Разрушитель Великого Заговора

Приспешник Дьявола

 

– гласила надпись на бронзовой табличке, если не принимать во внимание исправлений, сделанных рукой неизвестного злоумышленника.

Сам двухметровый памятник был отлит из меди.

Филипп был увековечен в наброшенном на плечи плаще, одна его рука упиралась в бок. Другая, поднятая вверх, потирала шишку на лбу. Лицо замерло в суровой мине, губы сжались в тоненькую ниточку, черные глаза пристально глядели вперед. Вид его внушал страх, а шишки на лбу были значительно больше, чем в жизни.

– Совсем на меня не похож, – пробормотал Филипп и быстро засунул руки в карманы. Перед этим он стоял упершись одной рукой в бок, задумчиво потирая лоб.

Памятник отличался от оригинала и по другим причинам, которых было множество.

Кто‑то подрисовал ему усы и загнул кончик носа кверху как поросячий пятачок. Помимо того, что статуя была перепачкана кровью, ее облепили остатки тухлых яиц и помидоров. Одно яйцо угодило прямо в лоб, на жаре оно испеклось, так что теперь со лба неприглядным головным убором свисала яичница‑глазунья.

Прописную «А» из фамилии Филиппа исправили на строчную, вся последняя строка была зачеркнута, вместо нее какой‑то невежда нацарапал: «Грязный чиловечишка!»

– Не знаю, кто за всем этим стоит, но как только мы обнаружим преступника, сразу отправим его к черту на рога, – произнес знакомый голос рядом с Филиппом.

– Люцифакс! – радостно воскликнул Филипп.

Черный кот Люцифера ответил ему улыбкой:

– С возвращением, Филипп!

– Кажется, ты совсем не удивлен, что я вернулся. Ты знал…

Люцифакс кивнул.

– Хозяин рассказал, что ты гостишь здесь… по соседству, я видел тебя мельком сразу после того, как ты прибыл. Ты меня, кстати, тоже, только не догадался, что это я. Как поживаешь? – спросил кот прежде, чем Филипп успел разобраться, что означали его слова о том, что они видели друг друга.

Филипп кивнул в сторону памятника.

– Бывало и лучше.

– Не принимай близко к сердцу. Просто мелкие пакости, Филипп, ничего серьезного.

– А я как раз слышал обратное, – возразил Филипп.

На это Люцифакс промолчал.

– Так и думала, что ты здесь. Привет, Люцифакс. Видишь, кто к нам вернулся!

К их обществу присоединилась Сатина. В руках у нее был сверток с покупками.

– Речь о вас обоих, насколько я понимаю, – сказал кот. – Ты ведь тоже давно не появлялась дома.

– Ты знаешь, где мы были? – удивилась Сатина.

Люцифакс кивнул.

– И знаешь, что мы там делали?

Кот снова кивнул.

– Мне все известно. И я, как бы так сказать, принимал посильное участие в этом предприятии.

– Как? – спросил Филипп. Его осенила одна мысль, и он украдкой бросил взгляд на лапы кота. Они были меньше, чем следы, обнаруженные у Смерти в лесу. Или казались меньше?

Когда Филипп был бойскаутом, им рассказывали, что следы всегда имеют больший размер, чем сама нога или лапа. Может, следы принадлежали ему?..

– Меня попросили об одной услуге, – продолжил кот. – Чтобы избежать беспокойства и лишних вопросов.

– Чьих вопросов?

– Твоих родителей в том числе.

Люцифакс обращался к Сатине.

– Моих родителей? – она озадаченно замотала головой. – Что ты имеешь в виду? Судя по их поведению, я как будто вовсе никуда не уходила.

– Именно это я и хочу сказать!

Сатина была в полной растерянности, но Филипп внезапно догадался, о чем толковал кот. И что он имел в виду, сказав, что Филипп тоже видел его, только не понял этого. Кот Дьявола Люцифакс, как и темптаны, обладал способностью к перевоплощению.

– Так это был ты! – воскликнул Филипп. – У Сатины дома на лестнице я видел тебя. Но я не узнал тебя, потому что ты принял другое обличие. Вот почему Чернорог думал, что Сатина учит уроки у себя в комнате. Это был ты. Ты изображал Сатину, пока она была у Мортимера.

– Эта роль и прежде удавалась мне с большим успехом, – ответил кот голосом Сатины и раскланялся.

– Ах, вот оно что, – сказала Сатина. – Мог бы лучше изучить мой характер. Я так много времени за уроками не провожу. Я ведь вовсе не анг… – Сатина запнулась, встретившись взглядом с Филиппом. Она смущенно откашлялась.

– Вполне вероятно, но должен же я был что‑то придумать, чтобы отделаться от общества твоих родителей. Иначе бы они заподозрили неладное, кроме того, удалось избежать беспокойства и лишних вопросов, как просил Мортимер.

– Может, поговорим в другом месте? – предложил Филипп.

Он стоял спиной к памятнику, но все равно ощущал на себе его пристальный взгляд. И противный запашок тухлых яиц и помидоров.

– Говоришь моими словами, – согласился кот. – Я уже известил хозяина о вашем прибытии, и он с нетерпением ждет встречи в замке. С тех самых пор, как Люцифер услышал, что ты снова в наших краях, он не оставляет надежды снова увидеться с тобой. Ему не хватает тебя, Филипп.

– А как же отец… Ужин… – спохватилась Сатина, предъявляя сверток с волчьим мясом.

– Ужином займется Равина. А твоим родителям незамедлительно сообщат о том, что вы приглашены в замок. Полагаю, Чернорог только обрадуется, что ему не придется готовить на четверых.

Кот улыбался, а Сатина и Филипп давились от смеха.

 

24

Портвейн и яблочный сок

 

Друзья последовали за котом через весь город до Центральной улицы – широкой дороги, мощенной человеческими головами, которая вела прямо к замку Дьявола.

Это внушительное здание, построенное из сотен тысяч человеческих скелетов, белоснежным айсбергом выступало в темноте. Под блеском огненных столпов стены из человеческих костей ярко сияли.

– Вы двое! Да, я о вас!

Какой‑то отчаянный голос перекрикивал приглушенные стоны грешников, по кровоточащим макушкам которых ступали Филипп и Сатина. Голос обращался к ним.

Это был тот самый незнакомец, которого они повстречали в Преддверии Ада. Мужчину подгонял огромный угрюмого вида грагорн. На плече демон нес лопату. Одежду у грешника отобрали, так что он был совсем нагим, если не считать кандалов на руках и ногах. В его взгляде читался страх.

– Помогите мне! – умолял человек, спотыкаясь на ходу, когда грагорн подталкивал его в спину. – Пожалуйста, помогите! Пусть они перестанут так обращаться со мной! Слышите? Вы не такие, как они. Вы были добры ко мне, вы накормили меня. Умоляю, пусть они перестанут!

Сатина, как ни в чем не бывало, прошла мимо. Филипп пожал плечами и виновато улыбнулся:

– Мне очень жаль.

Он догнал Сатину и Люцифакса на ступеньках, ведущих к жемчужно‑белым воротам из сплетенных ребер, и ворота в то же мгновение начали отворяться.

За спиной Филиппа мольбы грешника переросли в истошные крики – грагорн толкнул его в яму глубиной в человеческий рост и начал засыпать сверху землей.

Они ступили в прохладный полумрак замка. Необъятный тронный зал местами освещали метровые свечи в подсвечниках. Красная ковровая дорожка шла от самого порога к трону, на котором Филипп когда‑то впервые увидел великого властителя Преисподней. На этот раз трон пустовал.

Филипп вопросительно посмотрел на Люцифакса, и тот объяснил, что господин ожидает их в каминном зале.

Они продолжили путь мимо трона, мимо множества картин, запечатлевших грешников на краю гибели. Грешники на полотнах были живы, застывшие в ужасе перед смертельной опасностью, их слабые крики о помощи наполняли тронный зал, словно легкий шелест ветерка.

Друзья поднялись по винтовой лестнице, прошли по извилистому коридору, преодолели еще пару лестниц, все время двигаясь по кругу, так что Филипп совершенно перестал ориентироваться.

– Вот мы и на месте, – произнес кот, когда они в конце концов остановились перед двустворчатыми дверьми. Кот поднял лапу и постучал.

