Современная языковая (речевая) ситуация

 

Что такое современная языковая или речевая ситуация? Само понятие «ситуация» в переводе с латинского означает «положение», следовательно, ответом на поставленный вопрос должно явиться описание положения русского языка современности и описание состояния культуры речевого общения на нем. Современный языковед Ю.Н. Караулов замечает, что ответом на заданный вопрос послужил бы анализ текущей языковой жизни общества.

В любом языке, в том числе и русском, постоянно происходят те или иные изменения. Одни из них проявляются в меньшей степени и не так заметны обычному, рядовому, носителю языка – таковы, например, изменения, в фонетическом (звуковом) и морфологическом строе языка; отмечать и объяснять их – дело специалистов-лингвистов. Другие изменения, к примеру, связанные со словообразовательными процессами и подвижками в области лексики языка, не могут не замечаться даже теми, кто не связан профессионально с языком.

Современный период (конец ХХ – начало ХХΙ столетия) по праву называют эпохой больших изменений, причем не только в социально-политической, экономической, культурной и других областях, но и в области языковой жизни общества. Большая часть языковых изменений как раз и отражает ощутимые социальные, культурные, религиозные и другие сдвиги современной эпохи. Интенсивные изменения, происходящие в современном русском языке, должны постоянно отслеживаться и внимательно изучаться специалистами-языковедами для того, чтобы оценивать их и вырабатывать практические рекомендации как для обучающих, так и для культурно-речевых целей – издание пособий и справочников, предназначенных учащимся, студентам, журналистам, дикторам, парламентариям и др.

Помочь разобраться в сложном современном «языковом хозяйстве», по словам Н. С. Валгиной, могут исследования известных современных лингвистов, отражающие самые разные стороны языковых изменений современности и характеризующие современное состояние русской речевой культуры. Назовем наиболее значительные из таких изданий и дадим краткую аннотацию к ним.

1. Ю. Н. Караулов «О состоянии русского языка современности» [Караулов 1991]. В книгу включены одноимённый доклад Ю. Н. Караулова, прочитанный им на конференции «Русский язык и современность. Проблемы и перспективы развития русистики», и материалы почтовой дискуссии (организованной составителем книги) по проблеме «Состояние русского языка», в которой приняли участие 18 известнейших ученых-лингвистов нашего времени.

Примечание. Материалы почтовой дискуссии опубликованы в специализированном журнале «Русская речь» в номерах 2–6 за 1992 год.

2. В. Г. Костомаров «Языковой вкус эпохи. Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа» [Костомаров 1994; 1999]. В данной книге на основании огромного языкового материала, собранного её автором, анализируются разнообразные процессы, происходящие в языке современных средств массовой информации. В ней исследователь отмечает всё возрастающую роль этих средств в формировании языковой нормы. Автором книги вводится понятие «языковой вкус» как фактор, влияющий на изменение и становление нормы употребления единиц языка, и как фактор, объясняющий направление языковой эволюции.

3. Русский язык конца ХХ столетия (1985–1995) – М., 1996. Ответственный редактор коллективной монографии – доктор филологических наук Е. А. Земская. Вторым изданием книга вышла в 2000 г. Книга написана коллективом ведущих специалистов в области русистики – науки о русском языке. Она посвящена изучению активных процессов, происходивших в русском языке на рубеже 80–90 гг. ХХ века. Монография состоит из двух частей. В первой части описываются семантические изменения в лексике и лексической сочетаемости, а также изменения в грамматике, словообразовании и в области ударения. Во второй части характеризуются современные тенденции и значимые явления в устной и письменной сфере речевого общения, анализируются стилистические особенности современной прессы и публичных выступлений.

4. В. Н. Шапошников «Русская речь 1990-х. Современная Россия в языковом отображении» (М., 1998). Работа отражает результаты исследования её автора о русском языке 90-х годов ХХ столетия. Учёный анализирует фонетику и орфоэпию, морфологию и словообразование, лексику и фразеологию, а также семантику русского языка указанного периода.

5. Н. С. Валгина «Активные процессы в современном русском языке» (М., 2001). В учебном пособии, предназначенном не только студентам, но и широкому кругу читателей, интересующихся развитием и состоянием нашего языка, освещены активные процессы в русском языке современной эпохи, наблюдающиеся в произношении и ударении, в лексике и фразеологии, в словообразовании и морфологии, в синтаксисе и пунктуации. Языковые изменения рассматриваются автором с учётом внутренних источников развития самого языка, которые происходят на фоне широких исторических преобразований в жизни общества. В книге нашли отражение и проблемы, связанные с вариантностью в её отношении к литературно-языковой норме. Особое внимание уделено лексике средств массовой информации как наиболее очевидному источнику изменений в словарном составе современного русского языка.

Итак, изменения, происходящие в языке и с языком, не только отслеживаются и фиксируются специалистами-языковедами, но и всесторонне изучаются, квалифицируются и оцениваются ими. Многие явления, характерные для функционирования современного русского языка на примере языка периодических изданий, отметил М. В. Панов [Панов1988]. Несмотря на то, что учёный писал о языке периодики, выявленные им тенденции, по справедливому замечанию Е. А. Земской, характерны для разных сфер языка. Тем более, что язык средств массовой информации, как верно отмечают многие исследователи, аккумулирует в себе, наиболее отчётливо и быстро отражая – в отличие от языка художественной литературы, научного и официально-делового стилей, – изменения, происходящие в наше время во всех сферах языка.

