонстрирует свою неустойчивость: до съезда именно Павловича он выбирал седьмым в редакцию, на съезде вполне присоединялся к Павловичу (стр. 44) против Егорова, а потом, потерпев поражение от Павловича, начинает обвинять его в “раздувании страстей”. Это только смешно.

В “Искре” (№ 56) Мартов иронизирует по поводу того, что придается важное значение вопросу о приглашении икса или игрека. Ирония эта обращается опять против Мартова, ибо именно инцидент с ОК послужил завязкой к спорам о таком “важном” вопросе, как приглашена икса или игрека в ЦК и в ЦО. Нехорошо это — мерит! на два разных аршина, смотря по тому, своей ли “группы низшего порядка” (по отношению к партии) касается дело или чужой. Это именно обывательщина и кружковщина, а не партийное отношение к делу. Простое сопоставление речи Мартова в Лиге (стр. 57) с речью на съезде (стр. 44) достаточно доказывает это. “Мне непонятно, — сказал Мартов, между прочим, в Лиге, - как это люди в одно и то же время ухитряются называть себя во что бы то ни стало искровцами и — стыдятся быть искровцами”. Странное непонимание различия между “называть себя” и “быть”, между словом и делом. Сам Мартов на съезде называл себя противником принудительных группировок, а после съезда был их сторонником...

г) РАСПУЩЕНИЕ ГРУППЫ “ЮЖНОГО РАБОЧЕГО”

Распределение делегатов в вопросе об ОК могло бы показаться, пожалуй, случайным. Но такое мнение было бы ошибочным, и чтобы устранить его, мы отступим от хронологического порядка и рассмотрим сейчас же инцидент, имевший место в конце съезда, но самым тесным образом связанный с предыдущим. Инцидент этот — распущение группы “Южного рабочего”. Против

_______________________

a символ веры, программа, изложение миросозерцания. Ред.

b У вас есть теперь в партии люди, которые, слыша это слово, приходят в ужас и кричат о нетоварищеской полемике. Странное извращение чутья под влиянием официальности, не к месту применяемой! Едва ли хоть одна политическая партия, знающая внутреннюю борьбу, обходилась. Без этого термина, которым всегда обозначают неустойчивые элементы, колеблющиеся между борцами. И немцы, умеющие вдвигать внутреннюю борьбу в превосходно выдержанные рамки, не обижаются по поводу слова “versumpft” (— “болотный”. Ред.) и не приходят в ужас, не проявляют смешной официальной pruderie (— лицемерной стыдливости, ханжества. Ред.)

искровских организационных тенденций — полного сплочения партийных сил и устранения дробящего силы хаоса — выступили здесь интересы одной из групп, которая делала полезное дело при отсутствии настоящей партии и которая стала излишней при централистической постановке работы. Во имя интересов кружка — группа “Южного рабочего” с неменьшим правом, чем старая редакция “Искры”, могла претендовать на сохранение “преемственности” и на свою неприкосновенность. Во имя интересов партии — группа эта должна была подчиниться перемещению ее сил в “соответствующие партийные организации” (стр. 313, конец резолюции, принятой съездом). С точки зрения интересов кружка и “обывательщины” не могло не казаться щекотливым” (выражение тов. Русова и тов. Дейча) распущение полезной группы, которая так же не хотела этого, как не хотела и старая редакция “Искры”. С точки зрения интересов партии являлось необходимым распущение, “растворение” (выражение Гусева) в партии. Группа “Южного рабочего” прямо заявила, что она же находит нужным” объявить себя распущенной и требует, чтобы “съезд решительно заявил свое мнение” и притом “немедленно: да или нет”. Группа “Южного рабочего” прямо ссылалась на ту самую “преемственность”, к которой стала апеллировать старая редакция “Искры”... после ее распущения! “Хотя все мы поодиночке составляем единую партию, — сказал тов. Егоров, — но она все-таки состоит из целого ряда организаций, с которыми приходится считаться, как с историческими величинами... Если подобная организация не вредна партии, то ее не к чему распускать”.

