Большой трансформационный цикл: «реформы» или развал? 5 страница

Первая модель — деформированный номенклатурно-корпора-тивный рынок. Этот вариант является наиболее реалистичным, осо­бенно для экономик, возникших на территории бывшего Советского Союза. Де-факто мы уже дали ответ на вопрос, что из себя представ­ляет этот номенклатурно-корпоративный рынок. Давайте суммируем сказанное.

Во-первых, это система отношений собственности, когда на рынке будут действовать прежде всего крупные корпорации, нахо­дящиеся в руках прежней и новой номенклатуры, сохраняющей во многом традиции экономического поведения и, главное, тип хозяй­ствования, характерные для предыдущей бюрократической «социа­листической» системы. Формой собственности таких корпораций может быть как акционерная, так и формально государственная. В любом случае, однако, они будут соединены более или менее легали­зованным контролем со стороны либо официальных, либо мафиоз­ных структур.

Во-вторых, этот рынок будет регулироваться ориентируясь не на интересы общества (единые для всех нас с вами экономические и социальные интересы), а на интересы относительно узких слоев, ко­торые уже доказали в прошлом неспособность обеспечить эффектив­ное социально-экономическое развитие страны. Иными словами, мера социальной ориентации такого рынка будет крайне невысокой, что, в свою очередь, создаст достаточно низкий уровень экономиче­ской эффективности рыночной системы, ибо асоциальная экономика в начале XXI века не может быть экономически эффективной.

60

А.В. Бузгалин

Результаты «реформ» в России: рынок и капитал

Если характеризовать, в-третьих, степень и характер регулиро­вания такого рынка, то оно будет присутствовать, причем в доста­точно значимых масштабах. Регулирование номенклатурно-корпоративного рынка будет осуществляться как на государствен­ном, так и на локальном уровне через формальное и неформальное воздействие на рынок со стороны бюрократических институтов госу­дарства и крупнейших корпораций-монополистов. Такое регулиро­вание будет вести фактически к подавлению стимулов эффективного развития, характерных как для собственно рыночных механизмов (классический пример — конкуренция, базирующаяся на экономии издержек, повышении качества и достижении других, позитивных с точки зрения общества, результатов), так и механизмов, характер­ных для пострыночной экономики.

В-четвертых, система институтов этого рынка будет не более чем трансформацией прежней системы, сохраняющей ее сущность — бюрократическое отчуждение институциональной системы от обще­ства, от реальной социально-экономической жизни. Новые же, соб­ственно рыночные институты, возникая, будут «впитывать» в себя сущность прежних, обретая корпоративно-номенклатурное содержа­ние и/или криминальные формы.

При этом для «капитализма юрского периода» характерно ши­рокое развитие не только теневого рынка, но и теневого государст­венного регулирования. Последнее развивается в различных формах не формализованного воздействия как государственных структур, так и отдельных чиновников (федеральных и региональных) на биз­нес, работников, внешние экономические связи и т. п. Это теневое государственное регулирование перераспределяет потоки ресурсов и государственные финансовые ресурсы (бюджетные ассигнования, инвестиции, льготы и т. п.); воздействует на права собственности (покрывая, например, искусственные банкротства, поддерживая или тормозя приватизацию, «корректируя» правила аукционов); обеспе­чивает получение администартивной ренты и просто взяток, сущест­венно влияя на кадровую политику и т. п. - перечень хорошо извес­тен. Существенно, что это теневое регулирование не всегда является криминальным, но всегда по содержанию вне-законным.

Быть может, автор несколько предвзят в своем критическом отношении к этому пути развития рынка, но кризисные годы, по­следовавшие вслед за провалом «перестройки» и огромной глуби­ны яма, в которой оказались Россия и другие страны экс-СССР, экс­тенсивный и зависящий от цен на сырье кратковременный рост

61

Часть 1 Реформы: странное лицо...

