Глава семнадцатая. Аудиенция

 

Macbeth

Do you find.

Your patience so pridominant in your nature,

That you can let this go?

Shakespeare

Макбет

Иль так вы терпеливы,

Чтоб все спускать обидчику и впредь?

Шекспир (англ.). [87]

 

В назначенный час капитан Жорж явился в Лувр. Как скоро о нем доложили, придверник поднял ковровую портьеру и ввел его в кабинет короля. Государь сидел за маленьким столиком и, видимо, что‑то писал; боясь, должно быть, потерять нить мыслей, которыми он был сейчас занят, он сделал знак капитану подождать. Капитан шагах в шести от стола замер в почтительной позе и от нечего делать стал водить глазами по комнате и изучать во всех подробностях ее убранство.

Убранство было весьма несложное; оно состояло почти исключительно из охотничьих принадлежностей, как попало развешанных по стене. Между длинной аркебузой и охотничьим рогом висела довольно хорошая картина, изображавшая деву Марию; над картиной была прикреплена к стене большая ветка букса. Столик, за которым писал государь, был завален бумагами и книгами. На полу валялись четки, молитвенничек, сетки для ловли птиц, сокольничьи колокольчики ~ все было свалено в одну кучу. Тут же на подушке спала большущая борзая собака. Внезапно король в бешенстве швырнул перо на пол, и с языка у него сорвалась непристойная брань. Опустив голову, он несколько раз неровным шагом прошелся по кабинету, потом неожиданно остановился перед капитаном и, словно только сейчас заметив его, бросил на него испуганный взгляд.

‑ Ах, это вы! ‑ слегка подавшись назад, воскликнул он.

Капитан поклонился ему до земли.

‑ Очень рад вас видеть. Мне нужно было с вами поговорить... но...

Король запнулся.

Ловя окончание фразы, Жорж стоял с полуоткрытым ртом и вытянутой шеей, дюймов на шесть выставив левую ногу, ‑ словом, если бы художник захотел изобразить ожидание, то более удачной позы для своей натуры он, по моему мнению, не мог бы выбрать. Король, однако, снова свесил голову на грудь, ‑ мысли его, казалось, витали теперь бесконечно далеко от того, что он хотел было высказать.

Несколько минут длилось молчание. Король сел и усталым жестом провел рукой по лбу.

‑ Чертова рифма! ‑ воскликнул он, топнув ногой, и вслед за тем раздалось звяканье длинных шпор, которые он носил на ботфортах.

Проснулась борзая и, решив, что хозяин ее зовет, вскочила, подошла к креслу, положила обе лапы ему на колени и, подняв острую свою морду, так что она оказалась гораздо выше головы Карла, разинула широкую пасть и без всяких церемоний зевнула, ‑ собаку трудно было обучить хорошим манерам.

Король прогнал собаку, ‑ она вздохнула и пошла на место.

Вновь как бы случайно встретившись глазами с капитаном, король сказал:

‑ Извините, Жорж! От этой... [Читателю предоставляется самому вставить эпитет. Карл IX любил выражения сильные, но зато не очень изящные.] рифмы меня в пот ударило.

‑ Я вам мешаю, ваше величество? ‑ низко поклонившись, спросил капитан.

‑ Ничуть, ничуть, ‑ отвечал король.

Он встал и в знак особого благоволения положил капитану руку на плечо. При этом он улыбался, но одними губами, ‑ его отсутствующий взгляд не принимал в улыбке никакого участия.

‑ Вы еще не отдохнули после охоты? ‑ спросил король. Приступить прямо к делу ему было, видимо, неловко. ‑ С оленем пришлось повозиться.

‑ Государь! Если б давешний гон меня утомил, я был бы недостоин командовать отрядом легкой кавалерии вашего величества. Во время последних войн господин де Гиз видел, что я не слезаю с коня, и прозвал меня "албанцем".

‑ Да, правда, мне говорили, что ты лихой конник. Скажи‑ка, а из аркебузы ты хорошо стреляешь?

‑ Да, государь, недурно, хотя, конечно, до вашего величества мне далеко. Такое искусство не всем дается.

