Получение женщинами права голоса на равной основе с мужчинами 6 страница

Если оценивать доходы на душу населения и уровень доступных благ и услуг, которые могут быть приобретены, сегодня большинство людей живет гораздо богаче, чем когда-либо прежде за всю историю человечества. Одна из важнейших причин роста доходов — рост производительности труда (количества продукции на одного рабочего), что связано с появлением новых промышленных технологий. Ценность товаров (услуг), произведенных одним рабочим, растет более или менее непрерывно во многих отраслях, начиная с 1900 года.

Тем не менее, доходы, как и богатство, распределены крайне неравномерно. В Великобритании 5% “верхушки” получают около 16% общего дохода, 20% высших слоев получает 42% всех доходов; в то же время 20% представителей нижних слоев получает лишь 5% дохода (по данным 1985 года). В большинстве западных стран, включая Великобританию, богатство и доходы распределяются сейчас более равномерно, чем полвека назад (см. табл.). В США эта тенденция гораздо менее выражена, за последние 25 лет там произошли крайне незначительные изменения в этом направлении. Поскольку состояния богатейших американцев очень велики, разница между бедными и богатыми в США более значительная, чем в большинстве стран индустриального мира.

Взгляды всех четверых названных выше теоретиков совпадают в одном: материальные ценности, в особенности капитал, является базисным показателем классовой системы. Рассмотрим теперь основные классовые различия, существующие в британском обществе.

Высший класс Великобритании включает в себя относительно небольшое число индивидов и семей, которые владеют значительной собственностью. По приблизительным подсчетам, это 1% нации. Внутри высшего класса наблюдается четкое (208) разделение на тех, кто является владельцами “старых” и “новых” денег. Семьи, собственность которых передавалась из поколения в поколение, свысока смотрят на тех, кто разбогател благодаря собственным усилиям. В некоторых обстоятельствах эти две категории смешиваются, однако люди низкого происхождения часто не допускаются в круги наследственной знати.

Собственность, как подчеркивали Маркс и Вебер, наделяет властью, и представительство высшего класса в верхних эшелонах власти непропорционально велико. Их влияние отчасти является следствием прямого контроля над промышленным и финансовым капиталом, отчасти объясняется их доступом к руководящим постам в сферах политики, образования и культуры. Стэнворт и Гидденс обнаружили, что с 1850 по 1970 год доля выходцев из высшего класса среди председателей крупнейших компаний Великобритании почти не изменялась и составляет около 66%6).

По мнению Джона Скотта, в девятнадцатом веке в высшем классе Великобритании существовало три группы: крупные землевладельцы, финансисты и промышленники7). Первая считала себя аристократией, но постепенно на протяжении прошлого столетия стала признавать в качестве таковой и наиболее удачливых представителей финансовых кругов. Промышленников, предприятия которых располагались в основном на Севере, аристократия держала на расстоянии, да и сами они в какой-то мере держались особняком. По мере того, как век мужал, а богатство промышленников росло, партнеры по классу стали все чаще считать промышленников “своими”. К концу столетия промышленники имели вложения в землю, банки и страховые компании, тогда как землевладельцы пополняли свои доходы за счет того, что председательствовали в промышленных фирмах. Слияние различных группировок высшего класса продолжилось и в двадцатом веке, считает Скотт, хотя не все конфликты угасли и некоторые различия сохраняются. Например, финансовые лидеры Сити нередко не находят общего языка с главами промышленных корпораций, а политические акции, выгодные одной группе, не всегда устраивают другую. Землевладельцы как отдельная группа высшего класса на сегодняшний день практически исчезли. Множество поместий перешло в общественное владение, а те немногие частные владельцы, которые могут позволить себе заниматься землей по старинке, как правило, сделали деньги другим способом.

Британская общественность не питает иллюзий в отношении важности роли унаследованных состояний: 45% опрошенных Институтом Гэллапа в 1986 году считают, что наилучший способ получить (и сохранить) богатство — это унаследовать его или иметь “подходящих” родителей. Наоборот, в США 43% респондентов (большая часть опрошенных) полагают, что путь к богатству лежит через “упорный труд”.

Понятие “средний класс” охватывает представителей различных сфер деятельности. В соответствии с различными точками зрения, в этот класс попадает сегодня большинство населения Великобритании, поскольку число рабочих мест для “белых воротничков”, в отличие от вакансий для рабочих, значительно возросло (см. главу 15, “Труд и экономическая жизнь”).

Внутри среднего класса можно выделить три относительно обособленные категории. Старый средний класс — это представители малого бизнеса, владельцы небольших магазинов и мелкие фермеры.

Рис. 5. Уровни оплаты за различные работы в Великобритании в 1986 году. Мужчины и женщины могут получать разную заработную плату, даже если они выполняют одинаковую работу. На втором рисунке показано, что женщины зарабатывают гораздо меньше мужчин: 46% женщин и лишь 13,5% мужчин получают менее 120 фунтов в неделю. Источник: New Society, 24 April. 1987. P. 44

(210) Численность этой категории в течение нынешнего века постоянно менялась, но они по-прежнему составляют значительную часть работающего населения. Мелкий бизнес менее стабилен, чем крупный, и часто разваливается в течение двух лет после основания. В Великобритании лишь 20% из тех, кто начал свое маленькое дело, удается удержаться в течение хотя бы пяти лет. Небольшие фирмы и магазины часто оказываются неспособными конкурировать с крупными компаниями, супермаркетами и ресторанными сетями. И если старый средний класс не сократился в той мере, как предсказывали многие (включая Маркса), то только потому, что всегда находится немало людей, желающих попробовать себя в собственном деле. Поэтому большинство тех, кто вынужден покинуть бизнес, сразу же заменяется новыми. Социально-политические взгляды мелких бизнесменов, как правило, весьма разноречивы. В ряде стран, например, во Франции, многие из них оказывают неизменную поддержку крайне правым политическим партиям.

Высший средний класс состоит в основном из менеджеров и специалистов высокого класса. В эту категорию входит значительное число людей, и делать какие-либо обобщения относительно их взглядов следует с большой осторожностью. Большинство из них имеют высшее образование, и среди них, особенно если говорить о специалистах, довольно высока доля людей с либеральными взглядами.

Низший средний класс — это еще более разнородная категория. В нее входят конторские служащие, продавцы, учителя, медсестры и множество других. Большинство представителей низшего среднего класса придерживаются взглядов, отличающихся от взглядов рабочих, хотя условия их труда часто во многом совпадают.

На разнородный характер среднего класса в целом обращается специальное внимание в концепциях Райта и Паркина. Средний класс оказывается в “противоречивой” ситуации “двойного барьера”. Он попадает под влияние сверху и испытывает давление снизу. Многие представители низшего среднего класса привержены тем же ценностям, что и люди из более состоятельных слоев, хотя живут на доходы, нередко меньшие, чем у высокооплачиваемых рабочих.

