Из общего объема высказываний человек воспринима­ет в среднем лишь 70% (слуховой аспект) и понимает 60% (смысловой аспект). 1 страница

Кстати, восприятие речи зависит от пола: муж­чина более эффективно воспринимает речь в первые 10-15 с, а затем занят тем, что обдумывает следующие фразы.

Еще одна особенность восприятия речи - верба­лизация зрительного опыта. При восприятии зри­тельных образов их опознавательные признаки тес­но увязаны со словами. Так, североамериканские ин­дейцы не делают различий между голубым и зеле­ным цветом, так как в их лексиконе присутствует лишь слово «голубой». Однако те из них, кто знает англий­ский язык, без труда различают эти цвета.

В этой связи высказываются две гипотезы:

именно вербализация обусловливает величину так на­зываемой зрительной единицы, т.е. тот минимальный по величине зрительный сигнал, из которого, как из кирпичиков, формируется общий зрительный сигнал;

Процессу обнаружения чего-то нового предшествует процесс формирования соответствующего понятия с помощью слов.

Взаимосвязь мышления и речи проявляется в их взаимном влиянии на развитие друг друга. Так речь, проникает в мышление, становясь внутренней. Но изначально она также связана с мышлением, когда является внешней эгоцентрической речью. Формирование такого мыслительного акта, как планирование основывается как раз на феномене эгоцентрической речи, которая по мнению Л.С. Выготского переходит во внутреннюю. Сначала существует проговаривание действия внешнее, а потом его проговаривание внутреннее (переход в процессе развития), что является предиктором самого действия. И уже после происходит реализация действия.

Внутренняя речь – это речь про себя, с помощью которой происходит логическая переработка чувственных данных, их осознание и понимание в определенной системе понятий и суждений. При формировании умственных действий происходит образование обобщенных ассоциаций и семантических комплексов. Внутренняя речь обладает как функцией смыслового обобщения, так и функцией смыслового запоминания. При помощи внутренней речи происходит логическая переработка информации, получаемой из вне по различным каналам, таким образом внутренняя речь является центральным механизмом мышления или умственной деятельности. Хотя в зарубежной психологии существует другой подход к оценке внутренней речи, она понимается как начальный этап порога психолингвистики. Внутренняя речь имеет особенности:

Ее синтаксис фрагментарен, отрывочен и сокращен (мама дай), сокращается подлежащее и связи между ними, центром является сказуемое.

Структура внутренней речи предэкватна, т.е. относится к конкретному времени, действию или состоянию. Продуктивность тесно связана с планированием преобразования данной конкретной ситуации (Ванька отдай велосипед).

Сокращается фонетическая сторона, она оказывается почти без слов, слова сокращаются, структурируются так, что значимая сторона слова (например корень) становится доминирующим.

Во внутренней речи смысл начинает преобладать над значением слова, но значение слова в речи ребенка может претерпеть искажение и может быть непонимание между людьми в общении, более того смысл слова индивидуален, т.к. связан с эмоциями, чувствами, мыслями, ассоциациями. Смысл слова для разных людей различен, хотя его звуковое выражение одинаково.

Внимание, как и все остальные психические процессы, имеет низшие и высшие формы. Первые представлены непроизвольным вниманием, а вторые — произвольным. Непосредственное внимание — это также более низкая форма его развития, чем опосредствованное.

 

Под развитием внимания подразумевается процесс улучшения его свойств (концентрации, устойчивости, объема и др.). Этот процесс начинается с первых месяцев жизни ребенка, когда он обладает только непроизвольным вниманием, и продолжается по мере взросления, все более обогащая его внимание произвольными видами на основе жизненного опыта.

 

Различают естественный и искусственный пути развития внимания. Естественный путь обусловлен медленными биологическими процессами развития самой психики человека. Искусственный же путь предполагает интенсификацию развития за счет различных психологических приемов и технологий и требует периодического закрепления приобретенных качеств. Наиболее существенное влияние на развитие внимания оказывают факторы:

 

речь, развиваемая под воздействием обучения;

 

копирование (подражание) поведения взрослых людей;

 

умственная деятельность.

 

В процессе развития внимания выделяют несколько стадий. На 1-й стадии имеют место только признаки непроизвольного непосредственного внимания. Проявляется оно в форме ориентировочного рефлекса, обеспечивающего ориентацию ребенка на что-то необычное для него, возникающее в данной конкретной ситуации.

