Здесь и далее цитируется в переводе С. Ошерова под редакцией Ф. Петровского. 10 страница

Шесть. Сад

177

В лабиринте, изображенном в первом издании книги, нет людей. Но в голландской версии 1693 года он букваль­но кишит посетителями. И еще — рабочими. Судя по одеж* де, большинство людей, прогуливающихся по лабиринту, — придворные. Парочки флиртуют друг с другом, некоторые присели отдохнуть на траве и потягивают из бокалов вино, Если мужчины собираются группой, то почти наверняка глубоко увлечены разговором, в то время как женские ком­пании больше интересуются историями, которые изобра­жают скульптуры. Здесь есть и дети, в основном — девочки, и много-много собак, которые, судя по всему, чудесно прово­дят время. Несколько рабочих на картинке — с тачками, зао­стренными лопатами и длинными серпами для срезания ве­ток — свидетельствуют о том, что лабиринт нуждался в едва ли не постоянном уходе. Есть здесь даже и сам король — он проходит между статуями Купидона и Эзопа, и присутствую­щие кланяются и снимают свои широкополые шляпы.

Что же касается самого лабиринта, то изображенные на рисунке стены чрезмерно высоки — в три-четыре раза выше человеческого роста. Дорожки — узкие, но расширя­ются, чтобы освободить пространство для фонтанов, и не­которые фонтаны находятся в пределах видимости друг от друга. Но любопытнее всего — сами стены. Возможно, это, как и их невероятная высота, — художественное преуве­личение, но некоторые из них кажутся такими гладкими, будто бы представляют собой аккуратно подстриженную живую изгородь. Другие, впрочем, кажутся вполне дикими и растрепанными — как настоящий дремучий лес, и поч­ти наверняка именно так и выглядели здешние стены. Ни в одном из изданий книги Перро нет никаких золотых та­бличек, которые сопровождали бы скульптурные компози­ции и указывали название басни.

178 | вечная тайна лабиринта

Лабиринт был полностью уничтожен в 1774 году: тро­пинки выложены в концентрическом порядке, звери и пти­цы — убраны, и на их место поставлено одно-единственное, вполне рядовое изображение Венеры.

Лабиринт, который сохранился лучше всего не только в памяти, но и в действительности, это лабиринт в лон­донском Хэмптон-Корте. От США до Австралии это — са­мый широко копируемый лабиринт из всех когда-либо созданных и до того прославленный, что даже некоторые лабиринты, построенные не по его образцу (например, ла­биринт в Саффрон-Уолдене), считаются либо его точной копией, либо слегка видоизмененным воспроизведением. Лабиринты, создаваемые для подопытных мышей первы­ми британскими учеными-бихевиористами, говорят, стро­ились по хэмптон-кортскому образцу. 25 января aooi года на первой полосе газеты "Нью-Йорк тайме" сообщалось: тесты мышечной и мозговой активности спящих лабо­раторных мышей показали, что по ночам им снятся ла­биринты, по которым они бегали весь день. Если так, то узор Хэмптон-Корта, возможно, продолжает жить в мире наших снов — этого его создатели уж никак не могли пред­положить.

История лабиринта при дворце Хэмптон-Корт хоро­шо известна. В первые годы правления Генриха vni, ког­да король был еще католиком, Томас Вулси, архиепископ Йоркский, стал кардиналом, лорд-канцлером Англии и, вероятно, самым богатым человеком в королевстве. Он купил землю на берегу Темзы и в 1514 ^Г°ДУ построил здесь первоначальную часть Хэмптон-Корта — свой загородный дом, который в случае необходимости мог разместить на ночлег четыре сотни гостей. Говорили, что лорд-канцлер бредил лабиринтами, которые увидел во Франции, и не

Шесть. Сад

179

исключено, что он построил один в своем новом име­нии. В 1529 году он "отдал" Хэмптон-Корт Генриху, неко­торое время скрывался, а потом умудрился загадочным образом умереть по дороге из Йорка в Лондон, где его должны были судить за государственную измену. Генрих, большинство его жен и все дети в разные периоды жили в Хэмптон-Корте, и, согласно непроверенным сведениям, в эпоху Тюдоров на территории резиденции уже был тор­фяной лабиринт.

