От одного капитализма ко многим 14 страница

Старая система налогообложения имела другой недостаток – по крайней мере так виделось Пекину. О тех пор как начались реформы, доходная часть государственного бюджета значительно сократилась. Что хуже, сократилась доля налоговых поступлений, получаемых центральным правительством в Пекине. Так, поступления в государственный бюджет в 1979 году составили 27 % ВВП; в 1986-м этот показатель снизился до 21 % ВВП, а к 1992-му – до 14,5 % ВВП. За тот же период времени доля центрального правительства сократилась с 46,8 % от общего объема налоговых сборов в 1979 году до 38,6 % в 1992-м, между тем как доля местных органов власти выросла (Tang Jisheng 1998: 426). В итоге китайское правительство вынуждено было решать проблему дефицита бюджета на протяжении почти всего периода реформ.

Чтобы решить обе проблемы – ценовых искажений и сокращения бюджетных поступлений, китайское правительство в 1993 году решило пересмотреть старую систему налогообложения на договорной основе и налоговый режим. Произошло это после завершения эксперимента в девяти провинциях и городах Китая в 1992 году. Чжу Жунцзи, заместитель премьера Госсовета КНР по экономике, отвечал за обеспечение роста поддержки со стороны Пекина и провинциальных властей, а также за переговоры по новой налогово-бюджетной системе. В первом полугодии 1993 года Чжу Жунцзи провел множество заседаний в Пекине, чтобы достичь консенсуса среди всех министров и правительственных чиновников, отвечавших за налогово-бюджетную политику (Peng Shen, Chen Li 2008: 441–445). С 9 сентября по 21 ноября Чжу посетил 17 провинций, чтобы заручиться поддержкой губернаторов. 25 декабря Государственный совет объявил о введении новой налоговой системы с 1 января 1994 года (Ibid., 445–450).

Комплексная налоговая реформа 1994 года представляет собой еще один важный шаг на пути к устранению ценовых искажений в китайской экономике (Wu Jinglian 2005: 269–274; 2010, гл. 7). Реформа включала в себя три основных компонента: упрощение системы налогообложения, налоговое администрирование и распределение налоговых поступлений. Наиболее заметным компонентом налоговой реформы 1994 года стала замена сложной многоуровневой системы налогов с оборота единым налогом на добавленную стоимость, составлявшим 17 % для всех производственных фирм (за редким исключением, когда ставка равнялась 13 %). В сфере услуг был введен налог на предпринимательскую деятельность в размере 3–5% от оборота – в зависимости от характера бизнеса. Новый налоговый кодекс упростил крайне сложную структуру налогообложения. Например, предыдущий налоговый режим предусматривал 21 ставку одного только налога на продукцию, начиная от 3 % и до 60 %, и четыре ставки налога на предпринимательскую деятельность в размере от 3 до 15 %. Новый налоговый кодекс также исключил налог, которым раньше облагались иностранные предприятия и который имел 40 ставок от 1,5 до 69 %. Благодаря упрощениям налоговая реформа 1994 года устранила серьезные ценовые искажения, образовавшиеся при старом налоговом режиме, и положила конец избыточным инвестициям в секторы с низкими налоговыми ставками и искусственно завышенной нормой прибыли.

Вторым компонентом налоговой реформы 1994-го стало создание национального налогового администрирования, которое значительно усилило способность государства собирать налоги. Налоговые поступления, собранные правительством в процентах от ВВП, увеличились с 10 % в 1995 году до 15 % в 2002-м и с тех пор оставались в пределах 15–20 %; около половины направлялось центральному правительству (Lou Jiwei 2008: 334).

Третий компонент нового налогового режима должен был покончить с системой распределения доходов между центральным правительством и провинциальными властями на основе заключенного в индивидуальном порядке договора и ввести новую единую схему распределения налоговых поступлений. В соответствии с новым налоговым режимом некоторые налоги вводились центральным правительством, включая акцизы, таможенные пошлины и подоходный налог с финансовых институтов. Другие вводились органами местного самоуправления, в том числе налог на городские земли, налог на прирост стоимости земли, налог на имущество и налог на прибыль предприятия без учета НДС. Некоторые налоговые поступления распределялись между центральным правительством и местными органами власти, включая налог на добавленную стоимость (75 % направлялось в Пекин, 25 % – местным властям).