2000-х, а так же глубочайший (по сравнению с развитыми страна­ми) кризис 2008-2010 гг. не позволяют нам быть чрезмерными оп­тимистами.

Вторая модель рынка, о которой мы можем говорить скорее в предположительном или желательном тоне, — это рынок как одна их форм координации (аллокации ресурсов) в социально ориентирован­ной экономике, «экономике для человека». В этом случае предполага­ется, что субъектами рынка станут преимущественно ассоциирован­ные собственники (предприятия коллективной или государственной собственности при условии самоуправления трудового коллектива), действующие в смешанной экономике, которая кроме ассоцииро­ванной, безусловно, будет включать и частную собственность, но не господство собственности номенклатуры и нуворишей.

Что касается меры регулируемости экономики, в случае соци­ального рынка она будет достаточно высокой, более того, на наш взгляд, она будет эволюционировать к постепенному вырастанию пострыночных механизмов регулирования, к которым мы обратимся буквально через несколько страниц.

И самое главное: этот рынок (и в том, что касается его институ­тов, и в том, что касается его целевой ориентации) будет ориентиро­ван на обеспечение, прежде всего, социально-гуманитарных приори­тетов и будет развиваться на основе социально-гуманитарного про­граммирования экономического развития. Соответственно, иными будут основные субъекты рынка: трудовые коллективы и их союзы, ассоциации предпринимателей, профессиональные союзы, экологи­ческие и потребительские объединения и, наконец, свободные инди­виды.

Завершая характеристику возможных путей развития рынка в России, нам хотелось бы подчеркнуть, что ответ на этот вопрос еще окончательно не найден. Да, с точки зрения рационального мышле­ния, скорее всего будет доминировать первая тенденция, хотя, опре­деленные зачатки «экономики для человека», естественно, будут раз­виваться, несмотря на противодействия со стороны властей предер­жащих в странах, принадлежавших к МСС, ибо это в конечном итоге объективная общемировая тенденция. Тем не менее значительная роль в борьбе этих двух ветвей будет принадлежать и экономической науке, которая должна дать достаточные основания для содержа­тельного, обоснованного решения вопроса о том, к какому рынку (и только ли к рынку) движется трансформационная экономика.

62

А.В. Бузгалин

Результаты «реформ» в России: рынок и капитал

2. Плоды «прихватизации»: система отношений собственности, сложившаяся в российской экономике

Рождение «динозавров»: анатомия кланово-корпоративных групп

В профессиональных работах по экономике России не раз писалось, что для последней типичны процессы постоянных ка­чественных изменений форм, прав, институтов собственности и передел объектов собственности, причем происходящих в общей обстановки слабости и противоречивости институциональной сис­темы (диффузии институтов). В связи с этим права собственности в нашем обществе слабо специфицированы (по сравнению с устойчи­выми системами позднего капитализма и «реального социализма»).

В случаях низкой и/или крайне противоречивой специфициро-ванности прав собственности транзакционные издержки, вызывае­мые этими причинами, столь велики, что способны интенсифициро­вать сдерживать рост или даже приводить к спаду производства (по­следний, при прочих равных условиях, тем больше, чем слабее спе­цификация прав собственности).

Статистическое определение величины транзакционных издер­жек, вызванных слабой специфицированностью прав собственности в конкретных условиях конкретных стран крайне затруднительно. Однако несложно предположить, что система, где (как, например, в России) каждый бизнесмен должен содержать мощные формирова­ния охранников (они же зачастую рэкетиры), а общее число этих по­следних превышает численность милиции; где на Конституцию в ка­ждодневной жизни вообще никто не обращает внимания и многие записанные в ней гарантии давно стали пустым звуком, а законы (например, бюджет) систематически нарушают все, начиная с пре­зидентов и премьер-министров — в такой системе транзакционные издержки не могут не быть соизмеримы с производственными. К то­му же из практики известно, что в России любая относительно круп­ная (от нескольких десятков до сотни миллионов долларов) трансак­ция превращается в проблему, связанную с апеллированием если не к министру, то к губернатору едва ли не со смертельным риском для ее участников.

