Человек, который не отбрасывал тени

Лайонел Четвинд

 

 

Перевод К. Егоровой

Раввин восхищался скромной красотой святилища синагоги – напоминанием о давно минувшем девятнадцатом столетии, когда этот храм стал первым местом поклонения евреев в Вашингтоне. Больше всего раввин любил приходить сюда по ночам: мягкий рассеянный свет на высоком потолке, мерцающая занавесь Ковчега и священных Тор, трепещущий вечный огонь. Раввин перевел взгляд на витражное окно глубокого синего цвета: изображенная на нем Звезда Давида была в синагоге с самого начала, на протяжении полутора веков. Глаза раввина застилали слезы. Он закрыл лицо руками.

Возможно, он слышал, как через заднюю дверь в святилище вошел человек, однако не подал виду. Лишь подрагивавшие плечи выдавали: раввин плакал. Незнакомец прошествовал по центральному проходу и остановился у передней скамьи, на которой сидел раввин. Не оборачиваясь, тот произнес: «Вас ждали», – и только после этого поднял голову. Его глаза расширились, на лице отразилось крайнее изумление.

– Вы! – прошептал раввин. – Это вы!

Посетитель ничего не ответил. Раввин встал и зашагал по проходу.

– Я обдумал ваше предложение, но мое решение непреклонно. Я должен поступить по совести. Вам этого не понять.

Посетитель не выказал никаких эмоций. Резко выбросив вперед руку, он схватил раввина и плавным движением сломал старику шею. Хруст позвоночника эхом разнесся по пустому святилищу. Отпустив обмякшее тело, незнакомец подошел к Ковчегу и открыл его. Внутри лежали свитки Торы в изящных футлярах с серебряными щитками и рукоятками. Убийца достал из кармана пальто плотный мусорный пакет «Хефти» и быстро начал складывать в него серебро.

 

Повернувшись спиной к студентам, сержант‑майор Роберт Джексон смотрел в окно аудитории на зеленые лужайки Карлайлских казарм армии США. Он любил порядок и регулярность. Однако с фактами не поспоришь: внутри накапливалось знакомое ощущение. Сержанту‑майору было скучно. Нет, ему нравилось преподавать в военном колледже, это была настоящая честь – трудиться там, где готовят «главнокомандующих завтрашнего дня». Просто ему надоела теория. Он был солдатом, и хорошим, а потому всегда прислушивался, не раздастся ли где звук выстрела. Сражаясь с апатией, сержант‑майор повернулся к классу и оглядел десяток капитанов, среди которых затесалась парочка лейтенантов и один майор. Прямая спина, короткая стрижка, форма хаки без единой морщинки, острые как бритва стрелки на брюках, сверкающая обувь – точный возраст сержант‑майора не поддавался определению. Возможно, около пятидесяти, а может, и нет. Сегодня он не надел знаки отличия, ограничившись крылышками ответственного за выброску парашютистов над левым карманом и крылышками канадских десантников – над правым. На его левом плече красовалась нашивка с кричащим орлом – 101‑я воздушно‑десантная дивизия; на правом плече – эмблема Армейского колледжа. Даже сейчас, шагая к столу, он выглядел идеальным солдатом. Человеком, который умеет говорить мягко, но так, что каждое слово воспринимается как приказ.

– Офицер, наблюдающий за позицией противника на местности, использует пять критериев: размер, форму, тень, цвет и движение. Те же критерии должен использовать старший офицер, когда сталкивается с нехваткой информации. – Сержант‑майор взял пульт дистанционного управления. – Предположим, вы майоры пехоты. Используйте эти пять критериев, чтобы нанести артиллерийский удар по наступающему противнику, о присутствии которого вы знаете, но которого не видите.

Щелчок пульта – и большой экран на стене ожил. На нем появился лесистый склон холма, казавшийся однородным и пустынным.

– Размер! – крикнул лейтенант.

Джексон остановил изображение, и лейтенант продолжил:

– Верхний левый квадрант, одиннадцать часов.

Студенты изучали картинку: действительно, деревья на этом участке казались слишком приземистыми. Джексон вновь запустил изображение, и почти сразу же появился танк. Сержант‑майор щелкнул пультом и перезагрузил склон холма.

На этот раз первым ответил майор:

– Цвет, нижний левый, семь часов!

Деревья в указанном секторе выглядели слишком зелеными, и после повторного запуска оттуда вылетел артиллерийский снаряд, выдав камуфляж. Джексон снова перезагрузил картинку, и теперь ответы посыпались со всех сторон.

– Форма! Верхний левый, десять часов! – победно провозгласил лейтенант, заметивший сосну со слишком ровным стволом, которая при ближайшем рассмотрении оказалась радиовышкой.

Следующая перезагрузка, и голос подал капитан:

– Движение по центру.

Секунда – чтобы другие осознали, что кусты в этой области подозрительно шевелятся, скрывая повстанцев.

Джексон вновь перезагрузил изображение, но на этот раз ответов не последовало. Немного подождав, он со вздохом остановил картинку.

– Проблемы?

Студенты выглядели пристыженными и смущенными – за исключением единственной женщины в классе, симпатичного капитана лет тридцати с эмблемой военно‑юридической службы. Ее глаза уверенно встретили взгляд Джексона.

– Пятый элемент – это тень, однако на данном изображении пасмурно, а потому теней нет.

Джексон продолжал смотреть на нее.

– Вы уверены, капитан Сноу?

– Осмелюсь сказать – да, сержант‑майор.

Джексон встал, подошел к окну. Ее присутствие в классе вызывало раздражение. Никаких случайностей: она прекрасно знала, что будет видеть его каждый день. Не оборачиваясь, он произнес властным голосом, чтобы напомнить ей, кто тут командует:

– Shadow, отбрасывать тень: глагол, переходный. Среднеанглийский язык. От староанглийского sceaduwe, косвенного падежа sceadu. Но он может быть непереходным. Имеется в виду не та тень, которую вы отбрасываете, капитан Сноу, а та, которую не отбрасываете. Верхний левый, десять часов. У этой рощицы вообще нет тени.

По‑прежнему не оборачиваясь, он щелкнул пультом, и скучный кусочек листвы начал расти, приближаясь, пока не стала видна камуфляжная сетка, наброшенная на командный пост. Еще щелчок, и картинка погасла. Сержант‑майор повернулся и посмотрел на женщину.

– Капитан Сноу, я еще раз напоминаю вам, что хороший офицер всегда имеет смелость быть уверенным, но не самоуверенным. Итак, давайте повторим элементы наблюдения.

– Размер! Форма! Тень! Цвет! Движение! – выкрикнули студенты хором. Сержант‑майор был удовлетворен. Пока голос не подала капитан Мэгги Сноу:

– Звук!

Неожиданно наступившая тишина ясно свидетельствовала о том, что на этот раз капитан перешла все границы. Сокурсники избегали даже смотреть в ее сторону. Очевидно, она и сама хотела бы взять свои слова обратно. Капитан уставилась в стол, избегая спокойного взгляда Джексона. Сержант‑майор сухо улыбнулся.

– Прошу прощения, мадам?

Она явно не знала, что сказать.

– Я… э‑э‑э… просто подумала… в современном мире… где на поле боя используются электронные системы коммуникации… следует добавить звук. Ну, знаете… мощная электроника часто отпугивает птиц и зверей. Тихий лес может означать опасность. – Она немного подождала в неловком молчании, потом добавила: – Просто мысль, сержант‑майор.

– Я предложу вашу мысль на рассмотрение для внесения в исправленный боевой устав, капитан. Но только после завтрака. – Он встал по стойке «смирно». – Джентльмены. Мадам.

Студенты с облегчением поднялись. Сержант‑майор четко отдал честь, дождался ответа и вышел, оставив Мэгги в компании явно не завидовавших ей сокурсников.

 

Закария устал, и хотя он понимал, что ему повезло устроиться уборщиком в синагогу, приходилось постоянно отгонять мысли о том, куда завела его жизнь и куда могла бы завести. Ему нравилась Америка, однако он скучал по дому, по запахам и оживлению, царившим в Суке. Что ж, по крайней мере работа была простой, его никто не беспокоил, и он нередко приходил сюда ближе к полудню. Не стоило забывать и особые преимущества. Стараясь думать о них, Закария со шваброй и веником в руках зашагал к святилищу, без особого энтузиазма открыл дверь и вошел.

