Кто убил символ американки? 3 страница

С самого начала полиция с недоверием отнеслась к рассказу Волзиффера. Казалось нелогичным, чтобы утром, когда рассвело, преступник попытался проникнуть в дом через окно второго этажа. Снаружи обнаружили приставленную к окну задней спальни лестницу, по которой предположительно поднялся убийца. Но она оказалась настолько хлипкой, что едва бы выдержала вес некрупного мужчины. Ее установили не той стороной. Ножки не промяли мягкую землю, что наверняка случилось бы, если бы лестница несла на себе значительный вес, а на алюминиевом желобе, к которому ее прислонили, не осталось отметин. На ступеньках и подоконнике не было ни капель росы, ни травы, которые непременно бы сохранились, если бы лестницу утром использовали.

Внутри самого дома многое также вызывало подозрение. Ничего из ценностей не пропало, даже хранившиеся в спальне драгоценности. Возникал вопрос: если преступник намеревался убить, почему он не прикончил находящегося в бессознательном состоянии хозяина дома, рядом с которым валялся его револьвер, но вместо этого убил, но не изнасиловал его жену?

Два момента вызывали особое беспокойство: если Глен во время попытки удушения потерял сознание, почему на передней части шеи не осталось борозд от удавки. И самая невероятная вещь – ни он, ни его брат не поднялись наверх, чтобы проверить, все ли в порядке с миссис Волзиффер.

В дальнейшем путаница только усиливалась по мере того, как Глен припоминал все новые детали. Он сообщил, что на преступнике была черная майка, на лице маска из чулка и что преступник носил усы. Родным он сказал, что в пятницу задержался и пришел домой поздно, но перед сном они долго разговаривали с женой. А полиции говорил, что жену не будил. Сначала заявил, что из ящика стола пропали 1300 долларов, но когда полиция обнаружила депозитный бланк, отказался от своих показаний. На месте преступления казался едва в сознании и как будто ничего не соображал, но в больнице, заговорив о смерти жены, вспомнил, как из его дома звонили коронеру.

По ходу следствия Волзиффер совершенствовал сценарий преступления. Количество нападавших вдруг возросло до двух. Он признал, что крутил интрижку с медицинской сестрой, но прошел год, как они расстались. Потом «уточнил», что за несколько дней до убийства виделся с ней и снова вступил в связь. Но отказался сообщить полиции о другом романе с замужней женщиной.

Друзья Бетти Волзиффер рассказали, что погибшая любила мужа и изо всех сил старалась наладить отношения, но в последнее время устала от поведения Глена, особенно от его загулов по пятницам, которые в последнее время повторялись с неизменной регулярностью. За несколько дней до смерти она набралась решимости объясниться, если муж снова задержится в ближайшую пятницу.

Ответив на вопросы в доме и в больнице, Глен по совету своего адвоката отказался разговаривать с полицией, и следствию пришлось сосредоточиться на его брате Нейле. Однако его версия событий того трагического утра оказалась не менее странной, чем версия брата. Нейл не согласился пройти тест на полиграфе, объяснив это тем, что слышал, будто детектор лжи нередко ошибается. Поэтому он опасался навредить своими показаниями брату. Но после повторной просьбы со стороны полиции, родственников Бетти и усиливающегося давления прессы все же согласился дать показания в октябре во Дворце правосудия.

Однако в 10.15 утра – через пятнадцать минут после назначенного срока его встречи с полицией – Нейл погиб в автомобильной катастрофе: его «хонда» лоб в лоб столкнулась с тяжелым грузовиком. В момент аварии Нейл ехал в сторону от Дворца правосудия. Коронер признал его смерть самоубийством, но позже выдвигалось предположение, что он проскочил поворот и неосторожно развернулся. Какова истина, мы точно никогда не узнаем.