Хотя все налоги без исключения вызывают ценовые искажения в экономике, новая налоговая схема оказалась критически важной для устранения уже существующих рыночных диспропорций. Наиболее кардинальными изменениями, вызванными новой налоговой системой, стало освобождение китайских фирм от прямого влияния налогово-бюджетной политики центрального правительства, позволившее отделить микроэкономическую среду функционирования фирмы от макроэкономической политики правительства. При старой налоговой системе налогово-бюджетная политика была важной составляющей тех ограничений, с которыми сталкивались все китайские фирмы, и определялась в каждом отдельном случае на договорной основе. Налоговая реформа 1994 года способствовала созданию конкурентоспособной микроэкономической среды для всех китайских фирм. Результат был достигнут в два этапа.

Во-первых, напомним, что при старой схеме распределения доходов все налоги собирались сначала провинциальными властями, которые затем передавали Пекину определенный процент или фиксированную сумму в соответствии с условиями договора, заключенного на индивидуальной основе. Поскольку новый налоговый режим был единообразно введен во всем Китае, он покончил с фаворитизмом и поставил все провинции (а также предприятия в их юрисдикции) в равные условия. Во-вторых, из-за отмены налога на продукцию местным органам власти стало невыгодно проводить политику протекционизма[185]. Налог на продукцию, который предприятия платили в местные бюджеты на основе объема продаж независимо от их прибыльности, был введен в ходе налоговой реформы 1983–1984 годов. О тех пор он стал главным источником доходов для местных органов власти. До новой налоговой реформы местные органы власти были заинтересованы в том, чтобы защищать свои предприятия от внешней конкуренции, что способствовало фрагментации национальной экономики. Пока предприятия работали, они должны были платить налог на продукцию местным органам власти, даже если не получали никакой прибыли. После проведения новой налоговой реформы налог на добавленную стоимость стал основным источником дохода местных властей, и предприятия должны были добиться рентабельности, чтобы выплатить НДС. В результате налоговая реформа 1994 года помогла устранить рыночные диспропорции. Это имело далекоидущие последствия: региональная экономическая динамика не зависела теперь от хаотически развивающихся вотчин, а определялась устойчивой и эффективной конкуренцией между регионами. Отныне местные органы власти соревновались друг с другом, чтобы привлечь инвестиции за счет улучшения инфраструктуры и бизнес-среды. Конкуренция между регионами обеспечивала замечательную экономическую динамику в Китае начиная с середины 1990-х годов. Как это произошло и какую роль в этом сыграли местные органы власти, мы рассмотрим ниже в этой главе.

 

8

 

После южного турне Дэн Сяопина и XIV Всекитайского съезда КПК реформа ценообразования 1992 года и налоговая реформа 1994 года помогли ослабить или устранить многие ценовые искажения и подготовили почву для возникновения единой системы цен и общенационального рынка. В то же время по всему Китаю прошла еще одна волна реформы предприятий. После того как в 1992 году рыночная экономика была объявлена конечной целью китайских экономических преобразований, перед сторонниками реформы государственных предприятий встала новая цель: превратить госпредприятия в самостоятельные, независимые, рыночно ориентированные экономические субъекты. Это перевело реформу госпредприятий на новый этап: она шагнула вперед, опираясь на основополагающие «передачу прав и прибыли» и систему подрядной ответственности руководителей. Построение современной системы предприятий, освобожденных от вмешательства государства и приученных рынком к дисциплине, стало целью следующей стадии реформы.