 

На 2-й стадии весомую роль в развитии внимания играет невербальное поведение

 

взрослых (мимика, жесты, позы), а также паралингвистические параметры их речи

 

(интонация, громкость, паузы и др.). Именно эти элементы вызывают у ребенка реакцию и подсказывают ему, куда направлять свое внимание. Развитие внимания на этой стадии связывают и с комплексом оживления, который проявляется в эмоционально-двигательной реакции ребенка при появлении рядом с ним матери или звучании ее голоса.

 

На 3-й стадии ребенок обнаруживает для себя такие средства привлечения внимания взрослых, как издание звуков, поворот головы в сторону взрослого и др. Подобные действия закладывают основу для развития возможности произвольной ориентации своего внимания.

 

На 4-й стадии процесс развития внимания получает ускорение благодаря освоению речи. Здесь уже наблюдается произвольное реагирование ребенка на слова взрослых, эмоционально-подчеркнуто обращенных к нему. Но свою речь он преимущественно использует для привлечения внимания окружающих.

 

На 5-й стадии речь ребенка начинает играть роль прямого инструмента управления собственным вниманием. Однако в этот период произвольное внимание, в отличие от непроизвольного, неустойчиво. Причина обычно заключена в плохом владении собственными чувствами, в повышенной эмоциональности.

 

На 6-й стадии все еще преобладает непроизвольное внимание. Наглядные, яркие, необычные предметы и явления окружающего мира проходят в психику «вне очереди». Вместе с тем идет активное освоение контроля над своим поведением в связи с режимом посещения школы, подчинением распорядку дня Зарождение средства регуляции своим мышлением -внутренней речи - также интенсифицирует развитие внимания.

 

7-я стадия характеризуется таким уровнем развития внимания, которое позволяет сосредоточиться на каком-то занятии, связанном с исполнением профессионального долга, учебе. Вместе с тем особенности физиологического развития в этом возрасте негативно сказываются на характеристиках свойств внимания.

 

Существуют различные тесты на внимание и упражнения на его тренировку, которые можно использовать при обучении детей, потому что они как интересны, так и полезны для общего развития ребенка. Подобные тесты можно (и нужно) использовать также и для более взрослого населения.

4. Законспектировать из Хрестоматии по общей психологии. Психология мышления. / Под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер. – М., 1981: Выготский Л.С. Мышление и речь (с.153-176). Ушаков Т.Н. «Проблема внутренней речи». Гальперин П.Я. «Формирование умственных действий».

Изучение процесса формирования умственных действий, а затем на их основе и других психических явлений началось относительно недавно. Развитие советской психологии исподволь вело к нему разными путями. Одновременно с развитием теоретической мысли экспериментальные исследования, проводившиеся в самых разных областях, накапливали материал, который в дальнейшем послужил для уяснения отдельных сторон формирования умственных действий.

 

Во-первых, эти исследования показали, что условия успешности психических процессов поразительно сходны с такими же условиями внешней деятельности. Значение внешней организации материала, разных опорных вех, внешней организации самого процесса, внешней фиксации его отдельных этапов и результатов - все это как бы растягивало психический процесс в пространстве и времени, внутренне увязывало его с определенными преобразованиями материала и заставляло представлять себе его структуру по типу внешней деятельности.

 

Во-вторых, все чаще выступало явление, которое было обнаружено в самых разных областях - наступающий со временем, процесс сокращения психической работы. Сокращенные формы психической деятельности совсем непохожи на свои начальные формы; их расшифровка в качестве сокращенных форм таких действий, первоначальное предметное содержание которых совершенно очевидно, бросает свет и на происхождение многих психических процессов, и на их истинное содержание и природу. Процесс сокращения позволяет перекинуть мост от совершенно раскрытых форм психической деятельности к ее наиболее скрытым формам.

 

Третья группа фактов говорила о том, что новое задание не одинаково доступно ребенку на разных уровнях его выполнения - в действии про себя, при выполнении действия в громкой речи и при действии с предметами. Нередко указывают определенную последовательность ступеней, по которым идет процесс усвоения какого-нибудь нового действия. Лестница таких ступеней наглядно показывает путь, посредством которого это действие, первоначально, внешнее и материальное, становится внутренним достоянием сознания.

 

Совокупность этих эмпирических фактов: сближение внутренней структуры психической деятельности со строением соответствующего внешнего действия, поразительные изменения действия в процессе его сокращения, лестница постепенного восхождения от внешнего действия к внутреннему — как бы вплотную подводила к мысли о конкретном содержании психической деятельности.

