Лекции.Орг


Поиск:




Глава 3. Секс‑марафон




 

Она изменила Пете. Эта мысль, подобно гвоздю в стене, вот уже несколько минут безвылазно сидела в ее мозгу. Что она натворила? Она изменила Пете! Враждебное чувство к Артуру, к самой себе, вдруг стало заполнять ее, как вода сосуд. Это все он, хитрый змей‑искуситель, вторгся в доверие и погубил ее. Как теперь она вернется домой, какими глазами будет смотреть на мужа, что скажет ему, когда он спросит, как она провела тут время? Ее жизнь кончена и ей ничего не остается кроме как умереть. Артур лежал рядом, ветерок его дыхания щекотал ее щеку, рука обнимала ее плечи, и она невольно отодвинулась.

– Катя, ни о чем сейчас не думай, просто лежи и ни о чем не думай, – вдруг услышала она его голос.

– Ты, ты, это ты во всем виноват! – Слезы двумя протоками хлынули из ее глаз. – Я не хочу тебя видеть, уйди.

– Не уйду, – вдруг решительно сказал Артур, и она с удивлением посмотрела на него, забыв на миг даже о своих рыданиях. – Я не виноват в том, что случилось. И ты не виновата. И вообще, не ищи виновных. Лучше прими то, что произошло с радостью, как освобождение из долгого плена. А еще лучше, – подумав, добавил он, – попытайся поскорее заснуть. Когда ты проснешься завтра утром, все будет не так печально. Давай на спор. – Он приподнялся на коленях, протянул ей руку, и Катя машинально подала свою. Артур разбил это незапланированное рукопожатие. – Хочешь, чтобы ты быстрее уснула, я тебе расскажу сказку?

– Не надо, – зло буркнула она. Она уже знает, до чего доводят его сказки. Но на самом деле совет Артура понравился ей – уснуть, а завтра… Но дальше мысль забуксовала, пребывая в явной растерянности перед завтрашним днем. И в самом деле, какая разница уйдет Артур или не уйдет, все уже свершилось, отныне она неверная жена, предавшая своего мужа, осквернившая их доселе незапятнанное супружеское ложе. Но долго продолжать эти оптимистические рассуждения она не смогла, темное крыло сна внезапно накрыло ее своей мягкой поверхностью.

Пробравшиеся сквозь стекло и занавеску, лучистые посланцы солнца заскользили по ее лицу, как фигуристы по катку, и потревоженная этим вторжением Катя открыла глаза. Она посмотрела на Артура и увидела, что тот не спит и внимательно наблюдает за ней. И сразу же страшные воспоминания о случившемся грехопадении густым жалящим роем налетели на нее. Но их укусы были уже не такими чувствительными, как вчера вечером. К ее удивлению мысли о совершенном прелюбодеянии уже не порождали в ней былого острого раскаяния, так сильно уже не царапали душу, подобно рассерженной кошке, наоборот, сейчас все ее чувства были какими‑то приглушенными, как отдаленные голоса. Скорей всего, она еще по настоящему не проснулась, с надеждой подумала Катя, не может же она так быстро привыкнуть к своему новому статусу неверной жены. Но долго обманывать себя она не могла, птицы сна уже улетели из обоих глаз, а значит, дело в чем‑то другом. И внезапно ее навестила изумившая ее мысль: а стоит ли так горевать? Все равно уже ничего не исправишь. Эта новая мысль была совсем короткая и невесомая, но как ни странно она окончательно свалила с нее тяжелую глыбу вины, и Катя ощутила, что больше ничего не давит на нее. Она снова взглянула на Артура.

– Доброе утро, – сказал Артур, словно уловив перемену в ее настроении.

Катя почувствовала некоторую растерянность; если она отзовется на его приветствие, то это будет означать…

– Мне так нравится на тебя смотреть…

Только сейчас она заметила, что лежит совершенно голая. Поспешно она схватила одеяло и натянула его до подбородка, как щитом защищаясь им от какой‑то неведомой опасности.

– Поздно, я тебя уже всю рассмотрел, – засмеялся Артур. – И во влагалище заглянул. Мне так нравится твое влагалище. Оно такое мягкое нежное, розовое, как кожа у поросенка. Я даже его несколько раз поцеловал. Все ждал, когда ты проснешься, очень хочется тебя. А ты все не просыпалась. Ты всегда так долго спишь после секса?

– А сколько сейчас время? – вдруг воскликнула Катя.

– Девять.

– Но ведь начался завтрак.

– Черт с ним, с этим завтраком. Сегодня пропустим. Я хочу тебя.

Стремительные руки Артура нырнули под одеяло и легли ей на грудь. Его ладони обхватили ее груди, и стали мягко их сжимать, как сжимают мячик, проверяя, хорошо ли он накачен. Теплое пятно начало зарождаться внизу ее живота и медленно расползаться во все стороны. Неожиданно он встал на колени, и мачта его члена нависла прямо над ее глазами. Вчера вечером она почти не разглядела его главное мужское достоинство и сейчас жадно рассматривала это чудо природы. Длинный и почти идеально прямой, он, подобно породистому коню перед началом скачки, слегка подрагивал своей крупной розовой головкой. Робко, словно боясь обжечься, она дотронулась до этого бутона, вызвав у него мгновенную вибрацию. И внезапно мощный прилив желания накрыл ее с головой; ее рука, в один миг, превратившись в кольцо, оказалась одетой на его член, подрагивающий от нетерпения. Артур исторг из себя стон наслаждения, и Катя, словно поощряемая этими сладострастными стонами, активно затеребила еще больше вытянувшийся вперед ствол. Все померкло перед ней, она лишь видела перед собой свои покрытые красным лаком ногти, которые гладили стремительно наполняющийся кровью тонкий и узкий сосуд.

Она обняла Артура за шею, прижимая его к себе. Он понял ее сразу, лег на нее, а его член скрылся у нее между ног, чтобы через мгновение совершить нырок вглубь нее. Она ощущала, как плывет он в затопившим ее лоно внутреннем море, распространяя вокруг себя волны еще неизведанного ей удовольствия. Ее исцелованные Артуром уста вдруг выбросили громкий крик, и она почувствовала, как истекает переполнившее ее напряжение. Артур продолжал лежать на Кате, по‑прежнему оставаясь соединенный с нею узами своих гениталий. Ей было приятно ощущать и тяжесть его в общем‑то нетяжелого тела, и ослабевший челнок члена в своей влажной протоке, по руслу которой еще несколько секунд назад он совершал свой мощный заплыв, и в котором так замечательно и победно финишировал.

– Тебе было хорошо? – спросил Артур.

Она кивнула головой, избегая отвечать на его прямой вопрос словами. Ей было стыдно признаваться даже себе в том, что только что она пережила небывалое наслаждение.

– А тебе? – в свою очередь полюбопытствовала она.

– Ты восхитительная женщина, ни с кем я не получал такого удовольствия, как с тобой. Мне кажется, я могу с тобой трахаться целый день. Не хочешь попробовать провести такой эксперимент?

– Не знаю, – Катя не очень уверенно улыбнулась. – Я прошу тебя, не произноси, пожалуйста, этого слова. Мне оно не нравится.

Артур отрицательно покачал головой.

– Прости, но не могу. Я хочу быть полностью свободным, не хочу, чтобы мне что‑то бы мешало наслаждаться нашими отношениями.

– Но мне это мешает.

– Нет, не мешает, ты просто еще не освободилось. Разве тебя это слово не возбуждает? Скажи честно, ведь возбуждает.

– Может быть, – неохотно призналась Катя. – И все же…

– Нет. Давай на спор, что через пару дней тебе самой будет смешно, что ты стеснялась произносить это слово. И вообще, никогда не стесняйся слов, все слова абсолютно чистые, даже стерильные. Грязь в нас, а не в буквах алфавита.

– Что‑то подобное ты уже говорил.

– Я помню, но пока я еще не достиг цели, ты этого еще не приняла. Так что иногда приходиться повторяться. А знаешь, должен тебе сказать одну страшную вещь: мне что‑то захотелось есть.

– А разве ты не хотел провести весь день в постели?

Артур серьезно посмотрел на нее.

