Что скрывают паруса «летучего голландца», или Куда плывет «Корабль дураков»?

 

Моря и океаны всегда были местом, скрывающим немало неразгаданных тайн. За многовековую историю борьбы человека с морем произошло немало событий, загадочность которых до сих пор волнует воображение. Многие корабли, покинувшие порт, не вернулись к родным берегам. Морские исследователи пытались выяснить тайну их исчезновения, однако, за редким исключением, этот труд оказывался напрасным.

Морская история знакома с печальной статистикой: с унылой периодичностью морякам встречаются корабли, покинутые экипажем при самых загадочных обстоятельствах. Почему это происходит, ответить никто не может.

Корабли, идущие под всеми парусами, но не имеющие команды, – вовсе не редкость. О таких случаях можно написать объемистую книгу. Море скрывает опасности, которые нам, по‑видимому, пока не суждено постичь. В XVI, XVII и XVIII веках бывалые моряки толковали большинство историй о странных кораблекрушениях не иначе, как с позиций легенды о «летучем голландце».

А корабли называли «летучими голландцами» потому, что в штиль они мчались под полными парусами. Но само это имя принадлежит все‑таки человеку. Кем был этот человек, исследователи расходятся во мнениях и называют целый ряд имен. Несомненно одно – это был голландский капитан.

Время же возникновения легенды называют разное: XVII, XVI век и даже XV. Самая ранняя дата – 1495 год. Имя главного героя тоже звучит по‑разному. Положил начало этой истории капитан Ван Страатен, а может быть, капитан Ван дер Дейкен, или Ван Димен, либо Бернард Фогг.

Кем бы ни был этот голландский капитан, о нем известно, что обладал он безудержным нравом, бешеным темпераментом и, по‑видимому, не верил ни в бога, ни в черта. И с этого момента, с разногласия с высшими силами, какую бы сторону они ни представляли, начинается разногласие в легенде. По одной из версий, капитан не поладил с Богом, по другой – с дьяволом. И дальше версии толкуются в соответствии с тем, с кем не поладил капитан.

Версия первая, гласящая, что капитан не поладил с Богом. Видимо, корабль возвращался в Голландию и при попытке обогнуть мыс Доброй Надежды был задержан, как это бывает со многими кораблями, шквальными ветрами и очень сильным волнением. По сути дела, ураган и буря – это то, с чем моряки часто встречаются в этих краях. Команда и пассажиры – но по некоторым версиям пассажиров на борту не было – в конце концов не выдержали и взмолились, прося развернуть корабль и переждать непогоду. Капитан уперся до такой степени, что когда ему намекнули, что, видимо, Бог не хочет того, чтобы они прошли именно сейчас и именно здесь, Ван Страатен, или Ван дер Дейкен, или кто‑то другой разразился такой отчаянной божбой (а известно, что моряки очень большие специалисты по части «малого морского загиба», «большого морского загиба», но, как правило, это делается совершенно беззлобно), видимо, вложив в свои слова столько внутренней силы, столько эмоций, да еще по прямому адресу, что был моментально услышан.

А дальше разные версии сообщают разные сведения. Наиболее интересна та, когда на борту появляется некая призрачная фигура, причем непосредственно рядом с штурвалом возле капитана, потому что именно он в это время стоял у штурвала, и начинает объяснять капитану, что он не прав, слишком упрям, горяч и вообще до такой степени распускаться не стоит. Казалось бы, капитан должен был образумиться, но ничего подобного не произошло, это только подхлестнуло его, и вот тут‑то он поклялся страшными словами (по некоторым версиям, костями своей матери, по другим – довольно высокими святыми вещами), что он не повернет корабль до тех пор, пока не обогнет мыс Доброй Надежды, даже если бы ему пришлось это делать до Страшного суда. Вот в этот момент все и случилось, причем случилось практически мгновенно – волны расступились, обшивка корабля истлела в один миг, истлели тела экипажа и капитана тоже. И в следующий момент корабль уже представлял собой полусгнивший остов, который держался на воде только некой магической силой, силой проклятия. С тех пор так и скитается по морям корабль неистового голландца. С прогнившим корпусом он, тем не менее, прекрасно держится на волнах. Команду свою проклятый Богом капитан набирает из утопленников, причем чем поганее и мерзостнее были их деяния в жизни, тем лучше. Он ведет свой корабль, пытаясь обогнуть мыс Доброй Надежды, и вести ему этот корабль до скончания времен, до Страшного суда. Бог осудил его до скончания века скитаться по морям и океанам, никогда не приставая к берегу. А если он все‑таки пытается войти в гавань, то что‑то сразу же выталкивает его оттуда. Ночью огни святого Эльма дрожат на его мачтах, днем лучи солнца просвечивают между ребрами шпангоутов. И паруса его всегда полны ветром, даже если на море штиль и другие корабли лежат в дрейфе. Он может попасться на пути кораблей и в шторм, и в штиль, показаться под утро из тумана, появиться далеко на горизонте либо выскочить рядом прямо из глубин. Иной раз он появляется даже в солнечный день. И это, говорят, страшнее всего. Прямо по курсу замечают слабое радужное мерцание, как бы световой смерч. Он быстро приближается, уплотняется. Становится видно: это призрачный корабль, который в брызгах пены переваливается с волны на волну. На расстоянии окрика он виден весь от мачт до ватерлинии. Старинная конструкция XVI века, по бортам облупившиеся деревянные украшения. А на гафеле болтается флаг, изорванный до того, что невозможно определить его национальную принадлежность.

