Киевская Русь в XI--XII веках 1 страница

Принятие христианства с его многообразными последствиями представляет

собой в истории Киевской Руси тот рубеж, который отделяет древнейшую эпоху

от эпохи XI и XII вв. Изучая период дохристианский, мы приходим к тому

заключению, что единодержавия в то время не было;

Русь несколько раз дробилась на княжества (после Святослава, Владимира

Св.). При жизни князя-отца сыновья сидели наместниками в главных городах и

платили отцу дань. По смерти отца земля дробилась на части по числу сыновей,

и лишь политическая случайность приводила к тому, что в конце концов

восстанавливалось единодержавие. Братья, враждуя из-за наследства,

обыкновенно истребляли друг друга. После такой борьбы между сыновьями Св.

Владимира Русь разделилась на две части: левою стороною Днепра владел

Мстислав, правою -- Ярослав. По смерти же Мстислава Ярослав владел всей

землей; умирая (1054), он разделил землю таким образом: старшему сыну

Изяславу дал Киев и Новгород, т.е. оба конца водного торгового пути

(очевидно, что Изяслав был самый богатый, самый могущественный князь),

второму сыну Святославу -- Чернигов, третьему -- Всеволоду -- Переяславль

(недалеко от Киева), четвертому -- Вячеславу -- Смоленск, пятому - Игорю --

Владимир-Волынский; но у Ярослава был еще внук от старшего сына, Владимира

Ярославовича, доблестный Ростислав, о котором сложилось много легенд; ему

Ярослав ничего не дал. Ростислав бросился сам на Тмутаракань, захватил ее и

оставил за собою. Ярослав велел почитать Изяслава, как старейшего, но

Изяслав не сумел поддержать свой авторитет, восстановил против себя киевлян,

которые его изгнали. Возвратясь затем в Киев, Изяслав был вторично изгнан

оттуда братьями; он бежал в Польшу;

киевский стол занял Святослав и княжил там до смерти. Затем Киев опять

переходит к Изяславу, а Чернигов в это время достается Всеволоду. После

смерти Изяслава, киевский престол занял Всеволод, а второй город -- Чернигов

-- Всеволод отдал своему старшему сыну Владимиру. Детей Святослава он совсем

вычеркнул из общего наследия, как изгоев, которые не имели права на

великокняжеский престол, ибо отец их не мог бы стать великим князем, если бы

соблюдал старшинство и не прогнал с престола старшего брата своего, который

его пережил. В 1093 г. умер Всеволод, оставив после себя сына Владимира,

прозванного Мономахом по имени своего деда со стороны матери. Влади мир не

встретил бы препятствий со стороны киевлян, если бы захотел занять отцовский

великокняжеский престол но, не желая новых усобиц и соблюдая родовое

старшинство, Мономах предоставляет киевский стол старшему и:

своих двоюродных братьев, Святополку Изяславичу, который, как старший в

роде, имел на великокняжеский стол все права. Этот князь, однако, не умел

поддержать спокойствие в русской земле и потому не пользовался народным

расположением; во время его княжения Святославичи, признанные изгоями со

стороны своих дядей Изяслава и Всеволода, стали добиваться полноправности и

заявили притязание на черниговский стол, занятый Мономахом. После долгих

смут Любечским съездом 1097 г. права Святославичей на Чернигов были

восстановлены и вместе с тем съезд поделил все русские волости между

князьями на началах справедливости, утвердив правило: "каждо да держит

отчину свою". Но справедливость была вскоре попрана главным ее блюстителем

Святополком, который, действуя заодно с Давидом Игоревичем, ослепил одного

из князей изгоев Василька. Это насилие повлекло за собой новые усобицы, для

прекращения которых был назначен новый съезд. В 1100 г. в городе Уветичах,

или Витичеве, Святополк, Мономах и Святославичи заключили между собой союз

для восстановления мира на Руси. Когда Витичевским съездом был водворен

порядок во внутренних делах, тогда стало возможно подумать и о делах внешних

-- о борьбе с половцами. Владимир и Святополк съехались на берегу Долобского

озера (1103) и решили двинуться общими силами на половцев. Эти съезды --

Любечский, Витичевский и Долобский - показывают нам, что в важных спорных

вопросах князья -- внуки Ярослава -- прибегают к съездам, как к высшему

учреждению, имеющему право безапелляционного решения. События же, их

вызвавшие, свидетельствуют, что Русь во время княжения Святополка не

пользовалась спокойствием и что нарушителем этого спокойствия часто был сам

великий князь. Понятно, почему до смерти Святополка (1113) даже летописец,

всегда готовый хвалить покойного князя, хранит о нем полное молчание.

