Теория перевода в кругу других 6 страница

¹ Лилова А. Введение в общую теорию перевода. М., 1985. С. 76.

² Швейцер А.Д. Теория перевода. С. 94.

³ Федоров A.B. Основы обшей теории перевода. М, 1983. С. 122 (выделено
мною. — Н.Г.).

8-18593                                                                                                                          225

Положение о системной целостности переводческого преобра­зования позволяет объяснить некоторые переводческие приемы, в частности опущения, некоторые виды замен, а также прием компенсации. Утрата отдельного «непереводимого» элемента, не выполняющего в тексте организующей функции, «может не ощу­щаться на фоне обширного целого, он как бы растворяется в це­лом или заменяется другими элементами, иногда и не заданными оригиналом»¹.

Понятие целостности перевода и связанные с ним теоретиче­ские положения оказываются чрезвычайно важными для решения еще одной важной проблемы перевода — проблемы выделения единицы перевода. В самом деле, перевод как целостный систем­ный процесс противопоставлен отдельным составляющим его операциям, процедурам, элементам и т.п. Эти элементы в рамках целого должны быть сведены к каким-то первичным, которые, видимо, и составляют единицу перевода. Более подробно проблема выделения единицы перевода будет рассмотрена в отдельной главе.

Положению о целостности перевода, которое предполагает зависимость каждой конкретной переводческой операции от це­лостного представления о сообщении, на первый взгляд проти­воречит практика устного, прежде всего синхронного, перевода. Устный переводчик не всегда может получить исходный текст за­ранее, чтобы ознакомиться с ним и создать себе целостное пред­ставление о нем. Но в данном случае целостность процесса пе­ревода определяется иным фактором, а именно представлением переводчика об этом тексте, о его жанре, тематике и пр. Пере­водчик прогнозирует исходный текст как целостное явление и на этом основании строит свою целостную стратегию перевода. Зная, что ему предстоит переводить на научной конференции, он выберет одну стратегию, основываясь на своем общем, целостном представлении о научной речи. Готовясь к переводу дипломати­ческих переговоров, он будет строить свою стратегию, исходя из целостных представлений о политической речи, он будет вводить в свою речь многие устоявшиеся формулировки и другие клише, свойственные общению в политической сфере. Целостный подход к переводу, основанный только на представлении о подлежащем переводу сообщении (или сообщениях), поможет ему изначально, еще до перевода сделать определенный выбор необходимых значе­ний у многозначных слов, т.е. актуализировать их значения. Начи­ная переводить сообщения о духовом оркестре и имея целостное представление о том, что может быть в этих сообщениях, он, встретив, например, французское слово bois, не будет задумываться

¹ Федоров A.B. Указ. соч. С. 124. 226

над тем, идет ли речь о лесе, дереве или деревянных духовых ин-струментах, а встретив слово trombone, переведет его именно как тромбон, а не как канцелярская скрепка.

По мере развития текста перевода целостность перевода бу­дет обусловливаться также и тем, что уже было переведено. Пере-водчик будет ориентироваться не только на то, что слышит, т.е. на то, что ему предстоит перевести, но и на то, что он уже пере­вел. Выбрав в начале перевода какой-либо термин для обозначе­ния какого-либо объекта, в дальнейшем по ходу перевода он бу­дет стараться постоянно использовать именно эту форму, даже тогда, когда иной эквивалент ему вдруг покажется предпочти­тельней. Если по ходу перевода он осознает, что где-то ранее до­пустил ошибку или неточность именно в силу того, что разверты­вание исходного текста обернулось неожиданным образом, он внесет поправку и обратит внимание на тот фрагмент, в котором допущена неточность или ошибка.

Таким образом, принцип целостности вполне характеризует перевод как системное явление независимо от того, в какой фор­ме и в каких условиях он протекает.