– Входите, – донесся изнутри голос, мягкий и глубокий, как черный шелк.

Люцифакс распахнул дверь и пригласил друзей войти.

Их встретило тихое потрескивание дров в камине и негромкая музыка. Вдоль красных стен были развешаны масляные лампы и портреты Люцифера и прочих известных… Нет, на самом деле, только Люцифера – присмотревшись, обнаружил Филипп.

Одну стену во всю высоту занимали книжные шкафы из темного дерева. Увидев, что за книги стояли на их полках, Филипп изумленно заморгал. Все это были Библии. Различных изданий и размеров, но исключительно Библии. Какого черта они тут делали?

У огня стояло мягкое кресло, под ногами, на полу с шахматным рисунком была расстелена шкура трехглавого чудовища, три пары стеклянных глаз которого неподвижно смотрели в пустоту.

Дьявол замер у камина. Он стоял спиной к огню, и жадные языки пламени превращали его фигуру в черный силуэт.

– Филипп, – сказал Люцифер, – с возвращением тебя.

Он сделал несколько шагов навстречу, тени, скрывавшие его черты, отступили, открывая широко улыбающееся лицо.

Во время их последней встречи в облике Дьявола все еще читались признаки отравления, которое чуть не стоило ему жизни. Сейчас от них не осталось и следа. Чернильно‑черные глаза светились с такой силой, что Филиппу с трудом удавалось в них смотреть. Они были как два черных солнца. Некогда бледная морщинистая кожа стала гладкой и блестящей, как змеиная шкура. Зачесанные назад волосы открывали изящную дугу вновь отросших рогов, которые, впрочем, были несколько короче, чем в воспоминаниях Филиппа.

– Спасибо, – поблагодарил Филипп, пожимая протянутую руку Люцифера.

– Как всегда, не боишься пожать руку Дьяволу, – улыбнулся Люцифер. – Это приятно. Но так легко ты не отделаешься. Иди сюда, мой мальчик. – Сатана притянул к себе Филиппа и заключил его в свои крепкие объятья.

– Протяни Черту мизинец… – усмехнулся Филипп.

– Он всю руку отхватит, – ответил Люцифер, отпустив его.

Он посмотрел на Филиппа, удивленно приподняв бровь.

– А протяни ему руку…

– Он возьмет душу твою. Глава третья «Устной сделки с дьяволом». Я еще не все забыл.

– Вижу, и это тешит мою стариковскую душу, – заметил Люцифер, изучая две большие шишки на лбу у Филиппа. Потом он пристально посмотрел Филиппу в глаза и сделался серьезным. – Как поживаешь, Филипп? Мортимер хорошо о вас заботился?

Филипп, потупившись, кивнул.

– Замечательно.

Люцифер заворчал, как будто прекрасно знал, что ответ Филиппа был не совсем честным:

– Ты выглядишь усталым. Как будто не высыпаешься по ночам.

Филипп смущенно пожал плечами и тихо произнес:

– Там было очень холодно.

– Как и сам Мортимер – он очень холоден, – сказал Дьявол, немного погодя. Указательным пальцем он приподнял лицо Филиппа. Дьявол широко улыбнулся, так что можно было разглядеть все его белоснежные зубы. – Теперь ты снова в тепле. Тебе постелили в старой комнате. Ее не трогали с тех пор, как ты нас покинул. Я ведь не оставлял надежды, что зло в тебе расцветет с такой силой, что в один прекрасный день, когда твой земной путь завершится… Однако, черт побери, ты снова здесь до срока! Кто бы мог подумать?

Какое‑то время Люцифер молча разглядывал Филиппа и вдруг вспомнил, что он пришел не один.

– Ох, извини меня, Сатина. Разумеется, для тебя тоже готова постель в комнате Филиппа. Я сожалею, мне вовсе не хотелось показаться невежливым… О, нет! Все, хватит! Прекрати это немедленно! – Люцифер прервал свою речь и несколько раз стукнул себя кулаком по лбу. Потом укоризненно покачал головой, кивая на Филиппа:

– Это твоя вина. Я начисто забыл, как ты на нас влияешь. Не успел войти в дверь, а я уже распинаюсь в извинениях, как какой‑то паршивый ангел. И не смей сейчас говорить мне, что сожалеешь об этом! – рявкнул Дьявол, когда Филипп открыл рот, чтобы сказать, что ему очень жаль.

Сияя от радости, Филипп повернулся к Сатине:

– Ты ведь, правда, хочешь остаться? Тогда нам не грозит… не грозит…

– Мой отец? – спросила она с ухмылкой на лице. – Хочу. Только сначала нужно отпроситься у родителей.

– Что я снова наблюдаю? Плохое влияние, – грустно вздохнул Люцифер. – Если хочешь остаться, Сатина, так оставайся! Твоим родителям обязательно сообщат, если без этого не обойтись.

– Ну, тогда, спасибо. То есть я хотела сказать просто «да».

– Великолепно, великолепно, теперь все устроено. Друзья, могу я угостить вас бокалом чего‑нибудь этакого? Ужин подадут еще нескоро, и у нас как раз будет время, чтобы выпить. Равина изменила обычное меню, как только узнала, что ты здесь. Ей не терпится с тобой увидеться.

Люцифер подошел к книжным полкам, заставленным библиями, и вытащил толстенный том. Книга была в кожаном переплете с позолоченным корешком.

– Мое любимое произведение, – улыбаясь, сказал Люцифер и открыл книгу. Внутри она оказалась пустой. В страницах были вырезаны два прямоугольника. В одном лежали рюмки, а в другом – заполненный наполовину графин. – Не желаете портвейна?

Друзья вежливо отказались, и Люцфер принялся перечислять другие напитки. Коньяк? Ром? Кровавое пиво?

Кончиком хвоста он указывал на многочисленные издания, в каждом из которых, судя по всему, вместо страниц Священного писания хранилось спиртное. Филипп и Сатина мотали головой, пока, наконец, радостно щелкнув пальцами, Люцифер не предложил им яблочный сок.

Соком они угостились бы с удовольствием, поэтому, налив себе рюмочку портвейна, Люцифер вернул далеко не священное писание на полку и несколько раз хлопнул в ладоши.

Вскоре отворилась дверь, и в зал вошел дьявол с сальными волосами и печально обвисшими рогами. Филипп тут же узнал его. Это был слуга Грумске, он часто приносил ужин ему в комнату.

Филипп и раньше недолюбливал Грумске, и было совершенно очевидно, что неприязнь эта взаимна. При виде Филиппа желтые глаза Грумске сощурились, хвост взмыл вверх, как готовая к атаке кобра. Не без удовольствия Филипп заметил, что хвост дьявола не выпрямлялся до конца. С тех пор как Филипп переломал его, на нем осталось два изгиба.

– Господин звал меня? – обратился к Люциферу Грумске, искоса поглядывая на Филиппа, который отвечал ему таким же недобрым взглядом.

– Да, Грумске. Принеси‑ка нам два бокала яблочного сока. Самого лучшего.

– Самого лучшего? – слуга удивленно вытаращил глаза. – Господин хочет сказать: сока из того самого ящика, который…

– Совершенно верно, – сказал Люцифер. – Наши гости достойны самого лучшего. Поторапливайся.

Грумске поклонился и, пятясь задом, покинул зал, закрыв за собой дверь.

На мгновение все стихло, кроме музыки, струившейся из невидимых динамиков, и вкрадчивого мужского голоса, напевавшего такие слова: «Ты переодетый Дьявол, да, это так».

– Эта песня, – удивленно заметил Филипп, – я знаю ее. Мама ставит ее иногда.

– Чудесная песня, – согласился Дьявол. – И так подходит к нашему случаю, если уж на то пошло. Кстати говоря, певец несколько лет после своей смерти провел у нас. Его самым страшным грехом было расточительство. Но я был вынужден отправить его куда подальше. Совсем далеко, надеюсь, вы меня понимаете. – Люцифер поднял вверх указательный палец. – Его ангельское пение плохо сказывалось на остальных грешниках. Они переставали кричать и начинали подпевать. Настоящий кошмар!

Через пару минут Грумске вернулся с небольшим подносом, на котором стояли два бокала с янтарным напитком.