Лабиринт, сохранившийся до наших дней и, возмож­но, заменивший на этом месте прежний, обычно относят к i6go году — периоду совместного правления Вильгельма и Марии. Король и королева прибыли из Голландии, где Вильгельм являлся принцем Оранским, и, вероятнее все­го, имели отчетливое представление о многочисленных doolhofs, понастроенных неутомимым Хансом де Врисом. С другой стороны, существует версия (ее придерживается, в частности, Министерство промышленного и жилищно­го строительства Великобритании), согласно которой ла­биринт был построен при их предшественнице — сестре Марии, королеве Анне. Анна взошла на трон в 1702 году и построила двойной (Найджел Пенник называет эту ком­позицию "Для Него и для Нее") спиральный лабиринт на территории Кенгсингтонского дворца в Лондоне. На един­ственном дошедшем до нас изображении этих лабиринтов, в центре которых росло по кипарису, изображены две со­баки, играющие на тропинке так же радостно, как и собаки в книге про лабиринт в Версале.

Живая изгородь в лабиринте Хэмптон-Корта, ко­торая теперь достигает восьми футов в высоту, похоже, вначале была высажена из одного только граба, но поз­же укреплена, залатана и высажена заново из бирючины,

i8o | вечная тайна лабиринта

тиса, остролиста и платана. Как уже говорилось выше, лабиринт расположен в дальней части большого сада, и от дворца и более изящных садов с узловыми клумба­ми его отделяет река. Из-за того что в этой части сада все не слишком элегантно устроено, ее назвали "природ­ным заповедником", хотя от дикой природы здесь оста­лось не так уж и много. В результате того, что лабиринт пристраивали к уже существующим тропинкам, он при­обрел интересную трапециевидную форму, которую его поклонники практически никогда не копировали: боль­шинство его копий — квадратные. Самая длинная сторо­на — противоположная входу; она имеет протяженность почти 222 фута.

Люди, серьезно изучающие лабиринты, часто говорят о лабиринте в Хэмптон-Корте с некоторым смущением: старый лабиринт стал, пожалуй, чересчур популярным. Печальный тон, с каким говорит о нем один из первых историков, специализирующихся на лабиринтах, У.Х. Мэ-тьюз, типичен и для большинства его коллег. Вот что он писал:

Здесь нет никакой особой сложности, напротив... аккурат­ный, симметричный узор, достаточно загадочный для того, чтобы поддерживать интерес и развлекать, но избавленный от излишней, бесполезной и утомительной запутанности. Он

Шесть. Сад \ i 8 i

занимает площадь немногим больше четверти акра — про­странство не такое уж большое, но достаточное, чтобы уме­стить около половины мили пути.

Одна из причин, по которой лабиринт сохранился до наших дней, — то, что начиная с 1760 года, когда Георг II — последний обитатель дворца королевских кровей — умер, Хэмптон-Корт превратился в нечто среднее между публичным парком и музеем. Даниэль Дефо в своем "Пу­тешествии по Великобритании" (1726) упоминает лаби­ринт между делом, как всего лишь одну из достоприме­чательностей, а настоящий взрыв интереса к Хэмптон-Кортскому лабиринту наблюдался в конце xix века. Ко­ролева Виктория открыла часть дворца для публичного посещения, превратив ее в музей, и в i88o-x железнодо­рожные компании стали рекламировать воскресные про­гулки в Хэмптон-Корт, Виндзор и другие места долины Темзы, предлагая недорогие экскурсионные поездки с вокзала Ватерлоо. А в i88g году вышла книга Джеро­ма К. Джерома "Трое в лодке, не считая собаки" — одно­временно комичная и сентиментальная история о троих друзьях, которые отправляются в путешествие вверх по Темзе на маленькой лодке. Книга пользовалась невероят­ным успехом, а одна из ее сцен, протяженностью меньше двух страниц, действие которой происходит в Хэмптон-Кортском лабиринте, стала самым смешным событием года — по всей Англии ее зачитывали вслух на вечеринках. Год спустя, когда произведение Джерома было впервые опубликовано в Соединенных Штатах, его головокружи­тельный успех повторился, и объем продаж превысил миллион экземпляров. И конечно же в том, что популяр­ность лабиринта в Хэмптон-Корте стала вдруг стреми-

i8z | вечная тайна лабиринта

тельно расти, следует винить книгу "Трое в лодке". Вот как начинается это маленькое приключение:

Гаррис спросил, бывал ли я когда-нибудь в Хэмптон-Корте ком лабиринте. Сам он, по его словам, заходил туда один раз, что­бы показать кому-то, как лучше пройти. Он изучал лабиринт по плану, который казался до глупости простым, так что жал­ко было даже платить два пенса за вход. Гаррис полагал, что этот план был издан в насмешку, так как он ничуть не был по­хож на подлинный лабиринт и только сбивал с толку. Гаррис повел туда одного своего родственника из провинции. Он сказал:

— Мы только зайдем ненадолго, чтобы ты мог сказать, что побывал в лабиринте, но это совсем не сложно. Даже не­лепо называть его лабиринтом. Надо все время сворачивать направо. Походим минут десять, а потом отправимся завтра­кать.