Рабочий класс состоит из так называемых “синих воротничков” — людей, занятых физическим трудом. Внутри рабочего класса, так же, как и внутри среднего, существует четко выраженное деление, основанное на уровне профессиональной квалификации. Высший рабочий класс, состоящий из квалифицированных рабочих, нередко рассматривается как “рабочая аристократия”. Ее представители имеют более высокий доход, лучшие условия труда и большие гарантии занятости, чем другие рабочие8). Хотя появление новых технологий неблагоприятно сказалось на некоторых профессиях (на печатниках, например) и положение ряда рабочих изменилось, в целом экономические условия квалифицированных рабочих за последние годы улучшились. Их заработная плата остается относительно высокой, занятость — стабильной и менее зависимой от уровня безработицы, чем у малоквалифицированных рабочих.

Низший рабочий класс занят неквалифицированным и полуквалифицированным, не требующим подготовки трудом. Как правило, такой труд является низкооплачиваемым, а гарантии занятости хуже, чем у квалифицированных рабочих.

Занятость рабочих различается по показателям времени — полная или частичная занятость — и по уровню гарантий. Различия между центральными и периферийными ( 211) сферами экономики позволяют проиллюстрировать это. К центральным секторам относятся те, где рабочие заняты полный рабочий день, получают относительно высокую зарплату и имеют гарантии долговременной занятости. В периферийных секторах работа нестабильна, зарплаты невысоки, и значительное число рабочих занято неполный день. В центральных секторах экономики доминируют квалифицированные рабочие, хотя там есть и полу-, и неквалифицированные; в основном это белые рабочие мужского пола, и часто в этих секторах имеются сильные профсоюзы. Остальные рабочие заняты в периферийных секторах, профсоюзное движение в этих секторах слабое.

Основная демаркационная линия внутри рабочего класса проходит между этническим большинством и непривилегированными национальными меньшинствами, составляющими низшие слои общества, низший класс (underclass). Его представители имеют плохие условия труда, их жизненный уровень ниже, чем у большинства населения. Многие из них подолгу остаются без работы либо постоянно ее теряют. В Великобритании низшие слои почти целиком состоят из чернокожих и выходцев из азиатских стран. В некоторых европейских странах значительную часть этого сектора составляют рабочие-мигранты, приехавшие на Запад в поисках работы в эпоху значительного процветания 60-70-х годов. Это касается алжирцев во Франции и турок в Германии.

Исследования классового сознания: различные подходы

Большое число исследований посвящено классовому сознанию — тому, что люди думают о классе и классовом делении. В этих исследованиях используются различные стратегии.

Этот метод направлен на то, чтобы выяснить у респондентов, к какому классу они бы отнесли других людей. Одно из самых известных исследований этого типа было предпринято У. Ллойдом Уорнером и Полом Лантом в небольшом городке Ньюберипорт в штате Массачусетс, США9). У жителей города было взято множество интервью, с целью составить картину мнений о классовом делении внутри общества. При этом респонденты постоянно пользовались характеристиками типа: “ребята с деньгами”, “бедные, но честные” и “никто”. На основе полученных ответов удалось выделить шесть классов: высший, средний и низший, каждый из которых подразделялся еще на два.

После Уорнера этот подход использовался неоднократно, но у него есть ограничения: он может быть эффективным лишь в ситуации небольших сообществ. Более того, при таком подходе сливаются два явления, которые в теоретическом плане не идентичны друг другу — класс и классовое сознание. Классовые различия существуют независимо от того, осознаются они людьми или нет.

При субъективном методе анализа людей просто спрашивают о том, к какому классу -и себя относят. Первое исследование такого типа было проведено в Соединенных Штатах Ричардом Сентерсом, который брал ответы из общенациональной случайной выборки10)

Сентерс использовал результаты опроса общественного мнения, организованного журналом “Форчун”. Выяснилось, что 80% американцев относят себя к среднему классу. Сентерс отметил, что в ходе опроса респондентам было предложено на выбор лишь три варианта ответов: “высший класс”, “средний” и “низший”. Он сделал вывод, что если бы был предложен четвертый вариант — “рабочий класс”, то половина выборки с легкостью отнесли бы себя к этому классу. Но когда им предлагали записаться в “низший”, они испытывали дискомфорт. В целом результаты такого рода опросов оценить трудно, поскольку ответы зависят от постановки вопросов.

Тем не менее, недавно Мэри и Роберт Джекмен (1983) попытались использовать позитивные стороны подхода Сентерса. Они проанализировали данные национального опроса, посвященного отношению к классам и классовому сознанию, который был проведен исследовательским центром Мичиганского университета. Людей спрашивали, к какому из перечисленных классов они бы отнесли себя: к бедным, к рабочему классу, к среднему, к высшему среднему или к высшему. Лишь 3% опрошенных не смогли идентифицировать себя ни с одной из пяти предложенных категорий. Около 8% отнесли себя к “бедным”, 37% — к “рабочему классу”, 43% — к “среднему”, 8% — к “высшему среднему”, 1% — к “высшему”. Обнаружилась высокая степень соответствия классов профессиональным категориям. Например, представители деловых кругов, врачи и юристы единодушно относили себя к “высшему среднему” или “высшему” классам, причем сколько-нибудь существенного различия в оценках между черными и белыми не было. (Результаты классовой самооценки населения Великобритании приведены в табл.)

Третий подход к изучению классового сознания направлен на анализ представлений о классовой структуре. Подобные исследования оказываются наиболее информативными, поскольку они показывают, что люди думают о природе и источниках классовых различий. Иногда, например, используется не само понятие класса, а позиция или мировоззрение, которое отражает важные аспекты классового сознания. Так, представители высшего и высших слоев среднего класса отрицают существование классов вообще. С социологической точки зрения это отрицание является выражением определенного классового сознания. Люди, принадлежащие к названным классам, 213 обычно рассматривают социальный мир как иерархию позиций, где возможности для продвижения одинаково открыты для всех. Их представление о стратификации отражает их собственный опыт, но экстраполируется на общество в целом.

С другой стороны, представители нижних этажей классовой структуры очень часто воспринимают стратификацию через призму противостояния между “мы” и “они”. “Они” — это люди, занимающие властные посты, чиновники, боссы, управленцы. “Мы” — это объекты власти, одинаковые в плане подчиненного положения на работе и относительного бесправия в жизни. Классическая работа, в которой анализировались представления о классовой структуре, была написана в 60-х годах Дэвидом Локвудом11). Он считал, что представления людей о классовой структуре в огромной степени определяются обстоятельствами их жизни. Их видение классовой системы определяет окружение на работе, локальное сообщество, район и город их проживания. Работа Локвуда касалась рабочего класса, он выделил три типа представлений рабочего класса о классовой структуре общества.

Пролетарский традиционализм характерен для групп, живущих в промышленных обществах. Они изолированы от остального населения, работают в сходных условиях и тесном сотрудничестве. Примером могут служить шахтерские поселки Южного Уэльса. В таких сообществах очень быстро вырабатывается чувство единой принадлежности к трудящемуся классу. Носители таких представлений о классовой структуре рассматривают социальный мир через призму деления на “мы” и “они”. Все они, как правило, преданные члены профсоюзов.

Почтительный традиционализм характерен для групп рабочего класса, живущих и работающих в более разнородном окружении, например, для сельскохозяйственных рабочих. Они видят классовую структуру в более позитивном и гармоничном свете. Согласно их видению, в нашем мире каждый знает свое место, существующие социальные различия лишь отражают степень одаренности и ответственности и, таким образом, оправданны. Такие люди относятся к начальству или хозяевам с почтением и считают наличие классовой иерархии легитимным и необходимым. Большинство рабочих с подобными взглядами относятся к профсоюзам индифферентно либо враждебно.