На первый взгляд вся эта идея противоречила здравому смыслу. Как может государственное предприятие быть свободным от государственного вмешательства? Реформа содержала внутреннее противоречие: государственное предприятие не может быть полностью свободным от государства. Как превратить государственные предприятия в самостоятельные, стремящиеся к получению прибыли коммерческие фирмы, если они по-прежнему принадлежат государству? Реалистичнее было бы направить усилия на то, чтобы снизить бюрократические барьеры и уменьшить волокиту, упростить отношения между правительством и государственными предприятиями, а также заставить последние работать в условиях рыночной конкуренции. Кроме того, необходимо было сократить количество государственных предприятий, так как большинство из них были неплатежеспособными и превратились в финансовую обузу для государства. Как мы увидим позже, как раз это и смогло сделать китайское правительство.

В некотором смысле государственные предприятия при социализме напоминают публичные компании в условиях капитализма. В обоих случаях речь идет об обезличенной собственности. Государственные предприятия принадлежат «всему народу», а публичные – акционерам. Правление отделено от собственности в обоих случаях. Защитники государственной собственности в Китае часто подчеркивали это сходство. Они игнорировали тот факт, что деятельность публичной компании зависит от целого комплекса правовых и экономических институтов, которые развивались на Западе на протяжении многих веков. Тем не менее в западном корпоративном мире часто случаются скандалы, когда руководители откровенно злоупотребляют полномочиями и не выполняют своих фидуциарных обязанностей, состоящих в заботе об интересах акционеров и лояльности по отношению к ним. Трудности, с которыми сталкиваются китайские государственные предприятия, отражают скорее неумение государства создать надлежащую нормативно-правовую базу, чем недостатки самих предприятий.

Признание рыночной экономики китайским правительством в 1992 году не означало прощания с идеями социализма, которые долгое время определяли образ мыслей многих китайских политиков, экономистов и простых граждан. В любом случае китайское правительство объявило о строительстве именно «социалистической рыночной экономики». Государственная собственность по-прежнему широко признавалась экономической основой политического господства партии. Упорное предпочтение государственной собственности стало причиной того, что рассчитывать на приватизацию при проведении реформы предприятий следовало в последнюю очередь. Кроме того, идеологическая предвзятость по отношению к приватизации подкреплялась глубоко укоренившимися культурными предрассудками. В сознании китайцев слово «общественный» («гун» по-китайски) тесно связано с гражданственностью и самопожертвованием ради общего блага. Л вот слово «частный» («сы») означает нечто морально низкое. На протяжении 1980-х и 1990-х годов слово «частный» было чуть ли не табуировано в общественном дискурсе. Китайские частные предприятия, например, назывались «народными предприятиями», в отличие от государственных предприятий. Политическая и культурная враждебность по отношению к приватизации оставалась сильна.

О другой стороны, к середине 1990-х годов, когда с начала реформы прошло более 10 лет, государственные предприятия все чаще оказывались финансово несостоятельными. Они стали тяжкой финансовой обузой для китайского правительства. По сообщениям, в 1988 году 10,9 % государственных предприятий были нерентабельными. Показатель вырос до 16 % в 1989 году, 27,6 % в 1990-м, превысил 30 % в 1993-м и достиг 40 % в 1995 году (Zhang Wenkui, Dongming Yuan 2008: 79; Peng Shen, Chen Li 2008: 515). Исследование деятельности государственных предприятий в 16 крупных городах, включая Шанхай, Тяньцзинь, Шэньян и Ухань, проведенное девятью министерствами и ведомствами в 1994 году, показало, что 52,2 % госпредприятий оказались нерентабельными (Zhang Wenkui, Dongming Yuan 2008: 81). В то же время доля госпредприятий в промышленном производстве сократилась с 77,6 % в 1978 году до 54,6 % в 1990-м и 34 % в 1995 году[186]. В 1980 году на компенсацию убытков государственных предприятий было потрачено 3,1 % налоговых поступлений в государственный бюджет, а в 1994 году – уже 9,3 %. Китайские экономисты и политики в равной степени должны были задаться вопросом, что пошло не так на предыдущем витке реформы предприятий. Что мешало государственным предприятиям расти вместе с частными фирмами и волостными и поселковыми предприятиями?