Что‑то было не так: Ковчег стоял распахнутым. Желудок Закарии свело от ужаса. Медленно приближаясь к Ковчегу, он уловил знакомый запах опасности, угрозы – и тут увидел раввина. Выронив швабру и веник, Закария подбежал к телу и проверил пульс на шее с ловкостью, выдававшей многолетний опыт. Уборщик знал, что пульса не будет. Печально покачав головой, он потянулся к мобильному телефону, но потом замер. Нахмурился. Кивнув, спрятал телефон в карман, поднялся, подобрал швабру и веник и вышел, закрыв за собой двери святилища.

 

Сержант‑майор Джексон был не в духе. Он уютно расположился в кресле – «Размышления» Марка Аврелия раскрыты на любимом отрывке, одинокий кубик льда в стакане «Талискер айл оф скай» почти растаял, смешавшись с превосходными ароматами виски. Канадский военный оркестр Черной стражи (Королевского полка горцев) готов заиграть «Дорогу к островам», – когда звонок в дверь нарушил его уединение. И вторгся к нему не кто иной, как капитан Мэгги Сноу, вечный ответ на все вопросы. Как будто явилась извиниться за неподобающее поведение на дневном семинаре, а у него не хватило смелости не пустить офицера – даже такого – в дом. Однако она была женщиной, а потому сержант‑майор держал дверь своего скромного коттеджа открытой на протяжении всего визита капитана Сноу, и они оставались в зоне видимости с улицы.

Когда она вошла в его спартанское жилище, он испытал непривычный приступ застенчивости. Единственным личным предметом, выставленным на всеобщее обозрение, была фотография. И не простая – запечатлевшая сержант‑майора с покойной женой Бонни в отпуске. Вместе с родителями Мэгги. Они были лучшими друзьями и почти не разлучались до того ужасного дня. Сержант‑майор быстро отбросил воспоминание и приказал себе не забывать о подозрении, что капитан Сноу поступила в его группу исключительно по личным соображениям. Она начала объяснять, что пришла извиниться, но он прервал ее:

– Нет. Ты пришла за отпущением грехов.

– Как скажете, – сдалась она.

– Это не в моей компетенции.

– Но почему?

– Потому что вы офицер, мадам.

Это ее уязвило.

– Когда‑то вы звали меня Мэгги.

– И буду звать. В семейном или дружеском кругу. Но не здесь.

Когда она спросила, почему он так относится к ней, сержант‑майор ответил, что глубоко сомневается в мотивах ее поступления на этот курс. Офицеры ВЮС были юристами, и хотя сержант‑майор и считался известным следователем по уголовным делам, здесь он готовил полевых командиров. Которым Мэгги никогда не будет. Так зачем ей понадобился курс, предназначенный для настоящих солдат? Она возразила, что в современном мире тактическими боями командуют не офицеры, а юристы.

Про себя он с горечью признал ее правоту; как же он презирал эту эпоху политкорректности. Главнокомандующие – генералы, Господи, прости! – обязаны были следить за тем, чтобы операции проводились в соответствии с законами, которые могут применяться в гражданских судах! Что за глупость! Ведь существует Унифицированный военный кодекс, прекрасный документ, делающий армию законной силой, а не какой‑то третьесортной уличной шайкой в форме, спасибо вам огромное!

Но все это, разумеется, лишь подкрепляло ее аргументы. И ему пришлось слушать дальше.

 

Капитан Эрик Тернер из Центрального отдела полиции округа Колумбия стоял у задней стены святилища, любуясь богатыми, полными символизма красками, когда на него налетел чересчур энергичный и невыносимо жизнерадостный помощник, Бакстер.

– Не ждал вас, кэп. Похоже, обычное дело, ограбление с убийством.

С каких это пор убийство стало обычным делом? – хотелось крикнуть Тернеру, но он сдержался и ответил своим излюбленным монотонным голосом:

– Дело не в преступлении, а в месте его совершения. Мне нравится это здание. Где покойный?

Бакстер отвел его к телу, по дороге весело рассказывая, что медицинский эксперт застрял в пробке, но вот‑вот прибудет. Не успел Тернер взглянуть на перекрученный, обмякший труп, как знакомый голос резанул по нервам:

– Значит, у вас тут и правда мертвый раввин.

Вздохнув, Тернер повернулся к коллеге из местного отделения ФБР.

– Да, похоже на труп, Хамштайн. Но насчет раввина пока только предположение. В любом случае, почему тебя это интересует?

Улыбка специального агента ФБР Хамштайна излучала ледяное превосходство.

– Усопший был дорог нам по духовным причинам.

– Тогда отдаю это дело под твою юрисдикцию. Со вздохом облегчения.

– Уж и не знаю, захочу ли его брать. Зависит от того, есть ли связь с другим убийством.

– Другим убийством? – Тернер ненавидел, когда ФБР удавалось его обставить. Округ был его территорией, ему следовало все узнавать первым.

– Ммм. – Хамштайн расплылся в улыбке. – На другой стороне города. Непростая задачка. Они связаны. Мне известно наличие связи, но не ее причина.

Тернер понял.

– Следовательно, если я возьму это дело и провалюсь, ты, как рыцарь в сверкающих доспехах, всех нас спасешь. Нет уж, лучше передам его тебе сразу.

Хамштайн перестал улыбаться.

– Оно все равно к тебе вернется. Потому что я в тупике. На самом деле я знаю только одного человека, который может – мог бы – решить загадку.

– Но ты не в состоянии вызвать его, не взяв дело под федеральный контроль. Забирай‑забирай.

Хамштайн кивнул.

 

По‑прежнему не отходя от распахнутой двери, сержант‑майор пытался – без особого успеха – втолковать Мэгги, почему ей никогда не стать хорошим офицером, не имея практического полевого опыта. В ВЮС служили конторские писаки. Конечно, они приносили пользу, но жили в стране теорий. А Мэгги, разумеется, утверждала, что способна понять боевые условия без практического опыта. И тут зазвонил телефон.

Несколько секунд Джексон слушал, не отрывая глаз от Мэгги.

– Рад оказать услугу, капитан. Буду на месте через час. Но… не возражаете, если я захвачу с собой помощника‑стажера? Хорошо. До встречи.

Он положил трубку и напряженно улыбнулся Мэгги. Теперь он ей докажет.

– Если ты свободна, можем прямо сейчас проверить важность полевого опыта.

– В качестве помощника‑стажера? – спросила она, явно в ужасе.

– Да. Согласен, немного щедро с моей стороны. Посмотрим, сможешь ли ты заслужить это звание.

Лишь на мгновение запнувшись, она последовала за ним на улицу.

 

* * *

 

Завидев Джексона и Сноу, полицейский в форме поднял руку, полагая, что это их остановит. Напрасно. Джексон просто оттолкнул руку в сторону и вошел в унылую квартирку в активно реконструируемом районе Коламбиа‑Хайтс.

– Эй! Вам туда нельзя!

– Мы приглашены, – бросил Джексон через плечо.

– Кем это?

Джексон остановился, обернулся и посмотрел на раскрасневшегося патрульного.

– Полагаю, вы имели в виду, кем именно?

Обмен любезностями прервали появившиеся Хамштайн и Тернер.

– Мной, – хором сказали они.

Мэгги заметила, что Джексон наслаждается вниманием к его персоне.

– Познакомьтесь с моим помощником‑стажером. Сноу, Маргарет, капитан ВЮС.

Сержант‑майор прошел в комнату, внимательно осмотрелся и сказал Мэгги:

– Обратите внимание на обстановку. Так называемый хай‑тек. То есть ничего привлекательного. Один книжный шкаф, исключительно технические руководства и финансовые сводки. Кровать. Хорошо оборудованный компьютерный уголок со всеми новшествами. И труп: мужчина, белый, за тридцать, можно подумать, что уснул возле своего компьютерного монстра, если не обращать внимания на аккуратное пулевое отверстие в центре лба, слабо сочащееся кровью.

– Бренные останки Джерри Риверса… – начал Хамштайн.

– Финансового репортера, вне всяких сомнений, – быстро вставил Джексон.

Тернер закатил глаза.

– И откуда нам это известно?