После убийства прошло больше года, полиция Уилкс‑Барре собрала достаточное количество косвенных улик, указывающих на то, что Глен Волзиффер убил свою жену, но не было ни одной прямой, а значит, и доказательств, чтобы выдвинуть обвинение. Отпечатки пальцев и волосы Волзиффера обнаружили на месте преступления повсюду, но это была его собственная спальня, поэтому находка ничего не доказывала. Полиция предполагала, что удавку, окровавленную или порванную одежду он мог выбросить в протекающую неподалеку реку до того, как позвонил брату. Оставалась единственная надежда произвести арест и добиться признания вины – доказать с помощью эксперта, что убийца прекрасно знал жертву и инсценировал преступление.

В январе 1988 года полиция Уилкс‑Барре обратилась ко мне с просьбой проанализировать дело. Изучив к тому времени уже достаточно объемные тома, я быстро пришел к заключению, что убийство действительно совершено человеком, который прекрасно знал жертву и инсценировал картину убийства, чтобы отвести от себя подозрение. Поскольку у полиции уже имелся подозреваемый, я не стал готовить обычный портрет или указывать перстом на Глена Волзиффера, но постарался вооружить следствие средством для производства ареста.

Ограбление засветло накануне выходных в солидном районе в доме, где проживали люди невысокой категории риска и у которого стояли два автомобиля, представлялось маловероятным. И уж совершенно нелогичным и не вязавшимся с нашим следственным опытом и опытом консультативной работы в различных странах мира было то, что преступник проник в дом через окно второго этажа, но, не обследовав всего наверху, сразу направился вниз.

Не было свидетельств того, что преступник принес с собой оружие, и это разбивало версию о запланированном, преднамеренном убийстве. Не выдерживала критики и версия убийства на сексуальной почве, поскольку медицинская экспертиза не обнаружила следов того, что миссис Волзиффер была изнасилована. Из дома, судя по всему, ничего не пропало, что подтверждало догадку, что кража не являлась причиной проникновения в дом постороннего. Все это сужало спектр возможных мотивов преступления.

Способ умерщвления – удушение руками – чисто семейный вариант убийства. Посторонний, особенно тот, кто спланировал все заранее и не поленился проникнуть в дом, поступил бы иначе. Полиция методично и по крупинкам продолжала собирать дело. И хотя следователи были убеждены, кто является истинным убийцей миссис Волзиффер, по‑прежнему не хватало прямых улик, чтобы препроводить его в суд. Между тем Глен Волзиффер переехал в Фоллз‑Черч, штат Виргиния, и открыл там зубоврачебную практику. Осенью 1989 года был получен ордер на арест и на основании моего отчета подготовлен аффидевит. 3 ноября, спустя тридцать шесть месяцев после убийства, группа полицейских штата, округа и города выехала в Виргинию и произвела арест Глена Волзиффера в его собственном кабинете.

Во время ареста он заявил одному из полицейских: «Все произошло слишком быстро. На нас точно нашло помутнение». Но потом утверждал, что говорил о нападении на себя, а не об убийстве жены. Хотя к тому времени в нескольких штатах я был признанным экспертом по анализу места преступления, защита, намекая на мои методы, именовала меня не иначе, как колдуном, и судья в конце концов решил, что я не могу давать свидетельские показания. Но обвинение, тем не менее, использовало результаты моего труда. И благодаря скрупулезной работе полицейских сумело добиться признания виновности в убийстве третьей степени.

В показаниях Волзиффера многое было шито белыми нитками: хлипкая, неправильно установленная лестница, инсценировка преступления на сексуальной почве, в то время как у жертвы отсутствовали следы сексуальных домогательств, странные следы удушения у мужа, безразличие Глена к судьбе жены и ребенка, невероятное обстоятельство, что девочка не проснулась от шума. Но самой большой нелепостью можно назвать абсурдное поведение предполагаемого убийцы. Любой ворвавшийся в дом с целью совершить неважно какое преступление прежде всего позаботился бы о главной опасности: вооруженном мужчине ростом шесть футов два дюйма и весом двести фунтов, а не о безоружной женщине. Каждый следователь должен иметь нюх на подобные несоответствия. Может быть, потому, что нам приходилось анализировать много похожих дел, мы не полагаемся на то, что говорят нам люди, а стараемся представить, что стоит за их поведением. Иногда мы ощущаем себя входящими в роль актерами. Исполнитель читает сценарий, но, играя, старается передать подтекст – в этом и есть смысл театра.