Наиболее ярким симптомом «нездоровья» государственных предприятий в начале реформы было отсутствие у них «витальности». Расширение самостоятельности и введение системы подрядной ответственности руководителей были задуманы ради стимуляции сотрудников и управляющих – для инъекции «витальности» в государственные предприятия. Предписания социализма не позволяли реформе затронуть структуру собственности. Государственные предприятия с юридической точки зрения принадлежали всему народу. Но экономические ресурсы в свободном доступе на самом деле не принадлежали никому – ситуация, которую китайские экономисты называют «отсутствие хозяина» в условиях госсобственности. В то время китайские экономисты черпали вдохновение из экономической теории прав собственности (из трудов Лрмена Ллчиана, Стивена Чунга, Гарольда Демсеца, Дугласа Норта, а также Гональда Коуза). Особенно актуальной китайские экономисты и представители экономического блока в правительстве нашли идею о том, что спецификация прав является необходимым условием рыночной экономики[187]. Если Китай шел к рыночной экономике, он должен был четко определить все имущественные права. Этот основополагающий принцип экономической теории прав собственности предлагал удобный способ «правильно получить права собственности», не меняя структуры собственности посредством приватизации.

В то время как китайское правительство избегало банкротить нерентабельные государственные предприятия, а экономисты обсуждали права собственности, Чжучэн, небольшой город уездного уровня в провинции Шаньдун, тихо приватизировал 272 из 288 государственных и коллективных предприятий в своей юрисдикции. Приватизация шла с конца 1992 года по середину 1994-го[188].

Чэнь Гуан, который в 1991 году был назначен мэром Чжучэна, а в 1993 году – партийным секретарем, осуществлял надзор за приватизацией, которая стала одним из важнейших эпизодов в истории реформы предприятий. Как мэр, Чэнь быстро выяснил, что большинство государственных предприятий были фактически нерентабельны и выживали только за счет государственных субсидий. Между тем местные власти уже не могли субсидировать убыточные государственные предприятия. Первое государственное предприятие было продано сотрудникам в декабре 1992 года. В соответствии с государственной политикой, которая запрещала прямую продажу государственных активов, муниципальные власти изначально предлагали сохранить за собой 51-процентную долю, а остальное продать руководителям и рабочим. Это предложение, однако, было отвергнуто сотрудниками предприятия, которые хотели получить контрольный пакет. В конце концов сотрудники выкупили все предприятие: девять директоров заплатили по 90 тысяч юаней каждый, менеджеры среднего звена (их было около 20) – по 20 тысяч юаней, а рабочие (порядка 250 человек) – по 6 тысяч юаней. Новое предприятие было зарегистрировано как «акционерное товарищество». Только после Третьего пленума 14-го созыва, состоявшегося в 1993 году, «акционерные товарищества» были признаны как инструмент реструктуризации госпредприятий. Следом за тем как большинство государственных предприятий были приватизированы или просто закрыты, Чэнь практически не встретил сопротивления, когда приказал закрыть пять правительственных организаций, формально отвечавших за управление госпредприятиями.

Приблизительно в это же время и по той же схеме шла реструктуризация государственных и коллективных предприятий в небольших и средних городах, включая Шундэ в провинции Гуандун, Хайчэн в провинции Ляонин, Ибин в провинции Оычуань, уезд Вин в провинции Хэйлунцзян, ІПуочжоу в провинции Шаньси, Дунбо в провинции Хэнань, Нинде в провинции Фуцзянь и Наньтун в провинции Цзянсу (Zhang Wenkui, Dongming Yuan 2008: 113). Однако ни одна из этих инициатив не получила широкого освещения в СМИ. До конца 1990-х годов тема Чэнь Гуана и Чжучэна оставалась главным предметом разногласий при обсуждении на национальном уровне реформы предприятий. В документе, опубликованном в Пекине в начале 1995 года, реформирование предприятий в Чжучэне было подвергнуто критике за «приватизацию» и «следование по капиталистическому пути» (Ma Licheng 2008: 175). В 2001 году автор статьи в пекинском журнале обвинял Чэня в «разрушении социализма» (Ibid.). В июле того же года опыт Чжучэна одобрили участники совещания по реформе предприятий, организованного секретарем парткома и губернатором провинции. В январе 1996-го делегация из 23 представителей девяти различных министерств по приказу премьера Госсовета Чжу Жунцзи провела в Чжучэне неделю (Ibid… 176). В своих докладах участники делегации одобрительно отзывались об опыте реструктуризации государственных предприятий в Чжучэне. В марте Чжу Жунцзи сам посетил этот город во главе делегации и побывал на многих реструктуризированных предприятиях. После визита премьер Госсовета указал на некоторые недостатки в реформе предприятий в Чжучэне, однако похвалил его, поставив в пример другим городам.