Принимая от слуги бокал с соком, Филипп заглянул ему в глаза и заметил в них… что‑то странное. Непонятно как, но внезапно к нему пришла уверенность в том, что Грумске – один из зачинщиков надругательств над его памятником. Это открытие вовсе не показалось ему неожиданным.

Грумске тотчас опустил глаза в пол, как будто боялся выдать себя. Бесшумно как змея он выскользнул из зала.

Филипп слегка пригубил напиток, опасаясь, что Грумске мог подсыпать в него яд. Но сок имел восхитительный вкус, и Филипп сделал второй глоток. Нет, не просто восхитительный. Напиток был… Он был… божественным! Да, вот подходящее слово – божественный!

В детстве Филипп часто спрашивал маму, какой вкус у радуги. И тогда мама хохотала в ответ: откуда ей было знать? Но сейчас Филипп не сомневался, что если бы у радуги был вкус, это был бы вкус этого яблочного сока, таявшего на губах потоком мечтаний, отчего тело и душа обращались в трепет, и хотелось пить его снова и снова, до последней капли.

– Вот и я все время твержу это, – рассмеялся дьявол, когда Филипп разочарованно уставился в пустой бокал. – Ничто не может сравниться с запретным плодом!

– Запретный плод? – повторил Филипп, переглянувшись с Сатиной, бокал которой также был пуст.

– Сок выжат из яблок Древа познания. Мне удалось утащить ящичек, когда был там в прошлый раз. Теперь вы лучше понимаете, как трудно было Адаму и Еве справиться с соблазном.

– Вы были на Небесах? – Филипп провел пальцем по ободку бокала и облизал его. – Что вы там делали?

– Мы собрались в Эдеме на совет. Яхве, Мортимер и ваш покорный слуга. Обсуждали исчезновение амулета и несчастья, которые оно повлекло.

– И что вы решили?

– Это ты должен мне сказать, Филипп.

– О чем?

Дьявол указал на него рукой, которой держал рюмку с портвейном.

– Я говорю о том, что нашим решением был ты, Филипп. Мы пришли к согласию о том, что нужно задействовать тебя.

От слов Люцифера Филипп почувствовал легкое головокружение. Представить только, что Бог, Смерть и Дьявол собрались вместе, чтобы поговорить о нем, Филиппе Ангеле! И что эти трое сошлись на том, что именно он сможет помочь им.

Люцифер с улыбкой на лице кивнул, как будто прочитал мысли Филиппа.

– И на этот раз речь не идет об ошибке. Поведай же мне, Филипп, что вам удалось выяснить?

Филипп собрался открыть рот, чтобы начать повествование об их находках, но не успел произнести и слова, как двери с грохотом распахнулись, и запыхавшийся женский голос закричал:

– Где он? Где же он?

Филипп обернулся и увидел в дверях Равину. Ее седые волосы топорщились во все стороны, пот градом катился по красным как яблоки щекам, словно всю дорогу из кухни она бежала бегом. Обезумевшие глаза отыскали Филиппа и засияли от радости.

– Филипп! – закричала Равина, бросившись к нему вопреки протестам Люцифера.

– Привет, Рави… Ой, – запнулся Филипп, когда кухарка заключила его в свои объятья с таким жаром, что легкие Филиппа тут же сплющились.

Кухарка, радостно смеясь, кружила Филиппа, а тем временем вся жизнь несколько раз пролетела перед его глазами, пока наконец Равина не вернула его на пол.

– Мой дорогой мальчик! Как же ты вытянулся, тебя просто не узнать! Грумске сказал, что ты уже здесь, и я просто не удержалась… – начала кухарка, но Люцифер перебил ее, многозначительно откашлявшись.

– Равина, – сказал он строго, глядя ей прямо в глаза. – Мне хорошо известно, что ты с нетерпением ждала возвращения Филиппа, но все же слугам не полагается вот так врываться. К тому же крайне неприлично выражать такой восторг здесь, в самом сердце Зла.

– Ох, вечное притворство! – Равина небрежно отмахнулась от грозных слов Люцифера. – Кто сам скакал от радости и приплясывал, просто не мог на месте усидеть, узнав, что Филипп возвращается? – она потрепала шевелюру Филиппа и рассмеялась так, что все ее тучное тело заходило ходуном. – Ты бы видел его, Филипп. Адское зрелище! Знаешь, что говорят: «Когда Дьявол пляшет, на Небесах рыдают». – И наклонившись к нему поближе, шепнула на ухо: – От смеха.

– Благодарю тебя, Равина, – громко сказал Люцифер, тщетно пытаясь прикрыть багровый румянец. – Вот ты и пожелала Филиппу доброй ночи. Время не ждет, и мы изрядно проголодались.

– Ужин на плите, – сказала Равина, с головы до ног окинув взглядом Филиппа. – Тебе, друг мой, достанется двойная порция. Что‑то ты совсем исхудал. – Равина подмигнула ему и встала. – Это мы быстро исправим!

Кухарка удалилась, а Люцифер облегченно вздохнул, обрадовавшись, что наконец‑то смог избавиться от ее общества.

– Если бы не эти ее чертовы лакомства, – вздохнул он, запивая конец фразы портвейном, и опять напустил на себя важный вид: – Теперь, когда снова воцарилось спокойствие, поведай мне, Филипп: что вам удалось выяснить?

 

25

Дьявольская жара

 

– Как странно снова быть здесь, – произнес Филипп, разглядывая себя в зеркале. Когда‑то – частичку вечности тому назад – на него из зеркала смотрел рогатый черт с черными как уголь глазами. А незадолго до этого – ангел. Кто же отражался в зеркале сейчас?

«Я, – подумал Филипп, потирая шишки на лбу. – Просто я».

Они сидели в старой спальне Филиппа. Люцифер был прав – с тех пор здесь ни к чему не прикасались. Те же книги на полках, письменный стол и кровать находились на привычном месте. Даже оплавившиеся свечи в подсвечниках никто не убрал. Единственное, что было по‑другому, это одежда и плащ в шкафу – их заменили на новые, большего размера, а еще поставили вторую кровать. Она…

(к сожалению)

…к счастью, стояла у противоположной стены, а не вплотную к кровати Филиппа. Иначе это было бы как‑то…

(слишком хорошо, чтобы быть правдой)

…некстати.

– Подумать только, что меня он тоже пригласил погостить в замке, – протянула Сатина и с мечтательным взглядом уселась на свою кровать. – Я всегда только и думала об этом. Ради такого стоит дружить с правой рукой самого Дьявола.

– Правая рука Дьявола, – ухмыльнулся Филипп, качая головой. Потом он сдвинул брови и добавил: – Странно, он показался мне таким… таким безразличным ко всему происходящему. Я ожидал, что он будет больше беспокоиться. Ведь исчезновение амулета касается всех.

До ужина и во время него Филипп и Сатина рассказывали о днях, проведенных у Мортимера, и звериных следах, что они обнаружили в лесу. Люцифер с интересом слушал их рассказ и даже выразил легкое недоумение, когда Филипп упомянул, что следы привели к черным вратам Предверия Ада, но в остальном Дьявол вел себя так, словно происходящее ничуть его не волнует. Он не задавал вопросов по ходу рассказа и в качестве единственного комментария по его окончании слегка пожал плечами: «Да, что там! Куда он денется – найдется!»

– Я все‑таки думаю, что Люцифер обеспокоен, – возразила Сатина. Она встала с кровати и подошла к окну, из которого открывался великолепный вид на Город Дьявола. – Но, наверняка, ему сложно отказать себе в маленьком удовольствии немного позлорадствовать над Мортимером, угодившим в такую переделку. Не сомневаюсь, что он хочет вернуть амулет. Только не слишком быстро.

– Ах, вот оно что…

– Кроме того, в сложившейся ситуации гораздо хуже приходится Богу, а не Дьяволу, а это – настоящий бальзам на душу Люцифера. В Аду еще долгие годы будет, чем заняться, ведь на земле осталось так много смертных грешников. Но на Небеса, где более жесткие критерии отбора, большинству людей путь заказан. Для Эдема последствия бессмертия могут оказаться очень серьезными.

Филипп постоял немного, переваривая слова Сатины. Затем снова взглянул на свое отражение и повторил с небольшим дополнением:

– Как странно, черт возьми, снова быть здесь!

