Лекции.Орг


Поиск:




Из общего объема высказываний человек воспринима­ет в среднем лишь 70% (слуховой аспект) и понимает 60% (смысловой аспект). 4 страница




Мы можем обратиться к далекой древности и воспользоваться описанием сдержанного человека, сделанным еще Аристотелем, в качестве стандарта того, что является конструктивным эмоциональным поведением.[64] Наши эмоции должны проявляться в надлежащем количестве, быть соразмерными вызвавшему их событию; они должны проявляться в подходящее для этого время и таким способом, который соответствует эмоциональному триггеру и обстоятельствам его возникновения; они должны выражаться правильным образом, так, чтобы не причинять вреда.[65] По общему признанию, это очень абстрактные идеи, но они действительно объясняют причины, по которым мы впоследствии сожалеем о своем поведении. В главе 3 рассказывалось о том, что дает импульс эмоциям и как ослабить горячие триггеры эмоций, для того чтобы они не всегда вызывали у нас эмоциональное возбуждение. Но предположим, что это не удалось и эмоция уже возникла. Тогда возникает вопрос: можем ли мы сами выбирать то, что мы говорим и делаем? Когда мы переживаем период невосприимчивости — период, в течение которого мы не имеем доступа к информации, которая бы изменила его, что мы чувствуем, — мы не хотим подавлять наши эмоции. Все, что наши эмоции заставляют нас делать и говорить, кажется нам оправданным и необходимым.

Если мы попытаемся контролировать наши действия и слова, то начнется борьба между нашими обдуманными, сознательными усилиями и нашим непроизвольным, эмоциональным поведением. Эта борьба будет наиболее острой у тех из нас, кто переживает эмоции намного быстрее и намного сильнее, чем другие. Иногда все, что мы можем сделать, — это уйти со сцены. Но даже это в каких–то эмоциональных эпизодах может потребовать от некоторых людей огромных усилий воли. По мере накопления практического опыта смягчать наше эмоциональное поведение становится все легче и легче, но все равно для этого требуются время, концентрация сил и понимание ситуации. Подобно тому как имеются факторы, определяющие, как и когда может быть ослаблен горячий триггер, существует также и набор родственных факторов, определяющих, когда мы с наибольшей вероятностью преуспеем в смягчении нашего эмоционального поведения. Когда нам не удается добиться такого смягчения, а время от времени это не удается каждому из нас, то тогда мы можем предпринять ряд мер для извлечения выгод из этой неудачи, которые позволят снизить вероятность повторного фиаско.

Прежде чем я обращусь к этим двум вопросам — как смягчить наше эмоциональное поведение и, если это нам не удается, как мы можем учиться на сделанных ошибках, — мы должны разобраться, что мы пытаемся смягчить: что такое эмоциональное поведение и с какими сигналами, действиями и внутренними изменениями оно ассоциируется.

Нам нужно также понять, как возникают различные эмоциональные поведения и как мы можем влиять на этот процесс. Мы начнем с сигналов, с выражений эмоций.

Сигналы об эмоциях, подаваемые другими людьми, часто определяют, как мы интерпретируем их слова и действия. Их выражения эмоций также вызывают нашу ответную эмоциональную реакцию, а она, в свою очередь, окрашивает нашу интерпретацию того, что говорит человек и как мы представляем себе его мотивы, установки и намерения.

В предыдущей главе мы познакомились с Элен, которую рассердил ее муж Джим, заявивший, что вечером он не может забрать их дочь из школы. Элен воскликнула: «Почему ты не предупредил меня заранее?» Джим, возможно, не рассердился бы на нее в свою очередь, если бы не заметил признаков раздражения в ее голосе и на ее лице. Но и одних ее слов могло бы оказаться достаточно. Более мягкий способ высказывания той же претензии мог бы выглядеть следующим образом: «Мне хотелось бы, чтобы ты предупреждал меня о таких вещах заранее» или «Что помешало тебе сказать мне об этом не в самый последний момент?» Второй вариант указывал бы на то, что Элен догадывается, что должна быть какая–то причина, вынудившая Джима создать ей это неудобство. Но даже ее более мягкое восклицание не ослабило бы напряжение, если бы она произнесла его с раздражением в голосе и на лице.

