Донесение Н. П. Резанова министру коммерции графу Н. П. Румянцеву о плавании в Калифорнию и положении в русских колониях. Ново-архангельск, 17 июня 1806 г 1 страница

 

Его сиятельству г-ну министру коммерции.

Секретно.

Северо-Западный берег Америки, порт Ново-Архангельск,

июня 17 дня 1806 года.

Милостивый государь граф Николай Петрович!

Ваше сиятельство, из последних донесений моих к вам, милостивому государю, и главному правлению компании довольно уже известны о гибельном положении, в каковом нашел я Российско-Американские области; известны о голоде, который терпели мы всю зиму при всем том, что еще мало-мальски поддержала людей купленная «Юноною» провизия; сведомы и о болезнях, в несчастнейшее положение весь край повергших, и столько же о решимости, с которого принужденным нашелся я предпринять путешествие в Новую Калифорнию, пустясь с неопытными и цинготными людьми в море на риск с тем, чтоб или — спасти область, или — погибнуть. Теперь, с помощью Божьею, соверша трудное сие по обстоятельствам нашим путешествие, столь же приятно мне дать Вашему Сиятельству отчет в сем первом шаге россиян в сию землю.

Вышед февраля 25 дня на купленном мною у бостонцев судне «Юнона» в путь мой, в скором времени начал экипаж мой валиться. Скорбут обессилил людей, и едва уже половина могла управлять парусами. Скорбное положение наше принуждало нас к релашу. Я имел и без того в виду осмотр реки Коломбии, о которой довольно дал я главному правлению на замечание и потому, избегая повторений, ссылаюсь на последние бумаги мои. Мы пришли на вид устья ее марта 14 числа, но противный ветер принудил удалиться. Держа курс к югу, возвратились мы на другой день и думали войти, как обсервация показала нам другую широту, и мы увидели, что сильным течением снесло нас близ 60-миль и что были мы против Гавр де Грея, которого северная часть берега с видом устья Коломбии весьма сходствовала. Ветер от берега позволил нам лечь на якорь, и мы послали байдарку, в которой доктор Лангсдорф проехал в гавань. Лот показал ему на убылой воде глубину входа на баре от 4 до 5 сажень, и по словам его, он отнюдь не так непроходим, каким его описывают, а может быть с того времени и течением промыло его: Он видел на конце губы множество дымов и потому заключил о жителях; отстой сами по себе хороши и довольно защищены от ветров, грунт песчаный. Я повторяю здесь Вашему Сиятельству слова доктора, но берега видел он довольно пологие, песчаные и поросшие лесом. В ночь, пользуясь ветром, удалились мы от берегов, и наконец противные и жестокие ветры держали нас в море. Больные день ото дня умножались, и один сделался уже жертвою странствий наших. Начиная с меня, скорбут не пощадил никого и из офицеров, и мы, искав войти в реку Коломбию, как единую для Калифорнии гавань, чтобы освежиться, приближались к ней марта 20 числа к вечеру и бросили якорь. На другой день думали мы входить, но жестокое течение и покрытый превысокими бурунами фарватер затруднял вход наш. Индейцы зажгли на высотах огни, которыми ко входу приглашали нас, но как видно слишком свежий ветер препятствовал им быть нашими проводниками. Наконец, пустились мы искать себе убежища и зашли в такие толчеи, что едва уже на четырех саженях успели бросить якорь и удержаться. Здесь видел я опыт искусства лейтенанта Хвостова, ибо должно отдать справедливость, что одного его решимостью спаслись мы и столько уже удачно вышли из мест, каменными грядами окруженных; свежий норд, а паче болезнь людей принудила нас воспользоваться первым, и мы, благодаря Бога, получа с лунациею продолжительно благоприятствовавший нам ветер, хотя с бледными и полумертвыми лицами, достигли к ночи марта 24-го числа губы св. Франциска и за туманом ожидая утра, бросили якорь.