Нестабильность институтов и связанные с этим низкий уровень доверия, постоянная изменчивость и слабая специфицированность прав собственности, с одной стороны; обусловленность этих процес-

63

Часть 1 Реформы: странное лицо...

сов качественными трансформационными сдвигами — с другой, по­зволяют предположить наличие устойчивой корреспонденции между глубиной трансформации и величиной трансформационных издер­жек: последние тем выше, чем глубже изменения. Эта связь к тому же интенсифицируется кризисом (там, где он есть) трансформаци­онных экономик.

Отличительной чертой российской экономики является посто­янное перераспределение прав собственности и имущества под определяющим влиянием локального корпоративного регулиро­вания («конкуренции» корпораций) и неэкономических факторов (государственные акты, коррупция и т. п.).

Вследствие этого формы собственности, юридически зафикси­рованные в переходных обществах, являются неадекватными их действительному экономическому содержанию в той мере, в ка­кой происходят названные выше процессы.

Значительная часть приватизированных, т. е. формально счи­тающихся частными, предприятий (акционерных обществ) находит­ся в смешанной собственности либо со значительным участием госу­дарства, либо со значительной долей акционерного капитала в руках работников этих предприятий.

На деле, однако, крупные пакеты акций в руках государства ред­ко являются инструментом реального контроля государства над дея­тельностью предприятий. Вмешательство государства чаще прини­мает форму вмешательства конкретных чиновников или их группи­ровок, преследующих личные интересы, стремящихся получить вы­годы от принятия тех или иных решений, например, решений о про­даже государственных пакетов акций. Акции же в руках отдельных членов трудовых коллективов на практике обеспечивают концентра­цию большей части реальных прав собственности в руках высшей администрации предприятий.

Не существует полностью достоверных и сопоставимых данных о структуре владельцев акционерного капитала. Эти данные получа­ются путем различного рода опросов и потому содержат заметные различия.

Однако, вне зависимости от конкретных показателей, имею­щиеся источники достаточно единодушно отражают общую тенден­цию: снижение удельного веса работников предприятий во владении акциями (если первоначально им принадлежало около 2/3 акций, то сейчас эта доля составляет, по самым высоким оценкам, менее 40%,

64

А.В. Бузгалин

Результаты «реформ» в России: рынок и капитал

по самым низким - менее 30%), снижение удельного веса государст­ва (на федеральные и региональные органы власти приходится зна­чительно менее 10%), возрастание (или стабилизация) доли менед­жеров (которая оценивается в 15-20%), некоторое укрепление пози­ций внешних акционеров (их доля приближается к 40-50% акцио­нерного капитала).

Таким образом, не только "народная приватизация" ушла в про­шлое, но и сократились возможности высших управляющих удержи­вать контроль над предприятием, опираясь на акции "своих" работ­ников". В тоже время приход новых внешних собственников сопро­вождался установлением их более тесных отношений с высшими ме­неджерами и позволил последним увеличить свою долю акций (либо менеджеры усиленно скупали акции в борьбе с внешними претен­дентами на собственность). Следует заметить также, что среди соб­ственников акций заметно возросла доля не институциональных ин­весторов-аутсайдеров, а сторонних физических лиц (15-20%). Этот факт отражает особенности кланово-корпоративной системы России, где в контроле над собственностью широко используются номиналь­ные держатели, состоящие в личных партнерских отношениях с ре­альными собственниками.

Действительным содержанием практически всех форм собст­венности в трансформационной экономике России является корпо­ративно-капиталистическое отчуждение работников от средств производства. Реальными хозяевами (институтами, кон­центрирующими в своих руках большую часть прав собственности, прежде всего распоряжение и присвоение) трансформационной экономики являются номенклатурно-капиталистические (кла-ново-капиталистические) корпоративные группы (подробнее об этом ниже).