Попав внутрь лабиринта, они вскоре встретили людей, которые сказали, что находятся здесь три четверти часа и что с них, кажется, хватит. Гаррис предложил им, если угодно, по­следовать за ним. Он только вошел, сейчас повернет направо и выйдет. Все были ему очень признательны и пошли за ним следом. По дороге они подобрали еще многих, которые меч­тали выбраться на волю, и, наконец, поглотили всех, кто был в лабиринте. Люди, отказавшиеся от всякой надежды снова увидеть родной дом и друзей, при виде Гаррнса и его компа­нии воспряли духом и присоединились к процессии, осыпая его благословениями. Гаррис сказал, что, по его предполо­жению, за ним следовало, в общем, человек двадцать; одна женщина с ребенком, которая пробыла в лабиринте все утро, непременно пожелала взять Гарриса под руку, чтобы не по­терять его.

Шесть. Сад

Гаррис все время поворачивал направо, но идти было, видимо, далеко, и родственник Гарриса сказал, что это, веро­ятно, очень большой лабиринт.

— Один из самых обширных в Европе, — сказал Гаррис.

— Похоже, что так, — ответил его родственник. — Мы ведь уже прошли добрых две мили.

Гаррису и самому это начало казаться странным. Но он держался стойко, пока компания не прошла мимо валявшей­ся на земле половины пышки, которую Гаррисов родствен­ник, по его словам, видел на этом самом месте семь минут тому назад.

— Это невозможно, — возразил Гаррис, но женщина с ре­бенком сказала: "Ничего подобного", — так как она сама отня­ла эту пышку у своего мальчика и бросила ее перед встречей с Гаррисом. Она прибавила, что лучше бы ей никогда с ним не встречаться, и выразила мнение, что он обманщик. Это взбе­сило Гарриса. Он вытащил план и изложил свою теорию.

— План-то, может, и неплохой, — сказал кто-то, — но толь­ко нужно знать, в каком месте мы сейчас находимся.

Гаррис не знал этого и сказал, что самое лучшее будет вер­нуться к выходу и начать все снова. Предложение начать все снова не вызвало особого энтузиазма, но в части возвращения назад единодушие было полное. Все повернули обратно и по­тянулись за Гаррисом в противоположном направлении.

Прошло еще минут десять, и компания очутилась в цен­тре лабиринта. Гаррис хотел сначала сделать вид, будто он именно к этому и стремился, но его свита имела довольно угрожающий вид, и он решил расценить это как случайность. Теперь они хотя бы знают, с чего начать. Им известно, где они находятся. План был еще раз извлечен на свет божий, и дело показалось проще простого, — все в третий раз тро­нулись в путь.

184

вечная тайна лабиринта

Через три минуты они опять были в центре.

После этого они просто-таки не могли оттуда уйти. В ка­кую бы сторону они ни сворачивали, все пути приводили их в центр. Это стало повторяться с такой правильностью, что некоторые просто оставались на месте и ждали, пока осталь­ные прогуляются и вернутся к ним. Гаррис опять извлек свой план, но вид этой бумаги привел толпу в ярость. Гаррису по­советовали пустить план на папильотки. Гаррис, по его сло­вам, не мог не сознавать, что до некоторой степени утратил популярность.

Наконец все совершенно потеряли голову и во весь го­лос стали звать сторожа. Сторож пришел, взобрался на стре­мянку снаружи лабиринта и начал громко давать им указания. Но к этому времени у всех в головах была такая путаница, что никто не мог ничего сообразить. Тогда сторож предложил им постоять на месте и сказал, что придет к ним. Все собра­лись в кучу и ждали, а сторож спустился с лестницы и пошел внутрь. На горе это был молодой сторож, новичок в своем деле. Войдя в лабиринт, он не нашел заблудившихся, начал бродить взад и вперед и, наконец, сам заблудился. Время от времени они видели сквозь листву, как он метался где-то по ту сторону изгороди, и он тоже видел людей и бросался к ним, и они стояли и ждали его минут пять, а потом он опять появ­лялся на том же самом месте и спрашивал, куда они пропали. Всем пришлось дожидаться, пока не „.ррнулся один из старых сторожей, который ходил обедать. Только тогда они, наконец, вышли.

