Глава 1. Концепции власти: аналитический обзор 3 страница

Бэкрэк и Бэрэтц указывают, что власть не является принадлежностью субъекта, а представляет собой отношение между субъектом и объектом. Поэтому успешное осуществление власти зависит от сравнительной значимости конфликтных ценностей в сознании объекта. Конфликт интересов или ценностей является [с.35] обязательным условием власти, так как при наличии у субъекта и объекта общих целей действия объекта будут добровольными. В этой ситуации следует говорить не о власти, а об авторитете (Bachrach and Baratz, 1970:19, 21). Бэкрэк и Бэрэтц считают, что власть существует и тогда, когда субъект осуществляет ее неосознанно или где осознанное осуществление власти вызывает ненамеренные последствия (Bachrach and Baratz, 1994: 201).

Следующий раунд дебатов о природе и “лицах” власти связан с выходом в 1974 работы С.Льюкса “Власть; Радикальный взгляд” (Lukes, 1974). Льюкс принял критику Бэкрэком и Бэрэтцом далевского “одномерного” взгляда на власть, но посчитал, что и их “двухмерная” концепция не охватывает всех форм существования власти. Льюкс подчеркнул, что как плюралисты, так и их критики неправомерно сводят анализ власти исключительно к ее поведенческим аспектам. Сфера власти, по его мнению, не ограничивается поведением (действиями и недействиями), а включает и контроль над ценностями и убеждениями. Он подверг критике Бэкрэка и Бэрэтца за то, что те интерпретировали отсутствие конфликта (открытого или скрытого) как консенсус в отношении существующего распределения ценностей. Тем самым Бэкрэк и Бэрэтц, пишет Льюкс, фактически; “исключают (по определению) саму возможность ложного или манипулированного консенсуса” (Lukes, 1974: 24).

Льюксовский “трехмерный” взгляд сохраняет предыдущие два “лица” власти, но не ограничивается ситуациями открытого конфликта намерений (Даль) или подавления скрытого (но осознаваемого обеими сторонами) конфликта путем недопущения его в сферу принятия решений (Бэкрэк и Бэрэтц), а включает ситуации, когда между субъектом и объектом нет видимого (открытого или скрытого) конфликта. Говоря о “третьем лице власти”, Льюкс подчеркивает, что “высшая и наиболее коварная форма осуществления власти – это предотвращение, в той или иной степени, возможного недовольства людей путем формирования у них таких восприятий, знаний и преференций, которые обеспечили бы принятие людьми своих ролей в существующем [с.36] порядке – в силу того, что они не видят альтернативы этому порядку, или потому, что считают его естественным и неизменным или же божественно предопределенным и выгодным” (Lukes, 1974: 24). Иными словами, субъект осуществляет власть над объектом не только тогда, когда заставляет объекта делать то, что тот не хочет делать, но и когда формирует его желания. Между субъектом и объектом нет конфликта преференций (субъективных желаний и целей), но есть конфликт интересов. Объект действует в соответствии со своими интенциями, но вопреки своим реальным (объективным) интересам, которых он не осознает.

Льюкс считает, что его концепция власти и концепции Даля и Бэкрэка и Бэрэтца следует рассматривать в качестве альтернативных интерпретаций и аппликаций единого понятия власти, лежащего в основании всех трех “взглядов”: А осуществляет власть над Б, когда воздействует на Б противоположно интересам Б. Главное различие между ними, пишет он, состоит в том, что они предлагают различные интерпретации “интересов” и способов негативного воздействия на интересы объекта (Lukes, 1974: 27).

