Глава 6. Власть и интенция 2 страница

В своих комментариях Джорджио не учел, что интенция относится к самой власти (осуществлению власти), а не к ее последствиям. Интенция субъекта в данном случае относится к процессу воздействия субъекта на сознание и поведение объекта. Тем самым ее включение позволяет различать осуществление власти и ненамеренное (случайное) влияние. Разумеется, осуществление власти (успешное намеренное воздействие на объект) часто приводит к нежелательным (ненамеренным) для субъекта результатам. Это типично для политической [с.148] жизни. Даже обладавшие огромной властью древние тираны и коммунистические диктаторы часто достигали совершенно нежелательных для себя результатов, хотя все их команды, директивы и даже возможные пожелания были реализованы.

Могут возразить, что принятие “интенциональной” концепции власти потребует учета не только непосредственных (прямых) результатов властного отношения, но и их последствий. Я так не считаю. Последствия тех или иных действий нередко проявляются спустя длительное время, они могут быть результатом действия различных причин (а не только одного акта осуществления власти). Но дело не только в этом. Главное состоит в том, что “результат осуществления власти” и “последствия осуществления власти” представляют собой разные вещи. Результат (“выход”) власти, как будет показано в следующем параграфе, – это подчинение объекта, которое проявляется в том, что субъект добивается определенных изменений в его сознании и поведении. Подчинение осуществляется в разных формах субъект может заставить объект делать (не-делать) что-то с помощью угрозы применения негативных санкций (принуждение), он может добиться желаемого путем непосредственного использования физической силы, а также на основе манипуляции или убеждения; инструментами его власти могут быть авторитет, средства побуждения и т.д. В любом случае, результат власти проявляется в каких-то изменениях в самом объекте, в его сознании и/или поведении.

Последствия же подчинения могут относиться не только к объекту, но и к другим людям; они влияют и на людей, и на животных, и на предметы неживой природы. Объектами воздействия выступают и социальные отношения, моральные и политические нормы, традиции и т.д. Другими словами, последствия осуществления власти гораздо более разнообразны и неоднородны, чем непосредственный результат осуществления власти (подчинение).

Разумеется, результаты и последствия осуществления власти часто трудно различить. Более того, иногда [с.149] последствия осуществления власти в одном конкретном властном отношении между А и Б могут рассматриваться как результат осуществления власти в другом конкретном отношении между А и Б. Например, случай с отцом можно интерпретировать не только как пример нежелательных последствий осуществления власти над сыном, но и как неудачную попытку осуществить власть над сыном в отношении его чувств ¹¹. В этой интерпретации реализованная отцом способность заставить сына вести себя (действовать) определенным образом уже не является проявлением власти отца над сыном в отношении чувств сына, а выступает лишь инструментом (средством) достижения желаемого результата. Поскольку данное средство оказалось неэффективным, отцу не удалось осуществить власть над сыном (над его чувствами), то есть у отца не было этой власти. Сфера власти отца над сыном ограничивается поведением сына. Но в таком случае намерение будет относиться уже не к стремлению отца заставить сына вести себя определенным образом, а к стремлению добиться его привязанности (любви). Джорджио был бы прав, если бы утверждал, что у отца нет такой власти. Но в данной интерпретации вывод Джорджио уже не противоречит концепции власти как намеренного (со стороны субъекта) взаимоотношения между субъектом и объектом.

На это могут опять-таки возразить, что интенция относится не к подчинению объекта, а к его последствиям. Следовательно, ее нельзя рассматривать в качестве определяющего свойства власти, раз результат власти ограничивается только подчинением объекта.

С этим я также не согласен. Как будет показано далее, власть – это не просто способность сделать что-то, а способность заставить кого-то делать что-то; осуществление целей субъекта во властном отношении изначально ассоциируется с какими-то изменениями в деятельности объекта, поэтому достижение целей субъекта [с.150] вне связи с деятельностью объекта не есть властное отношение ¹². С этой точки зрения “намерение” относится не только к последствиям подчинения объекта, но и к самому подчинению ¹³. И именно в этом контексте оно должно включаться в структуру властного отношения.