Назовем основные, с точки зрения М.В. Панова, явления, характеризующие функционирование русского языка нашего времени, и дадим к ним краткие пояснения:

1. Возрастание диалогичности общения. Эта черта связана с общей тенденцией демократизации общества, социализацией его членов, т.е активным включением если не всех членов общества, то во всяком случае многих и многих из них в решение разнообразных государственных, политических, общественных, религиозных, культурных и других вопросов. Иначе говоря, время само диктует необходимость изменения способов и параметров диалога государства с человеком и человека с государством. Современный период демонстрирует разнообразные формы протекания массовой коммуникации, причём не только устные, но и письменные, вследствие того, что разные формы СМИ – печатные, электронные, радио, мультимедийные – создают возможность непосредственного обращения говорящего (пишущего) к слушающим (читающим) и такую же возможность обратной связи слушающих (читающих) с говорящим (пишущим).

2. Усиление личностного начала в речи. Суть данной черты предельно чётко поясняется следующей фразой Е. А. Земской: «Безликая и безадресная речь сменяется речью личной, приобретает конкретного адресата». Это обусловлено тем, что «люди начинают говорить и писать свободно, причем не только дома, на улице, в очереди, но и по радио, телевидению, на собраниях и митингах, в газетах и журналах»). Новые условия публичной коммуникации требуют оперативной речевой реакции собеседников, что накладывает на официальное общение печать непосредственности – даже в том случае, если речь собеседников не спонтанная, а подготовленная. Рост личностного начала находит объяснение ещё и в том, что в современный период изменяются ситуации и жанры речевого общения: ослабляются жёсткие рамки официального публичного общения, рождается много новых жанров устной публичной речи в сфере массовой коммуникации (разнообразные беседы, дискуссии, круглые столы, появляются новые виды интервью и т.п.). В частности, в силу сказанного выше, как пишет Е. А. Земская, «сухой официальный диктор радио и ТВ сменился ведущим, который размышляет, шутит, высказывает своё мнение» [Земская 2000: 12–13].

3. Стилистический динамизм. Данная сторона функционирования русского языка современности характеризуется следующими основополагающими, на наш взгляд, чертами.

– Дальнейшим развитием «речевой системности функционального стиля», т.е. «взаимосвязи языковых средств в конкретной речевой разновидности (как между единицами каждого языкового уровня, так и между последними) на основе выполнения ими единого коммуникативного задания, обусловленного экстралингвистической основой данной речевой разновидности» [Кожина 2002: 62].

Говоря другими словами, сам наш язык демонстрирует динамику (развитие, обновление) использования всевозможных его средств в разнообразных актах речевой деятельности говорящих и пишущих и в таких же разнообразных актах речевого общения, что – и это вполне естественно – не может не сказаться на развитии самой системы функциональных стилей русского языка. Причём данное развитие предполагает не только дальнейшее разветвление разновидностей (так называемых подстилей) конкретного стиля – например, формирование рекламного подстиля внутри традиционного официально-делового стиля, но и обновление самой системы функциональных стилей (речь в этом случае может идти, о расширении системы стилей новым, формирующимся, к примеру, Интернет-стилем, либо о выведении из данной системы традиционно включаемого в неё разговорного стиля и представлением его в качестве особой разновидности языка – разговорной речи).

Стилистический динамизм первой характеризуемой стороны объективно обусловлен тем, что современное речеведение в широком смысле и отдельные его структурные части – культура речи, лингвистическая прагматика, риторика, в том числе и лингвостилистика, – изучают язык исходя из учёта особенностей ситуации речевого общения. Весьма важными здесь являются не столько особенности употребления языка, сколько применение языка в целях речевого общения, необходимого для достижения конкретного (прагматического) результата. Потому собеседники должны знать и другие компоненты коммуникативного акта: социальные роли общающихся, содержание высказывания, своеобразие типа языкового (речевого) мышления, свойственного данной ситуации общения – например, наглядно-образного для обиходно-бытового, строго логического для научного, общие цели и конкретные задачи общения, возрастной ценз собеседников, уровень их образования и другие экстралингвистические факторы конкретной коммуникативной ситуации, в которой оказываются общающиеся стороны.

– Взаимопроникновением (или тенденцией к этому) языковых средств разных функциональных стилей, т.е. стремление единиц языка одного функционального стиля перейти в разряд единиц другого стиля. Так, авторы коллективной монографии «Русский язык конца ХХ столетия» утверждают: «Попадая в газетный язык, слово «держава» отчасти теряет свой высокий стилистический статус. Нейтральные и сниженные контексты рождают новую сочетаемость, дериваты и синонимию: угробить державу, слаборазвитая держава, хилая держава, талонная держава, державка; державники (синоним: государственники). Таким образом, в ряду синонимов империя – сверхдержава – держава – государство – страна слово «держава» стремится занять место нейтрального члена ряда» [Русский язык конца ХХ столетия 1996: 71]. Таким образом, здесь указан такой путь превращения единицы одного стиля в средство другого, как включение слова в многообразные стилистические контексты его употребления.

Вполне естественно, что можно выделять и другие способы изменения стилистических характеристик языковых единиц. В частности, в упомянутой уже книге говорится о деспециализации терминов, под которой понимается «существенное преобразование семантической структуры слова, расширение смыслового объема понятия, накопление сем, развитие переносного значения» [там же: 87]. Проще – это изменение стилистического статуса единицы языка: переход, например, слова из разряда средств научного языка в иностилевую среду.