Друзья немного поболтали, но усталость давала о себе знать. После ужина они заглянули на кухню к Равине, и когда наконец удалось распрощаться с разговорчивой кухаркой, время было позднее.

Сатина и Филипп начали готовиться ко сну, и Филипп с ужасом осознал, что им предстоит провести ночь в одной комнате. Странная мысль, ведь в домике Мортимера они тоже спали вместе, но об этом он не задумывался. Вероятно, потому что тогда не было выбора – только гостиная для них обоих. А может, и потому, что для мыслей, которые приходили к нему в голову сейчас, там было слишком холодно или голова была занята совсем другими вещами.

Филипп не знал, была ли причина в том, что те, другие мысли, сейчас отошли на второй план, только в любом случае, здесь было намного теплее, чем в гостиной у Смерти. Очень тепло, ведь когда он уже улегся, Сатина вышла из ванной в одной футболке. Она не посмотрела на Филиппа, но сам он не смог удержаться и не взглянуть украдкой на ее стройные ножки. Он тут же снова отвернулся к зеркалу, в котором к своему ужасу столкнулся с загадочным взглядом Сатины. Она едва заметно улыбнулась, и Филипп почувствовал, как краска заливает его до самых кончиков пальцев.

– Я забыла пижаму, – сказала она, натягивая полосатую пижаму, лежавшую на постели. Задув свечи, Сатина забралась под одеяло. – Спокойной ночи, Филипп.

– Спокойной ночи, – откликнулся Филипп, молясь о том, чтобы Сатина не услышала, как он проглотил огромный ком размером со свое собственное неистово трепещущее сердце. Усталость как рукой сняло, и теперь ему казалось, что он ни за что не сможет уснуть.

Но он уснул. И увидел сон.

 

26

Кошмарный сон

 

Это хороший сон.

Он с мамой и отцом. На пикнике. Сидят на полянке, а вокруг – зеленый лес, и небо над ними такое безоблачное. На покрывале разложены бутерброды и бутылки с газировкой. В свете теплых лучей вода в бутылках сверкает и переливается.

Они смеются над шуткой, которую только что рассказал отец. Филипп не помнит ее, но хохочет так, что начинает давиться, и приходится выплюнуть еду.

Мама щекочет отца за бок, и вот он уже кричит, что сдается. Может быть, он сказал что‑то смешное о ней? Жаль, что Филипп этого не помнит.

Где‑то в лесу кричит птица. У нее странный голос. Напоминает скрип оконных петель. Крик смолкает, и снова воцаряется тишина.

– В следующий раз ты уж помоги мне, – говорит отец и взъерошивает ему волосы.

– Нет, ты помоги мне, – говорит мама и берет руку Филиппа в свою.

– А разве нельзя просто помочь вам обоим? – спрашивает Филипп, и все трое снова смеются.

Это хороший сон.

Хороший сон.

Неожиданно солнце прячется за тучу. Темнеет, тучи затягивают небо. Температура воздуха удивительным образом начинает расти, становится жарко. Ужасно жарко.

Отец встает с подстилки, он как будто изменился?

Филипп никак не может понять, что с ним не так. Он – это он, но в то же время какой‑то другой человек. Или нет? Или это просто обман зрения оттого, что вдруг стало темно?

– Куда ты собрался? – спрашивает Филипп и вскакивает вслед за отцом. – Куда идешь?

– В булочную, – отвечает отец, и только сейчас Филипп обнаруживает, что они уже не в лесу. Они на какой‑то улице. И хотя солнце поднялось еще не слишком высоко, стоит невыносимая жара. Рядом нет ни людей, ни машин. Только Филипп и отец. Мамы тоже нет.

– Скоро увидимся, – говорит на прощанье отец и уходит.

– Нет, – шепчет Филипп, внезапно его охватывает отчаяние. Все его тело как открытая рана, в горле застрял плач, и он кричит вслед отцу:

– Нет, не увидимся! Возвращайся! Тебя собьет машина! Слышишь? Ты умрешь, разве не понимаешь? Ты умрешь!

Филипп снова и снова кричит ему вслед и вдруг понимает, что крика все равно нет. Нет голоса, не звучат слова, все это лишь мысли в его голове, и когда фигура отца окончательно исчезает из виду, Филипп, выбившись из сил, тяжело дыша, умолкает.

– Не умирай, отец, – рыдает, шепчет, думает он. – Не умирай!

В ту же секунду мимо проносится черный автомобиль. За рулем его сидит…

Но Филипп не видит кто. Он закрывает лицо руками, по щекам катятся слезы. Словно только что ему в сердце вонзили нож.

Когда Филипп снова поднимает глаза, улицы больше нет. Он в ванной комнате, где еще жарче, чем в лесу, жарче, чем на улице. Воздух раскален, слезы на лице мгновенно высыхают, вместо них проступают капли пота.

Становится понятно, почему здесь так жарко. Он в Аду.

Вот открывается дверь, и в ванную входит мама. Волосы всклокочены, глаза слезятся. Она судорожно пытается дотянуться до шкафчика с лекарствами, видно, что она мучается от боли.

– Привет, Филипп, – стонет она, увидев его в зеркале.

– Мама… – отвечает Филипп. Или просто думает? Он не знает. Не знает ничего. Кроме одного – кажется, он вот‑вот умрет.

– Голова болит. – Она пытается улыбнуться. Безуспешно.

Голос. Где же его голос? – Не умирай, мама. Не умирай!

– Ты обещал помочь мне, Филипп, – говорит мама. – Почему ты не помог мне?

У него нет шанса ответить. Внезапно мама вздрагивает и начинает падать, падать, падать, а Филипп все кричит, кричит и кричит…

– Филипп!

Голос разорвал пелену сна, словно лист бумаги, и Филипп, с прерывистым вздохом открыл глаза.

И снова закричал. На этот раз по‑настоящему.

На груди у него сидело чудовище, один вид которого наполнил его таким паническим страхом, как будто все кошмарные сны, которые он когда‑либо видел, слились воедино и сейчас проносились перед его глазами.

Существо было размером с большую собаку, но тело, покрытое редкой грязной шерстью, напоминало человеческое. Спина изогнута дугой, как у готовой напасть кошки, костлявые пальцы на руках казались неестественно длинными. Отвратительная морда с женскими чертами, беззубым ртом и черными, как ненависть, глазами, устремленными на Филиппа.

– Исчезни, тварь! Исчезни! – услышал он крик Сатины, и мерзкое создание повернуло голову и зашипело на нее. В то же мгновение тяжелый подсвечник – Сатина замахнулась им изо всех сил – сбросил его с кровати.

Тварь, заскулив, приземлилась на пол, но довольно быстро оправилась. Хотя тело ее походило на человеческое, она вскочила на четыре лапы, как обезьяна. Существо оскалило беззубую пасть и на минуту показалось, что оно собирается наброситься на Сатину, которая стояла наготове с подсвечником. Но вместо этого тварь развернулась и выпрыгнула в открытое окно. Напоследок она окинула друзей кошмарным взглядом и издала жуткий рычащий клич, в котором Филипп с трудом распознал чудовищный смех. Затем чудовище расправило потрепанные крылья и скрылось под покровом ночи.

– Что это было? – голос Филиппа говорил об охватившей его панике. Он вскочил с кровати. Хотя существо уже исчезло, он все еще чувствовал его зловонный дух и тяжесть на своей груди. Филипп нервно растирал все тело. Оно чесалось и горело, словно было покрыто муравьями. Но зуд шел изнутри, и это было хуже всего. – Что, черт возьми, это было?

– Мара, – ответила Сатина, глядя в пустое окно. Было видно, что она раздумывает, не полететь ли вслед за чудовищем. Филипп обрадовался, когда она решила остаться. – Думаю, это была мара. Одно из Проклятых существ. Я проснулась от того, что ты… Я слышала, как ты… Как тебе снился сон… У тебя был…

– Кошмар, – закивал Филипп, пытаясь стереть из памяти ужасные образы этой ночи. Безрезультатно. – Мара. Так это она наслала на меня кошмар?

– Твой сон… был очень страшным?

– Да, – ответил он, смахивая со щек слезы. – Очень страшным.

На этом Филипп замолчал, и Сатина больше не задавала вопросов.

