Русская археология на грани XX–XXI веков

 

Тогдашний редактор «Российской археологии» В.И. Гуляев предложил мне в 1999 г. высказать на страницах этого журнала мои впечатления о современном состоянии археологии в России. Человеку, заканчивающему свой жизненный путь, трудно отказаться от такого предложения. Уверен, однако, что у многих оно вызовет недоумение.

Я никогда не занимал никаких руководящих постов. Моя полевая работа кончилась 30 лет назад. За последние годы я редко выезжал из Москвы. Есть немало молодых активных людей, представляющих себе нынешнюю ситуацию в российской археологии гораздо полнее, чем я.

В то же время кое‑что оправдывает предложение В.И. Гуляева. Хотя живы и по мере сил работают десятка полтора археологов старше меня, всё же моя жизнь в археологии уже весьма продолжительна: первые мои находки относятся к 1944 году, первая публикация – к 1945. За полвека я занимался каменным и бронзовым веками; первобытным искусством и историей археологии; участвовал в раскопках в степной Украине и в Молдавии, на Среднем и Нижнем Дону, в Крыму и в Нижнем Поволжье, на Урале и в Казахстане; бывал на чужих раскопках в Сибири, Узбекистане, Грузии, Армении, Азербайджане; в Дании, Польше и Чехословакии. Наблюдений всякого рода накопилось много. Сравниваешь не только разные виды памятников, но и разные типы исследователей и деятелей науки, разные периоды в ее истории.

Некоторые мои публикации носят обзорный обобщающий характер. Наконец, приходилось мне публично высказывать свои соображения о положении дел в нашей науке.

Первый раз это было в 1972 году, когда я подал в дирекцию Института археологии Академии наук СССР записку «О состоянии первобытной археологии в СССР и в Институте археологии АН СССР». Записка опубликована не была, но получила определенный резонанс и вне стен института, попала в историографические сводки[18].

В 1995 году, после падения коммунистического режима, я высказал свой взгляд на советский период развития отечественной археологии и на ее задачи на новом этапе дважды – в микротиражной брошюре «Русские археологи до и после революции»[19] и в рецензии на книгу Л.C. Клейна «Феномен советской археологии»[20].

Отношение к предложенным оценкам оказалось весьма разным. Если аудитория, собравшаяся на обсуждение моей записки в Институте археологии в 1973 году, была скорее на моей стороне, то в ответе дирекции института, составленной О.Н. Бадером и Д.А. Крайновым, говорилось о «полном отсутствии» у меня «понимания общих задач советской археологической науки».

После публикаций 1990‑х годов возмущенную реплику прислала в «Российскую археологию» группа петербургских археологов, а А.Д. Пряхин из Воронежа вопрошал в печати: кто дал право Формозову писать в таком тоне и в таком духе?[21] Отвечу так: это право дает прожитая мною долгая жизнь, вполне обычная – с успехами и поражениями, счастливыми находками и непростительными заблуждениями. В ней была работа на благо науки – так, как я это понимал, – то более, то менее удачная; но никогда не было погони за чинами, званиями, деньгами, саморекламы, стремления угодить лозунгам минуты или сильным мира сего. Прожив без всего этого не такую уж бесплодную жизнь, я не испытываю симпатии к тем, кто отличается именно в только что названном мной направлении, и не вижу нужды скрывать это. Читатели и слушатели вправе со мной в чем‑то соглашаться, в чем‑то не соглашаться; могут над чем‑то задуматься. Моя отстраненность от официальных кругов позволяет мне говорить о многом более прямо, чем это могут позволить себе люди, живущие в гуще жизни и остерегающиеся задеть тех или иных «нужных» и «важных» деятелей. Именно они не захотели публиковать данный текст в момент его заказа.

Но обратимся к существу дела. С тем, что после 1991 года в жизни российской археологии многое изменилось, согласятся все. Судя по тому, что говорилось в печати, причина перемен – в резком сокращении финансирования научной деятельности: экспедиций, конференций, командировок, изданий[22]. Речь идет о реальном явлении, но суть проблемы видится мне по‑иному.