Такое произошло в наше время со словом «экология», которое активно заимствует публицистический стиль из профессионального языка, в котором оно имеет значение «учение (наука) об охране окружающей среды». Включение публицистикой данного понятия в самые разные контексты типа экологическая катастрофа, экологическая бомба, экологическая обстановка, экологическое преступление, экологические знания, экологическая грамотность, экологическая безграмотность, экологическое мышление, экологически чистый продукт, экология промышленного и сельскохозяйственного производства, экология культуры, экология духа, экология природы, экология семейной жизни и под. модифицирует (видоизменяет) не только лексическую семантику слова, но и стилистическую его отнесенность.

Изменения в лексическом значении термина «экология» и, соответственно, варианты его значений приведены в «Русском языке конца ХХ столетия». Это: 1) «связанный с состоянием окружающей среды» – экологическая безопасность, экологически чистый, экологический мертвец; 2) «ориентированный на решение экологических проблем» – экологическое общество, экологическая культура; 3) (переносное значение) «защита, сохранение чего-либо» – экология языка, экология души [там же: 87].

Близким по сути к деспециализации способом включения слова в более широкий (в нашем случае – в массовый) контекст употребления является популяризация ранее малочастотного слова ограниченного употребления. В таком случае слово, как правило, меняет и свое стилистическое значение: из группы слов с книжной стилистической окраской оно переходит в нейтральную лексику либо стремится войти в эту группу. Для примера здесь можно назвать вновь вошедшие в активное употребление когда-то «успешно» забытые нами слова милосердие (акт милосердия, проявить милосердие, личное милосердие), милосердный (быть милосердным, милосердный человек), благотворительность (благотворительность незнакомцев, бескорыстная благотворительность), благотворительный (благотворительная акция, благотворительный концерт), губернатор (губернатор края, области; постановление губернатора, «красный» губернатор), губернаторский (губернаторскоекресло, губернаторский указ), губернский (губернские выборы, губернские новости), храм (храм души, храм милосердия, построили храм, вырос храм), милостыня (подать милостыню, принять милостыню, государственная милостыня), гимназия (гуманитарная гимназия, городская гимназия, национальная гимназия), дума (краевая дума, Дума заседает, решение думы, голосование в Думе), гувернантка (податься в гувернантки, зарплата гувернантки, обязанности гувернантки) и др.

– Интенсивностью взаимодействия литературного языка с просторечием и жаргоном в самых разных их проявлениях и интенсивностью взаимодействия последних друг с другом. Современные исследователи полагают, что особенно сильное влияние на литературный язык современной эпохи оказывает городское просторечие, молодёжный жаргон и воровское арго. На этом основании они ведут речь о выдвижении, в сравнении с прошлыми этапами функционирования русского литературного языка, новых центров экспансии на нормативный (обработанный, кодифицированный и регламентированный) язык, коими называют низовую городскую культуру (в том числе и языковую/речевую культуру малоквалифицированных и малограмотных рабочих и так называемых люмпенизированных слоев городского населения), молодежную контркультуру (намеренно противопоставленную культуру молодых, в том числе и культуру языкового/речевого общения с целью идентификации себе подобных и отграничения себя от официальной общественной культуры), уголовную субкультуру (манеру языкового/речевого общения и особенности языкового/речевого поведения представителей асоциальных групп – уголовников, воров, грабителей, мошенников, карманников, карточных и других шулеров и т.п.) [Русский язык конца ХХ столетия 2000: 79].

Интенсивность указанных типов взаимодействия проявляется в том, что языковые средства, характерные для языка отдельных социальных групп населения, перемещаются и превращаются «из элементов внутригрупповой в элементы межгрупповой (межнациональной) коммуникации» [Швейцер 1993: 49]. Указанный процесс обозначается понятием «усиление функциональной мобильности языковых единиц». Причем следует знать, что перемещение иностилевого средства в другой для него языковой ранг – это не мгновенный акт, не разовый процесс, а достаточно сложное перемещение и изменение своего статуса. А. Д. Швейцер таким образом характеризует функциональную мобильность языковых единиц: «Этот процесс развертывается как по вертикали (от социолектов к общему просторечию и к литературному языку), так и по горизонтали (от периферийных участков языковой системы к ее центру или общему ядру» [Швейцер 1993: 54]. Здесь речь идет о промежуточном этапе функционирования языковых средств, прежде чем они приобретут другой языковой статус; таким промежуточным звеном для перемещения единиц языка из одной функциональной сферы в другую является так называемый общий жаргон. Этим термином обозначается такое языковое явление, как равноправное функционирование той или иной единицы языка сразу в нескольких стилях речи; яркой иллюстрацией средства общего жаргона являются слова беспредел, кинуть, наехать, тусовка, тусоваться, классный (ср.: клевый), фанатик и др., которые частотны не только в своих сферах общения (первые три – в уголовной субкультуре, а вторые – в молодежной среде), но и в других: просторечии, молодежном жаргоне, в речи асоциальных групп, в текстах средств массовой информации.

Другой путь передвижения – это превращение языкового средства, находящегося на периферии литературного языка, через приобретение им промежуточного статуса в единицу массового употребления и закрепление в качестве общераспространенного, общеязыкового средства. Например, всем знакомые и привычные слова, такие как социалка (социальная помощь), минималка (минимальный размер оплаты труда), подземка (метро), нефтянка (нефтяная промышленность), высотка (высотное здание), малярка (малярные работы) и под. из разговорной (обиходно-бытовой) сферы перемещаются в нейтральную, закрепляются здесь, становясь чрезвычайно частотными в употреблении, а затем становятся принадлежностью и текстов других сфер речевого общения, например, публицистического и официально-делового (устной формы его функционирования) стилей.