– Хотел, но мои желания сейчас изменились, из члена они переместились в желудок. Кстати, очень хочется писать. У тебя нет такого благородного намерения?

Артур встал и направился в туалетную комнату. Он не стал плотно прикрывать дверь, и Катя услышала низкий звук падающей в унитаз струи.

Артур снова появился в комнате, его член, освободившись от обременительного груза, как ребенок, радостно подпрыгивал при ходьбе.

– Не хочешь принять душ?

– Принимай, я после тебя.

– Ну, уж нет, – решительно не согласился с такой очередностью Артур, – отныне водные процедуры у нас будут только совместными.

Она приготовилась ему возражать, но Артур внезапно сгреб ее в охапку и на руках отнес в душ.

Попав туда, она сразу же ощутила сильные сигналы своего мочевого пузыря, призывающего срочно помочь ему освободиться от его назойливого содержимого.

– Ты не мог бы ненадолго выйти? – попросила она.

– Ты хочешь писать? Я тебе не мешаю, унитаз свободен.

– Я тебя прошу, я не привыкла это делать прилюдно.

– Нет, не вижу необходимости. Либо писай при мне, либо терпи.

Катя внезапно ощутила жжение злости в груди. Как его выдворить отсюда, не справлять же, в самом деле, нужду при нем? Она еще никогда не делала этого при мужчине, она даже стеснялась совершать это при женщинах. Но терпеть тоже больше нет мочи. Ну и черт с ним, пусть любуется, раз он такой.

Она села на унитаз, слегка поднатужилась, и энергичный поток хлынул из нее. Артур из‑за занавески весело смотрел на эту одну из самых распространенных среди людей процедур. Она встала и вдруг подумала: ну вот пописала при мужчине и что такого? Ничего не случилось, она даже не ощутила по‑настоящему стыда. Зато сразу же стало легко и приятно.

Артур стоял под душем и по его телу, словно по городу весной, бежали многочисленные ручейки.

– Иди ко мне, – позвал он ее. Она встала рядом с ним. – Вымой меня и особенно моего друга, – кивнул он на полувозбужденный член, протягивая ей мыло.

Катя стала водить мылом по его гладким плечам, груди, животу. Артур стоял, обсыпаемый водными струйками, зажмурив глаза от удовольствия.

А она и не знала, что это так упоительно – мыть мужчину, с которым только что занималась любовью. Зажав мыло в ладони, она скользила рукой по его гладкой коже, как конькобежец по катку, оставляя на ней белую инверсию мыльного следа, который тут же смывал падающий сверху очистительный ливень.

Она провела мылом луч от груди к низу живота, и ее ладони захватили в плен его мошонку. Сквозь мягкую кожу она нащупала два крепких шарика и слегка сжала их. Артур застонал и с силой прижал ее к себе. Пружина его члена почти мгновенно распрямилась, и он уперся прямо в ее мокрое лоно, прямо в клитор.

Она ощутила, как его пальцы в ответ заскользили по ее лону и сделали остановку на клиторе. Наслаждение было таким острым, что на мгновение ей показалось, что у нее замерла вся другая жизнедеятельность.

– Хочешь, чтобы я тебя трахнул? – спросил Артур.

– Да, – вырвался из нее стон.

Он лег на дно ванны и потянул ее за собой.

Она села на торчащий вверх кол и стало активно двигать тазом, словно вбивая его как можно глубже во внутрь себя. Сверху продолжал падать теплый дождик, образуя на их телах многочисленные протоки и русла. Никогда она не испытывала ничего подобного, она до сих пор даже не предполагала, что ее плоть способна столь щедро одаривать ее наслаждением.

Продолжая свой танец, она сжала его яички, не замечая, что причиняет ему боль.

Очнулась Катя через несколько секунд. Она посмотрела на его перекошенное лицо и только сейчас поняла, чем вызвана его гримаса.

– Прости, я сделала тебе больно, – с глубоким раскаянием от содеянного проговорила она.

– Ничего, зато я впервые увидел женщину, которая получает такое большое удовольствие от секса. А это стоит и не таких неприятностей.

Катя почувствовала смущение. Она слезла с его члена, который тут же без сил, как подкошенный, рухнул на живот Артура. Ей вдруг захотелось, словно котенка, погладить утомленный напряженной работой пенис, поблагодарить за доставленную радость, но она не решилась.

– Как он тебе? – вдруг спросил Артур, кивая на изнеможенный от непосильных трудов орган. – Как ты оцениваешь его работу? Только честно, этот парень любит, когда ему отдают должное, но ему не нравится, если его начинают обманывать.

Катя смущенно улыбнулась, но давать оценку работе члена Артура не решилась. К ней вдруг стал возвращаться покинувший было свое пристанище в ее душе стыд, и, вспоминая только что пережитые мгновения, она испытывала неловкость. Как она могла так себя вести, просто непонятно. Поспешно она вылезла из ванны, пару раз быстро провела по телу полотенцем и бросилась в комнату за одеждой. Через минуту она уже сидела на кровати, полностью задрапированная.

Артур вышел из ванной голый, и она недовольно посмотрела на него.

– Я прошу тебя, оденься, – проговорила Катя.

Он сел рядом с ней, попытался ее обнять, но она резко вскочила.

– Ты, кажется, хотел есть, – напомнила она ему.

Она смотрела, как быстро исчезает его стройное тело сначала в джинсах, затем – в майке. По его лицу нельзя было определить, что он обижен ее внезапной сухостью.

– Я готов, – весело доложил он.

День был ясный, а потому вся его палитра состояла всего из нескольких красок: голубой – неба, огненно‑желтой – солнца и ультрамариновой – моря. Они молча шли по набережной. Катя старалась не смотреть на своего спутника. Весь страшный позор того, что с ней случилось за вчерашний вечер и сегодняшнее утро, вдруг всей своей гигантской массой снова обрушился на нее, целиком пленил ее душу и тело.

– Может, зайдем в этот ресторанчик? – показал Артур на заведение.

Они оказались в небольшом полутемном кафе. Народу было мало, из колонок прямо на их головы, как из прорвавшейся трубы, выливался мощный поток музыки. Официант с кавказкой внешностью поставил перед каждым по порции шашлыка. Артур заказал две бутылки пива.

– Что с тобой? – поинтересовался Артур, вытягивая сложенными трубочкой губами из стеклянного сосуда его содержимое. – Не хочешь со мной разговаривать? А понятно, совесть заела. Ты же изменила мужу! Какой позор!

– Да, изменила, – вдруг со злостью проговорила Катя.

– И что случилось? Небо упало на землю, солнце перестало светить, а море покрылось льдом? Послушай, неужели прожив столько лет, ты не поняла простую истину: изменить можно только себе. Ты не понимаешь, что на самом деле у тебя сегодня все как раз наоборот.

– Что наоборот? – подозрительно посмотрела она на него.

– Сегодня ты перестала изменять себе и сделала то, о чем мечтала всю свою сознательную, а может, и бессознательную жизнь. Все эти годы ты изменяла с мужем.

– Что ты несешь глупости, кому же я изменяла с мужем?

– Я уже тебе сказал – себе. Кому же еще? Ты никогда не хотела с ним по‑настоящему спать, но спала, да еще внушала себе, что тебе это нравится.

– Мне это действительно нравится. – Весь ее голос оказался пропитан густым составом злости.

– Даже после того, что было между нами сейчас?

– Да, именно после того, как то, что было у нас, мне стало нравится спать с мужем еще больше! – с вызовом воскликнула она. Катя вскочила и, оставив нетронутыми плавающие в красном море соуса неровные кубики мяса, вылетела из кафе.

На пляже взгляд Кати сразу же натолкнулся на распростертое на полотенце тело Валерия Ивановича. Увидев ее, он тут же придал ему вертикальную стойку и призывно замахал ей.

– Вас не было на завтраке, – не то спросил, не то упрекнул он ее.

– Болела голова, – не стала выдумывать более правдоподобную версию Катя.

– Я видел вас с молодым человеком.

– Да, пытался один со мной познакомиться.

– Вы вышли с ним из своего номера.

Потемневшие на солнце щеки Кати стали пунцовыми.

– Вы что следите за мной? Я попросила его принести мне таблетку аспирина.

Не дожидаясь его ответной реплики, она почти бегом затрусила по каменистому песку к морю.