§ 3. Структурность переводческого преобразования текста

Структурность предполагает возможность описания системы через установление ее структуры, т.е. сети связей и отношений внутри системы, а также обусловленность поведения системы не столько поведением ее отдельных элементов, сколько свойствами ее структуры.

Распространение понятия структурности на перевод весьма важно для теории перевода. Если в соответствии с современным научным знанием понимать под структурой «то, что остается ус­тойчивым, относительно неизменным при различных преобразо­ваниях системы»¹, то именно это понятие позволяет установить онтологические свойства перевода, неизменно проявляющиеся во всех его разновидностях. Любой перевод предполагает оперирова­ние двумя знаковыми системами с последовательным переходом от одной к другой. Любой перевод представляет собой отражение средствами одной знаковой системы определенной реальности, Уже отраженной средствами другой. Любой перевод разворачива­ется во времени и может быть разделен на «порции», основу ко­торых составляют так называемые единицы перевода. Каждая та­кая переводческая порция имеет сложную структуру, которую можно условно разделить на несколько операций. За восприятием

' Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 657.

227

фрагмента исходного текста органами чувств следует понимание смыслов, заключенных в этом фрагменте и их интерпретация средствами языка перевода, после чего происходит создание фрагмента финального текста в устной или письменной форме, т.е. некой материальной сущности, которая может быть воспри­нята другими людьми. Всякий перевод предполагает более или менее значительное преобразование системы смыслов исходного речевого произведения.

Именно эти свойства присущи любому виду перевода и со­ставляют его инвариант, т.е. именно все то, что остается устойчи­вым и относительно неизменным при переходе от одной разно­видности перевода к другой.

Структурность переводческой деятельности подтверждается возможностью построения ее моделей. Такие структурные модели хорошо известны в теории перевода. Обычно перевод представля­ют как некое движение от исходного текста к финальному через перекодирующее звено, т.е. через сознание переводчика.

Наличие в переводе определенной структуры позволяет вплотную подойти к проблеме «единицы перевода», категории, многократно обсуждавшейся в работах по лингвистической тео­рии перевода, но так и не получившей однозначной трактовки. В то же время выделение такой единицы необходимо для построе­ния теории перевода как системного объекта. Э. Бенвенист, рас­сматривая язык как одну из семиотических систем, также был убежден, что «никакая серьезная теория не может быть построе­на, если она уклоняется от решения вопроса об элементарной единице, так как всякая система, несущая значение, должна опре­деляться на основе используемого ею способа передачи этого значения. Подобная система, следовательно, должна содержать единицы, которыми она оперирует для производства "смысла" и с помощью которых определенным образом характеризует произ­веденный "смысл"»¹. К вопросу о единицах перевода мы вернем­ся в отдельной главе.

§ 4. Взаимодействие перевода с окружающей средой

Каждая система характеризуется не только наличием связей и отношений между образующими ее элементами, но и неразрыв­ным единством с окружающей средой, во взаимодействии с кото­рой она формирует и проявляет свои свойства, являясь при этом ведущим активным компонентом взаимодействия.

Переводческая деятельность также оказывается тесно связанной с окружающей средой. Связь перевода со средой сложна и много-

¹ Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 2002. С. 81. 228

планова. Для того чтобы наиболее объективно определить харак­тер взаимодействия перевода с окружающей средой, нужно исхо­дить из того, что ведущим и активным компонентом этого взаи­модействия оказывается именно перевод.

Прежде всего, говоря о переводе, следует иметь в виду, что речь идет в данном случае о конкретном процессе перевода, так сказать, акте перевода, разворачивающемся в конкретном време­ни и конкретном пространстве.

Конкретный акт перевода предполагает сложнейшие отноше­ния с окружающей средой.