В первые два десятилетия советской власти поддержки археологии свыше не было практически никакой, а наука продолжала жить достаточно интересно. После Отечественной войны ситуация изменилась. Науку стали поддерживать прежде всего как часть военно‑промышленного комплекса. Доли процента от этих масштабных ассигнований перепадали и гуманитариям, благодаря чему они жили неплохо. Другой вопрос, разумно ли могли распоряжаться ученые предоставленными им средствами. Масса сил тратилась на писание бездарных «заредактированных» многотомников: «Всемирной истории», «Истории СССР», историй тех или иных республик. Сейчас эти книги уже никто не читает.

Из экспедиционных средств основная часть уходила на спасение памятников, обреченных на уничтожение при строительстве очередного канала или ГРЭС. Темп, характер работ определяли отнюдь не ученые, а строители и партийное начальство. Всё шло в обстановке спешки, аврала и обычно не завершалось полноценными публикациями. Так, в Байкальской экспедиции 1959 года участвовало много квалифицированных ученых, но почти все они были специалистами не по древностям Восточной Сибири, а совсем в других областях. Мобилизованные дирекцией Института археологии М.П. Грязнов, Н.Н. Турина, А.М. Мандельштам, К.Х. Кушнарев, И.Б. Брашинский, Е.Н. Черных и другие выполнили порученное задание, но без всякой охоты. Неудивительно, что результаты этой большой экспедиции за сорок с лишним лет толком так и не опубликованы. Значит, ни щедрое финансирование, ни размах раскопочных работ в стране сами по себе вовсе не определяют уровень развития науки. Самых значительных результатов добивались те, кто трудился для души, по собственному почину.

После революции Ю.В. Готье писал, что в условиях разрухи, когда прекратились раскопки и издания книг, очень своевременно заняться приведением в порядок и осмыслением того, что сделано раньше[23]. И мы знаем о значительных исследованиях наших археологов 1920‑х годов. Достаточно назвать «Скифию и Боспор» М.И. Ростовцева. Сейчас тоже есть полная возможность заняться наведением порядка в том, что накопано, но всерьез не обработано и не издано в предшествующие десятилетия.

Кое‑кто эту возможность и пытается осуществить. Заслуживают уважения археологи старшего поколения З.А. Абрамова, В.П. Любин, С.В. Ошибкина, В.И. Марковин, М.А. Дэвлет, С.А. Плетнева, Г.Ф. Никитина и другие, выпустившие за последние годы при поддержке грантов монографии, подведшие итоги проведенных ранее работ.

Особо надо выделить фундаментальные труды В.В. Седова – «Славяне в древности», «Славяне в средневековье», «Древнерусская народность», другие, включая ряд их переизданий.

В той же связи нельзя не приветствовать развернувшуюся под руководством Ю.А. Краснова и его преемника А.В. Кашкина работу по изданию выпусков «Археологической карты России».

Ценные труды по археологии издали и ученые среднего поколения Л.А. Беляев, Г.П. Гайдуков, А.Е. Леонтьев, Н.А. Макаров, М.Б. Щукин и целый ряд других авторов.

С другой стороны, наблюдается явный спад научной активности, состояние глубокой апатии, охватившее определенную часть наших археологов. Прекратились продолжавшиеся на протяжении 120 лет исследования ценнейшего комплекса позднепалеолитических стоянок в Костенках. Н.Д. Праслов и М.В. Аникович не удосужились подготовить отчеты по раскопкам в Костенках более чем за 20 лет, с 1982 года, хотя в данный момент появилось достаточно времени, чтобы систематизировать эти материалы.

В 1995 году состоялся международный конгресс в связи с 50‑летием открытия Авдеевской палеолитической стоянки на реке Сейме[24]. Продолжавшую раскопки в течение немногих лет после смерти М.В. Воеводского его ученицу М.Д. Гвоздовер, автора 30 с небольшим заметок, всячески прославляли, объявили «всемирно известным ученым»[25], – тогда как материал сравнительно небольших по объему работ за 50 лет так и не введен в научный оборот. Нет монографии. Не издан план поселения, нет характеристики его культурного слоя. Г.П. Григорьев, возглавивший раскопки стоянки с 1970‑х годов, после М.Д. Гвоздовер, почти ничего об этих исследованиях не издал. После защиты докторской диссертации в 1980 году он не опубликовал ни одной солидной работы, ограничиваясь тезисами и рецензиями.