Отождествление результата власти с последствиями власти является типичной ошибкой в анализе власти и оно часто ведет к неправильной интерпретации интенциональности власти. Это хорошо видно из тех примеров, которые приводятся некоторыми авторами для опровержения концепции власти как интенционального отношения ¹⁴. Например, рассуждая о ненамеренных результатах власти, Моккен и Стокмэн пишут:

 

…индустриализация может привести к загрязнению окружающей среды. Она также может нанести вред объектам этой власти: сокращение рабочих мест может повлиять на уровень безработицы и благосостояние населения целого региона. …В силу этих соображений нам не нужны волюнтаристские и намеренные элементы в определении власти или влияния. (Mokken and Stokman, 1976: 34)

 

Анализируя роль намерения во власти, Д.Уайт приводит пример с премьер-министром, который произнес речь, вызвавшую существенные изменения в [с.151] политической ситуации (расовые конфликты, забастовки черного населения с требованиями повышения заработной платы, десегрегация национальных школ, и т.д.). “Вопрос в том, – пишет Уайт, – следует ли считать, что премьер-министр осуществил власть в отношении этих результатов?” (White, 1971: 754). Хотя в начале своей статьи Уайт определяет власть как отношение между А и Б, его пример фактически относится к несколько другим явлениям: “ А осуществляет власть над Б в отношении X ” и “ А осуществляет власть в отношении X ” – это, очевидно, не одно и то же. В первом случае Х относится к каким-то аспектам сознания или поведения Б, тогда как во втором, как мы увидели, – к чему угодно ¹⁵.

Другая группа аргументов против включения интенции субъекта в определение власти связана с неправомерными, как мне представляется, интерпретациями самого понятия “интенция” и трудностями при объяснении ситуаций, в которых интенция субъекта не является четко выраженной. Некоторые авторы интерпретируют интенцию как рациональное сознание (осознание): А имеет интенцию добиться X, когда А ясно представляет себе, что есть Х (Alisson, 1974: 137). Дебаты вокруг интенции во власти, пишет Д. Уайт, “включают в себя размышления о степени, в какой политическое поведение является сознательным, рациональным и рассчитываемым” (White, 1971: 749). Когда политическое поведение не рассматривается подобным образом, тогда, как он подчеркивает, “неуместно спрашивать о том, какие интенции были у политического субъекта” (White, 1971: 752). Утверждая, что намерение субъекта следует интерпретировать именно таким образом, Дж.Нэйджел, как уже отмечалось, приходит к выводу, что намерение не может быть определяющим свойством власти, поскольку его нельзя применять для объяснения “правления предвиденных реакций”.

Проанализировав данную точку зрения, Дж.Дебнэм задает вполне резонный вопрос: “А следует ли определять интенцию таким образом?” Его ответ [с.152] отрицательный. Он ссылается на Р.Мертона, считающего, что “четкое осознание цели… может быть редким, чаще цель действия бывает туманной и смутной” (Merton, 1976: 147), и Э.Гидденса, утверждающего, что “наиболее обыденные формы повседневных действий вполне правомерно считать интенциональными. …ни интенции, ни проекты не следует сводить только к сознательным (осознанным) ориентациям на достижение цели… Большинство обычных действий являются в этом смысле нерефлектируемыми” (Giddens, 1976: 76). Развивая данную мысль, Дебнэм пишет: “В отношении широкого спектра видов поведения можно сказать, что некоторые действия людей стали их второй натурой. Нам не нужно сознательно формулировать наше действие в отношении многих повторяющихся событий” (Debnam, 1984: 38).

Аналогичная идея была высказана Б. Барнсом, который подчеркнул неправомерность противопоставления действий, основанных на сознательном расчете, и действий “по привычке”. Барнс считает, что эти два вида деятельности взаимосвязаны между собой: “привычка способствует расчету, а расчет формирует привычку” (Barnes, 1988: XIII).

