Глава 14. Политическая и неполитическая власть 2 страница

Политика не является чем-то отделенным от других социальных отношений. Напротив, очень немногие социальные отношения (если таковые вообще имеют место) можно отнести к числу “чисто политических”. Некоторые виды экономических отношений можно включить в сферу политики, если они оказывают существенное влияние на функционирование и развитие [с.341] общества (социальной общности) как целого и становятся объектом политических дискуссий. Аналогично, духовная власть (власть над человеческим сознанием), например идеологическая индоктринация, также может быть формой политической власти, если она влияет на управление обществом и обусловливает его специфику.

Как и “власть”, “политическая власть” представляет собой комплексное понятие, охватывающее широкий спектр различных форм власти в политической сфере. Они бывают как индивидуальными, так и коллективными, осуществляются в форме силы, принуждения, убеждения и т.д. Хотя легальный авторитет, как мы уже отмечали ранее, безусловно является основной формой политической власти, последняя не сводится к легальным (легитимным) видам контроля.

Данное объяснение политики согласуется с предлагаемой концепцией власти. “Политическая власть” – это конкретизация общего понятия власти применительно к политической сфере; она выражает способность субъекта обеспечить подчинение объекта в сфере политики.

Ранее уже отмечалось, что власть часто определяется как власть сделать что-то. Соответственно, политическая власть рассматривается как способность одной группы людей реализовать свои политические преференции (интересы) в соперничестве с другими группами. Я предложил развести два различных по содержанию понятия, объединенных общим термином “власть” – “власть сделать что-то” и “власть над кем-то” и оставить за “властью” второе значение, а для обозначения первого использовать термин “управление”. Было подчеркнуто, что ограничение власти значением “власти над” не лимитирует наши возможности в анализе всех традиционно важных политических проблем, но делает его более ясным и четким.

Политические события и отношения могут рассматриваться и в терминах власти, и в терминах управления, т.е. нам нужны оба понятия. В некоторых ситуациях [с.342] предпочтительнее использовать “власть”, в других – “управление”. Например, процесс не-принятия решений можно представить как осуществление власти (власти над) одних групп над другими в отношении определенных аспектов их политического поведения. Властвующая группа заставляет подчиненную группу принять сложившийся порядок вещей, т.е. добивается ее подчинения в отношении выбора политических действий (не-действий).

Этот же пример можно объяснить и в терминах политического управления: властвующая группа обладает способностью сохранить существующий порядок, она достигает своей цели путем воздействия на определенные политические события в соответствии со своими намерениями. Различие между двумя интерпретациями состоит в том, что в первом случае подчеркивается подчинение людей воле властвующей группы, во втором – достижение данной группой определенной цели. [с.343]

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Следует отметить, что Лассуэлл и Кэплэн стремятся избежать данного вывода и формально определяют политическую власть в качестве одного из видов власти. Они пишут, что власть является сложным понятием, характеризующие различные формы ее проявления, и том числе и межличностных отношениях. Однако их объяснения противоречивы. То, что они обозначили как политическая власть в узком смысле – “основанный на власти контроль над политикой властвования” (control based on power, over power policy) – вряд ли может претендовать на роль центрального понятия в политической науке; политика не может быть определена через понятие власти, используемое в этом значении. Здесь “политическая власть” сравнима с десятками других форм власти, которые упоминаются Лассуэллом и Кэплэном, таких как “спонсорство”, “любовь”, “экономическое влияние” и др. (Lasswell and Kaplan, 1950: 87).

Лассуэлл и Кэплэн также используют понятие в широком смысле, в значении “социальная власть”. Последняя включает в себя все формы контроля, проявляющиеся в межличностных отношениях. “В широком смысле, – пишут они, – все формы власти являются политическими” (Lasswell and Kaplan, 1950: 88). На этот раз понятие политической власти обозначает не что иное, как общее понятие власти.

Вернуться к тексту

2 Под “структурой власти” Домхофф понимает “совокупность людей и институтов, которые обладают высокими показателями власти”. Он выделяет следующие показатели власти: (1) кто получает выгоду – у кого богатство, высокие доходы, высокая продолжительность жизни, хорошее здоровье и т.д.; (2) кто заседает – какие классы и социальные группы более других представлены в ключевых институтах власти, правительственных и любых других, (3) кто побеждает – какой класс или группа имеют преимущество в принятии правительственных решений. (4) властная репутация (reputation for power) – кто считается обладающим властью в глазах общественности.