– Окно было закрыто, когда мы ложились спать, – заметила Сатина, а потом подошла к окну и потянула створку на себя.

Рама заскрипела, и Филипп узнал тот самый звук, который слышал во сне.

– Кто‑то зашел в комнату, когда мы уснули, и открыл окно. Кто‑то впустил мару.

– Кто? Какого черта было впускать ее сюда?

– Не знаю, но у меня есть подходящее предположение, – ответил Филипп. – Я как‑то переломил ему хвост в двух местах!

 

27

Шокирующее открытие

 

Друзья никак не могли успокоиться. В особенности Филипп. Тяжесть тела мары у него на груди, вид ее гадкой морды и кошмар, продолжавший крутиться в голове. С каждой секундой все меньше и меньше хотелось спать.

Судя по всему, Сатине тоже не спалось. Она не верила в то, что мару мог впустить Грумске. Она догадывалась, что Грумске не в восторге от Филиппа, и прекрасно знала, какая подлая у слуги душонка. Но при этом он был глуп как пробка, куда ему с такими способностями вступать в связь с Проклятыми? Грумске ни за что бы не справился с ними. Ведь Проклятые – совсем дикие.

– Ты не спишь? – спросил Филипп через полчаса после того, как они снова улеглись. К двери придвинули комод. Так на душе было спокойнее. Но этого оказалось недостаточно.

– Нет, – ответила Сатина, и Филипп понял, что она давно ждала этого вопроса.

Ночь. Тишина. Оба думают.

– Филипп?

– Что?

– Что тебе приснилось? О чем был твой кошмар? Если, конечно, ты не против рассказать?

– Я не хочу рассказывать, – ответил он. – Хочу просто забыть его.

– Хорошо, – сказала Сатина.

Ночь. Тишина. Думают.

– Филипп?

– Что?

– Тебе приснилась… я?

– Нет, – ответил Филипп, возможно, слишком поспешно. Так или иначе, но последовавшее из уст Сатины «хорошо» прозвучало как‑то разочарованно.

Ночь.

Тишина.

Думы.

Филипп скинул с себя одеяло и встал с кровати. Он подошел к шкафу, снял с вешалки плащ, затем накинул мягкую ткань себе на плечи, а голову спрятал под капюшон. Он как будто надел маску и так почувствовал себя намного лучше.

– Куда ты собрался? – спросила Сатина, сев в постели.

– В кабинет Люцифера. Хочу посмотреть в Сферу Зла. Посмотреть, что она может рассказать об исчезновении амулета.

Он зажег оставшиеся в подсвечнике свечи. Подсвечник немного согнулся от удара.

– Но ведь Мортимер говорил, что в этом нет смысла, Сфера не показывает злодеяний в других потусторонних мирах!

– Вполне может быть, что он ошибся. Попробовать стоит в любом случае, – сказал Филипп, освобождая выход из комнаты. – Все равно мне не спится. Давай пойдем вместе?

– Ты спрашиваешь, соглашусь ли я посреди ночи прокрасться в кабинет Люцифера? – Сатина выбралась из‑под одеяла. – Конечно, да!

Замок был погружен в тишину. Единственными признаками жизни были девочка‑дьявол и мальчик‑человек, которые бесшумно выскользнули из дверей комнаты, а еще их тени, так же бесшумно последовавшие за ними.

Друзья поднялись вверх по винтовой лестнице, преодолели длинный коридор и наконец оказались у нужной двери. Филипп повернул ручку, и они вошли в кабинет.

Темнота отступила при свете свечей, спряталась за книгами на полках, под электрическим стулом, что стоял напротив письменного стола, в погасшем камине.

Филипп вздрогнул, когда взгляд его упал на отрезанные головы, которые хранились в стеклянных сосудах. Они не сводили выпученных глаз с двух непрошеных гостей.

Посередине кабинета на высоком постаменте из слоновой кости покоилась Сфера Зла, черная, как око демона. В глубине стеклянного шара подрагивало темное сияние, отчего Сфера казалась живой.

Друзья встали напротив Сферы, устремив завороженный взгляд в сверкающую черноту.

– Знаешь, что нужно говорить? – шепотом спросила Сатина.

– Кажется, да, – также шепотом ответил Филипп. Затем чуточку громче произнес: – Покажи нам все злодеяния, совершенные за пределами Преисподней.

Внутри шара словно разразилось ужасное ненастье. Стали вспыхивать огни, засверкали молнии, буря неистовствовала с такой силой, что Сфера содрогалась, и Филипп боялся, что шар вот‑вот взорвется.

На фоне ослепительного света возникали картины, жуткие картины, они вспыхивали и исчезали, вспыхивали и исчезали снова, ужасные картины, от которых волосы на голове у Филиппа вставали дыбом и кровь стыла в жилах, страшные сцены, без устали сменявшие друг друга…

– Хватит! – задыхаясь, воскликнул Филипп. В ту же секунду шторм ужасов стих и снова превратился в черное сияние, которое как будто злобно улыбалось Филиппу в ответ. Он жадно хватал ртом воздух и чувствовал себя совершенно подавленным.

Сатина, напротив, светилась от восторга.

– Это… это просто невероятно! – восхищенно шептала она.

– Что это было? – Филипп сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь побороть тягостное впечатление. – Что мы видели?

– То, что ты попросил показать. Все злодеяния, совершенные за пределами Преисподней. То есть на Земле. Как ты только что смог убедиться, их не так уж мало, – Сатина хихикнула. – А я думала, ты знаешь, как приказывать шару.

– Ошибочка вышла, – буркнул Филипп. Затем откашлялся и предпринял вторую попытку: – Покажи нам все злодеяния, совершенные в потустороннем мире, не считая Преисподней.

Он покосился на Сатину, и та одобрительно кивнула.

Черное сияние внутри Глобуса начало съеживаться, уменьшаясь в размере, пока совсем не исчезло. В стеклянном шаре осталась только пустота.

Филипп и Сатина немного подождали, но ничего не происходило.

– Что на этот раз? – спросил Филипп.

– Кажется, она выключилась, – Сатина постучала по Сфере, но все было бесполезно. – Похоже, это означает, что Мортимер прав. Сфера не хранит плохих поступков, совершенных в других потусторонних мирах, кроме Преисподней и Земли.

– Это все равно был просто эксперимент, – немного огорченно произнес Филипп. Он так надеялся, что… Но Смерть, естественно, не мог ошибаться. – Ладно, пойдем обратно.

Они уже почти повернулись к Сфере спиной, как вдруг мощная вспышка озарила весь кабинет.

– Смотри! – зашептала Сатина, показывая на Сферу пальцем.

В глубине стеклянного шара снова возникло сияние. На этот раз оно было гораздо ярче, оно росло и ветвилось. И вот превратилось в картинку, силуэт, который оба мгновенно узнали.

– Драная Борода! – хором воскликнули друзья.

Не было никакого сомнения в том, что перед ними привратник. Но выглядел он немного иначе. Острая бородка была темнее, рога короче, на чешуйчатой коже не проглядывали морщинки.

– Он… он здесь молодой, – сказала Сатина. – Наверно, это было много лет назад.

Филипп промолчал. Он был слишком увлечен сценой, разыгрывавшейся в черном чреве Сферы Зла.

Привратник сидел у себя в гостиной, он был не один. В кресле напротив него расположился другой демон, огромный грагорн с лохматыми бровями и зубами, напоминавшими клыки дикого кабана. Филиппу показалось, что он уже где‑то видел этого демона, только где, он не помнил.

Двое грагорнов беседовали за кружкой кровавого пива, но их разговор остался в тайне, потому что голоса не проникали наружу через толстое стекло шара.

– Ты знаешь, с кем он разговаривает? – спросил Филипп.

Сатина помотала головой из стороны в сторону.

– Нет. Хотелось бы знать, что они натворили, раз Глобус запомнил это. Может быть…

– Тсс… – оборвал ее Филипп. – Там что‑то происходит.

В стеклянном шаре незнакомый грагорн поднялся из кресла и вышел из гостиной. Драная Борода остался сидеть. Он оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что рядом никого нет, на мгновение он посмотрел прямо в глаза Филиппу. Затем привратник отвернулся, сунул руку под плащ и достал из кармана крохотный конвертик. Он открыл его и быстро высыпал содержимое – мелкий красный порошок – в пиво второго демона.