– Книжный шкаф. Помимо технической литературы в нем только финансы. Макроэкономика, судя по заголовкам. Была бы микро‑, он мог бы быть биржевым маклером. А так он, по‑видимому, зарабатывал на жизнь – весьма скромно, если судить по квартире, – в качестве корреспондента. Но почему это заинтересовало вас, специальный агент?

– Потому что прошлой ночью также убили ребе Бермана. Он переводил деньги организациям на Ближнем Востоке. Мы давно следили за ним.

– Значит, он помогал тем, кто на каждой встрече провозглашает: «Смерть Америке!»?

– И что, черт побери, натолкнуло вас на эту мысль? – огрызнулся Хамштайн.

– Иногда, специальный агент, сигара – это всего лишь сигара. – На лице Хамштайна отразилось недоумение, и Джексон терпеливо продолжил: – Если бы он поддерживал израильских бойскаутов, вас бы это вряд ли встревожило, верно? – И, чтобы избавить агента от полного смущения, быстро добавил: – Полагаю, раввину сломали шею.

– Откуда?.. – воскликнул Тернер.

– Ведь именно так убили здешнего компьютерного маньяка. Да, знаю, выглядит как смерть от пулевого ранения в голову, но тогда было бы намного больше крови. А его шея не оказалась бы в таком странном положении.

– Да, – промямлил один из мужчин. – Мы так и думали. Ждем медицинского заключения.

– Что еще можете сказать об убитом?

– Я нашел это в нескольких дюймах от его руки. – Тернер передал Джексону мобильный телефон с открытым списком звонков.

Сержант‑майор изучил устройство.

– Всего пять звонков за четыре дня. Один номер.

– Мы пробили его, – сообщил Хамштайн. – Не кто иной, как Горги Пелачи.

Сержант‑майор обдумал услышанное. Пелачи был очень могущественным человеком и к тому же весьма загадочным. Один из крупнейших олигархов, он сделал свое баснословное состояние после распада Советского Союза. Источник его богатства покрывала тайна: некоторые утверждали, что Пелачи был генералом КГБ и сколотил состояние на взятках; другие – что он процветал при коммунистическом режиме, скупая имущество, конфискованное у «врагов народа», которых ссылали за Урал, в Сибирь; третьи считали, что верны оба предположения. Но Пелачи появился на сцене, вооруженный внушительной страховкой в испанской валюте, чуть не сокрушившей Испанский центральный банк, и повторил этот фокус в нескольких новорожденных государствах Центральной Европы. Возможно, инсинуации и слухи заставляли его держаться в тени. Так зачем иметь дело с мелким финансовым репортером?

– Вы можете организовать мне встречу с ним? – спросил Джексон.

Хамштайн поморщился.

– Я бы не стал этого делать. Если его разозлить, он прыгнет выше головы босса моего босса.

– Я буду вести себя вежливо. Честное слово.

Хамштайн смирился.

– Посмотрю, что можно сделать. Если, конечно, вы не раскроете дело на месте.

– Вы прекрасно знаете, что для этого нужна хоть какая‑то зацепка, – наставительно сообщил Джексон.

Тернер передал ему небольшой запечатанный пакет. Внутри лежала визитка: «Ребе Елизар Берман, исполнительный директор, проект „Примирение“». Джексон посмотрел на обратную сторону карточки. Там была аккуратная колонка цитат:

 

СОФОНИЯ: ГЛ. 3

ЕЗДРА: 1:3

МОИСЕЙ: 2

ЕККЛЕСИАСТ: 2

 

Сержант‑майор вернул пакет Тернеру.

– Наши люди уже работают над этим, – заверил детектив. – Лучшие специалисты.

– Они ничего не найдут, – покачал головой Джексон. – Это случайные цитаты. – Он приблизился к компьютеру. – Можно?

Тернер протянул ему латексные перчатки.

– Чтобы не оставлять следов.

Джексон кивнул Мэгги. Она с удивлением взяла перчатки.

– Что мне искать?

– Размер, форма, тень, цвет, движение, – ответил он.

Подумав, она покачала головой.

– Не размер… и не тень… – Затем обернулась к сержанту‑майору. – Может, форма?

– Последний шанс, – предупредил он. – Неотброшенная тень. Посмотрите на цитаты. Изучите комнату.

Момент настал: сейчас она либо заслужит его доверие, либо навсегда утратит такую возможность. Мэгги медленно осмотрелась. Неотброшенная тень. Непереходный глагол. И тут впереди забрезжил свет. Она кинулась к компьютеру, открыла «Историю», ввела «Екклесиаст».

– Почему такой выбор? – спросил сержант‑майор.

– Потому что Екклесиаст может иметь только одно значение. В отличие от Моисея, Ездры и даже Софонии его можно использовать только в библейском смысле. – Она нажала «Ввод».

«Среди недавних поисковых запросов „Екклесиаст“ не числится», – через мгновение сообщил экран.

– Ладно, – проворчал Хамштайн. – Что мы, простые смертные, могли упустить?

– Разумеется, самое очевидное. Мэгги?

В ней проснулся офицер.

– Оглядитесь, джентльмены. Тут нет ни одной книги, не то что Библии. И никаких веб‑запросов. Следовательно, библейская связь должна быть косвенной, а не прямой.

– Кроме того, – сухо добавил Джексон, – знай вы Писание, поняли бы, что цитаты выбраны случайным образом.

Он сел за стол, взял чистый лист бумаги и, не отрывая глаз от списка, быстро набросал колонку. «Софония: гл. 3» – стояло вверху. Джексон отсчитал три буквы и написал «ф». Быстро перешел к «Ездра: 1:3», получив «е» и «д», а затем выписал «о» из Моисея и «к» из Екклесиаста. И уставился на результат: «Ф‑Е‑Д‑О‑К».

Остальные собрались вокруг, заглядывая ему через плечо.

– Почти что‑то, – пробормотал Хамштайн. – Имя?

– Не похоже, – возразил Джексон. Затем внезапно улыбнулся. – Хотя кто знает.

Тернер пришел в восторг.

– Гениально! – И рявкнул Бакстеру: – За работу! Проверь Федока. По всем базам.

– Я тоже в деле! – бросил Хамштайн, направляясь к двери.

– Возможно, я еще не закончил! – крикнул им вслед сержант‑майор.

– Бакстер! Обеспечь ему – им – все, что понадобится! – донесся удаляющийся голос Тернера, и Джексон с Мэгги остались одни, не считая полицейского оцепления.

– Это действительно было гениально, – признала Мэгги. – Когда они отыщут этого Федока… – Она запнулась и осторожно добавила: – Если это и вправду имя некоего соучастника.

– Вижу, ты уже учишься. – Сержант‑майор улыбнулся и не торопясь вышел из квартиры. Мэгги последовала за ним.

 

– Ах да. Детектив Бакстер сказал, что вы приедете.

Сержант‑майор Джексон перевел взгляд с по‑прежнему распахнутого Ковчега на миловидную полную женщину, которая пыталась улыбнуться, несмотря на покрасневшие глаза: она явно недавно плакала.

– Я Фрейда Саймон. Помощница ребе Бермана. – Женщина тоже посмотрела на Ковчег. – Это ужасно.

– Без сомнения. Примите наши искренние соболезнования. – Сержант‑майор показал на Ковчег. – Могу я?..

– Разумеется. Все, что потребуется. Только… если не возражаете, я подожду вас в офисе. В конце коридора.

– Конечно. – И когда она повернулась, чтобы уйти, Джексон добавил: – А уборщик? Мистер Закария?

– Я его позову.

Джексон и Мэгги приблизились к Ковчегу. Шесть свитков Торы лежали на своих местах, хотя со всех, кроме двух, сорвали серебряные чехлы; два оставшихся чехла, оба затейливой современной формы, блестели в свете лампы. Сержант‑майор не шевелился, двигались только его глаза, рыскавшие по сторонам. Он заметил отблеск на ковре. Наклонился и увидел крошечный обрывок плотного коричневого полиэтилена. Положил его в карман, выпрямился и улыбнулся Мэгги.

– Наш злодей допустил серьезные ошибки. Не меньше двух. Можешь их назвать?

Она уставилась в одну точку, лихорадочно размышляя. Потом сдалась и покачала головой. Он кивнул.