Домхофф рассматривает четыре вида “каналов власти”, через которые властвующие элиты осуществляют свое господство в управлении обществом: (1) канал реализации специфических интересов индивидов и социальных групп; он связан с деятельностью лоббирующих групп, профсоюзов, различных политических организаций и комитетов и т.д.; (2) канал формирования политического курса; в нем осуществляется обсуждение широкого спектра политических проблем с целью достижения консенсуса; (3) канал выбора кандидатов, он проявляется в деятельности политических партий; (4) идеологический канал; элита осуществляет свое господство в управлении обществом с помощью формирования общественного мнения (Domhoff, 1993: 170–177).

Вернуться к тексту

3 Возможно, Эндрэйн и другие исследователи, использующие термины “власть” и “политическая власть” как взаимозаменяемые, не считают их полностью тождественными. Вероятно, он рассматривает различия между ними как несущественные, по крайней мере в данном контексте. Разумеется, иногда можно обойтись и без терминологических дискуссий, особенно если понятие однозначно используется применительно именно к политическим событиям и отношениям. Однако подчас терминологическая аккуратность 6ывает совершенно необходимой, особенно если мы сосредоточиваем внимание только на политической власти (или наоборот). Она тем более необходима в теоретических работах, причем независимо от того, рассматривается власть как политический феномен или нет.

Вернуться к тексту

4 Некоторая тавтологичность данного объяснения обусловлена тем, что в русском языке слово “политика” используется и в значении “политическая сфера”, “область политического”, и для обозначения целенаправленной деятельности тех или иных политических субъектов (“политика Горбачева”). В английском языке различия между этими смысловыми оттенками отражаются и в терминологии. В первом случае обычно используется слово “politics”, во втором – “policy”.

Вернуться к тексту

5 Истон определяет политику как “авторитарное распределение ценностей в обшестве” (Easton, 1953).

Вернуться к тексту

6 Согласно Истону, политика (деятельность) является авторитарной (authoritative), если люди, на которых она направлена или которые находятся под ее воздействием, считают себя обязанными подчиниться ей.

Вернуться к тексту

7 Директор школы (отец) имеет “право вето” и “право назначения” в школе (семье).

Вернуться к тексту

8 Директор школы имеет власть руководить деятельностью административных единиц в школе (“преобразователей власти”), которая позволяет ему достичь желаемого результата в отношении учащихся.

Вернуться к тексту

9 Моррис считает этот вид власти очень важным, прежде всего потому, что он является “очень хрупким”. Он пишет: “Власти могут быть даны или отняты лишь росчерком пера. Мы все знаем, что одни люди обладают б о льшими способностями, чем другие. Иногда это заслуженно, иногда – нет, но с этим трудно что-либо сделать. Другое дело – власти: власть может быть захвачена или потеряна в течение ночи. Когда тирана отправляют в ссылку, он едет туда вместе со всеми своими способностями, но без власти. Это происходит в силу произвольной (arbitrary) природы формальной власти, произвольной в том смысле, что она не существует в природе, а создается нами и может создаваться по-разному. Это и делает ее важной” (Morriss, 1987: 46).

 

 

Глава 15. Виды власти (заключение)

 

В данном разделе содержится типологический анализ власти. Были предложены три различные классификации видов власти. В зависимости от источника подчинения объекта субъекту властные отношения могут принять форму силы, принуждения, побуждения, убеждения, манипуляции и авторитета.

Власть в виде силы означает способность субъекта достичь желаемого результата в отношениях с объектом либо путем непосредственного воздействия на его тело или психику, либо с помощью ограничения его действий. В отличие от других форм власти, сила исключает альтернативы действия объекта, не давая ему возможности сделать выбор.

В принуждении источником подчинения объекта команде субъекта выступает угроза применения субъектом негативных санкций по отношению к объекту в случае отказа от повиновения, т.е. угроза силы. Хотя сила и принуждение нередко воспринимаются как одно и то же, концептуальное различение между ними является необходимым, поскольку они имеют разные источники подчинения и разные способы осуществления.