Версия вторая: капитан заключает пакт с дьяволом и нарушает его. Для того, чтобы обогнуть мыс Доброй Надежды и вовремя попасть в порт назначения, Ван Страатен пообещал продать душу дьяволу, на чем и был моментально пойман. Только в версии сделки с дьяволом присутствуют некие подробности. Например, вечное скитание Ван Страатена может быть прекращено при некоторых условиях. И условие это совершенно дьявольское: раз в 7 лет Ван Страатену позволено заходить в один из портов, и если в течение суток, которые ему разрешено будет находиться в акватории этого порта, и, соответственно, в порту, он найдет женщину, которая полюбит его искренне и беззаветно, то проклятие может быть снято, он может прекратить свой вечный рейс. Но здесь‑то и кроются откровенно дьявольские штучки, потому что условие это – неприкрытая издевка и ничего больше: найти искреннюю, честную женщину, которая полюбила бы за одни сутки такого человека, как Ван Страатен, практически невозможно. На крючок этой надежды дьявол обычно и ловит простаков.

В версии сговора с дьяволом присутствует еще один любопытный момент, связанный с почтой. Встреча с «летучим голландцем» в море, как правило, в 90 % случаев приводит к летальным последствиям для тех, кто его видит. Кроме одного‑единственного: когда корабль Ван Страатена подходит к другому кораблю с просьбой принять почту. Это, пожалуй, единственное исключение – тот корабль, который берет эту почту, все‑таки попадает в порт назначения. В море в те времена, во всяком случае, доставка почты была законом морской вежливости, который соблюдался неукоснительно даже среди пиратов. Иногда пираты подходили и передавали почту, не трогая корабль. Иногда обычные суда сбрасывали пиратам почту, т. е. это было святой обязанностью моряков. Насчитывается немало свидетельств, когда экипаж «летучего голландца» пытался передать почту. Известно несколько случаев, когда письма приходили потомкам экипажа «летучего голландца» спустя полтора‑два, даже два с половиной века.

В том случае, когда корабль принимал почту, с ним, как правило, происходили разные странные вещи. И век его после этого был недолог – экипаж начинал болеть, люди гибли от несчастных случаев, но не сразу, а некоторое время спустя, по крайней мере достаточное для того, чтобы доставить почту по назначению.

Кстати, это тоже можно считать дьявольской уловкой: кому доставлять почту спустя полтора‑два века? Тем не менее, моряки «летучего голландца» пишут письма и отправляют почту. И именно этот факт позволил одному из американских исследователей аномальных явлений утверждать, что Ван Страатен со своим экипажем возможно попал в петлю времени. Члены экипажа не понимают, что с ними происходит, просто каждый раз с ними повторяются одни и те же события. Поэтому, когда они пишут письма своим родным и близким, они все еще считают их живущими.

Существует и более «прозаическая» легенда о происхождении «летучего голландца». Она гласит, что команда на голландском торговом судне заболела страшной болезнью. Из страха, что она может быть занесена на берег, ни один порт не принимал судно. Согласно этой легенде, более похожей на правду, корабль с умершими от болезни, отсутствия воды и пищи моряками до сих пор носится по морям и океанам. Встреча же с кораблем‑призраком, прозванным «летучим голландцем», грозит в лучшем случае несчастьем, но чаще – смертью, что в варианте с потенциальной инфекцией выглядит пугающе правдоподобно.