Точно так же, после защиты докторской диссертации в 1985 году ничего кроме тезисов не выпустил Ю.А. Савватеев, хотя как директор Института Карельского филиала РАН он обладал определенными возможностями, а изучение петроглифов не требует особых финансовых затрат. Они открыты всем, и эстонские краеведы под носом у Саватеева нашли новую интересную группу петроглифов при впадении Водлы в Онежское озеро. Монография об этом памятнике вышла в Англии, а не у нас.

Таким образом, наблюдающийся спад археологической активности не связан напрямую с сокращением финансирования научной работы. Горы накопанных ранее коллекций никого не привлекают. Люди по большей части пассивны, но, как мы видим на примере Авдеева и ряда других памятников, совсем не прочь устроить шумиху вокруг давнишних открытий и нажить капитал на чем‑то, далеко не бесспорном.

Это еще одно новое явление в жизни современной российской археологии. В погоне за средствами, за внешним успехом создается видимость бурной деятельности, сенсационных открытий, организации новых учреждений якобы сугубо современного профиля. Все мы видели, как вполне рядовые учебные заведения переименовывались в «лицеи», «колледжи», «гимназии»; обычные провинциальные педагогические институты реорганизовывались в «классические университеты», а то и в «академии»; как открывались всё новые и новые «общественные» Академии наук[26].

Между тем от любого учителя вы услышите жалобы на упадок системы среднего образования в стране. Появление отдельных лицеев с преподаванием латинского языка, бальных танцев и правил хорошего тона не компенсирует потерь в других, гораздо более важных областях. Лет 12 назад в Москве был один университет. Сейчас в Москве и в Московской области их более 50[27], а ведь даже в МГУ явно не хватает высококвалифицированных преподавателей.

У нас в Институте археологии РАН висело объявление об открытии уникального Археологического колледжа во главе с Г.Н. Матюшиным. Выпускникам обещали выдать лицензию на право раскопок в Европе, Азии, Африке и Америке. Г ода через два об этом учреждении и слуха не стало. Говорят, что число новых академий в России достигло 800. Тут и Академия естественных наук, и славянская, и народная, и гуманитарная, и петровская, и информатизации (бывшая Мосгорсправка), и православная, и прочая, и прочая. Казалось бы, увеличение числа научных учреждений должно радовать, но перед нами что‑то иное. В новых «академиях» нет ни лабораторий, ни библиотек, ни архивов, ни штата научных сотрудников. Есть лишь группа лиц, выдающих друг другу за известную плату академические дипломы и патенты на «открытия». Пересмотрев списки новоявленных академиков, мы должны будем признать, что среди них преобладают люди с не совсем безупречной научной репутацией, а то и никак к науке не относящиеся. То, что мы видим, связано вовсе не с развитием знаний, а исключительно с удовлетворением честолюбия определенной категории деятелей науки, с пусканием пыли в глаза.

Не всем удается стать даже такими академиками, но не беда. Появились и другие возможности, вроде скоростного прохождения в доктора наук. Особенно отличилось в этом в начале 1990‑х годов Сибирское отделение РАН. Было решено провести в доктора сравнительно молодых людей, напечатавших по нескольку десятков статей, не требуя с них рукописи диссертации или печатания книги, а удовлетворившись «обобщающим докладом». Начали со своих, новосибирцев. Ю.И. Холюшкин стал доктором за обзор 42 своих публикаций, включая тезисы. За ним последовали представители других городов: Н.Н. Дроздов из Красноярска (51 публикация, включая, разумеется, тезисы); В.В. Бобров из Кемерова (49); Л.Н. Корякова из Екатеринбурга (31 вместе с теми же тезисами).

Такую спешку оправдывали тем, что в крупных городах должны быть свои лидеры‑археологи. Но дело свелось лишь к ускоренному получению казенных бумажек, а не к повышению уровня научной квалификации. На достигнутом никто из поощренных не остановился. Бобров и Дроздов – профессора, заведующие кафедрами. Корякова – представитель всех стран СНГ в Международном европейском археологическом союзе.

Эта тенденция нашла поддержу в петербургском Институте истории материальной культуры после его отделения от Института археологии РАН. Там столь же ускоренными темпами провели в доктора наук более десяти сотрудников, частью вполне заслуженных, частью еще себя по‑настоящему не зарекомендовавших.