В начале 1990-х годов Шанхай разработал другой подход к реформированию крупных государственных предприятий. Шанхай уже давно был экономическим центром Китая, в том числе в социалистический период. Подъем особых экономических зон в Шэньчжэне и дельте реки Жемчужной в провинции Гуандун в 1980-х годах негативно сказался на экономическом статусе Шанхая. Тем не менее в Шанхае работали многие крупнейшие государственные предприятия. Кроме того, основание Пудуна в качестве новой ОЭЗ в 1990 году и быстрое экономическое развитие прибрежных провинций Чжэцзян и Цзянсу означали, что у Шанхая появилась новая миссия. Чтобы реформировать государственные предприятия, большинство из которых составляли гордость Китая во времена Мао, шанхайские чиновники посетили несколько стран Западной Европы с намерением изучить, как там управляют государственными активами[189]. После этого они разработали новый план для города.

Идея состояла в том, чтобы создать специальный орган – Комитет по управлению государственными активами, который взял бы на себя руководство всеми государственными предприятиями, бывшими ранее в ведении различных государственных организаций. Комитет создал ряд государственных компаний по управлению активами – каждая из них стала инвестором и владельцем многих государственных предприятий. Небольшое количество критически важных государственных предприятий принадлежали – поодиночке или сразу несколько – государственным компаниям по управлению активами. Для большего, но все еще ограниченного количества менее важных государственных предприятий была разработана следующая схема: государственные компании по управлению активами держат контрольный пакет, но не возражают против частных инвесторов. Все остальные госпредприятия (безусловно, самая большая группа) были превращены в общества с ограниченной ответственностью и акционерные общества. Как правило, они имели разнообразную структуру собственности: владельцами могли являться другие государственные предприятия, иностранные инвесторы, отечественные фирмы и частные лица. Многие малые и средние государственные предприятия были просто ликвидированы. В результате их число резко сократилось. Оставшиеся были освобождены от прямого государственного контроля и переданы нескольким государственным компаниям по управлению активами. В принципе государственные компании по управлению активами вели себя как частные инвесторы, в отношении которых действовали определенные политические ограничения. Кроме того, все такие компании были подотчетны непосредственно Комитету по управлению государственными активами, что позволило понизить бюрократические барьеры и покончить с волокитой, сильно мешавшей государственным предприятиям. Эксперименты, поставленные в Чжучэне и Шанхае, были описаны в документе «Решения по некоторым вопросам создания социалистической рыночной экономики», принятом на Третьем пленуме ЦК КПК 14-го созыва в ноябре 1993 года. Это означало, что опыт Чжучэна и Шанхая стал частью государственной программы реформирования государственных предприятий. Стратегия определялась фразой «Держать в руках большие предприятия, отпустить маленькие». До тех пор китайское правительство упорно возражало против приватизации, несмотря на быстрый рост частного сектора и неспособность предыдущих реформ вдохнуть новую жизнь в государственные предприятия.