Ярким примером тому является убийство в 1989 году Кэрол Стюарт и тяжелое ранение ее мужа Чарльза в Бостоне. Дело сразу получило широкую огласку и грозило разорвать общество надвое. Вечером супружеская пара возвращалась из Роксбери, где посещала курсы для будущих родителей. Когда их машина остановилась перед светофором, крупный чернокожий застрелил тридцатилетнюю Кэрол и тяжело ранил в живот двадцатидевятилетнего Чарльза – так что ему потребовалась продолжавшаяся шестнадцать часов операция. Несмотря на все усилия врачей Кэрол скончалась через несколько часов, а извлеченный путем кесарева сечения их сын Кристофер умер через несколько недель. Чарльз все еще находился в реанимации, когда состоялись пышные, многолюдные похороны его жены.

Бостонская полиция незамедлительно приступила к делу: в облавах задерживала каждого черного, кто хоть сколько‑нибудь походил на описание Чарльза. Наконец раненый указал на одного из подозреваемых.

Но вскоре версия Чарльза начала разваливаться. Его брат Мэтью, когда его пригласили помочь опознать предположительно похищенные вещи, вообще усомнился, что кража имела место. А на следующий день, после того как окружной прокурор объявил, что предъявляет Чарльзу Стюарту обвинение в убийстве, тот спрыгнул с моста, покончив жизнь самоубийством.

Черное население справедливо пришло в неистовство от его обвинений – точно так же, как через несколько лет, когда Сьюзан Смит свалила на негра похищение двух своих детей. Хотя в случае со Смит местный шериф в Южной Каролине сделал все от него зависящее, чтобы разрешить проблему. И в сотрудничестве с прессой и федеральными властями (в частности, с нашим агентом Джимом Райтом) в течение нескольких дней докопался до истины. В деле Стюарта все происходило не так быстро. Хотя полиция могла бы работать намного эффективнее, сравни она то, что говорил Чарльз, с тем, что стояло за его поведением. Не каждый в инсценировке преступления зайдет так далеко, чтобы тяжело ранить себя самого, но как и в случае с Волзиффером, не следовало забывать: если нападающий выбирает в качестве мишени меньшую опасность, то есть в большинстве случаев женщину, – у него должны быть на это веские причины. При ограблениях преступник стремится сначала нейтрализовать более серьезного противника. В обратной ситуации нужно искать иные мотивы. Сын Сэма, Дэвид Берковиц, стрелял в женщин. Мужчины попадали под огонь лишь в том случае, если оказывались в неудачном месте в неудачное время. Но это происходило потому, что женщины и были мишенью Берковица.

Основная проблема, связанная с инсценировкой преступлений, состоит в том, что сотрудники правоохранительных органов способны на эмоциональное сочувствие жертве и оставшимся в живых из ее окружения. Вполне естественно поверить испытывающему горе человеку. И если он хоть сколько‑нибудь приличный актер, а преступление на поверхности выглядит вполне правдоподобно, мало кто испытывает желание заглядывать вглубь. Но мы, как врачи, сопереживая жертве, не имеем права терять объективности.

Кто способен совершить такую вещь? Каким бы болезненным ни оказался ответ на этот вопрос, мы служим для того, чтобы его найти.