Первая и главная реальность для переводчика — ситуация общения (коммуникативная ситуация). В этой ситуации перевод­чик всегда взаимодействует с двумя другими участниками комму­никации — автором исходного текста и получателем текста пере­вода, обеспечивая межъязыковое посредничество. Он всегда обра­щен к автору исходного речевого произведения, как бы далеко во времени и пространстве тот ни находился. Даже если речь идет о переводе произведения, созданного много веков назад, перевод­чик формирует свою этику отношения к автору, которая выража­ется в том, насколько бережно он относится к мыслям и чувствам автора, его образной системе и стилю. Разумеется, в этом случае речь идет скорее о воображаемом авторе, нежели о реальной лич­ности. Переводчик создает в своем сознании образ автора, с ко­торым и ведет внутренний диалог.

Несколько иначе обстоит дело тогда, когда автор исходного сообщения принимает непосредственное участие в акте коммуни­кации, как происходит обычно в устном переводе. Переводчик в этом случае ориентируется не только на речь автора и содержа­щиеся в ней мысли и чувства, но и на его эмоциональное состоя­ние, а также на знаки, передаваемые невербальными средствами — мимикой, жестами и пр. Он принимает во внимание авторитет автора и его положение в иерархии всех участников коммуника­ции главным образом по отношению к получателю переводного сообщения, т.е. тому или тем, кому адресован перевод.

Коммуникативная ситуация, в которой разворачивается уст­ный перевод, часто предполагает взаимную смену ролей автора сообщения и его получателя. Такая смена происходит обычно во время переговоров, когда переговаривающиеся стороны пооче­редно выступают то в роли автора (отправителя) исходного сооб­щения, то в роли получателя сообщения. Если переводчик на пе­реговорах всего один, он переводит также поочередно высказыва­ния то одной, то другой стороны, осуществляя так называемый двусторонний перевод. В этом случае этика переводчика подразу­мевает равное внимание к мыслям и чувствам всех участников

229

коммуникации, между которыми устанавливается посредниче­ство, несмотря на то что он является обычно «наемным работни­ком» одной из сторон и представителем одной культуры, в созна­нии которого один язык доминирует над другим.

Получатель переводного сообщения, как и автор исходого, может быть не только реально представленным в акте коммуни­кации с переводом, но и некой абстрактной фигурой, образом, созданным переводчиком. Такой абстрактной фигурой является читатель переводного произведения. Разумеется, читатель суще­ствует объективно, в реальном мире, но только после того, как перевод завершен и предложен публике. В процессе перевода про­исходит взаимодействие переводчика с построенной им моделью читателя. Определяя стратегию перевода, переводчик ориентирует­ся, как правило, на эту модель, хотя в модели могут преобладать черты какой-то конкретной личности. Так, одна из переводчиц художественной литературы признавалась, что все свои переводы проверяет на сыне-подростке: если ему все понятно и текст нра­вится, значит, перевод удался. Представления об обобщенном чи­тателе с изысканными вкусами руководили действиями перевод­чиков эпохи классицизма.

Коммуникативная ситуация предполагает взаимодействие перевода и с многими другими явлениями окружающей среды, влияющими на то, какие решения принимает переводчик.

Вторая реальность, с которой непременно взаимодействует переводчик, — это исходный текст. Именно исходный текст дает­ся переводчику в непосредственном ощущении. Переводчик вос­принимает исходный текст по слуховым или зрительным каналам в определенных условиях конкретной ситуации общения. Исход­ный текст составляет основу всякого процесса перевода, так как именно в нем содержится вся необходимая информация, подле­жащая переводческому переосмыслению и толкованию. Но ис­ходный текст — это внешний объект по отношению к переводу, фрагмент окружающей среды, который взаимодействует с перево­дом, оставаясь при этом неизменным. Именно поэтому исследо­ватели, определявшие перевод как процесс трансформации текста на одном языке в текст на другом языке, делают оговорку, что «термин "трансформация" используется в переводоведении в ме­тафорическом смысле»¹, что «сам исходный текст или текст ори­гинала не "преобразуется" в том смысле, что он не изменяется сам по себе»².