Таким образом, важный принципиальный вопрос был поставлен совершенно определенно, и все искровцы — покуда еще интересы их собственной кружковщины не выплывали вперед — решительно встали против неустойчивых элементов (бундовцы и двое из рабочедельцев в это время уже не были на съезде; они несомненно стояли бы горой за необходимость “считаться с историческими величинами”). Голосование дало 31 за, пять против и пять воздержавшихся (четыре голоса членов группы “Южного рабочего” и еще один, вероятно, Белова, судя по его прежним заявлениям, стр. 308). Группа в десять голосов, относящаяся резко отрицательно к последовательному организационному плану “Искры” и отстаивающая кружковщину против партийности, обрисовывается с полной определенностью. В дебатах искровцы ставят этот вопрос именно принципиально (см. речь Ланге, стр. 315), высказываясь против кустарничества и разброда, отказываясь считаться с “симпатиями” отдельных организаций, говоря прямо, что “если бы товарищи из “Южного рабочего” держались более принципиальной точки зрения раньше, еще год или два тому назад, то дело объединения партии и торжество тех начал программы, которые мы здесь санкционировали, было бы достигнуто раньше”. В этом духе высказываются и Орлов, и Гусев, и Лядов, и Муравьев, и Русов, и Павлович, и Глебов, и Горин. Искровцы из “меньшинства” не только не восстаю! против этих, неоднократно поднимавшихся на съезде, определенных указаний на недостаточно принципиальную политику и “линию” “Южного рабочего”, Махова и других, не только не делают каких-либо оговоре” на этот счет, а напротив, в лице Дейча, решительно присоединяются к ним, осуждая “хаос” и приветствуя “прямую постановку вопроса” (стр. 315) того самого тов. Русова, который в этом же заседании имел — о ужас! — дерзость “прямо поставить” и вопрос о старой редакции на чисто партийную почву (стр. 325).

Со стороны группы “Южного рабочего” вопрос об ее распущении вызвал страшное возмущение, следы которого есть и в протоколах (надо не забывать, что протоколы дают лишь бледную картину прений, ибо, вместо полных речей, они приводят самые сжатые конспекты и экстракты). Тов. Егоров назвал даже “ложью” простое упоминание имени группы “Рабочая мысль”3 наряду с “Южным рабочим” — характерный образчик того, какое отношение к последовательному экономизму господствовало на съезде. Егоров даже гораздо позже, в 37-ом заседании, говорит о распущении “Южного рабочего” с величайшим раздражением (стр. 356), прося занести в протокол, что при обсуждении вопроса об “Южном рабочем” членов этой группы не спрашивали ни о средствах на издание, ни о контроле ЦО и ЦК. Тов. Попов намекает во время прений о “Южном рабочем” на компактное большинство, как бы предрешившее вопрос об этой группе. “ Теперь, — говорит он (стр. 316), — все, после речей тов. Гусева и Орлова, ясно”. Смысл этих слов несомненен: теперь, когда искровцы высказались и предложили резолюцию, все ясно, т. е. ясно, что “Южный рабочий” будет распущен, вопреки его воле. Представитель “Южного рабочего” сам отделяет здесь искровцев (и притом таких, как Гусева и Орлова) от своих сторонников, как представителей разных “линий” организационной политики. И когда теперешняя “Искра” выставляет группу “Южного рабочего” (а также, вероятно, Махова?) “типичными искровцами”, то это лишь наглядно показывает забвение самых крупных (с точки зрения этой группы) событий съезда и желание новой редакции замести следы, указывающие, из каких элементов создалось так называемое “меньшинство”.

К сожалению, на съезде не поднялось вопроса о популярном органе. Все искровцы чрезвычайно оживленно обсуждали этот вопрос и до съезда и во время съезда вне заседаний, соглашаясь в том, что в настоящий момент партийной жизни предпринимать издание такого органа или превращать в него один из существующих чрезвычайно нерационально. Антиискровцы высказались на съезде в противоположном смысле, группа “Южного рабочего” тоже в своем докладе, и только случайностью или нежеланием поднимать “безнадежный” вопрос можно объяснить, что за подписью десяти лиц не было внесено соответствующей резолюции.