На другой день ветер и течение дали нам способ войти в порт, и мы им воспользовались. Зная подозрительный характер Гишпанского правительства, счел я за лишнее обослаться, чтоб просить о позволении, ибо в случае отказа, должно было погибнуть в море, и так разочтясь, что ярда два-три менее, нежели отказ их сделают нам разницы, решился я идти, прямо в ворота мимо крепости, ибо таково было положение наше. Наполня все паруса, пустились мы в гавань. По приближении к крепости, увидели мы великое в ней движение солдат и когда с нею поравнялись, то один с рупером вопрошал, что за судно? — Российское, говорили мы. Нам кричали не однажды тотчас бросить якорь, но мы отвечали… а между тем, будто суетясь, проходили крепость и, удалясь в порт на пушечный от нее выстрел, исполнили уже там волю их.

Вскоре человек двадцать верхами и в числе их комендант и один миссионер требовали судна, но мы были посмелее, ибо конница сия была под картечным нашим выстрелом. Я послал мичмана Давыдова сказать, что я тот самый, о котором, надеюсь я известны они от своего правительства, что шел я в Монтерей, но жестокие бури, в равноденствие повредившие судно наше, принудили меня взять убежище в первом порте и что, исправлюсь я в путь мой. Ответ был, что от Короля прислано уже об оказании мне помощи повеление, что комендант просит в президию обедать и что все, что мне угодно, с точностью будет выполнено. Благодарность принудила меня съехать на берег, где встречен я был доном Луизом де Аргуелло, сыном коменданта, и по отсутствию отца его место занимавшим. Нам поданы были верховые лошади, но как президия не более одной версты отстала от берега, то в сопровождении коменданта и миссионера отца Жозе де Ураи пошли мы туда пешками, где любезное его семейство осыпало нас вежливостями, угостило обедом, и мы, пробыв до вечера, возвратились на корабль, а между тем прислана была уже говядина, зелень, хлеб, молоко, и люди наши, того же дня подкрепя изнуренные силы свои, почувствовали равное с нами удовольствие.

Дон Луиз с особливою вежливостью сказал мне, что обязан он о приходе нашем послать к губернатору курьера и потому принуждённым находился спросить, где суда «Надежда» и «Нева», о которых предварены они, я отвечал, что обратил их в Россию, и что, получа от Государя Императора начальство над всеми американскими областями, прошедшего года обозревал их, зимовал в Норфолк-Зунде и, наконец решился видеться с губернатором Новой Калифорнии, чтобы поговорить с ним, как с начальником соседственной земли об обоюдных пользах.

Не подумайте, милостивый государь, что из честолюбия, но единственно, чтоб вперить в гишпанцах весть к северным областям нашим и дать лучший ход делу своему объявил я себя главным их начальником. Польза Отечества того требовала, Впрочем, кажется и тут не погрешил я ни мало, когда в самом деле имею я главное начальство как по воле Государя, так и доверенности всех акционеров, не употребя ещё во зло оной, но жертвуя собой всякий час на пользу общую. С тем же курьером послал я к губернатору письмо, в котором, благодаря его за первоначальные знаки гостеприимства, извещал, что, исправя судно, не замедлю отправиться в Монтерей.

На другой день звали меня миссионеры в Св. Франциско обедать. Миссия была от президио час езды. Я был о них с моими офицерами. Мы коснулись торговли, и сильное желание их к тому весьма приметно было. В своем месте буду я иметь честь объяснить Вашему Сиятельству положение всех миссий, президий, избытков и недостатков провинции сей, а теперь позвольте занять вас, милостивый государь, может быть и мелочными обстоятельствами, для того, чтоб показать вам, каким неприметным для них образом достиг я меты моей, в каких критических был я положениях и какие употребил к тому средства. Мы возвратились из Миссии, и я оба обеда как коменданту, таки миссионерам послал знатные подарки, употребляя всюду щедрость, чтоб закрыть от гишпанцев ту бедность нашу и недостатки, о которых бостонские суда во вред наш предварили их. Мне совершенно удалось сие, ибо не было, наконец, ни одного человека, который не получил бы чего-нибудь ему нужного, и повсеместное удовольствие обратило к нам сердца всех жителей так, что добрые о россиянах слухи привлекали издалека миссионеров, а ближние предложили уже и сами услуги свои снабдить меня хлебным грузом.