В отличие от “одномерного” и “двухмерного” взглядов, акцентирующих внимание на актуальном (открытом или скрытом) конфликте между акторами и интерпретирующих понятие “интерес” в субъективных терминах (как желания и преференции), наиболее важными терминами в концепции власти Люкса являются “объективные интересы” (“реальные интересы”) и латентный конфликт”. “Реальные интересы” – это то, что Люди выбрали бы в условиях “реальной автономии”, т.е. в ситуациях, где над ними бы не осуществлялась власть. Люди часто совсем не осознают свои реальные интересы или имеют о них ошибочные представления, их преференции могут быть следствием осуществления власти над ними. Поэтому конфликт интересов может существовать в латентной форме без его осознания объектом власти. Поскольку, как считает Льюкс, между теми, кто осуществляет власть, и теми, кто является ее объектом, неизбежно возникает расхождение интересов, [с.37] потенциальный конфликт существует всегда, даже при отсутствии каких-либо внешних его проявлений. Поэтому власть, по Льюксу, осуществляется и тогда, когда объект ее не осознает. Предвидя возможность ситуаций, где намерения субъекта соответствуют субъективным преференциям объекта, Льюкс вводит понятие “краткосрочная власть” (short-term power). Как только объект начинает осознавать свои “реальные” интересы, “краткосрочная власть” самоуничтожается (Lukes, 1974: 33).

В соответствии с этим, Льюкс предлагает исключить из определения власти ссылки на “конфликт преференций”, заменив его на “конфликт интересов”, поскольку понятие “интерес” включает не только субъективные преференции(намерения, цели. желания), но и что-то такое, что люди могут и не осознавать. Это, по его' мнению, позволяет увидеть и учесть все “лица” власти. Он считает, что его подход углубляет “одномерный” и “двухмерный” взгляды, где власть, по существу, определяется как воздействие вопреки интересам объекта, но “интересы” понимаются слишком узко и сводятся к субъективным (осознанным) желаниям индивидов, к их преференциям и целям.

Льюкс также отверг “индивидуалистические тенденции”, присущие, по его мнению, веберовской традиции. Критикуя Бэкрэка и Бэрэтца за “методологический индивидуализм” в понимании власти, Льюкс утверждает, что власть в форме непринятия решений нельзя адекватно осмыслить, не рассматривая ее как “функцию коллективных сил и социальных механизмов”, “Мобилизация склонностей”, пишет он, может быть результатом определенной формы организации. “Конечно, эти коллективы и организации состоят из индивидов. Однако власть, которую они осуществляют, нельзя концептуализировать просто в терминах индивидуальных решений и поведения” (Lukes, 1974; 22).

Наряду с рассмотренными подходами, связанными с бихевиоралисткой большую популярность, особенно. в 1960–1970 годы, получили концептуализации власти [с.38] с помощью зависимости и обмена. Оставаясь в целом в рамках той же веберовской традиции, П.Блау, Дж.Хоманс, Дж.Зибаут и Х.Келли, Р.Эмерсон, Б.Бэрри, Дж.Хэрсаньи предложили несколько иное объяснение власти и механизма ее функционирования, стремясь вписать понятие в теорию социального обмена. Власть рассматривается здесь в терминах экономического анализа, фокусирующего внимание на выгодах и издержках, получаемых акторами в процессе их взаимодействия.

Основой власти и ее обязательным элементом является отношение зависимости, возникающее между субъектом и объектом. Его источник, по мнению теоретиков социального обмена, заложен в неравном распределении материальных, социальных, духовных и политических ресурсов, которое ведет к неравным результатам (выгодам и издержкам) в отношении обмена между субъектом и объектом. У объекта отсутствуют необходимые ему для достижения своих целей ресурсы или же их недостаточно. Если он не может получить необходимые ресурсы из других источников, то он вынужден повиноваться воле субъекта, поскольку именно субъект обладает теми ресурсами, которые нужны объекту. Таким обратим, зависимость возникает, когда результаты деятельности актора обусловлены не только ею собственным поведением, но и действиями других акторов, то есть детерминированы взаимодействиями. Зависимость не является постоянной. Она возрастает прямо пропорционально ценности ресурсов, которыми может обеспечить субъект, и снижается по мере расширения доступа объекта к альтернативным источникам этих ресурсов. Субъект, в отличие от объекта, не зависит от ресурсов объекта или зависит от них в меньшей степени. Таким образом, власть является функцией зависимости: способность субъекта преодолеть сопротивление объекта заложена в зависимости объекта от субъекта и коррелирует с ней: чем сильнее зависимость, тем больше власти, и наоборот. Субъект обладает властью над объектом и может влиять на его поведение в той степени, в какой он может определять и контролировать ожидаемые объектом награды и издержки (rewards and costs). [с.39]