 

Глава 15

 

Бог хочет, чтобы ты

воссоединилась с Шари Фэй»

 

Высокая Шари Фей Смит, живая, симпатичная старшеклассница, была похищена в тот момент, когда остановилась у почтового ящика напротив своего дома неподалеку от города Колумбия, штат Южная Каролина. Она возвращалась из супермаркета, где встретила своего постоянного дружка Ричарда. Это произошло в 15.38 31 мая 1985 года – за два дня до того, когда Шари должна была петь национальный гимн на выпускном вечере Лексингтонской школы. Минутой позже ее отец Роберт обнаружил машину дочери в самом начале длинной подъездной дорожки к дому. Дверь оставалась открытой, мотор продолжал работать, на сиденье валялся кошелек Шари. В полной панике Роберт тут же позвонил в лексингтонское окружное управление шерифа.

Вещи подобного рода не случались в Колумбии, где доброжелательное, полное чувства собственного достоинства общество казалось воплощением понятия «семейных ценностей». Как могла в этом городе пропасть красивая, веселая светловолосая девочка? И кто из людей оказался в этом замешан? Шериф Джим Меттс не знал ответов на эти вопросы. Он только чувствовал, что оказался в критической ситуации. Прежде всего Меттс организовал небывалую по масштабу в Южной Каролине облаву. На помощь пришли сотрудники правоохранительных органов штата и соседних округов, а также более тысячи добровольцев. Здраво рассудив, шериф исключил из числа подозреваемых Роберта Смита, который публично молил о возврате дочери. Хотя в случае исчезновения или предполагаемого убийства людей невысокой категории риска – детей, супругов, родителей – ближайших родственников обычно следует принимать во внимание.

Взволнованные родные ждали какого‑нибудь сообщения – хотя бы требования о выкупе. И вот зазвонил телефон. До странности искаженный голос заявил, что Шари у него.

– Чтобы вы не приняли‑это за мистификацию, назову некоторые детали, в частности: у нее под рубашкой и шортами черный с желтым купальный костюм.

Мать девочки Хильда просила обратить внимание, что Шари – диабетичка и нуждается в регулярном питании, питье и лекарствах. Похититель не потребовал выкупа, только добавил:

– Вскоре вы получите письмо.

Полицейские и родные забеспокоились еще сильнее.

Следующее действие шерифа и его помощника Льюиса Мак‑Карти логически вытекало из их образования и подготовки. Оба они являлись выпускниками Национальной академии ФБР и сохранили отличные связи с Бюро. Не колеблясь, Меттс позвонил старшему специальному агенту колумбийского отделения Роберту Иви и в мое подразделение в Квонтико. Меня на месте не оказалось, и делом занялись агенты Джим Райт и Рон Уолкер. Проанализировав обстоятельства похищения, фотографии места преступления и описания телефонного звонка, они пришли к выводу, что имеют дело с изощренным и очень опасным человеком. Агенты опасались, что жизнь девушки в опасности. Возможно, она уже мертва, и вскоре неизвестный почувствует тягу к новому убийству. Джим и Рон предположили, что преступник заметил, как Шари целовалась в магазине со своим приятелем Ричардом, и последовал за ней. Себе на горе девушка остановилась у почтового ящика. Проследуй она мимо или окажись на улице другие машины, и преступления могло не произойти.

Шериф прислал в дом Смитов звукозаписывающее устройство на тот случай, если похититель позвонит опять.

Но вот появилась очень важная и крайне настораживающая улика. За годы службы в правоохранительных органах я видел много невероятных и ужасных вещей, но, должен признаться, ничего столь душераздирающего. Это было письмо на двух страничках родным от самой Шари. С левой стороны тянулись заглавные буквы: «БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ».

До сих пор не могу читать его без слез. Оно свидетельствует о невероятной силе духа и отваге девушки. И я хочу привести его целиком.

«10 утра. Я люблю вас всех! Последняя воля и завещание.