Только море меня любит и понимает, думала Катя, легко скользя по водному катку. Оно одно ничего от меня не требует и при этом так нежно ласкает. Но при этом я никому не изменяю.

От всех огорчений и переживаний слезы выступили на ее глазах и несколько соленых капель, упав в море, навсегда смешались с уже находящейся там соленой водой.

Она бы с превеликим удовольствием скрылась от своего напарника по столу и пляжу, но не предвидя появления у нее такого горячего желания, оставила возле него одежду. Обсыпанная бусинками изумрудных капель, Катя прилегла рядом с ним. Она затворила глаза и к счастью для нее через несколько минут уже погрузилась в легкий полупризрачный сон.

– А кто этот молодой человек? – раздвинув плотную завесу дремы, добрался до нее настойчивый голос Валерия Ивановича, который, по‑видимому, уже не первый раз повторял этот сверхважный для него вопрос.

Господи, да он ревнует, подумала Катя. Вот напасть‑то. Знаком с ней второй день, а уже качает права. Она открыла один глаз и стрельнула в него настороженным взглядом.

– Обычный парень, здесь множество таких. Ищет одиноких женщин.

– Ну а вы?

– У меня дома муж. Я сюда приехала отдыхать, – решительно провозгласила свое кредо Катя.

Она заметила, что эта декларация о ее намерениях не слишком пришлась ему по вкусу; выражение лица Валерия Ивановича мгновенно стало кислым, как сок лимона.

– У меня тоже есть жена, – без большого энтузиазма от этого факта своей биографии сообщил он ей.

– Поздравляю.

– Но здесь мы одни: вы – без мужа, я – без жены.

Теперь Катя смотрела на него обоими глазами, зато молчала. Она видела, что чем ближе приближался разговор к решающему моменту, тем труднее ему давалось каждое слово; он выдавливал их из себя, словно засохшую пасту из тюбика. Невольно ее память переметнулась к Артуру; как легко и естественно говорит он о таких вещах.

От переживаемого Валерием Ивановичем стресса, на его лбу и в зарослях волосатой груди выступили капельки пота. Он явно надеялся, что Катя облегчит его страдания и скажет что‑нибудь такое, что поможет ему легко завершить этот непростой разговор. Но выступать с благотворительной миссией она явно не собиралась.

– Мы могли бы с вами скооперироваться, – наконец вывалил из себя Валерий Иванович решающее предложение.

– Это как «скооперироваться»? – сделала вид, что не поняла его основную идею Катя.

– Ну, гулять, отдыхать и так далее, – стал мямлить Валерий Иванович.

– А… это можно, это, конечно, с большим удовольствием. А я уж испугалась, что вы спать со мной хотите. – Катя взглянула на Валерия Ивановича и внезапно вздрогнула: до нее только сейчас докатилась вся смелость произнесенных ею только что слов. Да она в жизни ничего подобного не говорила мужчине, включая и мужа. Как ей все это удалось только выговорить, уму непостижимо. Такое ощущение, что это произнес кто‑то другой, а не она.

Тщательно отполированные бритвой щеки Валерия Ивановича стали, подобно наливному яблочку, красными, но не от перегрева на солнце, а от мощной приливной волны крови к коже. Он смотрел на нее, явно желая, но, не решаясь продолжать излагать свои предложения по совместному проведению досуга.

Скажи, не мучайся: я хочу тебя трахнуть, подумала Катя, и едва не поперхнулась от этих мысленно произнесенных слов. Да что с ней такое все‑таки творится, в жизни она никогда не думала об этом в таких выражениях. Это все Артур, его влияние, будь он трижды неладен.

– Ну, мы могли бы иногда, почему бы и не… Так сказать, при обоюдном желании.

– О чем вы говорите, да как вам не стыдно?! – Кате стоило больших усилий разыгрывать возмущение, для чего пришлось пустить в ход все свои не слишком обильные запасы актерского дарования. Никогда она еще не чувствовала себя такой отчаянной лицемеркой, как в этот момент. – Я даже не желаю после таких ваших слов больше с вами рядом находиться. – Быстро запрятав себя в одежду и по‑прежнему изображая негодование оскорбленной добродетели, Катя почти бегом покинула пляж.

То, что удалось под благовидным предлогом избавиться от нудного ухажера, радовало ее, но это была единственная причина для радости. Все остальное вызывало тревогу и огорчение. И, прежде всего, то, что ее мысли и лексикон все больше напоминали мысли и лексикон этого негодника Артура. Как могла она так быстро перенять манеру его речи? Когда Валерий Иванович тянул, словно акын, нудную мелодию о совместном времяпрепровождении с периодическим пребыванием в одной постели, она поймала себя на том, что ей нестерпимо захотелось прервать худосочный поток его слов и сказать то, что он хочет, за него сама, только другими словами. Теми, что употребляет Артур. И время сэкономили, и сразу же стало понятно, у кого и какие намерения. И, в самом деле, зачем люди объясняются недомолвками? Коли мужчина хочет переспать с женщиной, то почему бы ему об этом и не объявить во всеуслышание? По крайней мере, это лучше, чем притворяться и делать вид, что ничего такого даже отдаленно не присутствует в голове, а есть лишь благородное желание соединиться с ней узами исключительно чистой дружбы.

Она вернулась в свой номер. Утром они с Артуром покинули его так стремительно, что кровать осталась не застеленной. Катя вспомнила о событиях, сценой для которых она послужила, – и ей стало жарко. Она быстро разделась, легла в постель. Не хочу ни о чем больше думать, сердито сказала она сама себе она, и через несколько минут опустившееся на нее мягкое покрывало сна на самом деле укрыло ее сознание от всех мыслей.

Так как она пропустила завтрак, а затем отказалась от аппетитных кубиков шашлыка, то ее, словно злейший враг, терзал жуткий голод. В столовой ее путь к насыщению как всегда пролегал мимо Артура, который словно падишах, восседал за столом вместе со своим гаремом. Громкие всплески смеха женщин то и дело наполняли помещение и, долетев до Кати, вызывали у нее почти океанские приливы раздражения. Она и Артур, словно фехтовальщики обменялись уколами взглядов, при этом Катя постаралась наполнить до краев свои огромные глаза максимально большой порцией горючей смеси из надменности и презрения.

Катя была так голодна, что практически не обращала внимания на своего любвеобильного сотрапезника. Тот же столь старательно следил за каждым ее движением, что почти не уделял внимания работе со столовыми приборами, а густая рябь складок на его челе выдавала протекающий в нем напряженный мыслительный процесс.

Обед помог Кате расправиться с чувством голода, но, возвратившись в номер, она снова ощутила дискомфорт, поняв, что не знает чем занять себя. Импульсов идти на море не поступало, желания отправиться в город было еще меньше. Она взялась было за чтение прихваченного из дома детектива, но описанные в нем криминальные ужасы не возбуждали у нее интереса. Внезапно она поняла, что способно ее развлечь. Детективная повесть полетела в угол, сама же Катя выбежала в коридор.

В этот час в библиотеке в амплуа посетительницы она оказалась в единственном числе. Ей пришлось долго бродить пальчиками по стеллажам книг, но она знала, что ищет. И нашла любовный женский роман. С ним‑то через несколько минут она снова оказалась в своей постели.

Это был классический любовный роман – плод богатого жизненного опыта и буйного воображения какой‑то американской писательницы, которая наполнила его обжигающими пожарами жарких страстей, арктическим холодом измен и согревающим теплом домашнего очага примирений. Катя и раньше любила подобные творения человеческого гения, и хотя из‑за вечной нехватки времени читала их не часто и преимущественно в переполненном общественном транспорте, но всякий раз бурно сопереживала амурным перипетиям героев.