Рабочие-собственники по своим взглядам отличаются от вышеназванных групп. Они живут отдельно и от хозяев, и от традиционных рабочих поселений, где-нибудь в пригородах, в собственных домах, и придерживаются “индивидуалистских” взглядов. Работа для них лишь средство обеспечить как следует себя и свою семью, особой приверженности к классовым идеалам они не испытывают. Исследование, проведенное Голдторпом, Локвудом и их коллегами среди рабочих автомобильной промышленности Лутона показало, что многие из них придерживаются именно такой позиции.

Типология Локвуда породила множество работ подобного рода, хотя в некоторых из них предложенные категории были поставлены под сомнение. Большинство исследователей обнаружили, что разделение представлений о классовой системе на три типа отнюдь не столь однозначно, как предполагал Локвуд. Рабочие, чьи взгляды приближались к пролетарскому традиционализму, оказались ничуть не воинственнее других. В свою очередь, “собственники” выразили готовность участвовать в разного рода акциях протеста, что свидетельствует об их недовольстве и склонности поделить мир на “мы” и “они”.

Традиционные “рабочие общины” в последние десятилетия постепенно исчезают вследствие перемен, произошедших в экономике. Так, угледобывающая и сталеплавильная промышленность пришли в упадок. Многие рабочие уезжают из прежних мест, этот процесс связывается также с развитием “собственнического” отношения к работе. Однако деление на “мы” и “они” не исчезло, этот тип мировоззрения по-прежнему господствует во многих рабочих районах. В местах, где сосредоточиваются группы национальных меньшинств, к классовому сознанию примешивается и этническое.

Как было замечено раньше, высший класс (как и все другие общественные классы) всегда был внутренне дифференцирован. Однако некоторые авторы утверждают, что сегодня высший класс стал настолько внутренне разнороден, что в качестве единой классовой категории он более не существует. В девятнадцатом веке и в начале двадцатого, утверждают они, принадлежность к высшему классу определялась наличием собственности — предприятий, финансовых учреждений или земли. Сегодня земля, как мы уже заметили, не является больше источником власти, а в экономике доминируют крупные корпорации, не принадлежащие отдельным индивидам. В каждой из них тысячи акционеров, практически не имеющих реального влияния на управление компанией. Руководство крупными корпорациями сосредоточилось в руках высших исполнительных служащих, которые не являются владельцами возглавляемых ими компаний: они просто высокопоставленные специалисты, “белые воротнички”.

Таким образом, в классовой схеме современного общества, предложенной Джоном Голдторпом, высший класс отсутствует. То, что Голдторп называет “сервис-классом”, состоит из находящихся на высших ступенях менеджеров, квалифицированных специалистов и администраторов. Другие авторы указывают на феномен институционального акционирования (см. главу 15, “Труд и экономическая жизнь”), знаменующего конец эпохи индивидуального владения корпорациями. Значительный процент акций принадлежит сегодня страховым компаниям, пенсионным фондам, инвестиционным фондам и т.д., а эти организации, в свою очередь, обслуживают широкие слои населения. Около 50% населения Британии, например, являются сегодня вкладчиками в частные пенсионные фонды.

И все же мнение о том, что высшего класса как особого различаемого целого не существует, крайне спорно. Джон Скотт, к работе которого мы обращались раньше, утверждает, что высший класс изменил внешнюю форму, но сохранил свое специфическое положение. Он состоит из людей, связанных с большим бизнесом тем, что Скотт назвал “созвездием интересов”. Высшие служащие крупных корпораций, если и не являются их владельцами, то могут аккумулировать в своих руках значительное количество акций, а это приближает их, с одной стороны, к традиционным предпринимателям, а с другой — к “финансовым капиталистам”. “Финансовые капиталисты”, в число которых входят люди, управляющие страховыми компаниями и другими инвестиционными организациями, составляют ядро современного высшего класса.

Квалифицированные специалисты, менеджеры, администраторы

Рост числа занятых в управленческой, административной и профессиональной сферах связан с возрастанием роли крупномасштабных организаций в современном обществе (см. главу 9, “Группы и организации”). Помимо этого, он обусловлен увеличением доли населения, занятой в секторах экономики, где важную роль играет государство — в правительственных учреждениях, в сфере образования, здравоохранения и социального обеспечения. В 1991 году 25% рабочей силы использовалось на государственных предприятиях. Большинство специалистов — бухгалтеров, юристов, врачей — фактически состоят на службе у государства.

Специалисты, менеджеры и администраторы высшего звена занимают высокое положение прежде всего потому, что располагают “верительными грамотами” — учеными степенями, дипломами и другими квалификационными свидетельствами. Их карьера, как правило, относительно стабильная и выгодная, в отличие от тех, кто занят обычной, рутинной непроизводственной деятельностью, и в последние годы это стало более явным. Поэтому некоторые исследователи видят в квалифицированных специалистах и других высших представителях “белых воротничков” новый “профессиональный управленческий класс”. Однако различие между ними и рядовыми “белыми воротничками” не столь глубоко, чтобы данную позицию можно было бы считать обоснованной.

Белые воротнички, синие воротнички: феминизация и пролетаризация

Сегодня в непроизводственной сфере работников занято больше, чем раньше, однако вопрос о том, пополняют ли эти люди ряды среднего класса или нет, вызывает в социологии острейшие дискуссии. Два момента представляются спорными. Во-первых, значительная доля вновь созданных рабочих мест в наиболее рутинных секторах непроизводственной сферы занята женщинами. Здесь имеет место процесс, именуемый несколько тяжеловато — феминизация рутинного непроизводственного труда. Раньше мы уже показывали, что проблема класса и гендера вообще представляется сложной.

Во-вторых, условия труда на должностях такого рода заметно упростились, произошла деквалификация — навыки, которые требовались при выполнении такой работы в прошлом, утратили свое значение из-за внедрения техники, призванной взять ряд функций на себя. Так, появление пишущих и фотокопировальных машин, позднее компьютеров и текстовых процессоров привело к дисквалификации секретарской и конторской работы: организационные навыки, счетная и письменная работа стали ненужными.

Оба процесса связаны напрямую. Например, чем большая доля населения занята рутинной конторской и подобной работой, тем выше процент женщин, занятых на этих должностях, и тем более рутинными эти должности становятся. На низших должностях расширяющихся сфер маркетинга, торговли и услуг численность женщин превзошла численность мужчин. Работа продавца или кассира становится чисто женской.

В интереснейшем исследовании “Труд и монополистический капитал”, опубликованном 20 лет назад, Гарри Брэверман утверждал, что квалификационные требования к конторскому труду в целом настолько понизились, что в настоящее время он почти не отличается от физического труда. Таким образом, мы имеем дело 216 не с ростом среднего класса, а, напротив, с увеличивающейся “пролетаризацией”. Группы, занимающиеся этим трудом, оказываются сброшенными в рабочий класс, который растет за счет “непроизводственных” должностей12).