Побуждение основывается на способности субъекта обеспечить объект ценностями и услугами, в которых тот заинтересован. В отличие от принуждения, связанного с негативными санкциями, в процессе осуществления побуждения нежелание объекта следовать распоряжениям субъекта преодолевается с помощью позитивных санкций, обещания вознаграждения. В некоторых случаях (например, когда субъект лишает объект регулярного вознаграждения) различие между принуждением и убеждением (негативными и позитивными санкциями) бывает трудно различимым. Здесь отнесение к тому или иному виду власти зависит от восприятия ситуации объектом. [с.344]

В убеждении источник власти заключается в аргументах, которые субъект может использовать для подчинения объекта. В отличие от принуждения и побуждения, которые внешне могут выглядеть как убеждение, последнее подразумевает отсутствие конфликта между субъектом и объектом; у объекта есть выбор принять аргументы субъекта или нет, который не ограничен позитивными или негативными санкциями со стороны субъекта.

Манипуляция как вид власти основывается на способности субъекта осуществлять скрытое влияние на объект. В отличие от других видов власти, манипуляция может иметь место без команды субъекта и даже тогда, когда объект не знает о самом существовании субъекта. Она осуществляется либо через коммуникацию, в процессе которой субъект делает замаскированные предложения (обычно путем подачи селективной информации), либо путем влияния на окружение объекта. Хотя с точки зрения объекта манипуляция выглядит как убеждение, это разные виды власти. В процессе убеждения субъект не лишает объект (сознательно) необходимой информации, поскольку он хочет, чтобы объект принял его точку зрения. Напротив, в манипуляции субъект не хочет, чтобы объект мыслил так же, как и он сам, и поэтому сознательно ограничивает поток информации для объекта.

Источником подчинения объекта во властном отношении в форме авторитета выступает определенная совокупность характеристик субъекта, которая делает объект обязанным принять команду субъекта независимо от ее содержания. В отличие от силы и манипуляции, авторитет зависит от восприятия объекта и обязательно результируется в его повиновении команде субъекта. Границы между авторитетом (особенно легальным авторитетом) и принуждением часто бывают размыты. Однако в “чистом” виде авторитетного отношения подчинение объекта субъекту является добровольным. Объект повинуется, поскольку рассматривает свое повиновение как должное.

В зависимости от источника подчинения, авторитет бывает персональным, традиционным или легальным. [с.345]

Второй способ классификации форм власти предполагает различение между индивидуальной властью и коллективной властью. Термин “коллективная власть” используется в двух разных значениях. Им описываются властные отношения, в которых (1) субъектом власти выступает не отдельный человек, а группа или организация и где (2) субъект состоит из нескольких единиц (которые, в свою очередь, могут быть представлены как индивидами, так и группами, организациями). В первом случае (его лучше обозначить понятием “неиндивидуальная власть” или “групповая власть”) анализ властного отношения аналогичен анализу индивидуальных форм власти, а субъект власти рассматривается как единое целое (один актор). Во втором случае (коллективная власть в собственном смысле слова) субъект власти не воспринимается как единое целое, а представляет собой совокупность акторов; поэтому анализ данной формы власти непосредственно учитывает отношения между акторами, образующими коллективный субъект власти.

Коллективная власть определяется следующим образом: если ни А, ни В (Г, Д, Е, и т.д.) не могут индивидуально заставить Б делать X, но вместе они могут добиться этого, то А и В (Г, Д, Е, и т.д.) имеют коллективную власть над Б в отношении X. К ней не относятся ситуации, где А и В способны достичь желаемого результата независимо друг от друга, даже если А и В представляют собой единую группу. В этом случае мы имеем дело с двумя отдельными видами индивидуальной власти. Не все члены группы, которая обладает коллективной властью, являются коллективными субъектами, а только те, которые составляют и включены в организационную структуру группы, имеют соответствующие интенции и могут использовать свои ресурсы в коллективных целях.

Коллективная власть возникает только в тех ситуациях, когда составляющие группу акторы обладают специфическими информационными ресурсами, т.е. знанием определенной последовательности действий, [с.346] необходимых для осуществления власти, и их действия организованы. Поэтому расплывчатые труднокоординируемые группы (нации, классы, большие территориальные общности, и т.п.) вряд ли могут быть коллективными субъектами власти.