Но сейчас ее больше волновал иной аспект их отношений; хотя постельные сцены тут присутствовали чуть ли не через каждые пять‑шесть страниц, однако ни одна из них не была расписана в деталях; персонажи после долгих объяснений лишь падали друг к другу в объятия, а что происходило с ними после этого падения – отдавалось на откуп воображению читателю. Раньше Катя не обращала на такие пропуски особого внимания, считая их вполне оправданными по соображениям морали и чувству меры, но сейчас вдруг почувствовала серьезное недовольство автором чтива; ей вдруг очень захотелось сравнить свои сексуальные навыки с навыками других людей. А так как единственный человек, к которому она могла бы после долгой подготовительной работы, обратиться с таким неприличным вопросом, – Зина, – находилась на данный момент от нее далеко, то другим источником, располагавшим такой бесценной информацией, могла быть только книга. Но, увы, ее создатель, как на грех, оказался чересчур целомудренным, из‑за чего оставил Катю без ценных сведений. Придется ей опираться исключительно на собственное понимание того, что можно, а чего нельзя.

Ужин прошел практически по тому же сценарию, что и обед. Друг с другом Катя и Валерий Иванович почти не общались, но его глаза, казалось, обследовали каждый дюйм ее лица и тела так тщательно, словно он готовился к сдаче экзамена по анатомическому строению женщины. И этот настойчивый бесцеремонный взгляд одновременно смущал и раздражал Катю.

В город со всех сторон вторгался очередной вечер. Его одетая в черную форму армия наступала по всем флангам; она уже завоевала небо, сменив его прозрачную голубизну на мрачную непроницаемую темень, а затем словно прожорливое чудовище проглотила море и горы.

Катя сидела на балконе, в ее голове тикала единственная мысль: придет ли Артур? После ужина прошло уже два часа, а его все не было. Неужели он так сильно на нее обиделся, что не желает больше ее видеть? Скорее, тут другое, спутался с какой‑нибудь женщиной. Например, с одной из той отнюдь не святой троицы, что сидит с ним за столом. Ему же все равно кого трахать… Кажется, она незаметно для себя окончательно перешла на его терминологию, отметила она. Но она согласна даже произнести все эти страшные слова вслух, лишь бы он пришел.

Ее запас терпения пассивного ожидания истощился, и она решила попробовать поискать свою пропажу. Никакого конкретного плана по организации поисков у нее не было, но и просто сидеть и ждать неизвестно чего она больше не могла. Катя только сейчас подумала о том, что даже не знает, в каком номере он живет.

Катя вышла из корпуса. С танцплощадки до нее долетали обрывки мелодий, и она решила пойти на этот зов. Минут двадцать она лавировала между танцующими, но никаких следов пребывания здесь Артура не обнаружила. И пока она бродила под аккомпанемент сменяющихся ритмов, то невольно вспоминала, как они танцевали, как пыталась она отгадать его имя.

Где его искать еще, она не представляла и потому решила вернуться. В номере, она, не раздеваясь, как убитая, рухнула на кровать. Она чувствовала, что слезы уже вышли на стартовую черту и ждут только последней команды, дабы начать свой забег по дорожкам ее щечек. Она не очень понимала, что с ней происходит, да особенно и не старалась разобраться в переполнявших ее, как водохранилище в период наводнения, чувствах и эмоциях, но ей казалось, что нечто схожее должна чувствовать жена, которую неожиданно бросил муж. Это ощущение посетило ее впервые, так как за все долгие годы совместного жития с Петром, никогда подобные опасения не наносили ей визита. У нее даже мысли не возникало, что Петр способен уйти от нее, Наоборот, она пребывала в полной уверенности, что он прилепился к ней навсегда, и нет в природе силы, способной их разлучить. А если бы он все же так поступил, интересно, как бы она к этому отнеслась, с учетом только что обретенного дополнительного жизненного опыта?

Раздавшийся стук в один миг, подобно урагану, выветрил все эти грустные размышления из ее головы. Ибо она нисколечко не сомневалась, кто автор этого стука; кто еще кроме Артура в этот поздний час может так настойчиво и уверенно рваться в ее комнату? Она бросилась к двери, и, распахнув ее, повисла на его шеи, поливая его грязную футболку своими чистыми, как родниковая вода, слезами.

– Почему ты так долго не приходил?

– Я не был уверен, что ты меня ждешь.

– А разве того, что вчера произошло, тебе мало, чтобы все понять?

Артур стукнул себя по лбу.

– Какой же я дурак! – с искренним раскаянием воскликнул он. Подняв ее на руки, он потащил свой драгоценный груз к кровати, затем осторожно положил ее на простыню и потянулся к выключателю, чтобы пустить в комнату свет.

– Прошу тебя, не включай свет, Артур.

– Я хочу посмотреть на твое тело, я зверски соскучился по нему.

Вспыхнул свет. На Кате был только легкий сарафан, застегивавшийся на несколько пуговиц на груди и животе. Артур рванул его, и он, словно бутон цветка, легко раскрылся, как будто только этого и ждал. Губы Артура обхватили сначала один ее сосок, затем – другой. Легкий огонек желания, горевший в ее теле весь вечер, теперь, словно зажженный газовый факел, вспыхнул сильным пламенем, обжигая все внутри. Она нащупала язычок молнии на брюках Артура, дернула его вниз, запустила руку в образовавшуюся скважину и сжала напряженный член.

– Мой малыш подрос, и ему стало там тесно, – пожаловался на его судьбу Артур.

– Сейчас мы ему поможем, – пообещала Катя.

С ее помощью член вырвался из плена и, оказавшись на воле, радостно задрыгал головкой.

– Видишь, как он тебя приветствует, – сказал Артур. – Он так долго ждал этой встречи. Весь истомился. Поцелуй его за это.

– Нет. – За всю совместную жизнь с мужем, она еще ни разу не прикасалась губами к этому запретному месту и сейчас почувствовала, что не может это сделать.

– Поцелуй, тебе будет приятно. И мне. Я очень хочу, чтобы ты это сделала.

Катя отрицательно мотнула головой.

– Поцелуй!

Его прямой, как башенная стрела, член уперся ей прямо в губы. Нерешительно она слегка коснулась его ими подобно тому, как впервые пробуют незнакомое блюдо, и посмотрела на Артура.

– Катя, ты же сама этого хочешь, сделай это для себя.

Катя снова, только уже плотнее соединили свой рот с крошечным ротиком члена. Вкус был вполне приятным. Она повторила поцелуй.

– Теперь возьми его в себя весь.

– Нет, – начала очередной цикл сопротивления Катя.

Но ее рот уже как бы приоткрылся сам по себе, член, воспользовавшись благоприятным моментом, стал медленно вползать в новую для себя обитель. Катя сжала его с двух сторон губами, а ее язык стал облизывать это еще неизведанное ей лакомство. Неиспытанные, непривычные ощущения стали захлестывать ее, поглощая все ее сознание. Внезапно резким диссонансом в них ворвался какой‑то чужеродный шум, и на пороге комнаты нежданно, словно привидение, вырос Валерий Иванович. На его лице то и дело сменяли друг друга, словно конкурируя между собой, целый букет выражений: изумления, презрения и возмущения.

Катя вздрогнула всем телом, поспешно вытолкнула член изо рта и от стыда занавесила лицо руками.

– Замечательно, вот вы чем тут занимаетесь, Катя! – возмущенно воскликнул Валерий Иванович. – Теперь вижу, какая вы верная жена.

Артур с торчащим вперед членом, как с выставленным перед собой мечом, медленно стал разворачиваться на голос.

– Тебе чего надо, мужик? – поинтересовался он.

Однако Валерий Иванович предпочел проигнорировать этот прямо поставленный вопрос.

– Я‑то по наивности думал, что вы действительно верная жена. А вы. Вы… обычная проститутка. Как я это сразу не понял? Но вы за это поплатитесь, я все расскажу вашему мужу. Так и знайте.

Артур решительным жестом отправил свой член обратно на постой в штаны и вплотную подошел к непрошеному гостю.

– А ну проваливай отсюда. Слышь, ты, вурдалак, я кому сказал?

Мужчины мерили друг друга взглядам, как рыцари перед поединком. Артур был значительно выше, зато его противник – гораздо плотнее и крепче. Все двадцать их пальцев уже согнулись в кулаки и ждали только команды для того, чтобы пустить их в дело.

– Ты сам отсюда вылетишь или тебе помочь? – предложил на выбор два варианта Артур.

Валерий Иванович после короткого, но интенсивного размышления, решил не искушать судьбу.

– Вы еще пожалеете об этом, Катя, – предупредил он на прощание, а затем поспешно ретировался.