Приметя в скором времени возможность получить хлеб из сего порта, решился я сухим путем съездить в Монтерей, который был в 80 милях. Я послал к губернатору курьера с письмом, в котором, объясняя, что как исправление судна может быть задержит меня здесь долгое, время, то прошу я позволить к нему направиться. Ответ был наполненный вежливостями, что он до сего беспокойства не допустит меня и на другой же день сам предпримет путь сей, уверяя, что подтверждены от него повеления во всем мне способствовать и в то же время прислал коменданта, от лица его поздравить меня с приездом. Я почувствовал подозрительность Гишпанского правительства, препятствующую повсюду иностранцам знакомиться с внутренностью земель их и примечал слабые их силы.

Между тем, прекрасный климат Калифорнии, богатство хлеба, сравнение избытков ее с нашими недостатками и голодная опять впереди перспектива были повсечасно предметами разговоров у людей наших. Мы заметили наклонность их совсем здесь остаться, и взяли меры свои. На третий день прихода нашего трое бостонцев и один прусак при покупке судна «Юноны», в службу компании в матросы поступившие, объявили мне о желании остаться здесь. Я сказал им, что поговорю с комендантом, и когда тот отказал, то велел я их свести на один голый остров, где они во все время пребывания нашего до самого отплытия содержались. Между тем, поставили мы на берегу пикет, учредили раунды, а гишпанцы дали конные объезды и так, хотя и все меры употреблены были, но двое из лучших и более других береженых людей Михайло Кальянин и Петр Полканов, пошед на речку мыть платье, бежали и пропали без вести. В последствии времени гишпанское правительство дало однако ж мне слово выслать их чрез Вера-Круц в Россию, и я прошу наказать их и обратить навсегда в Америку. Без строгого с ними, изменниками, примера, с людьми сообразить нельзя будет.

В ожидании губернатора, проводили мы каждый день в доме гостеприимных Аргуелло и довольно коротко ознакомились. Из прекрасных сестер коменданта донна Консепсия слывет красотою Калифорнии, и так, Ваше Сиятельство, согласится изволите, что за страдания наши мы довольно награждены были и время свое проводили весело: Простите, милостивый государь, что в столь серьезном письме моем вмешал я нечто романтическое. Может быть, и с лишком должен я быть искренен. между тем беспрестанные в пользу нашу из порта известия в Монтерей, расположили уже ко мне искренно и самого губернатора, который, к счастью нашему, с самых молодых лет есть первый друг дома сему.

Наконец, апреля 7го числа приехал и Дон-Жозе-де Ариллаго, губернатор обоих Калифорний. Крепость салютовала ему 9ю пушками, и, позади нашего судна скрытая за мысом батарея открыла тем же числом огонь свой.

Сколь гишпанцы ни слабы, но со времени Ванкувера артиллерии у них прибавлено. В последствии времени, осмотрели мы тайно батарею сию, на ней пять 12-ти футовых медных пушек, а в крепости, говорят, у них семь орудий, но более или менее не известно, потому что ни сам я никогда не был на ней, и другим не позволил быть, чтоб совершенно отдалить подозрение. Я послал тотчас офицера поздравить его с приездом и получил благодарный ответ с изъяснением, что болен он ногою, что устал с дороги, но что в скором времени надеется со мною увидеться. И, действительно, покрытый сединою старик сей чрезвычайно утомлен был верховою ездою, ибо другой нет во всей Калифорнии.