В некоторых случаях власть группы (коллектива) трудно рассматривать, спускаясь на индивидуальный уровень, поскольку она не обусловливается непосредственно индивидуальными возможностями входящих в группу людей и не зависит от их конкретных действий (по крайней мере в данный момент). Коллектив может осуществлять власть как бы независимо от своих членов в тех ситуациях, когда он формирует определенный имидж, который оказывает подчиняющее воздействие на объект власти.

Третье различение было сделано между политическими и неполитическими формами власти. Существует два основных способа интерпретации политической власти. Некоторые исследователи рассматривают власть как политический феномен. Поэтому они фактически не делают различий между “властью” и “политической властью”, употребляя их как синонимы. Данный взгляд противоречит традиционному (обыденному) смыслу слова “власть” и приводит либо к слишком узким интерпретациям власти, исключающим из содержания понятия межличностные отношения и нелегитимные формы контроля, либо к неоправданно широким и расплывчатым концепциям власти, которые затрудняют понимание политики как относительно самостоятельной сферы общественной жизни.

В силу этих причин политическую власть целесообразнее рассматривать как разновидность власти. В соответствии с этим подходом не все формы власти относятся к политическим. Поэтому спецификация политической власти зависит от интерпретации понятия “политика” (“политическое”).

В социально-философской и политологической литературе имеют место различные концепции политики. Некоторые авторы ограничивают политику сферой [с.347] государства и государственного управления. Главный недостаток данного подхода состоит в том, что он не может использоваться для объяснения догосударственных общественных систем и оставляет некоторые существенно важные и имеющие политическое значение социальные отношения за пределами политики.

Другие исследователи рассматривают ее как процесс формирования и осуществления публичной политики. Хотя данный взгляд позволяет учесть и включить в политическую сферу некоторые негосударственные формы общественной деятельности, он тем не менее оставляет вне сферы политического нелегитимные антисистемные виды поведения (войны, революции, терроризм и т.д.). Поэтому понятие политической власти не охватывает всех видов властных отношений, имеющих политические последствия.

Некоторые авторы отождествляют политическую власть с политическим правом. В данной интерпретации либо допускается смешение власти как отношения с ее основами (ресурсами), либо “политическая власть” ограничивается легальными (легитимными) формами социального контроля.

Рациональнее, как считает автор данной книги, рассматривать “политическую власть” как понятие, относящееся ко всем видам властных отношений в политической сфере. Хотя политическая власть прямо или косвенно связана с деятельностью легальных структур управления, она не ограничивается сферой принятия государственных решений, а присутствует во всех общественных отношениях и событиях, которые оказывают существенное влияние на жизнь социальной общности (общества) в целом. В данной интерпретации “политическая власть” представляет собой достаточно широкое понятие, охватывающее и нелегальные (нелегитимные) формы отношений, и негосударственные формы деятельности. В то же время оно уже, чем во многих других подходах, поскольку из нее исключаются те виды власти, которые не оказывают существенного (политического) влияния на жизнь социальной общности. Политическая [с.348] власть не является чем-то совершенно отличным от других форм власти; например, отдельные виды экономической власти можно отнести к политической власти, если они оказывают влияние на осуществление общественного управления и становятся объектом политических отношений.

Аналогично общему понятию власти, “политическая власть” рассматривается как “власть над”; она отличается от “политического управления”, которое выражает способность политического актора достичь желаемого результата в политической сфере. [с.349]

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Поскольку основные результаты исследования и выводы, касающиеся содержания понятия власти и ее форм были изложены ранее, в заключении я ограничусь вопросом о месте предлагаемой концептуализации власти в спектре имеющихся подходов и некоторыми соображениями практического характера.

В целом изложенную концепцию можно отнести к основной традиции в понимании власти, асссоциирующейся с М.Вебером, Р.Далем, П.Блау, С.Льюксом, Д.Ронгом и другими исследователями, определяющими власть как контроль над людьми. Я не разделяю позиции тех авторов (Т.Парсонс, Х.Арендт), которые рассматривают власть исключительно как коллективную собственность, обязательно легитимную и отличную от силы и принуждения. На мой взгляд, власть может быть как легитимной, так и нелегитимной, она возникает во всех видах человеческих отношений, в том числе и на индивидуальном уровне.