‑ Вот что, видишь эту длинную аркебузу? Заряди ее двенадцатью дробинками. Не сойти мне с этого места, если ты в шестидесяти шагах прицелишься в какого‑нибудь безбожника и хоть одна из них пролетит мимо!

‑ Шестьдесят шагов ‑ расстояние большое, но не очень. И все же с таким стрелком, как вы, ваше величество, я бы тягаться не стал.

‑ А в двухстах шагах ты из этой аркебузы всадишь в человека пулю, лишь бы пуля была соответствующего калибра.

Король вложил аркебузу в руки капитана.

‑ Красиво отделана и, должно думать, бьет метко, ‑ внимательно осмотрев аркебузу и проверив спуск, заключил Жорж.

‑ Я вижу, мой милый, ты разбираешься в оружии. Возьми‑ка на прицел ‑ я хочу посмотреть, как это у тебя получается.

Капитан прицелился.

‑ Хорошая штука аркебуза! ‑ медленно продолжал Карл. ‑ В ста шагах одним таким движением пальца можно покончить с недругом, ‑ перед меткой пулей ни кольчуга, ни панцирь не устоят!

Я говорил, что Карл IX то ли по привычке, которая появилась у него еще в детстве, то ли в силу врожденной застенчивости почти никогда не глядел в глаза своему собеседнику. Но сейчас он смотрел на капитана пристально, и выражение лица у него было необычное. Жорж невольно опустил глаза, тогда и король почти тотчас потупился. На минуту воцарилось молчание. Первым нарушил его Жорж.

‑ Хорошо быть искусным стрелком, а все же шпага и копье надежнее.

‑ Справедливо. Зато аркебуза... ‑ Карл странно усмехнулся и вдруг спросил: ‑ Говорят, Жорж, адмирал тебя горько обидел?

‑ Государь...

‑ Мне об этом известно доподлинно. И все же я бы хотел... Расскажи мне про это сам.

‑ Совершенная правда, государь. Я говорил с ним об одном злополучном деле, в котором я принимал самое живое участие...

‑ О дуэли твоего брата? Красив, негодник, и за себя постоять умеет: проколет кого угодно. Я таких людей уважаю. Коменж был хлыщ, он получил по заслугам, только и всего. Но за что же тебя изругал чертов бородач? Хоть убей, не могу взять в толк.

‑ Боюсь, что причиной тому злополучное различие вероисповеданий, мое обращение, о котором, как мне казалось, все давно забыли...

‑ Забыли?

‑ Вы, ваше величество, подали пример забвения религиозных распрей, ваше поразительное беспристрастие, справедливость...

‑ Да будет тебе известно, друг мой, что адмирал ничего не забывает.

‑ Я это заметил, государь. Жорж снова потемнел в лице.

‑ Что же ты думаешь делать, Жорж?

‑ Кто, я, государь?

‑ Да. Говори без обиняков.

‑ Государь! Я бедный дворянин, адмирал ‑ старик, я не могу вызвать его на дуэль. Кроме того, государь, ‑ поклонившись, сказал он, видимо, желая учтивой фразой загладить впечатление, которое должна была, как он полагал, произвести на короля его дерзость, ‑ если бы даже я имел возможность бросить вызов, я бы все‑таки этого не сделал: меня остановил страх заслужить немилость вашего величества.

‑ Ну что ты! ‑ молвил король и положил правую руку на плечо Жоржа.

‑ К счастью, ‑ продолжал капитан, ‑ разговор с адмиралом моей чести не затрагивает. А вот если бы кто‑нибудь из тех, что со мной на равной ноге, осмелился усомниться в моей чести, я бы испросил у вашего величества соизволения...

‑ Значит, ты не намерен мстить адмиралу? А ведь этот... наглеет не по дням, а по часам!

Жорж широко раскрыл глаза от изумления.

‑ И он же тебя оскорбил, черт возьми, смертельно оскорбил, как мне передавали! ‑ продолжал король. ‑ Дворянин ‑ не лакей: есть вещи, которые нельзя простить даже государю.

‑ Как же я ему отомщу? Драться со мной ‑ это он сочтет ниже своего достоинства.