Эти структуры являются деформациями позднего корпора­тивного капитала, так капиталистические отношения здесь ви­доизменяются другими, более архаическими. В корпоративные группы превращаются старые и новые хозяйственные (производ­ственные, торговые, финансовые и т. д.) системы. Они (1) предпо­лагают не только экономическое (капиталистическое), но и вне­экономическое (бюрократическое и т. п.) принуждение к труду, наличие отношений добуржуазной (мафиозно-феодальной) струк­туризации и подчинения; (2) возникают, как правило, на базе или трансформации политико-хозяйственной власти «номенклатуры»

65

Часть 1 Реформы: странное лицо...

в права собственников или легализации теневого сектора, и со­храняют их черты; (3) организованы как закрытые бюрократиче­ские кланово-корпоративные структуры («командные экономики» в миниатюре).

Названные выше процессы трансформации отношений собст­венности часто пытаются свести исключительно к формуле «разви­тие частной собственности», пропагандируя к тому же очередной миф, что бывшую государственную собственность бесплатно распре­делили среди населения и работников предприятий. Такой вывод если и можно сделать, то исключительно при условии отказа от ана­лиза реального распределения прав собственности и апелляции только к некоторым законодательным актам и анализу форм, а не содержания отношений собственности. Обращение только к анализу формы собственности часто лежало и в основе призывов к ускорен­ной приватизации, что отвергали более тщательно анализирующие трансформационную экономику авторы.

Итак, закономерностью российской экономики является двоякий процесс трансформации отношений собственности: с одной стороны, разложение и внеэкономическая ликвидация госу­дарственно-бюрократической системы отношений собственности, легализация криминальной собственности и спонтанный рост ча­стной собственности на основе первоначального накопления капи­тала; с другой — параллельная трансформация этой формально ча­стной или смешанной собственности в номенклатурно(кланово)-корпоративную. Первая тенденция доминировала в 1990-е годы, вторая - в 2000-е. Последняя тенденция порождает наиболее вар­варские, реакционные формы отчуждения работника от объектов собственности, труда и его продукта и тормозит использование его хозяйской мотивации, противодействует развитию как социализа­ции собственности, так и развитию мелкой частной собственности работников.

Можно сделать вывод, что российская экономика характеризу­ется процессом интеграции принципов и черт тоталитарно-огосударствленной собственности прошлого с различного рода де­формациями тенденции корпоратизации собственности, свойствен­ной позднему капитализму, и воссозданием добуржуазных форм при­нуждения и зависимости. Данные процессы свойственны в той или иной степени всем трансформационным экономикам, но в России они стали очевидно господствующими.

66

А.В. Бузгалин

Результаты «реформ» в России: рынок и капитал

Альтернативный существующему путь преобразования государ­ственно-бюрократической собственности предполагает создание та­кой системы распределения прав собственности и таких собственни­ков, которые бы способствовали выходу трансформационных эконо­мик на траекторию «опережающего развития». Для этого необходи­мо раскрепощение инновационного потенциала большинства ква­лифицированных работников в сфере высоких технологий, науки, образования и других отраслях, определяющих облик экономики XXI века, что невозможно без существенного перераспределения в их пользу прав собственности (прежде всего, прав на участие в управле­нии, контроле и других творческих функциях) и использования при­родных и культурных ресурсов как общедоступного общенациональ­ного достояния. К сожалению, господствующие ныне модели транс­формации перераспределяют права собственности в пользу тех (упо­минавшихся выше) структур, которые в наименьшей степени заин­тересованы в стимулировании развития творческого потенциала ра­ботников.

Структура и каналы власти номенклатурно (кланово)-корпоративных групп

Как мы показали выше, основная власть в российской экономике принадлежит крупным номенклатурно(кланово)-корпоративным группам. Так, доля 100 крупнейших российских компаний в общем объеме промышленной продукции в 2000-е годы составляла примерно 60%.