 

Однако следует признать, что такую группировку и такое значение эти факты получают лишь с точки зрения гипотезы о поэтапном формировании умственных действий и, следовательно, лишь после того, как эта гипотеза уже сложилась. Без связи с ней те же факты выступают в другой связи и толкуются иначе. Поэтому, чтобы установить ближайшие истоки гипотезы о поэтапном формировании умственных действий, мы должны обратиться к линии развития теоретических взглядов.

 

Общей основой взглядов А. Н. Леонтьева и его сотрудников было стремление изучать психическую жизнь в связи с конкретной, внешней, предметной деятельностью. Это положение в применении к психическим функциям означает требование понять их как процесс решения тех или иных задач. Процесс решения задачи состоит в целенаправленном преобразовании исходного материала, а такое преобразование достигается с помощью определенных предметных действий, совершающихся в уме. Отсюда - психологическая проблема заключается в уяснении того, как эти предметные действия становятся нашими умственными действиями и, главное, конечно, как при этом образуется новый конкретный психологический процесс.

На это отвечает гипотеза поэтапного формирования умственных действий. Ее основное положение состоит в том, что психическая деятельность есть результат перенесения внешних материальных действий в план отражения — в план восприятия, представлений и понятий. Процесс такого переноса совершается через ряд этапов, на каждом из которых происходят систематические преобразования по четырем первичным свойствам человеческого действия. Каждое из этих свойств имеет ряд показателей и, следовательно, представляет собой то, что называется отдельным параметром.

 

По каждому параметру наличное действие характеризуется каким-нибудь одним показателем, а сочетание показателей по всем параметрам характеризует наличную форму действия в целом. Таким образом, действие, одно и то же по своему предметному содержанию, может осуществляться в разных формах. Даже у одного и того же человека мы обычно находим его во многих формах (хотя каждый раз оно выполняется, конечно, только в одной из них). Эти разные формы одного и того же действия находятся в определенной функциональной связи, которая вместе с тем есть их генетическая связь. А именно: полноценное действие более высокого порядка не может сложиться без опоры на предшествующие формы того же действия и в конечном счете на его исходную форму. Последняя представляет собой действие, выполняемое в полном составе своих операций как внешний, чувственно воспринимаемый материальный процесс.

 

Четыре первичных, свойства человеческого действия, четыре его параметра суть уровень, на котором оно выполняется, мера его обобщения, полнота фактически выполняемых операций и мера его освоения. В первом параметре различаются три показателя, три уровня действия: 1) с материальными предметами (или их материальными изображениями), 2) в громкой речи (без непосредственной опоры на предметы) и 3) в уме; очевидно, эти уровни намечают основные преобразования действия на пути его становления умственным. Три остальных параметра определяют качество: оно тем выше, чем больше обобщение, сокращение и освоение действия.

 

Этот вопрос при всей кажущейся простоте действительно скрывает сложнейшее явление: в каком виде в нашей психике существует речь, еще не готовая для произнесения, но могущая стать таковой в следующий момент? Проблема внутренней речи, в значительной мере под влиянием блестящих исследований Л.С.Выготского и А.Н.Соколова, стала актуальной и заострила важные вопросы изучения внутреннего существования речи и разных аспектов внутренней речи. Внутренняя речь формулирует, программирует и завершает наши высказывания,, и в общем виде управляет внутренней и внешней стороной нашего речевого поведения, равно как и нашей молчаливой реакцией на какие-либо сообщения.

 

Исследования Л.С.Выготского, А.Н.Соколова, Н.И.Жинкина – это один из последних этапов в развитии области знания, истоки которой уходят в античность и средневековье. Именно Л.С.Выготскому удалось четко проследить генезис внутренней речи и определить ее основные сущностные признаки. Как это им весьма убедительно доказано, источником внутренней речи является эгоцентрическая речь ребенка, то есть произносимая (внешняя) речь, обращенная к самому себе. Ее структурные особенности, выражающие отклонения от социальной речи и обусловливающие непонятность для других, усиливаются с возрастом. Они минимальны в 3 года и максимальны в 7 лет. Л.С.Выготский считал, что у эгоцентрической речи все будущее в прошлом, ибо она не развивается вместе с ребенком, а отмирает и замирает, представляя собой скорее инволюционный, чем эволюционный по природе процесс. Однако процесс отмирания эгоцентрической речи сопровождается активнейшим развитием ее структурных особенностей: они проделывают «путь» в противоположном направлении, поднимаясь почти от нуля в 3 года до едва ли не стопроцентной совокупности структурных отличий.