Гаррис сказал, что, поскольку он может судить, это за­мечательный лабиринт, и мы сговорились, что на обратном пути попробуем завести туда Джорджа¹.

Перевод М. Салъе.

Шесть. Сад

i8₅

Примерно век спустя другой вымышленный персонаж отреагировал совсем по-другому на свой первый визит в Хэмптон-Кортский лабиринт. В романе Кэрол Шилдс "Вечеринка Ларри", Ларри Уэллер, молодой канадец, от­правившийся в свадебное путешествие, входит в лабиринт один (что сразу ставит под сомнение удачность его женить­бы) и конечно же немедленно теряется. "И вот теперь мне казалось, — думает Ларри. — что в том, чтобы сбиться с пути в этом зеленом лабиринте и затем снова найтись, и состоит весь смысл — в этом и еще в мгновении замурованной забро­шенности, неожиданном восторге оттого, что кто-то ведет тебя, словно слепца". Ларри чудится, будто он слышит ра­достный голос незнакомого американца, который кричит ему "Сюда!", но не обращает на это внимания. Шилдс про­должает: "Он поежился от этого звука, от его пульсирую­щей веселости, ему хотелось проникать все глубже и глубже в чашу, хотелось отдаться коварству лабиринта, подчинить­ся этой обнесенной стеной и все же не имеющей границ выдумке". Он еще не знает этого, но большую часть остав­шейся жизни Ларри посвятит созданию лабиринтов.

Ближе по духу Джерому К. Джерому был плакат Лон­донской транспортной системы, который развесили по всему городу в 1956 году. Под карикатурным псевдо­викторианским рисунком, на котором был изображен лаби­ринт, полный плачущих детей (правда, это был не Хэмптон-Кортский лабиринт), было написано:

Классная дама мисс Флинт

Детей привела в лабиринт.

Заблудились прекрасно

По цене неужасной,

А потом наслаждались Большою Лозой

i86

вечная тайна лабиринта

И представляли, как Генрих Восьмой

Мажет подачи на Теннисном Корте.

И добраться туда было проще простого: Зеленая линия,

Автобусы 716, 7!бА, 718 и 725 довезли до самых ворот.

И снова старый добрый лабиринт пришел на помощь системе общественного транспорта и туризму в долине Темзы.

Когда речь заходит о лабиринтах, снова и снова по­вторяется один и тот же вопрос, которому столько же лет, сколько Тесею: как же отсюда выбраться? Часто этот во­прос оказывается куда более насущным, чем вопрос о том, как добраться до центра. Гаррис полагал, что, чтобы выйти из лабиринта, нужно воспользоваться специальным трю­ком (все время сворачивать направо). Тот, кто водрузил статую Минервы на башню в вилле Пизани, видимо, пола­гал, что пройти лабиринт — значит проявить мудрость или изобретательность. Оба они ошибались. Никакого верно­го приема здесь нет. Попав в лабиринт, мы оказываемся во власти фантазий его создателя. Конечно, если у человека есть масса свободного времени (и немного любви к при­ключениям), можно воспользоваться освященной веками техникой "рука на стене", которая действительно выручает в относительно простых лабиринтах. Фокус заключается в том, чтобы положить одну ладонь (подойдет любая) на стену лабиринта и идти вдоль стены, словно в ^емноте, все время ее придерживаясь и поворачивая вместе с ней. Та­ким образом вы обойдете все тупики, возвращаясь из них туда же, откуда пришли, и немедленно попадая в следую­щий. В конце концов, рано или поздно, вы окажетесь в цен­тре — возможно, с ободранной в кровь ладонью. Таким же непривлекательным представляется и другой способ, при