На другой день ожидал я его самого или по малой мере присылки от него офицера, приметив в президио великое движение солдат, и время склонялось к полудню, как приехали два миссионера на судно сказать мне, что приехавший с губернатором комендант старик Дон-Жозе-де Аргуелло просит меня обедать. Я благодарил его за ласку и отвечал миссионерам, что вежливость требует, чтоб был я у него с благодарностью за повседневные ласки семейства его, но как теперь в доме его губернатор, с которым я в отношениях политических, то чтоб извинил он меня, буре отсрочу я исполнение моих обязанностей. Один из миссионеров, отец Педро, с которым мы весьма коротко познакомились, говорил мне: "Вы не так меня поняли, вас столько же велел просить и губернатор, все уже в президии, оделись в нарядные мундиры, чтоб достойно принять вас". Я дал ему почувствовать, что можно 6ы прислать офицера, но веселый Педро отвечал: "Неужто святые отцы хуже офицеров? Мы живём в Америке и, ей-ей, кроме искренности ничего не знаем". Может быть, подумал я, что этикет сей считается уже исполненным у них присылкою несколько дней тому назад коменданта и так, чтоб не портить дела, решился я ехать. Верховые лошади приведены были, и мы отправились. Поотстав с отцом Педро, спросил я его: есть ли им позволение хлеб продать? чего, говорил он, я скажу вам за тайну: губернатор пред самым отъездом своим получил из Мексики, что мы коли не есть, то в скором времени в войне с вами. Какой вздор, рассмеявшись сказал я, в таком случае, пришел ли бы я сюда? И мы тоже говорили, отвечал он. Из сего объяснилось уже, что они более боялись нас, нежели мы их, и. что подозревали не с другим ли мы пришли намерением, полагая, может быть, вскоре приход и тех двух судов, которых ожидали они. Между тем, под видом забытого платка, послал я записку на судно, чтоб людей на берег не спущать, и спокойно продолжал путь мой. Мы въезжали в президио, офицеры встретили нас за воротами, пикет сделал на караул, и губернатор в нарядном мундире нас на двор встретить вышел. Проезжая площадь и приметя веселые лица гишпанских красавиц, исчезло мое подозрение, ибо в противном случае конечно 6ы отдалили их.

Оприветствовавшись с Губернатором и благодаря Г. Аргуелло за ласки семейства ею, чистосердечно изъяснился я им, что господа миссионеры звали меня от их имени, что, не зная, в каких святые отцы здесь отношениях, не рассудил я мешкать и, поставя всякий этикет ниже тех польз, которые привлекли меня в край сей, желал я нетерпеливо с начальником ознакомиться. Губернатор довольно хорошо говорил по-французски, он смешался и извинялся скоростью: миссионеров. Правда, говорил он, что хотел я иметь честь звать вас, но не смел, не предваря вас моим приездом, ибо хотя и все в Калифорнии подчинено мне, но правая нога моя, на которую едва приступал он, вышла у меня из повиновения и в сем-то недоумении моем миссионеры, пользовавшиеся уже благосклонностью вашею, взялись предварить вас, но вместо того комиссию мою исполнили они совсем иначе. В таком случае, сказал я, еще более благодарен я миссионерам, что они скорее нас сблизили. Открытый характер губернатора, взаимные во время стола вежливости и короткость моя в доме Аргуелло скоро родили в нас искреннее обращение. Приехавший с ним монтерейский комендант Дон Жозе Нурриега, один артиллерийский офицер и несколько кадет упреждали меня всякими вежливостями, и мы того же дня с главного частью калифорнийского начальства весьма коротко ознакомились. Я спросил у губернатора свидания по делам моим, он назначил на завтра, но я убедил его не отсрочивать, и так, того же вечера и занялись мы.