– Что за черт?.. – бормотал Филипп, не отрывая глаз от Драной Бороды, который в этот момент осторожно водил кружкой с пивом, размешивая порошок. Внезапно Филиппа осенило, откуда ему был знаком второй грагорн, и от этого открытия в глазах потемнело. – Не может такого быть…

Тем временем Драная Борода поставил кружку на место, а демон с угрожающими клыками вернулся в гостиную. Он уселся обратно в кресло и протянул свой бокал навстречу молодой копии Драной Бороды. Кажется, они выпили до дна. Прошло совсем немного времени. И вот второй демон мерно закивал, он с трудом мог сосредоточить взгляд. Еще мгновенье, и он уже крепко спал, уронив голову на грудь. Драная Борода взял в руки бутылку и подлил немного пива в кружку спящего демона. Затем схватил свою кружку и тихонько вышел.

В то же мгновенье картинка съежилась, превратившись в светящуюся точку, резво прыгавшую в глубине стеклянного шара.

– Он отравил его! – Сатина открыла рот от изумления, растерянно уставившись на Филиппа. – Драная Борода отравил его. В своем собственном доме!

– Нет, – возразил Филипп. Ему не хватало воздуха. По какой‑то странной причине, он чувствовал себя преданным.

– Что ты такое говоришь? Мы же сами только что…

– Это не его дом. Он не был его домом тогда.

Филипп посмотрел на черный шар, которому все же удалось разыскать одно‑единственное злодеяние, совершенное не в самом Аду, а по ту сторону черных ворот – в Преддверии Ада, в домике привратника.

– Я вспомнил второго демона. В гостиной у Драной Бороды стоит его бюст. Это прежний привратник.

– Прежний привратник?

Филипп кивнул. На сердце было тяжело.

– Драная Борода сам рассказывал мне эту историю. Единственный случай, когда грешнику удалось сбежать из Ада. Обвинили в том числе и тогдашнего привратника, потому что он уснул на посту. Его разжаловали, и должность получил Драная Борода.

Сатина в ужасе прикрыла руками рот:

– Ты сам понимаешь, что говоришь?

Филипп снова кивнул. Он все прекрасно понимал. Вот почему ему было настолько не по себе.

– Драная Борода. Это он помог грешнику сбежать.

 

28

Грехи прошлого

 

– Похоже, его нет дома, – сказала Сатина. Наступила следующая ночь, и друзья стояли у дверей дома привратника. Они рано встали и, наскоро перекусив на кухне, покинули замок. Равина полюбопытствовала, куда они так торопятся, но Филипп увернулся от ответа, сказав, что нужно просто кое‑что выяснить.

Он только схватился за плаксивый дверной молоток, чтобы еще раз постучать в дверь, как послышались тяжелые шаги. Вскоре окошко в верхней части двери распахнулось, и из него высунулась чешуйчатая физиономия Драной Бороды, его страшные челюсти обнажились в грозном реве. Филипп вскрикнул от ужаса.

– Так и должно звучать! Добро пожаловать в А… Ой, это вы? – устрашающее рычание растворилось в ласковом голосе, плавно перетекая в виноватый смех. – Простите, честное слово, не хотел. Думал, это грешники пожаловали. Должна вот‑вот прибыть горстка адвокатов, а с ними продажный полицейский, вот я и готовился оказать им теплый прием. Ладно, Филипп, не стоит так волноваться.

– Ты… – Филипп пытался совладать с дыханием. Он до сих пор каждой клеточкой чувствовал бешеный стук сердца. – Ты напугал меня.

– Значит, все‑таки действует? Видите ли, я тут как раз репетировал новый ужасный рев и был не вполне уверен…

– Не беспокойся, – перебил Филипп. – Действует. Еще как!

– Замечательно! Тогда ни к чему стоять всю ночь на пороге. Проходите в дом, – Драная Борода скрылся за дверью, и друзья последовали за ним.

Они вошли в гостиную, и Филипп сразу заметил бюст предшественника Драной Бороды. Да, сомнений быть не могло. Именно этого демона они видели в Сфере Зла.

Филипп украдкой переглянулся с Сатиной, и та утвердительно кивнула в ответ.

– Люцифер еще, верно, в халате, а вы в такую рань уже у меня.

Привратник посмеялся над своей собственной шуткой, а потом поинтересовался, не угостить ли их чем‑нибудь – булочкой или чашкой чая?

Сатина и Филипп вежливо отказались, и Драная Борода недоверчиво склонил голову набок.

– Вы сегодня какие‑то серьезные. Что‑то случилось?

– Да, – ответил Филипп.

Драная Борода обеспокоенно посмотрел Филиппу в глаза и увидел в них нечто такое, от чего в замешательстве присел в кресло.

– На этот раз ты меня пугаешь, дружок. Выкладывайте. Какой честью обязан вашему визиту?

Филипп засомневался. Насколько это вообще благоразумно? Конечно, он считал Драную Бороду своим другом, но как хорошо он на самом деле знал привратника? Всего мгновение тому назад он лицезрел внушающее ужас чудовище, скрывавшееся за приветливой улыбкой и добрым взглядом. Кто знает, как поведет себя Драная Борода, узнай он об их открытии? Он – демон, они в Аду, и все это, вполне вероятно, очень плохая затея.

«Может и так, – рассуждал Филипп. – Но нам придется рассказать ему. Нам нужно узнать, что он на это ответит».

– Ты знаешь о Сфере Зла, что стоит у Люцифера в кабинете? – обратился он к привратнику.

– Сфера Зла? Да, да, прекрасно знаю, – Драная Борода нахмурился так, что гигантские рога придвинулись друг к другу. – Что с ней не так? Надеюсь, вы ее не сломали?

– Нет, но…

– Что «но», Филипп? О чем у тебя язык никак не повернется сказать?

– Мы кое‑что увидели в Сфере, – начал Филипп, и внезапно слова полились из него потоком, совладать с которым он был не в состоянии, да и не хотел: – Мы увидели тебя. В этой гостиной вместе с другим демоном. Вы пили пиво, и ты подсыпал ему в кружку что‑то, чтобы усыпить его. Сначала я не узнал второго демона, но потом вспомнил, кто это. Вот он! – Филипп указал дрожащим пальцем в сторону головы, которая как будто наблюдала за ними все это время. – Ты сам рассказывал мне о том, как прежний привратник уснул на посту. В ту ночь одному грешнику удалось улизнуть, а привратнику пришлось уйти в отставку. Но он не был виноват, потому что его усыпили. Ты усыпил его!

Палец Филиппа теперь был направлен на Драную Бороду.

Вид у привратника был такой, словно его ударил гром. Огненные глаза выпучены, челюсть отвисла, грубые руки крепко вцепись в подлокотники – удивительно, как они не треснули.

Затем наступило долгое молчание, и в маленьком домике воцарилась гнетущая тишина.

– Это правда, Драная Борода? – молчание нарушил робкий голос Сатины. – То, что показала Сфера, правда?

Привратник медленно повернул к ней окаменевшее лицо. И опустил глаза. Руки ослабили хватку, он положил ладони на колени, скрестив пальцы.

– Излишний вопрос, – ответил он мрачно. – Единственный источник правды здесь – это Сфера Зла. Вы сами знаете, что она не врет. Вы… Вы рассказали кому‑нибудь?

– Нет, – ответил Филипп, не успев обдумать, насколько это благоразумно. Но Драной Бороде, судя по всему, было все равно.

– Есть две вещи, от которых не убежать, – тихо произнес грагорн.

Это были его единственные слова, но Филипп, однажды побывавший учеником Дьявола, прекрасно все понял. Нельзя убежать от собственной тени. И от своего прошлого.

Снова тишина. На это раз ее нарушил сам Драная Борода.

– С тех пор минуло более ста пятидесяти лет, – начал привратник.

Он не отрывал глаз от сплетенных рук. Мысленно он был там, полтора столетия назад.

– Я был молод и легко поддавался влиянию, – он улыбнулся, хотя скорее это была горькая ухмылка. – Знакомые отговорки, да?