Однако предложенная концепция имеет существенные отличия от традиционного подхода в двух главных аспектах. Во-первых, я не рассматриваю конфликт (преференций или интересов) и “отношение нулевой суммы” между субъектом и объектом в качестве обязательных элементов власти. Соответственно, асимметрия, оппозиция и сопротивление не включаются в число ее определяющих характеристик. С этой точки зрения предлагаемая концепция шире традиционной, поскольку она допускает существование власти в форме убеждения и побуждения, т.е. охватывает все формы контроля субъекта над объектом.

Во-вторых, она отличается в понимании результата власти. Я предлагаю не просто ограничить результат власти достижением намеренных (предвиденных) следствий, как это делают некоторые авторы, но и [с.350] специфицировать его далее в терминах подчинения объекта субъекту. Это соответствует интерпретации власти как власти над людьми и позволяет различать осуществление власти и действия против интересов (преференций) людей, которые не ведут к их подчинению. Тем самым результат власти уже не ограничивается поведением объекта, но относится и к процессу формирования его преференций. Поэтому льюксовское “третье лицо власти” фактически включается в содержание понятия без “сущностно оспариваемого” значения “объективных” (“реальных”) интересов. В этом состоит, пожалуй, мой основной вклад в дискуссию о власти.

Для последующего уточнения специфики предложенной концепции власти ее необходимо сравнить с некоторыми конкретными подходами, с которыми у нее есть общие черты.

Как и многие другие исследователи, я разделяю диспозиционную концепцию власти. Однако власть не отождествляется с любой способностью сделать что-то (как, например, у П.Морриса): не любая способность есть власть. Я также не склонен противопоставлять власть ее осуществлению (как это делает тот же Моррис, а также некоторые другие исследователи), поскольку последнее, в отличие от обычного влияния, подразумевает наличие власти как потенциала.

Ограничивая власть отношениями, в которых субъект способен оказать воздействие на объект в соответствии со своими интенциями, я разделяю позицию Б.Рассела, Д.Ронга, Д.Уайта и других сторонников “интенциональной” концепции власти. Однако в отличие от Ронга и некоторых других авторов, которые понимают намеренное действие как полностью осознанную ориентацию на определенную цель, я рассматриваю “интенцию” как достаточно широкое понятие, которое не сводится к рациональному сознанию, а включает и значения надежды, веры, желания, благоприятного отношения и т.п. Кроме того, “интенция” не обязательно относится ко всем желательным или предвиденным [с.351] последствиям власти, а только к непосредственному результату власти, которым является подчинение объекта субъекту.

Поскольку власть концептуализируется как разновидность каузальной связи, она ограничивается отношениями, в которых субъект может заставить объект делать что-то, что объект в ином случае не стал бы делать. Ситуации, когда субъект лишь наказывает объекта за неповиновение, так и не достигнув его подчинения, не рассматриваются как осуществление власти (в отношении намеренных результатов). Здесь я не согласен с Х.Лассуэллом и Э.Кэплэном, Ф.Оппенхеймом, И.Уолтером и другими исследователями, которые относят их к власти. Кроме того, обладание и осуществление власти подразумевает, что субъект способен достичь своей цели путем воздействия на сознание и/или поведение объекта: случаи где актор может достигнуть желаемого для себя результата без оказания воздействия на объект (П.Моррис считает, что власть может иметь место и без воздействия субъекта на объект) или он уже имеет то, что хочет (“пассивная власть”) не рассматриваются в качестве власти или ее осуществления,

Эти и другие свойства власти отражаются (в большей или меньшей степени) в предлагаемой дефиниции власти. Власть – это способность субъекта обеспечить подчинение объекта в соответствии со своими намерениями.

Классификация и анализ форм власти опирается на уже имеющиеся классификации, предложенные исследователями, Классификация форм власти по источникам подчинения объекта субъекту довольно близка к классификации Д.Ронга, которая, на мой взгляд, является лучшей в литературе по проблемам власти. Отличие предлагаемой мною типологии состоит в том, что я рассматриваю принуждение и побуждение в качестве самостоятельных форм власти, тогда как Ронг считает их видами авторитета. Я также не согласен с ним в том, что манипуляция, убеждение и сила существуют только [с.352] в манифестированных формах в процессе осуществления власти: любая форма власти выражает способность субъекта сделать что-то, его потенциал. Власть в форме силы (манипуляции, убеждения) представляет собой способность субъекта применить силу (манипуляцию, убеждение) в отношении объекта.