– Включением языковых единиц – и, в первую очередь, лексических – в разнообразные стилистические контексты их употребления, в результате чего происходит семантико-стилистическая деформация, под которой следует понимать нарушение законов смыслового (семантического) и стилистического согласования единиц языка. Подобного рода рассогласования достаточно хорошо знакомы рядовым носителям языка, правда, без лингвистического (терминологического) обозначения явления. Вспомните распространённые и малораспространённые выражения типа А вас тут не стояло!; Знает кошка, чью мясу съела; Я очень уважаю пирожки с повидлой; Я сижу в кине на последнем ряде в теплом зимнем пальте. Они приехамши на машине ит.д.В приведенных примерах нарушены прежде всего законы грамматической сочетаемости слов; сравните их с нормативным употреблением: Вы тут не стояли; Знает кошка, чье мясо съела; Я очень люблю пирожки с повидлом; Я сижу в кино в седьмом ряду в теплом зимнем пальто. Несомненно также и то, что примеры с нарушением правил морфологического строя русского языка (правил согласования и управления, правил изменения и образования форм слов) одновременно могут демонстрировать и нарушение стилистических норм в том случае, если они будут использованы в официальных ситуациях общения, где такие нарушения недопустимы.

Приведем примеры, нарушающие семантико-стилистическую характеристику сочетающихся слов, заимствованные нами из книги «Русский язык конца ХХ столетия»: коммунистическая / неофашистская /несанкционированная тусовка («митинг»),э литная / музыкальная / литературая / религиозная тусовка («форма общения, мероприятие, концерт»), великосветская тусовка («бесцельное общение», «ничегонеделание»), мэрская тусовка («деловая встреча») и др.

4. Явления «переименования» (в широком смысле). В русском языке современного периода действительно происходят разного рода переименования, связанные с коренными социальными изменениями в жизни общества. Одним из примеров этой тенденции, лежащих, так сказать, на поверхности, можно назвать «смену речевых одежд», что особенно ярко проявляется в сфере топонимов – названий различных географических объектов: старые названия, вытесненные в советское время из сферы официальных номинаций, возвращаются официально и неофициально в активное употребление, или старые наименования заменяются новыми. Ср.: Самара и Куйбышев, Тверь и Калинин, Санкт-Петербург и Ленинград, Екатеринбург и Свердловск и др. То же происходит и с городской топонимикой: названиям улиц, площадей, скверов и т.п. возвращают былые имена – Мясницкая улица и улица Кирова, Новопесчаная улица и улица Вальтера Ульбрихта, Тверская улица и улица Горького; станции метро: Китай-город и Площадь Ногина, Выхино и Жданова, Театральная и Площадь Революции, Чистые пруды и Кировская (топонимы г. Москва); либо новые названия приходят на смену старым: улица Ярыгина – Октябрьская улица, улица Вяткина – улица Розы Люксембург, улица Жукова – улица 40 лет Октября (топонимы г. Абакана).

Наше время характеризуется также многочисленными изменениями в сфере наименования различных органов государственной и местной власти: Верховный Совет – парламент, Верхняя палата – Совет Федерации, Нижняя палата – Государственная дума (или Госдума), краевой (областной) совет народных депутатов (край-, облсовет) – Законодательное собрание (Заксобрание), городской совет народных депутатов (горсовет) – городская дума (гордума), горсовет – городской муниципалитет, мэрия, райсовет – районная администрация, министерство – департамент и т.д. В новые «словесные одежды» наряжаются учебные заведения: школа, училище – лицей, гимназия, колледж; институт – университет, академия; торговые заведения: магазин – павильон, бутик, комок, торговая палатка, супермаркет, минимаркет; универмаг, универсам – торговый дом, торговый центр; предприятия общественного питания: ушли в «небытие» различные кафе, столовые, закусочные, пельменные, пирожковые – им на смену пришли кафе-бары, гриль-бары, лакомки, Макдональдсы и т.п.

Существенные изменения произошли и в сфере словесного обращения к собеседникам: постепенно забываются старые добрые обращения товарищ, товарищи, друзья, коллеги и др. – все чаще слышим господин, госпожа, дамы и господа, сограждане, соотечественники; трёхчленная система официального называния лица заменяется распространенным в современных СМИ двучленной: Владимир Владимирович Путин – Владимир Путин, А. И. Лебедь – А. Лебедь и под.

Переименовываются и явления современной общественной жизни, которые по определённым причинам или в угоду чьим-то интересам не должны называться прямо (такое «скрытое» именование называется эвфемизацией): ср.: «горячие точки», вооружённый конфликт и война; беженцы и переселенцы; нищие, бедные и малоимущие и др.