Большинство социологов полагает, что Брэверман преувеличил. Некоторые профессии реквалифицируются, а не деквалифицируются, с прогрессом технологии, поскольку требуется рост, а не понижение, квалификации. В частности, это относится к видам деятельности, затронутым компьютеризацией (хотя тот же самый процесс привел к деквалификации некоторых из них). Более того, как указывалось ранее, классовая позиция человека, состоящего в браке, зависит и от положения супруга. Женщина, занятая на рутинной непроизводственной работе, может быть замужем за администратором высшего звена, в таком случае семья будет относиться к среднему классу.

Исследования, посвященные рутинной непроизводственной деятельности и положению занятых в ней работников, дали достаточно противоречивые результаты относительно идеи пролетаризации. В исследовании Розмари Кромптон и Гэрет Джонс13) участвовали служащие банка, местных органов власти и страховой компании. Обнаружилось, что женщины-клерки гораздо реже выдвигались на высшие посты, чем мужчины. По мнению исследователей, большинство выполняемых работ были пролетаризованными: работники выполняли ряд рутинных операций без какой-либо возможности для инициативы. Мужчины чаще всего имели возможность избежать этого, в то время как женщины были не в состоянии это сделать, поэтому именно женские непроизводственные должности подвергаются дисквалификации в первую очередь.

С этими выводами, а также с оценками Брэвермана, не согласилась исследовательская группа Гордона Маршалла14). Исследователи интервьюировали мужчин и женщин, представителей ряда профессий. Был задан вопрос, требует ли их должность большей квалификации по сравнению с тем, когда они начинали работать. Только 4% заявили, что их работа требует более низкой квалификации, причем доля феминизированных профессий здесь была практически такой же, как и доля непроизводственных должностей. Исследователи сделали вывод, что “белые воротнички” по-прежнему пользуются в своей работе большей автономией, чем представители физического труда; в отношении классового сознания они чаще относят себя к среднему классу, чем работники физического труда.

Значительная часть британцев, так же как и граждане других индустриальных стран, живет в условиях бедности. Об этом пойдет речь в конце главы. Однако большинство “синих воротничков” отнюдь не прозябает в нищете, как некогда (взгляды Маркса по этому вопросу оказались ошибочными). Реальный доход, то есть доход с поправкой на инфляцию, работников физического труда вырос по сравнению с началом века на 300%. Рост уровня жизни выражается также в возросшей доступности потребительских товаров для всех классов. Около 50% рабочих живут сегодня в собственных домах. Значительная часть семей имеет автомобили, стиральные машины, телевизоры и телефоны.

Феномен богатого рабочего класса, по-видимому, предполагает возможность перехода к “обществу среднего класса”, Возможно, рабочие, достигнув процветания, приблизились к среднему классу. Данная идея, учитывая любовь социологов к неудобоваримым названиям, получила известность в качестве тезиса обуржуазивши”. Обуржуазиться означает стать более буржуазным — термин, выдержанный в марксистском стиле.

В 1960-х годах Джон Голдторп и его коллеги провели знаменитое исследование гипотезы обуржуазивания. Материалы исследования, базировавшегося на опросах рабочих автомобильных и химических предприятий г. Лутона, опубликованы в 3 томах. В ссылках оно часто фигурирует как исследование “состоятельного рабочего”15). Всего было опрощено 229 рабочих, и для сравнения взяты 54 представителя “белых воротничков”. Многие рабочие приехали в Лутон в поисках высокооплачиваемой работы, и по сравнению с другими они получали действительно много больше, чем основная масса низших “белых воротничков”.

Результаты исследования, по мнению авторов, были совершенно однозначны — тезис обуржуазивания оказался фальшивым. Никакого перехода этих рабочих в средний класс не наблюдалось. Все они придерживались “инструментального” (по определению Голдторпа и его группы) отношения к работе, рассматривая ее как средство, подчиненное единственной цели — заработать хорошие деньги. Их работа в основном была монотонной и неинтересной, и душу в нее они вовсе не вкладывали. В свободное время со средним классом они не объединялись и не горели желанием подняться вверх по классовой лестнице. Деньги зарабатывались, как правило, с целью приобретения каких-то конкретных товаров или имущества.

С тех пор исследование, подобное проведенному Голдторпом, не проводилось, и потому неясно, насколько его выводы, если они имели силу в то время, верны сейчас. Общепризнанно, что старые традиционные сообщества рабочих (с ними связано понятие пролетарского традиционализма Локвуда) становятся все более фрагментарными или разрушаются вовсе. Вопрос о том, как далеко зашли эти процессы, остается открытым. Рабочий класс давным-давно делится на разные слои в зависимости от квалификации, отрасли и местоположения, и некоторые авторы указывают, что это в значительной мере является продолжением прошлых различий.

Деление внутри рабочего класса отражает различие не только между индивидами, но и между семьями. Так, Рэй Пал в работе “Разделение труда”16), посвященной семьям рабочих с острова Шиппи в Кенте, говорит о расколе, существующим между домами рабочих-богачей и рабочих-бедняков. У первых два или более члена семьи имеют стабильную работу; как правило, такие люди имеют собственные дома и живут весьма комфортно. Бедняки же вынуждены бороться хотя бы за то, чтобы сводить концы с концами.

В целом, следует согласиться с тем, что стратификация внутри рабочего класса, как и межклассовая, сегодня определяется не только профессиональными различиями, но и различиями в потреблении и образе жизни. Современные общества — во многом общества потребления, неразрывно связанные с приобретением материальных благ. В некотором смысле общество потребления — это “массовое общество-. в котором классовые различия в известной степени преодолены, и выходцы из разных классов смотрят одни и те же телевизионные передачи. Однако, с другой стороны, вариации “вкуса” и стиля жизни могут усугублять классовые различия17).

В течение многих лет исследования по стратификации страдали своеобразной слепотой в отношении роли, которую играют половые различия. Авторы писали свои труды так, будто женщин не существовало, или будто они считали, что при анализе неравенства в обладании властью, богатством и престижем женщины не играли никакой роли и не представляли ни малейшего интереса. Однако гендер сам по себе является одним из ярчайших примеров стратификации. Нет таких обществ, в которых в ряде сфер социальной жизни мужчины не обладали бы большим богатством, влиянием и статусом, чем женщины.

Одна из важнейших проблем, стоящих перед современными исследователями гендера и стратификации, заключается в следующем: насколько гендерные различия могут быть представлены в терминах классового деления. Гендерные различия имеют более глубокие исторические корни, чем классовые системы; мужчины находились в преимущественном положении даже во времена древних охотников и собирателей, то есть в бесклассовых сообществах. Однако в современном обществе классовые различия настолько значимы, что, вне всякого сомнения, “перекрывают” гендерные. Материальное положение большинства женщин, как правило, отражает положение их отцов и мужей, и это дает основания утверждать, что сегодня мы должны объяснить гендерные различия через понятия классов.