Исходный текст как объект внешнего мира может поступать к переводчику в письменной или устной форме однократно или

¹ Швейцер А.Д- Теория перевода. С. 118.

² Бархударов Л. С. Указ. соч. С. 6.

230

многократно, до начала перевода или одновременно с развитием процесса перевода.

И, наконец, самым сложным оказывается взаимодействие пе­ревода с той реальной действительностью, которая описывается в исходном сообщении и воспроизводится в переводном тексте. Сложность взаимодействия перевода с этой реальностью состоит в том, что она дается переводчику обычно не в непосредственном ощущении, а в виде некой абстракции, идеальной сущности, мате­риализованной в знаках исходного языка. В самом деле, воспри­нимая исходное сообщение, переводчик сталкивается не с самой реальной действительностью, а с образом некоего ее фрагмента, отраженного сознанием автора исходного текста. Эта авторская картина реальности может быть ее более или менее точным отра­жением, идеальной копией реального объекта. Она может давать искаженное представление об объективном мире, а иногда явля­ется вымыслом, т.е. неким идеальным конструктом, смоделиро­ванным автором исходного текста. В переводе авторская картина фрагмента действительности сталкивается с представлениями пе­реводчика об этом фрагменте. Расшифровывая знаки исходного текста, переводчик создает в своем сознании свою картину дан­ного фрагмента на основе субъективного познавательного опыта и своего умения проникать в смыслы, зашифрованные в знаках исходного языка. Представления переводчика о том или ином фрагменте реальной действительности столь же субъективны, как и представления автора, поэтому их полное совпадение вряд ли возможно. Иногда представления переводчика о реальном мире оказываются более полными и более точными, чем у автора. Тог­да возникает сложная этическая проблема допустимости измене­ний переводчиком системы смыслов оригинального текста, т.е. представлений автора о том или ином фрагменте реальной дей­ствительности. Эта проблема может решаться по-разному. Разу­меется, современные переводчики, убежденные в том, что земля круглая, не станут исправлять древних авторов, исходивших из иных представлении об устройстве мира. Их задача — показать определенный уровень знаний, в том числе и заблуждения, свой­ственные той или иной эпохе. Переводчик, встретивший в ис­ходном письменном тексте научного содержания, например не­точные даты, скорее всего оставит их без изменения в тексте, но дополнит перевод уточняющим комментарием. В условиях уст­ной коммуникации переводчик, столкнувшись с неточностью в исходном сообщении, возможно, оставит ее на совести автора, не внося никаких изменений. Но этим он ставит себя под удар, так как становится «соавтором» ошибочного представления о реаль­ном объекте и при отсутствии письменной фиксации исходного

231

текста ошибка может быть приписана именно ему. Поэтому, если у переводчика есть возможность согласовать с автором исходного текста спорные положения, он непременно должен этой возмож­ностью воспользоваться, чтобы избежать недоразумений.

Представления переводчика о реальном мире могут быть ме­нее точными, чем у автора исходного текста. В этом случае в процессе перевода может возникнуть подмена истинного пред­ставления о реальной действительности новым, ложным, особенно в тех случаях, когда формы исходного текста содержат некоторую двусмысленность. Такие ситуации могут возникнуть, например, при переводе высказываний с именами собственными, имеющими одинаковую форму в мужском и в женском роде. Так, французское имя Dominique имеет единую форму и как мужское, и как женское имя, не изменяются во французском языке по родам и фамилии. Поэтому переводчик, незнакомый с реальной личностью, обозна­ченной именем, будет испытывать затруднения при переводе эле­ментарной фразы, где за именем будет следовать глагол в прошед­шем времени, например: Dominique Aury a е crit la préface. В какую форму поставить глагол: написал или написала¹) Отсутствие точно­го знания о реальной действительности заставит переводчика преобразовывать форму высказывания таким образом, чтобы из­бежать возможных искажений. Поэтому вместо Доминик Ори напи­сал (написала?) предисловие может возникнуть, например: Доминик Ори — автор предисловия.