‑ Допустим. Но...

Король опять взял аркебузу и прицелился.

‑ Понимаешь?

Капитан попятился. Самый жест монарха был достаточно выразителен, а демоническое выражение его лица не оставляло никаких сомнений относительно того, что этот жест обозначал.

‑ Как, государь? Вы мне советуете...

Король изо всех сил стукнул об пол прикладом и, устремив на Жоржа бешеный взгляд, крикнул:

‑ Советую? А, чтоб! Ничего я тебе не советую. Капитан не знал, что ему делать. В конце концов

он поступил так, как поступили бы многие на его месте: поклонился и опустил глаза. Карл мгновенно изменил тон:

‑ Это вовсе не значит, что если бы ты, мстя за свою честь, вогнал в него пулю... то мне это было бы безразлично. Клянусь потрохами папы, самое драгоценное, что есть у дворянина, ‑ это его честь, и ради того, чтобы смыть с нее пятно, он не должен останавливаться ни перед чем. Притом Шатильоны надменны и нахальны, как подручные палача. Я же знаю: эти мерзавцы с наслаждением свернули бы мне шею и сели на мое место... При виде адмирала я иной раз готов выщипать ему бороду!

Капитан ничего не ответил на это словоизвержение, исходившее из уст обычно молчаливого человека.

‑ Ну так что же ты, в душу, в кровь, собираешься делать? Послушай: я бы на твоем месте подстерег его, когда кончится их протестантское сборище и он будет выходить, ‑ вот тут бы ты из окна и выстрелил ему в спину. Тьфу, пропасть! Мой кузен Гиз был бы тебе благодарен, ты бы этим много поспособствовал умиротворению страстей в моем королевстве. Получается, что король Франции не столько я, сколько этот безбожник, понимаешь? В конце концов мне это надоело... Я говорю тебе напрямик: нужно отучить этого... дырявить честь дворянина. Он тебе дырявит честь, а ты ему продырявь шкуру ‑ долг платежом красен.

‑ Убийство из‑за угла не сшивает чести дворянина, оно только еще сильней разрывает ее.

Этот ответ оказал на государя такое действие, как если бы в него ударила молния. Остолбеневший, он все еще держал в протянутых к капитану руках аркебузу ‑ он точно без слов предлагал ему воспользоваться этим орудием мести. Король полуоткрыл рот, губы у него помертвели, глаза, дико смотревшие на Жоржа, казалось, завораживали его и в то же время ощущали на себе силу жуткого этого завораживания.

Наконец аркебуза выскользнула из дрожащих рук короля и с громким стуком упала на пол. Капитан бросился поднимать ее, а король сел в кресло и понурил голову. Губы у него шевелились, брови двигались ‑ видно было, что в душе у него идет борьба.

‑ Капитан! ‑ сказал он после долгого молчания. ‑ Где стоит твой легкоконный отряд?

‑ В Мо, государь.

‑ Тебе придется съездить за ним и привести его в Париж. Через... через несколько дней получишь приказ. Прощай.

Король произнес это резко и раздраженно. Капитан низко поклонился, а Карл, указав на дверь, дал ему понять, что аудиенция окончена.

Капитан пятился к двери, отвешивая приличествующие случаю поклоны, как вдруг король вскочил и схватил его за руку.

‑ Держи, по крайней мере, язык на привязи. Понял?

Жорж еще раз поклонился и прижал руку к сердцу. Выходя из королевских покоев, он слышал, как государь сердитым голосом позвал собаку и щелкнул арапником, ‑ должно быть, он собирался сорвать зло на неповинном животном.

Дома Жорж написал записку и велел передать ее адмиралу:

"Некто, не любящий Вас, но любящий свою честь, советует Вам не доверять герцогу Гизу и, пожалуй, еще одному лицу, более могущественному, чем герцог. Ваша жизнь в опасности".

На бесстрашного Колиньи это письмо не произвело ни малейшего впечатления. Известно, что вскоре после этого, 22 августа 1572 года, выстрелом из аркебузы его ранил негодяй, по имени Морвель, которого за это прозвали убийцей на службе у короля.