5. Сочетание резко контрастных стилистических элементов. Причем такое соединение разных по стилистической характеристике средств происходит не только в пределах текста, но и в границах словосочетания, например: госпожа президентша, политическая тусовка, официальное вранье, господин бомж, «прикатили» на светский раут и под. Е. А. Земская называет подобное сочетание элементов языка семантическими и стилистическими контрастами [Земская 2000, 12]. Использование названного приёма, по мнению М. В. Панова, сдвигает и изменяет значение слова, в результате чего оно становится метафорическим, метонимическим и сужает или расширяет своё значение [Панов 1988, 23]. Ср., к примеру, употребление выделенных единиц в прямом, обычном, и метафорическом, переносном, значении: Русский Национальный Собор просит благословения у Владыки Иоанна и Президент просил парламент благословения на мораторий, т.е. волевым порядком запретить все митинги и забастовки. См. также примеры, в которых произошли семантические сдвиги (изменения в значениях): молиться рынку, исповедь на заданную тему (название рубрики в газете), коммунистические пастыри, старцы из Политбюро, пастыри и паства (о депутатах и избирателях), духовный отец перестройки (о М. Горбачеве) (примеры взяты из книги «Русский язык конца ХХ столетия»). В приведённых метафорах, обычных для языка и его носителей (данные метафоры были распространены и ранее), в наше время наблюдается новое семантическое наполнение – ср.: молиться колесу, черту лысому, золотому тельцу (старые метафоры)и молиться рынку, боссу, реформам и под. (новые метафоры).

Перечень значимых явлений и тенденций, влияющих на характеристику языка нашего времени и, соответственно, на его состояние, продолжен в упомянутом выше глубоком исследовании активных процессов, происходивших в русском языке на рубеже 80–90-х годов ХХ века, проведённом коллективом ведущих специалистов в области русистики. Е. А. Земская, ответственный редактор монографии «Русский язык конца ХХ столетия», автор введения и третьей главы «Активные процессы современного словопроизводства», состояние русского языка нашего времени определяет рядом следующих факторов.

– Резко расширяется состав участников массовой и коллективной коммуникации: новые слои населения приобщаются к роли ораторов, к роли пишущих в газеты и журналы.

– Резко ослабляется, даже можно сказать рушится, цензура и автоцензура. Люди начинают говорить и писать свободно, причем не только дома, на улице, в очереди, но и по радио, телевидению, на собраниях и митингах, в газетах и журналах.

– Возрастает личностное начало в речи. Безликая и безадресная речь сменяется речью личной, приобретает конкретного адресата. Возрастает диалогичность общения, как устного, так и письменного. Это видно особенно отчётливо на примере жанра интервью. Если раньше интервьюер был безликим человеком, роль которого сводилась к задаванию более или менее стандартных вопросов (Каковы у вас удои молока? Сколько собрали центнеров пшеницы с одного гектара? и т.п.), то теперь в интервью участвуют два равноправных собеседника. Интервьюер может не соглашаться со своим гостем, спорить с ним, задавать ему «колкие» вопросы. Это беседа «на равных».

– Расширяется сфера спонтанного общения не только личного, но и устного публичного. Люди уже не произносят и не читают заранее написанные речи. Они говорят. Заговорили главы государства (первым говорящим, а не читающим главой страны был М. С. Горбачев), заговорили депутаты Верховного Совета СССР, а потом и депутаты ВС России, депутаты Государственной думы.

– Меняются важные параметры протекания устных форм массовой коммуникации: создается возможность непосредственного обращения говорящего к слушающим и обратной связи слушающих с говорящими.

– Меняются ситуации и жанры общения и в области публичной, и в области личной коммуникации. Жёсткие рамки официального публичного общения ослабляются. Рождается много новых жанров устной публичной речи в сфере массовой коммуникации (разнообразные беседы, дискуссии, круглые столы, появляются новые виды интервью и т.п.). Сухой официальный диктор радио и ТВ сменился ведущим, который размышляет, шутит, высказывает свое мнение.

Сказанное приводит к изменению основных признаков устной публичной коммуникации. На смену официального подготовленного, лишенного непосредственности общения приходит общение неподготовленное, характеризующееся признаком публичности, но официальность которого ослаблена. Следовательно, резкая граница, которая проходила между неофициальным личным общением и общением официальным публичным размывается. В публичном общении (речь радио, ТВ, митингов, собраний) возрастает степень неподготовленности и ослабляется официальность. Нельзя сказать, что такое общение ведётся теперь на разговорном языке, но число разговорных, жаргонных, просторечных и иных сниженных элементов в нём резко увеличивается.

– Появляется много нового и в сфере личного общения между незнакомыми людьми. Меняются отношения между говорящими субъектами. Наблюдаются две противонаправленные тенденции: появление чувства открытости друг к другу, чувства «общей судьбы», порождающего товарищескую солидарность/ усиление отношений враждебности, агрессивности, конкуренции.

– Резко возрастает психологическое неприятие бюрократического языка прошлого (новояза).

– Появляется стремление выработать новые средства выражения, новые формы образности, новые виды обращений к незнакомым.

– Наряду с рождением наименований новых явлений, отмечается возрождение наименований тех явлений, которые возвращаются из прошлого, запрещённых или отвергнутых в эпоху тоталитаризма.

Перечисленные выше социо- и психолингвистические факторы оказывают значительное влияние на особенности языка современной эпохи, на речевое поведение нашего современника. Раскованность, раскрепощённость говорящего действует на все механизмы языка – на словоупотребление и словообразование, на синтаксис, интонационное и фонетическое построение речи. Неузуальное (индивидуально-авторское) словообразование, сниженная лексика широко используются не только в неофициальном общении и художественной речи, они получают небывалый доступ в периодическую печать, в устную публичную речь. Активизируются механизмы свободного построения дискурса (речевого произведения). Меняется синтаксическое построение речи, особенно резко в сфере управления и некоторых видов согласования. Неподготовленность публичной речи ведет нередко к расшатыванию старых норм, способствует проявлению тенденций развития, заложенных в системе языка (см. в этой книге главы VI и VIII).