После смерти нелюбимого князя киевляне посылают звать на

великокняжеский престол Владимира Мономаха, но Мономах, не желая нарушать

раз признанные права Святославичей, отказывается от великого княжения.

Однако киевляне, не любившие Святославичей, не принимают ни Святославичей,

ни отказа Мономаха и отправляют к нему новое посольство с тем же

предложением, угрожая возмущением в случае его упорства; тогда Владимир

вынужден был согласиться и принять Киев. Так воля граждан нарушила права

старшинства, передав их в руки достойнейшему помимо старейшего. Однако это

нарушение старшинства, хотя и вынужденное, должно было вызвать новые

усобицы, и если при жизни сильного и всеми любимого Мономаха Святославичи

должны были затаить свою ненависть к невольному нарушителю их прав, то они

передали эту ненависть своим детям; она-то и послужила причиной кровавых

усобиц между потомством Святослава и потомством Всеволода. Эти усобицы

произошли значительно позднее. Потомки Святослава Черниговского не

препятствовали тому, что после смерти Мономаха (1125) занял киевский стол

сын его Мстислав. Да и нелегко было оспаривать у него великокняжеский стол:

Святославичи, по тогдашним понятиям, потеряли свои права на Киев, оттого что

не противились занятию киевского стола Мономахом; этим они понизили свой род

перед родом Мономаха и утратили, не только в настоящем, но и в будущем

всякое право на великокняжеский стол. Со стороны черниговских князей также

не последовало возобновления притязаний на Киев и тогда, когда (1132)

Мстислав умер и старшинство перешло в руки брата его Ярополка Владимировича,

что вполне согласовалось с желанием киевлян, никого не желавших, кроме

Мономаховичей. Черниговские князья не могли протестовать, ибо они были

бессильны, пока мир господствовал вроде Мономаха. В княжение Ярополка,

однако, этот мир был нарушен. Перед смертью Мстислав обязал своего брата и

преемника Ярополка отдать Переяславль его старшему сыну Всеволоду

Мстиславовичу. Вступив на великокняжеский престол, Ярополк исполнил

предсмертную волю брата, но это вызвало неудовольствие со стороны младших

сыновей Мономаха -- Юрия Ростовского и Андрея Владимиро-Волынского. Узнав о

перемещении племянника в Переяславль, они сочли это шагом к старшинству

помимо их и поспешили выгнать Всеволода из Переяславля. Тогда Ярополк

водворил туда второго Мстиславича -- Изяслава, княжившего в Полоцке. Но и

это распоряжение не успокоило младших князей: в каждом племяннике, который

сидел в Переяславле, они видели наследника старшинства, будущего князя

киевского. Чтобы успокоить братьев, Ярополк вывел и Изяслава из Переяславля

и послал туда брата своего Вячеслава, но тот скоро сам оставил эту область,

и она была уступлена Юрию Ростовскому.

Враждой между дядями и племянниками в потомстве Мономаха не замедлили

воспользоваться Святославичи и предъявляли свои права на великое княжение.

Обстоятельства сложились благоприятно для Святославичей: Ярополк

Владимирович скончался в 1139 г. и место его заступил брат его Вячеслав,

человек бесхарактерный и неспособный. Таким ничтожеством великого князя

воспользовались Святославичи в лице Всеволода Ольговича; он подступил к

Киеву и занял его. Вячеслав не оспаривал у него великого княжения, и

Всеволод не только сам остался в Киеве до своей кончины, но и укрепил там

после себя брата своего Игоря. Но едва Игорь вокняжился, как киевляне

отправили посольство звать на киевский стол Изяслава Мстиславича. Последний

немедленно двинулся к Киеву, объявив, что терпел на старшем столе Всеволода,

как мужа старшей сестры своей, но что других Ольговичей на киевском столе не

потерпит. Киевляне перешли на его сторону. Игорь был взят в плен и погиб, а

Изяслав занял великокняжеский стол.