Страница 32 из 119

Даже если бы Элен не сказала ничего, выражение ее лица подсказало бы Джиму, что она рассержена, так как эмоции не являются чем–то сугубо личным. Большинство наших эмоций имеют особые сигналы, сообщающие другим людям, что мы чувствуем. Мысли, напротив, являются абсолютно приватными. Никто не знает, думаете ли вы о матери, об увиденном телевизионном шоу или об изменении портфеля ваших инвестиций, если только эмоции не смешиваются с вашими мыслями, как это часто бывает в действительности. Нет никакого внешнего сигнала, сообщающего людям о самом факте наших размышлений, не говоря уже об их содержании. Иначе обстоит дело с эмоциями. Хотя люди различаются по степени своей экспрессивности, эмоции не являются невидимыми или безмолвными. Люди, которые смотрят на нас и слушают, что мы говорим, могут сказать, что мы чувствуем, если только мы не предпринимаем согласованных усилий по сокрытию выражений наших эмоций. Но и в этом случае какие–то следы эмоций все равно могут сохраняться и быть обнаружены другими людьми.[66]

Нам не всегда нравится, что другие могут знать, что мы чувствуем; ведь даже самые открытые люди время от времени предпочитают держать свои чувства в себе. Возможно, Элен не хотела дать Джиму понять, что она рассержена, но ее лицо выдало бы ее, даже если бы она сумела заставить себя промолчать. То, что мы подаем сигналы о возникающих эмоциях, является одним из проявлений нашего эволюционного наследия. По–видимому, на протяжении истории человека как биологического вида было полезнее, чтобы другие люди знали, какие эмоции мы переживаем, независимо от нашего желания или нежелания сообщать им об этом. В случае с Элен ее раздраженный взгляд мог бы подтолкнуть Джима к объяснению причины, по которой он не предупредил жену заранее: «Дорогая, я знаю, что создам тебе проблемы, но у меня нет выбора: когда ты была в ванной, мне позвонил босс и велел обязательно присутствовать на экстренном совещании». Теперь, когда Элен знает, что Джим не игнорировал ее интересы, ее гнев стихает. Но ее гнев мог бы не исчезнуть до конца, если бы, как я упоминал в главе 3, она имела другие причины для возмущения или если бы они импортировала в данную ситуацию свой гнев, обусловленный ее детским опытом взаимоотношений с властным старшим братом.

Другой характерной чертой системы сигналов эмоций является то, что она всегда находится во включенном состоянии. Она готова мгновенно транслировать любую эмоцию, которую мы испытываем. Представьте, на что была бы похожа наша жизнь, если бы у этой системы имелся «переключатель», который мы по собственному усмотрению могли бы ставить в положение «включено» или «выключено». В таком случае мы не могли бы, к примеру, нормально заботиться о наших маленьких детях. Ведь если бы переключатель был в положении «выключено», то как бы мы узнали, что и когда нам следует делать? Состарившись, захотели бы мы оказаться вынужденными умолять наших взрослых детей обратить их эмоциональные сигналы на нас? В любви, дружбе и даже на рабочем месте важнейшее значение приобрел бы вопрос: «Твои сигналы эмоций включены или выключены?» Кто захотел бы тратить время на нас, за исключением тех, с кем мы совершаем тривиальные операции обмена, например продавцы утренних газет, если бы окружающие знали, что мы предпочитаем лишать их информации о том, какие чувства мы испытываем?