Интересный довод (на мой взгляд, особенно важный для понимания политической власти) привел Дж.Дебнэм. По его мнению, изначальный акт создания любой организации (клуба, банка, органа охраны правопорядка и т.д.) может рассматриваться как воплощающий в себе определенную интенцию. “Интенцией могут быть наделены многие стабильные формы деятельности”, – пишет Дебнэм. “Где бы эти формы ни были активизированы, задействованы или какую бы реакцию они ни вызвали, мы можем считать их интенциональными независимо от того, осознает их субъект деятельности или нет” (Debnam, 1984: 38).

Таким образом, интенция субъекта власти не обязательно бывает четко выраженной; она может существовать и в менее определенном виде и не всегда быть полностью осознанной субъектом. Для этих случаев Де Креспини предложил понятие “общая интенция” (в [с.153] противоположность “конкретной интенции”) (De Crespigny, 1968: 195). Пример осуществления власти, где объект следует общей интенции ¹⁶ Де Креспини берет у Р.Даля и Ч.Линдблома:

 

Придя на работу в сварливом настроении, босс не был намерен побуждать свою секретаршу обращаться с ним помягче. Однако реакция хорошей секретарши была такая, как будто босс прямо попросил ее быть в этот день внимательнее обычного. (Dahl and Lindblom, 1953: 96)

 

Комментарий Де Креспини: “Сварливый босс не имел конкретных намерений, касающихся поведения секретарши, но у него было общее намерение, чтобы секретарша вела себя тактично” (De Crespigny, 1968: 195).

Критикуя “узкую” трактовку “интенции”, Д.Уайт предлагает использовать дополнительный (к “интенции”) термин “благоприятное отношение” примерно в том же значении, в котором Де Креспини употребляет термин “общая интенция” (White, 1971: 758). Уайт не против включения интенции в определение власти, он лишь подчеркивает, что в некоторых случаях состояние сознания субъекта предпочтительнее описывать не с помощью понятия интенции, а используя термины “надежда” или “желание”.

Данные рассуждения и предложения были обстоятельно рассмотрены Дж.Дебнэмом, с выводом которого я совершенно согласен. Комментируя позицию Уайта, Дебнэм указывает на сложную проблемную природу социальной и политической реальности, которая основывается на властных отношениях и одновременно формирует их. Он пишет:

 

Несомненно, лишь сравнительно немногие случаи соответствуют идеальному виду осуществления власти, где субъект четко знает его результат и успешно его достигает. …только дураки и всемогущие не имеют сомнений. Кроме них все акторы могут лишь надеяться. Но "надежда" не может быть элементом [с.154] определения власти, дополняющим интенцию, поскольку надежда есть суть интенции. Если бы интенция означала лишь "рациональное сознание", то тогда наверно следовало бы включить дополнение Уайта. Но поскольку ее значение шире, это дополнение не обязательно. (Debnam, 1984: 45)

 

Наконец, “намеренное действие” не всегда есть “желаемое действие”: субъект власти может и не желать осуществления власти над объектом (или вообще иметь какие-либо отношения с ним), но он при этом намеренно (сознательно) заставляет объект делать что-то, что тот иначе на стал бы делать, поскольку рассматривает осуществление власти как необходимость или моральную обязанность. И отец, и мать в приведенных выше примерах, возможно, предпочли бы достичь своих целей иным способом, без осуществления власти над своими детьми; предположим, им вообще претит командование своими детьми или они просто не любят преодолевать чье-то сопротивление. Другими словами, понятие “интенция” может быть использовано и в случаях, когда субъект власти осуществляет власть сознательно (целенаправленно), но вопреки своим желаниям.