Не удивляйтесь, сказал я, моей нетерпеливости. Вы из писем моих, надеюсь, уже приметили, сколь время мне дорого. Объясняя ему о себе, продолжал я, что приход мой имеет предметом благо Американских областей, обеим державам принадлежащих, и, войдя в материю, дал ему почувствовать все недостатки Калифорнии и нужду наших селений, которые лишь взаимного торговлею отвращены быть могут, что ею единого утвердится навсегда союз между обоими Дворами дружбы, что колонии процветать будут и что берега наши, составляя взаимную между собою связь, всегда обеими Державами равно будут защищаемы и никто уже между ими водвориться не отважится. Далее объяснил я ему, что принадлежности Католического Величества в Новом Свете столь обширны, что нет возможности защищать их, что видя слабые силы их, рано или поздно будут они жертвою предприимчивости и что, может быть, война в Европе спасет их, что буде по давнему на россиян подозрению Двора их, мыслят они, что хотим мы сами в местах их водвориться, то уверяю его, что ежели б отдали они нам Калифорнию, то и тогда по дороговизне содержания ее не может она нам приносить тех польз, каких мы столько же, как и они сами, от взаимной торговли ожидать можем. Истребите фальшивую эту идею, говорил я ему, владения Монарха моего в севере заключают неисчерпаемые источники богатств в мягкой рухляди, которая по умножающейся в ней надобности и самой роскоши северных народов, никогда не позволит оставить мест, нас обогащающих, и которые по пространству их и веками обработаны быть не могут. Итак, положение России и собственные пользы ее должны удостоверить в том, что южные части Америки не нужны ей, ибо в противном случае, согласитесь вы, что столь сильная держава не пропустила бы видов своих, и вы нисколько не могли бы ей воспрепятствовать. Я искренно скажу вам, что нужен нам хлеб, который получать можем мы из Кантона, но как Калифорния к нам ближе и имеет в нем избытки, которых сбывать не может, то приехал я поговорить с вами, как начальником мест сих, уверяя, что можем мы предварительно постановить меры и послал на благорассмотрение и утверждение Дворов наших. Вот истинная причина приезда моего, и я покорнейше прошу вас решить скорее предложение мое, дабы не потерял я напрасно времени.

Губернатор слушал меня, как приметно мне было, с большим удовольствием. Мы предварены уже, сказал он, о доверенности к вам Монарха вашего в рассуждении Америки и столько же известны и о поручении вами всех видов торговых, а потому крайне приятно мне лично узнать вас, но мое положение совсем другое, и я по многим обстоятельствам столь скоро и решительно отвечать не могу вам, между тем, позвольте мне опросить вас, давно ли имеете вы из Европы письма? Десять месяцев, отвечал я и при этом солгал, ибо к счастию моему успел я до приезда его посредством миссионеров укомплектовать себя новейшими политическими сведениями. Знаете ли вы, сказал он, что у вас война с Пруссиею? Может быть, отвечал я, по причине покупки Померании. Но последние сведения мною из Европы за пять с половиною месяцев полученные, показывают, что не таковы уже искренние сношения России с Францией, а потому и с другими союзными с ней Державами? И то может быть, сказал я, но угрозы Европейских кабинетов не везде за наличную монету принимать должно. Вы согласитесь, что мы с вами теперь в таком отдаленном углу мира, что тогда сведаем о войне, когда может быть, в то же время и мир заключен будет. Правда, сказал он, но вы это слишком холодно принимаете! Люди, как мы, на все опасности себя посвятившие, не должны много уважать слухами. Я обращал его опять на прежний разговор, и он просил дать ему время помыслить до завтра, а между тем, с вежливостью сказал мне, что хотя он о характере моем не сомневается, но формалитет требует, чтоб доставил я ему бумаги, меня уполномочивающие, дабы представить об них Вице-Рою. Охотно, охотно, сказал я, и так мы завтрашнего утра займемся с вами посерьезнее.

На другой день, имея в доме Аргуелло связи, знал я от слова до слова все, что по отъезде моем у них говорено было. Чистосердечное объяснение мое ему нравилось, он отдавал справедливость заключениям моим о недостатках земли их, советовался с миссионерами, которые, между тем, все на моей стороне были, открывал им неприятные положения Европейских кабинетов наших и признавался, что ничего не желал 6ы он так, как каким бы нибудь образом сбыть скорее таких гостей, за которых он и в благосклонном и неблагосклонном приеме по подозрительности Правительства, пострадать может. Между тем, весь вечер занимались они записыванием разговоров моих.