К счастью, мы не имеем такой возможности, и, хотя мы можем пытаться ослаблять наши эмоциональные сигналы, такие попытки нечасто завершаются успехом. Разумеется, одни люди лучше других умеют ослаблять и даже устранять любые проявления эмоций, которые они испытывают. Но нельзя с уверенностью сказать, обусловлено ли это тем, что такие люди переживают эмоции менее интенсивно, или же они обладают экстраординарными способностями подавлять любые проявления испытываемых ими эмоций. Джон Готтман и Роберт Левенсон обнаружили, что мужчины, старающиеся скрывать свои чувства в то время, как их жены выражают гнев, с физиологической точки зрения находятся в состоянии, соответствующем интенсивному переживанию эмоций.[67] Само по себе такое «отгораживание каменной стеной» может рассматриваться как эмоциональный сигнал об обладании главенствующей властью, о неспособности или нежелании заниматься мелкими повседневными проблемами. Хотя я не участвовал в этой работе, я полагаю, что тщательное исследование позволило бы обнаружить сигналы страха или гнева в едва заметных изменениях голоса или выражений лица до или во время такого «отгораживания».

 

Глава 5. Печаль и горе

Печаль могут вызвать разные виды потерь и утрат: потеря друга или возлюбленной; потеря самоуважения вследствие невозможности достичь поставленной карьерной цели; потеря части тела или утрата определенной функции по причине несчастного случая или болезни, а для некоторых людей — и потеря ценного для них предмета. Имеется много слов для описания человека, находящегося в состоянии печали: «разочарованный», «унылый», «грустный», «подавленный», «обескураженный», «огорченный», «несчастный», «скорбящий» и т. д.

Ни одно из этих слов, по–видимому, не подходит для описания эмоции, отражающейся на лице Бетти Ширли. Мы с Уолли Фризеном предположили, что эта эмоция имеет две составляющие: печали и горя.[95] В состоянии горя проявляется протест; в состоянии печали наблюдается больше покорности и безнадежности. Горе подразумевает попытки активного воздействия на источник потери. Печаль более пассивна. Часто горе выглядит не имеющим конкретного назначения — когда ничего нельзя сделать для возвращения того, что было утрачено. Мы не можем сказать по выражению лица, показанному на этой фотографии, испытывает ли Бетти печаль или горе. Это было бы более понятно, если бы мы могли увидеть выражения ее лица в течение нескольких секунд, услышать ее слова и понаблюдать за ее жестами. Действительно, было бы очень тяжело слышать стенания Бетти, выражающие ее отчаяние или душевную боль. Мы можем отвести взгляд от лица, но мы не можем не слышать голосовых проявлений эмоции. Мы учим наших детей подавлять неприятные звуки, ассоциируемые с некоторыми эмоциями, особенно рыдания, выражающие отчаяние или горе.

Печаль — это одна из самых продолжительных эмоций. После периода протестующего горя обычно наступает период смиренной печали, в течение которого человек ощущает себя абсолютно беспомощным, а затем вновь возникает протестующее горе, пытающееся вернуть потерю, затем снова наступает черед печали и т. д. Когда эмоции проявляются умеренно или даже слабо, они могут продолжаться всего несколько секунд, могут сохраняться в течение нескольких минут, пока не возникнет другая эмоция (или не наступит полное отсутствие эмоций). Сильная эмоция, испытываемая Бетти Ширли, может проявляться волнообразно, снова и снова, а не сохраняться непрерывно на уровне максимальной интенсивности. В случае таких тяжелых утрат всегда возникает фоновое печальное настроение, которое сохраняется в течение какого–то времени и затем, по окончании периода траура, начинает постепенно ослабевать.

Даже при такой глубокой печали в какие–то моменты могут ощущаться и другие эмоции. Иногда опечаленный человек может гневаться на свою жизнь, на Бога, на людей или предметы, ставшие причиной его тяжелой утраты, на умершего человека за то, что он умер, особенно если покойный сознательно подвергал себя какому–то риску. Человек может гневаться на самого себя: за то, что не предпринял каких–то действий, за то, что не высказал важное чувство, за то, что не смог предотвратить смерть. Даже если разумом человек понимает, что эта смерть была неизбежной, все равно он испытывает вину и гнев, оттого что не сумел сделать невозможное.