Я люблю вас, мама, папа, Роберт, Дон и Ричард и всех, всех моих родных и друзей. Скоро я буду с отцом. Так что, пожалуйста, не тревожьтесь. Просто помните, какая я была веселая и как нам было хорошо вместе. Только не отчаивайтесь и, ради Иисуса, продолжайте жить, как живете. И все будет хорошо. Мысленно (и за гробом) я всегда останусь с вами и в вас! Я так вас чертовски люблю. Извини, папа, пришлось выругаться.

Ричард, милый, я люблю тебя и буду любить всегда и дорожить прекрасными минутами с тобой. Только хочу попросить об одной вещи. Пожалуйста, признай Иисуса своим Спасителем. Семья всегда оказывала на меня Огромное влияние. Простите за деньги на отдых.

Извините, если случилось чем‑то вас разочаровать. Я хотела, чтобы вы мной гордились, как гордилась вами я. Мама, папа, Роберт и Дон, я так много хочу вам сказать, чего не говорила раньше. Я так вас люблю!

Я знаю, вы меня любите и будете переживать. Держитесь вместе, как всегда, и тогда все удастся снести. Не расстраивайтесь. Для тех, кто любит Бога, – все к лучшему. Моя любовь навсегда с вами.

Я вас всем сердцем люблю. Шарон (Шари) Смит

P.S: Нана, я так тебя люблю. Я рада, что была твоей любимицей. А ты – моей. Я тебя люблю».

Шериф Меттс передал листки в криминалистическую лабораторию правоохранительного отдела Южной Каролины для анализа состава бумаги и поиска отпечатков пальцев. А мы в Квонтико читали копию и были почти уверены, что похищение обернулось убийством. Только дружная семья Смитов, чья трогательная вера в Бога так ясно отражалась в послании дочери, не переставала надеяться. 3 июня опять зазвонил телефон, и Хильду спросили, получила ли она письмо?

– Теперь вы мне верите?

– Не очень. Я хочу услышать саму Шари и знать, что с ней все в порядке.

– Узнаете через два‑три дня, – зловеще пообещал похититель.

Но звонок прозвучал в тот же вечер. Неизвестный сообщил, что Шари жива, и намекнул, что собирается ее отпустить. Хотя кое‑что в его речи убеждало нас в обратном.

– Вот что я вам хочу еще сказать. Шари теперь часть меня. Физически, умственно, эмоционально, духовно. Наши души слились в одну.

Когда миссис Смит попросила гарантий, что ее дочь жива, похититель ответил:

– О ней заботятся… Она – часть меня. А Бог бережет нас всех.

Каждый звонок отслеживали, и выяснилось, что неизвестный пользовался расположенными в округе телефонами‑автоматами. Но в то время, чтобы таким образом поймать преступника, требовалось продержать его у аппарата не менее пятнадцати минут, а это было совершенно невозможно. Записывающее устройство регистрировало голос, и пленки через местное отделение тут же направлялись в Бюро. Райт, Уолкер и я слушали записи и восхищались выдержкой миссис Смит. Нам стало ясно, от кого Шари унаследовала мужество.

Надеясь, что будут еще звонки, Меттс спросил, какой совет дать родным Шари и как им вести себя с похитителем. Джим Райт предположил, что реакция должна быть такой, как в ситуации с заложниками. То есть, внимательно слушать, переспрашивать все, что имеет значение, чтобы увериться, что правильно поняли сообщение, постараться вытянуть из преступника побольше о нем самом и его планах. В такой стратегии заключалось несколько положительных сторон. Во‑первых, она давала возможность достаточно долго продержать неизвестного у телефона так, что появлялась надежда на успешный захват. И во‑вторых, давала ему почувствовать, что его с пониманием слушают, и таким образом поощряла на новые контакты.

Нечего говорить, что такая задача была почти непосильной для убитой горем и запуганной женщины. Но Смиты поразительно умели держаться и продолжали предоставлять нам ценную информацию.