Наконец, являюсь я. Губернатор принимает меня с вежливостью, и я тотчас занял его предметом моим, вручил ему листы разных Держав, которые у меня вдвойне были, говоря, что Гишпанский отдал я кораблям, в Россию обращенным, не предполагав тогда быть в Калифорнии. Он списал только копию с листа французского Двора и кредитивы компании и все возвратил мне. Вчерашний разговор наш, говорил он, слишком для меня интересен. Я признаюсь вам, что от всего сердца желал бы успеха, но не скрою от вас, что ожидай всякий час совершенного между 'нами разрыва, как и приступить к проекту вашему, недоумеваю и искренне скажу вам, что крайне б мне желательно, чтобы вы до получения ожидаемого мной курьера, поспешили дружески с нами расстаться. Я удивляюсь вашей торопливости, вы имеете о приеме меня предписания, но ежели получите другие, то, как пришел я с благовидным намерением, кажется мне, права народные дают вам способ всегда расстаться со мной приятным образом, назнача только мне время, в которое мне выйти можно. О! В этом можете вы быть уверены. Итак, удалим, сказал я, сии неприятные идеи, когда по сие время ничто не препятствует заниматься нам тем, что пользы обоих держав составляют. Вы желаете здесь купить груз хлеба, но скажете, на что такое количество, ибо для морской провизии нет вам такой надобности? Я вам тотчас объясню причины мои, первое, что судно требует починки и выгрузке балласта, то желательно б мне вместо последнего нагрузиться хлебом, что и самой хлеб желал бы я купить для того, чтоб, развезя понемногу по всем занятиям нашим в Америке, также и в Камчатку, узнать, сходны ли будут цены и отобрав надобности каждого места, определить в генеральном плане все потребное количество знать уже теперь столь подробно, до какой степени и какими избытками Калифорния снабжать может, впрочем, вы сами признаетесь, что тысяч пять пудов грузу не есть по себе предмет торговли. Я согласен в том, сказал он, но я слышал, что вы привезли и товары. Никаких, отвечал я, а есть несколько у корабельного комиссара моего, которые позволил я ему взять с собою, и не скрою от вас, что на то конец, чтоб с позволения вашего иметь мену его. Все, что могу я сделать вам в угодность, отвечал губернатор, есть чтоб позволить вам купить хлеб на пиастры, но в рассуждение торговли вы меня простите, что по строгим предписаниям правительства не могу я на то согласиться и в рассуждение первого сколь для меня не затруднительно, прошу вас, не объяснял предметов ваших, дать мне ноту вашего требования, в которой покорнейше прошу коротко сказать о всем вашем из Петербурга плавании. Сожалею, сказал я, что не решаетесь вы на последнее, веши, как говорят жители, весьма для них нужные, и я желал бы, чтоб комиссар мой сбыл их и для того, чтоб получить чрез то более на судне места, впрочем, платить за хлеб миссионерам, комиссару ли для меня все равно, жаль только того, что первые приходом моим не удовлетворят своих надобностей, но и его, к общему удовольствию, нам легко согласить можно. Миссионеры привезут хлеб, я заплачу пиастры, возьму от них квитанции, вы представите их Вице-Рою в подлинниках, а куда святые отцы употребят деньги, кажется, столько же и вам, как и мне заботиться не о чем. Нет, сказал он, это тоже торговля и, прожив до 60 лет, без укориз, не могу взять того на совесть мою. Но ведь не корыстолюбие, а тоже желание польз соотчичам нашем к некоторому нарушений правил обзывает. Вы ведите здесь лучше надобности края, нежели их из Мадрида видят, и так я истинно тут и греха не вижу, а особливо, с улыбкой сказал я, когда все святейшие колена преклонить за вас. О! Я очень вижу, что она уже прежде за вас преклонила их, засмеявшись, отвечал мне губернатор, но шутке в сторону, продолжал он, вы не можете себе представить, до какой степени запрещена здесь торговля, и я скажу вам пример: лет пять тому назад зимовало здесь бостонское судно, оно задолжало е, не имея наличных денег, решился я взять в уплату нужные товары, но прежде отнесся к Вице-Рою и получил в ответ, что на сей раз очень хорошо, а впредь никогда, ибо надеется иностранным судам повод посещать наше порты. Чтоб уверить вас, сказал я, что далек я желать вам что-либо предосудительное, я оставляю разговор сей и прошу вас только обнадежить меня, могу ли я получить нужное мне количество хлеба? Вы его получите. Итак, чтобы не терять времени, прикажу я судну разоружиться. Я при нем же послал на корабль повеление и, обрадовавшись началу, преставил времени довершить и торговые опыты мои, в исполнении которых весьма уверен был.