Бетти Ширли почти наверняка испытывала гнев в отношении двух мужчин, убивших ее сына, но фотограф запечатлел ее в другой момент: когда она испытывает печаль и горе. Мы чувствуем гнев в отношении человека, ставшего причиной ее тяжелой утраты, и одновременно мы чувствуем печаль и горе по поводу утраты как таковой. Человек может испытывать только один гнев, если потеря происходит не навсегда, как в случае смерти, а на какое–то время. Но даже в такой ситуации может возникнуть печаль при ощущении произошедшей потери. Здесь нет каких–то жестких правил, так как довольно часто скорбящий человек, который чувствует себя покинутым, в какие–то моменты испытывает гнев по отношению к умершему.

Время от времени скорбящий человек испытывает страх перед тем, как он будет жить дальше, и страх из–за того, что он никогда не сможет оправиться от своей тяжелой утраты. Такой страх часто перемежается с ощущением неспособности продолжать жить после такой личной катастрофы. Если потеря близкого человека еще не произошла, то именно страх, а не печаль или горе, может быть преобладающей эмоцией.

Время от времени во время сильной печали могут кратковременно переживаться даже позитивные эмоции. Возможны мгновения радости, возникающие при воспоминаниях о счастливых периодах жизни с покойным. Иногда на похоронах или поминках друзья и родственники покойного делятся воспоминаниями о таких приятных моментах, вызывая у присутствующих негромкий смех. На короткие мгновения могут возникать позитивные эмоции при виде близкого друга семьи, пришедшего выразить свои соболезнования семье покойного.

Когда я работал в труднодоступных районах Новой Гвинеи, я познакомился с еще одним проявлением скорби. Как–то раз я вы шел из деревни, в которой мы жили, и отправился пешком в расположенный в районном центре австралийский госпиталь, чтобы принять там душ и подзарядить аккумуляторы моей кинокамеры. Женщина, жившая в соседней деревне, также направилась в госпиталь с тяжелобольным ребенком, который, к сожалению, вскоре умер. Австралийский доктор собирался отправить женщину вместе с ее мертвым ребенком обратно в деревню и пригласил меня поехать вместе с ними. Женщина тихо села в «лэндровер» и молча держала на руках мертвого ребенка в течение всего нашего долгого путешествия. Но когда мы приехали в ее деревню и она увидела своих родственников и друзей, она начала плакать, демонстрируя свое глубокое горе.

Страница 47 из 119

Доктор решил, что она вела себя неискренне и использовала ритуальное выражение горестных эмоций, чтобы произвести впечатление на соседей по деревне. Он полагал, что если бы она действительно испытывала отчаяние, то проявляла бы его во время поездки с нами.

Но доктор не понимал, что по–настоящему пережить горе можно лишь в присутствии других людей, разделяющих горечь утраты. Мы знаем, что произошло, но значение этого события становится для нас более глубоким, когда мы рассказываем о нем другим или видим их реакцию на нашу потерю.[96] Это был предельный случай проявления данного феномена, так как эта женщина принадлежала культуре каменного века, которой не были известны ни спички, ни водопровод, ни зеркала, ни какая–либо одежда, кроме юбок из травы. Контекст, в котором произошла смерть ее ребенка, был лишен для нее какого–либо смысла. Современная больница со всем ее оборудованием сделала опыт, полученный этой женщиной, нереальным — как будто она слетала на Марс и затем вернулась на Землю. Другая возможность заключалась в том, что она держала свое горе в себе в присутствии двух иностранцев — доктора и меня. Возможно также, что она была в шоковом состоянии и должно было пройти какое–то время, чтобы она из него вышла и смогла ощутить и проявить свое горе. Если бы прошло больше времени, то ее горе проявилось бы независимо от места, в котором она находилась. Был период, когда специалисты по психическому здоровью считали, что близкие усопшего, не показывавшие сильного горя, не осознавали факта утраты и, следовательно, были уязвимы к возникновению у них серьезных психиатрических проблем. Последние исследования говорят о том, что это не всегда так, особенно когда покойный умирал медленно и у всех было достаточно времени, чтобы свыкнуться с мыслью о его скорой смерти. В таких случаях близкие усопшего не испытывали сильного горя, а лишь испытывали печаль, когда смерть действительно наступала. Если же отношения с покойным были непростыми и сопровождались многочисленными ссорами и проявлениями недовольства, то его смерть может вызвать у близких облегчение, а не отчаяние.