В лице Изяслава род Мономаха снова восторжествовал над родом

Святослава. Но самовольный захват Изяславом киевского стола вооружил против

него двух старших Мономаховичей, двух его дядей -- Вячеслава, который был

изгнан Всеволодом Ольговичем, и Юрия, князя Ростовского. Юрий, недовольный

тем, что старшинство досталось его племяннику, а не брату, начал с Изяславом

борьбу и одержал верх. Изяслав удалился во Владимир-Волынский, а в Киеве

стал княжить Юрий. Но и он недолго удержал за собой киевский стол; Изяславу

удалось изгнать его и снова вернуть себе Киев, а чтобы обеспечить себя от

обвинений в беззаконном захвате престола, он пригласил в Киев старшего дядю

Вячеслава, который, довольствуясь почетом, предоставил всю власть

племяннику. Однако Юрий не оставил своих притязаний на Киев, несмотря на то,

что Изяслав обставил дело вполне законно, воспользовался первой удобной

минутой и подступил к Киеву. Изяслав и Вячеслав оставили город, и Юрий

вторично завладел им,  опять-таки ненадолго. Киевские граждане любили

Изяслава и при первом его появлении перешли на его сторону. Юрий снова уехал

из Киева, а Изяслав, верный прежнему намерению, стал княжить именем

Вячеслава. В 1154 г. Изяслав умер; престарелый Вячеслав вызвал другого

своего племянника -- Ростислава Смоленского, и киевляне присягнули ему,

заключив, однако, договор, что он будет чтить своего дядю Вячеслава, как

делал это его покойный брат. После же смерти Вячеслава киевляне приняли

Изяслава Давидовича, представителя Святославичей, но тут снова явился Юрий,

и престол, в третий раз перейдя к нему, остается за ним до его смерти. В

1157 г. Юрий умирает, и киевляне, нелюбившие этого князя, хотя он и был

Мономахович, снова зовут на киевский стол Изяслава Давидовича. Тогда один из

младших Мономаховичей, Мстислав Изяславич Владимиро-Волынский, опасаясь, что

киевский стол уйдет из рук Мономаховичей, изгнал Изяслава из Киева и

водворил там своего дядю Ростислава, а после смерти его в 1168 г. сам занял

великокняжеский престол. В то же время претендентом на Киев является сын

Юрия -- Андрей (которого Мстислав обошел, как раньше отец его Изяслав обошел

дядю своего Юрия. Победа в борьбе осталась на стороне Андрея: в 1169 г. Киев

был им взят, а Мстислав удалился в свою Волынскую область. Киев был ограблен

и сожжен, а сам победитель не остался в нем и ушел на север.

Таковы факты политической жизни так называемого Киевского периода. Из

всего сказанного мы можем сделать вывод, что в данное время признавался

правильным порядок наследования и владения родовой -- от брата к брату и от

дяди к племяннику, и что этот порядок в первое же время своего существования

терпел нарушения. События времени внуков и правнуков Ярослава ясно

показывают, что эти нарушения были чрезвычайно часты и что наследование

столов запутывалось до чрезвычайности. Вопрос о политическом устройстве

Киевской Руси поэтому представляет много трудностей; он вызывал массу

исследований и споров между историками. Научная полемика вращалась здесь

около двух вопросов: 1) что породило и поддерживало раздробление на

княжества древней Руси? 2) на каком принципе, при таком положении дел,

держалось единство Русской земли?

Ответ на первый вопрос сначала казался очень простым. Историки прошлого

века, и отчасти Карамзин, объясняли его тем, что князья не желали обижать

сыновей и всем им давали землю; но впоследствии поняли, что личный княжеский

произвол не может раздробить государство, которое обладает национальным

единством, и стали искать причину в других явлениях, в обычаях и отвлеченных

воззрениях племен. Одни думали, что политическое дробление вообще в нравах и

обычаях славян (впервые эта мысль была высказана Надеждиным). Другие (как

Погодин) видели причину образования многих княжеских столов в том, что

князья, как собственники земли, считали себя вправе, по обычаю славянскому,

владеть землею сообща. Наконец, третьи (школа родового быта) удачно

подметили родовой порядок наследования столов и думали, что родовой быт

князей в одно время и поддерживал земское единство, и делил землю на части

по числу родичей, имеющих право на владение родовым имуществом. В

последующее время исследователи искали причины раздробления Руси в реальных

условиях общественной жизни: Пассек находил эти причины в стремлении

городских общин к автономии;

Костомаров полагал, что причины эти вытекали из стремления к

обособлению не городских общин, а племен, входивших в состав Киевского

княжества (он насчитывал 6 племен); Ключевский, в сущности, поддерживал

взгляд Пассека, говоря таким образом: "Русская земля первоначально сложилась

из самостоятельных городовых областей помощью тесного союза двух

аристократий -- военной и торговой. Когда этот союз земских сил распался

(благодаря подвижности, бродячести князей), составные части земли стали

также возвращаться к прежнему политическому обособлению, тогда знать

торгового капитала осталась во главе местных миров и аристократии оружия со

своими князьями поверх этих миров" ("Боярская Дума").