Для многих авторов, рассматривающих впасть в терминах зависимости и обмена, результат власти не сводится к контролю за поведением объекта. По мнению Б.Бэрри, властью может считаться лишь такое отношение между субъектом и объектом, в котором выгоды, получаемые сторонами отношения, неравны: “А имеет власть над Б, если, и только если максимальная чистая выгода А от подчинения Б влечет за собой или чистые потери Б, или меньшую выгоду Б по сравнению с А ”. Если Б получает выгоду, равную выгоде А, то такое отношение следует считать “обменом”, но не “властью” (Ваггу, 1976: 95). Дж.Хэрсаньи в качестве одного из параметров власти называет “стоимость” (необходимые издержки) влияния субъекта на поведение объекта (Нarsanyi, 1969: 228–229). Многие исследователи фактически сосредоточивают внимание именно на выгодах субъекта и потерях объекта как важнейших характеристиках власти и неравном распределении благ как следствии и показателе власти. Распределение власти оказывается тождественным распределению материальных и социальных наград. В этом смысле обладание властью и осуществление власти фактически могут иметь место и без повиновения объекта субъекту.

Одной из наиболее разработанных концепций власти является концепция П.Блау – крупнейшего теоретика социального обмена. Блау считает власть разновидностью социального обмена ⁶, определяя ее как “способность индивидов или групп навязать свою волю другим вопреки их сопротивлению с помощью угрозы наказания или отказа в регулярных вознаграждениях, поскольку и первое, и второе, в конечном счете, выступают в качестве негативных санкций” (Blau, 1969: 293).

Блау ограничивает власть сферой негативных санкций, но подчеркивает, что последние не сводятся к физическому принуждению или угрозе его применения. [с.40] “Людей можно заставить делать что-то из страха потерять работу, лишиться социального статуса, заплатить штраф или быть подвергнутыми остракизму” (Blau, 1969: 293). При этом граница между негативными и позитивными санкциями часто оказывается размытой. Блау иллюстрирует это, сравнивая два случая: (1) человек выполняет услугу под угрозой изъятия у него 100 долларов в случае его отказа; (2) человек делает ту же самую услугу за вознаграждение в 100 долларов. Чистая разница для него между выполнением услуги и отказом от выполнения одинакова в обоих случаях. По мнению Блау, единственное различие между наказанием и вознаграждением может быть выявлено лишь в отношении к изначальному положению объекта, т.е. в сравнении с ситуацией, имевшей место до попыток субъекта влиять на объект. В случае если положение объекта ухудшилось, то речь идет о наказании, если улучшилось – о вознаграждении. Однако и этот критерий бывает весьма непросто использовать, например в ситуациях, когда награды становятся повторяющимися (постоянными), что делает объект зависимым от субъекта. Неполучение ожидаемого вознаграждения воспринимается объектом как наказание (Blau, 1969; 293).

Источником власти является неравномерное распределение ресурсов, которое обусловливает одностороннюю зависимость одних людей или групп от других, позволяющую обладателям ресурсов “обменивать” их на желаемое поведение. Поэтому власть А над Б пропорциональна зависимости Б от А. Власть обязательно асимметрична: взаимная зависимость и равное взаимное влияние означают отсутствие властного отношения; власть выражает вчистую (net) способность наказывать и лишать других людей вознаграждения – способность, которая сохраняется и с учетом того сопротивления, которое может быть оказано”. Блау подчеркивает, что власть – это устойчивая (повторяющаяся) способность навязывать волю, а не единичный случай влияния, каким бы важным он ни был (Blau, 1969: 294). Не все виды влияния относятся к власти. “Побуждение человека оказать услугу за вознаграждение не есть осуществление власти [с.41] над ним до тех пор, пока продолжающиеся вознаграждения не заставят его повиноваться команде, а не только оказывать данные услуги” (Blau, 1969: 308). В отличие от совета, где субъект “подсказывает” объекту как тот может получить выгоду, и тем самым действует в интересах объекта, во властном отношении субъект подчиняет объект в своих собственных интересах, ориентируясь на свою личную выгоду (Blau, 1969: 308). В то же время впасть не есть непосредственное физическое принуждение, она обязательно заключает в себе элемент добровольности: объект может предпочесть наказание повиновению (Blau, 1969: 294).