Артур дождался, когда за ним захлопнется дверь, и повернулся к Кате. Она сидела на кровати, и ее плечи сотрясались от безутешных рыданий. Он попытался ее обнять, но она резко отпрянула, словно соприкоснулась с заразой.

– Не подходи, это все из‑за тебя, – пробились сквозь плач ее обвинения.

– А что такого случилось, – недоуменно пожал плечами Артур. – Он ушел, и мы можем продолжить.

Катя распахнула стиснутые на щеках руки и выпустила из каждого глаза по стреле с явным желанием поразить цель.

– Это все из‑за тебя. Ты даже не закрыл дверь. Ты не человек, ты животное, ты можешь этим заниматься, где угодно.

– И ты сможешь, – обнадежил он ее.

– Ты… – Однако на продолжение фразы у нее не хватило слов. – Ты слышал? Он обещал все рассказать мужу.

– Он его знает?

Катя отрицательно закачала головой.

– Ему известно, где ты живешь?

Она повторила жест головой.

– Чего же ты беспокоишься? Москва большая, он тебя всю жизнь будет в ней искать.

Катя уже с меньшим накалом ненависти посмотрела на Артура.

– Ты полагаешь… – В ее голосе зазвучала мелодия слабой надежды.

– Конечно, сама что ли не понимаешь? Лучше объясни, чего он вдруг приперся?

– Он на пляже сегодня утром предлагал мне на твое место свою кандидатуру.

– Теперь все понятно. Самолюбие, что его отвергли, заело. Получается, что он следил за мной. То‑то я об него в холле едва не споткнулся. Вот мерзавец.

Катя ничего не ответила, но мысленно присоединилась к этой характеристике своего непрошеного визитера. Внезапно она снова вздрогнула.

– Ой, стыд‑то какой, он же видел, как я…

– Ну и что, видел – не видел, какая разница?

– Ты разве не понимаешь, мы же с ним за одним столом сидим? Как же я теперь с ним буду есть?

– Как ела, так и будешь. С еще большим аппетитом.

У Кати вдруг появилось сильное желание треснуть Артура по физиономии. Ему‑то на все наплевать, но вот как она завтра утром посмотрит на Валерия Ивановича. У нее такое чувство, что в этот миг она провалится в преисподнюю.

– Послушай. – Артур сел рядом с ней, положил руку на плечо Кати, и на этот раз она позволила остаться ей пребывать на этой части своего тела. – Подумай, что тебя смущает?

– Как что, он же видел!

– А ты поменяйся с ним местами. Представь себе, что это ты видела, как он этим занимался. И ты с ним встречаешься за завтраком.

– И что?

– Что ты будешь при этом думать, чувствовать?

– Да, пожалуй, ничего особенного, – подумав, ответила Катя. – Конечно, какие‑то чувства возникнут, но, в конце концов, что тут такого? Все этим занимаются. Да и какое мне дело до того?

– Ты молодец! – радостно воскликнул Артур. – И вообще, я сразу понял, что ты умница. – Катя стрельнула в него глазами и почувствовала, что высокая оценка ее умственных способностей со стороны Артура ей приятна. – Так вот, и он будет то же самое чувствовать. Его же что возмущает, что ты выбрала не его. А на то, чем ты занимаешься, ему наплевать, он сам мечтает этим с тобой заняться. И не думай вообще о том, что он думает. Почему ты должна от него зависеть, кто он тебе? Никто. А мало ли кто и что увидел? Ты должна быть независимой от чужих мнений. Если ты от них зависишь, значит, ты не свободна, тебя используют, ты подчиняешься другому человеку. А ты хочешь подчиняться этому типу?

– Само собой, нет!

– Тогда ты должна быть от него полностью свободной. Даже если он начнет снова беситься, не обращай на него внимания, – и вот увидишь, как он быстро успокоится. Да и вообще, пусть делает все, что хочет.

– Тебе легко говорить.

– В общем, ты права, – согласился с ней Артур. – Но я тоже в свое время прошел через это. А чтобы чувствовать себя независимым от чужого мнения, занимался любовью у всех на глазах. Первый раз это было на глазах у мамы. Я привел одну девочку, она была старше меня года на три – и все уже знала. И обещала мне все показать.

– А тебе сколько было?

– Шестнадцать.

– Представляю реакцию твоей мамы.

– Крик стоял ужасный, его, наверное, слышали на всех этажах. А у нас в доме их было двадцать. Но зато я понял, что отныне могу заниматься любовью на глазах у кого угодно.

– Но неужели это тебе доставляет удовольствие?

– Иногда – да. А иногда не хочется. Почему‑то мне с тобой больше нравится заниматься любовью, когда никого нет. Только я и ты. Ты меня безумно возбуждаешь. Твой муж, наверное, тебя трахает с утра до вечера.

– Да, нет, мы занимаемся любовью только перед сном. Да и то не очень часто.

Артур немного помолчал.

– Я должен был сам об этом догадаться. Но мы исправим эту его оплошность. Знаешь, если мужчина не понимает, какая ему досталась женщина, он осел.

– Он не осел, – сердито возразила Катя, однако в глубине души она уже не была полностью в этом уверенна.

– Ну, ты успокоилась?

Катя не очень решительно кивнула головой.

На самом же деле к большому своему изумлению она чувствовала, что почти спокойна. Просто не верится; если бы ее застукали за таким занятием всего несколько дней назад, то она приходила бы в себя целую вечность. И то неизвестно, хватило бы ей этого. А сейчас ей оказалось достаточным всего полчаса. С каждой минутой она все меньше узнает саму себя. А может, ее подменили?

– Вижу, что успокоилась, – сказал Артур. – Тогда продолжим?

– Нет, не хочу. – На самом же деле в том хотела она или не хотела, Катя еще не успела разобраться. Однако в планы Артура явно не входило намерение предоставлять ей для этих целей слишком много времени. Он взял ее руку и положил в тот район брюк, где вынужден был под влиянием непредвиденных обстоятельств скрыться его член. Катя сразу же почувствовала, как стремительно пошло это растение в рост, словно бы его полили волшебной чудо‑жидкостью.

– Нет, – попыталась оказать она слабое сопротивление, но Артур уже не обращал на него внимание. С помощью нескольких точно рассчитанных движений он оставил ее без халата, еще одно движение – и ее бедра оказались без прикрытия, явив миру все свои прелести и тайны. Также быстро расправился он и со своей одеждой, и Катя снова увидела прямо перед собой толстую сигару его члена. Ее рот открылся как бы в автоматическом режиме, без ее непосредственного участия, и сигара плавно вошла в него. Ее язык принял этот подарок и активно задвигался по нему. Как это ни странно, но она получала от этого странное удовольствие. Прямо во влагалище вдруг все запульсировало, она почувствовала, как клитор наливается кровью, становится твердым и требует ласки и вторая ее рука медленно поползла к этому центру наслаждения, а пальцы стали гладить набухший клитор. Пальчики другой руки Кати теребили мошонку Артура, и она слышала его громкие стоны, которые раздавались над ее головой. Через некоторое время, когда она уже была готова кончить, он мягко опрокинул ее на кровать и почти тут же вошел в ее мокрое, истекающее желанием влагалище. А дверь‑то они так и не закрыли, успела еще подумать Катя, прежде чем превратиться в один сосуд, до краев заполненный нектаром наслаждения и медом блаженства. Она исторгла стон освобождения.

Шум воды, проникнув через плотный покров сна, заставил Катю открыть глаза. Комната была залита светом. Катя набросила на голое тело халат и вошла в ванную. Артур стоял под душем и растирал живот и грудь руками. Она подошла к нему, внезапно он крепко обхватил ее и поставил рядом с собой. Халат мгновенно намок, скульптурно обрисовав все ее формы. Она попыталась его сбросить, но он не позволил.

– Не надо, меня это очень возбуждает. Ласкать тебя через одежду – это чертовски здорово.

Его руки сжали ее грудь, затем прижались к животу и спустились вниз. Клитор тут же отозвался на эти дружеские прикосновения, послав по всему телу стремительный сигнал желания. В ее ладонях незаметно для нее оказался зажат его пенис. Артур сбросил с нее халат и втянул в рот мокрый сосок.

– Повернись ко мне спиной, – сказал он.