Шесть. Сад

i8₇

котором все необходимые пово­роты разучиваются заранее — по карте. Многие знают, что "секрет" Хэмптон-Кортского лабиринта со­стоит в том, чтобы повернуть на­лево сразу, как только войдешь, два раза свернуть направо, а потом все время поворачивать налево, пока не встретишь два белых дуба, кото­рые растут в самом центре. {Тех, кто не считает левые по­вороты, приключения догонят уже на обратном пути.) Но авторы лабиринтов с давних пор научились сбивать с тол­ку любителей пожульничать. Четвертый герцог Стэнхоуп-ский славен тем, что дополнял свои лабиринты "острова­ми" — чтобы еще больше запутать идущего. Острова — это миниатюрные лабиринты в составе большого лабиринта, которые не соединяются с основным общей стеной, и по­этому поклонники приема "рука на стене" здесь сначала ходят и ходят кругами и в конечном итоге отправляются обратно ко входу. Острова могут быть простыми, как оди­ночный, отдельно стоящий меандр. В iSao-x годах герцог, большой любитель математики, построил как минимум три лабиринта в своем поместье в Чивнинге, графство Кент. На первый взгляд они кажутся похожими на уже знакомые нам — даже, если честно, слишком знакомые — римские на­польные лабиринты, но в действительности центр здесь отгорожен "островами", и благодаря им создается впечат­ление, что добраться до него сложнее, чем на самом деле. Только один из трех сохранился.

Но кому нужен простой лабиринт? Как понял Ларри Уэллер во время своего медового месяца, весь смысл лаби­ринта — именно в том, чтобы заблудиться, причем заблу-

i88

вечная тайна лабиринта

литься основательно, а потом снова найтись. Это похоже на то смешение чувства опасности и сменяющего его облег­чения, которое заставляет путешественников отправлять­ся без карты в прогулки по городам-лабиринтам, таким как Венеция или марокканский Фес.

Лабиринтовый бум — по крайней мере, первая его волна — не пережил xvm век. Хотя эксцентрики, антиква­ры и энтузиасты вроде герцога Стэнхоупского продолжа­ли строить новые путаницы, садовая мода кардинальным образом изменилась, сначала в Англии, а затем — по всей Европе. Возможно, во всем виноваты недавно обнару­женные (или, по крайней мере, недавно замеченные) ки­тайские сады с их восхитительной искусственной "дико­стью". А может быть, на ситуацию повлияли философы вроде Руссо с их речами о свободе и возврату к природе. Или, может, просто нужный человек в нужный момент взглянул на деревья и озера и увидел в них не пугающую дикую глушь, а прекрасный пейзаж. Так или иначе, к се­редине века английские ландшафтные архитекторы — такие, как Уильям Кент и Ланселот Браун по прозвищу Способный — срывали с земли такие "противоестествен­ные" приспособления, как заборы, стены и лабиринты, заменяя их озерами, водопадами, холмами и цветущими рощами, еще более искусно безыскусственными, чем все, что придумал Создатель. Браун Способный служил королевским садовником и жил в Хэмптон-Кэрте с 1764 по 1783 год. Принято считать, что лабиринт уцелел толь­ко благодаря тому, что Брауну было наказано — возмож­но, даже самим королем — держать свои руки (и садовые ножницы) подальше от лабиринта.

Уильям Кент провозгласил: "Вся природа — это сад", ^а Исаак Уэр ("Об Управлении промышленным строитель-

Шесть. Сад \ i8g

ством ее величества — значится на титульной странице его книги "Полное собрание архитектуры") низвергал то, что он называл "змейками", с их "закрученными замысло­ватыми" узкими тропинками и плотно сомкнутыми куста­ми. От всего этого, по его словам, было "неприятно, сыро и темно". Или, если воспользоваться другой его фразой, лабиринты были местом "неприрученной темноты и ужа­сающей сырости". Словом, ничего похожего на нормаль­ный сад.

Лабиринты, как уже упоминалось выше, по природе своей искусственны. Они — один из самых первых призна­ков победы человеческого интеллекта над "естественны­ми" формами. Если садовые лабиринты были приметой урбанизации сада — ведь теперь по нему ходили пешеходы, которые играли на его узких проходах и аллеях, — их разру­шение было логическим результатом нового восхваления природы и естественности, каким бы романтическим оно ни представлялось.