Второй вопрос -- на чем держалось единство земли? -- разрешался также

различно. Прежние историки и даже Карамзин не останавливались над ним долго:

они говорили, что единство земли основывалось на чувстве княжеского родства,

которое связывало князей в одно целое. Школа родового быта первая дала

научное построение вопросу, основываясь на понятии родового владения. Род

князей, представляя одно неразрывное целое, соединяет в своем владении

землю. Землею сразу владеют все князья, помня, что сами "одного деда внуки".

Русь была, таким образом, единым государством, потому что она была владением

одного рода. Иного мнения были представители федеративной теории, во главе

которой стоял Костомаров: он видел в древней Руси федерацию, основанную на

единстве происхождения и языка, единстве веры в церкви и, наконец, на

единстве династии, правящей страной. Но федерация предполагает существование

некоторых постоянных учреждений, общих для всей федерации, между тем на Руси

таких учреждений указать нельзя; княжеские съезды, например, не представляют

ничего юридически определенного. Вот почему федеративную теорию сменила

новая, договорная, принадлежащая Сергеевичу. Еще Чичерин говорил, что

древняя Русь не знала государственного порядка и жила на праве частном, на

порядке договорном. Исходя из этой мысли, Сергеевич пришел к тому выводу,

что древняя Русь не имела политического единства, и единственным движущим

началом жизни было начало личного интереса. Князья не знают сдержки личному

произволу, они не наследуют столов по праву, а "добывают" их силой или

искусством, формулируя свои отношения к другим князьям и к земщине условиям

"рядов", т.е. договоров; о единстве государства не может быть и речи.

Ключевский говорит, что в основании единства русской земли лежат две связи:

1-я родственная, связывающая князей, 2-я экономическая, связывающая области.

Своеобразное сочетание условий, вытекающих из экономической жизни волостей,

с условиями родового быта князей породило постоянное движение князей по

городам и постоянное взаимодействие земских миров. В этом и выражалось

единство Русской земли. Все приведенные учения были правы, потому что все

освещали правильно одну какую-нибудь сторону вопроса:

одни уловили формулу законного владения, собственно идею порядка (это

школа родового быта); другие занимались не столько изучением норм, хотя бы и

идеальных, сколько исследованием их нарушений (Сергеевич); третьи отметили

роль общества в древней Руси, причем принимали ее различно (Костомаров и

Пассек). Каждый вносил свой взгляд, и взгляд этот возбуждал возражения

других, При всех разногласиях, существующих в вопросе, можно. однако,

сказать, что вопрос теперь достаточно освещен Б основных своих чертах.

Родовой порядок наследования столов, как идеальная законная норма,

несомненно существовал. Но рядом с ним существовали и условия, подрывавшие

правильность этого порядка. Так, княжеские съезды нередко постановляли

решения, противные законному течению исследования. Любечский съезд князей

(1097) поставил решение о князьях, чтобы каждый из них "держал отчину свою".

Этот принцип отчинности, т.е. семейного наследования от отца к сыну,

бесспорно начинал слагаться в умах этой эпохи, разлагая родовое начало.

(Очень хорошо раскрыто это в новой книге "Княжое право в древней Руси" А. Е.

Преснякова.) Произвол князей, или не признававших законного порядка и

авторитета старших, или же нарушавших, благодаря силе и старшинству,

интересы младших князей, -- тоже препятствовал правильности политической

жизни. Изгойство, исключение князей из прав их состояния создавало по краям

Русской земли такие области изгоев, которыми они владели уже прямо по

семейному, а не по родовому порядку; владетель-изгой не мог претендовать на

иные волости, но и на его волость не должны были претендовать другие князья.

Наконец, если мы вспомним вмешательство в политические дела и в вопросы

наследования городских веч, которые иногда не признавали для себя

обязательными счеты княжеского старшинства и звали в города князей по своему

выбору, то мы укажем все важнейшие условия, разлагавшие правильный порядок

политической жизни.