 

9

 

Приватизацию сдерживали не только идеология, но и несколько чисто практических причин. Во-первых, главным сдерживающим фактором была угроза массовой безработицы и ее страшных социально-политических последствий. На протяжении 1980-х и в начале 1990-х годов в Китае не было функционирующего рынка труда, который смог обеспечить занятость или переподготовку работников, уволенных в результате приватизации госпредприятий. Как следствие, китайское правительство запретило государственным предприятиям увольнять кадры при реструктуризации. На конференции, состоявшейся в Пекине в 1994 году, вице-премьер Чжу Жунцзи предложил присутствовавшим в зале китайским и зарубежным экономистам (их было около 10 человек) разработать стратегию реформирования госпредприятий без массовых увольнений. Любой, кто предложит решение, вне всякого сомнения заслужит Нобелевскую премию, сказал Чжу[190]. Поставив перед собой цель во что бы то ни стало сохранить социальную стабильность, Китай, принявший свой первый закон о банкротстве в конце 1986 года, в течение следующих пяти лет допустил банкротство всего 27 предприятий (Peng Shen, Chen Li 2008: 460). Неудивительно, что малые и средние государственные предприятия чаще всего приватизировались путем продажи их акций руководителям и служащим; в этом случае никого не увольняли или же увольняли крайне незначительное число работников. По сути, то же самое происходило на предыдущем витке реформы госпредприятий, когда их превращали в акционерные общества. К концу 1991 года в Китае было свыше 3200 холдинговых компаний в форме акционерного общества, из них более 85 % были созданы при значительном участии сотрудников. Эта форма приватизации позволила избежать массовых увольнений и частично решить проблему стимулирования трудящихся, которая давно беспокоила государственные предприятия. Тем не менее она имела свои недостатки.

Во-вторых, государственные предприятия обеспечивали рабочим «железную чашку риса», что означало пожизненную занятость, а также дополнительные выплаты сверх заработной платы – жилье, детский сад и школу для детей, медицинское обслуживание и пенсии. Пенсионеры даже передавали право на работу своим взрослым детям. Кроме того, государственное предприятие занимало центральное место в общественной и политической жизни работника. Неудивительно, что сотрудники государственных предприятий, особенно больших, были сильно привязаны к работодателю и идентифицировали себя с ним. Система «железной чашки риса» привязывала китайских рабочих к одному работодателю с самого начала службы и до конца дней. Рабочие на китайских госпредприятиях чувствовали свою принадлежность – в буквальном смысле – к трудовому коллективу. Поэтому разлучить рабочих с государственным предприятием было крайне сложно. В то же время после введения системы подрядной ответственности руководителей рабочие имели ограниченные возможности озвучить волнующие их вопросы или уволиться.

Для того чтобы государственные предприятия превратились в современные корпорации, китайское правительство приняло ряд мер по формированию рынка труда, на котором уволенные работники государственных предприятий смогли бы найти себе работу. Кроме того, оно создало систему социальной защиты для пенсионеров и тех рабочих, которые находились в поиске нового места. Для этого в первую очередь требовалось страхование на случай безработицы, и оно было введено в 1993 году (Ibid.). Процесс создания системы соцзащиты упростился после того, как в 1994 году Китай официально признал существование безработицы, отказавшись от специфической формулировки «ожидающие трудоустройства» (Ibid., 463). К 1995-му более 70 % государственных служащих были охвачены системой страхования по безработице. В то же время работодатели постепенно перестали выплачивать пенсии государственным служащим: эту обязанность взял на себя государственный пенсионный фонд. Жилищная реформа, которая также началась в 1994 году, в общих чертах завершилась к концу 1990-х. Государственное жилье продавалось жильцам по цене ниже рыночной, чтобы госслужащие больше не зависели от своих работодателей. Служащие государственных предприятий отныне могли менять место работы без потери жилья.

На XV Всекитайском съезде КПК в 1997 году негосударственный сектор был признан «важной составляющей» социалистической рыночной экономики. Акционерные общества получили официальное признание. Приватизацию перестали считать попыткой подорвать социализм. После этого государственные предприятия прошли через процесс реструктуризации и сокращения, повлекший за собой массовые увольнения. Как только Пекин ослабил ограничения, решающую роль стали играть инициативы на местах – как и на предыдущих этапах реформы предприятий. На этот раз, уже в новом тысячелетии, в центре внимания всей страны оказался эксперимент в городе Чанша, столице провинции Хунань[191].