Меняется интонация устной публичной речи. Примером может служить такая телепередача, как «Автомиг», в которой ведущая надевает маску неофициальности, даже интимности («Здравствуйте, я Лена Шмелева»). Специфическим образом интонационно оформляется теле-, радио- и метрореклама. Возрождаются существовавшие в прошлом зазывы уличных торговцев. Таковы лишь некоторые из происходящих изменений [Земская 2000: 12–14].

«Состояние современной русской речи, изменения, происходящие в языке, обращают на себя внимание и «обычных» говорящих, и лиц, связанных с языком профессионально: журналистов, литераторов, лингвистов, – пишет Е. А. Земская. – В периодической печати, в научной литературе появляются статьи, авторы которых по-разному оценивают грубые ошибки в речи наших современников, саркастически называют современное состояние языка «праздником вербальной свободы» (см. И. Волгин. Печать бездарности. Пуризм и вопросы языкознания. ЛГ, 25.08.93). Другие более спокойно оценивают современный язык и призывают внимательно разобраться в том, что в нем нового, что необычного» [там же].

Академик В. Г. Костомаров, характеризуя современное состояние русского литературного языка, замечает следующее: «Сейчас наше общество, вне всякого сомнения, встало на путь расширения границ литературного языка, изменения его состава, его норм. Более того, нормальные темпы языковой динамики резко повышены, что создает нежелательный разрыв в преемственности традиций, в целостности культуры... И уже сейчас все громче раздаются голоса, выражающие опасения о состоянии русского литературного языка, к которому ведёт следование по пути расширения литературно-языковых границ» [Костомаров В. Г. 1999: 7].

Тревога за состояние языка, которым мы пользуемся повседневно с самыми разными целями, звучит во многих высказываниях наших современников. Приведём еще одно замечание писателя И. Волгина из упомянутой выше его статьи, в которой он, в частности, осуждает и тех, кому по роду деятельности следовало бы стоять на страже родного языка, однако они безбожно его коверкают; и тех, кто в силу своей образованности должен хорошо знать русский язык и так же хорошо использовать его в речевом общении, но они перестали демонстрировать даже элементарную грамотность, о которой ещё в начале прошлого века писал академик Л. В. Щерба. Писатель предостерегает нас, все общество в целом и власть предержащих об опасности недооценивания состояния языка: «Есть какая-то тайная связь между ослабевшей грамматикой и нашей распавшейся жизнью. Путаница в падежах и чудовищный разброд ударений сигнализируют о некоторой ущербности бытия. За изъянами синтаксиса вдруг обнаруживаются дефекты души. <...> Повреждение языка – это, помимо прочего, и повреждение жизни, неспособной выразить себя в ясных грамматических формах и поэтому всегда готовой отступить в зону случайного и беззаконного. Язык – неписаная конституция государства, несоблюдение духа которой ведёт к гибели всякую (в том числе и духовную) власть» (Литературная газета. 1993. № 34. 25 августа).

Процессы языкового развития и языковых изменений столь явны и ощутимы, так сказать, лежат на поверхности, что не заметить их никак нельзя. Однако, хотя обеспокоенность состоянием и судьбой русского языка и имеет серьёзные причины, она, по мнению лингвистов, не учитывает специфики самого языка как естественного феномена. Учёные уверены в том, что нельзя ставить знака равенства между культурой или антикультурой использования языка и естественными динамическими процессами, происходящими в языке нашего времени (кстати говоря, язык подвержен постоянным изменениям, они никогда в нем не прекращались, не прекращаются и не прекратятся) и проявляющимися в бурных словообразовательных процессах, в лавинном пополнении лексической системы языка, в рождении разнообразных вариантных форм единиц языка и др.

Современный период действительно демонстрирует резкое падение уровня владения родным языком, но оно, по мнению специалистов в области русского языка, объясняется объективными причинами: демократизация общественной жизни существенно расширила круг публично выступающих людей, именно выступающих – говорящих свободно, а не читающих и озвучивающих заранее написанные речи. Вот как по этому поводу пишет Е. А. Земская: «Естественно, что при чтении (или произнесении) готового, заранее написанного текста ошибок в публичных выступлениях может совсем не быть или быть мало. В живой спонтанной произносимой речи редкий человек (даже если он опытный оратор) не допускает оговорок, самоперебивов, перестроек синтаксических конструкций. А в нашей стране в эпоху гласности публично заговорили многие люди, не имеющие опыта ораторского искусства. И, конечно, в их речи много шероховатостей и даже ошибок – нарушений норм литературного языка. Однако это не гибель русского языка, а недостаток языкового воспитания. И тревога за состояние русского языка объясняется не тем, что в эпоху посттоталитаризма люди стали говорить «хуже», чем раньше, а тем, что раздвинулись рамки публичной речи и мы услышали, как реально говорит «обычный» человек, не имеющий навыков публичной речи. Многие из прежних ораторов стали делать ошибки, потому что из «человека читающего» они превратились в «человека говорящего» [Земская 2000: 15–16].

О разграничении двух подходов к современному состоянию русского языка и уровню владения им, вслед за Е. А. Земской, говорят многие учёные-лингвисты. Авторитетные мнения известных языковедов отражены в книге Ю. Н. Караулова «О состоянии русского языка современности», изданной в 1991 г. Автор книги по просьбе Организационного комитета готовившейся в том году конференции «Русский язык и современность. Проблемы и перспективы развития русистики» провёл своеобразную «дискуссию по почте, посвящённую вопросам состояния современного русского языка. В почтовой дискуссии приняли участие 18 учёных-языковедов.