Если смерть любимого человека оказывается внезапной и неожиданной, не дающей времени подготовиться к ней, то родственникам нередко кажется, что покойный еще жив. Доктор Тед Райнерсон, изучавший, как люди реагируют на внезапную смерть любимого человека, обнаружил, что близкие покойного часто продолжали разговаривать с ним, поскольку верили, что он может их слышать и отвечать им.[97] Когда смерть наступает в результате несчастного случая, убийства или самоубийства, то такие беседы с погибшим могут продолжаться годами и его близким требуется много времени, чтобы полностью смириться с его уходом из жизни.

Сильное выражение горя, подобное наблюдаемому у Бетти Ширли, может появиться даже тогда, когда человек, предвидящий скорую тяжелую утрату, внезапно получает известие о том, что его возлюбленный жив и здоров. В первый момент испытываемого облегчения горе, находившееся внутри, вырывается наружу. Горе, которое ожидалось, но сдерживалось, проявляется открыто. В такой момент человек испытывает одновременно и горе, и облегчение. Отложенные эмоции, сдерживавшиеся по той или иной причине, вырываются наружу, когда испытывать их становится совершенно безопасно, даже если эти эмоции не имеют больше отношения к текущей ситуации.

Есть еще одно возможное, но недостаточно исследованное объяснение того, почему иногда наблюдаются признаки горя, дополненные слезами, когда человек слышит радостные новости. Возможно, в таких случаях сильная радость переполняет эмоциональную систему и исключительно сильная эмоция вызывает кратковременные проявления горя. Гнев может служить защитой против горя, заменой горю, а иногда и лекарством от него. Когда отвергнутый влюбленный испытывает гнев при воспоминании о полученном отказе, его отчаяние ослабевает. В моменты гнетущего одиночества печаль возвращается, а затем снова уступает место гневу. У некоторых людей гнев постоянно находится «в резерве», готовый вспыхнуть при малейшем признаке утраты, чтобы не допустить возникновения чувства горя.

Некоторые психотерапевты утверждают, что продолжительные печаль и горе, возникающие как реакция на утрату, являются следствием гнева, обращенного вовнутрь. Если бы страдающий человек мог бы направить свой гнев наружу, на покойного за его смерть, на бессердечную возлюбленную, на супругу, учителя или босса, то тогда печаль и горе оказались бы «излеченными». Хотя это действительно может произойти, я сомневаюсь, что такая реакция является типичной. Нет ничего необычного в том, чтобы испытывать чувство гнева в отношении человека, ушедшего из жизни, но гнев никоим образом не является при этом единственным чувством, а его выражение не может быть обязательным или надежным лекарством от испытываемых печали или горя.

Тема 8. Понятие личности в психологии.

Практические задания:

1. Составить схемы: «Структуры личности», «Стратегии изучения личности», «Виды направленности».

 


Тема 9. Психология темперамента. Психология характера.

Практические задания:

1. Сделать таблицу: «Теории темперамента».

2. Составить схемы: «Свойства темперамента», «Структура характера».

3. Составить конспекты: Мерлин В.С. «Отличительные признаки темперамента» [Текст] //Хрестоматия по психологии/ Под ред. А.В.Петровского. –М., 1987. Теплов Б.М., Небылицын В.Д. «Изучение основных свойств нервной системы и их значение для психологии индивидуальных различий» [Текст] //Хрестоматия по психологии/ Под ред. А.В.Петровского. –М., 1987.

Б.М. Теплов и В.Д. Небылицын. Изучение основных свойств нервной системы и их значение для психологии индивидуальных различий

 

Изучение свойств нервной системы и типов ее, понимаемых как комплексы этих свойств, - задача физиологии высшей нервной деятельности. Но в применении к человеку она приобретает важнейшее значение для психологии, так как открывает путь к пониманию физиологических основ индивидуальных различий между людьми. Природа «индивидуальности» не получит полного научного объяснения, а самое изучение индивидуальных различий не сможет подняться над уровнем описательности, если мы не будем знать физиологическую природу основных свойств нервной системы и не научимся точно определять их.