Недостаточно точное представление переводчика о реальной действительности, отображенной в исходном речевом произведе­нии, оказывается одним из серьезных источников переводческих ошибок, особенно когда речь идет о так называемых «реалиях», т.е. предметах реальной действительности, существующих в мире исходного языка и не имеющих точных аналогов в культуре языка переводящего.

Рассмотрим в качестве примера следующее высказывание из «Собачьего сердца» M.А. Булгакова и его перевод на английский язык:

«Я теперь председатель, и сколько ни накраду — все, все на женское тело, на раковые шейки, на "Абрау-Дюрсо"».

В одном из многочисленных переводов на английский язык этого произведения Булгакова читаем: «Now I'm Chairman and however much I steal it all goes on the female body, on chocolates, on Crimean champagne»¹. Раковые шейки оказываются в английском варианте шоколодными конфетами. Переводчик ошибочно ассоци­ировал понятие раковые шейки с названием хорошо известных

¹ Перевод — Avril Pyman. 232

русских конфет. Но карамель, коей являются «Раковые шейки», показалась ему слишком убогой для данной сцены и он превратил карамельные конфеты в шоколадные, что более соответствовало его представлениям о роскоши и шике в России 20-х гг. Так ра­ковые шейки, изысканное блюдо и для России начала XXI в., превратились в переводе в шоколадные конфеты.

Но существует и еще одна картина мира, т.е. отраженная ре­альность, с которой взаимодействует перевод, — это картина мира получателя переводного текста, точнее, представление пере­водчика об этой картине. Мы помним из опыта предшественни­ков, что именно сомнения переводчика в том, что реальная дей­ствительность, описываемая в текстах оригинала, хорошо известна читателю, заставляли его прибегать к преобразованиям разного рода. Жак Амио использовал добавления, другие переводчики просто выбрасывали описания тех фрагментов действительности, которые, по их мнению, могли быть непонятны воображаемому читателю, а также использовали для передачи этой реальности более обобщенные понятия или подменяли описание чужих объектов описаниями более знакомых, своих для переводящей культуры.

Вернемся к примеру из Булгакова. Мы видим, что предмет реальной действительности Советской России 20-х гг. шампан­ское «Абрау-Дюрсо» в английской версии превращается в крымское шампанское. Переводчик делает здесь еще одну фактологическую ошибку (ошибку в описании реальной действительности), так как поселок Абрау-Дюрсо, знаменитый своими шампанскими и бе­лыми винами, расположен не в Крыму, а в Краснодарском крае, недалеко от Новороссийска. Но для нас важнее другое. Перевод­чик уверен, что имя собственное Абрау-Дюрсо ничего не скажет английскому читателю, поэтому он заменил понятие о конкрет­ном классе предметов понятием о более общем классе. Автор другого перевода, не взявший на себя смелость утверждать, что Абрау-Дюрсо — это крымское шампанское, поднимается еще выше по ступеням обобщения: «I ' ve made good now and all I make in graft goes on women, lobster and champagne»^. Такой же модели придер­живается и автор итальянской версии: «Oggi sono presidente, e tutto quel che rubo voglio spendermelo in donne, gamberetti e champagne». Французский переводчик идет, казалось бы, по пути еше более обобщенного представления действительности. У него Абрау- Дюрсо превращается в хорошее вино — le bon vin. Француз не мо­жет назвать шампанским вино, произведенное не в Шампани. Но он дает оценочную характеристику напитку — «хорошее», т.е. до-

Перевод — Michael Glenny Collins.

233

рогое вино. Это позволяет ему описать чужую реальность доста­точно точно с учетом ожиданий французских читателей, их спо­собности составить представление о чужой для них реальности.