И в этом случае история «летучего голландца» обрастает массой подробностей. К ней обращаются очень многие люди, известны свидетельства. Происходит расслоение легенды, и все брошенные экипажами корабли почему‑то начинают связываться с легендой о «летучем голландце». Хотя нет сведений, что они встречали «летучего голландца» в море, а экипаж мог оставить судно по самым обыкновенным причинам, но, тем не менее, эти суда тоже называют «летучими голландцами». Таких судов было зафиксировано огромное количество. Весьма авторитетные в мире морской статистики океанографы Рехнитцер и Терр утверждают, что с момента освоения человеком искусства кораблестроения морская пучина поглотила около 1 миллиона кораблей. В XVIII–XIX столетиях каждый год исчезало от 8 до 12 судов. Точнее, исчезали не корабли, а экипажи – ни живых, ни мертвых моряков не было на этих судах. Конечно, можно заподозрить в сих злодеяниях морских пиратов, но против этого свидетельствует тот факт, что пища, питье, золото и даже самое большое сокровище – ром – оставались нетронутыми…

Скорее всего «летучий голландец» – это более‑менее универсальный архетипический образ. Существует же архетип Вечного Странника. Можно вспомнить легенду об Агасфере Вечном жиде. Эти истории очень близки, и не заметить их общность невозможно, тем более, что в начале истории Агасфер точно так же был проклят Богом за то, что отказал ему в отдыхе и посоветовал продолжать свой путь на Голгофу. Другая версия – проклятый Богом Каин, тоже вечно скитающийся по свету. А вообще, как пишет Борхес: «Историй всего четыре – о штурме города, о поиске, о возвращении и о самоубийстве Бога. Историй всего четыре. И сколько бы времени нам ни осталось, мы будем пересказывать их – в том или ином виде».

В воображении средневекового европейца плавание странного экипажа связывается со многими мотивами, восходящими к незапамятным временам. Истоки легенд о странниках и странствованиях берут начало из древних времен: аргонавты, Одиссей, Ной и ковчег, Синдбад‑Мореход – можно продолжать до бесконечности. Но в интересующем нас контексте выделяется ряд средневековых сюжетов, как совершенно реалистических, так и почти мифических.

Возможные метафоры, связанные с кораблями, населенными проклятой Богом командой: «Корабль глупцов», «Корабль смерти», «пьяный корабль» – все, что связано с темой безумия, болезней (чумы, проказы, эрготизма из‑за повсеместного заражения спорыньей зерна) и прочих бедствий. Всего того, что средневековый человек не мог понять, с чем не мог справиться и объявлял результатом Божественного гнева и проклятия.

Безумие – это новое наваждение – заняло место лепры (проказы) в ряду многовековых страхов и стало, подобно ей, вызывать по отношению к себе реакцию отторжения, исключения. Оно настойчиво и неотвязно сопровождало все главные сферы средневекового человеческого опыта.

Один из самых известных образов безумия и одновременно способа избавиться от этой проблемы – Корабль дураков, загадочный корабль, бороздящий тихие воды притоков Рейна и фламандских каналов.

Впоследствии он принимает форму литературного сюжета, пересекающегося, судя по всему, с древним циклом легенд об аргонавтах, циклом, который, наряду с другими мифологическими темами, обрел вторую жизнь и вторую молодость и был возведен в статус государственного мифа в герцогстве Бургундском. В моду входит сочинение «Кораблей», чей экипаж, состоящий из вымышленных героев, из олицетворенных добродетелей и пороков или социальных типов, отправляется в великое символическое плавание. Оно приносит персонажам если не благоденствие, то, по крайней мере, встречу со своей судьбой или с правдой о самом себе. Так, Симфориан Шампье слагает «Корабль государей и бранных подвигов дворянства» (1502) и вслед за ним, в 1503 году, «Корабль добродетельных дам». Создаются «Blauwe Schute» Якопа Ван Устворена (1413), «Narrenschiff» Бранта (1497), сочинение Иодока Бадия «Stultiferae naviculae scaphae fatuarum mulierum» (1498) и даже некий «Корабль здоровья». И конечно, ко всей этой вымышленной флотилии принадлежит знаменитое полотно Босха «Корабль глупцов».

Однако Корабль дураков – единственное из всех этих судов, которое существовало не только в романах и сатирах, но и в самой действительности. Такие корабли, заполненные сумасшедшими и перевозившие свой необычный груз из города в город, существовали на самом деле. Города при первом удобном случае изгоняли их за пределы своих стен и они так и скитались по отдаленным деревням, если только их не препоручали какой‑нибудь группе купцов или паломников.