Среди исследователей, оказавших существенное влияние на развитие представлений о власти, следует указать Д.Ронга. Ронг рассматривает “власть” как диспозиционное понятие, т.е. характеризует ее как возможность, способность, потенциал, который может быть реализован (а может остаться и нереализованным) в действии. Однако в отличие от многих других попыток определить власть в диспозиционных терминах, он подчеркивает реляционный характер власти, избегая рассмотрения ее как “заключенной в самом субъекте власти, откуда она воздействует на других людей” (Wrong, 1988: 8-9).

Ронг проводит четкое различие между “властью” и “ресурсами власти”, “властью как потенциалом” и “потенциалом для власти” (“латентной властью” и “возможной властью”). Это различение особенно важно в политическом анализе, касающемся взаимоотношений между социальными группами и затрагивающем проблемы мобилизации коллективных ресурсов в осуществляемой власти, которая, как он утверждает, может быть и актуальной, и потенциальной (Wrong, 1994: 69). Ронг подчеркивает, что игнорирование различий между возможной властью (возможностью обладания властью) и реально существующей властью является “классической ошибкой в политическом анализе”: “социологи, как и люди, которых они изучают, могут ошибочно приписывать власть группам, которые лишь могут иметь ее, но превращение этой возможности в действительность [с.42] связано с длительным процессом социальной мобилизации и индоктринации” (Wrong, 1994: 69–70).

Ронг строит свое определение власти на определении Рассела, модифицируя его следующим образом: “власть это возможность индивидов и групп оказать намеренное и предвиденное воздействие на других индивидов и групп” (Wrong, 1988: 2). Он подчеркивает, что “власть” следует отличать от “контроля” и “влияния”, что обусловливает необходимость ограничения “власти” намеренным и эффективным (результативным) контролем над объектом (Wrong, 1994: 65). Предвидя возможную критику, Ронг указывает, что изучение ненамеренных последствий социального действия также может быть одной из основных задач социальных наук, но это не отменяет необходимости в тщательном разграничении между намеренными и ненамеренными результатами. Вместо того, чтобы отождествлять власть со всеми формами влияния, пишет Ронг, следует просто подчеркнуть, что “намеренный контроль нередко формирует отношения, в которых субъект власти осуществляет ненамеренное влияние на объект, идущее гораздо дальше того, что он мог изначально пожелать или вообразить” (Wrong, 1994: 66).

Характеризуя власть как асимметричное социальное отношение, Ронг уточняет понятие асимметрии во власти путем различения между “интегральной властью” (integral power), где принятие решений и инициатива действий централизованы и монополизированы в руках одного субъекта, и “интеркурсивной властью” (intercursive power), где власть каждого из субъектов социального отношения уравновешивается властью другого субъекта. В последнем случае имеет место процедура переговоров или совместного принятия решений по вопросам, имеющим взаимный интерес (Wrong, 1994: 63). Ронг отвергает традиционное отождествление власти с насилием, принуждением и необходимостью применения санкции для "преодоления сопротивления объекта". Власть, как он считает, может осуществляться в форме убеждения, побуждения или манипуляции при отсутствии угрозы использования негативных санкций. [с.43]

Наконец, заслуживает быть отмеченным глубокий и обстоятельный анализ Ронгом различных видов власти ⁷. В нем, как пишет Дж.Скотт, Ронг “дал характеристику всему спектру понятий, которая способствовала привнесению определенного порядка в дискуссии о власти” (Scott, 1994).