– Не вини себя. Это небольшие ошибки – важные, но небольшие. Только годы практической работы научат тебя чувствовать их очевидность. Пойдем. Нас ждут важные факты.

Ей пришлось почти бежать, чтобы поспеть за ним, когда он быстро зашагал к офису. Офис оказался небольшим и аккуратным, несмотря на стопки бумаг и книг. Фрейда и Закария уже ждали их.

Фрейда передала сержант‑майору фотографии украденного серебра.

– Быть может, вам пригодится?

– Вне всяких сомнений, – ответил он.

– Закария, у нас найдется конверт для джентльмена?

Уборщик кивнул, нашел на одной из полок конверт и протянул Джексону. Рукав его рабочего комбинезона соскользнул, обнажив запястье, что привлекло внимание сержант‑майора. Заметив это, Закария быстро вернул рукав на место.

Джексон улыбнулся.

– Вы, должно быть, уборщик.

– Да‑да. Закария, так меня зовут.

– Верно. Капитан Тернер сообщил мне, что вы по происхождению ливанец.

– Да. Но христианин. Маронит.

Джексон протянул руку.

– Сержант‑майор Роберт Джексон.

Закария неуютно поежился, но, осознав, что все присутствующие смотрят на него, протянул руку в ответ, стараясь держать локоть согнутым. Джексон схватил мозолистую, натруженную ладонь и энергично потряс, притягивая ее к себе – и при этом немного наклоняя. Опустил глаза: вот она, крошечная татуировка в виде синего мальтийского креста. Сделав вид, что ничего не заметил, сержант‑майор повернулся к Фрейде.

– Мадам, если позволите. Что такое проект «Примирение»?

– Ах это. ПП был страстью ребе Бермана, делом всей его жизни. Мы финансируем школы на Ближнем Востоке, не сектантские, а такие, где дети мусульман, арабов и евреев, живущих в Израиле, могут учиться вместе, бок о бок, общаться друг с другом. У нас уже шесть таких школ в Святой земле. Мы надеялись, что в этом году их количество удвоится, но теперь… – Она в отчаянии замолчала.

Джексон обнадеживающе улыбнулся.

– Само собой, работу нельзя прекращать. Если не шесть новых школ, то хотя бы две. Или даже одна.

– Вряд ли. Финансирование уменьшилось. Ребе Берман должен был получить крупное пожертвование, очень большое, его бы хватило на все, но не успел все оформить.

– И вы полагаете, что теперь жертвователь откажется?

– Не могу сказать. Я даже не знаю, мужчина это или женщина. И никто не знает. Жертвователь должен был сохранять анонимность до подписания бумаг.

– Какая жалость. Но, быть может, со временем он – или она – проявится? А ваши другие дарители? Все в публичном реестре?

– Как того требует закон. Но позвольте мне избавить вас от бесконечных бюрократических изысканий. Я подготовила вам бумагу. – Она передала Джексону компьютерную распечатку, озаглавленную «Список жертвователей». – Если я могу чем‑то помочь, все мои контакты здесь. Вся современная жизнь – сплошные цифры.

– Спасибо, – сказал Джексон и негромко добавил: – Shabbat shalom.

Она благодарно улыбнулась.

– Да пребудет с вами мир.

По‑прежнему тепло улыбаясь, сержант‑майор повернулся к Закарии.

– Ma’rah’bone.

– Ma’rah’obtain… – машинально ответил уборщик – и в ужасе замолк.

Но Джексон уже покинул офис, и Мэгги торопилась за ним.

Фрейде явно полегчало.

– Такой милый человек, – сказала она. – И знает иврит и арабский.

– Да. Действительно милый человек, – ответил Закария и быстро ушел.

На улице изнывавшая от любопытства Мэгги пыталась догнать сержант‑майора.

– Что это было? – спросила она. – Ведь что‑то произошло?

– Вне всякого сомнения. Рад, что ты заметила.

– Да, но что именно произошло, сержант‑майор?

– Возможно, первый прорыв в этом деле.

Мэгги ждала дальнейших объяснений, но тут завибрировал ее мобильный телефон. Она с изумлением прочитала сообщение и подняла глаза на Джексона.

– Специальный агент Хамштайн. Почему он пишет мне?

– Потому что я дал ему твой номер, – объяснил Джексон. – Эти штуки меня раздражают. Что он говорит?

– Что у нас будет встреча.

 

Офис «Пелачи энтерпрайзес уорлдуайд» (ПЭУ) оказался весьма скромным, несмотря на то что его занимал один из трех богатейших людей в мире – таинственная личность, прославившаяся финансированием всевозможных общественных и политических организаций, в чем некоторые видели попытку свергнуть американскую демократию и создать единое мировое правительство. Однако улыбчивый добродушный мужчина с блестящими глазами и пышной копной почти седых волос, сидевший напротив сержант‑майора, вовсе не выглядел опасным. Его кабинет был скромным – никакой «стены славы» с фотографиями Пелачи в компании «друзей»‑знаменитостей; личные вещи здесь практически отсутствовали. В качестве напитков подали водопроводную воду («Необходимо регулярно употреблять воду», – объяснил Пелачи), газированную при помощи специального маленького аппарата.

Внимательно наблюдая за собеседником, Джексон сначала спросил, знает ли тот Джерри Риверса. После секундного раздумья Пелачи ответил, что да, но лишь поверхностно, после чего Джексон поинтересовался, известно ли ему, что Риверс мертв. Очевидно, Пелачи этого не знал и не слишком расстроился. А как насчет ребе Бермана? Снова раздумья, но на этот раз ответ был отрицательный.

– Я его не помню. Но его кончина, разумеется, достойна сожаления.

– Разумеется, – согласился Джексон. – А теперь не могли бы вы рассказать мне о журналисте Джерри Риверсе?

– Честно говоря, рассказывать почти нечего. Писатель‑финансист, работал на какую‑то новостную компанию – «Блумберг», «МаркетУотч», «Рейтерс», где‑то там. Регулярно звонил мне перед оглашением федеральной процентной ставки. Хотел услышать мои прогнозы. Завтра квартальное оглашение. Неудивительно, что он мне звонил.

– То есть вы не были друзьями и даже приятелями?

– Господи, нет! По правде говоря, он мне не нравился. Хвастливый, не слишком умный и вечно прячется за своими смешными усами. Но, как я уже говорил, приближалось завтрашнее оглашение.

Джексон видел, что Мэгги хочет задать вопрос, и едва заметно кивнул ей. Она с энтузиазмом вступила в беседу:

– Если он вам не нравился, зачем вы соглашались на интервью?

Мгновение Пелачи восхищенно рассматривал Мэгги, затем обворожительно улыбнулся.

– Потому что он всегда объявлял мои предсказания – по сети – за секунды до оглашения. И я ни разу не ошибся. Это подпитывало миф.

Джексон тоже улыбнулся.

– Ваша откровенность разоружает, мистер Пелачи.

– Я откровенный человек, сержант‑майор. – Пелачи с улыбкой поднялся, давая понять, что встреча закончена. Джексон подчинился, и вскоре они с Мэгги стояли на углу Четырнадцатой улицы и Эл‑стрит.

Мэгги посмотрела на сержант‑майора.

– Ничего нового. Или я ошибаюсь?

– Возможно, куча новостей. Однако время поджимает. Поэтому нам придется разделиться. Не только из‑за времени, но и потому, что ты проявила себя достаточно хорошо и, по моему мнению, вполне способна на самостоятельную разведку.

Он передал ей список жертвователей.

– Один из них должен отличаться от остальных. Он – или она – вносил пожертвования два, в крайнем случае – три раза, всегда в одни и те же числа месяца. Суммы немного росли. Но у этих пожертвований была некоторая странность. Мне нужны даты транзакций.

Она взяла толстую папку, в отчаянии пролистала страницы.

– Но здесь сотни имен. Может, тысячи. Как мне?..

Однако сержант‑майор уже шел по улице и лишь слегка замедлил шаг, чтобы бросить через плечо:

– Если ты высококлассный старший офицер, ты найдешь правильный подход. Помни: размер, форма, тень, цвет, движение. – Тут он обернулся. – Возможно, ты узнаешь имя.

– Мне проверить, как продвигаются поиски мистера Федока?

– Ни в коем случае. Пустая трата времени.

И с этими загадочными словами сержант‑майор испарился, слившись с толпой.