 

В чем же заключаются эти особенности структуры эгоцентрической речи, которые достигают апогея в момент ее отмирания? По мнению Л.С.Выготского, эта речь обнаруживает не просто тенденцию к сокращению и опусканию слов, не переход к телефонному стилю, но совершенно своеобразную тенденцию к сокращению фразы и предложения, где сохраняется сказуемое и относящиеся к нему части предложения за счет опускания подлежащего и связанных с ним слов. Именно это обстоятельство заставило Л.С.Выготского предположить, что эгоцентрическая речь переходит в итоге в «чистую и абсолютную предикативность как основную синтаксическую форму внутренней речи».

 

Таким образом, в основе гипотезы Л.С.Выготского оказывается не механический переход к внутренней речи «путем внешнего ослабления звучащей стороны... от речи к шепоту и от шепота к немой речи», а путь «функционального и структурного обособления от внешней речи», переход от нее «к эгоцентрической и от эгоцентрической к внутренней речи».

 

Именно такой речью – предикативной «немой» эгоцентрической, но все же связанной с языком (словом), и представляют себе внутреннюю речь некоторые современные исследователи. Сколь бы сокращенным ни было словесное выражение во внутренней речи, все же она не перестает быть речью. Внутренняя речь является беззвучной вербализацией. Все случаи неречевого поведения могут быть вербализованы, т.е. переведены в речевое поведение.

 

Однако для Л.С.Выготского и ряда других исследователей взаимоотношения внутренней речи и языка (слова) представляются гораздо более сложными и неоднозначными. С одной стороны, Л.С.Выготский допускает, что «внутренняя речь есть максимально свернутая, сокращенная стенографическая речь», что она «исключительно предикативна», «полна идиоматизмов», «максимально свернута», обладает «особым синтаксисом», но все же сопоставима с внешней речью; с другой стороны, он подчеркивает противоположность этих двух процессов в соотношении с мыслью. Внешняя речь является процессом превращения мысли в слова, ее материализацией. Внутренняя сторона – обратный по направлению процесс, идущий из вне внутрь, процесс превращения речи в мысль. А далее он еще более полно вскрывает сложные взаимоотношения речи и мысли, мысли и слова: «Внутренняя речь есть все же речь, т. е. мысль, связанная со словом. Но если мысль воплощается в слове во внешней речи, то слово умирает во внутренней речи, рождая мысль. Внутренняя речь есть в значительной мере мышление чистыми смыслами...». В этом высказывании обращает на себя внимание понятие «чистый смысл» (т. е. не связанный со словом), которым и насыщена преимущественно внутренняя речь.

 

Эта же мысль отчасти доказывается экспериментом, описанным Н.И.Жинкиным: испытуемым предлагалось решить некоторую задачу и затем подробно рассказать о ходе размышлений при ее решении. Опыт длился одну-две минуты. Устный отчет испытуемого о решении задачи продолжался не менее 10-15 минут. Ясно, что две минуты, в которые укладывался весь опыт, испытуемый не мог работать путем проговаривания. Код, с помощью которого осуществлялся мыслительный процесс, был менее избыточен, чем натуральный язык. В.Н.Цапкин, анализируя этот код, пришел к мысли, что внутренняя речь опосредована неким аналого-недискретным субстратом. Внутренняя речь способна переводить дискретные элементы языковой информации в непрерывные аналоговые структуры, и наоборот.

 

Исследователи сделали вывод, что внутренняя речь переводит неосознаваемые смыслы в значение. Поэтому не случайно еще Августин во внутренней речи видел «слово ума» (verbum mentis) в отличие от произносимого (verbum vocis), то есть некую «мысль», существующую «еще до оформления в словах»; не случайно и упоминание А.А.Потебни о мысли, которая «существует до слова».

 

Внутренняя речь предстает, таким образом, как субстрат мышления «для себя» и соответственно «про себя», как это понимал и Л.С.Выготский. С его точки зрения, значение внутренней речи для всего нашего мышления так важно, что многие психологи даже отождествляют внутреннюю речь и мышление. На первый взгляд такое отождествление «речи почти без слов» и мышления допустимо. Однако гениальная интуиция Л.С.Выготского требовала все же рассмотреть этот феномен – внутреннюю речь – как определенный промежуточный этап между внешней речью и собственно мышлением, как речь, первоначально формирующуюся в языке (эгоцентрическую речь), но в итоге освобожденную от языка.