После официального разрешения приватизации в 1997 году чиновники столкнулись с проблемой реструктуризации государственных активов (многие из которых имели небольшую или даже отрицательную рыночную стоимость), сопряженной с трудоустройством миллионов работников госпредприятий. В городе Чанша власти использовали метод «двойного замещения» – одновременного изменения структуры собственности и трудовых отношений. Во-первых, государство отказалось от роли единственного владельца государственных предприятий и стало миноритарным акционером, пригласив сторонних инвесторов и/ или сотрудников в мажоритарные акционеры. Во-вторых, сотрудники государственных предприятий отказались от «железной чашки риса» в обмен на крупную денежную сумму, которая определялась в основном их трудовым стажем. Проведенный в городе Чанша эксперимент ценен тем, что показал, как можно успешно решить две взаимосвязанные проблемы – проблемы государственной собственности и безработицы, ставшие камнем преткновения на предыдущих этапах реформы госпредприятий.

Важнейшим фактором успеха было то, что муниципальные власти объединили государственные активы с рыночной стоимостью и имущество (значительно выросшее в цене) госпредприятий в один общий фонд; таким образом даже нерентабельные государственные предприятия и их сотрудники остались при льготах и пособиях. Размер компенсации, которую получали бюджетники, был одинаков для различных госпредприятий, что признавалось справедливым и с готовностью принималось работниками. Объединение всех государственных активов в единый фонд также способствовало созданию рынка госсобственности, упростив передачу активов. После успешной апробации в городе Чанша «двойное замещение» стало главным методом реформирования государственных предприятий по всему Китаю (Zhang Wenkui, Dongmmg Yuan 2008: 132–138).

Новое тысячелетие принесло с собой заслуживающий особого внимания метод реформирования предприятий – использование первичного публичного размещения акций (IPO). Некоторые государственные предприятия были реорганизованы для первичных размещений акций на китайском фондовом рынке (Шанхайской и Шэньчжэньской фондовых биржах), а также на зарубежных площадках, самой популярной из которых стала Гонконгская фондовая биржа. Предприятия получили новый инструмент привлечения капитала, а китайские фондовые рынки – стимул для развития. О момента своего основания в 1992 году Комиссия по регулированию ценных бумаг считала фондовый рынок привилегией государственных предприятий, позволяющей тем напрямую привлекать средства населения. Подавляющее большинство публичных компаний представляли собой либо государственные предприятия, либо фирмы с государственными предприятиями в качестве мажоритарных акционеров. Первое китайское частное предприятие было зарегистрировано на фондовом рынке только в 1998 году. Даже сегодня, проработав 20 лет, китайский фондовый рынок все еще недостаточно развит; как рыночный институт он имеет не так много возможностей дисциплинировать руководство публичных компаний и в результате играет несущественную роль на быстро растущем рынке капитала в Китае[192].

После 2000 года реструктуризация государственных предприятий вступила в новую, более активную фазу. О 2001 по 2004 год количество государственных предприятий сократилось почти наполовину. Кроме того, в марте 2003-го Государственный совет внедрил метод, разработанный в Шанхае более чем за 10 лет до того, и создал новый орган на уровне министерства – Комиссию по управлению и надзору за государственными активами, которой было поручено управлять 196 государственными предприятиями, оставшимися в собственности центрального правительства (по состоянию на 3 февраля 2012 года их число сократилось до 117)[193]. Провинциальные и муниципальные органы власти, которые до сих пор управляли государственными предприятиями, сформировали аналогичные комиссии на более низких административных уровнях. В результате проведенной реструктуризации все государственные предприятия оказались под контролем единого надзорного органа, что значительно упрощает отношения между правительством и государственными предприятиями; при этом последние сохранили множество особых, недоступных частным фирмам привилегий, таких как, например, монопольный доступ к некоторым секторам. После Третьего пленума ЦК КПК 16-го созыва в октябре 2003 года реформу предприятий перестали называть «центральным звеном» китайских экономических реформ (Ma Jiantang 2008: 356).