Особенное распространение этот обычай получил в Германии в XIV веке. Нередко бывало, что их передавали на попечение морякам. У причалов европейских городов часто можно было встретить такие «корабли дураков».

С точностью восстановить смысл подобного обычая не так легко. Можно было бы счесть, что власти попросту применяли к безумным такую общепринятую меру, как высылку из города всех занимающихся бродяжничеством.

Но эта гипотеза не покрывает всех фактов: ведь бывало и так, что некоторых умалишенных помещали в больницы и лечили именно от безумия, причем еще в те времена, когда для них не строили специальных домов.

Чаще всего на психически больных смотрели как на одержимых дьяволом вопреки их воле. Иногда местом содержания их становились монастыри, где монахам предписывалось мягкое обращение с ними.

Значит, изгнанию подлежал не всякий безумец, и можно, таким образом, предположить, что изгоняли только безумных чужеземцев: город соглашался брать на свое попечение только тех, кто относился к числу его граждан. В самом деле, в отчетных ведомостях некоторых средневековых городов мы обнаруживаем отчисления на нужды умалишенных либо благотворительные взносы в их пользу.

Однако в действительности это гораздо более сложная проблема, ведь существовали и своего рода сборные пункты, где безумцев было больше, чем в других местах, но они не принадлежали к коренному населению. Это, прежде всего, места паломничества, такие, как церковь Сен‑Матюрен‑де‑Ларшан или Сен‑Хильдевер‑де‑Гурне, а также святыни Безансона и Геля, паломничества к ним организовывались, а иногда и субсидировались тем или иным городом или госпиталем. И не исключено, что «корабли дураков», неотступно занимавшие воображение людей в период раннего Ренессанса, были именно кораблями паломников, плавание на которых обретало в высшей степени символический смысл: умалишенные отправлялись на поиски своего разума.

Можно предположить, что в некоторые крупные города, которые стояли на пересечении дорог или были торговыми центрами, безумцев, причем в довольно значительном количестве, привозили с собой купцы и моряки и там «теряли», очищая от них город, откуда те были родом. Возможно, случалось и так, что места подобного «паломничества наоборот» постепенно сливались с пунктами, куда безумцев, напротив, приводили именно как паломников.

Плавание Корабля дураков несло на себе интереснейшую и богатейшую смысловую нагрузку, благодаря которой оно так поражал о воображение человека Средневековья, а впоследствии и человека Ренессанса.

С одной стороны, не нужно преуменьшать бесспорную практическую пользу от этого плавания: препоручить безумца морякам или просто посадить всех сумасшедших на корабль значит наверняка от них избавиться, чтобы они не бродили где попало под стенами города.

Корабль дураков символизирует собой ту тревогу и беспокойство, которые внезапно охватывают европейскую культуру в конце Средних веков. Безумие и безумец становятся важнейшими персонажами этой культуры во всей своей двойственности: они несут в себе и угрозу, и насмешку, и бессмыслицу мира, и ничтожество человека.

Та же тема не раз возникает в последующие века: у мистиков XV столетия она трансформировалась в мотив души‑челнока, «одинокой в безбрежном море желаний, в бесплодном поле забот и неведения, окруженной бликами ложного знания, заброшенной в самую сердцевину неразумного мира». В конце XVI века многие были убеждены: именно море причиной тому, что все племя мореплавателей служит дьяволу: «неверная пашня, по которой, полагаясь лишь на звезды, ведут борозду корабли. Секреты моряков, передающиеся из уст в уста, удаленность от женщин, наконец, самый вид этой бескрайней волнующейся равнины лишают человека веры в Бога и сколько‑нибудь прочных связей с родиной; и тогда он вверяет себя дьяволу и безбрежному океану его происков».

Очень тесно с Кораблем дураков был связан Корабль смерти. На такие суда сажали, как правило, неизлечимо больных (той же чумой, или проказой, или подобными внушающими страх недугами) и отправляли в свободное плавание. Не умея излечивать ужасные болезни, средневековое общество старалось от них избавиться. Возможно, из темы таких Кораблей смерти впоследствии и родились те версии легенд о «летучем голландце», где центральным сюжетным ядром является какая‑то страшная болезнь, внезапно вспыхнувшая эпидемия.