Она послушно выполнила его указание.

– Какая у тебя прелестная попка. Почему я раньше не уделял ей достойного ее внимания? Я был последним идиотом. Ты должна меня за это презирать.

Но Катя сейчас была полностью во власти совсем других чувств. Его член протиснулся в узкую расщелину между ее ягодиц и стал быстро, словно челнок, сновать между ними, Одна рука сжимала ее грудь, другая мягко водила по клитору, на короткие мгновения, забредая внутрь влагалища, то медленно и нежно, то резко, глубоко и рывками. Все это невероятно возбуждало ее.

– Как же мне хорошо, как замечательно заниматься с тобой любовью, как я люблю тебя трахать, – прямо в ее ухо струился поток его жаркого шепота. Катя молчала, но была полностью солидарна с его словами: у нее было ощущение, что все ее тело превратилось в одну струну, которая издает какую‑то небесную мелодию.

– Я больше не могу, я кончаю, – застонал Артур. Катя стремительно повернулась к нему, взяла член в руки и тут же из него, как из гейзера, брызнул ей на живот фонтан спермы, которая сразу же была, как бесценная драгоценность, унесена теплыми потоками воды.

Пока Катя шла по ставшему для нее после вчерашнего вечера крестному пути через всю столовую к своему столу‑голгофе, она думала только об одном: как произойдет ее историческая встреча с Валерием Ивановичем. Она хотела попросить администратора под каким‑нибудь предлогом перевести ее на другое место, но внезапно этому резко воспротивился Артур. Стоя на балконе и отправляя с него в вольный полет колечки дыма от своей сигареты, он кричал ей оттуда, пока она в комнате зашторивала свое тело одеждой.

– Почему ты должна пересаживаться на другое место? Ты ничего постыдного не совершила. Ну, подержала немного мой замечательный член в своем прелестном ротике. Подумаешь, что здесь такого? Тебе надо учиться не смущаться своих поступков. Если ты пересядешь, то тем самым косвенно подтвердишь, что занималась чем‑то предосудительным. И тогда он будет прав. А заниматься любовью сам Бог велел, зачем он тогда снабдил нас соответствующими органами и желаниями? Самое страшное рабство – это постоянная зависимость от мнений чужих людей. Но какое тебе до них дело, только ты сама решаешь, что правильно, а что – нет. Кто тебе внушил, что они правы, а не ты? Если хочешь быть свободной, то должна во всем доверять себе.

Катя слушала эти мудрые речи, мысленно говорила им «да», но всякий раз повторение этого короткого слова прибавляло ее душе изрядную порцию грусти. Легко рассуждать о свободе, а вот как претворить все это на практике, если только одна мысль о том, что она через несколько минут окажется за одним столом с этим мерзким Валерием Ивановичем, заставляет ее, словно лист на ветру, дрожать от страха?

Катя села на стул, стараясь держать голову так, чтобы ненароком не пересечься с глазами Валерия Ивановича. Трапеза протекала при полном молчании, лишь металлическое позвякивание приборов да скрежет перемалывающих пищу двух мельниц челюстей нарушали эту тишину.

– Вы собираетесь на пляж? – вдруг услышала она вопрос.

Только после этих слов своего сотрапезника она осмелилась взглянуть на него; его глаза нагло бродили по верхней части ее туловища, заглядывали ей в рот, прогуливались по шее и плечам, подобно утомленному путнику, делали длительные привалы между холмов ее грудей. Внезапно она поняла: этот болван полагает, что после того, как он застукал ее с Артуром, она сдастся ему на милость. Долго же ему придется ждать. Чтобы она променяла бы этого плешивого ловеласа на Артура с его могучим членом? Да ни за что на свете! Она отыскала его взглядом; как обычно он не столько завтракал, сколько веселил женщин. Но сейчас она отнеслась к этому его хобби с философским спокойствием мудреца, так как уже была уверена, что он не променяет ее ни на одну из этого трио, ни на любую другую женщину.

Внезапно она вспомнила, что оставила без ответа вопрос своего сотрапезника. Она подняла голову; выражение его лица походило на выражение лица следователя, требующего от подследственного говорить исключительно правду и только правду.

– А вам что за дело? – проговорила она.

Катя увидела, как мгновенно съехало с лица этого кандидата в ее инквизиторы суровое выражение, а его место заняла растерянность. Валерий Иванович явно не ожидал от нее такого решительного отпора. Катя же почувствовала гордость за себя – какая же она молодец, что сумела преодолеть свой страх и смущение и воздать этому нахалу по заслугам.

– Хотелось бы снова побывать вместе с вами на пляже, знаете, скучно одному.

Теперь он явно искал пути примирения, и Катя, подобно богатырю на развилке дорог, оказалась перед нелегким выбором: отсечь ли Валерия Ивановича окончательно, используя благоприятно складывающуюся конъюнктуру, или пойти с ним на мировую. Само собой разумеется, на ее условиях. Тем более, что Артур до обеда будет в городе, она попросила его взять ее в качестве своего спутника, но он без объяснения причин, отказался. Она обиделась.

«Никогда не завись ни от чьих чувств, желаний, решений, – сказал он ей. – Любая зависимость делает тебя несамостоятельной».

«Я не должна даже зависеть от тебя?» – обратилась она к нему за разъяснениями.

«А почему ты должна делать исключения для меня? Исключений не должно быть ни для кого. В том числе, и для любовника. Поэтому не стоит на меня обижаться».

Катя подумала и решила не обижаться.

– Если хотите, можете пойти, – вынесла свой вердикт она и увидела, как мгновенно изменилось его лицо, как порхнула на него легкокрылая бабочка надежды.

Катя ворочалась на лежаке, подставляя по очереди свои волнистые бока, почти совсем обнаженную холмистую поверхность груди и доску спины раскаленным солнечным стрелам, через равные промежутки времени лениво и медленно, словно тюлень, переворачивалась с одной части тела на другую, иногда вставала для того, чтобы смыть накопившийся на коже жар в прохладном море, затем снова возвращалась на прежнюю позицию. Валерий Иванович что‑то периодически бубнил где‑то неподалеку от ее уха, иногда она даже кидала ему в ответ какие‑то отдельные реплики, но все эти действия и переговоры едва доплывали до ее сознания. Ею целиком завладела скука. И море, и солнце, не говоря уж о назойливом соседе, не вызывали в ней никакого отклика. Абсолютным монархом всех ее мыслей и помыслов сейчас являлся Артур и его восхитительный член. Она думала о том, что после обеда они снова запрутся с ее повелителем в номере, и она окунется с головой в другое море, гораздо более теплое и нежное, нежели то, которое, словно, не зная, куда деть переизбыток своей энергии, бесцельно волна за волную, без отдыха и устали набегает на берег в нескольких метрах от ее ног. И в этом другом море ее ждет долгое купание в потоке наслаждения и блаженства.

Из мира грез ее вытолкнул настойчивый голос Валерия Ивановича, который вот уже несколько раз, как заезженная пластинка, повторял свой страстный призыв к ней. Катя сделала усилие и попыталась вникнуть в то, чего он добивается от нее. Оказалось, что он снова предлагает ей свой альянс, обещая за это вознаградить ее тем, что станет намертво держать язык за зубами обо всем, что тут происходит. Медленно она приподнялась с лежака, стараясь удержать сползающие с грудей чашечки лифчика. Ее глаза мгновенно обхватили находящуюся в нетерпеливом ожидании ответа фигурку Валерия Ивановича. И неожиданно для нее самой ею овладел приступ смеха. Он не был притворным, ей было на самом деле смешно смотреть на этого мужчину, который словно залежалый товар, предлагает себя в качестве любовника по самой низкой цене. Она увидела, как темнеют от мутной злобой его зрачки; какое‑то мгновение он пребывал в оцепенении, затем схватил вещи и, не одеваясь, помчался, словно спасаясь от преследования, наверх.

Несколько секунд она следила за его спринтом, затем снова возвратилась в прежнее положение и плотно смежила веки. Она хотела, чтобы даже солнце, орошающее своими знойными лучами практически все закоулки ее тела, не проникло бы в не менее жаркие, чем окружающее пространство, ее эротические грезы.