Подведем итог: “интенция субъекта” является одним из обязательных признаков “власти”. Не все каузальные отношения могут быть отнесены к власти (осуществлению власти), а лишь те, где субъект может оказывать воздействие (воздействует) на объект в соответствии со своими интенциями (которые могут совпадать или не совпадать с его желаниями). Понятие интенции используется в широком значении, выражающем направленность субъекта на объект, соотнесенность субъекта и объекта; оно не сводится к рациональному сознанию, а включает и значения надежды, веры, желания, благоприятного отношения и т.п. [с.155]

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Некоторые авторы предпочитают другие термины (“воля”, “цель”, “желание”), используя их в значении близком к понятию “интенция”.

Вернуться к тексту

² Б.Бэрри: “Окончательное определение [власти] будет следующим: А имеет власть над Б, если и только если А может с выгодой для себя заставить Б делать то, что хочет А, или, более формально, если и только если имеет место такой уровень подчинения Б, что чистая выгода A or подчинения Б будет позитивной” (Barry, 1976: 94); Р.Тауни: “Власть можно определить как возможность индивида (группы) изменять деятельность других индивидов (или групп) в соответствии с его (ее) желаниями и одновременно не допускать, чтобы его (ее) собственная деятельность подвергалась такому воздействию” (Tawney, 1964: 159); Э.Этзиони: “Власть – это способность актора побудить (повлиять на) другого актора выполнить его директивы или другие поддерживаемые им нормы” (Etzioni, 1961: 4); Э.Макфарланд: “Поведение С осуществляет власть над поведением Р, если и только если поведение С является причиной изменений в поведении Р, которые соответствуют интенциям С” (McFarland, 1969: 13).

Вернуться к тексту

³ С этой точки зрения многие примеры “ненамеренной” власти выглядят не вполне естественно. К.Хэй: “Актор, который неумышленно наступил на паука и убил его, осуществил значительную власть над ним” (Hay, 1997: 51); С.Льюкс: “Я могу владеть какой-то землей и тем самым запрещать Вам ходить по ней, хотя у меня и не было интенции достигнуть данного результата (я, может быть, скорее всего никогда даже не задумывался над этим) и я ничего не делал для этого” (Lukes, 1986: 5).

Вернуться к тексту

⁴ В русском языке слово “власть” в выражениях типа “море обладает властью потопить корабль” используется скорее в переносном значении, которое вообще находится за пределами семантического поля понятия власти.

Вернуться к тексту

⁵ В данном контексте Б.Барнс использует понятие “продолжающиеся возможности и способности” (continuing capacities and capabilities) (Barnes, 1988: 3).

Вернуться к тексту

⁶ Дж.Нэйджел считает, что власть обычно осуществляется через предвидение объектом возможных реакций субъекта (Nagel, 1975: 16).

Вернуться к тексту

⁷ Данную ситуацию не следует путать со случаями, когда менеджер не знает всех находящихся в его подчинении работников, но ожидает, что все они будут подчиняться его воле, принимая поэтому их “предвиденные реакции” как нечто собой разумеющееся.

Вернуться к тексту

⁸ Другой ее недостаток, по мнению Беттс, заключается в том, что она неизбежно сталкивается с “проблемой интересов” (Betts, 1994: 358). Об этом речь пойдет в 10. “Конфликт, интересы и власть”.

Вернуться к тексту

⁹ Могут сказать, что включение ненамеренных результатов в понятие власти также не препятствует этому. Разумеется, это верно Цитируя Ронга, я лишь хотел подчеркнуть, что исключение ненамеренных результатов из понятия власти не означает, что их изучение является менее значимым, чем изучение намеренных результатов.

Вернуться к тексту

¹⁰ Далее я буду обосновывать точку зрения, что результат власти – это не X, а подчинение Б делать X.

Вернуться к тексту

¹¹ Очевидно, что Джорджио не интерпретировал данный пример таким образом.