Похититель позвонил на следующий вечер, но на этот раз разговаривал с сестрой Шари Дон, которой исполнился двадцать один год. С момента исчезновения Шари прошло четыре дня. Он подробно рассказал, как все случилось. Преступник проезжал мимо и заметил девушку у почтового ящика. Он по‑приятельски к ней обратился, сделал пару фотографий, а потом, угрожая пистолетом, заставил сесть к себе в машину. И в этом, и в других разговорах неизвестный становился то дружески любезным, то по жестокому объективным, то будто бы сожалел, что ситуация вышла из‑под контроля.

– Так вот, – продолжал он, – в четыре пятьдесят восемь утра… Ах нет, подождите… Точно, в три десять в субботу, первого июня Шари написала то, что вы получили. А в четыре пятьдесят восемь мы стали единой душой.

– Единой душой? – удивилась Дон.

– Что это значит? – спросила из глубины комнаты Хильда.

– Сейчас никаких вопросов, – оборвал собеседницу звонивший.

Но мы прекрасно понимали, в чем дело, несмотря на его уверения, что «грядет благословение» и на следующий вечер Шари вернется домой. Он даже предупредил Дон, чтобы та позаботилась о машине «скорой помощи». – Позднее вы получите инструкции, где нас найти.

В Квонтико самым важным на пленке нам показалось упоминание времени – 4.58 и скачок на два часа раньше – 3.10. Это нашло подтверждение в следующем роковом звонке. В полдень на следующий день трубку подняла Хильда.

– Слушайте меня внимательно, – проговорил неизвестный. – Поезжайте по шоссе 378 до развязки, поверните на запад, через полторы мили увидите знак Мус‑Лодж № 103, следуйте еще четверть мили, пока слева не увидите белое здание. Ждем вас в шести футах за домом. Господь с нами, – и разъединился.

Шериф Меттс внимательно прокрутил пленку и, следуя указаниям, легко обнаружил тело Шари Смит – в восемнадцати милях в соседнем округе Салуда. Как в день исчезновения, на девушке была желтая рубашка и белые шорты. Но по степени разложения тела и шериф, и врачи определили, что она была мертва уже несколько дней – без сомнения, с четырех пятидесяти утра 1 июня. Состояние трупа не позволяло определить метод убийства и установить, была ли Шари изнасилована.

Но Джим Райт, Рон Уолкер и я были убеждены, что преступник тешил родных Шари ложной надеждой, только чтобы выиграть время и позволить исчезнуть серьезной улике. На лице и волосах Шари остались следы липкой ленты, хотя сама лента была снята – еще одно свидетельство планирования и Организации преступления. Новички обычно так не поступали. Значит, мы имели дело с развитым, достаточно взрослым человеком, который возвращался к телу для какого‑то сексуального действия. И прекратил его только тогда, когда труп разложился настолько, что «отношения» стали невозможны. Само похищение среди белого дня в центре жилого района требовало определенного мастерства и совершенства. Поэтому мы решили, что неизвестному под тридцать или слегка за тридцать, хотя сам я решительно склонялся к последнему. Судя по жестокости игр, в которые он играл с родными погибшей, мы заключили, что преступник был неудачно женат, но давно развелся. В настоящее время живет один или с родителями. Возможно, привлекался за нападения на женщин или, по крайней мере, за непристойные приставания по телефону. Если убивал, то детей или девушек. В отличие от большинства серийных убийц за проститутками не охотился, поскольку робел в их присутствии.

Педантичное определение географических направлений и самокоррекция в разговоре, когда речь шла о времени, сказали нам о многом. Маршруты были тщательно продуманы и занесены на бумагу. Для этого неизвестный несколько раз возвращался на место преступления и делал тщательные промеры. А когда звонил родственникам жертвы, читал информацию с листа. Он хорошо понимал, что нужно как можно быстрее покинуть телефонную будку. Несколько раз во время беседы преступник сбивался и, теряя нить, начинал сначала. Мы решили, что он – человек косный, помешанный на аккуратности и до мелочей педантичный. По каждому поводу делает записи, но если в них путается, теряет ход рассуждения. Известно, что к месту похищения он подъехал на машине, которой, как я предположил, было не более трех лет и которую он содержал в чистоте и порядке. Неизвестный отличался недюжинным гонором и презирал весь глупый мир, но в то же время страдал от незащищенности и чувства неполноценности.