В городе Артур заглянул на базар и накупил фруктов. И теперь на ее столе он раскладывал фруктовую икебану. Она смотрела, как впивается он крепкими зубами в податливую, брызжущую красным соком, мягкую плоть арбуза, и думала о том моменте, когда он вот также плотоядно накинется на ее тело, погладит своим нежным язычком ее клитор и вонзится своим твердым как кремень членом в ее алчущее влагалище. Артур взглянул на нее, улыбнулся и отложил обглоданный до основания арбузный ломоть.

– Тебе понравился арбуз? – спросил он.

– Да, очень сладкий.

– А почему тогда съела всего один кусочек? – поделился он с ней своими наблюдениями.

– Мне хватит, он был большой.

– Значит, ты чего‑то хочешь другого? Скажи чего?

Катя молчала, а ее щеки вдруг стали по цвету похожими на выстроившиеся в ряд на столе дольки арбуза, которые чем‑то напоминали стоящие вдоль пирса корабли. Она понимала, что Артур прекрасно, как по книге с большим шрифтом, читает ее мысли и сейчас просто провоцирует ее. И не то, чтобы она испытывала, как это с ней случилось бы непременно раньше, жгучий стыд, но все же она не привыкла говорить откровенно об этой части своих желаний.

– Скажи, Катя, открыто, чего ты сейчас хочешь?

– Ты знаешь, – глухо сказала она, не смотря на него.

– А вдруг я ошибаюсь, сделаю что‑то не то, – усмехнулся он. – Например, встану и уйду. Пока ты не скажешь от открытым текстом, чего желает твоя душенька, я буду есть фрукты. Их много, хватит надолго.

Несколько секунд он подождал реакции Кати, но так как ее не последовало, то взял с тарелки ожерелье винограда и, перебирая его словно четки, стал по ягодке переправлять это созданные природой украшения в рот. Катя наблюдала за ним, но продолжала молчать.

– Тебе легче просидеть так до вечера, чем выговорить всего одно слово, правда?

Катя едва заметно кивнула головой. Артур же глубоко и горестно вздохнул.

– Но неужели после того, как я тебя всю перепахал, тебе так сложно сказать: я горю, как факел, от желания потрахаться с тобой. И все. И через минуту уже будешь ласкать мой ненаглядный пенис. Ты же с моей ширинки глаз не сводишь. Ну, давай, говори. Не можешь сразу, давай по буквам. Начинаем. Хочу с тобой т…

– Артур, – взмолилась Катя, – неужели обязательно это произносить вслух?

– Обязательно, – неумолимо, как учитель преподающий урок плохому ученику, ответил Артур. – Пойми раз и навсегда – секс – это свобода. А если он не ведет к свободе, на кой черт им заниматься? Сейчас – ты раба, а должна стать госпожой. И когда ты ею станешь, то и во всем другом тоже будешь свободной. Так что, давай, я жду.

Катя затравленно посмотрела на Артура, как смотрит жертва на своего мучителя.

– Я хочу с тобой…

– Дальше.

– Я хочу с тобой тра…

– Ну!

– Я хочу с тобой трахаться! – наконец вытолкнула она из себя, словно пробку из бутылки, это проклятое застревающее, как кость в горле, слово.

– Вот видишь, все просто. Теперь повтори эти слова пять раз.

– Нет!

– Да! Иначе сказанное не будет считаться. Нужно закрепить достигнутое.

– Я хочу с тобой трахаться, я хочу с тобой трахаться, я хочу с тобой трахаться, я хочу с тобой трахаться! – Внезапно Катя остановила это словесный конвейер и перевела дух.

– Ты сказала четыре раза, я считал. Нельзя давать себе поблажку. Раз не досказала, говори еще пять раз.

Катя стала повторять прежний текст, и при каждом новом повторе это слово все спокойнее и легче слетало с ее уст. Закончив лексическое упражнение, она как‑то странно посмотрела на Артура.

– Это все ужасно, – почти плача, проговорила она.

– Это замечательно, только не привычно. От тебя просто отходит грязь, а тебе кажется, что ты расстаешься с чем‑то очень важным в себе. Но вскоре ты поймешь, что это была на самом деле всего лишь обыкновенная слякоть. Мы все по уши загрязнены. У нас все нечисто. Испражняться – нечисто, сморкаться – нечисто, плеваться – нечисто. Зато делать друг другу пакости, желать ближнему самое плохое – это вполне в порядке вещей. Этого мы не стесняемся.

– О чем ты говоришь, Артур?

– О том, что мы живем в перевернутом мире. Мы постоянно боимся испачкаться. А знаешь, почему? А потому что мы все в дерьме. Потому‑то так и боимся грязи, что очень хорошо знаем, что это такое. А грязь все, к чему прикасается, превращает в грязь. Вы поди у себя дома вообще не говорите о сексе.

– Нет, – призналась она.

– У тебя же два мальчика, неужели ты ни разу не говорила с ними на эту тему?

– Ни разу.

– А ведь это нормальная чистая тема. Гораздо более чистая, чем перемалывание косточек вашему соседу или начальству. Знаешь, я бы на вашем месте как можно чаще расхаживал голыми по квартире.

– Всей семьей? – от изумления у Кати глаза приобрели форму обруча.

– Только всей семьей. Чем больше твои дети будут видеть вас голыми, тем меньше у них будет нездорового любопытства к человеческой анатомии. Они будут воспринимать то, что отличают мужчину и женщину, как норму, как самую естественную вещь. А еще лучше заниматься при них любовью.

– Ну, уж нет, ни за что! – решительно воспротивилась такой перспективе Катя.

– А ты хочешь, чтобы они все узнали из порнофильмов и журналов? Ты еще не находила у них таких фотографий?

– Однажды нашла несколько снимков. Там были голые женщины.

– Ты их, конечно, тут же разорвала и выбросила.

– А что же я должна была с ними делать, на стену повесить?

– А почему бы и нет? Висят же у тебя на стене какие‑нибудь идиотские кошечки?

– Как ты узнал? – пришла в изумление Катя.

– Да их отсюда даже видно, – усмехнулся Артур. – Понимаешь, грязь возникает тогда, когда появляются запреты. Если вдруг найдется идиот, который запретит умываться по утрам, и отыщутся миллионы других идиотов, что последуют этому примеру, то те, кто вопреки запрещению все равно станут плескаться над раковиной, будут восприниматься остальными, как совершающее нечто грязное и непристойное. Все, что запретно, то потенциально грязно. А потому любой запрет – это глупость.

– Не согласна. Ну а наркотики, по‑твоему, не надо запрещать?

– Само собой, что не надо. Будь они в свободной продаже, у людей возникало бы меньше желания их потреблять. Многие приучаются к ним как раз потому, что на них наложено табу. Но я не люблю наркотики, это ужасно.

– Ты принимал наркотики?!

– Да, немного, – сознался Артур. – Но мне не нравится, когда уходишь в кайф с помощью препарата. Секс лучше, потому что он естественен. Секс не разрушает, а освобождает, если к нему правильно относиться, а наркотики разрушают и закабаляют. Вот почему я предпочитаю заниматься любовью. Ладно, хватит на сегодня разговоров, у меня больше уже нет сил – так хочется тебя трахнуть.

Внезапно Артур перелетел из кресла на кровать и сделал посадку рядом с Катей. Одна его рука тут же залезла ей под подол сарафана, другая – отправилась на прогулку по ее груди. Неожиданно он остановился.

– Скажи, а что ты сейчас хочешь сделать? Только не смущайся.

– Раздеть тебя, я еще никогда не раздевала мужчину, – не сразу призналась Катя.

– В чем проблема?

Артур лег, Катя нависла над ним и распахнула створки его рубашки. Несколько секунд она любовалась темным от загара шелком его нежной, без единой волосинки, почти женской кожи, затем втянула в рот его соски, поласкала их языком и предприняла спуск к скважине пупка. Это чистое без всякой растительности, но в тоже время крепкое мужское тело, вызывало в ней неутолимое желание его гладить и ласкать. Ее руки мягко массажировали его плечи и живот, ее губы касались розовых ободков вокруг двух малюсеньких выпуклостей на груди. Она расстегнула ремень на брюках, спустила вниз молнию и стала медленно стаскивать их с него. Теперь на нем из доспехов оставались только плотно обтягивающие бедра трусы. Но она не спешила взять этот последний редут, защищающей его от полной наготы, а принялась покрывать короткими поцелуями бедра и ляжки.