 

Особенности свойств нервной системы и тех характерных комплексов этих свойств, которые можно назвать «типами», проявляются в самых разных сторонах психического облика человека. По общепринятому и не вызывающему сомнений представлению, идущему от И.П. Павлова, впервые выдвинувшего понятия о свойствах и типах нервной системы, тип нервной системы наиболее тесно связан с той психологической характеристикой человека, которая издавна называется темпераментом. Здесь в наиболее простой форме выступает вопрос о взаимоотношении между физиологическим и психологическим в индивидуальных различиях человека. Можно ли отождествлять психологические и физиологические особенности человека или же в свойствах и типах нервной системы следует видеть лишь физиологическую основу определенных психологических особенностей?

 

Мы считаем, что свойства типа нервной системы составляют физиологическую основу, на которой развиваются психические свойства человека, причем развитие этих психических свойств детерминируется не только этой физиологической основой, но прежде всего условиями жизни, а у человека эти условия имеют общественный характер. Это относится ко всем психическим свойствам, в том числе и к тем, которые входят в характеристику темперамента, хотя эти последние и связаны теснее всего с типом нервной системы.

 

По отношению к животным имеется много экспериментальных работ, показывающих, что формы поведения в сильной степени зависят от условий жизни, тогда как свойства нервной системы очень мало поддаются изменению под влиянием условий жизни и воспитания, за исключением периода раннего онтогенеза. Очевидно, понятие темперамента лишится всякого смысла, если в него не будут включаться особенности формы поведения. В отношении человека прямых экспериментальных доказательств этого положения мы не имеем, но совершенно очевидно, что влияние воспитания и вообще условий жизни на формирование психического склада и зависящих от него форм поведения у человека неизмеримо больше, чем у животных. Мы считаем, что ни одно психическое свойство человека не может рассматриваться как простое отражение физиологических свойств его нервной системы, хотя последние накладывают свой отпечаток на развитие всех психических свойств, одних - в большей, других - в меньшей степени. Отсюда возникает специальная научная проблема — изучение зависимости психических свойств человека от физиологических свойств его нервной системы.

 

От Павлова ведут свое начало две основные мысли: учение о трех основных свойствах нервной системы (сила нервной системы, уравновешенность процессов возбуждения и торможения и подвижность нервных процессов) и учение о четырех основных типах нервной системы.

 

Учение о четырех типах ни в какой мере не вытекает из учения о трех основных свойствах нервной системы. Сначала Павлов строил классификацию типов на принципе уравновешенности процессов возбуждения и торможения, затем он положил в основу классификации принцип силы нервной системы, отодвинув принцип уравновешенности на второстепенное место; лишь в последнем варианте классификации он сознательно использовал последнее из открытых им свойств нервной системы - подвижность нервных процессов. Но как бы ни менялся принцип классификации (т.е. понимание основных свойств нервной системы), неизменным оставалось число «4» в перечне основных типов нервной системы. Сейчас не место вдаваться в вопрос о том, что побуждало Павлова держаться числа «4» в классификации типов. Важно лишь отметить, что оно не вытекало из учения об основных свойствах нервной системы. В последней и самой подробной статье Павлова, посвященной этой проблеме, он сам указывал, что возможных комбинаций основных свойств нервной системы может быть по крайней мере 24, но не отказался все же от идеи «четырех типов». Нередко думают, что учение о «четырех типах» идет от Гиппократа (основания для этого дал Павлов), и, таким образом, за него говорит его древность. Но, во-первых, у Гиппократа нет даже намека на учение о четырех темпераментах, а есть учение о четырех главных жидкостях, входящих в состав организма, а во-вторых, древность научной теории никак не говорит о ее правильности; почему бы тогда не защищать в наши дни несомненно «древнюю» геоцентрическую систему мира Птолемея?