Особенность дела Шари заключалась в том, что психологически место преступления становилось как бы частью сценария самого убийства. Перемещения неизвестного по округе выдавали в нем человека местного, родившегося где‑то поблизости. То, что он совершал с Шари, а потом с ее трупом, требовало уединения, а безлюдный уголок, где никто не потревожит, мог найти лишь знакомый с окрестностями человек.

Подразделение анализа сигнала инженерной службы ФБР определило, что искажение голоса неизвестного осуществлялось при помощи так называемого прибора контроля переменной скорости. Во все отделения Бюро были направлены телексы с просьбой содействовать установлению его производителя и поставщика. А мы в свою очередь поняли, что НЕСУБ имел навыки обращения с электроникой, возможно, был занят в строительстве или реконструкции зданий. На следующий день, когда Боб Смит согласовывал с похоронным бюро последние детали погребения своей младшей дочери, преступник позвонил опять, но на этот раз захотел говорить с Дон. Он сообщил, что утром собирается сдаться, и выслал фотографии Шари, которые сделал до похищения девушки у почтового ящика. Неизвестный слезно просил его простить и молиться за него. Еще он намекнул, что, возможно, не сдастся, а совершит самоубийство, и снова стал жаловаться, что «ситуация вышла из‑под контроля».

– Я только хотел заняться с Дон любовью. Наблюдал за ней пару…

– С кем, с кем? – прервала его девушка.

– Извини… с Шари… – поправился неизвестный.

– Наблюдал за ней пару недель, а потом все пошло кувырком.

Тогда он в первый, но не в последний раз перепутал имена сестер. И не мудрено: обе они были живыми симпатичными белокурыми девушками и удивительно походили друг на друга. Фотография Дон появлялась в газете и на телеэкране, и все, что привлекало преступника в Шари, он замечал и в ее старшей сестре. Слушая пленку, мы невольно испытывали отвращение от его садистской, самодовольной манеры. Но я уже знал и говорил – рискуя показаться холодным и расчетливым, – что Дон способна выступить приманкой, на которую клюнет убийца. В тот же день он позвонил местному телеведущему Чарли Кейсу и, сообщив о намерении сдаться, попросил выступить посредником, в обмен на что пообещал эксклюзивное интервью. Кейс выслушал неизвестного, но благоразумно ничего не обещал. А я предупредил Льюиса Мак‑Карти, что НЕСУБ не придет с повинной и не убьет себя. В беседе с Дон он представлялся «другом семьи» и был в достаточной мере психопатом, чтобы рассчитывать на понимание и сочувствие Смитов. Но мы не верили, что он был в самом деле с ними знаком. Видимо, фантазировал это, как и свою любовь с Шари. Всецело любовался собой, и я предостерег Мак‑Карти, что чем отзывчивее поведет с ним себя семья погибшей, тем более преступник почувствует себя в своей тарелке. Тем больше вживется в образ и убьет девушку, похожую на Шари, конечно, если сможет найти, а нет – так любую другую. Лейтмотивом всех его действий было подавление, помыкание, властвование. В день похорон жертвы преступник позвонил снова и разговаривал с Дон. С извращенной жестокостью он заставил телефонистку сообщить, что абонента вызывает Шари Фей, снова намекнул, что намерен сдаться, а потом до ужаса обыденно рассказывал о смерти девушки.

– Так вот, с двух утра, когда она обо всем догадалась, и до четырех пятидесяти восьми мы все время разговаривали. Шари сказала, что готова уйти, а Бог готов сделать ее своим ангелом. Неизвестный сообщил, что занимался с Шари любовью, а потом предложил самой выбрать, как умереть: от пули, чрезмерной дозы наркотиков или от удушения. Шари выбрала последнее, и он обмотал ей нос и рот липкой лентой.