После приватизации активов государственных предприятий продолжилась борьба за передел контроля над приватизированной собственностью. Легальная оболочка такой борьбы зачастую скры­вала не вполне законные или вовсе незаконные методы: использова­ние дополнительных эмиссий акций, от распределения которых от­странялись миноритарные акционеры, искусственное наращивание задолженности с последующей переуступкой долгов, притворные реорганизации компаний, манипулирование реестром акционеров с целью отстранения "нежелательных" от участия в принятии реше­ний, использование процедуры банкротства (либо доведение до бан­кротства по сговору с администрацией, либо инициирование проце­дуры банкротства за незначительные долги для введения подкон­трольного внешнего управления).

67

Часть 1 Реформы: странное лицо...

Используя недостатки судебной системы, борющиеся стороны, на основе противоречивых судебных решений, доводили до создания на предприятии двоевластия (два собрания, два совета директоров, два генеральных директора, двойной реестр акционеров, - вплоть до выпуска альтернативных дополнительных эмиссий акций). Нередко эти коллизии разрешались путем вооруженного захвата предпри­ятий.

Процесс перераспределения акционерного капитала сопровож­дался тенденцией к консолидации собственности.

Структура собственности многих крупных корпораций носит чрезвычайно закрытый характер. Контролирующая группа обычно состоит из нескольких партнеров, образующих клан, тесно спаянный личными отношениями. Права контроля искусно распылены среди аффилированных компаний (включая оффшорные фирмы, номи­нальных держателей, частных лиц и т. д.), выступающих в виде ми­норитарных акционеров. Нередко целая цепочка оффшорных фирм выстраивается таким образом, что реальные владельцы вообще не фигурируют в каких-либо реестрах собственников. Наемные дирек­тора руководят при этом предприятием по указаниям фактических владельцев опять же наличной, "доверительной" основе.

При этом государство не всегда осуществляет мониторинг даже крупных операций с акционерной собственностью. Даже антимоно­польные органы, "по должности" интересующиеся подобными сдел­ками, не всегда владеют соответствующей информацией.

Контроль клановой группы над корпорацией опирается на мо­нополизацию в первую очередь финансовых потоков (что крайне значимо в условиях дефицита ликвидных ресурсов). При этом как крупнейшие собственники, так и высшие менеджеры компании в широких масштабах прибегают к действиям в ущерб развитию соб­ственной корпорации. В числе таких действий можно назвать стрем­ление контролировать только финансовые потоки и экспортные опе­рации при полном отстранении от развития производственной базы компании; неоправданное раздробление предприятия с целью созда­ния возможностей изолировать от компании наиболее прибыльные (или критические для ее существования) активы; распродажа или сдача в аренду активов в ущерб компании; заключение заведомо не­выгодных контрактов с аффилированными компаниями; отказ от решения стратегических задач; использование своего пакета акций только как объекта для спекуляции; использование контрольного пакета как залога под кредиты и т. д.

 

68

А.В. Бузгалин

Результаты «реформ» в России: рынок и капитал

Разумеется, все эти приемы применяются в обход миноритар­ных акционеров, которые полностью отстраняются также от участия в разделе прибыли корпорации. С целью уйти от контроля как со стороны миноритарных акционеров, так и со стороны государства (чтобы монополизировать присвоение прибыли и не платить ни ди­видендов, ни налогов), кланы, владеющие крупными корпорациями, практикуют размещение доходов и вообще большей части ликвид­ных ресурсов компании за рубежом. Реинвестирование прибыли происходит из-за границы (под видом иностранных кредитов - неда­ром одним из крупнейших зарубежных инвесторов в России является Кипр), и вообще управление большей частью финансовых потоков корпорации организуется из-за рубежа. Встречающиеся случаи под­готовки "прозрачной" бухгалтерской документации, полностью соот­ветствующей национальным или международным стандартам (на­пример, для размещения ценных бумаг за рубежом) являются в тоже время и классическими случаями двойной бухгалтерии. Разумеется, никакая амнистия вывезенных за рубеж капиталов уже не способна изменить сложившийся порядок.