На другой день подал я ноту, но дней с пять прошло, и не зерна не было еще доставлено. Между тем, слухи о войне нашей с французами день ото дня становились подозрительнее, к тому ж ожидали они из Санкт-Блаза фрегат для крейсерства. Я сведал, что часть Монтерейского гарнизона поставлена в миссии Санта-Клары, на день езды от порта отстоящей. Наклонность людей наших изменить нам, и побег в то же время двух человек делал еще более критическим положение наше, между тем, уважение к особе моей ни мало не терялось, всегда имел я драгун в почесть мою, гишпанский пикет выходил к ружью. Губернатор всякий день встречал и провожал меня, и повсеместные вежливости удалили от меня всякое подозрение.

День ото дня, однако ж, хотя и неприемлемым для губернатор образом, ласки ко мне дома Аргуелло сближали его со мной искренне. Он извинялся, что не был еще на корабле моем. Оставим пустые этикеты, сказал я, знаю образ правительства вашего и уверен, что по сердцу своему, давно вы уже у меня были бы, но зато я всякий день с вами. Вы приучили меня к себе, говорил Дон Жозе де Ариллага, и я вам ручаюсь, что доброе семейство друга моего де Аргуелло столь же дорого ценит удовольствие видеть вас в доме своем, сколь признательно оно к благотворениям вашим.

Здесь должен я Вашему Сиятельству сделать исповедь частных приключений моих. Видя положение мое неулучшающееся, ожидая со дня на день больших неприятностей и на собственных людей своих ни малой надежды не имея, решился я на серьезный тон переменить мои вежливости. Ежедневно куртизуя гишпанскую красавицу, приметил я предприимчивый характер ее, честолюбие неограниченное, которое при пятнадцатилетнем возрасте уже только одной ей из всего семейства делало отчизну ее неприятного. Всегда в шутках отзывалась она об ней: "Прекрасная земля, теплый климат. Хлеба и скота много, и больше ничего". Я представлял ей российский посуровее и притом во всем изобильный, она готова была жить в нем, и, наконец, нечувствительно поселил я в ней нетерпеливость услышать от меня что-либо посерьезнее до того, что лишь предложил ей руку, то и получил согласие. Предложение мое сразило воспитанных в фанатизме родителей ее, разность религий и впереди разлука с дочерью были для них громовым ударом. Они прибегли к миссионерам, те не знали, как решиться, возили бедную Консепсию в церковь, исповедовали ее, убеждали к отказу, но решимость ее, наконец, всех успокоила. Святые отцы оставили разрешению Римского Престола, и я, ежели не мог окончить женитьбы моей, то сделал на то кондиционный акт и принудил помолвить нас, на то соглашено с тем, чтоб до разрешения Папы было сие тайного. С того времени, поставя себя коменданту на вид близкого родственника, управлял уже я портом Католического Величества так, как того требовали и пользы мои, и губернатор, крайне удивился-изумился, увидев, что весьма не в пору уверял он меня в искренних расположениях дома сего и что и сам он, так сказать в гостях у меня очутился.

Тридцатилетняя его и примерная с комендантом дружба обязывала его во всем с ним советоваться. Всякая полученная им бумага проходила через руки Аргуелло и, следовательно, чрез мои. Но в скором времени губернатор сметился, сделал мне ту же доверенность и, наконец, никакая уже почти ни малейших от меня не заключала секретов. Я болтал час от часу более по-гишпански, был с утра до вечера в доме Аргуелло, и офицеры их, приметя, что я ополугишпанился, предваряли меня наперерыв всеми сведениями так, что никакой уже грозный курьер их для меня страшен не был.