Москвичи в этом отношении были более осторожны, но постепенно уступили общей тенденции. На некоторых новых докторов просто стыдно смотреть. Вот, скажем, защита докторской диссертации Н.Б. Леоновой на кафедре археологии МГУ. Диссертация претенциозно называется «Современное палеолитоведение», хотя речь в ней идет всего лишь о скромном применении автором давно известного опыта планиграфического анализа культурного слоя на двух очень бедных находками стоянках – Каменная балка I и II. В автореферате указано, что монография под тем же названием выходит из печати. С 1994 года это обещание не выполнено. Остальные 20 публикаций автора представляют собой маленькие статьи в «Кратких сообщениях Института археологии» и подобных сборниках. Специалистов по палеолиту в составе кафедры археологии МГУ нет. Следовало бы переадресовать диссертантку в Институт археологии или Институт истории материальной культуры – учреждения с авторитетными коллективами специалистов по палеолиту. Но нет. Оппонентами выступили специалист по истории стеклоделия Ю.Л. Щапова и Н.Я. Мерперт, никогда палеолитом не занимавшийся. Два специалиста по палеолиту, прислав положительные отзывы, на защиту не явились. Зачем всё это нужно, я не понимаю. Но, видимо, кому‑то нужно. Теперь Н.Б. Леонова оппонирует по очень плохим диссертациям уже и в Институте археологии.

Итак, перед нами в целом ряде случаев только видимость работы, видимость успехов, видимость движения науки вперед. Мнимые гимназии, мнимые университеты, мнимые академии, мнимые профессора, доктора наук и академики. Можно посмотреть на всё это с предельной снисходительностью. Люди, едва сводящие концы с концами со своей скудной бюджетной зарплатой, стараются тем или иным путем улучшить свое материальное положение, а товарищи по работе считают себя обязанными им помочь, во всяком случае – не мешать.

Волнует не столько такой взгляд на судьбы людей, сколько судьба самой науки. Мы видим здесь те же тенденции, а это уже далеко не безобидно.

Широкую известность получили за последние годы исследования поселения бронзового века Аркаим в Челябинской области. Памятник, бесспорно, интересный, заслуживающий изучения и осмысления. Ни то, ни другое по сути дела еще не завершено. Зато развернута мощная рекламная кампания. В печати фигурируют «Русская Троя», «Древнейший центр индоевропейцев», «Аркаимский период русской истории». В буклетах на английском языке, напечатанных Г.Б. Здановичем, изображен ряд любопытных предметов. Таковы своеобразные каменные статуэтки. Ни одна из них не происходит из Аркаима. Это случайные находки, может быть, и совсем другого возраста. Тут же показаны бронзовые изделия, но и они не из Аркаима, а из курганов. Говорится о глинобитной архитектуре, но следов ее нет; о знакомстве обитателей поселения с письменностью (обосновывается этот ответственнейший тезис единичной находкой опять же не из самого Аркаима – костяной пластиной с невнятными нарезками).

Г.Б. Зданович и его соратники (в рекламу Аркаима активно включилась и Л.H. Корякова) всё время говорят о «Стране городов», вольно или невольно подменяя основные понятия. Сравнительно крупное поселение с элементами укрепления – далеко не всегда еще город; совокупность таких поселений – отнюдь не всегда доказательство существования особой страны, государства, цивилизации.

Создав шумиху вокруг Аркаима, Г.Б. Зданович добился многого. К памятникам подведены асфальтовые дороги с особой подсветкой. Штат экспедиции приближается к сотне человек. Ей помогает и областная администрация (на нашей земле – памятник мирового значения!), и уральское казачество, и православная церковь, и мусульманское духовенство (ведь тут истоки всего нашего, нашей религии!). С экскурсией здесь побывал сам президент В.В. Путин. Реальные же плоды научных исследований новоявленной «Страны городов» не так велики. Предварительные очерковые публикациии[28] пока не получили продолжения и развития. Интересующихся чаще отсылают к журналу «Техника – молодежи» или к тезисам[29].

Избранный круг археологов несколько раз приглашался на Аркаим, но странным образом демонстрировались им не раскопки, а лишь реконструкции древних жилищ, построенные сотрудниками экспедиции. Насколько обоснованны эти реконструкции, неясно. Спорить и сомневаться как‑то неловко, тем более приехавшим в Аркаим на средства, предоставленные Г.Б. Здановичем и Л.H. Коряковой, сумевшей получить деньги и из‑за рубежа. Гостям остается только кланяться, благодарить и восхищаться[30].