Что касается понятия политической власти, то здесь я разделяю позицию тех исследователей, которые рассматривают ее как разновидность власти. Я не согласен с теми, кто фактически не различает “власть” и “политическую власть” (Т.Парсонс, Х.Арендт) или определяет политику через власть (Х.Лассуэлл и Э.Кэплэн). С другой стороны, мною отвергаются узкие интерпретации политической власти как политического права (Дж.Бентам) или “власти над властью” (П.Моррис). Политическая власть охватывает все властные отношения, связанные с государственным управлением и имеющие существенное влияние на общественную жизнь и интересы больших групп людей, т.е. все властные отношения в сфере политики.

Предлагаемая концепция и основные результаты исследования обусловливают ряд выводов и соображений практического характера, касающихся моего понимания власти и восприятия политического процесса. Во-первых, власть как общественное явление не является имплицитно насильственной, “негативной”, направленной против интересов объекта; с нормативной точки зрения ее последствия неоднозначны, вариативны. Отрицательные для общества результаты осуществления власти могут быть вызваны самыми разными обстоятельствами, прежде всего целями субъекта и способами использования ресурсов власти, но не властью как таковой. Власть представляет собой лишь способность осуществить те или иные изменения в объекте и не должна восприниматься (только) как “неизбежное зло”.

Во-вторых, не любые формы воздействия на сознание и поведение людей являются осуществлением власти. В отличие от структурной детерминации, власть [с.353] предполагает способность субъекта действовать иначе, его ответственность за определенные изменения в деятельности объекта. Не все политические события есть результат власти. Историческая практика подтверждает, что многие политические процессы протекают в известной мере независимо от устремлений субъектов власти и способов ее осуществления. С этой точки зрения анализ современной политической практики должен четко различать результаты деятельности тех или иных субъектов по осуществлению имеющейся у них власти, и политические события и изменения, которые были исторически неизбежны в сложившихся обстоятельствах. Власть, ее субъекты и носители не могут и не должны нести ответственность за все, что происходит в обществе.

В-третьих, распределение ценностей и благ между субъектами социальных отношений не тождественно распределению власти, как это нередко подразумевается. Не все люди, обладающие властью, используют ее для получения каких-либо выгод, и она не всегда приносит дивиденды, на которые они рассчитывают. Многие социальные блага, на первый взгляд связанные с определенной позицией во властной структуре общества, оказываются не последствием осуществления власти, а результатом действия иных сил. Поэтому в анализе общественных отношений важно проводить различие между тем, чего добился субъект с помощью своей власти, и тем, что ему “досталось” без каких-либо усилий с его стороны и было вне его контроля (“удача”).

В-четвертых, в оценке деятельности властных структур следует четко различать аспект власти и управленческий аспект, проблемы непосредственно связанные с осуществлением власти и собственно управленческие проблемы. Хотя в социальной практике осуществление власти обычно выступает средством управления, а субъект власти одновременно является и субъектом управления, анализ власти и анализ управления имеют свою специфику. В отличие от результата управления, [с.354] проявляющегося в достижении намеченных субъектом целей, результат власти всегда непосредственно связан с сознанием и поведением людей, он проявляется в подчинении объекта субъекту, которое может обеспечить достижение целей субъекта (но не обязательно). Неудачи в осуществлении политики и реализации целей субъекта управления могут быть обусловлены либо отсутствием у субъекта необходимой власти, либо ее неумелым использованием (ошибками в управлении), либо и тем и другим.

Различение власти и управления существенно в нескольких аспектах. В практическом контексте оно необходимо при анализе возможностей социальных субъектов обеспечить подчинение других субъектов и достичь определенных целей. Выделение властного и управленческого аспектов позволяет указать, в какой сфере лежат причины неудач тех или иных управленческих действий, поскольку, будучи тесно связанными между собой, источники эффективности, характеристики и в целом закономерности властвования и управления не являются тождественными. В моральном контексте оно дает возможность выяснить ответственность тех или иных людей (групп) за определенные события: мы не можем обвинять субъекта управления за невыполнение каких-то функций, если он просто не обладал необходимой властью (но мы можем обвинить его в халатном отношении к своим обязанностям, если он этой властью обладал). В оценочном контексте четкое различение власти и управления способствует реализации нашего интереса в оценке социального устройства (или его подсистем) с точки зрения рациональности распределения власти и его влияния на управленческие процессы.