Например, об одном из кораблей смерти упоминается в 1770 году. Тогда на остров Мальта зашел корабль, капитан и 14 матросов которого были поражены желтой лихорадкой. Когда об этом доложили Великому магистру Мальтийского ордена, он приказал из соображений безопасности отбуксировать из порта корабль вместе с 23 членами экипажа. Судно отправилось в Тунис, однако местного властителя успели предупредить, и он запретил пускать корабль в порт. Команда решила вести парусник в Неаполь. Там его тоже не приняли, опасаясь эпидемии. Не приняли корабль и во Франции, и в Англии, обрекая обитателей корабля на медленное умирание. В конце концов судно действительно превратилось в плавающий остров с грудой скелетов на борту.

Во время средневековых эпидемий чумы, например, подобные корабли смерти очень часто бороздили просторы морей. Часто болезнь вспыхивала внезапно, и судно просто не успевало дойти до следующего порта, и плыло дальше с экипажем мертвецов на борту.

Интересно, что в некоторых версиях легенды о «летучем голландце» его полуистлевший экипаж все время танцует какой‑то безумный танец, феерическую и пугающую пляску скелетов, танец смерти. И на это невозможно не обратить внимания. Тема мертвецов, танцующих друг с другом или с живыми людьми – очень популярный сюжет в средневековом творчестве. «Пляска смерти» – это синтетический жанр, который существовал в европейской культуре с XIV по первую половину XVI века. Он представлял собой сопровождаемый стихотворным комментарием иконографический сюжет, танец Смерти с новопреставленными.

В обширной литературе, посвященной «Пляскам смерти» не раз ставился вопрос о причинах столь широкого распространения этих сюжетов. Несомненно, поводом были многие бедствия, обрушившиеся на Европу, – эпидемии чумы, периодически опустошавшие города, война, голод, высокая смертность среди населения вообще. Возможно, непосредственной причиной танца покойников на «летучем голландце» являлась радость от того, что скоро их полку прибудет, если вспомнить о скорой смерти тех, кто встретил проклятый корабль на своем пути.

А объяснения тайны «летучего голландца» продолжают балансировать на грани научной фантастики, мистики и мифологии. Фантазия человеческая безгранична. Появление «летучего голландца» объясняется миражами и другими оптическими эффектами на поверхности моря. Есть и другие версии исчезновения команды. Когда осматривали покинутые экипажами суда, у многих складывалось впечатление, что люди оставляли их внезапно, словно охваченные помешательством. Объяснение этому – то внезапные болезни, то инфразвук. Еще в 1930‑е годы академик В. В. Шулейкин доказал, что инфразвук излучается штормовыми волнами. Он исследовал его, используя в качестве резонатора резиновый шар, заполненный водородом. Этот необычный звук он назвал голосом моря. Распространяясь со скоростью 1200 км/ч, инфразвуковая волна опережает перемещение породившего ее шторма.

После Второй мировой войны был исследован физиологический эффект воздействия инфразвука на человека и животных. Инфразвуковые колебания большой интенсивности частотой 7–10 Гц, как показали опыты французского медика профессора Тавро, могут быть смертельными для человека. Эти частоты близки к частоте альфа‑ритма мозга, и поэтому человек сходит с ума от ужаса.

Вот вывод, который сделали французские исследователи Андре Бриссак, Жан Голо и их коллеги по лаборатории физиологии человека в начале 90‑х годов XX века: «…итак, инфразвуки вредны во всех случаях: слабые действуют на внутреннее ухо, воспроизводя всю картину морской болезни, сильные заставляют органы вибрировать, вызывая их повреждение и даже остановку сердца. При колебаниях средней мощности наблюдается внутреннее расстройство органов пищеварения и мозга с самыми различными последствиями (обмороками, общей слабостью и т. д.). Инфразвук средней силы может вызвать слепоту. Кроме того, замечено, что инфразвуковые колебания меньшей интенсивности, воздействуя на человека, могут вызывать мозговые расстройства, появление беспричинного страха». Используя результаты медико‑биологических исследований, можно объяснить появление кораблей‑призраков и исчезновение экипажей воздействием инфразвука, даже не самого интенсивного. Воспринимая инфразвуковые колебания, люди испытывают сначала беспокойство, затем беспричинный страх и, наконец, ужас. При этом они ощущают боль. Люди в припадке безумия прыгают за борт и гибнут.

Вопрос в том, что могло произвести этот инфразвук. Вот тут большие проблемы: либо это уникальные волны, которые, кстати говоря, встречаются в океане (можно вспомнить «волны‑убийцы»), либо это сочетание волнения и перемещения песчаных масс на грунте, если речь идет о так называемых поющих песках.

Возможно, это и объяснение, но мифы были, есть и будут существовать. Ведь сюжетов всего четыре…