 

Сержант‑майор Джексон знал, когда его пытаются обмануть, и на этот раз ни капли не сомневался в обмане. Он провел более часа в телеграфном агентстве с непосредственным начальником Джерри Риверса, неким педантичным Уиллом Даймондом – толстые очки, залысины и раздражающая привычка непрерывно щелкать шариковой авторучкой. Клик‑клик.

– Значит, мистер Риверс был репортером под прикрытием? Ваш человек у федералов? Ответьте честно.

Клик‑клик.

– Честно? Кто в наши дни знает, что такое честно, уорент‑офицер?

– Может, попытаетесь ответить?

Клик‑клик.

– На самом деле у Риверса не было никакого прикрытия. Он просто плавал где придется. Но он действительно делал федеральные оповещения. Эксклюзивно, можно сказать.

– Потому что был специалистом в этой области?

Клик‑клик.

– Не совсем. Он был середнячком. Честно говоря, достал меня. Один раз я пытался его уволить.

Джексон ждал продолжения, но получил только клик‑клик. Даймонд делал вид, что не понимает, чего от него ждут.

– Пытались?

Клик‑клик.

– Ага. Но начальство сказало «нет». Сказало не трогать его. Временно. Это было три… почти четыре года назад.

– Они объяснили причину? – спросил Джексон, приготовившись услышать щелканье. Но ничего не услышал – и заподозрил, что Даймонд намеренно пытался вывести его из себя. Сержант‑майор пристально посмотрел на собеседника.

– He‑а. Я так понял, у него были фотки издателя.

– Ясно. Последний вопрос, если позволите. Ребе Елизар Берман. Вы знали этого джентльмена?

Клик‑клик.

– He‑а. Но он крупная шишка в еврейской коммуне, так что, полагаю, наши пути пересекались. Однако я бы не сказал, что знаю его.

– А как вы считаете, знал ли его покойный мистер Риверс?

Ответ последовал слишком быстро, опередив даже щелчки ручки:

– Не могу (клик) себе такого представить. – Клик.

Джексон воспринял это как свидетельство беспокойства.

 

Попытки избавиться от звучавшего в ушах навязчивого щелканья снизили работоспособность сержант‑майора, и к тому времени, когда он закончил обход различных правительственных служб, где собирал нужную информацию, на белые каньоны федеральных зданий опустились сумерки. Однако он почти ничего не узнал о Риверсе и его работодателях, что, возможно, свидетельствовало в пользу обоснованности подозрений относительно его деятельности.

Стремительно темнело. Он шагал по пустынной Джи‑стрит в юго‑восточном районе Вашингтона. По‑армейски четкие шаги сержант‑майора эхом отдавались от стен домов – пустых и заброшенных либо с боязливо мерцающими в окнах лампами. На ходу Джексон внимательно следил за улицей, отмечая тени, казавшиеся живыми, и размытые мечущиеся силуэты впереди. Сворачивая на Девятую улицу, он знал, что вступает в мир, опасный для чужаков, особенно ему подобных и особенно по ночам. Миновав полквартала, он почувствовал, что за ним следуют двое мужчин. Подавив стремление – если таковое и было – ускорить шаг, сержант‑майор продолжал идти, пока, несколько секунд спустя, не услышал слабую музыку доносившуюся из заброшенного здания на левой стороне улицы.

Он быстро свернул к нему и резко постучал в дверь. Через мгновение в небольшом окошечке показалось лицо дородного афроамериканца, явно не лучившееся теплыми чувствами.

– Это я, сержант‑майор, – тихо произнес Джексон, отметив, что преследовавшие его шаги замерли. Размытое лицо сменила огромная рука, направившая в глаза Джексону луч фонарика. Сержант‑майор даже не моргнул. Афроамериканец просиял.

– Это и правда ты! – Дверь распахнулась, и Джексон вошел в дом. Гигант закрыл и запер дверь, после чего обнял Джексона. – Давненько же ты не показывался, сержант‑майор!

Джексон тепло улыбнулся.

– Верно, сержант.

– Твой друг в задней части дома. Будет чертовски рад тебя увидеть.

Джексон прошел сквозь широкую гостиную, одновременно выполнявшую функции бара и клуба. Ее стены покрывали фотографии солдат: многие были сделаны во Вьетнаме, но еще больше – в Ираке и Афганистане. Потолок казался гобеленом из армейских нашивок, захваченных вражеских флагов и изображений красоток различной степени неодетости. Появление сержант‑майора было встречено уважительными кивками и улыбками практически всех находившихся в комнате афроамериканцев. Одни сидели за столами, беседовали, смеялись, потягивали пиво; другие собрались перед гигантским телевизором с плоским экраном и следили за баскетбольным матчем – «Уизардс» играли с «Аейкерсами»; третьи только что включили древний музыкальный автомат и теперь слушали балладу Эла Грина. Сержант ответил на каждый взгляд, каждый кивок и улыбку. Добравшись до занавеси в дальнем конце комнаты, он отодвинул ее и постучал условным стуком. Дверь почти мгновенно распахнулась, Джексон скользнул внутрь и быстро закрыл ее за собой.

Мгновение его глаза приспосабливались к полумраку. Он оказался в кабинете. Двое мускулистых мужчин сидели на стульях в противоположных углах помещения. Охрана. Подтянутый симпатичный чернокожий мужчина уже поднялся из‑за стола и шел к Джексону, широко улыбаясь. Сержант‑майор улыбнулся в ответ.

– Пи‑Кей! Рад видеть тебя, брат. Как ты?

– Встретил тебя, черномазый, и стало совсем отменно.

От сержант‑майора не ускользнуло использование самого личного обращения из лексикона воевавших во Вьетнаме афроамериканцев. Он обнял Пи‑Кея, и они уселись в кресла.

Пи‑Кей повернулся к одному из телохранителей.

– Виски почетному гостю. Лучшее. – Телохранитель направился к столу, и Пи‑Кей перевел взгляд на Джексона. – Как воюется, Боб?

– Лучше, чем прежде, но не так хорошо, как могло бы.

– И у меня та же история.

Телохранитель поставил перед ними два стакана и бутылку двадцатипятилетнего шотландского «Обана».

– Лед не забудь. – Телохранитель поспешил выполнить поручение. – Чем обязан такой чести? Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло?

Джексон ухмыльнулся.

– А что, неужели я прихожу исключительно за помощью?

– Надо думать! – расхохотался Пи‑Кей. – Здесь тебе не курорт. Я бы и сам пришел сюда только по крайней нужде. А вообще мы горды исполнять роль твоих нерегулярных войск, Боб. Ты всегда занимаешь верную сторону. Так что стряслось?

Джексон достал из‑под рубашки конверт с фотографиями украденных серебряных вещей.

Пи‑Кей внимательно изучил их.

– Я слышал, ограбили синагогу между Шестой и Ай. Это оттуда?

Джексон кивнул.

– Согласно одной из теорий копов это случайное ограбление, что в округе не редкость. Но тогда серебро должно быть уже у скупщика. Вне всяких сомнений, ты бы об этом знал.

– Знал бы. Но не знаю. Кроме того, местные громилы такого не тронут. Они профи, на дурное дело не пойдут.

– Думаешь?

– Готов спорить. Они не грабят церкви и синагоги. А тут тебе и церковь, и синагога.

– Верно, – кивнул Джексон. – Сначала это была синагога, но потом, когда евреи переселились в пригороды, из нее сделали АМЕ[62].

Пи‑Кей заулыбался.

– Вот тебе наглядный пример процессов в социальной среде: теперь АМЕ перебралась в пригороды, а евреи вернулись. Жизнь идет по кругу.

Телохранитель принес лед. Пи‑Кей разлил виски, бросил в каждый стакан по ледяному кубику и поднял взгляд на Джексона.

– Минута, чтобы проявились аромат и характер?

Сержант‑майор кивнул.

– Ты всегда был хорошим солдатом.

Они подняли стаканы.

– Here’s tae uys [63], – сказал Пи‑Кей.

– T’ose lak uys [64], – ответил Джексон.

– За отсутствующих друзей, – прошептали оба и выпили.

– Будешь настороже?

– Я закину сеть, – энергично закивал Пи‑Кей.

Некоторое время они потягивали виски в молчании. Потом Джексон нахмурился, словно ему в голову пришел новый вопрос.