Интересный способ концептуализации власти предложил Дж.Дебнэм. В его основе лежат идеи Ф.Фрохока, различавшего “таксономические” и “кластерные” понятия, “Таксономическое” понятие заключает в себе определенный набор свойств, присущих всем событиям и явлением, обозначенным данным понятием. Как доказывает Фрохок, этот способ концептуализации понятия сталкивается с трудностями, поскольку он не в силах избежать критики за неполный (неадекватный) охват всех свойств характеризуемого явления. Для иллюстрации Фрохок приводит известные определения политики, предложенные Д.Истоном, Г.Алмондом и Х.Экстейном ⁸, и показывает, что каждое из них игнорирует те или иные существенные свойства политики. Например, ссылка на силу в определении Алмонда ведет к игнорированию политики, основанной на убеждении и общих ценностях, а “авторитарное распределение ценностей” не охватывает процесс “политического торга” и некоторые другие аспекты политики (Frohock,1978; 859)

Это по мнению Фрохока неизбежно порождает сомнения в самом способе определения понятий, предопределяет “высокий уровень смертности таксономических определений” и, соответственно, преимущества “кластерного” подхода. “Кластерные” понятия [с.44] охватывают широкий спектр событий и явлений, не имеющих единого (“сущностного”) свойства, но находящихся в “родственных отношениях” друг с другом. Кластерные свойства могут быть ранжированы в соответствии с их значимостью. “Ключевые свойства” являются обязательными для ссылки, “их нельзя исключить из ссылки без нарушения коммуникации”. Фрохок выделяет два “ключевых” свойства политики – “директивность” и “агрегацию”, которые, он подчеркивает, должны иметь место во всех событиях, обозначаемых словом “политика”; изменение в их значении ведут к изменению в значении понятия в целом. Другие свойства составляют так называемые “гетерогенные расширения”, которые связаны с гомогенным ядром. В целом, структуру кластерного понятия можно описать как совокупность окружностей: “ключевые” свойства находятся в центре, они относительно стабильны. Диспуты по поводу содержания понятия ведутся на его периферии, поэтому они не имеют существенного значения (Frohock,1978: 859–870).

Следуя Фрохоку, Дебнэм рассматривает “власть” как кластерное понятие. Его главная идея состоит в том, что “власть имеет несколько центральных черт, которые должны формировать направление ее исследования” (Debnam, 1984: IX).

Дебнэм выделяет четыре “ключевых” свойства (элемента) власти: актор, действие, намерение и результат (outcome). Любой анализ власти, утверждает он, должен включить информацию об этих элементах. Они “настолько важны, что нам необходимо понять их роль прежде, чем рассматривать какие-либо другие элементы, составляющие многообразие и сложность властных отношений в реальном мире” (Debnam, 1984: 4). Остальные элементы не являются обязательными для всех случаев власти или же их можно “объединить” с другими элементами. Например, Дебнэм пришел к выводу, что “возможность” следует рассматривать не в качестве самостоятельного элемента власти, а включить в “расширенное” понятие действия. Любой конкретный случай власти, пишет Дебнэм, обычно имеет более сложную структуру, чем набор “ключевых” элементов. “Бездонная (swamp-like) природа власти обусловлена тем, [с.45] что все эти остальные элементы невозможно зафиксировать. Но хотя властные отношения могут существенно отличаться друг от друга, ключевые элементы остаются неизменными (Debnam, 1984: ix).

Книга П.Морриса “Власть: философский анализ” (Morriss, 1987) безусловно относится к числу тех, которые внесли существенный вклад в развитие представлений о власти. В начале ее Моррис рассматривает вопрос об источниках и причинах нашего интереса к “власти”. Он различает три основных контекста в исследовании власти: практический контекст касается знания наших способностей добиться чего-то и знания способностей других людей; моральный контекст связан с вопросом об ответственности людей за определенные события; оценочный контекст отражает наш интерес в оценке социального устройства с точки зрения распределения власти и его рациональности. Хотя Моррис утверждает, что исследование власти и роль самого понятия власти различаются в зависимости от избранного контекста, “власть” тем не менее, имеет смысловое ядро: это разновидность способности. “Основная идея состоит в том, что ваши власти – это ваши способности сделать то, что вы выбрали” (Morriss, 1987: 48).