Вернуться к тексту

¹² Случаи, когда желаемые для субъекта последствия были достигнуты путем ненамеренного (неосознанного) влияния на объект, не могут рассматриваться как осуществление власти. Здесь нет властного отношения (отношения между субъектом и объектом); актор, на которого было оказано ненамеренное воздействие, не воспринимался субъектом в качестве объекта власти, он, фактически, был для него элементом (частью) окружения.

Вернуться к тексту

¹³ Можно, разумеется, представить ситуации, где субъект намеренно подчиняет объект без какого-либо иного намерения, кроме подчинения (например, ему просто нравится подчинять людей или данного конкретного человека). В этом случае результат власти как бы сливается с целью осуществления власти. Однако обычно власть, как будет показано далее, есть лишь средство достижения каких-то целей.

Вернуться к тексту

¹⁴ Следует отметить, что данная ошибка встречается не только у оппонентов “интенциональной” концепции власти.

Вернуться к тексту

¹⁵ Я вернусь к данной проблеме в следующей главе.

Вернуться к тексту

¹⁶ Этот же самый пример Ф.Оппенхейм интерпретирует как ненамеренное осуществление власти.

 

 

Глава 7. Результат власти

 

Среди исследователей власти считается общепринятым, что власть должка характеризоваться каким-то результатом (“выходом”). Д.Ронг пишет, что эффективность власти “является настолько очевидным критерием ее существования, что нет никакой необходимости дискутировать по данному вопросу” (Wrong, 1988: 6). Рассматривая власть как вид каузальной связи между субъектом и объектом, мы естественно должны указать на его следствие (потенциальное следствие) – результат властного отношения, проявляющийся в каких-то изменениях в объекте. Таким образом, определение результата власти является важным элементом концептуального анализа власти.

Для определения и объяснения результата власти необходимо рассмотреть ряд взаимосвязанных проблем, касающихся содержания данного понятия и проанализировать предлагаемые исследователями пути их решения.

А. Власть в отношении определенного результата или власть в отношении определенной проблемы?

Мысль о том, что власть следует концептуализировать как власть в отношении определенной проблемы, была высказана Э.Голдмэном. Голдмэн начинает свою статью с утверждения, что “центральной идеей в понятии власти… является достижение желаемого ”. Однако эта простая формулировка, как он подчеркивает, не является в полной мере корректной: “было бы неправильным считать, что когда кто-то достигает желаемого, он обязательно имеет власть. … Даже тот, кто регулярно достигает того, что хочет, не обязательно обладает властью”, поскольку он может просто адаптировать свои преференции к тому, что, по его мнению, в любом случае неизбежно произойдет. Например, описанный Р.Далем (Dahl, 1969: 90–92) “законодатель-хамелеон” всегда правильно предугадывает, какое решение примет [с.156] законодательный орган, и в соответствии с этим формирует свои желания и преференции (Goldman, 1972: 223).

Чтобы исключить из власти случаи подобного рода, анализ власти, как считает Голдмэн,

 

не следует ограничивать тем, что желает актор и что он фактически достигает; необходимо также показать, что актор (гипотетически) мог бы достичь при наличии у него каких-то других желаний. Утверждение, что С обладает властью, не означает лишь то, что он обычно достигает желаемого, а подразумевает, что актор достигнет всего, чего захочет, независимо от того, что именно он может захотеть. Поэтому для объяснения понятия власти нам необходимо использовать сослагательные кондиционалы. (Goldman, 1972: 223)

 

Голдмэн предлагает следующую дефиницию власти: “ С имеет власть в отношении проблемы и если, и только если, (1) С захочет иметь результат и, то он достигнет и, и (2) если С захочет иметь результат не-и, то он достигнет не-и” (Goldman, 1972: 225). Таким образом, субъект обладает властью в отношении проблемы только в том случае, если он может достигнуть оба возможных результата.