Наличность этих условий служит ясным доказательством того, что

политическое устройство Киевского княжества было неустойчиво. Составленное

из многих племенных и городских миров это княжество не могло сложиться в

единое государство в нашем смысле слова и в XI в. распалось. Поэтому точнее

всего будет определить Киевскую Русь как совокупность многих княжений,

объединенных одною династией, единством религии, племени, языка и народного

самосознания. Это самосознание достоверно существовало: с его высоты народ

осуждал свое политическое неустройство, осуждал князей за то, что они "несли

землю розно" своими "которами", т.е. распрями, и убеждал их быть в единстве

ради единой "земли Русской".

Политическая связь киевского общества была слабее всех других его

связей, что и было одной из самых видных причин падения Киевской Руси.

От общей формы политического быта перейдем к его частностям. Мы

заметили, что первой политической формой, которая зародилась на Руси, был

быт городской или областной. Когда областная и городская жизнь уже

сложилась, в города и области явилась княжеская династия, объединившая все

эти области в одно княжество. Рядом с властями городскими стала власть

княжеская. Этим и обусловливается тот факт, что в XI--XII вв. наблюдается на

Руси два политических авторитета: 1) княжеский и 2) городской, или вечевой.

Вече старше князя, но зато князь часто виднее веча; последнее иногда на

время уступает ему свое значение.

Князья Киевской Руси, старшие или младшие, были все политически друг от

друга независимы, на них лежали только нравственные обязанности: князья

волостные должны были почитать старшего, великого князя, "в отца место",

вместе с ним должны были охранять "от поганых" свою волость, сообща с ним

думать-гадать о русской земле и решать важные вопросы русской жизни. Мы

отличаем три главные функции деятельности древнекиевских князей. Во-первых,

князь законодательствовал, и древний закон, "Русская Правда", несколькими из

своих статей прямо подтверждает это. В "Правде" читаем, например, что

сыновья Ярослава, Изяслав, Святослав и Всеволод, совместно постановили

заменить месть за убийство денежным штрафом. Заглавия некоторых статей

"Правды" свидетельствуют, что эти статьи были "судом" княжеским, т.е. были

установлены князьями. Таким образом законодательная функция князей

засвидетельствована древним памятником. Вторая функция их власти -- военная.

Князья явились в первый раз в русскую землю, как защитники ее границ, и в

этом отношении последующие князья не отличались от первых. Припомним, что

Владимир Мономах едва ли не главной своей задачей считал оборону границ от

половцев; к борьбе с половцами склонял он и других князей на съездах и

предпринимал вместе с ними общие походы на кочевников. Третья функция есть

функция судебная и административная. "Русская Правда" свидетельствует, что

князья сами судили уголовные дела. По "Русской Правде" за убиение княжеского

конюшего взимался штраф в 80 гривен "яко уставил Изяслав в своем конюсе, его

же убили Дорогобужьци". Здесь "Правда" указывает действительный судебный

случай. Относительно административной деятельности князей мы можем сказать,

что они с давнишних пор несли на себе обязанности управления, устанавливали

"погосты и дани". Еще на самых первых страницах летописи мы читаем, как

Ольга "устави по Месте погосты и дани и по Лузе оброки и дани". (Погосты

представляли собой административные округа.) Вот главные обязанности князя

киевской эпохи: он законодательствует, он военный вождь, он верховный судья

и верховный администратор. Эти признаки всегда характеризуют высшую

политическую власть. Сообразно с характером своей деятельности князья имеют

и слуг, так называемую дружину, своих ближайших советников, с помощью

которых управляют страною. В летописи можно найти много свидетельств, даже с

поэтическим характером, о близком отношении дружины к князю. Еще Владимир

Святой, по летописному преданию, высказал мысль, что серебром и золотом

дружины нельзя приобрести, а с дружиною можно достать и золото, и серебро.

Такой взгляд на дружину, как на нечто неподкупное, стоящее к князю в

отношениях нравственного порядка, проходит через всю летопись. Дружина в

древней Руси пользовалась большим влиянием на дела; она требовала, чтобы

князь без нее ничего не предпринимал, и когда один молодой киевский князь

решил поход, не посоветовавшись с ней, она отказала ему в помощи, а без нее

не пошли с ним и союзники князя. Солидарность князя с дружиною вытекала из

самых реальных жизненных условий, хотя и не определялась никаким законом.