Таким образом, окружающая действительность оказывается в тесном и многообразном взаимодействии с переводом как сис­темным процессом.

§ 5. Иерархичность — свойство системы перевода

Иерархичность как одно из свойств любой системы предпо­лагает, что каждый компонент системы в свою очередь может рассматриваться как система. В то же время исследуемая в дан­ном случае система представляет собой один из компонентов бо­лее широкой системы. Рассматривая перевод как системный про­цесс, обладающий определенной структурой, мы отмечали, что этот целостный процесс может быть представлен в виде системы взаимозависимых операций по проникновению в смыслы, заклю­ченные в определенных последовательностях знаков одного язы­ка, и их толкованию, интерпретации в знаках другого. Каждая из этих операций также может быть представлена в виде неких взаи­мосвязанных подсистем. Если мы обратимся к структуре «порции» перевода, то увидим, что понимание определенного фрагмента текста иерархически подчинено пониманию всего текста в целом. Представим себе, что на каком-то этапе перевода такой «порци­ей» оказывается отдельное слово. Взятое изолированно, вне кон­текста, почти каждое слово в силу своей полисемичной природы предполагает массу толкований. Его реальная жизнь начинается только в речи, в окружении других слов, актуализирующих те из его значений, которые необходимы для формирования смысла. Именно поэтому начинающим переводчикам не рекомендуется слишком часто заглядывать в словарь, да и не всегда словарь мо­жет предоставить нам хоть какой-нибудь выбор. В одном из при­веденных выше примеров (в переводе булгаковского высказыва­ния на французский язык) мы видели, что переводчик подчиняет перевод отдельного слова не только одному высказыванию, опи­сывающему конкретную сцену, но и более общим аспектам по­нимания. Прежде всего он понимает, что слово Абрау-Дюрсо в данном контексте обозначает не поселок, а именно вино. Исходя из понимания смысла фрагмента, он делает вывод о том, что речь идет о достаточно дорогом престижном вине, напоминающем шампанское. Он понимает, что для французского читателя есте­ственным образом существует только шампанское, произведен­ное во Франции, поэтому переводческие решения английского и итальянского коллег оказываются для него неприемлемыми. Он сохраняет главный элемент смысла, заключенный в данном сло-

234

вe, — престижность и высокая цена — и выбирает определенную форму для его передачи на языке перевода. Понимание и выра­жение составляют две взаимосвязанные фазы перевода, иерархи­чески подчиненные содержанию переводимого текста в целом. Одна и та же форма, встретившаяся в разных текстах, может пе­реводиться различно. Так, словосочетание французского языка char de combat будет переводиться как боевая колесница в тексте о римских войнах и как танк в текстах современной военной тема­тики. Эта иерархическая зависимость конкретного переводческо­го решения от содержания всего текста в целом и его формы, на первый взгляд довольно простая и понятная, является камнем преткновения для многих поколений переводчиков. Одной из та­ких проблем оказывается проблема «историзации» текста перево­да. Как «состарить» текст перевода произведения, написанного в XVI в., как придать ему благородную древность, ведь не перево­дом же его на старославянский язык?

Всякий перевод, являясь речевым действием, подчиняется нормам языка перевода в целом, нормам того речевого жанра, в рамках которого он развертывается, а также индивидуальной сти­листике автора. Выбор конкретной формы в языке перевода иерархически подчинен форме всего текста. Перевод поэтического рифмованного произведения также рифмованной формой пред­полагает, как известно, значительный отход от семантики, заклю­ченной в отдельных словах и даже в произведении в целом. Се­мантика поэтического произведения оказывается иерархически подчиненной эстетическим устремлениям переводчика, его жела­нию создать у читателя переводного текста впечатление, анало­гичное тому, какое вызывает текст оригинала у того читателя, для которого он был создан.