Эта точка зрения была весьма удачно сформулирована Фрэнком Паркином:

Безусловно, статус женщин влечет за собой множество минусов в самых разных областях социальной жизни, включая возможности трудоустройства, наличия собственности, размер зарплаты и т.д. Однако рассматривать этих различия, связанные с половой принадлежностью, в качестве одной из составляющих стратификации, не очень полезно. Для подавляющего большинства женщин распределение социальных и экономических благ определяется прежде всего положением их семей и, в особенности, мужей. Конечно, сегодня для статуса женщин характерны общие черты, обусловленные их половой принадлежностью, однако их отношение к социально-экономическим ресурсам определяется, как правило, не их собственным положением или родом занятий, а положением и профессией их отцов и мужей. И если жены и дочери неквалифицированных рабочих имеют что-то общее с женами и дочерьми богатых землевладельцев, то, без сомнения, различия между ними гораздо более очевидны. Только тогда мы с полным правом сможем считать пол важным аспектом стратификации, когда недостатки и ущербность, связанные со статусом женщины. покажутся столь значительными, что превзойдут в наших глазах классовые различия. 18)

Считается, что женщины более ограничены сферой “частной жизни”, их удел — семья, дети и дом. С другой стороны, мужчины в большей степени принадлежат “общественной сфере”, где берут свое начало властные и имущественные различия. Их мир — оплачиваемая работа, производство и политика19).

Точка зрения, согласно которой именно классовые различия определяют в основном гендерную стратификацию, существовала достаточно долго, однако сегодня 2 19 это утверждение стало предметом дискуссии. Джон Голдторп выступил с защитой “традиционного подхода” в классовом анализе, согласно которому оплата работы женщин весьма незначительна по сравнению с оплатой работы мужчин, и поэтому женщин можно причислить к тому же классу, что и их мужей20). Голдторп подчеркивает, что эта точка зрения не является отражением идеологии сексизма. Напротив, обнаруживается подчиненное положение многих работающих женщин. Женщины чаще, чем мужчины, имеют неполный рабочий день, зачастую их карьера прерывается, поскольку они вынуждены надолго оставлять работу для ухода за детьми. Большинство женщин находятся в экономической зависимости от мужей, и поэтому их классовая принадлежность чаще всего определяется классовым положением мужа.

Аргументы Голдторпа могут быть подвергнуты критике по нескольким направлениям. Во-первых, во многих семьях зарплата женщин является значительным вкладом в поддержание экономической стабильности семьи и ее образа жизни. Во-вторых, занятость жены может оказывать влияние на положение мужа, а не только наоборот. Хотя женщины редко зарабатывают больше своих мужей, работа жены может быть “ведущим” фактором для определения классовой принадлежности мужа. Подобная ситуация может, например, иметь место, если муж — неквалифицированный или полуквалифицированный рабочий, а жена, скажем, управляющая в каком-нибудь магазине. Тогда положение жены обуславливает положение семьи в целом.

В-третьих, во множестве семей наблюдается как бы “пересечение классов”, когда работа мужа относится к более высокой классовой категории, чем работа жены, или (что случается реже) наоборот. Отношения такого рода практически не исследовались, и поэтому мы не можем быть уверены в правильности той точки зрения, что именно работа мужа является определяющим фактором. В некоторых случаях целесообразно и реалистично рассматривать членов одной семьи в качестве представителей различных классов. В-четвертых, возрастает доля семей, в которых единственным кормильцем является женщина. За счет алиментов женщина может иметь доход, уравнивающий ее экономический уровень с уровнем бывшего мужа, что оказывает определяющее влияние на ее собственное классовое положение.

Недавние исследования подтверждают вывод о том, что экономическое положение женщины нельзя попросту “вывести” из положения ее мужа. Исследования, проведенные в Швеции, продемонстрировали, что семьи с “пересечением классов” распространены достаточно широко21). В большинстве случаев более высокую должность занимает муж, хотя бывает и наоборот. Исследование показало, что люди в подобных семьях имеют тенденцию вводить элементы разных классовых позиций во внутрисемейные отношения. Например, решение о том, кто останется дома с больным ребенком, принималось в соответствии с классово-гендерной ситуацией в данной семье: если жена занимала более высокое служебное положение, чем муж, то эта обязанность падала на мужа.

Изучение положения женщин в работах по стратификации

Женщины редко оказываются непосредственным объектом исследований, посвященных анализу рода занятий и профессиональной занятости. Если о них и говорится, 220 то значительно меньше, чем о деятельности и взглядах мужчин. Рослин Филдберг и Эвилин Гленн выделяют две концептуальные модели, к которым прибегают в исследовании классовых и гендерных различий. Первая, производственная, используется в основном применительно к мужчинам, вторая, гендерная, преимущественно к женщинам22). Производственная модель строится на предположении, что базовые социальные отношения определяются работой, что мужчина является главой семьи и что на жизнь человека основное влияние оказывают работа и заработок. Гендерная модель также принимает во внимание главенство мужчины в семье, но в качестве основных социальных отношений в ней предстают семейные, а не производственные. Исполнение семейных ролей рассматривается как ключевой момент человеческой жизни.

Анализируя некоторые широко известные исследования занятости, Филдберг и Гленн показывают, что приверженность их авторов упомянутым моделям существенно искажает полученные ими выводы. В частности, они рассмотрели под этим углом зрения работу Роберта Блаунера “Отчуждение и свобода”23). В исследовании Блаунера проводилось сравнение мужчин и женщин, работающих в текстильной промышленности. Работа, которой занимались опрошенные, была в основном неинтересной и рутинной. К женщинам предъявлялись более высокие требования, поскольку их труд был больше связан с машинами и это заставляло постоянно поддерживать напряженный ритм работы. Однако, имея более тяжелые по сравнению с мужчинами условия труда, женщины не высказывали большего недовольства. Блаунер объясняет это тем, что работа, по-видимому, не играет главной роли в их жизни, для них главное — роль матери и жены. Другими словами, он интерпретирует это поведение в рамках гендерной модели. Никаких доказательств такой интерпретации Блаунер не приводит, хотя в отношении мужчин им собрана самая детальная информация. Читатель не найдет в книге Блаунера сведений о том, какова была доля матерей и домашних хозяек среди обследованных им женщин, в чем заключались их домашние обязанности. Считалось, что на женщин выполняемая работа не оказывает влияния, тогда как, если речь заходила о мужчинах, проводился кропотливый анализ того, как они относятся к своей работе. Филдберг и Гленн делают следующие выводы:

В ситуации, когда одинаково правдоподобными могут быть несколько объяснений, предпочтение отдается тому из них, которое ближе всего к тендерной или производственной моделям, причем без каких-либо аргументов... поиск альтернатив на этом заканчивается. Модели предлагают уже готовое объяснение, и исследователь идет по пути наименьшего сопротивления. Искажения, вносимые таким подходом, весьма серьезны. Но еще важнее то, что при этом задается неверное направление целого ряда исследований. Производственно-гендерная парадигма становится базовой, определяющей предмет изучения.

Сложности в изучении гендера и стратификации

В настоящее время не существует достаточно приемлемых концепций, в рамках которых могли бы эффективно анализироваться проблемы гендера и стратификации. Необходимы как теоретические, концептуальные инновации, так и 221переориентация эмпирических исследований. Модели Филдберг и Гленн выявляют давно существующие ошибки в анализе классовой и семейной сфер. При исследовании стратификации все внимание уделялось мужчинам, а их семьи рассматривались в качестве некоего “приложения”. В тех случаях, когда социологи изучали положение женщин, в поле их зрения практически всегда попадала частная сфера — дом и семья. До сих пор почти ничего не известно о связи между семейной жизнью женщин и их работой.