Следуя логике Голдмэна, отец имеет власть над сыном в отношении поведения сына только в том случае, если он может заставить сына (1) вести себя правильно, и одновременно (2) заставить сына вести себя неприлично ¹. Поэтому если отец (в гипотетической ситуации) окажется неспособным выполнить второе условие, то он, по Голдмэну, не имеет власти над сыном. На мой взгляд, это противоречит здравому смыслу: вполне естественно считать, что отец имеет власть над сыном в отношении его поведения, если он способен успешно контролировать поведение и это соответствует его [с.157] намерениям. Разумеется, если отец хочет сделать из сына, например, грабителя, но не в силах осуществить свое намерение, то в таком случае у него действительно нет соответствующей власти над сыном.

Когда мы говорим, что отец обладает властью над сыном, то мы не имеем в виду, что он обязательно контролирует все аспекты его поведения. Власть, как уже отмечалось ранее, ограничена определенной сферой сознания или поведения объекта: А может иметь власть над Б в отношении X, но не иметь власти над Б в отношении Y. Кроме того, заставить кого-то что-то делать и заставить кого-то что-то не-делать – это, очевидно, не одно и то же: отец, который способен превратить добродетельного сына в разбойника, безусловно обладает властью над сыном, даже если он не может превратить разбойника в добродетельного сына.

Аналогичного взгляда на концепцию Голдмэна придерживается и П.Моррис, утверждающий что в ней, по сути, имеет место смешение двух различных видов власти в одной проблеме. Моррис пишет: “и врачи, и потенциальные убийцы обладают властью в отношении проблемы – жить или не жить, хотя обычно мы хотим различать власть спасти от смерти хронически больного человека и власть убить здорового человека” (Morriss, 1987: 31). Моррис считает ошибкой решение Голдмэна отказаться от “простой” формулировки (“власть достигнуть определенного результата”), заменив ее на “более громоздкую” (“власть в отношении определенной проблемы”). С этой точки зрения традиционный подход представляется безусловно более обоснованным.

Однако изначальная идея Голдмэна – исключить из власти случаи, когда субъект лишь адаптирует свои преференции в соответствии с предполагаемым результатом без какого-либо влияния на него – заслуживает внимания. Об этом пойдет речь в следующем разделе данной главы.

Б. Способность оказать определенное воздействие на объект или способность достигнуть определенного результата?

Что есть власть: способность воздействовать на объект определенным образом, способность достигнуть [с.158] определенного результата в отношении объекта или и то, и другое? “Наиболее распространенным в социальных науках, – пишет П. Моррис, – является понимание "власти" как какого-то воздействия на других” (Morriss, 1987: 29). Здесь он ссылается на Льюкса, утверждающего, что “абсолютным общим ядром или примитивной идеей, лежащей в основании всех рассуждений о власти, является идея о том, что А каким-то образом воздействует на Б” (Lukes, 1974: 26). Однако некоторые авторы, продолжает Моррис,

 

указали, что просто воздействие на кого-то еще не есть власть. Если бы это было так, то пострадавший от ограбления, неосторожно показавший грабителю туго набитый кошелек, считался бы осуществляющим власть над тем, кто его ограбил… человек, машина которого перевернулась, также окажется субъектом власти, предъявив счет страховой компании… как и обанкротившийся финансист, чье банкротство разоряет тысячи вкладчиков. (Morriss, 1987: 29; см. также:Wormuth, 1967: 817; Young, 1978: 643; Benn, 1967: 426)

 

Соглашаясь с этими авторами, Моррис подчеркивает, что от данных “аномалий” невозможно избавиться просто с помощью уточнения специфики властного воздействия, как это предлагают Льюкс и другие исследователи. “Ошибка, – пишет он, – лежит глубже: в отличие от "влияния", "власть" совсем не связана с воздействием [на что-то]; она связана с достижением [чего-то], а это нечто другое” (Morriss, 1987: 29) ². Моррис утверждает, что в ситуациях, описанных выше, власть отсутствует, поскольку отсутствует достижение определенных результатов. Просто воздействие на кого-то или что-то не может считаться осуществлением власти до тех пор, пока актор тем самым не достигнет чего-то. Возможность воздействовать на результат (capacity to affect a result) не есть власть без возможности достигнуть результата (capacity to effect)” (Morriss, 1987: 30). [с.159]

Здесь Моррис безусловно прав: мы можем считать, что А осуществляет власть над Б только в том случае, если А способен достичь определенного результата в отношении Б, т.е. чего-то завершенного, выполненного, сделанного в соответствии с определенными интенциями. Напротив, “ А воздействует на Б ” означает лишь то, что А изменяет что-то в Б или находится с ним в контакте.