Шершавые пальцы расцепились, привратник продолжал:

– Какое‑то время я работал палачом, как мой отец, а прежде – отец моего отца. Но выяснилось, что эта работа не по мне. Кровь, грязь, вопли – все было мне не по нраву. Когда же освободилось место привратника, я увидел шанс распрощаться с кнутом. Я всегда мечтал стать привратником. Но должность получил Ядовитый Рог, – Драная Борода кивнул в сторону головы с кабаньими клыками. – Они тогда сказали, что выбрали бы меня во вторую очередь. Но у Ядовитого Рога было больше опыта в обращении с грешниками. Мне пришлось вернуться к ненавистному ремеслу палача. Важно, чтобы вы меня поняли. Я ненавидел его, ненавидел все больше с каждой ночью. – В его глазах была пустота. – Это не оправдание. Каждый дьявол должен понимать, что таких как он, тут хоть пруд пруди. Это не оправдание, просто объяснение. Объяснение поступка, который я совершил сто пятьдесят лет тому назад, через сто двадцать лет после той ночи, когда место привратника занял Ядовитый Рог. Сто двадцать лет. Так долго, если делаешь ненавистное тебе дело. Сто двадцать лет – это целая вечность. – Снова холодный хохот, скорее похожий на ироническую усмешку. – Кое‑кто назвал бы это настоящим Адом.

Голос привратника затих, затерялся в воспоминаниях, и он долго сидел, бесцельно глядя перед собой.

– Я не знал, чем все может обернуться, – произнес он наконец. – Хотя и это, в свою очередь, не оправдание, даже напротив. Это обстоятельство даже усугубляет мою вину, не так ли? Я все равно пошел на этот шаг. Однажды ночью, вернувшись домой с работы, я нашел письмо. В конверте лежала записка и бумажный пакетик. В записке говорилось о том, что им было известно мое желание и они готовы были помочь воплотить его в жизнь. Единственное, что от меня требовалось, это подсыпать снотворное из пакетика Ядовитому Рогу в пиво и скрыться, как только средство подействует. Я должен был позаботиться о том, чтобы остаться незамеченным, и тогда мог спокойно рассчитывать на должность привратника. Что произошло дальше… вам уже известно.

Молчание. Привратник с отсутствующим видом теребил подлокотники. Казалось, он думает о чем‑то своем.

– Кто дал тебе снотворное? – спросил Филипп.

В ответ Драная Борода пожал плечами.

– Я так никогда и не узнал этого. Но я и не стремился узнать.

– Но зачем? Зачем дьяволу пособничать беглецу? Едва ли для того, чтобы помочь тебе занять место привратника?

– Едва ли. Здесь хорошие дела просто так не делаются.

– Может, хотели навредить Ядовитому Рогу?

– Сначала я тоже так подумал, но это маловероятно. Ядовитого Рога все кругом уважали, и, кроме того, если бы хотели доставить ему неприятности, могли придумать что‑нибудь похуже. Выход на пенсию раньше положенного срока – не самое плохое наказание для обитателей Преисподней.

– Кем был беглец? – спросила Сатина. – Этот грешник?

– Кем он был? – Драная Борода вздрогнул от одной мысли. – Убийцей, поджигателем, разорителем гробниц и вершителем разного рода злодеяний, которые только могут прийти в голову. Одна из самых черных душ, попавших к нам. Несмотря на свою участь, он всегда вел себя гадко с такими, как он сам. Даже палачам с ним приходилось тяжело. Он любил незаметно подкрасться сзади с цепью в руках и наброситься на охранника, пытаясь задушить. На земле за столь длинный список преступлений его в свое время повесили, но здесь он отбывал поочередно несколько наказаний. По иронии судьбы, в ту самую ночь, когда он сбежал, ему полагалось висеть поддернутым за одно ребро в Долине Виселиц.

– В ту ночь, когда ему помогли бежать, – исправил Филипп, и Драная Борода снова потупился. Филипп поспешил извиниться: – Прости, пожалуйста, я не имел в виду…

– Так или иначе, ты прав, – вздохнул Драная Борода. – Кто‑то помог беглецу, и одним из помощников был я. Я был одним из них.

– С тех пор много воды утекло, – начал Филипп. – И никто даже не догадывается…

– Вы знаете. Я знаю. Этого достаточно.

Драная Борода встал из кресла и подошел к бюсту своего предшественника. Движения его были медленными и неловкими. Филипп думал, каким надломленным привратник выглядит сейчас.

– Сто пятьдесят лет подряд я пытался забыть то, что совершил, то, в чем виновен. Но в Аду ничего не забывается, и в одну прекрасную ночь, когда меньше всего этого ждешь, прошлое настигает тебя, и вдруг понимаешь… Понимаешь, что этому рад.

Голос у привратника был не слишком веселым. Скорее наоборот. Никогда прежде Филипп не слышал таких печальных слов.

– Сожалею, но мне придется попросить вас оставить меня одного.

Филипп и Сатина переглянулись, обеспокоенные тоном привратника.

– Что ты задумал? – спросил Филипп.

– Не нужно ничего такого, Драная Борода, – подхватила Сатина. – Ты же знаешь, что можешь доверять нам. Мы никому не расскажем.

– Очень любезно с вашей стороны, но ничего не меняет. Известно ли вам, когда самое неподходящее время для раскаяния? – Драная Борода вздохнул и шепотом ответил на свой собственный вопрос: – Когда уже слишком поздно. Но я раскаиваюсь, и сейчас я понял, что нужно делать. Что следовало сделать много‑много лет назад.

Он повернулся к друзьям лицом, в желтых глазах угадывался стыд за грехи прошлого. И кое‑что еще читалось так же явственно. Страх.

– Мне нужно попасть на прием к Люциферу, – подытожил привратник, и Филипп увидел, что он весь дрожит. – Просить его о прощении.

 

29

Старый враг – новый друг

 

Друзья покинули домик привратника с тяжелым сердцем. Напрасно пытались они отговорить Драную Бороду от беседы с Люцифером – он остался непреклонен.

«Я хочу сделать то, что должен был сделать уже давно, – этой фразой он отметал все доводы. – Прожить сто пятьдесят лет, зная, что совесть твоя нечиста – никакой радости. Пришло время очистить совесть».

Но Драная Борода боялся. Очень боялся. Князь Тьмы отнюдь не славился милосердием. Скорее, наоборот, на что и напирала Сатина в последней попытке переубедить привратника. Ни к чему на свете Люцифер не питал такого отвращения, как к тем, кто приходил просить о прощении. А если этим просителем ко всему прочему был один из дьяволов…

Филипп, которому однажды пришлось слышать вопли кота, когда Люцифер живьем сдирал с него шкуру, даже представить себе не мог, какова будет реакция Властелина Преисподней.

– Во всем виноваты мы, – заключил он, когда они шли по городу обратно. – Если бы мы не рассказали о том, что увидели в Сфере, все было бы хорошо.

Сатина молчала.

– Откуда нам было знать, что он так все воспримет? – продолжил Филипп, пнув валявшийся на дороге камень. – «Совесть нечиста». Он что, забыл, что он дьявол?

На этот раз Сатина что‑то пробормотала в ответ, но слишком тихо, чтобы Филипп мог расслышать ее слова.

– Что ты сказала?

– Я просто сказала, что это не только наша вина, – осторожно повторила она, как будто эти слова были ей не слишком приятны. – Это еще вина самого привратника. Его поступок был… очень плохим.

– Плохим? Послушай, неужели ты тоже забыла, какого ты племени? А я‑то думал, что все дьяволы считают, чем хуже, тем лучше.

– Не всегда. Есть плохие поступки, и есть – очень плохие. Вспомни хотя бы Азиэля.

– Нет уж, спасибо, – сказал Филипп. – Кстати говоря, мне казалось, что произносить его имя вслух здесь запрещено.

– Ну да, – она посмотрела Филиппу в глаза. – Сможешь простить меня?

– Нет, – ответил он, и оба тихо рассмеялись.

Они прошли мимо огненного пруда, где в горящей воде корчились человеческие силуэты. На лужайке неподалеку двое маленьких дьяволят играли в мяч. Заметив Филиппа и Сатину, дьяволята бросили свое занятие и принялись перешептываться и указывать пальцем в сторону друзей.

– Наш герой, ты потренировался давать автографы? – спросила Сатина, когда ребятишки подбежали к ним поближе.