 

Следовательно, можно утверждать, что речь на неязыковой основе существует не только в примитивных, довербальных формах, но и в развитом виде как внутренняя речь.

 

 

I роблема мышления и речи принадлежит к кругу тех психологических ' JL Лпроблем, в которых на первый план выступает вопрос об отношении различных психологических функций, различных видов деятельности сознания. Центральным моментом всей этой проблемы является, конечно, вопрос об отношении мысли к слову. Все остальные вопросы, связанные с этой проблемой, являются как бы вторичными и логически подчиненными этому первому и основному вопросу, без разрешения которого невозможна даже правильная постановка каждого из дальнейших и более частных вопросов; Между тем именно проблема межфункциональных связей и отношений, как это ни странно, является для современной психологии почти совершенно неразработанной и новой проблемой.

 

Проблема мышления и речи - столь же древняя, как и сама наука психология, - именно в этом пункте, в вопросе об отношении мысли к слову, является наименее разработанной и наиболее темной. Атомистический и функциональный анализ, который господствовал в научной психологии на всем протяжении последнего десятилетия, привел к тому, что отдельные психические функции рассматривались в изолированном виде, метод психологического познания разрабатывался и совершенствовался применительно к изучению этих отдельных, изолированных, обособленных процессов, в то время как проблема связи функций между собой, проблема их организации в целостной структуре сознания оставалась все время вне поля внимания исследователей.

 

Что сознание представляет собой единое целое и что отдельные функции связаны в своей деятельности друг с другом в неразрывное единство, - эта мысль не представляет собой чего-либо нового для современной психологии. Но единство сознания и связи между отдельными функциями в психологии обычно скорей постулировалось, чем служило предметом исследования. Больше того, постулируя функциональное единство сознания, психология наряду с этим бесспорным допущением клала в основу своих исследований молчаливо всеми признаваемый, явно не сформулированный, совершенно ложный постулат, заключающийся в признании неизменности и постоянства межфункциональных связей сознания, и предполагалось, что восприятие всегда и одинаковым образом связано с вниманием, память всегда одинаковым образом связана с восприятием, мысль - с памятью и т.д. Из этого, конечно, вытекало, что межфункциональные связи представляют собой нечто такое, что может быть вынесено за скобки в качестве общего множителя

 

проблема и метод исследования 9

 

и что может не приниматься в расчет при производстве исследовательских операций над оставшимися внутри скобок отдельными и изолированными функциями. Благодаря всему этому проблема отношений является, как сказано, наименее разработанной частью во всей проблематике современной психологии.

 

Это не могло не отозваться самым тяжким образом и на проблеме мышления и речи. Если просмотреть историю изучения этой проблемы, можно легко убедиться в том, что от внимания исследователя все время ускользал этот центральный пункт об отношении мысли к слову, и центр тяжести всей проблемы все время смещался и сдвигался в какой-либо другой пункт, переключался на какой-либо другой вопрос.

 

Если попытаться в кратких словах сформулировать результаты исторических работ над проблемой мышления и речи в научной психологии, можно сказать, что все решение этой проблемы, которое предлагалось различными исследователями, колебалось всегда и постоянно - от самых древних времен и до наших дней - между двумя крайними полюсами - между отождествлением, полным слиянием мысли и слова и между их столь же метафизическим, столь же абсолютным, столь же полным разрывом и разъединением. Выражая одну из этих крайностей в чистом виде или соединяя в своих построениях обе эти крайности, занимая как бы промежуточный пункт между ними, но все время двигаясь по оси, расположенной между этими полярными точками, различные учения о мышлении и речи вращались в одном и том же заколдованном кругу, выход из которого не найден до сих пор. Начиная с древности, отождествление мышления и речи через психологическое языкознание, объявившее, что мысль - это «речь минус звук», и вплоть до современных американских психологов и рефлексологов, рассматривающих мысль как «заторможенный рефлекс, не выявленный в своей двигательной части», проходит единую линию развития одной и той же идеи, отождествляющей мышление и речь. Естественно, что все учения, примыкающие к этой линии, по самой сущности своих воззрений на природу мышления и речи оказывались всегда перед невозможностью не только решить, но даже поставить вопрос об отношении мысли к слову. Если мысль и слово совпадают, если это одно и то же, никакое отношение между ними не может возникнуть и не может служить предметом исследования, как невозможно представить себе, что предметом исследования может явиться отношение вещи к самой себе. Кто сливает мысль и речь, тот закрывает сам себе дорогу к постановке вопроса об отношении между мыслью и словом и делает наперед эту проблему неразрешимой. Проблема не разрешается, но просто обходится.