Бернард Рудофски, историк и критик архитектуры, писал о традиционном недоверии и даже ненависти англи­чан по отношению к городам и об их идеализированных представлениях о деревенской жизни. Он полагал, что эта неприязнь по крайней мере частично объясняет, почему английские города кажутся ему такими неприветливыми и неуютными (не говоря уже о том, что они очень некраси­вы), в то время как в Италии, где, как он чувствовал, люди любят городскую жизнь, города такие живые и манящие. Рудофски мастерски отстаивал свое мнение, но не прини­мал в расчет разницу в климате между Северной и Среди­земноморской Европой. Впрочем, отказ от урбанизирован­ного сада действительно можно объяснить отвращением, которое жители Англии испытывали к городам. Проснув-

igo | вечная тайна лабиринта

шаяся у англичан тяга к естественному, ненадуманному _Иду _ даже если достичь его можно было только благодаря полному переустройству сельской местности — распростра­нилась по всей Европе, и лабиринты там стали один за дру­гим исчезать, а на смену им приходил "естественный"^'аг<йп anglais - "английский сад".

Лабиринты вернутся вновь в хх веке. Ведь неспроста писатель Джулиан Варне написал, что затяжная популяр­ность лабиринтов среди англичан коренится в двух глав­ных британских страстях: садоводстве и кроссвордах. Ну а вернутся они уже другими: новые лабиринты будут бога­тыми, искушенными, алчными и где-то даже вульгарными. И очень мало будут походить на "духовный" лабиринт, о ко­тором мы говорили.

семь

Девятнадцатый век

В 1&79 ГОДУ РЕДАКТОР ХРИСТИАНСКОЙ  СОЦИАЛИСТИ-

ческой газеты из Бруклина опубликовал отчет о своей по­ездке по провинциальным американским утопиям — от поселения Амана в Айове до деревни шейкеров в Новой Англии. Впечатления Уильяма Альфреда Хиндса от этих "Американских коммун" (так называется его книга) в це­лом остались положительные, он и сам длительное время состоял в весьма успешном сообществе Онейда на севере Нью-Йорка. Но в коммуне "Гармония" на западе Пенсильва­нии Хиндс обнаружил нечто такое, что было, как пишет он, "совершенно неамериканским". Местные жители оказались достаточно приветливыми и весьма трудолюбивыми. Их деревня под названием Экономия, расположенная на реке Огайо неподалеку от Питсбурга, была ухоженной и чистой. Коммуна имела давно устоявшуюся экономическую тради­цию, долгие годы у них была собственная железная дорога

iga

вечная тайна лабиринта

{от Питсбурга до озера Эри); как минимум шесть работаю­щих нефтяных скважин; хлопковая, шерстяная и шелковая фабрики; производство виски (завод "Золотое правило") и прибыльный бизнес "Семена — почтой". И все-таки, про­сто прогуливаясь по улицам их поселка, можно было по­думать, будто "находишься в каком-то старинном городке в Германии". И впечатление такое создавалось не только оттого, что местные жители говорили по-немецки.

Хиндс упоминает и более удивительные нездешние вещи, которые встретились ему в деревне, и среди них — лабиринт. В 1879 году лучшие времена Экономии были уже в прошлом, и самого лабиринта Хиндс не застал, но на окраине деревни сохранилась постройка под названием Круглый Дом, которая когда-то стояла в центре лабиринта. Хиндсу рассказали, что, когда лабиринт был еще цел, "дом тщательно скрывался живой изгородью и виноградной ло­зой, и вокруг петляло так много пересекающихся друг с дру­гом тропинок, что посетитель мог несколько раз заблудить­ся и даже потерять несколько часов, прежде чем добраться до входа".

Этот Лабиринт (автор писал о нем с большой буквы) и центральный сад с его загадочным Гротом были "объекта­ми большого интереса и приятного времяпрепровождения в эпоху величия Экономии".

До наших дней не дошел и Круглый Дом, а на месте лабиринта находится теперь футбольное геле средней школы Эмбриджа. Но вот Грот до сих пор существует — из грубо отесанного камня, с обитой корой дверью и кры­той соломой крышей, — его хранят как наследие Старой Экономии, исторический памятник государственной важ­ности и музей. Многие посетители — и некоторые писате­ли — ошибочно полагают, что Грот и был Круглым Домом,

Семь. Девятнадцатый век \ i g 3

который находился в центре деревенского лабиринта. По­хожий грот, построенный членами коммуны "Гармония" на реке Вабаш в Индиане, действительно стоял в середине лабиринта, и, чтобы уж окончательно нас запутать, в цен­тре лабиринта, который сейчас открыт для посещений в "Новой Гармонии", установлена реконструированная копия Грота из Экономии. Вот только в Экономии Грот находился в Райском Саду, а Лабиринт с Круглым Домом — за чертой города.