Однако исследования в этом направлении уже начинаются. Кэтлин Герсон изучала, как женщины делают выбор между работой, карьерой и материнством24). За последнюю четверть века образ домохозяйки, обычно связываемый с женщиной, начал меняться. Появилась “недомашняя женщина”, бросившая вызов привычной “домохозяйке”. Традиционный дом с женой-домохозяйкой и мужем-кормильцем становится уделом меньшинства нынешних британских семей.

Герсон различает четыре пути, по которым может следовать женщина в своей жизни. Некоторые по-прежнему предпочитают традиционный путь. Они обретают себя в материнстве. Материнство заменяет им карьеру, в нем они находят удовлетворение. Работают они лишь эпизодически, если это вообще случается. Другая часть женщин выбирает промежуточный путь между традиционными ориентациями и хорошо оплачиваемой работой. Они испытывают возрастающее желание работать, и в то же время имеют двойственное отношение к материнству. Как правило, эти женщины выходят замуж в ранней молодости, но затем либо разочаровываются в браке, либо разводятся, и через несколько лет начинают искать работу. Третья группа идет по нетрадиционному пути. Такие женщины с самого начала знают, что они хотят сделать карьеру, поэтому стараются обеспечить себе соответствующие домашние условия. В прежние времена большинство из них отступили бы и пожертвовали карьерными амбициями ради семьи и детей. Сегодня для женщин считается допустимым более решительное мировоззрение, хотя они понимают, что совместить успешную карьеру и семейную жизнь для них гораздо сложнее, чем для мужчин. Четвертый тип представляют женщины, у которых потеряно стремление к работе, дом представляется им раем. В начале трудовой жизни они питали большие надежды, но эти надежды не оправдались, и семья становится утешением. Таким образом, на предпочтения женщин влияет сложный комплекс различных ориентации, чувств и жизненного опыта.

Изучая стратификацию, мы должны учитывать не только различия между возможными экономическими или профессиональными положениями, но и то, что происходит с людьми, занимающими эти положения. Термин социальная мобильность обозначает перемещение отдельных людей или групп по социально-экономическим позициям. Вертикальная мобильность означает движение вверх или вниз по социоэкономнче-ской шкале. Про тех, кто приобретает новую собственность, чьи доходы и статус повышаются, говорят, что для них характерно социальное продвижение, восходящая мобильность, а о тех, чье положение изменяется в противоположном направлении, — нисходящая мобильность. В современных обществах распространена также горизонтальная мобильность, которая означает географическое перемещение между районами, городами и т.д. Вертикальная и горизонтальная мобильности нередко 222 сочетаются. Например, человека, состоящего на службе в компании, переводят на более высокую должность в отделение фирмы, расположенное в другом городе или даже стране.

Существует два пути изучения социальной мобильности. Прежде всего, мы можем наблюдать за чьей-нибудь карьерой — следить, насколько человек продвинулся вверх или опустился вниз по социальной шкале в течение своей профессиональной жизни. Это обычно называется интрагенерационной мобильностью, т. е. мобильностью в пределах поколения. С другой стороны, мы можем анализировать, как часто дети в выборе профессии следуют примеру родителей или дедов. Мобильность, охватывающая различные поколения, называется интергенерационной мобильностью.

Степень вертикальной мобильности общества — главный индикатор его “открытости”, показывающий, насколько велики шансы талантливых людей из низших слоев общества достичь верхних ступеней социально-экономической лестницы. Насколько “открыты” современные индустриальные страны в терминах социальной мобильности? Действительно ли Великобритания является идеалом общества равных возможностей? Исследования социальной мобильности проводятся более пятидесяти лет, при этом нередко сравниваются различные страны. Одна из первых работ в этой области была опубликована в 1927 году и принадлежала Питириму Сорокину. Сорокин рассмотрел множество разнообразных обществ, включая древнеримское и древнекитайское, и впервые провел детальное изучение мобильности в Соединенных Штатах. Он пришел к выводу, что возможности быстрого восхождения в США были гораздо более ограниченными, чем это было принято изображать в американском фольклоре. Однако для сбора данных Сорокин использовал достаточно примитивные методики.

Исследование, проведенное спустя сорок лет Питером Блау и Отисом Дадли Данкэном, было гораздо более совершенным и обстоятельным25). До сих пор оно остается самым детальным анализом мобильности внутри одной страны. (Следует отметить, что этой работе, как и большинству других исследований мобильности, присуща та ограниченность, о которой мы уже говорили, — анализ затрагивал только мужчин.) Блау и Данкэн собрали материал по общенациональной выборке из 20 000 мужчин. Они пришли к выводу, что в Соединенных Штатах вертикальная мобильность развита достаточно сильно, но почти все перемещения осуществляются в рамках близких профессиональных позиций. “Дальние” социальные перемещения встречаются редко. Хотя и в карьере отдельных людей, и при переходе к следующему поколению может происходить понижение социального ранга, социальный рост, тем не менее, наблюдается гораздо чаще. Причина кроется в том, что число рабочих мест для “белых воротничков” и квалифицированных специалистов росло быстрее, чем для “синих воротничков”, что и дало возможность детям рабочих перейти в разряд “белых воротничков”.

Возможно, самым известным международным исследованием социальной мобильности была работа Сеймура Мартина Липсета и Рейнхарда Бендикса26). Они анализировали данные по девяти индустриальным странам — Великобритании, Франции, Западной Германии, Швеции, Швейцарии, Японии, Дании, Италии и Соединенным Штатам. Их в основном интересовало перемещение мужчин из 223 разряда “синих воротничков” в “белые воротнички”. Вопреки собственным ожиданиям, они не обнаружили свидетельств того, что Соединенные Штаты в этом отношении более открыты, чем европейские общества. Показатель вертикальной мобильности “синих воротничков” в “белые” составил в Соединенных Штатах 30%, в других странах он варьировался от 27 до 31%. Липсет и Бендикс сделали вывод, что число рабочих мест для “белых воротничков” сходным образом увеличивается во всех индустриальных странах. В результате “волна восходящей мобильности” растет в них примерно в одинаковой степени. Однако этот вывод встречает возражения, основанные на том, что при более пристальном изучении нисходящем мобильности и дальних социальных перемещений (т. е. кардинальных изменений профессиональной ориентации) выявляются существенные различия между странами. Например, дальние социальные перемещения чаще наблюдаются в странах Восточной Европы, чем на Западе. Но в целом в характерах мобильности между странами обнаруживается больше сходства, чем различий27).

Роберт Эриксон и Джон Голдторп весьма основательно изучили межнациональные сходства и различия характера мобильности в обществах Западной и Восточной Европы28). Они исследовали девять стран, в том числе Англию и Уэльс, Францию, Швецию, Венгрию и Польшу. Результаты продемонстрировали общее сходство характера и степени мобильности, но удалось выявить и некоторые существенные различия. Швеция, например, гораздо более открыта, чем другие западные страны. Польша также показала высокий уровень мобильности, существенно более высокий, чем Венгрия.