– Люди, работающие в том районе. Кто‑нибудь из них способен сломать шею одним движением?

Пи‑Кей задумался, покачал головой.

– Нет. Так действуют опера. Британские десантники, КГБ, спецназ ВМС. А эти парни никогда не опустятся до синагоги.

Джексон кивнул. Как обычно, Пи‑Кей был прав.

 

Слушая отчет Мэгги о проведенной разведке, сержант‑майор с неохотой признался себе, что доволен. Она превзошла его ожидания. Сейчас она описывала свои действия, и вне зависимости от полученного результата ее поход отвечал его строгим стандартам. Мысли сержант‑майора блуждали. Он прервал Мэгги.

– Я потерял нить. Вернись на три предложения назад.

Она откашлялась, пытаясь вспомнить, что говорила, затем продолжила:

– Поэтому я просто смотрела на него, надеясь, что что‑нибудь бросится в глаза – как на холме в обучающем фильме. Но чем дольше я смотрела, тем меньше необычного видела. Я думала о пяти критериях, но никак не могла найти им применение. Имена не двигаются и не имеют цвета. А затем меня осенило: благотворительность отбрасывает тень. Она связана с деньгами, а деньги всегда оставляют след или тень. Их можно отследить, пусть только при помощи бухгалтеров и аудиторов. Поэтому я начала изучать цифры, и кое‑что выскочило: два пожертвования, одно – скромные десять тысяч, второе – более приметные четверть миллиона. Проект «Примирение» получил оба из анонимных источников. Но когда я сравнила частный список с их государственным отчетом, то увидела, что оба пожертвования поступили от «пятьсот один си три» – благотворительной организации, занимающейся переводом денег. И так я смогла найти жертвователя. Как ты и говорил, имя оказалось знакомым…

– «Закария фанд»? – прервал ее сержант‑майор.

Она постаралась не выдать изумления.

– Вообще‑то «Закария фаундейшн». Но суть верна.

– И, вне всяких сомнений, в качестве адреса был указан дом уборщика. – Мэгги кивнула. – А датировались переводы пятнадцатым или тридцатым числом месяца?

– Один пятнадцатым, другой тридцатым, – ответила она, немного разочарованная его догадливостью.

– Тогда главный вопрос заключается в том, кто финансировал нашего уборщика. Террористы? Преступники?

– Это он убийца?

Джексон посмотрел на нее: вот она, проверка.

– Все улики указывают на него, верно?

– Все до единой. В результате чего напрашивается вопрос: не слишком ли много теней?

Он гордился ею. Ученица все схватывала на лету.

– Это нам и предстоит выяснить. Идем.

Оставаясь в зоне видимости открытой двери, он подвел Мэгги к компьютеру.

– Должен признать, когда речь заходит об этом устройстве, я не столь эффективен, как ты, поэтому попрошу тебя найти веб‑сайт со списком пожертвований и просмотреть их. Ищи одного из этих «пятисот первых», о которых ты говорила, того, кто делает одинаковые пожертвования в одни и те же дни. Двух найденных тобой переводов достаточно для такой задачи?

– Для начала – вполне. Но не на этом компьютере. На базе есть программа, которая справится меньше чем за час. Правда, она только для официального использования.

– Значит, пришла пора придать себе официальности.

Он снял трубку со старомодного телефонного аппарата и набрал номер.

 

Тернеру вовсе не улыбалось провести за рулем более часа лишь затем, чтобы получить доступ к армейскому компьютеру. Но он должен был присутствовать, когда эта девица – между прочим, симпатичная, если присмотреться, – начнет бесконечный регрессионный анализ номеров и благотворительных организаций. Это вновь напомнило Тернеру о том, что нынче правительству известно все, а это, в свою очередь, означает, что любой недоумок с клавиатурой способен за считанные минуты получить доступ ко всему тому, что старые добрые копы – такие как он сам – когда‑то собирали вручную, имея в своем распоряжении только собственные знания и опыт. Но теперь…

Он посмотрел на часы: есть шансы успеть на плей‑офф, если эта Мэгги отыщет то, чего хочет Джексон. Сержант‑майор умел быть настоящей занозой в заднице, но никогда не ошибался, а Тернеру необходимо было справиться с этим делом. Он надеялся найти Федока, однако когда уходил, список Бакстера состоял из трех Фрэнков, двух Томасов и одной Анны Федок, и что‑то подсказывало Тернеру, что ни один из них не выгорит.

Радостный вопль Мэгги: «Джекпот!» – прервал его мрачные размышления. Тернер и Джексон уставились на экран, заглядывая девушке через плечо.

– Вот связь с так называемым анонимным жертвователем!

Она нажала клавишу, и на экране появилась веб‑страница. «Проект „Юпитер“. Помощь тем, кто ищет гармоничное общество». В списках присутствовали сотни реципиентов, среди них – проект «Примирение». Мэгги повернулась к Тернеру.

– Разве Пелачи не связан с ними?

– Возможно, – пожал плечами тот. – Но его деньги раскиданы по всему миру. Быть может, простое совпадение. – Он посмотрел на Джексона. – А вы что скажете, сержант‑майор?

– Я не настолько хорошо знаком с этим миром, а потому испытываю сомнения. Но, думаю, смогу получить ответ к завтрашнему утру. При условии – обязательном, – что вы встретите меня в указанном месте ровно в восемь двадцать пять. И приведете с собой следующих людей.

Он нацарапал на листке бумаги несколько имен, передал список Тернеру и быстро направился к выходу.

– Куда, черт побери, вы собрались на ночь глядя?

– Если мы хотим завтра закончить с этим, как я и планировал, сейчас нужно разобраться с неотложным делом.

И сержант‑майор исчез за дверью.

 

* * *

 

Мэгги, Тернер и другие – Хамштайн, Фрейда, Закария и Уилл Даймонд, явно недовольный тем, что его сюда притащили, – терпеливо ждали в кофейне на Эл‑стрит. Настенные часы показывали 8.24. Даймонд кипел.

– Вы сказали, он придет в восемь двадцать пять, а у меня нет времени, чтобы тратить его на… – Он замолчал. Часы переключились на 8.25, и одновременно в кофейню вошел сержант‑майор Джексон. Приблизившись, он окинул группу взглядом.

– Хорошая работа, капитан Тернер. Все в сборе. – Он кивнул на Даймонда. – Капитан, специальный агент, вижу, вы познакомились с работодателем покойного Джерри Риверса.

– Работодателем? Вряд ли! – огрызнулся Даймонд. – Я просто его начальник. На работу его взял человек, о богатстве которого мне остается только мечтать.

– Идея ясна. В таком случае давайте пройдемся. Наша цель находится в полутора кварталах отсюда.

– Офис Пелачи? – мгновенно догадалась Мэгги.

Сержант‑майор улыбнулся. Она определенно подавала надежды.

 

Сначала их не пускали в святая святых Пелачи, но под непреклонным давлением Джексона Хамштайн и Тернер достали свои удостоверения, и в конце концов посетителей проводили наверх. По пути Хамштайн пробормотал Джексону:

– Лучше бы оно выгорело, иначе моей работе конец, Боб.

Он почти никогда не фамильярничал с сержант‑майором, однако сейчас хотел подчеркнуть серьезность ситуации. Джексон его понял.

Когда они оказались в кабинете, Пелачи не стал терять время даром.

– Это ужасно некстати! Надеюсь, это действительно важно, черт бы вас побрал! – гремел он. От добродушного дедушки не осталось и следа – его поглотил резкий строптивый делец.

– Как прикажете, сэр.

Все расселись, не считая двух полицейских у двери и Джексона, который встал у окна. Джексон начал:

– В столице нашего государства за несколько часов произошло два ужасных убийства. – Он обвел всех собравшихся внимательным взглядом. – И убийца – поскольку за обоими преступлениями стоит один человек – находится в этой комнате. С нами. Сейчас.

Пелачи ощетинился.

– Я ценю вашу утонченную любовь к театру, но не могли бы вы просто сообщить нам его имя, дабы остальные наконец получили возможность заняться своими делами?

Не обратив на него внимания, Джексон продолжил:

– Важный вопрос заключается в следующем: был ли кто‑либо из присутствующих связан с обеими жертвами?