Дружина скрывалась за княжеским авторитетом, но она поддерживала его; князь

с большой дружиной был силен, с малой -- слаб. Дружина делилась на старшую и

младшую. Старшая называлась "мужами" и "боярами" (происхождение этого слова

толкуют различно, между прочим, существует предположение, что оно произошло

от слова "болий", больший). Бояре были влиятельными советниками князя, они в

дружине бесспорно составляли самый высший слой и нередко имели свою

собственную дружину. За ними следовали так называемые "мужи" или "княжи

мужи" -- воины и княжеские чиновники. Младшая дружина называется "гриди";

иногда их называют "отроками", причем это слово нужно понимать лишь как

термин общественного быта, который мог относиться, может быть, и к очень

старому человеку. Вот каким образом делилась дружина. Вся она, за

исключением княжеских рабов -- холопов, одинаково относится к князю; она

приходила к последнему и заключала с ним "ряды", в которых обозначала свои

обязанности и права. Князь должен был относиться к дружиннику и "мужу" как к

человеку, вполне независимому, потому что дружинник всегда мог покинуть

князя и искать другой службы. Из дружины князь брал своих администраторов, с

помощью которых он управляет землею и охраняет ее. Эти помощники назывались

"вирниками" и "тиунами; обязанность их состояла в суде и взыскании виры т.е.

судебной пошлины, в управлении землею и в сборе дани. Дань и вира кормили

князя и дружину. Князь собирал дань иногда с помощью чиновников, а иногда и

лично. Собиралась дань натурой и деньгами, и точно так же не одной натурой,

но и деньгами давалась дружине. Один летописец начала XIII в. пишет о

времени более раннем, что князь "еже будяше права вира, и ту возма, -- даяше

дружине на оружие. А дружина его... не жадаху: маломи есть, княже, 200

гривен, не кладаху на свои жены златых обручей, но хожаху их жены в

серебре". Оклад в 200 гривен каждому дружиннику очень велик по тогдашним

понятиям и несомненно свидетельствует о богатстве киевских  князей (если в

гривне считать 1/2 фунта серебра, то ее весовая стоимость около 10 рублей).

Откуда же появилось это богатство, какими источниками доходов пользовались

князья? Во-первых, средства князьям давала их судебная деятельность.

Во-вторых, князья получали дань, о которой уже говорилось. В-третьих, в

пользу князей шла военная добыча. Наконец, последний вид княжеских доходов

-- частные доходы. Пользуясь своим привилегированным положением, князья

приобретают себе частные земли  (села), которые они строго различают от

владений политических. Князь не может завещать политическое владение

женщине, а только сыну или брату, а между тем мы видим, что свои частные

земли он дает жене или дочери, или в монастыри.

Вече было старее князя. У летописца мы читаем: "Новгородцы бо изначала

и смольняне и кыяне, и полочане и вся власти яко же на думу на вече

сходятся, и на что же старшие думают, на том и пригороды станут". Смысл этих

слов такой:

изначала города и волости ("сласти") управлялись вечами и вече старшего

города управляло не только городом, но и всею его волостью. Рядом с этими

вечами, на которых правом голоса пользовались все главы семейств, появилась

власть князей, но князья не упразднили веча, а правили землею иногда при

содействии, а иногда и с противодействием последнего. Отношения князя к вечу

и, наоборот, веча к князю многие историки пытались определить с точки зрения

наших политических понятий, но это приводило только к натяжкам. Факты

вечевой деятельности, собранные в книге В. И. Сергеевича "Князь и вече",

прежде всего не позволяют установить самой формы веча, которое очень легко

спутать с простыми народными сходками, и неопределенность формы часто

заставляла исследователей различать вече законное и незаконное. Законным

называлось вече, созванное князем; вече же, собранное против воли князя,

мятежнически, считалось незаконным. Следствием юридической неопределенности

положения веча было то, что последнее было в большой зависимости от условий

чисто местных или временных: политическое значение его понижалось при

сильном князе, имевшем большую дружину, и, наоборот, усиливалось при слабом;

кроме того, в больших городах оно имело большее политическое значение, чем в

малых. Изучение этого вопроса заставляет нас убедиться в том, что отношения

между князем и вечем постоянно колеблются. Так, при Ярославе и его сыновьях

вече далеко не имело той силы, как при его внуках и правнуках. Когда власть

князей усилилась и определилась, вече от политической деятельности перешло к

хозяйственной -- стало заниматься делами внутреннего быта города. Но когда

род Рюриковичей размножился и наследственные счеты запутались, -- городские

веча стремились возвратить себе политическое значение. Пользуясь смутой, они

сами призывали к себе того князя, которого хотели, и заключали с ним "ряды".

Мало-помалу вече почувствовало себя настолько сильным, что решалось спорить

с князем: случалось, что князь стоял за одно, а вече за другое, и тогда вече