Члены коммуны "Гармония" построили по меньшей мере три лабиринта, по одному в каждом своем поселении. Джордж Рэпп, их теократический лидер, приехал в Пен­сильванию из Вюртемберга на юго-западе Германии с не­большой группой последователей в 1805 году, и первый поселок они построили на севере Питсбурга, в Батлере. Поселок назывался "Гармония", и несколько его домов со­хранились до сих пор, но вот лабиринт — нет. Рэпп и по­следователи бежали от лютеранства — государственной ре­лигии, но продолжали пользоваться Библией в немецком переводе Мартина Лютера, считали эту книгу в буквальном смысле Словом Божьим и с особым почтением относились к Откровению Иоанна Богослова и тому, что говорилось в нем о конце света и втором пришествии Христа. Они полагали, что строят сад, в который вернется Христос, и в рамках подготовки даже дали обет безбрачия. Правда, в отличие от шейкеров, у которых в связи с таким же обе­том мужчины и женщины спали в раздельных помещениях, члены "Гармонии" жили все вместе и сохраняли непороч­ные отношения — по крайней мере, так принято считать, — как настоящие "братья и сестры".

В 1815 году, посчитав, что "Гармония" чересчур уж от­резана от внешнего мира (а ведь коммерческая активность

194 I вечная тайна лабиринта

поселенцев росла с каждым днем!), отец Рэпп повел свою паству на берега Вабаша, где они построили новый город — "Новую Гармонию" — и еще один лабиринт. В i825'M они продали все хозяйство в Индиане Роберту Оуэну, утописту-миллионеру из Уэльса, который уже создал то, что ему са­мому казалось идеальной производственной коммуной, в Шотландии и теперь хотел продолжить эксперимент в Новом Свете. Последователи Оуэна расширили "Новую Гармонию", но сохранили лабиринт (и, возможно, постро­или еще один), в то время как отец Рэпп и его люди нача­ли жизнь в Экономии с чистого листа, чтобы добиться еще большего процветания. И все продолжали к тому же ждать возвращения Господа. Хотя численность населения трех деревень Рэппа со временем изменялась, в среднем в каж­дой было по шестьсот жителей.

В i8og году Джон Мелиш, картограф из Филадельфии, посетил первую коммуну "Гармония" — в Пенсильвании — и позже описал лабиринт, который показал ему сам отец Рэпп. То ли отец пребывал в игривом настроении, то ли хо­тел продемонстрировать картографу, как труден путь к ду­ховной гармонии, но Рэпп тут же бросил своего посетителя на произвол судьбы, стремительно добрался до центра ла­биринта и там ожидал его, пока заблудившийся картограф мучительно разыскивал дорогу. "Это очень изящный цвету­щий сад, — писал он, — с живыми изгородями, посаженны­ми таким образом, чтобы людям непросто было добраться до маленького храма в центре, символизирующего Гармо­нию". Дальше Мелиш противопоставляет непривлекатель­ный внешний вид здания его прекрасному внутреннему убранству. Роберт Дэйл Оуэн, сын Роберта Оуэна, в своей автобиографии описал почти такой же лабиринт в "Но­вой Гармонии". Когда его отец купил эту деревню, в ней не

Семь. Девятнадцатый век \ 195

было "ни намека на красоту" — за исключением небольшого количества цветов в садах и Лабиринта, который представ­лял собой

сад для отдыха, разбитый недалеко от деревни и сделанный с большим вкусом, и задача его — как говорили моему отцу — заключалась в том, чтобы символизировать ту жизнь, кото­рую избрали для себя члены коммуны. Лабиринт состоял из небольших аллей и садов с многочисленными стенами из вы­сокой живой изгороди и цветущего кустарника, установлен­ных так запутанно, что без помощи Дедала, который мог бы подбросить клубок с подсказкой, бродить здесь можно было часами — да так и не добраться до здания, стоящего в сере­дине. А стоял там храм, сделанный из грубого материала, но весь увитый виноградной лозой... но внутри очень опрятный и самым изящным образом обставленный. С помощью Лаби­ринта Джордж Рэпп хотел продемонстрировать своим после­дователям, как много усилий приходится приложить, чтобы достичь состояния покоя и социальной гармонии.