Существует один аспект социальной мобильности, по которому Соединенные Штаты отличаются от других западных стран. Это высокий показатель перехода “синих воротничков” в разряд квалифицированных специалистов. Главная причина состоит в том, что за последние 30-40 лет число организаций, использующих высококвалифицированный труд, росло в США гораздо быстрее, чем в любой европейской стране, и это увеличивало шансы людей скромного происхождения.

Хотя понижение социального статуса встречается реже, чем его повышение, тем не менее нисходящая мобильность — все еще широко распространенное явление. Около 20% населения Великобритании подвержены ей в процессе смены поколений (интергенерационная мобильность), хотя по большая части это “короткие” социальные перемещения. Существует также интрагенерационное понижение статуса. Именно этот тип нисходящей мобильности чаще всего порождает психологические проблемы, поскольку люди теряют возможность поддерживать привычный образ жизни. Увольнение с работы — одна из основных причин нисходящей мобильности. Если человек среднего возраста теряет работу, то ему трудно найти новое место, или он находит более низкооплачиваемую работу.

Среди тех, кто движется вниз, много женщин. Многие из них прерывают карьеру из-за рождения ребенка. Через несколько лет, когда дети подрастут, женщины возвращаются на работу, но при этом на более низкую должность, чем имели до 224 ухода, например, на менее оплачиваемую работу с неполным рабочим днем. Эта ситуация меняется, но не так быстро, как многим хотелось бы.

Таким образом, все опубликованные работы ясно свидетельствуют, что уровень мобильности не соответствует идеалам общества равных возможностей. В Великобритании, например, как и везде, большинство людей остается на том же уровне, что и родители. Если многие все же повышают свой социальный ранг, то это объясняется чаще всего изменениями в структуре занятости, а не равенством возможностей.

Многие люди верят, что каждый может достичь вершины, если будет усердно работать; цифры, однако, свидетельствуют, что преуспевают очень немногие. Почему же это так трудно? В каком-то смысле ответ прост. Даже в самом динамичном обществе, где каждый имеет равные шансы на достижение высших позиций, лишь меньшинство может сделать это реально. Социально-экономический порядок общества напоминает пирамиду, где число высших позиций, связанных с властью, богатством или влиянием, относительно невелико. В Великобритании из 55 миллионов населения не более двух-трех тысяч тех, кто может стать директором одной из двухсот крупнейших корпораций.

Помимо этого, те, кто обладает богатством и властью, имеют много возможностей удержать их в своих руках и передать своим потомкам. Безусловно, они дадут детям лучшее образование, которое открывает дорогу к лучшей работе. Богатые, несмотря на налоги на имущество и наследство, находят способы передать изрядную долю своей собственности наследникам. Большинство из тех, кто достигает вершины, имели преимущества на старте и происходили либо из состоятельных семей, либо из среды квалифицированных специалистов. Исследования, посвященные людям, ставшим богатыми, показывают, что почти никто из них не начинал с нуля. Подавляющая часть использовала полученное наследство или имела первоначальный капитал, пусть небольшой, который затем удавалось увеличить.

В 1980-х годах Вильям Рубинштейн провел интереснейшее исследование британских миллионеров29). Его работы основаны на изучении судеб людей, умерших в 1984-1985 годах и оставивших после себя не менее миллиона фунтов (получить надежную информацию о здравствующих миллионерах практически невозможно). Рубинштейн выяснил, что 42% из них составляли те, чьи родители были крупными бизнесменами или землевладельцами. 29% были детьми профессионалов высшей квалификации и пользовались материальной поддержкой родителей. 43% миллионеров получили по наследству более 100 тысяч фунтов каждый, а еще 32% — от 10 до 100 тысяч. Таким образом, в Великобритании по-прежнему самый надежный способ разбогатеть — это родиться богатым.

Социальная мобильность в Великобритании изучалась достаточно интенсивно в послевоенный период, хотя опять-таки исследования касались исключительно мужчин. Первая такая работа была проведена под руководством Дэвида Гласса30). Он проанализировал интергенерационную мобильность за долгий период, заканчивая 50-ми годами. Полученные результаты согласуются с международными данными (около 225 30% составляет переход “синих воротничков” в разряд “белых”). Исследование, проведенное Глассом, давало прекрасный материал для международных сравнений. Он подтвердил, что, хотя масштабы мобильности довольно значительны, “дальность” социальных перемещений ограничена. Восходящая мобильность наблюдается много чаще, чем нисходящая, и характерна в основном для средних слоев классовой структуры. Люди из социальных низов, как правило, оставались на том же уровне. Почти 50% сыновей специалистов и управленцев заняли те же должности, что и их родители.

Следующее исследование, оказавшееся наиболее масштабным, осуществил Джон Голдторп с коллегами в Оксфорде в 1972 году31). Они задались целью выяснить, насколько изменился характер социальной мобильности со времен Гласса, и обнаружили, что уровень мобильности мужчин в целом вырос, причем существенно увеличилась доля дальних социальных перемещений. Однако причина состояла не в том, что производственная система стала более эгалитарной. Корень перемен лежал в ускоренном росте числа мест для “белых воротничков” по сравнению с вакансиями для рабочих. Исследователи обнаружили, что две трети сыновей неквалифицированных и полуквалифицированных рабочих были, как и их отцы, заняты ручным трудом. Около 30% специалистов и управленцев вышли из рабочего класса, тогда как лишь 4% рабочих происходили из семей управленцев и специалистов.

В исследовании Энтони Хита (хотя полученные им данные и не совсем полные) показано, что возможности женщин в процессе социальной мобильности весьма ограничены — у них почти нет шансов занять управленческие или профессиональные должности32). Более половины дочерей квалифицированных специалистов и управленцев выполняют рутинную конторскую работу, и не более 8% из них находятся на должностях, сравнимых с положением их отцов. Только 1,5% женщин из семей рабочих занимают должности специалистов и менеджеров, в то время как 48% — обычные конторские служащие.

Упомянутое выше оксфордское исследование было повторено на основе материалов, собранных десять лет спустя. При этом не только были подтверждены основные результаты предыдущей работы, но и обнаружены некоторые изменения. Например, шансы мальчиков из рабочих семей стать управленцами и квалифицированными специалистами увеличились. Как и прежде, это явилось результатом изменения структуры занятости — наметилось уменьшение числа рабочих мест, в то время как число должностей квалифицированных специалистов и управленцев росло. Нисходящая мобильность стала еще меньше, чем по данным предыдущего исследования. Однако увеличилось число безработных мужчин, выходцев из рабочего класса, что отражает массовую безработицу начала 70-х.

Сложности в изучении социальной мобильности

Изучение социальной мобильности сопровождается рядом проблем. Неясно, например, всегда ли корректно мы поступаем, когда перемещение из среды рабочего класса в разряд “белых воротничков” квалифицируем как движение “наверх”. Экономическое положение квалифицированных рабочих может быть более выгодным, чем у многих “белых воротничков”, выполняющие конторскую работу. Характер работы со временем меняется, и далеко не всегда сохранение названия профессии свидетельствует о том, что ее суть также осталась прежней. Работа клерка, например, 226 существенно изменилась благодаря механизации конторского дела. Другая сложность состоит в том, что при изучении сравнительной мобильности поколений трудно решить, какой этап карьеры необходимо взять для сравнения. Родители могут находиться еще в середине своей карьеры, когда их ребенок начнет собственную трудовую жизнь; родители и дети могут передвигаться в одном направлении или в разных (что бывает реже). Должны ли мы их сравнивать их социальное положение в начале или в конце карьеры?