Однако “воздействие” и “достижение” не являются противоположностями: если А имеет интенцию внести определенные изменения в поведении Б и способен реализовать ее путем воздействия на поведение Б, то эти изменения можно считать результатом осуществления власти А. С этой точки зрения мы не согласны с критикой Моррисом Льюкса и других исследователей, которые определяют осуществление власти как определенное воздействие с только ему присущими характеристиками (например, концептуализирует власть как намеренное воздействие, как воздействие, направленное против интересов объекта, и т.п.) и тем самым фактически включают идею “достижения” в структуру понятия. Поэтому утверждение, что способность достичь что-то является обязательным элементом власти, не означает, что способность воздействовать не имеет к власти никакого отношения.

Более того, способность субъекта достигнуть (получить) что-то в отношениях с объектом без оказания соответствующего воздействия на объект не может считаться властью, иначе нам придется отнести к “власти” случаи, подобные случаю с “законодателем-хамелеоном”, где А лишь адаптирует свои преференции или просто предвидит вероятный ход событий. Здесь А является не активным субъектом, ответственным за результат, а лишь своеобразным “пользователем” сложившейся ситуации: он (его деятельность или не-деятельность) не вносят никаких изменений в ситуацию, а лишь приспосабливаются к ней. Желаемый для него результат производится не им, а кем-то (чем-то) другим – другими людьми или совокупностью случайного стечения обстоятельств, естественными причинами, структурными [с.160] факторами и т.д. В этом случае он просто не может считаться результатом его власти ³. Если желаемый для А результат возник без действия А или наличия А (правление предвиденных реакций), то каузальное отношение между А и данным результатом отсутствует.

Эта идея была обстоятельно рассмотрена Б.Бэрри в его статье “Что лучше: иметь власть или удачу?” (Barry, 1989). Бэрри подчеркивает, что возможность достижения желаемых результатов зависит не только от власти. Она также зависит от того, какой бы был результат при отсутствии вмешательства субъекта, т.е. от удачи (luck). “Имеющий весьма ограниченную власть (или вообще не имеющий власти), но удачливый может постоянно достигать больше желательных для себя результатов, чем тот, кто имеет много власти, но мало удачи” (Barry, 1989: 272). Поэтому власть следует отличать от удачи: имеющий власть способен воздействовать на результат даже в самых неблагоприятных для него условиях, тогда как просто удачливый не может сделать этого даже в наиболее благоприятных условиях (Barry, 1989: 297).

Противопоставляя “воздействие” и “достижение”, Моррис допускает, что власть вообще может осуществляться и без оказания воздействия на объект: “обладать властью могут те, кто имеет возможность достигать что-то, даже если они не способны ни на что воздействовать (Morriss, 1987: 30). Однако попытка Морриса обосновать свою мысль представляется неубедительной. Он приводит пример Э. Голдмэна с человеком, который обладает машиной для производства дождя (Goldman, 1972; 226–227). Нет сомнения, что этот человек обладает властью (способностью) сделать дождь ⁴ в ясную солнечную погоду. Разумеется, эта способность [с.161] сохраняется, даже если идет дождь (он по-прежнему способен производить дождь). Но когда идет дождь, этот человек не способен воздействовать на погоду, поскольку дождь уже идет. Поэтому, как считает Моррис, человек имеет власть добиться дождя (effect rain) без воздействия на него.