Любопытство Тернера взяло верх.

– Никто. Насколько мне известно.

– Неужели? – Сержант‑майор медленно подошел к Даймонду, который нервно заерзал. Пристально посмотрел на редактора. – Ведь вы знали обоих, не так ли?

– Нет! Это смеш… – Даймонд замолчал и безжизненно кивнул головой. – Да. Да, это так.

Джексон пододвинулся еще ближе.

– Именно. Риверс работал на вас. И хотя это тщательно скрывалось, вашим начальником, которого вы упоминали ранее, является не кто иной, как мистер Пелачи.

Даймонд снова кивнул. Джексон нажал сильнее:

– Вот почему вы всегда публиковали предсказания Пелачи. Риверс был простым мальчиком на побегушках.

– Да! Я никогда не отрицал, что знаком с Риверсом! – огрызнулся Даймонд. – Но раввин?

– Вы что, забыли свое пожертвование проекту «Примирение»? – немного раздраженно спросил Джексон. – Зато правительство все помнит. Ваше имя есть в списке жертвователей.

– Вы тот самый мистер Даймонд? – воскликнула Фрейда.

– Ладно! Я знал их обоих! Но я никого не убивал!

Джексон одарил его долгим, пристальным, почти невыносимым взглядом.

– Возможно. Это мы выясним. – Он повернулся к Фрейде. – А вы?

– Я? Убийца? Я вегетарианка! Я вообще не ем мяса!

– Но вы знали: что‑то не так. И знали, что это связано с… – Джексон быстро повернулся к Закарии, – нашим верным уборщиком. Ливанцем?

– Да, да, сэр. Но…

– Нет. Не ливанцем. Египтянином. Полагаю, коптом.

Повесив голову, Закария поднял руку, демонстрируя собравшимся татуировку в виде крошечного мальтийского креста.

– Это меня выдало, да?

– И ваш акцент. Когда мы прощались, вы ответили по‑арабски с египетским акцентом. Который сильно отличается от левантийского диалекта Ливана.

Закария совсем пал духом.

– Вы очень умный человек. Вы знаете, что это не я забрал их жизни, что на моих руках нет крови.

– Не уверен. Однако давайте рассмотрим, что у нас есть. Раввин убит, его синагога ограблена – но не обычным грабителем. Откуда нам это известно? Во‑первых, прошло почти семьдесят два часа, а украденное серебро так и не появилось на черном рынке.

– Ну, – фыркнул Даймонд. – Возможно, воры просто выжидают, чтобы все утряслось.

– Спасибо, что продемонстрировали нам свою неосведомленность о жизни обычного преступника. Обычным преступникам хронически нужны крупные суммы денег. И они знают: чем дольше хранишь добычу, тем больше шансов, что тебя отыщет полиция. Поэтому непреложное правило гласит: избавься от нее. Быстро. Продай перекупщику, который примет ворованное и будет держать у себя, пока горизонт не прояснится. А мы, – добавил сержант‑майор, кивнув на Тернера и Хамштайна, – уверены, что украденное не всплыло. Нигде.

Он оглядел собравшихся по очереди, высматривая предательскую дрожь или дернувшееся веко, которые могли бы выдать преступника. Ничего. Сержант‑майор продолжил:

– Однако этот человек знал, что похищает. Он не тронул более новые, не столь ценные футляры для свитков Тор, но взял антиквариат, переживший холокост, древние сокровища царской России. Может, он коллекционер? Продавец краденого антиквариата? Не исключено. Однако он точно не простой уличный вор, ищущий легких денег. – Джексон сделал паузу. – Из всего этого мы можем сделать вывод, что убийца – человек, способный – по крайней мере, в данный момент – жить по средствам.

– Что можно сказать о каждом из здесь присутствующих, – снова влез Пелачи.

– Но зачем убивать раввина? Случайность? Возможно. Однако человек со средствами мог дождаться, пока синагога опустеет. – Джексон стоял не шевелясь, и его голос словно набирал вес. – Более правдоподобное объяснение: целью преступника было убийство, а кража серебра – обычный отвлекающий маневр.

– Но кому понадобилось убивать такого хорошего человека? – сокрушенно спросила Фрейда.

– А что, если его убили именно за то, что он был хорошим человеком? Страстно желавшим мира? – Помрачнев, Джексон добавил: – Возможно, именно эта страсть сделала его уязвимым.

Тернер больше не мог сдерживаться.

– Для кого?

– Перед кем, – поправил сержант‑майор. – Перед кем‑то, кому требовался контроль над инфраструктурой. Некой конкретной сетью. Той, что способна перемещать деньги так, что власти никогда не смогут их отследить. Так сказать, проводить транзакции, которые не отбрасывают тени. – Его взгляд упал на Пелачи. – Такой человек должен либо быть богатым… – теперь он повернулся к Даймонду и Закарии, – либо представлять чьи‑то интересы. – Джексон помолчал. – Но зачем убивать раввина? Этот вопрос на некоторое время поставил меня в тупик. Однако славный мистер Даймонд подтолкнул меня в нужном направлении.

– Я? – воскликнул редактор, нервно кусая губу. – Что я сказал? Я тут вообще ни при чем!

– Тогда почему вы ведете себя столь нервно, столь – как бы это выразиться – виновато? – Даймонд ничего не ответил. Джексон криво улыбнулся. – Не волнуйтесь. Вы случайно обронили это в разговоре: предположили, что у Риверса есть фотографии сильных мира сего, и это натолкнуло меня на мысль: что, если, играя на страсти ребе, наш заговорщик убедил его принимать большие пожертвования – со всей возможной анонимностью – на поддержку дела его жизни, при условии что значительная часть денег впоследствии будет тайно возвращена?

– Отмывание финансов! – Хамштайн начинал получать от происходящего удовольствие. Еще одно оперативно раскрытое сложное дело. Хорошая запись в досье.

– Именно. У ребе был отличный конечный пункт – организация в крайне нестабильной части мира, где записи почти не ведутся, а потому огромные суммы денег больше никогда не всплывут.

Мэгги была озадачена.

– Получение денег организовать несложно. Но как скрыть их возврат? Для этого требуется местный получатель… – Замолчав, она повернулась к Закарии.

Джексон медленно направился к уборщику.

– И этому мужчине – или женщине – понадобится мотив помимо денег, потому что он должен вести себя предельно незаметно. – Сержант‑майор навис над несчастным уборщиком, дрожавшим как осиновый лист. Схватил его за руку, поднял, продемонстрировав татуировку. – Особая отметка. С ее помощью копты‑христиане показывают свою приверженность церкви. – Прежде чем Закария успел возразить, Джексон продолжил: – Церкви, страдающей от геноцида со стороны мусульманских экстремистов по всему Египту. Тем, кто хочет спастись, отчаянно нужны деньги: взятки, визы, дорожные расходы. – Он повернулся к остальным. – Кто в таких обстоятельствах откажется помочь проекту, целью которого является невинное желание мира во всем мире?

– У меня не было выбора! Господь послал мне эту возможность! А теперь… – Закария разрыдался.

Джексон успокаивающе положил руку ему на плечо. Затем пристально посмотрел на Пелачи.

Тот стукнул кулаком по столу.

– Это возмутительно! Я лишу вас работы и пенсии! А теперь выметайтесь! ВОН!

Джексон перевел взгляд на Хамштайна. Теперь дело было за ним. Агент поморщился, но все‑таки покачал головой.

– Минуточку, сэр. Пожалуйста, сядьте. Хотя я с вами согласен: на этот раз наш коллега прыгнул выше головы.

Пелачи, не уверенный в значении этих слов, медленно опустился в кресло. Быстро успокоился и даже благосклонно улыбнулся.

– Ради бога, продолжайте. Это такая захватывающая история – особенно учитывая то, что я вовсе не нуждаюсь в чьей‑либо инфраструктуре. При желании я и так мог бы править миром.

– Вне всяких сомнений – по крайней мере той его частью, что можно купить, – согласился Джексон. – Но как насчет той, что нельзя? Деньги, полученные за большие секреты, огромные суммы, вырученные преступным образом, даже с угрозой национальной безопасности? Их необходимо скрывать. А для этого требуется иностранная структура, не имеющая прямых контактов с вашей империей. Зато имеющая благотворительные. Отсюда – ребе.