Начав с детального семантического исследования слова “власть”, Моррис делает тщательный всесторонний анализ различных видов способностей. Он, в частности, различает власть в общем смысле – власть как общая способность (power as ability) и власть в частном (конкретном) смысле – власть как конкретная способность (power as ableness) ⁹. Власть как общая способность (ability) характеризует то, что люди могут сделать в различных условиях; власть как конкретная способность (ableness) – в реально существующих условиях. Власть как общая способность измеряется по [с.46] количеству сопротивления объекта, которое субъект может преодолеть. Власть как конкретная способность характеризует спектр возможностей, имеющихся у субъекта в данных обстоятельствах.

Власть как общая способность и власть как конкретная способность не обязательно соответствуют друг другу: можно иметь громадную власть как общую способность и одновременно весьма ограниченную власть как конкретную способность, и наоборот. Исследователя могут интересовать оба вида власти. В одних случаях (например, власть структурных подразделений (штатов), их формальные ресурсы и возможности обеспечить подчинение людей в каких-то отношениях) нас фактически интересует власть в общем смысле, в других (власть различных партий и политических организаций в представительных органах, которая непосредственно основывается на их сравнительных возможностях и степени взаимозависимости) власть как конкретная способность. Появление альтернативных концепций (Т.Парсонс; Х.Арендт, М.Фуко), а также усилившаяся критика позитивистской методологии которой главным образом и основывались исследования 1950–1960 годов, вызвали тенденцию к пересмотру ряда традиционных элементов в концепции власти. Некоторые исследователи отказались рассматривать власть как предполагающую обязательный конфликт, репрессии и действия против интересов объекта. Например Д.Ронг, как уже отмечалось ранее, к формам власти в числе прочих отнес убеждение, побуждение и манипуляцию. Д.Болдуин предложил не ограничивать власть исключительно негативными санкциями, а рассматривать подчинение на основе позитивных санкций как форму власти. Э. Гидденс определяет власть как способность достичь определенного результата независимо от того, связано это с интересами объекта или нет.

Эта критика, однако, в целом не отвергала традиционные воззрения, а скорее была направлена против одностороннего (“негативного”) видения власти. Более радикальные возражения были высказаны [с.47] представителями альтернативной (“несекционной”) традиции в понимании власти.

Т.Парсонс указывает на три основных недостатка господствующего подхода. Во-первых, его характеризует “концептуальная расплывчатость”, следствием которой является “трактовка "влияния", а иногда и "денег", также как и различных аспектов принуждения, в качестве "форм" власти”. Это, по его мнению, делает логически невозможным рассмотрение власти как специфического механизма, осуществляющего изменения в действии других единиц, индивидуальных и коллективных, в процессе социального взаимодействия (Parsons, 1986: 95). Во-вторых, традиционный подход, пишет Парсонс, не решил вопрос о соотношении аспектов принуждения и консенсуса во власти: исследователи либо рассматривали эти аспекты как формы власти, либо подчиняли их один другому, характеризуя власть как опирающуюся, в конечном счете, или на принудительные санкции, или на согласие. Оба варианта решения проблемы Парсонс посчитаны неудовлетворительными. Наконец, в-третьих, традиционный подход органически связан с концепцией “нулевой суммы”, согласно которой “количество власти” в любом социальном отношении является фиксированным и поэтому возрастание власти у одного из субъектов отношения автоматически означает уменьшение власти у другого субъекта. По мнению Парсонса, данная концепция не применима к достаточно сложным системам (Parsons, 1986: 95).