– Это точно он! – воскликнул один. Дети прыгали от восторга, но когда они оказались совсем рядом, Филипп заметил что‑то странное. Что‑то в их взгляде.

– Это ты ангел Филипп, да? – спросил его мальчик, державший в руках мяч. Дьяволенок протянул ему руку.

– Филипп Ангел, – с улыбой на губах исправил Филипп, протягивая ребенку свою ладонь. – А как тебя зовут?

– Не твое дело! – мальчик отдернул руку и плюнул прямо Филиппу в ладонь. Улыбки на лице уже не было, ее сменил язвительный оскал, прекрасно сочетавшийся с горящими глазами дьяволенка. – Проклятый человек!

– Что вы вытворяете? – в недоумении воскликнула Сатина.

– Грязный человечишка и его грязная подружка! – верещали мальчишки, перекрикивая друг друга, и тут же принялись бегать вокруг них кругами и плевать на землю. – Грешники! Грешники!

– Прекратите немедленно! – Сатина пыталась схватить их. Но дьяволята были проворными и с громким хохотом уворачивались от нее, прыгали вокруг и подлетали на пару метров вверх, а сверху запускали в друзей мячом.

– Концерт закончен! – раздался чей‑то голос, и что‑то промелькнуло над самой макушкой Филиппа.

Ребятишки завизжали от страха и бросились наутек, позабыв о мяче.

– Дьявольское отродье, – возмущенно добавил голос, и рядом с Филиппом приземлилась фигура в плаще. Только сейчас он узнал кто это и удивленно ахнул.

– Флукс?

Если не принимать во внимание синяк, что был под глазом у Флукса во время их последней встречи, толстяк ничуть не изменился. Или все же два толстых рога, пробивавшихся из‑под кудряшек, немного уменьшились? А еще улыбка – Филипп до сих пор не мог привыкнуть к тому, что Флукс, в прошлом сообщник Азиэля, улыбался ему. Улыбался искренне.

– Привет, Филипп. Привет, Сатина. Так и подумал, что это ты. До меня дошли слухи о твоем возвращении.

Он протянул Филиппу руку, и, к своему удивлению, Филипп призадумался, стоит ли пожимать ее, памятуя о вражде прошлых дней.

– Боюсь, ты передумаешь, – ответил Филипп вместо рукопожатия и показал заплеванную ладонь. Потом присел и вытер руку о сухую траву.

– Дьявольское отродье, – снова прорычал Флукс. – Фан‑клуб Азиэля. Он стал меньше, но все еще цветет и пахнет. До этих двоих я точно доберусь, не волнуйтесь. Они учатся в нашей школе. Можно будет их использовать по работе.

– По работе? – повторил Филипп.

Флукс гордо кивнул:

– Я подрабатываю в школе в свободное время. Помогаю делать домашние задания по пакостям. В основном там практические упражнения, и мне как раз нужны подопытные кролики на следующую неделю. Вот они и нашлись.

Он кивнул в сторону, куда скрылись мальчики.

«Жертвы недели», – подумал Филипп и снова удивился, насколько похожи Флукс и Сёрен.

– Помощь Флукса пользуется большой популярностью, – сказала Сатина. – Раньше никогда столько детей не приходило каждую ночь в школу со сделанными уроками.

Флукс покраснел и принялся теребить кончик хвоста.

– Стараешься все делать, как можно хуже, – смущенно пробормотал он.

– Ты научился здорово летать, – сказал Филипп, вспоминая, что раньше Флукс в воздухе больше всего напоминал летающего поросенка.

– Я играю в воздушный мяч, – объяснил тот и бросил взгляд на часы. – Я бы с удовольствием поболтал еще, но, кстати говоря, как раз спешу на игру, а туда лучше не опаздывать. Наш тренер – сущий дьявол. Послушайте, не хотите пойти со мной? Будем играть в одной команде…

– Сожалею, – вздохнул Филипп, указывая большим пальцем через плечо. – Я не прихватил снаряжение.

– Ой, правда, – Флукс закивал. Потом наклонился и поднял с земли оставленный мальчиками мяч. – Зато у меня будет запасной мяч. Еще увидимся!

– Пока!

Флукс расправил крылья и поднялся в воздух. Отлетев метров на десять, он обернулся и улыбнулся Филиппу:

– Может, возьмешь пару уроков у меня, Филипп? Тогда они наверняка вырастут снова. – И скрылся из виду.

– Поразительно, как он изменился, – сказал Филипп.

– Вышел из тени своего господина, – подтвердила Сатина. Объяснять какого именно не было нужды. – Ему пророчат победу на следующем Фестивале Пакостей.

Друзья вернулись в замок, чтобы перекусить. Они так спешили к Драной Бороде, что почти ничего не съели перед уходом, и в животе у Филиппа началось голодное урчание.

И все же, когда они оказались на кухне, кусок не полез ему в горло.

Равины, которой обычно легко удавалось соблазнить Филиппа вкусненьким, и след простыл. Это было очень странно, потому что на плите побулькивал горшок с кашей. Равина не имела привычки оставлять еду без присмотра.

– Ты не забыл, что мы все время должны наблюдать? – спросила Сатина, помешивая кашу. Похоже она тоже не была голодна.

– Не забыл, – ответил Филипп. Он сразу понял, что Сатина имеет в виду.

– Найти его будет сложно.

– Зато узнать легко.

Да, Филипп все время высматривал его. Всю дорогу до замка. Но так и не увидел темптана с обломанным рогом.

Они поклевали немного с тарелок, томясь в ожидании с пустыми желудками. В ожидании признания Драной Бороды. Приговора Люцифера.

 

30

Неожиданная встреча

 

Еще не раз в эту ночь друзья проходили мимо жилища привратника, но дома никого не было. На двери висела записка из трех коротких слов, выведенных дрожащей рукой: «Скоро вернусь, надеюсь».

Но скоро он не вернулся, ни в первый, ни во второй, ни даже в третий и четвертый раз, когда они попытались застать его дома.

В остальное время Сатина и Филипп наудачу слонялись по городу, но дьявол с обломанным рогом им так и не повстречался.

Еще они заглянули к Сатине домой и захватили учебники и рюкзак. Следующей ночью, по ее словам, ей надо было обязательно пойти в школу – слишком много занятий пропущено. Когда Филипп поинтересовался, почему она не ходила в школу сегодня, Сатина, покачав головой, ответила, что был выходной.

«Вашгрешный» день, как она называла его вместо «воскресный».

Выходной также означал, что дома был отец Сатины. И это значило, что даже стены пропитались раздражением, которое витало здесь повсюду.

Чернорог был в ванной, оттуда непрерывным рокотом доносился его возмущенный голос.

– Сначала помыть лестницу, потом пропылесосить, потом помыть туалет, потом это, потом то… Можно подумать, что я, черт меня побери, помер и попал в Ад! Но нет, я всего лишь женат. Состою в браке. Так оно и есть. Забракован!

Сатина предложила незаметно прошмыгнуть наверх. Филипп не возражал.

 

* * *

 

Во второй половине ночи, когда они в пятый раз оказались у домика Драной Бороды, в окнах горел свет.

– Он вернулся! – воскликнул Филипп, и оба бросились к воротам.

Записки на двери не было, и Филипп с таким усердием принялся колотить дверным молотком, что медная голова истошно завыла и слезы рекой потекли по ее щекам.

– Драная Борода! Драная Борода, это мы! Открывай!

– Хватит, хватит! Пожалуйста, прекратите! – умолял дверной молоток. – Хозяина нет дома, так какой смысл барабанить? Ох, мой лоб, мой бедный несчастный лоб!

– Как это, нет дома? – спросил Филипп. – А где он?

– Я не знаю. Но добрый господин Драная Борода нынче всю ночь не показывается дома. Он ушел вскоре после того, как попрощался с вами.

– А кто тогда в его доме? Там ведь горит свет?

Понтий Пилат, когда‑то отправивший на крест Иисуса Христа, а теперь превращенный в медную бляшку у входа в Преисподнюю, посмотрел по сторонам, словно боялся, что кто‑то может подслушать. Затем снова взглянул на Филиппа: казалось, молоток наклонился к самому его уху.

– В доме она, – шепнул он дрожащим голосом, и Филипп заметил, как его глаза наполнились страхом.

– Кто?