Это положение, которое существует и в крупнейших государст­венных корпорациях, было бы невозможно поддерживать длитель­ное время без тесного переплетения интересов крупного бизнеса с интересами государственных чиновников, призванных осуществлять контроль в данной сфере. Фактически значительная часть чиновни­ков соответствующих ведомств находится на содержании у крупного капитала. Происходит также интенсивная ротация кадров между крупным бизнесом и государственной службой, широко затраги­вающая даже и членов правительства. Особенность России заключа­ется в том, что коррупция выступает здесь не только как рента кон­кретного чиновника, являющаяся для бизнеса частью издержек по доступу к рынку или к конкретным активам. В России государствен­ный чиновник обычно выступает реально как один из партнеров клановой группы, участвующий в разделе прибыли, в том числе от прикрываемых с его помощью нелегальных финансовых потоков.

Что же касается генезиса этих образований, то он достаточно очевиден. Полураспад иерархической пирамиды государственно-бюрократической собственности привел к появлению ряда полураз­рушенных мини-пирамид, образовавшихся большей частью на осно­ве прежних так называемых «замкнутых ведомственных систем», ко­торые стали просто «кланами». В дальнейшем эндо- и экзогенное развитие корпоративно-монополистического капитала вкупе с инер-

69

Часть 1 Реформы: странное лицо...

цией старой системы и бурным развитием добуржуазных форм («княжеств», «герцогств» с их вассалитетом, полукрепостничеством и т. п.) интенсифицировали процесс формирования кланово-корпора-тивных групп. Последние, однако, в всегда будут (в силу общих при­чин трансформационной нестабильности) оставаться аморфными, неустойчивыми, подвешенными, находящимися в состоянии полуге­незиса-полураспада.

Выделим типичные слагаемые такой системы.

В самом низу — рядовые работники нескольких десятков пред­приятий (в большинстве случаев прошедших через процедуру прива­тизации). Эти лица находятся в положении не столько наемных ра­ботников, сколько в положении полузависимых «детей» этой патер­налистской структуры. С одной стороны, они являются объектами добуржуазного подчинения и эксплуатации (в самых различных формах: от невыплаты зарплаты, превращающей труд в рабский, до контроля корпорации за функционированием социальной инфра­структуры в результате чего работник-житель оказывается привязан к городу-заводу наподобие посаженного на землю крепостного). С другой стороны, сохраняются и элементы бюрократического патер­нализма «социалистического» прошлого.

На втором «этаже» структур располагается администрация пред­приятий. Для нее характерно противоречие между сохранением уже названных традиций «советского патернализма» в реализации при­надлежащих им немалых правомочий собственников — с одной сто­роны; механизмов власти, соединяющих пережитки административ­но-командной системы с ростками корпоративно-капиталистического управления и эксплуатации, а также добуржуазного принуждения (вплоть до использования криминальных методов давления на орга­низованных рабочих, профсоюзы) — с другой.

Над этими уровнями надстраиваются холдинг, крупный банк, корпорация как таковая, где и расположены реальные хозяева груп­пировки (как правило, они включают три типа: экс-номенклатура; бывшая (или актуальная) мафия и, реже, вышедшие из «низов» про­фессионалы).

Эта же система обеспечивает взаимодействие с четвертым уров­нем иерархии — коррумпированными (лоббируемыми) элементами различных законодательных, исполнительных и судебных государст­венных структур федерального, регионального и муниципального уровней, а также средствами массовой информации.

70

А.В. Бузгалин

Результаты «реформ» в России: рынок и капитал

На периферии этих систем действует система «крыш», а также посреднический мелкий и средний частный бизнес, сращенный с организованными криминальными группами: несколько торгово-посреднических (а то и попросту паразитических) частных фирм, иногда еще и один-два мелких банка. В отличие от мелкого бизнеса в «цивилизованных» экономиках, где он, как правило, зависим от кор­пораций и эксплуатируется ими (неравноправный симбиоз), в трансформационной экономике такой (есть еще и другой — отно­сительно независимый) малый и средний бизнес создается боссами корпораций для перекачивания ресурсов этих крупных (но находя­щихся, как правило, в тяжелом экономическом положении) структур в карманы их хозяев, не тратясь даже на покрытие издержек (выпла­ту зарплаты, например) и выплату налогов всей структуры, что каче­ственно увеличивает личные доходы ее элиты.