– Катя, милая, – простонал Артур, – как здорово ты все делаешь.

Она взглянула на его лицо и принялась освобождать рвущийся на свободу, словно узник, пенис из каземата трусов.

Она сидела в бедрах Артура и смотрела на стебель его члена и чувствовала, что может любоваться этим выросшим растением бесконечно долго. Он, в самом деле, был очень красив; не тонкий, но и не толстый, слегка сужался в верхней своей части, как наполовину выкуренная сигара. Катя осторожно взяла его за крайнюю плоть и стала поднимать и опускать ее то вверх, то вниз. Она видела, какое наслаждение доставляют Артуру ее действия, но и сама погружалась в не менее глубокую океанскую впадину блаженства. Эта была для нее новая и замечательная игра, которой можно было предаваться бесконечно. Временно насытившись этим занятием, она придумала другое, обхватила фаллос рукой и подобно ручке скоростей стала перемещать его то в одном, то в другом направлении, радуясь его покорности и безропотному следованию за любым зигзагам ее фантазии. То, что она была полной хозяйкой этого замечательного творения природы, вызывало у нее неиссякаемые приливы восторга почти такие же мощные, как морские приливы. Ей даже не хотелось сейчас кончать; после пика оргазма начнется сразу же быстрый спуск вниз, в пустоту. Сейчас же она была во власти совсем иного состояния, когда одна теплая волна, едва отхлынув, тут же сменялась другой, еще более теплой и приятной. Она вдруг сделала открытие, что кроме стремительно нарастающей энергии желания, могут возникать совсем другие, но не менее восхитительные ощущения, не такие острые, но от того, может быть, даже более глубокие. Ее пальчики по прежнему перемещались по рукоятке члена, придумывая для него все новые и новые упражнения. Из Артура вырывались на волю бесконечные стоны, и она испытывала гордость оттого, что способна извергнуть такой могучий водопад наслаждений на своего партнера.

– Больше не могу, возьми его в рот, полижи его, – сладострастно простонал Артур.

Словно насос, она втянула в свой рот его пенис, но не успела облизать его языком, как из него забил мощный гейзер теплой спермы. Она еще никогда не пробовала этого тягучего напитка на вкус и сейчас не без опасения стала заглатывать жидкость. Но ничего страшного не случилось, непривычное питье хотя и оказалось по вкусу весьма специфическим, но даже немного приятным – соленым и немного терпким. И она порадовалась этой своей победе; только что она избавилась от еще одного предубеждения.

Артур медленно приходил в себя, Катя лежала рядом и водила рукой по его лицу.

– Ты великолепная любовница, – сказал он немного задумчиво, словно не до конца доверяя своей собственной высокой оценке. – Я не предполагал, что ты так сумеешь обращаться с моей игрушечкой. У вас с ним получился отличный дуэт. Раз вы нашли с ним общий язык, ты должна его как‑то назвать. Выбери для него имя.

– Опять? И для него тоже.

– А почему бы и нет? Так как тебе хочется его называть?

– Василий, – почти не задумываясь, окрестила она понуро лежащий, словно утомленной после бурной охоты пес, пенис Артура.

– Василий? Почему Василий?

– Не знаю, просто пришло на ум это имя.

– Ладно, пусть он будет наречен Василием.

Катя взяла член в руку и слегка надавила на его головку, словно прося у него внимания.

– Запомни, – сказала она, – отныне ты больше не безымянный, теперь тебя зовут Василием. Ты должен откликаться на это имя. Тебе нравится оно?

Она увидела, как член слегка ожил и даже немного, как ребенок после каникул, прибавил в росте.

– Смотри, ему нравится! – радостно воскликнула Катя.

– Нравится, – подтвердил Артур. – Ты выбрала для него хорошее имя. От его лица выражаю тебе благодарность.

– У него есть лицо.

– А разве нет?

Катя внимательно посмотрела на вновь окрещенного.

– Да, ты прав, есть, и очень даже симпатичное. Нет, даже не симпатичное, он просто красавчик. Я хочу, чтобы он был бы целиком мой.

– Пока я с тобой, он твой.

– А потом, будет чей‑нибудь другой? – ревниво произнесла она.

– Зачем думать о том, что будет потом? Я живу сегодняшним днем и вечностью.

Глаза Кати наполнились недоумением.

– Я не понимаю, что, значит жить сегодняшним днем и одновременно вечностью. Разве одно не исключает другое?

– Только дополняет. Вернее, жить сегодняшним днем – это и есть жить вечным. – Заметив, что недоумение по‑прежнему переполняет глаза Кати, он решил сделать небольшие пояснения. – Тебе, наверное, кажется, что жить вечным – это с утра и до вечера думать о будущем.

– В общем, да, – осторожно, дабы не попасть впросак, проговорила Катя.

– Ничего подобного! Кто думает о будущем, тот как раз и живет только одним днем. Потому что он боится будущего и все, что у него есть, – это страх перед ним. Вот каждый день он тем только и озабочен, что пытается его преодолеть, строя различные идиотские планы. Такой человек обычно все откладывает: покупки, женитьбу, любовь, секс. Ему кажется, что все это у него будут когда‑нибудь потом. А потом – это никогда. Все должно быть только здесь и сейчас. Мне чертовски с тобой хорошо – и я не желаю больше ничего знать, ни о чем думать. Как только ты начнешь размышлять, что будет завтра, то считай, что все пропало – счастья больше нет. Теперь в тебе только одна тревога.

– Неужели ты никогда не думаешь о будущем? – не поверила Катя.

– Не думаю. И не собираюсь думать. Я не хочу думать о том, чего нет. Достаточно и без меня других дураков, которые без конца готовы размышлять о том, что случится завтра, послезавтра, через год, через тысячу лет. Эти люди боятся или не умеют жить сегодняшним днем, вот потому‑то их и заносит так далеко.

– Ну а какое это имеет отношение к вечности? – продолжала выпытывать Катя.

– Прямое. Если вечное, вечно, то у него нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. В лучшем случае у него есть только миг. И я живу этим мигом. Поэтому я в не времени. Я есть и меня нет.

 

Катя смотрела на Артура с каким‑то смешанным чувством: если бы все эти речи, она услышала неделю назад, то медицинский диагноз их автора был бы для нее предельно ясен. Но сейчас за эти дни в ней произошла какая‑то внутренняя работа, еще малопонятная, но уже ощутимая даже ее заставленному гигантскими полками прошлых представлений сознанию. А потому слова Артура находили в ней хотя и вызывающий тревогу и беспокойство, но живой отклик. Как будто бы одна часть ее существа была с ними солидарна, а другая – выступала решительно против. Но в таком случае, к какому из двух раздающихся в ней внутренних голосов следует прислушаться? Это задачка даже не с двумя, а со многими неизвестными. И все же выход из этой тупиковой ситуации она нашла, выход типично женский, а потому устраивающий обе стороны. Ее пальцы сплелись вокруг все еще вялого стебля пениса.

– А он тоже есть и его нет.

Артур рассмеялся.

– Он всегда для тебя есть и всегда тебя хочет.

Как бы подтверждая этот тезис, пенис из гибкого, как тростник стебля стал быстро превращаться в твердый и прямой, как сосна ствол. Он уже не помещался в обхватившей его ладони Кати, а стремился вырваться из этого плена на свободу. Внезапно Артур резко поднялся с подушки и стал обсыпать ее тело гроздями поцелуев. Он спустился вниз и его язык принялся вылизывать ее влагалище, мягко щекотать клитор. Жар желания подобно всплеску взрывной волне, порожденной взрывом мощного заряда, быстро прокатился по телу. Она ощутила на себе необременительную тяжесть Артура и в тоже мгновение почувствовала внутри себя присутствие инородного предмета. Но присутствие его было желанным и упоительным. Сознание Кати, обычно сохраняющее ко





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2018-11-10; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 186 | Нарушение авторских прав


Лучшие изречения:

Самообман может довести до саморазрушения. © Неизвестно
==> читать все изречения...

1043 - | 899 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.008 с.