– Зачем вы ее убили? – всхлипнула в трубку Дон.

– Ситуация вышла из‑под контроля. Я испугался, а почему – знает один только Бог. Надеюсь, Он меня простит. Но я должен все исправить, иначе он пошлет меня в ад, и я останусь там на всю жизнь. Но в тюрьму и на электрический стул не пойду.

И Дон и ее мать умоляли неизвестного обратиться к Богу, но не накладывать на себя руки. Однако в моем подразделении все были убеждены, что он не намерен делать ни того, ни другого. Через две недели после исчезновения Шари от домика‑прицепа родителей была похищена Дебра Мей Хелмик. Дело происходило в округе Ричленд в двадцати четырех милях от дома Смитов. Отец Дебры находился внутри домика всего в двадцати футах. Сосед видел, как какой‑то человек остановился рядом, вышел из машины и заговорил с девочкой. Потом внезапно швырнул ее на сиденье и умчался прочь. Сосед и Хелмик бросились в погоню, но потеряли его из виду. Как и Шари, Дебра была голубоглазой блондинкой. Но ей исполнилось всего лишь девять лет.

Шериф Меттс предпринял невероятные усилия, чтобы ее найти. Между тем дело принимало трагический оборот. Если занимаешься случаем, когда на карту поставлена жизнь, необходимо отрешиться от эмоций и объективно рассматривать материалы и ход событий. Иначе можно свихнуться. Но это оказалось непросто в случае с Шари, а с Деброй совершенно невозможно. Ровесница моей дочери, такая же голубоглазая и светловолосая, она удивительно напоминала Эрику. А моей младшей дочери в то время исполнилось пять. И от этого голову постоянно сверлила мысль: «Такое могло случиться с моим ребенком».

Хотелось приковать дочерей к запястью наручниками и ни на секунду не сводить с них глаз. Насмотревшись с мое, трудно давать свободу детям, приходится по‑настоящему бороться с собой. Несмотря на разницу в возрасте между Шари и Деброй, выбор времени, обстоятельства похищения и modus operandi свидетельствовали о том, что мы имеем дело с одним и тем же преступником. В этом наше мнение совпадало с мнением шерифа. Полный мрачных предчувствий, что получил серийного убийцу, Льюис Мак‑Карти со всеми материалами дела вылетел в Куаонтико. Уолкер и Райт заново обратились к своим заключениям, которые легли в основу психологического портрета, и перепроверили предложенные ими советы. Но даже с учетом последних данных не сочли нужным менять оценки.

Хотя наш НЕСУБ специально искажал голос, почти не вызывало сомнений, что он – белый. Оба похищения являлись преступлениями на сексуальной почве, и совершил их слабый, неуверенный в себе взрослый мужчина. Обе жертвы принадлежали к белой расе, а такие преступления, как правило, не происходят на межрасовой основе. Неизвестный отличался застенчивостью, был вежлив. Излишне грузен, скорее даже толст, и не привлекал женщин. Мы предупредили Мак‑Карти, что теперь он поведет себя еще скованнее, чем прежде. Близкие знакомые, вероятно, замечают, что он теряет вес, много пьет, нерегулярно бреется и охотно вступает в разговор об убийстве. При его пунктуальности жадно слушает все репортажи и собирает газетные вырезки. Еще коллекционирует порнографические картинки, особенно садомазохистского толка. Наслаждается собственной избранностью, возможностью властвовать над жертвами и причинять горе родственникам Шари. Как я и опасался, не имея шанса овладеть соответствующей своим желаниям новой добычей, выбрал первую попавшуюся беззащитную девочку. Но хотя бы по возрасту Шари отвечала его фантазиям. И если мы правильно понимали неизвестного, Дебра Хелмик не могла вызвать в нем чувства удовлетворения, а значит, он не станет звонить семье похищенной.