 

К сожалению, после смерти Павлова учение о четырех типах стало рассматриваться как сущность павловской теории типов нервной системы и заслонило собой подлинно великое павловское открытие - открытие основных свойств нервной системы. Это оказалось особенно вредным для психологии.

 

Чтобы определять свойства нервной системы, нужно было разработать методики такого определения и доказать, что каждая методика определяет именно данное свойство. Это большая и сложная работа. Кроме того, эта работа должна вестись как работа физиологическая, так как в ней рассматриваются физиологические свойства нервной системы.

 

Мы думаем, что без решительного отказа от тезиса о четырех основных типах нервной системы нельзя плодотворно разрабатывать проблему, о которой идет речь.

 

Чтобы разрешить проблему классификации типов нервной системы, надо предварительно решить вопросы: какие свойства нервной системы следует принимать за основные? Каковы взаимоотношения между этими свойствами? Какие сочетания свойств нервной системы возможны и какие из них наиболее естественны, наиболее типичны? Эти вопросы в настоящее время наиболее важны в учении о свойствах и типах нервной системы.

 

Свойства нервной системы проявляются в определенных показателях, доступных количественному определению с помощью соответствующих экспериментальных методик. Основной методический путь, позволяющий доказать, что какой-нибудь показатель является показателем того, а не другого свойства нервной системы, есть сопоставление между собой разных экспериментальных показателей для каждого изучаемого субъекта.

 

Наши данные показывают, что проявления каждого из основных свойств нервной системы образуют некоторый синдром, т.е. совокупность связанных друг с другом, коррелирующих друг «другом показателей. При этом один из показателей (или небольшая группа их) является основным, или референтным, показателем: он наиболее непосредственно характеризует данное свойство, выявляет признак, определяющий данное свойство. В нашей лаборатории подробно изучено одно свойство - сила нервной системы по отношению к возбуждению.

 

Основным, или референтным, признаком в этом синдроме является первый - способность выдерживать длительное возбуждение, не обнаруживая запредельного торможения. То свойство, которое мы называем силой нервной системы по отношению к возбуждению, можно, следовательно, коротко определить как выносливость нервной системы к длительному действию возбуждения.

 

Другие свойства нервной системы должны быть представлены ввиде аналогичных синдромов с выделением среди них основного, определяющего данное свойство признака.

 

В исследованиях нашей лаборатории, построенных на сопоставивши большого количества экспериментальных показателей, выводился другой синдром, образуемый коррелирующими друг с другом и не коррелирующими с показателями силы нервной системы признаками. В опубликованных работах нашей лаборатории мы интерпретировали этот синдром как проявление второго основного свойства нервной системы - баланса процессов возбуждения и торможения (уравновешенности).

 

Наши исследования выявили с довольно большой степенью достоверности, что все эти показатели относятся к одному и тому же свойству нервной системы и что это свойство является самостоятельным по отношению к охарактеризованному выше свойству силы нервной системы. понимание этого второго свойства как баланса нервных процессов, мотивированное в наших работах, является, по-видимому, правильным, но, как показывают более глубокие соображения, неполным, неисчерпывающим.

 

По общепринятому представлению, под уравновешенностью (или балансом) нервных процессов имеется в виду соотношение по силе процессов возбуждения и торможения. Сила нервной системы по отношению к торможению пока еще исследована очень мало. Однако не подлежит сомнению, что она должна определяться прежде всего как способность нервной системы выносить длительный (или очень сильный) процесс торможения. Наиболее прямым показателем силы нервной системы по отношению к торможению должно быть испытание на удлинение дифференцировки или многократное повторение через короткие интервалы дифференцировочного раздражителя. Определение уравновешенности по силе нервных процессов должно бы осуществляться путем сопоставления двух основных дел этой цепи испытаний: многократное повторение через короткие интервалы условных раздражителей с подкреплением и многократное повторение также через короткие интервалы дифференцировочных раздражителей. Тогда мы имели бы количественную характеристику обоих первых процессов в сравнимых единицах...





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2018-11-11; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 620 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Велико ли, мало ли дело, его надо делать. © Неизвестно
==> читать все изречения...

995 - | 758 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.012 с.