Представленные в названной книге суждения позволяют заключить, что специалисты-русисты не видят оснований для утверждений о гибели, критическом состоянии, чрезмерной порче, явной болезни языка. Напротив, они утверждают, что современный русский язык живёт интенсивной жизнью, в нём, как в живом организме, происходят закономерные для него изменения, активно действующие языковые механизмы обнажают массовые, а в некоторых случаях даже лавинообразные процессы образования новых слов, заимствования из других языков, преобразования грамматической системы, рождения и появления вариантных форм и т.д. В частности, О. Б. Сиротинина уверена, что ни об упадке, ни об оскудении, обеднении, тем более вырождении русского языка говорить нельзя, напротив, необходимо серьёзное вмешательство в речевую культуру общества, для чего, по её мнению, необходимы специальные курсы для депутатов, штрафы для ошибающихся работников радио и телевидения, квалифицированные собеседования для учителей и т.д. [Караулов 1991: 53].

О тесной и органичной связи между состоянием современного русского языка и культуры общения на нем говорит и Е. Н. Ширяев: «Я думаю, что никакого упадка, оскудения и вырождения русского языка не происходит. Происходит другое: падает или выявляется уже падшая культура владения языком. Наряду с чрезвычайно недоброкачественными текстами во всех функциональных разновидностях, и в письменной, и в устной реализации, существуют и множатся, особенно в публицистике, образцовые тексты. Именно в наше время много ярче и оригинальней проявляет себя индивидуальность языковой личности, что для языка – первостепенно» [Караулов 1991: 64]. Л. П. Крысин, также принявший участие в почтовой дискуссии, присоединяется к приведенным мнениям: «Мне кажется, главное – плохая языковая компетенция большинства наших русских современников» – и, заключая свои рассуждения, приходит к выводу: «Прежде всего иной должна стать повседневная речь тех, кто обучает, – учителей, преподавателей (не такой серой, не такой шаблонной), а этого не достичь не только без коренной перестройки вузовского преподавания, но и без глубоких изменений жизни общества в целом и отдельного человека» [Караулов 1991: 51].

Обобщим мнения учёных, принявших участие в почтовой дискуссии о состоянии русского языка современности, метафорическим высказыванием В.Г. Гака, который, сравнивая язык с шахматами, как никто другой, привёл убедительный и яркий довод в пользу того, что, скорее всего, болен не сам наш язык, а больнó общество и больны его члены, пользующиеся им; беден не сам язык, а беден в своем языке тот, кто плохо его знает и коверкает в речи: «Могут изменяться грамматические правила, заменяться слова, но язык сохраняется до определённых пределов. Но, несомненно, многие носители языка имеют суженное представление о возможностях игры. Совершается много ошибок в игре. Французский учёный А. Рей сказал по этому поводу: «Вообразим, что раньше в данную игру играл 1% населения, а теперь – 40%. Можно ли сказать, что игра переживает кризис, если теперь средний игрок играет хуже, чем те, кто входил в первоначальное небольшое количество?» Мне кажется, что это рассуждение применимо к использованию речи в публичных ее функциях, к письменной речи [Караулов 1991: 40–41]. Следовательно, речь должна идти о длительной, серьезной и кропотливой работе над воспитанием языкового вкуса, повышением уровня речевой культуры человека говорящего и человека пишущего, ибо он демонстрирует в своих речах «оскудение», «кризис», «критическое состояние», «упадок» того языка, которым пользуется только он и никто другой.

Однако нельзя забывать, что у обсуждаемой проблемы есть и другая сторона, о которой весьма справедливо и объективно пишет В. Г. Гак: «В настоящее время во всём мире слышатся жалобы на «критическое состояние» того или иного языка. По-видимому, «кризис» языка может быть двоякого рода:

– кризис, объясняемый внешнелингвистическими причинами; это касается языков национальных меньшинств, которые вытесняются господствующим в данном обществе языком. Такое вытеснение может привести к упадку и даже полному исчезновению миноритарного языка (в некоторых зарубежных работах это явление называют «лингвоцидом», по аналогии с этноцидом и геноцидом). Это – настоящий кризис, подлинная угроза существованию языка.

– «кризис», объясняемый внутрилингвистическими причинами: обеднение языка, неумение пользоваться им, расшатывание нормы, плохое знание орфографии и т.п. Такой кризис может коснуться не только миноритарных языков, но и мажоритарных языков, которым по сути дела ничего не угрожает. О плохом состоянии языков теперь пишут повсюду. Об этом, в частности, свидетельствует книга Lа сrisе lаnguеs, Р., 1985, в которой говорится о кризисе французского языка (во Франции), английского (в США), немецкого (в Германии), норвежского, датского, испанского (в Испании и Уругвае), венгерского (в Венгрии) и т.п.» (См. по: [Караулов 1991: 39].

Как было уже сказано ранее, В. Г. Гак уверен в том, что русскому языку ничего не угрожает, и потому нет оснований говорить о его гибели (смерти, порче, исчезновении и т.д.): «Чтобы оценить состояние русского языка, может быть, является целесообразным различать два аспекта, плохо дифференцирующиеся в русской лингвистической терминологии: структура языка (langue) и умение пользоваться им, языковая способность (langage). Что касается структуры языка, то тут русскому языку ничто не угрожает. <...> Отмечается некоторое расшатывание нормы. Но это свойственно всем современным языкам, тем более «большим» языкам, на которых говорит все более этнически пестрое население, к тому же в силу известной демократизации жизни, отношение к нарушениям нормы также изменилось» [там же].