Между тем, удивился я, что миссионеры не везут хлеба, и дал заметить губернатору мое неудовольствие. Он чистосердечно открыл мне, что святые отцы, ожидая курьера, думают, что всем грузом судна даром воспользуются и для того медлят. Я столь же искренне отвечал ему, что он тому причиною, что держит гарнизон в Санта-Кларе? И что когда прикажешь ему возвратиться в Монтерей, то слухи сами по себе исчезнут. Губернатор удивился, что и скрытые распоряжения его мне известны и, отыгрываясь шутками, послал тотчас повеление отряду возвратиться, а миссиям подтвердить, чтоб желающие ставить хлеб, везли его, иначе другие обязан он будет принять меры и в то же время по просьбе моей приказал в Пуебла инвалидов, где у меня посредством братьев Консепсии хлеб заготовлен был, идти первому транспорту. Сколь скоро сей двинулся, то миссии наперерыв привозить начали и в таком количестве, что просил уже я остановить возку, ибо за помещением балласта, артиллерии и товарного груза не могло судно мое принять более 4.500 пуд, в числе которых получил я сала и масла 470 и соли и других вещей 100 пуд.

Расчет наш был на пиастры, а цены в Калифорний, от правительства постановленные, были мне известны, и так на основании их произвел я покупку мою безошибочно. Я скажу о них в своем месте, но мне хотелось непременно произвесть опыт торговли. Я убеждал всячески губернатора, обещая ему от Государя моего благоволение. Долго колебался старик сей, как однажды решился просить у меня искреннего совета, как бы исполнить ему желание мое и в то же время всякое отдалить подозрение. Весьма легко, сказал я, пусть миссионер и жители подадут вам просьбы, вы отнесетесь ко мне, нарядите офицеров ваших освидетельствовать доброту товаров и узнать цены, которые поставлю я, как можно согласнее с выгодами жителей, когда при том прикажете мне показать подлинные фактуры, по которым они у вас из Мексики получаются, и тогда платеж пиастров переведя, для комиссара моего, от которого получа товары, разделите вы жителям по числу их требований. Сие произведено было в действо, товары удостоены, перевод сделан, имени моего не было в торговле совсем, кроме того, что на генеральном счете купленных ими товаров подписал я, что товары сии принадлежат комиссару Панаеву, и что в удовлетворение нужд жителей Калифорнии и в угодность Гишпанского правительства продать ему позволил что осталось у них актом в торговой канцелярии.

Вот, Милостивый Государь, начальный опыт торговли с Калифорнией, как выгодно может она производиться по малой мере на миллион рублей. Американские наши области не будут иметь недостатка. Камчатка и Охотск могут снабжаться хлебами другими припасами, якуты ныне возкою хлеба отягощенные, получат спокойствие, казна уменьшит издержки на продовольствие воинских чинов употребляемые, Иркутск облегчится в дороговизне хлеба, когда знатная пропорция для отдаленных областей ежегодно вывозимая, обратится уже в собственную его пользу, таможни дадут новый доход Короне, внутренняя в России промышленность получит чувствительное ободрение, когда на счет одной Калифорнийской торговли должны умножится фабрики и между тем приспорятся способы обратить чрез Сибирь торговлю Индии, что с добрым и обдуманным началом, поверьте, Ваше Сиятельство, что в весьма не долгом времени совершиться может. Довольно писал я в последнем донесении моем главному правлению о способах и водворении здесь торговли на степень достоинству Империи приличную, и я здесь на них ссылаюсь и столь же опять чистосердечно скажу, что рано еще нам или лучше сказать, не выгодно обращать чрез Кантон суда в Россию. Прежде мыслил бы я усилить Ново-Архангельск, посылать из него суда в Кантон и обращать их в Сибирь и Америку, где скорее вернее и оборотливее будут рейсы их. Из Петербурга уже отправляют суда с нужными товарами не иначе, как чтоб они здесь оставались. Тогда подкрепится Америка, усилится флотилия ее. Сибирь оживет торговлею, и когда уже не будет возможности сбывать всех товаров, время само собой покажет ту эпоху, в которую полезно будет предпринять торговлю кругосветную, иначе же, признаюсь вам, все будет пустой лишь блеск, а пользы ни малой. Но простите, милостивый государь, что я опять заумствовался и отбился от материи. Я обязан Вашему Сиятельству дать верную о Калифорнийской торговле идею, и начну изъяснением мер, весов и монеты Калифорнии и потом далее.