Перевод военно-технического документа также будет осуще­ствляться в соответствии с нормами жанра: переводчик будет стремиться к максимальной точности терминов, он постарается избежать описательных перифраз и слишком длинных и сложных фраз. Таким образом, норма речи каждого конкретного перевода иерархически подчинена нормам речевого жанра и переводящего языка в целом.

Перевод может рассматриваться и как подсистема в общей системе межкультурной коммуникации, а также и как подсистема в общей системе посреднических услуг, входя в ту и другую сис­темы своими разными сторонами. Литературный перевод оказы­вается подсистемой в общей системе литературного творчества, а перевод научной литературы представляет собой подсистему в об­щей системе обмена научной информацией и т.д.

Таким образом, перевод, как и всякая другая система, обла­дает свойством иерархичности.

235

§ 6. Множественность описаний

Всилу принципиальной сложности каждой системы ее адек­ватное познание требует построения множества разных моделей, каждая из которых описывает лишь один аспект системы. Пере­вод также является объектом множественных описаний, о чем мы упоминали, говоря о месте теории перевода среди других наук.

Только лингвистическая теория перевода дала множествен­ные его описания, получившие свое лаконичное выражение в так называемых моделях перевода. Теории перевода известны множе­ственные попытки построения моделей переводческого процесса как коммуникативного акта. Более простые модели перевода по мере развития теории получали разнообразные усложнения в за­висимости от того, каким образом представляется исследователю перевода механизм переводческой деятельности.

Немецкий исследователь О. Каде предложил модель процесса перевода, опираясь на общую теорию коммуникации и полагая, что при переводе действуют факторы, познание которых возмож­но исключительно в рамках акта коммуникации в целом¹. В его модели перевод представлен как процесс двуязычной коммуника­ции, начинающийся с восприятия текста ИЯ переводчиком и за­канчивающийся порождением текста ПЯ*. Первая фаза этого процесса представляет собой коммуникацию между отправителем и переводчиком. На следующем этапе происходит мена кода, осу­ществляемая переводчиком, выступающим в качестве перекоди­рующего звена. На третьем, завершающем, этапе осуществляется коммуникация между переводчиком, выступающим в качестве отправителя, и получателем переведенного сообщения. «Важней­шей фазой этого процесса является мена кода ИЯ → ПЯ, подчи­няющаяся определенным условиям в связи со своими специфи­ческими функциями в рамках акта коммуникации. Эту фазу можно назвать переводом в узком смысле слова»², — писал исследователь. Построение коммуникативной модели позволило ему сформули­ровать основную проблему перевода, которая в коммуникативном аспекте заключается в соответствии между воздействием, оказан­ным на переводчика как на получателя оригинального речевого произведения, и его намерением как отправителя по реализации сообщения средствами иного языка. Это соответствие и составля­ет предпосылку эквивалентности между исходным сообщением и переводным.

¹ Каде О. Проблемы перевода в свете теории коммуникации // Вопросы
теории перевода в зарубежной лингвистике. М, 1978. С. 69—90.

² Там же. С. 70.

* Традиционно используемые в теории перевода сокращения: ИЯ — ис­ходный язык; ПЯ — переводящий язык.

236

Идея анализа перевода как акта коммуникации получила свое развитие в работах Миньяр-Белоручева и других исследователей. Миньяр-Белоручев исходил из того, что перевод является одним из видов коммуникации, а именно коммуникацией с использова­нием двух языков. Поэтому и закономерности перевода могут изучаться на фоне общих закономерностей коммуникации. Его модель перевода, построенная на основе известной модели речево­го (коммуникативного) акта, предложенной Р.Якобсоном¹, пред­ставляет процесс перевода как речевой акт, в котором компоненты коммуникации удваиваются: появляются два отправителя, каж­дый со своими мотивами и целями высказывания, две ситуации, два речевых произведения, два получателя сообщения. «Удвоение компонентов коммуникации и является основной отличительной чертой перевода как вида речевой деятельности»², — утверждал исследователь.