Другой пример: в Кемеровском университете организован центр по изучению первобытного искусства, хотя поблизости есть лишь одна маленькая Томская писаница. Создан даже музей первобытного искусства. Состоит он почти целиком из муляжей и слепков предметов, хранящихся в других городах. В Кемерове проведено два международных конгресса по первобытному искусству. На всё это нашлись средства, хотя в те 1990‑е годы мы достаточно часто видели на экранах телевизоров голодных кузбасских шахтеров, стучащих своими касками по асфальту. Как сочетается одно с другим? Кемеровские археологи – активные, напористые, не слишком обремененные чувством ответственности перед народом, сумели пробиться к местной администрации и убедить ее создать этот вызывающий много вопросов центр.

Всё это, очевидно, вполне соответствует законам рынка. Надо уметь «раскрутить» себя и свое дело. Кто преуспел, тот и прав. Но при чем тут наука – т. е. поиски истины? Можно, вроде бы, радоваться интересу публики к раскопкам в Челябинской области или к петроглифам, вызвавшему прямо или косвенно рост числа археологов и археологических учреждений в стране. Но недаром Суворов говорил: «Не числом, а умением». Добывают деньги на раскопки и на издания вовсе не самые талантливые, а самые пробивные. В науке появились аферы, вполне аналогичные знаменитой фирме «МММ» Сергея Мавроди или «шахматной столице мира» Элисте Кирсана Илюмжинова.

Рост числа археологов вызывает ту конфронтацию, борьбу за перспективные районы исследований и интересные памятники, каких (во всяком случае, в таких масштабах) не было раньше. За изучение Ханты‑Мансийского национального округа развернулась ожесточенная схватка между екатеринбургскими и томскими археологами. Район в истории культуры – глубоко периферийный, хотя изучать, конечно, надо и его. Но думают не о том. Это газовый район, очень богатый, и екатеринбуржец Е.М. Беспрозванный (автор одного из вариантов нового закона об охране памятников, к счастью, не принятого) заявляет, что в Ханты‑Мансийском округе тысячи ценнейших археологических объектов – значит, на исследование их нужны миллионы и миллионы рублей.

Хуже всего показали себя крымские археологи. Они то захватывали стоянку Староселье и поливали грязью ее исследователя[31], будто таким путем можно оправдать свои сомнительные поступки, то устраивали настоящую провокацию против исследователя Пантикапея В.П. Толстикова, чтобы отдать его под суд за «вывоз культурных ценностей Украины» и захватить Пантикапей в свои руки. Протеста коллег оба эпизода не вызвали. Пожалуй, и то, и другое уже не аферы, а действия, граничащие с бандитизмом.

От афер естествен переход к лженауке. Все мы знаем о широко пропагандируемой чудовищной по невежеству «новой хронологии» математика А.Т. Фоменко и его соратников. Книги, построенные на заведомо ложных основаниях (не только исторических, но и астрономических), постоянно выходят в хорошем оформлении и большими тиражами. Фоменко стал академиком РАН, получает поддержку от ректора МГУ академика В.А. Садовничего. Кое‑где «новую хронологию» преподают в школах.

Появилась целая серия книг по истории Отечества, написанных с ультранационалистических позиций.

О тех, что увидели свет в Татарстане, Башкирии, на Северном Кавказе, не раз в печати говорил В.А. Шнирельман[32]. Ничем не лучше обойденные им книги русских шовинистов В.М. Кандыбы, Л.Ф. Золина, В.М. Гоборева, А. Асова и многих прочих. Вся эта псевдонаучная продукция вносит невероятную путаницу в представления широкого круга читателей об отечественном прошлом.

Журнал «Российская археология» обязали напечатать постановление Отделения исторических наук РАН по этому поводу. Способно ли это хоть что‑то изменить? Надо противопоставить псевдонаучной литературе серию хороших научно‑популярных книг по археологии. Меж тем научно‑популярная серия издательства «Наука», основанная сразу после Отечественной войны С.И. Вавиловым, прекратила свое существование. Грантами РГНФ и РФФИ научно‑популярная литература не поддерживается (академическая премия за лучшую научно‑популярную статью года дела не меняет).