Если Пелачи и нервничал, теперь он хорошо скрывал свои эмоции.

– Как интересно. Я, пожалуй, дослушаю историю до конца, прежде чем звонить вашему начальству. Прошу вас, продолжайте.

– Спасибо. Итак, проблема заключалась в том, что у ребе, как воображал мистер Даймонд, были фотографии. И если бы ангел‑хранитель сурово пожурил его – или бы он просто испугался, – разработчик схемы оказался бы под угрозой. Нешуточной. Либо его жизнь – либо жизнь Елизара Бермана.

– О, я понял, – проворковал Пелачи. – Но вы упустили один момент: откуда взялись эти огромные суммы денег?

– Ах да. Наконец мы добрались до загадочного мистера Федока. На самом деле в шифровке было не имя. Послание. «ФЕДОК». Риверс сообщал своему соучастнику, что следует ожидать объявления процентной ставки Федерального резерва, а значит, можно вывести с рынка миллионы – даже миллиарды – долларов перед объявлением. Не сомневаюсь: когда лаборатория мистера Хамштайна проверит компьютер Джерри Риверса, на нем обнаружится программа, позволяющая получать доступ к компьютерам Федерального резерва и узнавать процентную ставку заранее – иногда за несколько часов до ее официального объявления.

Хамштайн тихо присвистнул.

– Инсайдерская торговля. Это по‑круче, чем поймать с поличным Джулиани[65].

Тернер кивнул.

– И не забудь крупнейшую схему отмывания денег!

Пелачи наконец занервничал: его ноздри раздувались, зубы скрипели.

Сержант‑майор нанес последний удар.

– Это срабатывало дважды. Репетиция. Третий раз должен был привести к монополизации рынка. От Риверса требовалось только найти шифр. Поздно вечером он это сделал. Риверс собирался опубликовать данные, что привело бы к полнейшему хаосу. Он оставил хозяину сообщение: «ФЕДОК». То есть хозяин должен был прочитать записку. Однако этот хозяин, мистер Пелачи, узнал бы реальные цифры, лишь ознакомившись со статьей Риверса в Интернете – той самой, в которой Риверс дал бы ваше неизменно верное предсказание. Однако я думаю, что на этот раз предсказание оказалось бы неверным, и когда все прочие поверили бы ему, вы сорвали бы большой куш. Я также полагаю, что именно по этой причине вы держали Риверса на работе, несмотря на очевидную некомпетентность. Это было легко устроить, учитывая, что телеграфным агентством, где он работал, владела компания, входящая в вашу невероятно сложную империю. – Прежде чем Пелачи успел возразить, Джексон пояснил: – Этот факт я обнаружил, посвятив полдня просмотру правительственных записей. Боже, ну и скользкая у вас империя. Чуть от меня не скрылась.

– В таком случае почему же я сейчас не отдаю распоряжения по телефону?

– Потому что ни вы, ни Риверс не ожидали, что кто‑либо поставит совесть выше огромных денег. Когда хороший ребе решил, что больше не хочет помогать вам скрывать преступления, эту конкретную затею пришлось отложить, пока не найдется другая инфраструктура. Однако от ребе следовало избавиться. И доверить это дело было некому. Тем временем вы осознали, что Риверс тоже представляет собой угрозу и что вам нужна только его программа. Без сомнения, сломав ему шею, вы переписали все файлы с его компьютера. Так сказать, просто устранили посредника. По вашим представлениям, грамотно сработали.

Пелачи трясло от ярости.

– Вы зашли слишком далеко! Еще немного – и обратного пути не будет!

– Если только ФБР не проверит ваши компьютеры.

Впервые Пелачи не удалось скрыть страх. Панику. Он воззвал к полицейским:

– Господи! Неужели вы верите, что я способен красться по улицам под покровом ночи? Что способен убить человека голыми руками? Я, старик?

Фрейда больше не могла этого выносить. Она вскрикнула и разрыдалась. Мэгги кинулась к ней, обняла. Неожиданно всеобщая заинтересованность сменилась тревогой.

Пелачи набросился на Хамштайна.

– Только посмотрите на это! Настоящее зверство! Предъявите мне обвинение или убирайтесь! – Он презрительно посмотрел на Джексона. – Вы ничего не докажете, сэр!

Сержант‑майор подождал, пока Фрейда успокоится, затем решительно ответил:

– Да, я полагаю, все мои соображения можно отмести как чисто спекулятивные фантазии. Но есть свидетель.

Полицейские вздрогнули. Они впервые слышали об этом. Пелачи сглотнул, однако продолжал стоять на своем:

– Это смешно! У вас нет свидетеля!

– На самом деле, сэр, он сейчас находится прямо за вашей дверью.

Джексон кивнул озадаченному Тернеру, и тот распахнул дверь. Офицеры ошарашенно уставились на вошедшего в кабинет человека.

– Пи‑Кей! Какого черта ты здесь делаешь? Я думал, ты завязал!

Куда только делся вчерашний уверенный в себе Пи‑Кей? Его место занял нервный бродяга.

– Ой, кэп, специальный агент, так и есть. Чист как младенец. Но эта девчонка такая милашка, ну, сами знаете…

– К делу, парень! – Лицо Пелачи покраснело.

– Ну да… – промямлил Пи‑Кей, прикидываясь, будто плохо соображает. Одурачить старых знакомых ему не удалось, однако Пелачи ничего не заподозрил. – Моя девчонка живет возле синагоги. Я шел домой примерно в два часа ночи. Гляжу – из синагоги выбегает какой‑то тип. И тащит мусорный мешок. «Хефти». – Тут он показал на Пелачи. – Вот он, этот тип.

– Это безумие! Вам всем конец! Вы теперь безработные! А теперь пошли вон!

Но Джексон не пошевелился.

– Вы уверены, мистер Пи‑Кей?

– А то. Он задержался под фонарем, и я его хорошенько разглядел.

– А почему он задержался?

– Видите ли, сэр, мусорный мешок лопнул. И из него вывалилась всякая серебряная фигня.

– Вот видите! Ложь! Мешок вовсе не… – Тут Пелачи понял, что его провели. Хитрость Пи‑Кея сработала. Все было кончено. Пелачи повернулся к окну – может, хотел выпрыгнуть, – но на его пути вырос Джексон. Пелачи повернулся к двери. Там поджидали Хамштайн и Тернер.

Олигарх попятился, начал кружить по кабинету – Джексон следовал за ним на безопасном расстоянии, – потом извлек из‑под пиджака девятимиллиметровую «беретту».

– Держитесь подальше, и никто не пострадает, – пообещал Пелачи, пробираясь к выходу. Джексон не отставал. На другой стороне комнаты зашевелился Пи‑Кей. Не заметивший его Пелачи нацелил «беретту» на полицейских, и те быстро отошли от двери. Преступник скосил глаза, высматривая дверную ручку. Отвлекся лишь на мгновение, но его хватило.

Издав устрашающий боевой клич, Джексон рванулся к Пелачи. Тот испуганно отшатнулся – и угодил прямо в объятия Пи‑Кея, который двигался вместе с Джексоном и занял позицию, чтобы схватить беглеца за руку с оружием.

Пистолет взлетел в воздух. Пелачи прыгнул за ним.

И поймал бы его, если бы Мэгги не завладела «береттой» прямо перед носом олигарха.

Это был конец. Пелачи, еще мгновение назад столь могущественный, превратился в жалкого преступника в руках полиции.

Когда его уводили, Тернер повернулся к Хамштайну.

– Кому лавры?

– Совместная операция? – предложил Хамштайн.

– Годится.

Пелачи был в шоке.

– Ты об этом пожалеешь! – прошипел он Джексону. – Ты мне за это заплатишь.

Джексон улыбнулся.

– Быть может, в следующей жизни. Остаток этой вы проведете в Левенуэрте.

Тернер и Хамштайн подтолкнули Пелачи, и его гневный вопль затих в отдалении.

 

Сержант‑майор Джексон редко принимал гостей, но сейчас, в своем скромном жилище, окруженный коллегами, он чувствовал себя почти счастливым – давно забытое ощущение. Гости только что прибыли и теперь пытались справиться с неожиданно сложной задачей – отыскать стулья. У Джексона их почти не было, но он принес пару из небольшой гостиной, а в аккуратном чулане нашлись