Основные права собственности на всю эту систему сконцентри­рованы в руках узкого круга лиц, сосредоточенных в администрации экс-государственных предприятий, руководстве банков и лоббирую­щих структур, а также действительных хозяев дочерних частных фирм. Подчеркнем: речь'идет о реальных правах собственности, о хозяйственной власти, а не просто о доле акций (хотя последняя так­же важна).

Каковы же основные каналы социально-экономической вла­сти в этих корпоративных структурах?

Наиболее очевидный — собственность на акции. Для реально­го контроля за группой иногда достаточно владеть 10—15% акций входящих в нее фирм при условии, что (1) остальные акции распы­лены среди многочисленных мелких собственников, неспособных к скоординированным действиям; (2) хозяева этих 10—15%, напро­тив, едины в своей предпринимательской деятельности (составляют «клан»); (3) эти хозяева держат в своих руках другие нити хозяйст­венной власти и контроля.

Кто же сегодня обладает таким консолидированным пакетом акций на большинстве бывших государственных предприятий? В России, по данным экспертных оценок, наиболее типичной является следующая картина. Порядка 10—20% акций имеет государство. У персонала предприятий, получившего в начальный период привати­зации около 2/3 акционерного капитала, в 1998 году осталось уже менее 40% общего числа акций. В настоящее время в руках работни­ков находится, как правило, не более 20—30% акций, а это значит

71

Часть 1 Реформы: странное лицо...

(учитывая российское законодательство), что они не консолидиро­ваны. Более того, работники российских предприятий, как уже было сказано, в большинстве по-прежнему пассивны, не объединены в ас­социации (профсоюзы, как правило, самоустраняются от решения проблем собственности), не способны к солидарным действиям как собственники, а тем более, как предприниматели. В подавляющем большинстве случаев они передоверяют основные права собственно­сти высшей администрации предприятий, на которых они работают.

Напротив, администрация предприятий — это консолидирован­ная структура, связанная десятилетними традициями соподчинения и совместной кастовой жизни («номенклатура» низшего уровня). Эти лица имели в конце 90-х годов до 15% акций и продолжают их ак­тивно скупать.

Наиболее значительная часть акций (40—50% и более) с конца 1990-х годов стала концентрироваться в руках «внешних инвесторов» (отечественных и зарубежных частных фирм), как правило, связан­ных прочной личной унией с администрацией предприятий, но ино­гда, напротив, оттесняющих прежнюю «патерналистскую» админи­страцию от главных рычагов власти в результате ожесточенной борьбы. Значительную часть этих акций (через подставные фирмы или иным путем) могут контролировать финансовые институты (банки), входящие в неформальный клан.

В целом элита кланово-корпоративной структуры, как правило, контролирует от 30 до 70% акций, т. е. существенно больше, чем ми­нимально необходимо для контроля за предприятием при наличии названных выше других условий. Об этом косвенно свидетельствуют данные об уровне концентрации акционерной собственности, кото­рые показывают высокий уровень контроля над акционерными об­ществами, который сосредоточен в руках крупнейших акционеров.

Второй важнейший канал контроля элиты за кланом — админи­стративная власть. В условиях России, с ее вековыми традициями подчинения начальству, административная власть высшего менедж­мента играет одну из ключевых ролей в формировании устойчивых клановых структур. Эта власть соединяется с таким специфическим феноменом, как сохранение в руках администрации предприятий контроля за жилищным фондом, социальной инфраструктурой и т. п. (ведомственные квартиры, детсады, поликлиники и т. д.).