Свободна ли наша академическая наука от влияния псевдоученых? Увы, нет[33]. Г.Ф. Никитина выражала мне восторг по поводу откровений Фоменко. Доктор исторических наук и академик РАЕН В.Е. Ларичев не только продолжает развивать свои фантастические идеи о палеолитических мифах, основанные на предметах, никогда не бывавших в руках человека и выдаваемых им за палеолитические статуэтки, но и связал себя с оккультизмом. На очередных «Рериховских чтениях» в Новосибирске он читал перед большой аудиторией письма, полученные им с того света от Н.К. и Е.И. Рерихов…

Выпускник кафедры археологии МГУ кандидат исторических наук Ю.А. Шилов опубликовал несколько псевдонаучных книг о древнейшей истории. Сперва он подвизался на Украине, получил отпор ученых, был уличен в фальсификациях материалов раскопок. Потом он перебрался в Москву, стал академиком православных наук и печатает свои новые произведения уже в России. Украинский национализм сменился у него ультрароссийским. Остальное всё без изменений – фантазии и фальсификации.

Меня настораживают два мероприятия, связанные уже непосредственно с Институтом археологии РАН: семинар М.Ф. Косарева и занятия палеоастрономией. М.Ф. Косарев работает в археологии лет 40, издал полезные книги о древностях Сибири. Он вправе вести семинар. Проблема астрономии в древности после исследований Стоунхенджа поднята в зарубежной науке, должна осмысляться и на нашем материале. Пусть будут и семинары, и конференции по палеоастрономии, но когда среди докладчиков появляются лица типа Ю.А. Шилова или А.Г. Кифишина, читающего мезолитические петроглифы Приазовья как перевод с шумерского языка[34], это уже отнюдь не безобидно. Сам М.Ф. Косарев опубликовал совместно с Кифишиным статью о черепках со знаками из Горбуновского торфяника. Конечно, и горбуновцы писали по‑шумерски[35].

Говорят, что после многолетнего господства догматизма нужны смелые поисковые работы, творческая мысль, пусть порою бьющая через край. Л.A. Новикова пыталась организовать семинар под девизом: «Ври, что хочешь». Встав на такую дорогу, мы придем вовсе не к расцвету науки, а утратим лицо академического учреждения. Впрочем, на дворе сейчас «эпоха постмодернизма». А для этого течения понятия научной истины вообще не существует.

Особое и очень тревожное явление – распад научных связей, обособление отдельных археологических центров, утрата единого научного пространства России. Что‑то из происходящего можно понять. Археологи Владивостока могут доехать до Москвы или Петербурга, лишь заплатив огромные деньги. Мало у кого они есть, да и с кем, собственно, консультироваться в столицах по своей тематике? Не вернее ли обратиться к археологам США и Японии, забыв о соотечественниках?

Но есть вещи совершенно непонятные. Съездив в Краснодар, И.С. Каменецкий привез несколько номеров ежемесячного журнала «Древности Кубани». Организаторы его не сочли нужным пригласить никого из столичных археологов, работавших в Прикубанье не один год, ни в члены редколлегии, ни в число авторов, ни просто прислать в подарок хоть один номер, ни предложить подписаться на журнал. В столичных археологах кубанские ни в какой степени просто не заинтересованы.

Археологи Новосибирска и Екатеринбурга[36] ставили вопрос о выдаче открытых листов на раскопки не в Москве, а представителями местной администрации со сдачей отчетов ей же, минуя столицу. Археологи Татарстана пытались это осуществить. Написать обобщающую работу, когда отчеты о раскопках будут разбросаны по множеству центров, станет совершенно невозможно.

Вернемся к книжной теме. В разных городах страны книг по археологии выходит сейчас много. Есть среди них и пустые, вроде упоминавшихся выше «Археологов уходящего века» А.Д. Пряхина – перепечатки его уже изданных славословий сильным мира сего и другим «нужным людям». Но есть и немало полезных публикаций, о которых должны знать все археологи. Между тем сделать это становится всё труднее.

Сейчас в библиотеке Института археологии РАН почти нет новых археологических изданий (например, украинской «Археологии»). Нет очень многих книг и сборников, опубликованных на периферии; их нет даже в Российской государственной библиотеке (бывшей «Ленинке»). Частные издательства не считают нужным посылать туда обязательные экземпляры. Но не находят нужным информировать коллег о своей работе и иные периферийные археологи.