 

С первого взгляда может показаться, что учение, ближе стоящее к противоположному полюсу и развивающее идею о независимости мышления и речи, находится в более благоприятном положении в смысле интересующих нас вопросов. Те, кто смотрят на речь как на внешнее выражение мысли, как на ее одеяние, те, кто, как представите-

 

10 глава первая

 

ли вюрцбургской школы, стремятся освободить мысль от всего чувственного, в том числе и от слова, и представить себе связь между мыслью и словом как чисто внешнюю связь, действительно не только ставят, но по-своему пытаются и решить проблем}' отношения мысли к слову. Только подобное решение, предлагающееся самыми различными психологическими направлениями, всегда оказывается не в состоянии не только решить, но и поставить эту проблему, и если не обходит ее, подобно исследованию первой группы, то разрубает узел вместо того, чтобы развязать его. Разлагая речевое мышление на образующие его элементы, чужеродные друг по отношению к другу - на мысль и слово, - эти исследователи пытаются затем, изучив чистые свойства мышления как такового, независимо от речи, и речь как таковую, независимо от мышления, представить себе связь между тем и другим как чисто внешнюю механическую зависимость между двумя различными процессами.

 

В качестве примера можно было бы указать на попытки одного из современных авторов изучить с помощью такого приема разложение речевого мышления на составные элементы, связь и взаимодействие обоих процессов. В результате этого исследования он приходит к выводу, что речедвигательные процессы играют большую роль, способствующую лучшему протеканию мышления. Они помогают процессам понимания тем, что при трудном сложном словесном материале внутренняя речь выполняет работу, содействующую лучшему запечатлению и объединению понимаемого. Далее, эти же самые процессы выигрывают в своем протекании как известная форма активной деятельности, если к ним присоединяется внутренняя речь, которая помогает ощупывать, охватывать, отделять важное от неважного при движении мысли, наконец, внутренняя речь играет роль способствующего фактора при переходе от мысли к громкой речи.

 

Мы привели этот пример только для того, чтобы показать, как, разложив речевое мышление как известное единое психологическое образование на составные элементы, исследователю не остается ничего другого, как установить ^между этими элементарными процессами чисто внешнее взаимодействие, как если бы речь шла о двух разнородных, внутри ничем не связанных между собой формах деятельности. Это более благоприятное положение, в котором оказываются представители второго направления, заключается в том, что для них во всяком случае становится возможной постановка вопроса об отношении между мышлением и речью. В этом их преимущество. Но их слабость заключается в том, что сама постановка этой проблемы является наперед неверной и исключает всякую возможность правильного решения вопроса, ибо применяемый ими метод разложения этого единого целого на отдельные элементы делает невозможным изучение внутренних отношений между мыслью и словом. Таким образом, вопрос упирается в метод исследования, и нам думается, что, если с самого начала поставить пред

 

проблема и метод исследования 11

 

собой проблему отношений мышления и речи, необходимо также наперед выяснить себе, какие методы должны быть применимы при исследовании этой проблемы, которые могли бы обеспечить ее успешное разрешение.

 

Нам думается, что следует различать двоякого рода анализ, применяемый в психологии. Исследование всяких психологических образований необходимо предполагает анализ. Однако этот анализ может иметь две принципиально различные формы, из которых одна, думается нам, повинна во всех тех неудачах, которые терпели исследователи при попытках разрешить эту многовековую проблему, а другая является единственно верным начальным пунктом для того, чтобы сделать хотя бы самый первый шаг по направлению к ее решению.

5. Составить таблицы: «Сравнительная характеристика речи и языка». «Виды речи». «Виды воображения», «Механизмы воображения».

 

 

6.Составить конспекты: Выготский Л.С. «Воображение и творчество в детском возрасте», Натадзе Р.Г. Воображение как фактор поведения [Текст] // Хрестоматия по психологии. /Под ред. А.В.Петровского. –М., 1987.