В отличие от многих других концепций власти, концепция Парсонса с самого начала была вписана в его общую схему анализа социальных систем (общества), Тем самым Парсонс ограничил сферу власти пространством политики, не рассматривая власть как межличностный феномен или как тип отношений в семье или организации. В основе парсоновской концепции лежит идея изначального сходства концептуальных структур, предназначенных для анализа экономической и политической сфер общества. Сравнивая их, Парсонс приходит к выводу, что власть в политике играет роль, сопоставимую с ролью денег в экономике. Аналогично [с.48] деньгам, являющимся посредником в экономических операциях, власть выступает средством упорядочения политических процессов. Как обладание деньгами дает возможность приобретать различные блага и услуги, так и обладание властью обеспечивает выполнение широкого набора политических обязанностей и функций.

Это привело Парсонса к существенно отличному от традиционного подхода способу определения власти. Власть у него является не атрибутом акторов или отношений, а свойством (ресурсом) систем. Власть, по Парсонсу, это “генерализованная способность обеспечить выполнение элементами системы своих обязанностей, которая легитимизируется тем, что направлена на достижение коллективных целей и предполагает в случае неповиновения применение негативных санкций” (Parsons, 1986: 103). Власть “производится” социальной системой аналогично богатству, создаваемому экономической организацией. Как и деньги, власть не представляет собой ценность сама по себе ^: ее роль состоит в том, что она обеспечивает достижение коллективных целей через согласие членов общества легитимизировать лидерские позиции и дать мандат на принятие решений и формирование политики от имени общества тем, кто находится на этих позициях.

Парсонс отвергает идею о том, что класть охватывает все формы подчинения объекта, относя к власти только генерализованные, легитимизированные, инсти-туционализированные, символические формы, полностью зависящие от доверия людей к самой системе власти. Концепция Парсонса значительно “уже” большинства других подходов, она исключает из власти принуждение, манипуляцию, персональный авторитет, “голую силу” и рассматривает власть лишь как один из способов воздействия субъекта на объект. “Подчинение с помощью угрозы использования силы, независимо от того, обязан объект подчиняться или нет, не является осуществлением власти, – подчеркивает Парсонс.... К власти, в моем понимании, относится только генерализованная возможность достижения подчинения, а не единичное санкционирующее действие, которое [с.49] субъект способен осуществить, и средства подчинения должны быть "символическими"” (Parsons, 1986: 103). В отличие от традиционного подхода, рассматривающего власть как существующую в конкретных отношениях одних индивидов с другими, у Парсонса власть не ограничивается несколькими специфическими отношениями; она представляет собой генерализованную (обобщенную) способность социальной системы реализовать интересы системы в отношении широкого спектра проблем.

Более чем кто-либо до него, Парсонс подчеркивает “символический” характер власти, делая ясное различие между “властью” и “силой”. Он не просто отвергает определения власти через силу и принуждение, но и делает следующий шаг в этом Направлении, утверждая, что хотя “власть” и “сила” исторически тесно переплетались между собой, с аналитической точки зрения это две принципиально различные “сущности”. Тем самым Парсонс способствовал утверждению идеи о том, что власть не обязательно подразумевает конфликт и угнетение.

Таким образом, концепция Парсонса тесно связывает власть с легитимным авторитетом. Последний является не формой власти, как обычно считается, а скорее ее основой. Парсонс рассматривает людей, прежде всего как социализированных акторов; поэтому власть существует в контексте социальных норм, которые разделяются и субъектами и объектами и как бы приводятся в действие в процессе осуществления власти. Санкции, которые использует субъект, также нормативно обусловлены ¹⁰. Тем самым власть фактически становится [с.50] производной авторитета, понимаемого как институционализированное право лидеров ожидать поддержки членов коллектива. В отличие от критикуемой Парсонсом концепции “нулевой суммы”, в данном случае “количество” власти может быть увеличено аналогично кредитованию экономики. Индивиды “инвестируют” свое доверие в тех, кто ими правит, выигрывая от процесса осуществления власти, поскольку власть обеспечивает реализацию коллективных целей.