Все эти трудности в некоторой степени разрешимы. Можно изменить категорию, к которой относили конкретную профессию, если станет ясно, что характер работы, выполняемой в рамках этой профессии, принципиально изменился. Например, мы можем решить объединить высшие слои “синих воротничков” с “белыми воротничками”, занимающимися рутинной работой, и изучать их мобильность в целом. Проблему сравнения карьер поколений можно разрешить (если позволят данные), соотнося социальное положение родителей и детей в начале и в конце их карьеры. Однако и эти приемы не всегда совершенно удовлетворительны. Так, например, всякие “точные цифры” следует воспринимать очень и очень осторожно, На основании исследований мобильности можно делать только общие выводы, особенно в том случае, когда проводятся международные сравнения.

Что полезное из результатов исследования мобильности может почерпнуть для себя человек, пытающийся найти хорошую работу в конце 90-х годов? Как и предшествующие поколения, вы, если только не происходите из привилегированного социального слоя, скорее всего будете двигаться наверх. Возможно, доля рабочих мест для менеджеров и специалистов будет продолжать расти быстрее, чем мест нижнего уровня (об изменениях в структуре занятости см. главу 15, “Труд и экономическая жизнь”). “Пустые места” скорее всего заполнят те, кто преуспел, получая образование.

Позиций с высоким статусом на всех желающих не хватит, и некоторые вынуждены будут признать, что реальная карьера не отвечает их ожиданиям. Хотя доля мест для профессионалов и управленцев возрастает, но общее число таких мест в экономике относительно невелико по сравнению с количеством людей, активно ищущих работу. Одна из причин заключается в том, что растет число женщин, соревнующихся с мужчинами за право занять ограниченное число таких рабочих мест. Другая причина (последствия которой пока еще трудно полностью оценить) — увеличение использования в производстве информационных технологий. Поскольку компьютерная техника позволяет теперь выполнять задачи, в том числе и очень сложные, которые раньше были доступны только людям, возможно, и даже очень вероятно, что в будущем мы столкнемся с исчезновением многих профессий,

Если вы женщина, то, хотя ваши шансу на осуществление хорошей карьеры возросли, вы столкнетесь с двумя препятствиями. Мужчины — работодатели и менеджеры — по-прежнему с предубеждением относятся к женским кандидатурам, Это отчасти объясняется их убежденностью в том, что “женщины по-настоящему не заинтересованы в карьере” и что они, скорее всего, уйдут с работы, как только заведут семью. Последнее обстоятельство и в самом деле существенно влияет на шансы женщин, так как им нередко приходится делать выбор между карьерой и детьми. Мужчины, как правило, уклоняются от домашних обязанностей и ухода за детьми. И хотя сегодня гораздо больше женщин следуют по “нетрадиционному 227 пути”, описанному Герсон, то есть пытаются организовать свою семейную жизнь таким образом, чтобы она не мешала карьере, на их пути по-прежнему стоят серьезные препятствия.

В самом основании пирамиды классовой системы много людей (в том числе и в Великобритании), живущих в условиях бедности. Многие не имеют полноценного питания и живут в антисанитарных условиях, ожидаемая продолжительность жизни у них меньше, чем у большинства населения. Тем не менее, состоятельные люди чаще всего игнорируют существование бедняков.

Бедность — явление не новое. В 1889 году Чарльз Бут опубликовал работу, в которой показал, что около 1/3 жителей Лондона живут в условиях нищеты. Эта работа вызвала бурную общественную реакцию. Как могло случиться, что в самой богатой по тем временам стране мира, центре мощной империи бедность стала уделом столь многих? Работа Бута была взята на вооружение его однофамильцем, генералом Армии Спасения Уильямом Бутом. Его книга “Во мраке Англии и путь к спасению” (1970, первое издание 1890) открывается данными, почерпнутыми из работы Чарльза Бута, которые свидетельствуют, что в Лондоне 387 тысяч “очень бедных” жителей, 220 тысяч “недоедают”, 300 тысяч “голодают”. За год было продано почти четверть миллиона экземпляров книги Уильяма Бута, настолько успешно он сумел овладеть вниманием публики. Он полагал, что бедность можно уменьшить при помощи практических программ реформ и благотворительности.

Через 70 лет подобный случай имел место в Соединенных Штатах. Майкл Харрингтон в своей книге “Другая Америка” потряс сограждан тем фактом, что многие миллионы американцев настолько бедны, что не в состоянии обеспечить себе даже минимальный уровень жизни33). Книга Харрингтона стала бестселлером. Позднее президент Линдон Б. Джонсон провозгласил “безоговорочную войну с бедностью”, целью которой стало “искоренить парадоксальное наличие бедности посреди изобилия”. К этому времени Соединенные Штаты давно уже стали богатейшей страной мира, сменив и далеко обогнав в этом качестве ту Великобританию, какой она была во времена двух Бутов. Тем не менее, значительная часть населения продолжала существовать в условиях, не позволяющих иметь нормальное питание, жилье и здоровье. “Война с бедностью”, объявленная Джонсоном, была призвана достичь, наконец, ту цель, которую Уильям Бут обозначил тремя поколениями ранее.

После объявления “войны с бедностью” в Соединенных Штатах начался крупномасштабный рост расходов на социальные нужды. За десять лет (с 1965 по 1975 год) они возросли с 77,2 до 286,5 миллиардов долларов в год, то есть увеличились на 400%. Это увеличение дало положительные результаты в борьбе с бедностью, хотя ожидания, связанные с новыми программами, оказались чересчур оптимистичными. В 1972 году, как показали данные официальной статистики, число неимущих упало до самого низкого за послевоенный период значения. Количество людей, находящихся ниже официальной черты бедности, сократилось с 40 до 23 миллионов человек.

Правда, затем число бедняков снова начало расти, причем особенно резко в первые годы пребывания у власти администрации Рейгана.

Успех начатых программ был ограниченным. Например, программа “Корпус труда” (“Job Corps”) была предназначена для того, чтобы безработные приобрели профессии, пользующиеся спросом на рынке труда. Однако для большинства из них просто не было свободных мест, а спад производства, начавшийся в 70-х годах, еще более сократил возможности трудоустройства. Программы “Хороший старт” (“Head Start”) и “Совместные действия” (“Community Action”) действительно принесли некоторые результаты, но они были непопулярны среди отдельных групп белых рабочих.

Государственные пособия и социальные пенсии

Не будет большим злом, если студент впадет в заблуждение; если же ошибаются великие умы, мир дорого оплачивает их ошибки. © Никола Тесла
==> читать все изречения...

1722 -

| 1496 -

Таблица 4 Самоидентификация с социальными классами в Великобритании. 1986 г.
Социальный класс (в % к числу опрошенных)	Я сам	Родители
Высший средний	1	2
Средний	24	17
Высший рабочий	21	12
Рабочий	48	59
Бедный	3	8
Не знаю/нет ответа	3	2
Объем выборки (число опрошенных)	3066	3066
Источник: Social Trends. London, HMSO, 1987. P. 16.