Однако не следует забывать о том, что как неразрывна связь человека с природой, так же изначально неразрывна связь человека с его родным языком. Язык, как и природа, это среда обитания конкретного человека, отдельного коллектива, целого народа. Сохранение в чистоте языка, как и сохранение в чистоте окружающей нас среды, есть непременное условие выживания языкового коллектива. В связи с этим нам кажется, что не стоит уповать только на то, что в новых исторических условиях «человек говорящий» и «человек пишущий» некачественно владеет языком лишь вследствие отсутствия у него навыков публичной речи. Куда серьезнее другая причина – недостаток языковых знаний и языкового воспитания, о которых много говорят и пишут наши современники, всерьез обеспокоенные состоянием русского языка. Именно эта причина, по нашему глубокому убеждению, является следствием всех тех негативных процессов, которые происходят в современном речевом общении.

Возможно, многие лингвисты, высказавшие свои точки зрения о состоянии русского языка нашего времени, справедливо полагают, что русскому языку, имеющему многовековую историю, обладающему необозримыми ресурсами в пространстве и времени, никакая «гибель», никакое вырождение угрожать не могут. Но не стоит исключать полностью и тот факт, что языки все же имеют свойство умирать. Собственно говоря, умирает не язык, а его социолема – человеческий коллектив, владеющий данным языком. Есть надежда, что такая опасность ни русскому языку, ни его носителям не грозит. Однако в бурные переломные моменты в истории страны появляется опасность иного рода: наш «вразумительный язык» (М. В. Ломоносов) вследствие многих социальных катаклизмов, происходивших и происходящих в жизни народа и государства и не прошедших бесследно для него, может качественно переродиться. В этом случае мы имеем несчастье заполучить в качестве языка нашего повседневного общения нечто подобное Langue de bois – «деревянный» или «дубовый язык», по определению зарубежных лингвистов. 

Завершим рассмотрение проблемы о современной языковой и речевой ситуации цитированием из книги Н. С. Валгиной «Активные процессы в современном русском языке»: «Жизнь изменила многое. И не только представление о незыблемости литературного образца в установлении нормы. Изменилось речевое поведение представителей современного общества, ликвидировались речевые стереотипы прошлого, более натуральным и жизненным стал язык печати; сменилась стилистика массовой печати – больше стало иронии и сарказма, а это пробуждает и развивает тонкие нюансы в слове. Но одновременно и рядом – языковая вульгарность и обнажённость прямого, грубого смысла табуированного слова. Картина противоречивая и неоднозначная, требующая внимательного анализа и кропотливой, длительной работы над воспитанием языкового вкуса».

 

Литература: Антонов 1997: Антонов В. П.Великий, могучий, свободный?... (Языковая грамотность и некоторые современные проблемы обучения языку) // Основы гуманитаризации образования. Оренбург, 1997. С. 140-150. Бессмертный 1991: Бессмертный А. Учим правила и орфограммы, а русский язык «уходит», подобно Аральскому морю // Учительская газета. 1991. № 49. Валгина 2001: Валгина Н. С. Активные процессы в современном русском языке. М., 2001. Волгин 1993: Волгин И. Печать бездарности. Пуризм и вопросы языкознания. Литературная газета. 1993. 25 августа. Горбаневский 1990: Горбаневский М.В. Притча о... языцех. М., 1990. Журавлев 1991: Журавлев В.К. Экология русского языка и культуры // Русский язык и современность. Проблемы и перспективы развития русистики. Ч. 1. М., 1991. Караулов 1989: Караулов Ю. Н.Великий... могучий... многострадальный... // Неделя. 1989. № 40. С. 14-15. Караулов 1991:Караулов Ю. Н. О состоянии русского языка современности. Доклад на конференции «Русский язык и современность. Проблемы и перспективы развития русистики». М., 1991. Кожина 2002: Кожина М. Н. Речеведение и функциональная стилистика: вопросы теории. Пермь, 2002. Костомаров 1994: Костомаров В. ГЯзыковой вкус эпохи. Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа. М., 1994 (СПб., 1999 – изд. 3-е, испр. и доп.). Купина 1995 Купина Н. А Тоталитарный язык. Екатеринбург-Пермь, 1995. Панов 1988:Панов М.В. Из наблюдений над стилем сегодняшней периодики // Язык современной публицистики. М., 1988. Русский язык конца ХХ столетия 1996: Русский язык конца ХХ столетия (1985-1995).– М., 1996 (2000 – 2-е изд.). Русский язык сегодня 2000:Русский язык сегодня / Отв. ред. Л. П. Крысин. М., 2000. Скляревская 1991: Скляревская Г. Н. Состояние современного русского языка. Взгляд лексикографа... // Русский язык и современность. Проблемы и перспективы развития русистики. Ч. 1. М., 1991. Скляревская 1996: Скляревская Г. Н.Русский язык конца ХХ в.: Версия лексикографического описания // Словарь. Грамматика. Текст. М., 1996. Шапошников 1998: Шапошников В. Н.Русская речь 1990-х. Современная Россия в языковом отображении. М., 1998. Швейцер 1993: Швейцер А. Д. Контрастивная стилистика. Газетно-публицистический стиль в английском и русском языках. М., 1993.

 

 

Лекция 3